Смагина Г.И. Книга и цензура в России в XVIII в.

[6]

Цензура появилась вместе с появлением книгопечатания для осуществления контроля государства над книжным делом. Петровский указ 5 октября 1720 г. о запрещении печатать церковные книги без цензуры Духовной коллегии, можно условно считать первым законом о печати[1]. В последующие десятилетия был принят длинный ряд различных предписаний цензурного свойства, направленных к ограничению светской и духовной литературы.

Особый надзор осуществлялся за появлением в печати сведений об императорских особах. В 1723 г. было предписано наблюдать, чтобы портреты императора и императрицы писались только искусными мастерами, «безобразные же отбирать и посылать в Синод»[2]. Елизавета Петровна, вступив на престол, подвергла просмотру все книга, напечатанные во времена правления Анны Иоановны[3]. В 1748 г. вышел указ о том, чтобы «книги российские иностранные, в которых упоминаются в бывшие два правления известные персоны» предоставлять на просмотр в Академию наук[4], а в 1750 г. было опубликовано запрещение ввозить из-за границы подобные книги[5]. После непонравившегося Елизавете сообщения о ее времяпровождении, было запрещено печатать в газетах «артикулы, касающиеся до исторических фамилий без высочайшей апробации»[6].

Институт цензуры создавался в России постепенно в условиях господства церкви в духовной жизни общества. В начале XVIII в. контроль церкви над светским книгоиздательством был утрачен, и ее попытки выступить против какого-нибудь издания были проявлением того скрытого протеста, который она попыталась оказывать реформам Петра I. Однако в 30-50 гг. XVIII столетия духовная цензура активизировалась. Известны факты, когда подготовленное к печати произведение так и не увидело свет или вышло из печати в урезанном и искаженном виде: десять лет пролежала переведенная А. Кантемиром книга французского мыслителя Б. Фонтенеля «Разговоры о множестве миров» из-за того, что эту «богомерзкую книгу» отказался печатать директор Санкт-Петербургской типографии М. П. Абрамов; «Опыт о человеке» английского писателя А. Попа вышел не в первоначальном переводе Н. Н. Поповского, а с исправлениями Синода (эти исправления издатели хитроумно выделили другим шрифтом) и т. д. В 1734 г. Академия наук планировала издание древнерусских летописей, но Синод не дал разрешения на это, сославшись на «многие лжи в рукописях»[7].

[7]

В XVIII в. происходит осознание преобразующей роли книги в культуре России. С книгой в руках русские люди знакомились с основами наук, изучали военное дело и морское ремесло, создавали корабли и строили города, путешествовали и открывали для себя другие страны, языки и народы, наслаждались искусством и литературой.

В результате просветительской деятельности, прежде всего Академии наук и Московского университета, заметно возрос интерес к печатной продукции и существовавшие в то время казенные типографии были не в состоянии удовлетворить потребности общества.

В 1771 г. в Петербурге Екатериной II была разрешена первая «вольная» типография, с правом печатать книги «на всех иностранных языках, кроме российского»[8]. Первым право на издание книг на иностранных языках в собственной типографии получил И. М. Гартунг. В 1776 г. подобные привилегии получили книгопродавцы И. И. Вейтбрехт и И. К. Шнор, печатавшие уже и русские книги[9]. И. К. Шнор создал самую крупную в Петербурге типографию, печатавшую помимо художественной и научную литературу по многим отраслям знаний.

Указ 1783 г. предоставлял право заводить частные типографии во всех городах России[10]. В «вольных» типографиях запрещалось печатать лишь религиозные книги, а наблюдение за светскими изданиями вменялось в обязанность Академии наук и Управе Благочиния, которые должны были обязательно предварительно просматривать все печатающиеся издания «чтоб ничего в них противного Законам Божьим и гражданским или же с явным соблазнам клонящегося издаваемо не было»[11].

В Москве и Петербурге после указа возник целый ряд «вольных» типографий — М. К. Овчинникова, П. И. Богдановича, И. Я. Сытина, В. А. Плавильщикова и др. Всего в 80-90-ые годы в обеих столицах существовало 15-17 частных типографий[12]. Период «вольного» книгопечатания длился 13 лет, с 1783 по 1796 г.

Реакцию, омрачившую последние десять лет царствования Екатерины II, обычно объясняют страхом, который внушила всей Европе Французская революция. Но гонения Н. И. Новикова начались за четыре года до революции. В 1790 г. был сослан в Сибирь А. Н. Радищев за книгу «Путешествие из Петербурга в Москву»[13]. С 1793 г. по 1796 г. в тюрьме находились 11 книготорговцев за найденные у них «недозволенные книги».

16 сентября 1796 г., еще при жизни Екатерины II, был отменен указ о «вольных» типографиях, «в прекращение разных неудобств, которые встречаются от свободного и неограниченного печатания книг»[14]. Кроме того, в Петербурге, Москве, Риге, Одессе и при таможне Радзивиловской, учреждалась новая цензура «как для одобрения к печатанию книг внутри империи, так и для осмотра привозимых из-за границы».

[8]

Страх перед европейским вольнодумством достиг апогея в годы царствования Павла. В 1798 г. организованы цензуры во всех портах для просмотра всех привозимых книг[15], а в 1800 г. был совершенно запрещен ввоз иностранной литературы, «т. к. через вывозимые из-за границы разные книги наносится разврат веры, гражданского закона и благонравия»[16]. Внутри страны все цензуры подчинились петербургской, и только ей предоставлялось право «одобрять» издания книг[17]. Таким образом, в XVIII в. было положено начало цензуре, как совершенно самостоятельному ведомству, на которое возложена обязанность разрешать или запрещать как книги, выходившие в России, так и книги, ввозимые из-за границы.