1976. Советская историческая энциклопедия / гл. ред. Е. М. Жуков. М. (125.55 Kb) 

Широко используются в этнографии и другие источники: музейные коллекции (собранные раньше), записи прежних наблюдателей (архивные или опубликованные), разнообразные письменные свидетельства (данные древних и средневековых авторов, описания путешествий, юридические документы, фольклорные записи и др.). Сопоставляя материал прежних свидетельств с современными фактами, этнограф воссоздает картину исторического развития быта и культуры данного народа или группы народов. Такое изучение составляет предмет исторической этнографии, древнейший раздел которой именуется палеоэтнографией.

В силу того что этническая специфика проявляется в самых различных сферах повседневной жизни народов, этнографии присущи комплексный подход к предмету исследования и использование данных, полученных смежными дисциплинами, как гуманитарными, так и естественными, со многими из которых она тесно связана. С общей гражданской историей этнография имеет точки соприкосновения в изучении древнейшей (первобытнообщинной) эпохи и в вопросах этнической истории. Исследуя вопросы этногенеза, этнограф постоянно обращается к материалам археологии; археология же для своих реконструкций, в т. ч, для определения этнической принадлежности археологических памятников, широко использует данные этнографии. С историей культуры, искусствоведением, фольклористикой этнография соприкасается в изучении народного художественного творчества, с экономическими науками – хозяйственной деятельности. С конкретной социологией этнографию связывает изучение взаимодействия социально-классовых и этнокультурных явлений. С социальной психологией этнография имеет общий раздел – этническую психологию (психология этнических общностей). С лингвистикой этнографию связывают изучение языкового родства народов, взаимных языковых влияний и заимствований, диалектология, и ономастические исследования (этнонимика). С географией этнография контактирует в изучении взаимодействия этноса и природной среды, типов расселения, а также по вопросам этнического картографирования. В исследовании численности народов мира, миграционных процессов этнография смыкается с демографией. С антропологией этнография наиболее тесно сопряжена в исследовании этногенеза (этническая антропология), а также истории первобытного общества.

Сотрудничая с этими смежными науками, этнография ставит и решает весьма различные проблемы как чисто познавательные, так и практические; одни из них касаются прошлого, другие – современности. В числе этих проблем, по преимуществу этнографических, выделяются важнейшие: 1) изучение этнического состава населения отдельных стран и всего мира, особенно – территорий со смешанным населением; 2) этногенез (происхождение народов) и этническая история отдельных народов и их групп; 3) реконструкция древнейших форм обществ, жизни и культуры (первобытнообщинного строя) по пережиткам этих форм, сохранившимся у современных отставших в своем развитии народов; 4) изучение современного состояния тех же пережитков, оценка их положительной или отрицательной роли в жизни людей, борьба с вредными пережитками прошлого; 5) изучение положительных народных (этнических) традиций в области обычаев, культурных ценностей, народного искусства, меры поощрения и возрождения этих традиций; 6) изучение этнических аспектов современной перестройки быта и культуры в особенности в социалистических странах; 7) изучение современных этнических процессов, преимущественно в социалистических и в бывших колониальных странах, формирования новых наций, их взаимоотношения.

В некоторых зарубежных странах для обозначения науки, занимающейся изучением этнография, проблематики, употребляется термин «этнология». При этом иногда последняя рассматривается как теоретическая дисциплина и противопоставляется этнографии, которой отводится роль чисто описательной науки. Однако в СССР термин «этнология» не получил распространения, и этнография объединяет как описательную, так и теоретические стороны исследования пародов мира. В русской дореволюционной литературе в качестве синонима этнографии иногда употреблялся термин «народоведение». В странах, где распространен немецкий язык, этнографии соответствует совокупность таких двух дисциплин, как «Volkskunde» (изучение собственно народа) и «Völkerkunde» (изучение зарубежных, главным образом внеевропейских, народов). В англоязычных странах этнография во многом совпадает с культурной и социальной антропологией, которые вместе с физической антропологией рассматриваются как наука о человеке в целом.

Историческое развитие этнографии в зарубежных странах. Хотя этнография как самостоятельная наука сложилась только в середине 19 в., но накопление этнографических знаний происходило с глубокой древности. Еще в древневосточных государствах – Египте, Вавилонии, Ассирии, Иране, Индии, Китае и др. – обнаруживался интерес к соседним и более отдаленным народам. В царских надписях встречается много названий покоренных стран и народов, в дипломатических документах имеются сведения о народах Переднего Востока, в барельефах и живописи – изображения представителей этих народов. Множество народов и племен упоминается в Библии.

Литературные памятники античной эпохи отражают постепенный рост, расширение и обогащение знаний о народах тогдашнего мира. В эпоху создания гомеровских поэм «Илиада» и «Одиссея» (9–8 вв. до н. э.) кругозор греков был очень узок, он замыкался бассейном Эгейского моря и прилегающими землями. Но греческая колонизация 7–6 вв. резко расширила этот кругозор; в 5 в. до н. э. греки хорошо знали не только страны Средиземноморья и их народы, но и народы восточных стран: Ирана, Месопотамии, Кавказа, Скифии и др. В «Истории» Геродота дается обстоятельное описание народов этих стран, их обычаев, преданий. Историк Фукидид, говоря о причинах Пелопоннесской войны, рассматривал вопрос о прежнем населении Эллады. Ксенофонт в описании похода 10 тыс. греческих наемников («Анабасис») рассказывает о народах тех стран, через которые шли греки (Месопотамия, Закавказье, Фригия и др.). В эпоху эллинизма и римских завоеваний географический горизонт еще более расширился. «География» Страбона (кон. 1 в. до н. э. – нач. 1 в. н. э.) содержит в себе упоминания о более чем 800 народах, населяющих земли от Британских островов до Индии, от Северной Африки до Балтийского моря, и о многих из них автор дает вполне реалистичные и достоверные сведения. Страбон ставил и вопросы о происхождении отдельных народов, об исторических связях между ними. Во «Всеобщей истории» Полибия (2 в. до н. э.) сделана попытка объяснить, как и почему историческое развитие отдельных стран и народов, вначале обособленных, впоследствии, со времени образования Римской державы, слилось в одну всемирную историю. На основе богатого накопленного этнографического материала создавались и общие научные построения: о зависимости быта и психического склада народов от географической среды (Гиппократ) и о развитии человечества от дикого состояния к культурному (Демокрит).

Римские писатели усвоили достижения греческой культуры и еще более раздвинули этнографический горизонт. В «Записках о галльской войне» Юлия Цезаря содержатся цепные сведения о быте галлов, германцев, народов Британских островов. В «Естественной истории» Плиния Старшего – множество точных сведений о расселении народов всего известного тогда мира. Разностороннее описание быта германских племен дано в сочинении Тацита «Германия» (кон. 1 в.). В «Географии» Клавдия Птолемея (2 в.) содержится краткий перечень всех известных тогда племен и народов с точным указанием мест их расселения.

Древняя литература Восточной и Южной Азии тоже заключает в себе немало этнографических данных. В «Исторических записках» китайского историка Сыма Цяня (1 в. до н. э.), в хрониках императорских династий (Ханьской, Вэйской, Суйской, Танской) много важных сведении о народах, живших в пограничных с Китаем районах; китайцы обычно делили их по географическому признаку на 4 группы: «северные варвары», «восточные варвары», «южные варвары» и «западные варвары». Эпические поэмы Индии «Махабхарата» и «Рамаяна» содержат и реалистические и баснословно-легендарные сведения о народах Индостана и Цейлона.

В раннесредневековую эпоху, после крушения Римской империи, общий упадок экономической и культурной жизни в Европе привел к падению этнографических интересов. Прежние знания о народах были утрачены. Только в Византийской империи продолжались традиции античной образованности и в связи с этим (а также по практическим потребностям как торговли, так и обороны от внешних врагов) сохранился интерес к соседним и другим народам. У Прокопия Кесарийского (6 в.) имеется много ценных сведений о славянских племенах и более отдаленных народах Центральной и Восточной Европы. В сочинениях императора Константина Багрянородного (10 в.) немало интересных данных о Руси, о славянах и варягах.

В 9–14 вв. наука и литература получили большое развитие в странах Арабского халифата. Арабские, персидские и среднеазиатские ученые, писатели, путешественники, географы (Бируни, Ибн Руста, Ибн Фадлан, Масуди, Ибн Баттута и др.) в описаниях известных им стран от Испании и Северной Африки до Поволжья, Средней Азии и Индии дали много конкретных сведений о народах этих стран.

В Западной Европе географический и этнографический кругозор начал понемногу расширяться лишь с 13 в., со времени вторжения монголов в Восточную Европу. После смелых путешествий на Восток монахов Дж. да Плано Карпини и Виллема Рубрука (сер. 13 в.) в Европе появились сведения о населении Центральной Азии, о монголо-татарах и покоренных ими народах. Венецианский купец Марко Поло, вернувшись из длительного пребывания в Китае (1271–1295), подробно описал страны, которые он посетил, обычаи их народов. «Книга» Марко Поло надолго оставалась главным источником сведений о народах Восточной и Южной Азии.

Резкое увеличение этнографических знаний произошло в эпоху Великих географических открытий (с сер. 15 в.), вызванных экономия, потребностями европейских государств. Открытие португальскими моряками западного и юго-западного побережья Африки, а потом и морского пути вокруг Африки в Индию (Васко да Гама, 1498), открытие испанцами Центральной, а потом и Южной Америки (Христофор Колумб, 1492), завоевание этих стран – все это способствовало быстрому росту знаний о земле и людях. В новооткрытых странах, особенно в Америке, обитали народы неизвестного происхождения и совершенно иной культуры; их вид и странные обычаи ломали привычные средневековые представления, основанные на библейском предании о происхождении всех народов от сыновей Ноя. Для этнографии очень важны первые описания новооткрытых американских земель испанцами (Колумб, П. Мартир, Б. Овьедо, Б. де Лас Касас, Д. де Ланда и др.), поскольку значительная часть коренного индейского населения этих земель была вскоре или истреблена завоевателями (острова Вест-Индии), или культура их была разрушена, а сами они насильственно обращены в христианство (ацтеки, майя, чибча, муиски, инки и др.).

В 17–18 вв. колон, захваты продолжались; но Испания и Португалия были оттеснены державами, экономически более развитыми: Голландией, Англией, Францией. К концу 18 в. англичанам и французам было известно большинство индейских групп Северной Америки, многие из них были покорены, иные истреблены. Важные этнографические сведения о них содержатся в сочинениях миссионеров-иезуитов, гл. обр. французов (П. Ф. Шарльвуа, Л. Ла Онтан, Ф. Лафито и др.). Во 2-й пол. 18 в. были совершены плавания французских и английских моряков в Тихом океане, открыт ряд архипелагов Полинезии, часть Меланезии, дано их первое описание (французы Л. Бугенвиль, Ж. Ф. Лаперуз и др., англичане Дж. Кук и др.). К кон. 18 в. в связи с возникновением английской колонии в Австралии произошло первое, еще очень поверхностное знакомство европейцев с австралийскими аборигенами.

Накопление этнографического материала позволило сделать в 18 в. некоторые попытки его научного осмысления и обобщения: первые пробы сравнительного метода (Лафито и английские ученые Дж. Толанд, Г. Форстер и др.); идеализация первобытности и идея счастливого детства человечества (Ж. Ж. Руссо, Д. Дидро); мысль о зависимости нравов и обычаев народов от географической среды (Ш. Монтескье); идея культурного прогресса и взгляд на внеевропейские отсталые народы как на представителей ранней его стадии (Вольтер, А. Фергюсон, Ж. Кондорсе). В концепции немецкого философа и литературоведа И. Г. Гердера сочетались идея всемирно-исторического прогресса и тезис о самостоятельной ценности культурного творчества и самобытности каждого отдельного народа.

Начало 19 в. ознаменовалось для этнографии быстрым ростом общественного интереса к познанию старины и самобытного творчества европейских народов. Этот интерес был порожден в значительной мере общим подъемом национальных движений, особенно во время освободительных войн против Наполеона; он проявился больше всего в немецких землях: первые публикации немецких народных сказок и песен (Л. И. Арним, братья Я. и В. Гримм), изучение народных верований и немецкой мифологии (Гримм, В. Манхардт), появление термина Volkskunde – «народоведение». Немецкие ученые (Я. Гримм, В. Шварц, А. Кун и др.) заложили основы т. н. мифологической школы, которая выводила народных верования, поэзию, обычаи, обряды и пр. из предполагаемой древней астральной (космической) мифологии (мифологические образы божеств солнца, луны, грозы, ночного неба и др.). Это направление в 1830–1870-х гг. стало господствующим в большинстве стран. Из славянских стран интерес к изучению своего народа особенно проявился у чехов (кружок патриотов – учеников И. Дворовского) и у сербов (Вук Караджич); в меньшей степени он затронул Францию и скандинавские страны (публикация народных песен), Финляндию («Калевала», составленная поэтом Э. Лёнротом на основе народных песен – рун).

К середине 19 в. на основе все более возраставшего накопления фактических сведений о внеевропейских народах и в связи с практическими потребностями колон, управления возникла необходимость в обосновании самостоятельной науки – этнографии. Появились первые этнологические (этнографические) общества: в Париже (1839), Нью-Йорке (1842), Лондоне (1843). Впервые появился термин «этнология» (Ж. Ж. Ампер, 1830-е гг.). Делаются первые попытки широких теоретических обобщений, где этнография рассматривается как общее учение о человеке и его культуре. В связи с огромными успехами естественных наук методы этих наук – и прежде всего общая идея эволюции – были усвоены основоположниками этнографии. Так сложилась т. н. эволюционная школа – классическое направление буржуазной этнографии. Представители этой школы – Дж. Леббок, Дж. Мак-Леннан, Г. Спенсер, особенно Э. Тайлор в Великобритании; А. Бастиан, Т. Вайц, Г. Герланд, О. Пешель, Ю. Липперт в Германии; III. Летурно во Франции; Л. Г. Морган в США – держались сходных взглядов на задачи науки о человеке. Их основные идеи: единство человечества, общие и одинаковые законы развития всех народов, прогрессивность этого развития (от простых форм к сложным, от низших к высшим). Различия же между народами в их быту и культуре этнографы-эволюционисты рассматривали как чисто количественные, как разные ступени развития одного и того же явления. Остатки более ранних ступеней, сохранившиеся среди более поздних форм, Тайлор называл «пережитками» и придавал им большое познавательное значение, поскольку они помогают понять направление развития данного явления (напр., пережитки ранних форм брака в современную эпоху).

Этнографы-эволюционисты интересовались больше всего вопросами истории брачно-семейных отношений и историей религии. Исследователи истории брака и семьи (И. Бахофен, Леббок, Мак-Леннан, Липперт и др.) придерживались взгляда о постепенном развитии от группового («коммунального») брака к индивидуальному (парному), от материнского счета родства к отцовскому. Больше всего сделал в этой области Морган («Древнее общество», 1877), доказавший господство материнско-родовых отношений в первобытном обществе, проследивший развитие брака и семьи от первобытного промискуитета к современной моногамии (впрочем не все выводы Моргана получили подтверждение; см. Кровнородственная семья, Пуналуалъная семья). Исследователи истории религии (Спенсер, Леббок, Липперт, а особенно Тайлор) пытались найти первичные формы религиозных верований в вере в душу человека, отделимую от тела (анимистическая теория Тайлора). Материал для своих исследований и выводов эти авторы черпали гл. обр. из данных этнографии.

Идеи этнографов-эволюционистов были в те годы передовыми и прогрессивными. Они отвечали общему духу 19 в., когда буржуазный строй достиг своего расцвета и вера в прогресс человечества одушевляла философов и ученых. Велась идейная борьба против остатков средневекового и богословского мировоззрения и в этой борьбе молодая наука этнография играла немалую роль.

Но само понятие эволюции, как и понятие прогресса, было у классиков буржуазной этнографии ограниченным и неполным. Эволюция понималась как постепенное, прямолинейное и притом спонтанное, без скачков и уклонений, развитие каждого отдельного явления культуры от простых форм к более сложным: брак и семья развиваются сами по себе, искусство, хозяйство и пр. – тоже; движущей силой этих процессов они считали совершенствование психики. Один только Морган, стоявший теоретически выше других эволюционистов, пытался установить общие стадии развития человечества (низшая, средняя и высшая ступени дикости, низшая, средняя и высшая ступени варварства, цивилизация), наметив для каждой стадии рубежи в виде технических изобретений, т. е. положив в основу периодизации развитие производства средств существования. Это была материалистическая точка зрения, хотя Морган был не во всем последовательным материалистом. Другие этнографы-эволюционисты держались в этом отношении разных взглядов, вплоть до крайнего идеализма (А. Бастиан с его «психологическим» объяснением истории).

Эволюционистское направление представляло в целом первую стройную, хотя и одностороннюю и ограниченную концепцию в области этнографии. Положительные стороны этой концепции привлекли тогда же внимание основоположников марксизма. Годы деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса совпали как раз с периодом становления этнографии как науки. Маркс и Энгельс были хорошо осведомлены об успехах этнографии и критически рассматривали работы этнографов. Выше всего оценили они исследования Моргана, главный труд которого «Древнее общество» Маркс подробно конспектировал, а Энгельс использовал в своей книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884). В этом труде развиты основные методологические положения марксистской концепции первобытности и возникновения классового общества, имеющие огромное значение для этнографии. Важные методологические указания, связанные с проблемами этнографии, содержатся и в таких произведениях Маркса и Энгельса, как «Немецкая идеология», «Введение к „К критике политической экономии”», «Капитал», «Марка», «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», «Людвиг Фейербах…» и др., а также в их переписке.

Труды основоположников марксизма послужили идейной основой для создания принципиально нового, историко-материалистического направления этнографической науки. Но в те годы марксизм еще не стал господствующей методологической основой этнографической науки, которая продолжала оставаться преимущественно на позициях эволюционизма. Однако общие методология, положения исторического и диалектического материализма уже тогда оказали значительное влияние на развитие этнографии.

К концу 19 в. этнография вступает в новый этап. Непосредственные этнографические наблюдения, которые раньше делались непрофессионалами (путешественниками, торговцами, миссионерами и др.), теперь проводятся специально подготовленными учеными. Снаряжаются большие чисто этнографические экспедиции – на острова Торресова пролива (1898), в северную часть Тихого океана (1899–1902) и др. Этнографический материал собирается по предварительно разработанным программам.

Эпоха империализма знаменуется в этнографии, с одной стороны, новыми успехами, углублением полевых исследований, накоплением новых материалов, расширением музейного дела и пр., с др. стороны – возникновением в этнографии ряда реакционных тенденций, отражающих стремление буржуазной науки увековечить капиталистический строй, объявить частную собственность, классы, моногамную семью неизменными институтами человеческого общества; отвергаются идеи единства и прогрессивности исторического процесса. В конце 19 – начале 20 вв. начался пересмотр классических концепций этнографии. Эволюционистское направление теряет свое монопольное положение в этнографии Прогрессивные ученые старались преодолеть ограниченность и прямолинейность эволюционистского метода; реакционные буржуазные ученые, а также клерикальные круги, опасаясь радикальных выводов из эволюционистских теорий, особенно после усвоения и переработки их марксистами, стремились опорочить эти теории.

Появились книги, авторы которых (К. Старке, Э. Beстермарк, Г. Кунов, Э. Гроссе) старались опровергнуть концепции группового брака, универсальности материнского рода и пр. и доказать изначальность индивидуальной патриархальной семьи. Анимистическая теория происхождения религии тоже подверглась критике: клерикальные круги (особенно католическая школа патера В. Шмидта) стремились в противовес этой теории защитить идею прамонотеизма, согласную с библейской догмой; однако и прогрессивные ученые, неудовлетворенные упрощенной схематичностью анимистической теории, разработали в противовес ей более глубокую концепцию: «преанимистическую» точку зрения, согласно которой еще до возникновения анимистических представлений были другие, более примитивные верования, в частности вера в колдовство, в безличную сверхъестественную силу (англ. ученые Дж. Фрейзер и Р. Маретт, немецкие – К. Прёйс, Р. Каруц и др.).

Одним из влиятельных новых методологических течений в этнографии стал с конце 19 в. диффузионизм, прямо направленный против классического эволюционизма. Идею развития культуры диффузионисты подменили идеей ее «диффузии», т. е. географического распространения и перемещения. Предтечей диффузионистов был немецкий ученый Ф. Ратцель с его «антропогеографическим» методом изучения взаимных культурных связей между народами. Крайним диффузионистом был и другой немецкий ученый Ф. Гребнер, сводивший всю историю человеческой культуры к чисто пространственному перемещению т. н. культурных кругов («культур»), представлявших собой в действительности чисто произвольный и механический набор разрозненных элементов. К гребнерианству примыкала и венская культурно-историческая школа (В. Шмидт), пользовавшаяся этим методом для обоснования теории прамонотеизма. Особый вид приняла диффузионистская точка зрения у немецкого африканиста Л. Фробениуса, который начал с очень полезного анализа составных элементов культур народов Африки, но позже дошел до биолого-мистического понимания «культур» как самостоятельных, независимых от человека, живых организмов. Разновидностью диффузионизма были взгляды английского исследователя У. Риверса (изучавшего происхождение культур народов Океании) и «панегипетская теория» английских ученых А. Г. Эллиота-Смита и У. Перри, которые выводили все высокие культуры земного шара из Древнего Египта. Эти крайности диффузионизма, хотя и отправлявшегося вначале от разумной задачи изучения культурных связей между отдельными странами, приводили к фантастическим выводам, и уже к 1920-м гг. диффузионизм в значит, мере утратил влияние в европейской этнографии.

Умеренные формы приобрело диффузионистское направление в США, где оно возглавлялось крупным ученым Ф. Боасом. Боас и его ученики, однако, не считали «диффузию» главным явлением и главным фактором истории. Они требовали конкретного изучения «культурных ареалов», тщательной фиксации фактов, длительной стационарной полевой работы при непременном знании местных языков. Школа Боаса (А. Гольденвейзер, Р. Лоуи, П. Радин, Дж. Суонтон, Э. Сепир, К. Уислер, А. Крёбер и др.), называвшая себя «исторической», сделала очень много для конкретно-этнографического изучения коренного населения Северной Америки; ученикам Боаса удалось выявить здесь ряд своеобразных культурных провинций, понять культурные связи между ними. Для взглядов Боаса и его учеников было характерно стремление к накоплению фактов, а вместе с тем крайнее недоверие к возможности открыть общие закономерности в истории человеческого общества и его культуры.

В начале 20 в. некоторое влияние на этнографию оказал психоаналитический метод австрийского врача 3. Фрейда, разработанный им в психиатрии, но примененный к изучению истории культуры. Он придавал преувеличенное значение сексуальным влечениям («либидо») в деятельности людей, усматривая в них ключ к объяснению социальных явлений, игнорируя при этом исторические условия; такое истолкование народных обычаев и верований с точки зрения эротической символики не подтверждается, однако, фактами. Впоследствии фрейдизм, почти утративший свое влияние в европейской науке, возродился в виде неофрейдизма в США.

Значительным было влияние на этнографию французской социологической школы Э. Дюркгейма. Последний выступил в 1890-х гг. с обоснованием «социологического метода», провозглашенного еще позитивистом О. Контом. Этот метод был основан на понимании социальных явлений как особого рода духовной реальности, законы которой отличны от законов индивидуальной психики; позже этот метод был перенесен и на область этнографии. Дюркгейм применил его к изучению ранних форм религиозных верований и на примере австралийских тотемических верований стремился показать, что они суть форма самосознания первобытной родовой общины (клана). Самый видный последователь Дюркгейма французский ученый М. Мосс исследовал тем же методом первобытные формы обмена («дарение»). Близкий к школе Дюркгейма французский философ и психолог Л. Леви-Брюлъ создал целое учение о первобытном («дологическом») мышлении, где преобладают «коллективные представления», не подчиняющиеся законам логики («Мыслительные функции в низших обществах», 1910, и др.). Несмотря на идеалистические ошибки Дюркгейма и его школы (понимание общества лишь как системы моральных, психических связей), эта школа представляла собой известный шаг в развитии этнографии. Она решительно порвала с господствовавшими прежде объяснениями социальных явлений из индивидуальной психики человека, с чисто субъективными приемами объяснения фактов. Влияние школы Дюркгейма сказалось на позднейших направлениях в буржуазной этнографии.

В прямой зависимости от нее зародилась в Великобритании т. н. функциональная школа, сложившаяся после 1-й мировой войны. Глава этой школы Б. Малиновский выдвинул несколько новых принципиальных положений, направленных как против эволюционистского, так и против диффузионистского течения: каждая «культура» (т. е. отдельное общество или народ) представляет собой неделимое целое, все части которого органически связаны между собой, ибо каждая часть выполняет некую необходимую «функцию», удовлетворяющую определенной «потребности» (под потребностями Малиновский подразумевал как элементарные биологические, так и более сложные, производные). Задачей этнографии («культурной антропологии») Малиновский считал изучение исключительно современного состояния каждой «культуры» (т. е. каждого народа), решительно отвергая историческое изучение, ибо для последнего у нас нет, по его мнению, источников, да если бы и были, они нисколько не помогут нам понять современность; поэтому Малиновский считал вредным тайлоровское понятие «пережиток», которое якобы уводит исследователя от понимания действительных функций изучаемых явлений. Он считал, что, изучая уровень современного развития колониальных народов, этнография должна вместе с тем изыскивать способы наилучшего управления ими; таким образом этнография прямо ставилась на службу колонизаторам. Другой основатель функционализма – английский ученый А. Радклифф-Браун. В отличие от Малиновского, он не отвергал исторического анализа, но придавал ему второстепенное значение. Он отделял друг от друга два направления исследования: «этнологию» (изучение конкретной истории отдельных народов, их происхождения и пр.) и «социальную антропологию» (изучение общих закономерностей развития человечества); второе направление он считал гораздо более важным. На первое место Радклифф-Браун ставил понятия «структуры» и «системы» общества, рассматривая их статически, а не исторически.

Функциональное направление быстро распространилось в науке, главным образом в странах Британской империи. Для этого были и свои общественно-политические причины: потребность британской колониальной администрации в более гибких приемах обращения с коренным населением (т. н. непрямое, или косвенное, управление, через местную аристократию, вождей); для этого надо было лучше понимать структуру туземного общества и функционирование его отдельных институтов. Функциональная концепция лучше всего отвечала этой потребности. Колониальных чиновников стали назначать на должности лишь после сдачи экзамена по функциональной этнографии. Связь функционализма с неоколониализмом скомпрометировала это направление в глазах многих прогрессивных ученых. Антиисторизм Малиновского тоже нашел очень мало сторонников. Но идеи функционализма об органическом единстве каждой «культуры», взаимосвязи всех ее частей были известным вкладом в этнографическую науку.

2-я мировая война 1939–1945 гг. вызвала изменения в развитии буржуазной этнографии. В Германии и в странах, оккупированных нацистами, поднял голову расизм, фальсифицировавший в антинаучных политических целях исторические и этнографические данные. Чрезвычайно усилилась деятельность этнографов США, где она приобрела главным образом прикладное направление. На первое место выдвинулась задача обслуживания военного ведомства, многие этнографы работали на средства этого ведомства или состояли на службе американской военной администрации, особенно в Юго-Восточной Азии и в Океании, где шли военные действия против Японии. Еще в 30-е гг. «историческое» направление школы Боаса начало уступать место «психологическому» (или «этнопсихологическому») направлению, сложившемуся под влиянием идей Фрейда. Возглавил это направление американский психиатр А. Кардинер, а видными деятелями его стали Р. Бенедикт, Р. Линтон. Сторонники этой новой школы подчеркивали качественные различия и своеобразия каждой отдельной «культуры» («модель культуры»), объясняя эти своеобразия различиями в типе «основной личности», т. е. среднего психического типа людей – носителей данной культуры. А особенности «основной личности» складываются, по мнению сторонников данной школы, в первые годы жизни ребенка под влиянием господствующих обычаев ухода за детьми и воспитания их (способы кормления, пеленания, ношения ребенка и пр.). Этим методом «этнопсихологи» старались определить черты национального характера разных народов и при этом допускали нередко несправедливую, даже оскорбительную их оценку. Наиболее положительные психические черты приписывали они американскому народу, и это служило как бы теоретическим обоснованием претензий американского империализма на мировую гегемонию. Вместе с тем их построения призваны были доказать, что колониализм якобы является способом приобщения отсталых народов к более высокой «культурной модели».

Методы работы и тенденциозные выводы этнопсихологов вызвали суровую критику со стороны прогрессивных ученых США и др. стран. На съезде этнографов в Нью-Йорке в 1952 г. это направление потерпело поражение и с тех пор быстро пошло на убыль.

В 50-х гг. в США наметились новые течения в этнографии, которые и теперь там господствуют: 1) культурный релятивизм (теория «ценностей»; М. Херсковиц и др.), провозгласивший несравнимость культурных типов отдельных народов, невозможность измерять их единым масштабом: каждый народ вырабатывает свою систему ценностей, и нельзя утверждать, какая из них лучше или выше. Эта идея, исходящая из законного уважения к культуре каждого народа, вместе с тем не признает единства человеческой культуры и в конечном счете оправдывает культурную отсталость; 2) неоэволюционизм (теория многолинейной эволюции; Дж. Стьюард): попытка преодолеть упрощенную прямолинейность классического эволюционизма, возродив его наиболее научно обоснованную сторону – теорию прогресса; на деле, однако, неоэволюцнонистская концепция ведет к отказу от поисков общих закономерностей в истории культуры; 3) попытки восстановить классический эволюционизм (Л. А. Уайт), реабилитация Моргана, отвергнутого предыдущим поколением американских этнографов.

В большинстве западноевропейских стран в послевоенные годы этнография по-прежнему резко разделена на два направления: изучение своего народа (и соседних народов) и изучение внеевропейских народов. Первое наиболее развито в скандинавских странах, в Финляндии, Нидерландах, ФРГ, Австрии, Швейцарии, меньше – во Франции, Италии, еще меньше – в Великобритании; второе направление развито в Великобритании, Франции, ФРГ.

В родиноведческой европейской этнографии преобладает интерес к материальной культуре крестьянства, отчасти к народным верованиям и обрядам; местами эти вопросы изучены до мельчайших деталей. Издаются очень ценные национальные этнографические атласы. Все более распространяется идея о важности изучения повседневного быта народа, притом в историческом разрезе (шведский ученый С. Эриксон). Все сильнее ощущается необходимость координации программ исследования между учеными разных стран, согласования приемов картографирования; начата работа по составлению единого общеевропейского этнографического атласа. Создаются международные объединения европейских этнографов.

В изучении внеевропейских народов господствующим течением стал в последнее время структурализм. Он не представляет, однако, единой теории. Одни структуралисты продолжают традиции Радклифф-Брауна с его идеей единства и неразрывности общественной системы (английские ученые Э. Эванс-Притчард и др.). Другие же переносят в этнографию методы структурной лингвистики и считают возможным рассматривать отдельные стороны общественной жизни (например, мифологию или кухню) как самостоятельные системы (французский ученый К. Леви-Строс).

В особую область знания выделяется славянская этнография (этнографическая славистика). Здесь надо отметить, помимо множества этнографических описаний локального и национального масштаба, широкие сравнительно-историко-этнографические исследования: многотомный труд «Славянские древности» (1902–1934) чешского археолога и этнографа Л. Нидерле; сравнительно-этнографический обзор культуры славянских народов «Народная культура славян» (1929–1939) и др. работы польского этнографа К. Мошиньского; капитальный труд сербского географа и этнографа Й. Цвийича «Балканский полуостров» (1918).

Вторая половина 20 в. отмечена значительным ростом числа и квалификации этнографических кадров во многих странах Азии, особенно в Японии и Индии, а также Турции, Иране, Вьетнаме, Таиланде и др. Главный предмет исследования здесь – происхождение, этническая история и культура основного народа своей страны, в чем нередко довольно много сходства с родиноведческим уклоном в европейской этнографии. Наряду с этим ведутся исследования по малым народам своих стран, особенно фундаментальны они в Индии. Специальных этнографических школ в странах Азии не сложилось, здесь распространены концепции функциональной школы (Индия), отчасти венской школы (работы M. Ока в Японии) и некоторые концепции этнопсихологов (об «основной личности»).

С конца 50-х гг. 20 в. заметно расширились этнографические исследования в странах Африки. Значительное внимание уделяется истории африканских культур, их историческому единству, связям с культурами других континентов (Ш. А. Дион, Сенегал; Б. Хама, Нигер). Этнографические материалы широко используются в исторических исследованиях; активно ведутся работы по сбору устных преданий. Оригинальных этнографических школ здесь не возникло, сохраняется заметное влияние традиций британской и французской этнографии. В частности, сравнительно развиты исследования в сфере т. н. политической антропологии – отрасли этнографии, изучающей традиционные политические институты и их роль в жизни общества (К. Бусна, Гана; А. Мазруи, Уганда); в некоторых случаях эти исследования ведутся с позиций, близких к историко-материалистическим (П. Диань, Сенегал).

Вместе с тем в исследованиях многих зарубежных ученых на всех континентах все более сказывается влияние марксизма. Проводятся специальные семинары, издаются книги, читаются лекции о методе исторического материализма и применении его к этнографии (в Великобритании Р. Фёрт; во Франции М. Годелье, Ж. Сюре-Каналь, Р. Макариус, К. Мейассу, Э. Террей; в США В. Осволт; в Японии Э. Исида и др.). Этот интерес к марксистской теории, рост ее влияния проявились, например, в том, что при 9-м международном конгрессе антропологических и этнографических наук в Чикаго (1973) был организован специальный симпозиум по проблемам марксистской этнографии.

Марксизм-ленинизм стал господствующим методом в изучении явлений этнографии. среди ученых-этнографов социалистических стран. Главным направлением интереса ученых социалистических стран являются: изучение материальной культуры, ее картографирование (Венгрия), изучение рабочего и городского быта (Чехословакия, Польша, ГДР), этносоциологические исследования (Польша, Югославия), а также создание комплексных монографий об отдельных этнографических группах. В Чехословакии, ГДР, Польше, Венгрии активно ведется также изучение быта народов внеевропейских стран. В ДРВ главное внимание сосредоточено на исследовании слабо изученных в прошлом малых народов. До начала т. н. культурной революции работы в этом отношении велись и в КНР. В системе социалистических стран в соответствии с единством их взглядов и интересов систематически и последовательно осуществляется координация планов этнографических исследований и других формы сотрудничества.

В 1948 г. был создан связанный в своей деятельности с ЮНЕСКО Международный союз антропологов и этнографов. Регулярно созываются международные конгрессы антропологов и этнографов (1-й – Лондон, 1934; 2-й – Копенгаген, 1938; 3-й – Брюссель, 1948; 4-й – Вена, 1952; 5-й – Филадельфия, 1956; 6-й – Париж, 1960; 7-й – Москва, 1964; 8-й – Токио, Киото, 1968; 9-й – Чикаго, 1973).

Развитие этнографии в дореволюционной России и СССР. В Древней Руси этнографические сведения накапливались с возникновением письменности. В «Повести временных лет» (нач. 12 в.) содержится обзор племен, населявших Восточно-Европейскую равнину, указаны их расселение, языковая принадлежность (славянские и неславянские языки), особенности обычаев. В местных более поздних летописях тоже немало разрозненных этнографических сведений. В летописях, в «Слове о полку Игоревен (кон. 12 в.), в «Задонщине» (14 в.) отразились некоторые представления о народах Западной Европы (немцы, венедицы, греки, морава, угры, фряги и др.). «Хождения» русских паломников в Палестину (игумен Даниил и др.) сообщали некоторые знания о странах Ближнего Востока. Во 2-й пол. 15 в. тверской купец Афанасий Никитин побывал в Индии и оставил очень содержательное описание обычаев этой страны («Хождение за три моря»).

Превращение Русского государства в многонациональное в конце 15 – середине 16 вв. привело к быстрому расширению этнографических знаний. Покорение Казанского и Астраханского ханств (1550-е гг.), поход Ермака и разгром сибирского хана Кучума (1580-е гг.) открыли русским путь в Сибирь. Русские землепроходцы, служилые и промышленные люди, а за ними крестьяне, двигаясь по сибирским рекам и волокам, дошли к сер. 17 в. до крайнего Северо-востока Азии, до Охотского моря и Чукотки. Повсюду они сталкивались с местными племенами, объясачивали их, торговали с ними. Служилые люди составляли по возможности точные именные списки плательщиков ясака, отмечая их племенную принадлежность, род занятий и имущественное положение. К этим «ясачным» документам прибавлялись разные другие документы: челобитные, судебные дела, сыски. Устные рассказы вернувшихся из Сибири русских знакомили с бытом сибирских народов. Были и попытки связного литературного изложения сведений о народах Сибири: Сибирские летописи (1-я половина 17 в.), «О Сибирском царстве и о царях того великого царства» (1645), «Сказание о великой реке Амуре» (1675). Особенно содержательны были труды С. У. Ремезова, составившего первый сибирский география, атлас («Чертежная книга Сибири», 1698), где на картах нанесены названия народов, и «Описание о сибирских народах…», сохранившееся только в отрывках.

В 1675 г. глава русского посольства в Китай Н. Г. Милеску-Спафарий составил обстоятельное описание этой страны («Описание первыя части вселенный, именуемой Азии, в ней же состоит Китайское государство…»). К нач. 18 в. относится одна из первых в мировой литературе чисто этнографических работ – монография Г. И. Новицкого о хантах («Краткое описание о народе остяцком…»). В 18 в. в России было организовано несколько больших научных экспедиций. Одной из самых крупных была «Великая Северная экспедиция» 1733–1743 гг., в задачи которой входило исследование как морского побережья Северо-востока Азии, так и внутренних пространств Сибири и ее населения. Во главе сухопутного отряда экспедиции стал историк Г. Ф. Миллер, который собрал главным образом из архивов сибирских городов большой историко-этнографический материал, позволивший ему написать научный труд «История Сибири». Из других участников экспедиции особенно много сделал С. П. Крашенинников, составивший ценнейшее «Описание земли Камчатки» (1755), а также Я. Линденау, написавший ряд очерков об отдельных народах Сибири.

Очень важно было то, что программа собирания сведений о народах, которой руководствовались участники экспедиции, была основана на анкете, составленной крупным ученым, географом и историком В. Н. Татищевым, который первым предложил группировать народы по родству их языка. Этот принцип классификации народов утвердился в русской этнографии, он лежит в основе и современной классификации. Развитию интереса к этнографии русского народа в значительной мере способствовали исторические труды М. В. Ломоносова.

Многочисленные этнографические материалы дали Академические экспедиции 1768–1774 гг., участники которых объехали обширные пространства восточной части Европейской России и Сибири от Кавказа и Южного Урала до Ледовитого океана и Прибайкалья. Среди их трудов особенно ценны 4-томные «Дневные записки» путешествия И. И. Лепехина, а также описание остяков и самоедов В. Ф. Зуева, историко-этнографические сведения о монгольских народах П. С. Палласа.

На основе всех собранных этими экспедициями и отдельными путешественниками данных стало возможным издание в 1776–1780 гг. огромного сводного труда по этнографии народов России: «Описание всех в Российском государстве обитающих народов…». Автор этого труда И. И. Георги собрал в 4 томах очерки о всех народах России (одни краткие, другие более подробные), расположив эти народы в порядке языковой классификации. Книга вышла на немецком, французском и русском языках; на русском, однако, появилось только 3 тома; 4-й том, посвященный собственно русскому народу, на русском языке вышел только во 2-м издании книги (1799) и был целиком написан русским автором М. И. Антоновским. Этот факт свидетельствует о том, что к концу 18 в. среди русского общества появился научный интерес к собственному народу (раньше интересовались преимущественно экзотическими иноязычными народами). В это же время стали появляться первые публикации русского фольклора: народные сказки, песни, верования (М. Д. Чулков, М. В. Попов), народная музыка (Вас. Трутовский, Н. А. Львов, И. Прач). Так было положено начало этнографическому изучению русского народа.

В начале 19 в. самым крупным событием в истории русской этнографии были кругосветные плавания русских моряков (И. Ф. Крузенштерн, Ю. Ф. Лисянский, В. М. Головнин, О. Е. Коцебу, Ф. Ф. Беллинсгаузен, М. П. Лазарев, Ф. П. Литке), исследовавших архипелаги Тихого океана, открывших Маршалловы и Каролинские острова; ими был описан быт аборигенов этих и других архипелагов. Дальнейшее расширение этнографического кругозора связано с экспедицией в Бразилию (Г. Лангсдорфа), с многолетними исследованиями в Китае Иакинфа Бичурина. Появление (сер. 18 в.) русских колоний в Северной Америке (Аляска, Алеутские острова) вызвало интерес к научному изучению коренного населения этого края (труды К. Т. Хлебникова, Ф. П. Врангеля, Л. А. Загоскина и особенно исследования И. Вениаминова). Для изучения же народов самой России очень много дало собирание сведений о местных обычаях по приказу (1819–1821) генерал-губернатора Восточной Сибири М. М. Сперанского с целью введения новой системы управления.

В те же первые десятилетия 19 в. обнаружилось и все более усиливалось размежевание двух главных направлений в изучении быта народов и особенно русского народа: охранительного, строго монархического и православного, с одной стороны, и прогрессивного, критического и просветительского – с другой. Это второе выразилось в сочинениях передовых дворянских писателей, участников тайных обществ, будущих декабристов (Ф. Н. Глинка, Н. А. Бестужев), которые в своих книгах и журнальных статьях высказывали пожелания об улучшении народного быта (Ф. Глинка, «Письма русского офицера», ч. 1–8, М., 1815–1816). Это прогрессивное течение было в те годы еще слабо. Гораздо громче звучал голос представителей консервативного и реакционного лагеря: наиболее известные из них – И. М. Снегирев, И. П. Сахаров, А. В. Терещенко. Они идеализировали патриархальный деревенский быт, крепостное право, приписывали русскому народу верноподданнические чувства и христианское благочестие. Однако собранный и опубликованный этими авторами этнографический материал представлял известную ценность.

К середине 40-х гг. 19 в. в России накопилось много разнообразного этнографического материала; назрела (как и в Западной Европе в те годы) потребность в оформлении этнографии как самостоятельной науки. В журналах того времени спорадически появляется термин «Этнография». Поэтому закономерно, что, когда в 1845 г. по почину группы передовых русских интеллигентов было основано Русское географическое общество (РГО), в нем было создано Отделение этнографии (руководитель К. М. Бэр, затем Н. И. Надеждин), ставшее главным (а вначале единственным) центром этнографических исследований в России. С того времени и надолго этнография в России развивалась в системе географических наук.

Отделение этнографии РГО в первые годы деятельности составило и разослало по всем губерниям «циркуляры» – этнографические анкеты или программы (1847, 1848) с призывом ко всем образованным людям составлять и присылать обществу этнографические описания местностей, деревень, уездов. Местная интеллигенция живо откликнулась на призыв и в начале 1850-х гг. общество получило из разных мест до 2 тыс. рукописей этнографического содержания. Активные члены общества (Надеждин, К. Д. Кавелин) сразу начали публиковать наиболее ценные рукописи («Этнографические сборники», 6 выпусков, 1853–1864, позже «Записки РГО по Отделению этнографии»). Значительная часть полученных тогда материалов осталась неопубликованной и сейчас хранится в архиве РГО.

В 1840–1860-х гг. был организован ряд научных экспедиций и отдельных поездок ученых по разным областям страны; одни поездки устраивало РГО, другие – Академия Наук или иные ведомства. Наиболее плодотворными для этнографии были 11-летние поездки М. А. Кострена, который в труднейших условиях собрал материал по 20 языкам народов Севера и Сибири (словари, грамматики, описания языков) и попутно сделал немало этнографических записей. Очень ценным было путешествие А. Ф. Миддендорфа (1842–1845), пересекшего всю Восточную Сибирь от Таймыра до устья Амура. Весьма интересна «Литературная экспедиция» 1856 г., участники которой писатели и этнографы (А. Ф. Писемский, А. Н. Островский, С. В. Максимов и др.) объехали ряд районов Европейской России и потом печатали свои наблюдения. Специальный интерес имели научные поездки тюрколога В. В. Радлова, посетившего (1860–1870) тюркоязычные народы Южной и Юго-Западной Сибири и частично Средней Азии.

Очень продуктивной была деятельность собирателей русского фольклора. Результатом многолетней собирательной деятельности В. И. Даля были сборник пословиц («Пословицы русского народа», 1862, до 30 тыс. пословиц), капитальный «Толковый словарь живого великорусского языка» (т. 1–4, 1863–1866) и др. П. В. Киреевский известен как один из первых издателей русских былин и исторических песен («Песни, собранные П. В. Киреевским», 10 вып., 1860–1874). Демократ П. И. Якушины много лет странствовал по России в крестьянской одежде и опубликовал свои неприкрашенные наблюдения и записи («Сочинения Павла Якушкина», 1884). П. Н. Рыбников во время ссылки в Олонецкую губернию записал и опубликовал около 200 былин («Песни, собр. Рыбниковым», т. 1–4, 1861–1867). Еще больше былинных текстов записал там же А. Ф. Гильфердинг («Онежские былины», 1873). П. С. Ефименко, сосланный подобно Рыбникову па Север, собрал там с помощью привлеченных к делу помощников разнообразный материал по быту крестьян Архангельской губернии («Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии», т. 1–2, 1877–1878). Его жена А. Я. Ефименко получила широкую научную известность своим описанием северорусской общины («Исследования народной жизни», 1884). И. А. Худяков, участник тайного революционного общества ишутинцев, опубликовал многочисленные фольклорные тексты; сосланный в далекий Верхоянский край, он и там не прекратил научной собирательской деятельности. Сходным было направление деятельности И. Г. Прыжова, публиковавшего свои неприкрашенные наблюдения над бытом бедноты и закончившего свои дни тоже в сибирской ссылке. Самая крупная публикация русских сказок выполнена по записям, хранящимся в архиве РГО, А. Н. Афанасьевым («Народные русские сказки», в. 1–8, 1855–1863).

В середине 19 в. параллельно с огромным количественным ростом этнографического материала и с организационным оформлением этнографии как науки в рамках РГО происходило и теоретическое обоснование этой науки, принципиальное определение ее предмета и задач. Эти проблемы стали объектом острой борьбы между либерально-буржуазным и революционно-демократическим направлениями в общественном движении России.

Первую попытку серьезного теоретического обоснования задач этнографии как науки дал Надеждин. В докладе РГО «Об этнографическом изучении народности русской» (1846) он прямо говорил о задачах этнографии как науки, видя эти задачи в изучении «естественных разрядов» в человечестве, т. е. народов. Значительный интерес представляют и взгляды Кавелина, который писал, что народные обычаи, верования и пр. представляют собой как бы остатки древних геологических пластов, и задачей этнографии является «…разобрать их по эпохам, к которым они относятся…» (Поли. собр. соч., т. 4, СПБ, 1897, с. 33–34), примерно так, как это делает геология. Тем самым Кавелин предвосхитил учение Тайлора о «пережитках».

Если либерально-буржуазные теоретики сводили задачи этнографии к чисто историческим, то представители революционно-демократического лагеря, признавая это историко-познавательное значение этнографии, видели в этнографии также средство познания народа в его теперешнем состоянии. Так, В. Г. Белинский, еще не употребляя термина «Этнография», много писал о большом значении народной поэзии как средства познания народа. Однако Белинскому было совершенно чуждо слепое и романтическое преклонение перед стариной; он ясно видел черты грубости, отсталости в народном быту. А. И. Герцен, признавая важность изучения исторического прошлого, также настаивал на необходимости изучения именно современного быта народа, и не только сельского, но и городского. Сходные взгляды высказывал Н. А. Добролюбов, отмечавший, что сказки, предания и др. произведения народного творчества важны для нас прежде всего «…как материалы для характеристики народа» (Полн. собр. соч., т. 3, 1962, с. 236).

Тех же широких взглядов на задачи этнографии придерживался Н. Г. Чернышевский. В редактируемом им журнале «Современник» давались прямые советы РГО не забывать «современных явлений народного быта». Т. о., представители революционно-демократического лагеря видели в этнографии важное средство познания народа и народных нужд, т. е. в конечном счете орудие борьбы за интересы угнетенных народных масс. Чернышевский придавал серьезное значение этнографии как исторической науке, ставя ее на первое место среди др. исторических дисциплин. Именно этнография, утверждал он, дает нам понятие о «первоначальном» виде окружающих нас учреждений, т. е. общественных форм. Чернышевский предвосхитил мысль Моргана и др. эволюционистов, указав, что «каждое племя, стоящее на одной из ступеней развития между самым грубым дикарством и цивилизацией, служит представителем одного из тех фазисов исторической жизни, которые были проходимы европейскими народами в древнейшие времена» (Полн. собр. соч., т. 2, 1949, с. 618).

Но эти совершенно правильные мысли не получили широкого признания. Наиболее распространенной концепцией в русской этнографии. стала в эти годы заимствованная у немецких ученых «мифологическая» теория, объяснявшая всякие народные поверья, обычаи, обряды тем, что они якобы являются отражением древнего астрально-мифологического мировоззрения (А. Н. Афанасьев, А. А. Потебня, Ф. И. Буслаев, О. Миллер и др.).

Реформы 60-х гг. 19 в. создали благоприятные условия для дальнейшего развития русской этнографии. В провинции появились образованные люди – земские врачи, учителя, агрономы, статистики, журналисты. Стала издаваться краеведческая литература: местные любители собирали и публиковали фольклорные тексты, этнографические описания. Возникали местные научные и краеведческие общества.

Из новых научных обществ особенно большое значение для этнографии получили два: Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете (ОЛЕАЭ), открытое в 1864 г., и Общество археологии, истории и этнографии при Казанском университете (ОАИЭ; осн. 1878). ОЛЕАЭ поставило задачей не столько исследовательскую работу, сколько пропаганду науки среди населения. Одним из первых и очень важных мероприятий общества была организация Всероссийской этнографической выставки (1867), которая стала крупным событием в русской культурной жизни и содействовала развитию общественного интереса к этнографии. На выставку было привезено много подлинных экспонатов со всех концов России и даже из зарубежных славянских стран; они были потом переданы в Румянцевский музей и послужили основой для большого этнографического музея в Москве. Этнографический отдел общества позже издал целую серию ценных этнографических трудов. Аналогичную научную и издательскую работу вело ОАИЭ. Плодотворной была деятельность и местных отделов РГО, которые начали создаваться с 1850 г., особенно – Сибирского отдела.

Главным направлением этнографического интереса в пореформенную эпоху стало изучение общественного и семейного быта, сельской общины, юридических обычаев; это объяснялось тем, что после отмены крепостного права и вотчинного помещичьего суда в деревне появилось множество новых вопросов и конфликтов, касающихся форм собственности, правовых отношений, споров о наследстве, о разделах и пр. Однако продолжали изучать и народную поэзию (вместо прежней мифологической концепции распространилась новая «теория заимствований»), народное искусство, верования.

К этому времени относится и плодотворная деятельность довольно многочисленных местных любителей – собирателей фольклора: в Белоруссии – П. В. Шейн, Е. Р. Романов, Н. Я. Никифоровский, В. Н. Добровольский, М. В. Довнар-Запольский; на Севере – Н. А. Иваницкий, М. Б. Едемский; на Украине – М. П. Драгоманов, П. П. Чубинский, В. Б. Антонович, П. П. Манжура, И. Ф. Сумцов, позже Ф. К. Волков; много областей охватил своими этнографическими очерками С. В. Максимов.

В Сибири, кроме местных любителей-краеведов, очень большую научно-собирательскую работу вели политические ссыльные-революционеры. Вначале это были главным образом народники и народовольцы: И. А. Худяков, В. Г. Короленко, В. Серошевский, В. Ф. Трощанский, Д. А. Клеменц, В. Г. Богораз-Тан, Л. Я. Штернберг, В. И. Иохельсон и др.; позже – преимущественно марксисты; из последних особенно много для этнографического изучения Сибири сделали Ф. Кон, М. С. Ольминский, С. И. Мицкевич, Ем. Ярославский, В. А. Ватин (Быстрянский).

Немалый вклад в этнографическое изучение страны внесли местные исследователи, принадлежавшие к коренным национальностям окраин России. Из них особенно известны в Прибалтике – И. Басановичюс, Видунас (литовцы), Кр. Баронс, Э. Вольтер (латыши), Ф. Ю. Видеманн (эстонец); в Поволжье – Г. Верещагин (удмурт), М. Е. Евсевьев (мордвин), Н. И. Ашмарин, Н. В. Никольский (чуваши); на Кавказе – Шота Ногмов (кабардинец), Коста Хетагуров (осетин), Абазадзе, И. Г. Чавчавадзе, Н. Т. Хизанашвили (грузины), X. Абовян (армянин), А. Бакиханов (азербайджанец); в Казахстане – Чокан Валиханов и Ибрай Алтынсарин; в Сибири – Доржи Банзаров, Матвей Хангалов, Гомбоджаб Цыбиков (буряты), Н. Ф. Катанов (хакас) и др.

Начиная с 1870-х гг. расширились и этнографические исследования зарубежных внеевропейских стран. Огромное значение получили путешествия (1870–1885) Н. М. Пржевальского в страны Центральной Азии (Монголия, Тибет, Синьцзян), хотя собственно этнографические данные его экспедиций далеко уступают его географические и естественнонаучным открытиям. После смерти Пржевальского дело его продолжали М. В. Певцов, П. К. Козлов и др. Очень много для этнографии Центральной Азии дали поездки (1876–1899) в Монголию, Синьцзян и тибето-китайские пограничные страны крупного этнографа-фольклориста Г. Н. Потанина. Богатый этнографический материал дали поездки (1873–1875) в Индию П. И. Пашинó и крупного индолога И. П. Минаева (в 1874–1886), смелые путешествия (1876–1886) В. Юнкера в неисследованные части внутренней Африки, поездки (1886) А. Ионина по Южной Америке.

Совершенно особое место в истории науки занимают замечательные исследования Н. Н. Миклухо-Маклая, посвятившего свою жизнь антропология, и этнографическому изучению коренного населения Океании. Записи Миклухо-Маклая, его зарисовки, привезенные им этнографические коллекции составили ценнейший вклад в русскую и мировую этнографию.

Этнография в России с 70-х гг. 19 в. и позже находилась под влиянием двух главных идейных течений: буржуазного эволюционизма и марксизма. Марксистская мысль воздействовала на русскую этнографию и непосредственно – через личное общение и переписку К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими общественными деятелями (П. В. Анненковым, Н. Ф. Даниельсоном, В. И. Засулич и др.) и через труды русский ученых, находившихся под влиянием марксизма. Из них особенно много для этнографии сделал Н. И. Зибер, который в своих «Очерках первобытной экономической культуры» (1883) проанализировал первобытно-коллективистические производственные отношения. Под известным влиянием марксизма находился и видный социолог и этнограф-кавказовед М. М. Ковалевский, который в своих работах исследовал сельскую общину у разных европейских народов и впервые открыл для науки патриархально-семейную общину как одну из форм разложения родового строя; важность этого открытия Ковалевского отметил Ф. Энгельс. В более позднее время, с 90-х гг. 19 в., марксистское влияние на этнографию еще более усилилось благодаря работам Г. В. Плеханова, а отчасти полевым исследованиям ссыльных марксистов. Большое методологическое влияние на развитие марксистских взглядов в этнографии с конца 19 в. имели работы В. И. Ленина.

Эволюционистское направление, господствовавшее с 70-х гг. на Западе, имело и в России своих видных представителей: помимо М. М. Ковалевского, эволюционистами были М. И. Кулишер, Э. Ю. Петри, Н. Ф. Сумцов, С. С. Шашков, И. Н. Смирнов, позже – Л. Я. Штернберг и семья этнографов Харузиных. Особое место в науке занимает Д. Н. Анучин (1843–1923), крупный ученый, сочетавший обширные познания как в естественных науках и в географии, так и в археологии и этнографии. Анучинская школа в русской этнографии отчетливо сказалась в традиционном объединении «триады» наук: антропологии, археологии и этнографии.

С 90-х гг. в России, как и в западноевропейских странах, наступил новый период для этнографии, связанный с усилением интереса интеллигенции к народному быту, что нашло отражение и в художественной литературе, и в живописи, и в музыке. Расширилась деятельность местных этнографов-краеведов. Усилилось этнографическое изучение окраин – Кавказа (Е. Г. Вейденбаум, С. А. Егназаров, А. С. Хаханов, Е. И. Козубский, Е. А. Лалаян, Г. Ф. Чурсин, А. Н. Дьячков-Тарасов и др.), Средней Азии (В. М. Наливкин, Н. С. Лыкошин, А. Ломакин, Н. А. Аристов и др.), Сибири (кроме политических ссыльных – П. Ф. Унтербергер, Н. В. Слюнин, А. А. Кауфман и др.). Более разносторонней стала тематика этнографических исследований. Помимо народной словесности и общественно-семейного быта, впервые стала серьезно изучаться материальная культура (поселения, постройки, одежда, сельскохозяйственные орудия, промыслы). Это было отчасти связано с появлением или расширением этнографических музеев.

Самый крупный из них – Музей антропологии и этнографии АН, существовавший и раньше, но только с 90-х гг. развернувший серьезную научную и популяризаторскую деятельность и публикацию своих материалов московский Румянцевский музей тоже с 80-х гг. усилил свою научную активность благодаря главным образом деятельности хранителя этнографических коллекций Вс. Миллера. В сер. 90-х гг. основан третий большой этнографический музей – вначале как этнографический отдел Русского музея (в Петербурге); он развернул широкую собирательскую работу под руководством крупного этнографа, бывшего политического ссыльного Д. А. Клеменца; с 1910 г. музей начал публикацию этнографических материалов, однако залы музея открылись для публики только после Великой Октябрьской социалистической революции, в 1923 г.

Возникали и росли и местные музеи. Из них наиболее богаты музеи в Минусинске, Казани, Иркутске, Тобольске, Томске, Красноярске, Якутске.

Появилась специальная этнографическая периодика. Самыми серьезными журналами были «Этнографическое обозрение» (орган Этнографического отдела ОЛЕАЭ, с 1889), «Живая старина» (орган Отделения этнографии РГО, с 1890). Из местных периодических изданий по этнографии самые важные: «Киевская старина» (с 1882), «Известия» Казанского ОАИЭ (с 1878). Много ценного этнографического материала было собрано частным «Этнографическим бюро», созданным князем В. Н. Тенишевым (1898–1901); оно было организовано по типу чисто капиталистического предприятия с полистной оплатой за присылаемые по специальной программе материалы.

На более высокий научный уровень поднялось в эти годы (с 1890) изучение устного народного творчества. Вместо прежних однобоких и упрощенных схем (мифологическая теория, теория заимствований) теперь разрабатывается более строгое, историческое изучение былин и других фольклорных произведений. Появились новые записи былин, сказочных текстов, частушек и пр. (А. B. Марков, Н. Е. Ончуков, А. Д. Григорьев, братья Б. М. и Ю. М. Соколовы). В теоретическом отношении наиболее ценны работы А. Н. Веселовского («Разыскания в области русских духовных стихов», в. 1–6, 1879–1891) и Вс. Миллера («Очерки русской народной словесности», т. 1–3, 1897–1924). В 1911 г. была создана особая Комиссия по народной словесности при ОЛЕАЭ.

Большие успехи сделало изучение народной музыки. Главная заслуга в этом принадлежит Е. Э. Линевой (соединившей запись мелодии и текста). В 1901 г. была создана Музыкально-этнографическая комиссия, в работе которой приняли участие видные музыкальные деятели и композиторы (Н. А. Римский-Корсаков, С. И. Танеев, А. К. Лядов, М. М. Ипполитов-Иванов и др.).

Общая картина состояния этнографии в России накануне Октябрьской революции была в теоретическом отношении пестрой. Сохранилось влияние эволюционизма (Штернберг, Харузины и др.). Но западноевропейские течения в этнографии (диффузионизм, фрейдизм и др.) не оказали заметного влияния на русскую науку. Характерна позиция одного из самых эрудированных этнографов того времени А. Н. Максимова, который критиковал устаревшие теории, но высказывал (особенно в своем докладе на съезде естествоиспытателей и врачей, 1909) оптимистическую уверенность в том, что этнография неминуемо вступит в полосу нового подъема и создаст новые широкие и более обоснованные обобщения.

К характерным явлениям последней дореволюционной эпохи в русской этнографии относится необычайный рост популярных изданий, свидетельствующих о значительной демократизации науки. Этим она обязана энергичной деятельности передовых русских интеллигентов и ученых, заботившихся о просвещении народа. Видными популяризаторами этнографии, авторами массовых общедоступных книжек были Д. А. Коропчевский, Е. Н. Водовозова, Н. А. Рубакин, Н. И. Березин, Э. К. Пименова, Я. А. Берлин и др. Появились и коллективные издания и популярные серии: «Русские народы. Наброски пером и карандашом» (1894), «Народы земли» (т. 1–4, 1903–1911), «Народы России» (1905), «Великая Россия» (1912), наконец, многотомное, очень содержательное, но рассчитанное на более подготовленного читателя географическое издание под редакцией П. П. Семенова-Тян-Шанского «Россия» (1899–1914, издание не закончено), содержащее значительные сведения по этнографии.

Октябрьская революция создала новые, благоприятные условия для развития этнографической науки. С первых же своих шагов советская этнография стала опираться на гуманистическое, демократическое наследие отечественной дореволюционной этнографической науки, на ее лучших представителей, принявших активное участие в созидании новой жизни. От дореволюционной советская этнография унаследовала и широту научных интересов – изучение всех народов мира. Возникновение советской этнографической школы, опирающейся на прочный фундамент диалектико-материалистического, марксистско-ленинского метода, ознаменовало качественно новый этап в истории этнографии.

Определяющую роль в развертывании этнографических исследований в послереволюционные годы сыграла тесная их связь с теми практическими задачами (например, национальное размежевание в Средней Азии, создание национальных областей и округов и др.), которые возникли сразу же после создания советского многонационального государства. Осуществление ленинской национальной политики, необходимость коренного преобразования культуры и быта отставших в своем развитии народов требовали углубленного изучения этнического состава населения и национальных особенностей общественного уклада и культуры. Этнографы были привлечены к работе Народного комиссариата по делам национальностей. Уже в первые годы Советской власти в Ленинграде и Москве было создано несколько новых научных центров этнографического профиля, например в 1917 г. – Комиссия по изучению племенного состава населения России и сопредельных стран (КИПС), а в 1930 г. на ее базе – Институт по изучению народов СССР (ИПИН). Особо важное значение имела деятельность Комитета содействия народностям северных окраин при Президиуме ВЦИК (1924–1935), имевшего целью оказывать всестороннюю помощь отсталым народам Севера и одновременно руководившего их серьезным изучением; одним из вдохновителей и активных деятелей этого комитета был этнограф В. Г. Богораз-Тан. Много сделала также научно-исследовательская ассоциация при Институте народов Севера (Ленинград). Большое научно-организационное значение имело создание в 1926 г. журнала «Этнография» (с 1931 – «Советская Этнография»). Для координации развернувшихся работ в области этнографии и смежных с ней дисциплин еще в 1933 г. в Ленинграде был создан Институт антропологии, археологии и этнографии; в 1937 г. этот институт был преобразован, из него выделился Институт этнографии АН СССР. В 20–30-е гг. во многих областях страны начали складываться местные кадры квалифицированных специалистов.

Ведя большую работу по сбору фактического материала, совершенствуя организационные формы, советская этнография в 1-е десятилетие после Октябрьской революции в идейно-теоретическом отношении отличалась значительной пестротой взглядов. Среди этнографов были и последовательные эволюционисты (Л. Я. Штернберг, Б. Э. Петри, М. О. Косвен и др.) и сторонники культурно-исторической школы (Б. А. Куфтин и др.). Некоторые пытались соединить принципы разных школ, включая марксистские взгляды (Богораз-Тан и др.). Особенно сильной была тяга к марксизму среди молодых ученых-этнографов, но она нередко сводилась лишь к применению терминов, заимствованных из марксистской литературы, без глубокого освоения самой теории исторического материализма. Исключение в этом отношении составили лишь отдельные работы, посвященные первобытному обществу и его культуре (П. И. Кушнер, В. К. Никольский). Наконец, некоторые этнографы старшего поколения оставались на позициях чисто эмпирического исследования, отказываясь от теоретических обобщений (А. Н. Максимов). В кон. 20-х – нач. 30-х гг. в условиях обострения в стране классовой борьбы в советской этнографии, как и в большинстве других гуманитарных наук, развернулись дискуссии с целью преодоления теоретической разноголосицы и утверждения марксистских принципов. Особенно большое значение в этом отношении имели этнографическое совещание 1929 г. и этнографо-археологическое совещание 1932 г. Несмотря на отдельные крайности (чрезмерное расширение или, напротив, сужение предмета этнографии), в целом эти дискуссии принесли пользу советской этнографической науке. Острые теоретические споры способствовали более глубокому освоению советскими этнографами марксистской методологии. При этом очень большое внимание было уделено изучению ленинского наследия. Ленинские работы по теории национального вопроса, его учение об общественных укладах и некапиталистическом пути развития народов, находящихся на ранних стадиях общественного развития, положения о равноправии наций и языков, национальной культуре и ее классовом содержании составили теоретическую базу всей последующей деятельности советских этнографов.

В 30-е гг. появляется большое количество работ, отражающих победу в советской этнографии историко-материалистических, марксистско-ленинских принципов. Одна из характерных особенностей деятельности этнографов в это время – концентрация внимания на вопросах общественного строя, особенно различных форм патриарх, и патриархально-феодальных отношений. Это было в значительной мере связано с практикой социалистического строительства у ранее отсталых народов страны и с борьбой против буржуазно-националистических тенденций.

Усилилось также сравнительно-историческое изучение общих вопросов первобытности, происхождения экзогамии, материнского рода и матриархата, военной демократии и т. д. (работы Е. Г. Кагарова, Е. Ю. Кричевского, А. М. Золотарева, И. Н. Винникова, С. П. Толстова и др.). По инициативе Штернберга и Богораз-Тана широкие масштабы приняла собирательская деятельность, особенно в наименее изученных районах Крайнего Севера (Е. Ю. Крейнович, А. А. Попов, Г. Н. Прокофьев, Г. М. Василевич и др.). Вместе с тем наметилась тенденция к суженному представлению о предмете этнографической науки, ограничению ее лишь одними историческими темами. На разработке некоторых историко-этнографических проблем (особенно этногенеза) отрицательно сказалось влияние лингвистической концепции Н. Я. Марра. В столкновении различных взглядов по принципиальным вопросам сложилась постепенно советская школа этнографии, противостоящая всем вообще направлениям зарубежной буржуазной науки. Советская школа этнографии характеризуется последовательным применением методологии диалектического и исторического. материализма и тесной увязкой научных исследований с практическими задачами социалистического строительства.

В годы Великой Отечественной войны (1941–1945) большинство этнографов было оторвано от научной работы. Многие погибли на фронтах, в блокированном Ленинграде. Но научная деятельность в области этнографии продолжалась, решая прежде всего задачи, связанные с идеологической борьбой против фашизма и расизма.

Годы послевоенного развития советской этнографии характеризуются расширением рамок ее деятельности. Этнографические исследования развертываются как в Институте этнографии АН СССР, так и в многочисленных исследовательских учреждениях, во многих высших учебных заведениях и музеях союзных и автономных республик и автономных областях (см. ниже – Этнографические исследовательские учреждения в СССР).

Большое внимание в послевоенные годы было уделено определению основных направлений этнографических исследований. Особенно значительную роль в этом деле сыграл С. П. Толстов, подчеркивавший в своих работах необходимость более тесной связи этнографии с практикой социалистического строительства, усиления внимания к изучению социалистических преобразований современного советского быта. В эти годы в работах советских этнографов наметились два основных направления исследований: проблемы первобытной истории и историко-этнографическое изучение народов мира (от этногенеза до современных культурно-бытовых и этнических процессов). Важное мировоззренческое значение имеет изучение истории первобытного общества, проводимое этнографами совместно с антропологами и археологами. Собран и введен в научный оборот обширный новый материал, свидетельствующий об исторической универсальности общинно-родового строя, доказано широкое распространение такого характерного признака первобытного рода, как дуальная организация. Существенно продвинулось изучение поздних форм первобытнообщинного строя: установлена сложная структура патриархального рода, начата разработка исторических типов большой и малой семьи, выявлен и обобщен обширный материал о ее сегментированной форме, т. н. патронимии.

В свете данных современной этнографии значительно уточнена схема развития семейно-брачных отношений первобытности, из которых исключены гипотетически реконструированные Морганом стадии кровнородственной семьи и семьи пуналуа (А. М. Золотарев, Д. А. Ольдерогге и др.). В ходе развернувшихся в послевоенные годы дискуссий были углублены представления по вопросам периодизации истории первобытного общества, соотношения рода и родовой общины, характера ранних форм брачных отношений и мн. др. (С. П. Толстов, М. О. Косвен, Ю. П. Петрова-Аверкиева, А. И. Першиц, Ю. И. Семенов, Н. А. Бутинов, В. Р. Кабо, В. М. Бахта и др.).

В рамках общего историко-этнографического изучения народов особое место занимают проблемы этнической истории, в первую очередь этногенеза. Исследования этих проблем имеют важное принципиальное значение. Они показывают, что все современные народы сложились из разных этнических компонентов, имеют смешанный состав; тем самым опровергаются расистские, шовинистические измышления о «расовой чистоте», «исконных предках», «национальной исключительности» отдельных народов. Разработка проблем этногенеза многие десятилетия ведется советскими этнографами совместно с антропологами, археологами, лингвистами. Такой комплексный подход позволил существенно продвинуть изучение конкретных вопросов происхождения народов различных регионов СССР от Прибалтики до Дальнего Востока. Велось также исследование проблем происхождения народов Западной Европы, Америки, Азии, Африки, Австралии и Океании.

Обширный круг работ связан с изучением культурно-бытовых особенностей отдельных народов. Причем советские этнографы подходят к изучению культуры каждого народа строго партийно, выделяя в ней все прогрессивное и не допуская идеализации пережиточных форм. Исследуя культуру всех этнических общностей, независимо от их численности, советские этнографы смогли немало сделать для всестороннего освещения того вклада, который внесен различными народами мира в сокровищницу культуры всего человечества. Особенно показательны в этом отношении исследования материальной культуры (истории сельскохозяйственной техники, поселений, жилища, одежды) народов СССР (Е. Э. Бломквист, М. В. Битов, Н. И. Лебедева, Е. Н. Студенецкая, Г. С. Маслова, А. А. Попов, Г. Е. Стельмах, Г. С. Читая и др.), а также ряда зарубежных стран.

В целях обобщения всех накопленных сведений по истории материальной культуры народов СССР создаются специальные историко-этнографические региональные атласы, подготовка которых объединяет усилия этнографов как центральных, так и республиканских научных учреждений. Опубликованы атласы по народам Сибири (1961) и «Русские» (ч. 1–2, 1967–1970). Подготавливаются атласы по другим регионам. В этих изданиях обобщается, с помощью картографического метода, огромный фактический материал, дается характеристика отдельных компонентов народной культуры в историческом развитии (сер. 19 – нач. 20 вв.).

Значительное внимание советских этнографов привлекает духовная культура, прежде всего массовое народное художественное творчество, изучаемое ими совместно с фольклористами и искусствоведами. Особенно заметно продвинулось этнографическое исследование народных форм изобразительного искусства (С. В. Иванов, В. Н. Чернецов, С. И. Вайнштейн и др.). Неизменно находятся в поле зрения советских этнографов и вопросы истории религии, в первую очередь ранние, отличающиеся своеобразием формы религиозных верований и культов, а также проблемы происхождения и классификации религий (С. А. Токарев, А. Ф. Анисимов, И. А. Крывелев, Б. И. Шаревская, Г. П. Снесарев и др.). Продолжается изучение и такой традиционной темы, как нравы, обычаи и обряды народов мира, в т. ч. и современная обрядность у народов СССР. Ведутся исследования и в области этнолингвистики, в т. ч. древних систем письма (Ю. В. Кнорозов и др.).

Одним из важнейших методов историко-этнографического исследования является комплексное изучение народов с использованием данных антропологии, археологии, языкознания и других смежных наук. Таким методом исследовалась история десятков в прошлом бесписьменных и младописьменных народов Сибири (Г. М. Василевич, Б. О. Долгих, А. А. Попов, Л. П. Потапов, И. С. Гурвич и др.). В значительной мере в результате кропотливой работы этнографов они обрели свою историю. Значительная работа проделана по этнографическому изучению восточно-славянских народов – русского (В. В. Богданов, Д. К. Зеленин, В. Ю. Крупянская, Б. А. Куфтин, Н. И. Лебедева, Г. С. Маслова, Л. М. Сабурова, К. В. Чистов и др.), украинского (К. Г. Гуслистый, Г.Е. Стельмах, H. П. Приходько, В. Ф. Горленко и др.), белорусского (В. К. Бондарчик, М. Я. Гринблат, Л. А. Молчанова и др.), народов Закавказья (В. В. Бардавелидзе, Д. С. Вардумян, Ш. Д. Инал-Ипа, С. Д. Лисициан, А. И. Робакидзе, Р. Л. Харадзе, Г. С. Читая и др.), Северного Кавказа (В. К. Гарданов, Г. А. Кокиев, Л. И. Лавров, Е. Н. Студенецкая и др.), Средней Азии (М. С. Андреев, Н. А. Кисляков, С. М. Абрамзон, Т. А. Жданко, Е. М. Пещерева, О. A. Cухapeва, Г. Е. Марков и др.), Прибалтики (X. А. Моора, В. С. Жиленас, М. К. Степерманис, Г. Н. Строд, Л. Н. Терентьева и др.), Поволжья (В. Н. Белицер, Н. И. Воробьев, К. И. Козлова, Т. А. Крюкова, Р. Г. Кузеев и др.).

В послевоенные годы одно из центральных мест в деятельности советских этнографов заняло изучение современных этнических и культурно-бытовых процессов в СССР, в частности колхозного быта различных народов, а также быта рабочих и городского населения вообще. Развертываются и этносоциологические исследования национальных процессов (Ю. В. Арутюнян, Л. М. Дробижева, В. В. Пименов и др.). Начато этнографическое изучение процессов межнационального сближения, формирования общесоюзных черт культуры новой исторической общности – советского народа.

Ряд историко-этнографических исследований посвящен народам зарубежных стран. Положено начало сравнительно-типологическому изучению их культуры (О. А. Ганцкая, И. Н. Гроздова и др.); ведется исследование и их этнической истории (С. Р. Смирнов, Ю. П. Аверкиева-Петрова, Д. А. Ольдерогге, С. А. Арутюнов, Р. Ф. Итс, Ю. В. Маретин, А. М. Решетов). Исследуются и современные культурно-бытовые и этнические процессы в зарубежных странах, прежде всего в Азии и Океании (Н. Н. Чебоксаров, С. И. Брук, П. И. Пучков, Д. Д. Тумаркин, М. В. Крюков) и Африке (И. И. Потехин, Б. В. Андрианов, Р. Н. Исмагилова и др.). Начато исследование современных этнических процессов в США, Канаде, странах Латинской Америки (С. А. Гонионский, М. Я. Берзина, Ш. А. Богина и др.). Постепенно развертывается работа по изучению современной этнической структуры народов Западной Европы (В. И. Козлов и др.).

Значительное развитие получили в СССР этнодемографические и этногеографические исследования. В частности, было создано несколько способов сочетания на картах различных этнических и демографических показателей (П. И. Кушнер, И. Е. Терлецкий, С. И. Брук и др.). Особенно большое внимание было уделено составлению этнографических карт слабо изученных регионов. Изданы обобщающая карта «Народы мира» и сводный труд, подводящий итоги многолетних исследований, – «Атлас народов мира» (1964). Наиболее значит, результат этнодемографических исследований – обобщающий труд «Численность и расселение народов мира» (1962), где дана подробная характеристика национального состава населения всех стран мира, численности отдельных народов и территорий их расселения.

Изучение отдельных конкретных этнических и культурно-бытовых явлений у различных народов мира советские этнографы органически сочетают с разработкой методологических вопросов этнографической науки. Так, для понимания общих закономерностей развития культуры в целом, а также складывания ее специфических черт у отдельных народов большое значение имеет разработанное советскими этнографами учение о хозяйственно-культурных типах и историко-этнографических областях (М. Г. Левин, Н. Н. Чебоксаров).

Советские ученые исследуют и такие важные для понимания закономерностей этнических процессов проблемы, как взаимовлияние культур, роль преемственности (традиции) и обновления (инновации) в развитии культуры (С. Н. Артановский, С. А. Арутюнов, В. В. Пименов и др.). Ведется теоретическая работа по установлению сущности таких понятий, как «этнос», «этническая общность», «этнические процессы», а также по их типологизации (Ю. В. Бромлей, С. А. Токарев, Н. Н. Чебоксаров, В. И. Козлов и др.).

Продолжается изучение истории отечественной этнографии и критический анализ зарубежных этнографических исследований (Ю. П. Аверкиева-Петрова, Р. С. Липец, С. А. Токарев и др.).

Большое научное и политическое значение имеют работы советских ученых этнографов и антропологов, в которых на основе строгих доказательств разоблачаются расизм, неоколониализм, буржуазный национализм, антикоммунизм (И. Р. Григулевич, Г. Ф. Дебец, М. Ф. Нестурх, Э. Л. Нитобург, Я. Я. Рогинский и др.).

Одним из важнейших итогов работы советских этнографов явилось создание 13-томной (18 книг) серии «Народы мира» (под общей редакцией С. П. Толстова, 1954–1966), «Очерков общей этнографии» (т. 1–5, 1957–1968), ряда учебников и учебных пособий. Вырос международный престиж советской этнографической науки: советские ученые-этнографы активно участвуют в международных конгрессах и симпозиумах; в СССР постоянно приезжают иностранные ученые для консультаций и стажировки; многие труды советских этнографов переведены на иностранные языки в странах Европы, Америки, Азии и Африки.

Выполняя не только познавательные, но и идеологические функции, советская этнографическая наука, базирующаяся на марксистско-ленинской методологии, нацелена на решение актуальных мировоззренческих и практически значимых вопросов.

Литература: Маркс К., Конспект книги Л. Моргана «Древнее общество», в кн.: Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. 9, М., 1941; его же, К критике политической экономии (Предисловие), Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 13; его же, Капитал, там же, т. 23–25; Маркс К. и Энгельс Ф., Немецкая идеология, там же, т. 3; Энгельс Ф., Марка, там же, т. 19; его же, Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека, там же, т. 20; его же, Анти-Дюринг, там же; его же, Происхождение семьи, частной собственности и государства, там же, т. 21; его же, Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии, там же, т. 21; Ленин В. И., Развитие капитализма в России, Полн. собр. соч., 5 изд., т. 3 (т. 3); его же, Критические заметки по национальному вопросу, там же, т. 24 (т. 20); его же, О праве наций на самоопределение, там же, т. 25 (т. 20); его же, О национальной гордости великороссов, там же, т. 26 (т. 21); его же, Империализм, как высшая стадия капитализма, там же, т. 27 (т. 22); его же, О государстве, там же, т. 39 (т. 29); Народы мира. Этнографические очерки: численность и расселение народов мира, М., 1962; Народы Африки, М., 1954; Народы Австралии и Океании, М.. 1956; Народы Сибири, М.-Л., 1956; Народы Передней Азии, М., 1957; Народы Америки, т. 1–2, М., 1959; Народы Кавказа, т. 1–2, М., 1960–1962; Народы Средней Азии и Казахстана, т. 1–2, М., 1962–1963; Народы Южной Азии, М., 1963; Народы Восточной Азии, М., 1965; Народы Юго-Восточной Азии. М., 1966; Народы Европейской части СССР, т. 1–2, М., 1964; Народы зарубежной Европы, т. 1–2, М., 1964–1965; Атлас народов мира, М., 1964; Очерки общей этнографии, т. 1–5, М., 1957–1968; Основы этнографии, [М., 1968]; Расы и народы. Современные этнические и расовые проблемы, в. 1–4, М., 1971–1973; Азадовский М. К., История рус. фольклористики, т. 1–2, М., 1958–1963; Боас Ф., Ум первобытного человека, пер. с англ., М.-Л., 1926; Богатырев П. Г., Вопросы теории народного искусства, М., 1971; Бромлей Ю. В., Этнос и этнография, М., 1973; его же, Этнография на современном этапе, «Коммунист», 1974, № 16; Зибер Н. И., Очерки первобытной экономической культуры, М., 1937; Кнышенко Ю. В., История первобытного общества и основы этнографии, Ростов н/Д., 1965; Козлов В. И., Динамика численности народов, М., 1969; Косвен М. О., Очерки истории первобытной культуры, М., 1953; его же, Семейная община и патронимия, М., 1963; Кушнер П. И., Этнические территории и этнические границы, в сб.: Тр. ин-та этнографии, т. 15, М., 1951; Леви-Брюль Л., Первобытное мышление, пер. с франц., М., 1930; Левин М. Г., Очерки по истории антропологии в России, М., 1960; Левин М. Г. и Чебоксаров Н. Н., Хозяйственно-культурные типы и историко-этнографические области, «СЭ», 1955, № 4; Липе IO., Происхождение вещей, пер. с нем., М., 1954; Морган Л. Г., Древнее общество, пер. с англ., 2 изд., М., 1935; Национальные процессы в США, М., 1973; Осуществление ленинской национальной политики у народов Крайнего Севера, М., 1971; Очерки истории рус. этнографии, фольклористики и антропологии, в. 1–6, М., 1956–1974 (Тр. Ин-та этнографии, т. 30, 85, 91, 94, 95, 102); Першиц А. И., Монгайт А. Л., Алексеев В. П., История первобытного общества, 2 изд., М., 1974; Першиц А. И., Чебоксаров Н. Н., Полвека советской этнографии, «СЭ», 1967, № 5; Проблемы истории докапиталистического обществ, кн. 1, М., 1968; Проблемы антропологии и этнографии в свете научного наследия Ф. Энгельса, М., 1972; Пыпин А. Н., История рус. этнографии, т. 1–4, СПБ, 1890–1892; Разложение родового строя и формирование классового общества, М., 1968; Ратцель Ф., Народоведение, пер. с нем., 4 изд., т. 1–2, СПБ, 1904; Современная американская этнография, М., 1963; Тэйлор Э., Первобытная культура, пер. с англ., М., 1939; Токарев С. А., Этнография народов СССР, М., 1958; его же, Венская школа этнографии, «ВИМК», 1958, № 3; его же, История рус. этнографии, М., 1966; Толстов С. П., Основные теоретические проблемы современной сов. этнографии, «СЭ», 1960, № 6; Фрэзер Д., Золотая ветвь, [пер. с франц.], в. 1–4, М., 1928; Xарузина В. Н., Введение в этнографию, М., 1941; Xарузин Н. Н., Этнография, в. 1–4, СПБ, 1901–1905; Чебоксаров Н. Н., Чебоксарова И. А., Народы, расы, культуры, М., 1971; Этнические процессы в странах Юго-Восточной Азии. Сб. ст., М., 1974; Этнографическое изучение быта рабочих, М., 1968; Библиография- трудов Института этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая, 1900–1962, Л., 1967; Gгаеbner Fr., Die Methode der Ethnologie, Hdlb., 1911; Weule K., Leitfaden der Volkerkunde, Lpz-W., 1912; Lowie R. H., The history of ethnological theory, L., 1937; Boas F., The mind of primitive man, N. Y-L., 1965; его же, Race, language and culture, N. Y- L., 1966; его же, General anthropology, Madison, 1944; Kroeber A. L., Anthropology, N. Y., 1958; International directory of anthropological Institutions, N. Y., 1953; Dittmer K., Allgemeine Volkerkunde, Braunschweig, 1954; Volkskundc. Ein Handbuch zur Geschichte ihrer Probleme, [В., 1958]; Moszynski K., Czlowiek, Wr-Kr.-Warsz., 1958; Leroi-Gourhan A., Le geste et la parole, v. 1–2, P., 1964–1965; Penniman Т. K., A hundred years of anthropology, [3 ed.], L., 1965; Volkerkunde fiir jedermann, Gotha-Lpz., 1967; Cazeneuve J., L’etlmologic, P., 1967; Soviet ethnology and anthropology today, The Hague, 1974; Races and peoples. Contemporary ethnic and racial problems, Moscow, 1974.

Ю. В. Бромлей, С. А. Токарев. Москва.

Важнейшие этнографические исследовательские учреждения

Австралия. Австралийский институт по изучению аборигенов (Australian Institute of Aboriginal Studies) в Канберре, осн. 1961; кафедры антропологии Австралийского национального (Канберра), Сиднейского и других университетов.

Австрия. Институт общей этнографии Венского университета (Universitat Wien, Institut fiir Volkerkunde); Институт этнографии Австрии Грацского университета (Universitat Graz, Institut fiir Volkskunde).

Алжир. Центр исследований по антропологии, первобытной истории и этнографии Институа гуманитарных наук в Алжире (Institut des Sciences Humaines en Algerie, Centre de Recherches Anthropologiques, Prehistoriques et Ethnographiques) в г. Алжире, осн. 1957.

Арабская Республика Египет. Социальный исследовательский центр в Каире.

Аргентина. Национальный институт антропологии Министерства культуры и просвещения (Secretarfa de Estado de Cultura у Educacion, Institute Nacional de Antropologia) в Буэнос-Айресе, осн. 1943, и Институт антропологических исследований (Institute de Estudios Antro-pol6gicos) в Буэнос-Айресе.

Бельгия. Институт социологии Брюссельского свободного университета (Universite Libre de Bruxelles, Institut de Sociologie), осн. 1902.

Бирма. Факультет антропологии Рангунского университета; Академия национальных меньшинств в Мандалае.

Болгария. Институт этнографии с музеем при Болгарской АН (Етнографски институт с музей при БАЙ) в Софии, осн. 1947.

Боливия. Национальное антропологическое управление (Direccion Nacional de Antropologia) в Ла-Пасе.

Бразилия. Латиноамериканский центр исследований в области общественных наук (Centro Latino-Americano de Pesquisas em Ciencias Sociais) в Рио-де-Жанейро, осн. 1957.

Великобритания. Факультеты и кафедры антропологии Лондонского, Кембриджского, Оксфордского, Эдинбургского, Белфастского и ряда других университетов.

Венгрия. Этнографическая исследовательская группа при Венгерской АН (Magyar Tudomanyos Akademia, Neprajzi Kutato Csoportja) в Будапеште, осн. 1967; кафедры этнографии университетов в Будапеште, Дебрецене и Сегеде.

Венесуэла. Карибский институт антропологии и социологии (Institute Caribe de Antropologia у Sociologia) в Каракасе.

Гана. Институт африканистики Ганского университета (University of Ghana, Institute of African Studies) в Аккре.

Гватемала. Институт антропологии и истории (Institute de Antropologia е Historia) в г. Гватемала, осн. 1946, и Национальный индейский институт (Institute Indigenista Nacional) в г. Гватемала, осн. 1945.

Гвинея. Институт народных традиций (Institut des Tradition Populaircs) в Конакри, осн. 1969.

Германская Демократическая Республика. Отдел культурной истории и этнографии Центрального института истории АН ГДР (Akademie der Wissenschaften der DDR, Zentralinstitut fiir Geschichte Wissensehaftsbereicli Kulturgeschichte/Volkskunde); Институт общей и немецкой этнографии при Берлинском университете им. Гумбольдта (Humboldt Universitat Berlin, Institut fiir Volkerkunde und deutsche Volkskunde).

Гондурас. Национальный институт антропологии и истории Гондураса (Institute Nacional de Antropologia e Historia de Honduras) в Тегусигальпе, осн. 1952.

Дания. Институт доисторической археологии и этнографии при Орхусском университете (Institut for Forhistorisk Arkaeologi og Etnografi ved Aarhus Universitet); Университетский институт по изучению европейского народного быта (Universitetet Institut for Europaeisk Folkelivs-forskning) в Лингбю.

Демократическая Республика Вьетнам. Институт этнографии Комитета общественных наук в Ханое.

Замбия. Институт африканистики при Замбийском университете (University of Zambia, Institute for African Studies) в Лусаке.

Индия. Управление по антропологическому обследованию Индии (Anthropological Survey of India) в Калькутте, осн. 1945.

Индонезия. Кафедры антропологии филологических факультетов Индонезийского университета в Джакарте и Государственного университета Паджаджаран в Бандунге.

Испания. Центр полуостровной этнологии (Centro de Etno-logia Peninsular) в Барселоне.

Италия. Институты и кафедры этнографии и антропологии Римского и других университетов; Институт антропологических наук (Institute di Scienze Antropologiche) в Кальяри.

Канада. Канадский центр антропологических исследований (Le Centre Canadien de Recherches en Anthropologie) в Оттаве.

Китай. Институт этнографии АН КНР в Пекине, осн. 1958.

Колумбия. Колумбийский институт антропологии (Institute Colombiano de Antropologia) в Боготе, осн. 1952.

Корейская Народно-Демократическая Республика. Ин-т археологии и этнографии Академии обществ, наук в Пхеньяне, осн. 1957.

Коста-Рика. Центр социологических и антропологических исследований при факультете наук и литературы Костариканского университета (Universidad de Costa Rica, Facultad de Ciencias у Letras, Centro de Estudios Sociologicos у Antropologicos) в Сан-Хосе.

Куба. Институт этнологии и фольклора (Institute de Etnologia у Folklore) в Гаване.

Мексика. Мексиканский центр антропологических исследований (Centra de Investigaciones Antropologicas de Mexico); Национальный индейский институт (Institute Nacional Indigenista) в г. Мехико, осн. 1948.

Нигерия. Институт африканистики (Institute of African Studies) в Ибадане.

Нидерланды. Отделение антропологии Королевского тропического института (Koninklijk Instituut уоог de Tropen, Afdeling Anthropologie) и Институт географии и этнографии (Geografisch en Volkenkundig Instituut) в Амстердаме; институты культурной антропологии и социологии при Амстердамском и других университетах.

Норвегия. Институт сравнительного изучения культур (Instituttet for Sammenlignende Kulturforskning) в Осло, осн. 1922; Институт социальной антропологии Бергенского университета (Universitetet I Bergen, Institutt for Sosialantropologi).

Перу. Институт перуанских исследований (Institute de Estudios Peruanos) в Лиме.

Польша. Институт истории материальной культуры Польской АН (Instytut Historii Kultury Materialnej Polskiej Akademii Nauk) в Варшаве и Кракове, осн. 1953.

Португалия. Центр исследований по культурной антропологии (Centro de Estudios de Antropologia Cultural) в Лисабоне.

Румыния. Институт этнографии и фольклора (Institutul de etnografie si folclor) в Бухаресте, осн. 1949.

Сенегал. Головной институт Черной Африки (Institut Fondamen-tal d’Afrique Noire) в Дакаре, осн. 1936.

Соединенные Штаты Америки. Центр по исследованиям в области антропологии, фольклористики и лингвистики при Индианском университете (Indiana University, Research Center in Anthropology, Folklore and Linguistics) в Блумингтоне (шт. Индиана); Исследовательский институт по изучению человека (Research Institute for the Study of Man) в Нью-Йорке; Школа американских исследований (The School of American Research) в Санта-Фе (шт. Нью-Мексико), осн. 1907; Институт по изучению американских индейцев при Университете Бригема Янга (Brigham Young University, Institute of American Indian Studies) в Прово (шт. Юта), кафедры антропологии (или социологии и антропологии) Колумбийского (г. Нью-Йорк), Корнеллского (Итака, шт. Нью-Йорк), Гарвардского (Кембридж, шт. Массачусетс), Пенсильванского (г. Филадельфия), Чикагского, Калифорнийского (Беркли, Лос-Анджелес) и других университетов.

Турция. Факультет этнографии Стамбульского университета (Istanbul Universitesi Edebiyat Fakultesi).

Уругвай. Центр археологических и антропологических исследований (Centro de Estudios Arqueologicos у Antropoldgicos Americanos) в Монтевидео.

Федеративная Республика Германии. Институт им. Фробениуса при Франкфуртском университете им. Иоганна Вольфганга Гёте (Frobenius-Institut an dor Johann-Wolfgang-Goethe-Universitat Frankfurt am Main), институты этнографии при Мюнхенском, Тюбингенском и других университетах.

Филиппины. Институт филиппинской культуры Манильского университета (Ateneo de Manila, Institute of Philippine Culture), осн. 1960; Музей и институт этнологии и археологии Филиппинского университета (University of Philippines, Museum and Institute of Ethnology and Archaeology) в Кесон-Сити.

Финляндия. Институты этнологии Хельсинкского, Туркуского и Ювяскюльского университетов.

Франция. Лаборатория этнологии современного и ископаемого человека Музея человека (Musee de l’Homrhe, Laboratoire d’Ethnologie des Hommes Actuels et des Hommes Fossiles) в Париже; Лаборатория французской этнографии Национального музея народных искусств и традиций (Musee National des Arts et Traditions Populaires, Laboratoire d’Ethnographie Francaise) в Париже; Управление научных и технических исследований в «заморских территориях» (Office de la Recherche Scientifique et Technique Outre-Mer) в Париже, осн. 1943; Центр анализа и изучения источников по Черной Африке (Centre d’Analyse et de Recherche Documentaires pour l’Afrique Noire), Лаборатория социальной антропологии Коллеж де Франс и Высшей практической школы (Laboratoire d’Anthropologie Sociale du College de France et de l’Ecole Pratique des Hautes Etudes) и Центр по подготовке специалистов для этнологических исследований (Centre de Formation aux Recherches Ethnologiques) в Париже.

Чехословакия. Институт этнографии и фольклористики Чехословацкой АН (Ustav pro etnografii a folkloristiku ceskoslo-venske akademie ved) в Праге; Институт этнографии Словацкой АН (Narodopisny ustav Slovenskej akademie vied) в Братиславе.

Чили. Центр антропологических исследований Чилийского университета (Universidad de Chile, Centra de Estudios Antropologicos) в Сантьяго.

Швейцария. Музей и Институт этнографии (Musee et Institut d’Ethnographie) в Женеве.

Швеция. Институт по изучению народного быта в Гётеборге (Institutet for Folklivsforskning i Goteborg); Институты этнографии и народоведения при Упсальском, Лундском, Гётеборгском университетах; Северный музей (Nordiska Museet) и музей «Скансен» (Skansen) в Стокгольме.

Эфиопия. Институт эфиопских исследовании при университете (University, Institute of Ethiopian Studies) в Аддис-Абебе, осн. 1963.

Югославия. Этнографический институт Сербской академии наук и искусств (Српска академijа наука и уметности, Етнографски институт) в Белграде; Этнологический институт при Загребском университете (SveuCiliste u Zagrebu, Etnoloski zavod) в Загребе; Институт словенской этнографии при Словенской академии наук и искусств (Institut za slovensko narodopisje pri Slovenski akademiji znanosti in umetnosti) в Любляне.

Япония. Институт сравнительного исследования обучения и культуры при Кюсюском университете в Фукуока, осн. 1953; кафедры Токийского городского университета, Токийского педагогического университета.

Этнографические исследовательские учреждения в СССР. В дореволюционной России исследовательских учреждений, специально занимавшихся этнографией, фактически не существовало (если не считать «Этнографического бюро» кн. В. Н. Тенишева). После Октябрьской революции Советское государство стало всемерно способствовать целенаправленному этнографическому изучению страны. Широко развернула свою деятельность Комиссия по изучению племенного состава населения России и сопредельных стран, позже преобразованная в Комиссию по изучению племенного состава населения СССР. В 1919 г. были созданы этнографические центры при Петроградском и Московском университетах. В 1924 г. организован Комитет по изучению языков и этнических культур Северного Кавказа, а в 1930 г. – Институт народов Севера. Для координации развернувшихся работ в области этнографии и смежных с ней наук в 1933 г. в Ленинграде на базе Музея антропологии и этнографии был создан Институт антропологии, археологии и этнографии; в 1937 г. из этого научно-исследовательского учреждения был выделен Институт этнографии. В 1943 г. Институт этнографии был создан в Москве, а ленинградский был превращен в его отделение. Этнографические исследования проводят также институты союзных республик: Институт искусствоведения, фольклора и этнографии им. М, Ф. Рыльского АН Украинской ССР в Киеве, Институт искусствоведения, этнографии и фольклора АН Белорусской ССР в Минске, Институт истории, археологии и этнографии им. И. А. Джавахишвили АН Грузинской ССР в Тбилиси, Институт археологии и этнографии АН Армянской ССР в Ереване, Институт истории и Институт народов Ближнего и Среднего Востока АН Азербайджанской ССР в Баку, Институт истории, археологии и этнографии им. Ч. Ч. Валиханова АН Казахской ССР в Алма-Ате, Институт истории и Институт востоковедения им. А. Бируни АН Узбекской ССР в Ташкенте, Институт истории им. А. Дониша АН Таджикской ССР в Душанбе, Институт истории АН Киргизской ССР во Фрунзе, Институт истории им. Ш. Б. Батырова АН Туркменской ССР в Ашхабаде, Институт истории АН Эстонской ССР в Таллине, Институт истории АН Латвийской ССР в Риге, Институт истории АН Литовской ССР в Вильнюсе, Отдел этнографии и искусствоведения АН Молдавской ССР в Кишиневе. Этнографией занимается ряд научно-исследовательских институтов в автономных республиках и автономных областях; этнографические исследовательские группы имеются в Сибирском отделении (г. Новосибирск) и Дальневосточном центре (г. Владивосток:) АН СССР. Значительная исследовательская работа проводится кафедрами этнографии исторических факультетов Московского, Ленинградского, Тбилисского и некоторых других университетов, а также Музеем антропологии и этнографии и Музеем народов СССР в Ленинграде, Тартуским, Львовским, Тбилисским и др. музеями.

Важнейшие этнографические общества

Австралия. Австралийский филиал Ассоциации социальных антропологов британского Содружества (Association of Social Anthropologists of the British Commonwealth, Australian Branch) в Канберре.

Австрия. Этнографическое общество (Verein fur Volkskunde) в Вене, осн. 1894; Австрийское этнологическое общество (Oesterreichische Ethnologische Gesellsehaft) в Вене, осн. 1957.

Аргентина. Аргентинское антропологическое общество (Sociedad Argentina de Antropologia) в Буэнос-Айресе, осн. 1936.

Бельгия. Бельгийское королевское общество антропологии и первобытной истории (Societe Royale Beige d’Anthropologie et de Prehistoire) в Брюсселе, осн. 1882.

Бразилия. Бразильская антропологическая ассоциация (Associagao Brasileira de Antropologia) в Сан-Паулу; Бразильский союз антропологических и этнологических наук (Uniao Brasileira de Ciencias Antropologicas e Etnologicas) в Форталезе.

Великобритания. Королевский антропологический институт Великобритании и Ирландии (Royal Anthropological Institute of Great Britain and Ireland) в Лондоне, осн. 1843.

Венгрия. Венгерское этнографическое общество (Magyar Neprajzi Tarsasag) в Будапеште, осн. 1889, и Венгерское общество народоведения (Orszagos Neptanulmanyi Egvesiilet) в Будапеште, осн. 1913.

Греция. Историческое и этнологическое общество в Афинах, осн. 1883.

Дания. Датское этнографическое общество (Dansk Etnografisk Forening) в Копенгагене.

Западный Берлин. Берлинское общество антропологии, этнологии и первобытной истории (Berliner Gesellsehaft fur Anthropologic, Ethnologic und Urgeschichte), осн. 1869.

Испания. Испанское общество антропологии, этнографии и первобытной истории (Sociedad Espanola de Antropologia, Etnografia у Prehistoria) в Мадриде, осн. 1921.

Италия. Общество итальянской этнографии (Societa di Etnogra-fia Italiana) в Риме, осн. 1911.

Канада. Канадская ассоциация социологии и антропологии (Canadian Sociology and Anthropology Association) с центром в Монреале.

Мексика. Мексиканское общество антропологии (Sociedad Mexi-cana de Antropologia) в Мехико, осн. 1937.

Нидерланды. Королевский институт языкознания, страноведения и этнографии (Koninklijk Instituut voor Taal Land-en Volkenkunde) в Лейдене, осн. 1851.

Новая Зеландия. Полинезийское общество (The Polynesian Society) в Уэллингтоне, осн. 1892.

Польша. Польское этнографическое общество (Polskie Towarzystwo Ludoznawcze) во Вроцлаве, осн. 1895.

Португалия. Португальское общество антропологии и этнографии (Sociedade Portuguesa de Antropologia e Etnologia) в Порту, осн. 1918.

Соединенные Штаты Америки. Американская антропологическая ассоциация (American Anthropological Association) с центром в Вашингтоне, осн. 1902; Американское общество этноистории (American Society for Ethnohistory) в Уиндоу-Роке (шт. Аризона).

Федеративная Республика Германии. Немецкое общество этнографии (Deutsche Gesellsehaft fiir Volkerkunde) в Кёльне; Немецкое общество культурной морфологии (Deutsche Gesellsehaft fur Kulfurmorphologie) во Франкфурте-на-Майне, осн. 1938; Общество географии и этнографии в Бонне (Gesellsehaft fur Erd- und Volkerkunde zu Bonn), осн. 1910.

Финляндия. Финское литературное общество (Suomalaisen Kir-jallisuuden Seura) в Хельсинки.

Франция. Парижское антропологическое общество (Societe d’Anthropologie de Paris), осн. 1859.

Чехословакия. Чехословацкое этнографическое общество при Чехословацкой АН (Narodopisna spolecnost ceskoslovenska pfi ceskoslovenske Akademii ved) с центром в Праге, осн. 1893; Словацкое этнографическое общество при Словацкой АН (Slovenska narodopisna spolocnost pri Slovenskej akademii vied) с центром в Братиславе.

Чили. Чилийское общество антропологии (Sociedad Chilena de Antropologia) с центром в Сантьяго.

Швейцария. Швейцарское этнографическое общество (Schweizerische Gesellsehaft fur Volkskunde) в Базеле.

Югославия. Этнологический союз Югославии (Етнолошко друштво Jугославиjе) с центром в Белграде и отделениями в республиках.

Япония. Японское этнографическое общество, осн. 1942, и Японское антропологическое общество в Токио, осн. 1884.

Этнографические общества в дореволюционной России и СССР. В 1845 г. в Петербурге было организовано Русское географическое общество с отделением этнографии. Издавались «Этнографические сборники» (1853–1864) и «Записки РГО по Отделению этнографии». В 1864 г. при Московском университете было создано Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии. Издавались «Этнографическое обозрение» и «Дневники антропологического отдела». В 1878 г. при Казанском университете было основано Общество археологии, истории и этнографии.

После Октябрьской революции исследования по этнографии ведутся прежде всего в рамках научных учреждений. В то же время продолжала работать комиссия этнографии Географического общества СССР (Ленинград). В 1963 г. при московском филиале этого общества также была создана комиссия этнографии. Продолжается работа этнографов в Обществе археологии, истории и этнографии в г. Казани.

Важнейшие периодические и серийные издания по вопросам этнографии

Австралия. «Anthropological Forums (с 1963, Perth); «Осеаnia» (с 1930, L.- Sydney).

Австрия. «Wiener volkerkundliche Mitteilungen» (с 1953, W.); «Acta Ethnologica et Linguistica» (c 1950, W.).

Алжир. «Libyca» (c 1953, Alger); «Travaux du Centre do Recherches Anthropologiques, Prehistoriques et Ethnographiques» (Alger).

Бельгия. «Bulletin de la Societe” Royale Beige d’Anthropologie et de Prehistoire» (c 1882, Brux.).

Болгария. «Известия на Етнографския институт и музей» (с 1953, София); «Сборник за народни умотворения и народопис» (с 1889, София).

Бразилия. «Revista de Anlropologia» (с 1953, Sao Paulo).

Великобритания. «Маn» (с 1901, L.); «Proceedings of the Royal Anthropological Institute of Great Britain and Ireland» (c 1965, L.); «Africa» (c 1928, L.); «Journal of Royal Central Asian Society» (c 1903, L.).

Венгрия. «Ethnographia» (c 1890, Bdpst); «Acta Etlmographica Academiae Scientiarum Hungaricae» (c 1950, Bdpst).

Венесуэла. «Antropologica» (c 1956, Caracas).

Гватемала. «Boletin del Instituto Indigenista Nacional» (c 1945, Guatemala); «Guatemala Indigena» (c 1961, Guatemala).

Германская Демократическая Республика. «Deutsches Jahrbuch fur Volkskunde» (c 1955, В.); «Veroffentlichungen des Institute fiir deutsche Volkskunde» (c 1950, В.); «Volkskundliche Informationen» (c 1967, В.); «Demos» (c 1960, В.) (международный реферативный журнал, издаваемый совместно социалистическими странами).

Дания. «Folk» (с 1959, Kbh.); «Folkeminder» (с 1955, Kbh.).

Западный Берлин. «Baessler-Archiv. Beitrage zur Volkerkunde» (с 1910, Lpz.- В.).

Индия. «Мап in India» (с 1921, Ranchi); «Anthropologist» (с 1954, Delhi); «The Eastern Anthropologist» (c 1947, Lucknow).

Италия. «Rivista di etnografia» (c 1946, Napoli); «Archivio internazionale di etnografia e preistoria» (c 1958, Torino).

Канада. «Canadian Review of Sociology and Anthropology» (c 1964, Hamilton); «Anthropologica» (c 1955, Ottawa).

Китай. «Миньцзу яньцзю» (с 1958, Пекин); «Миньцзу туань-цзе» (с 1957, Пекин).

Колумбия. «Revista Colombiana de Anthropologia» (с 1953, Bogota).

Корейская Народно-Демократическая Республика. «Кого минсок» (с 1963, Пхеньян).

Мексика. «Revista Mexicana de Estudios Аntropologicos» (с 1927, Мех.); «America Indlgcna» (с 1941, Мех.); «Acta Anthropologica» (c 1956, Мeх.).

Нидерланды. «Bijdragcn tot de taal-, Land- en volkcnkunde van Nederlandsch-Indie» (1853–1938, ‘s.- Gr.); «Verhandelingen» (c 1938, ‘s.- Gr.); «Mededelingen van het Koninklijk Instituut voor de Tropen» (c 1914, Amsterdam).

Новая Зеландия. «Journal of the Polynesian Society» (c 1892, Wellington).

Папуа – Новая Гвинея. «New Guinea Research Bulletin» (c 1963, Canberra).

Польша. «Etnografia polska» (c 1958, Wr.); «Biblioteka ctno-grafii polskicj» (c 1956, Wr.); «Ргасе dzialu etnografii Instytutu historii kultury materialnej» (c 1958, Warsz.); «Lud» (c 1895, Wr.- Poznan), «Ргасе i materialy etnograficzne» (c 1934, Wr.); «Ргасе etnologiezne» (c 1947, Wr.).

Португалия. «Trabalhos de Antropologia e Etnologia» (c 1919, Porto).

Румыния. «Revista de etnografie si folclor» (c 1956, Buc).

Соединенные Штаты Америки. «American Anthropologist» (с 1888, Wash.); «Anthropological Quarterly» (c 1928, Wash.); «Ethnology» (c 1962, Pittsburgh); «Current anthropology» (c 1980, Chi.).

Уругвай. «Amerindia» (c 1962, Montevideo); «Cuadernos Antropologa» (c 1962, Montevideo).

Федеративная Республика Германии. «Paideuma» (с 1938, Fr./М.-Wiesbaden); «Tribus» (с 1951, Stuttg.); «Zeitschrift fiir Ethnologic» (c 1869/1870, В. – [a. o.]).

Финляндия. «Studia fennica» (c 1933, Hels.).

Франция. «L’Anthropologie» (c 1890, P.); «L’Homme» (c 1884, P.); eCahiers d’etudes africaines» (c 1960, P.).

Чехословакия. «Qesky lid» (c 1892, Praha); «Slovensky narodopis» (c 1953, Bratislava); «Ettmologia slavica» (c 1 969,Bratislava).

Чили. «Antropologia» (c 1963, Santiago).

Швейцария. «Anthropos» (c 1906, Fribourg); «Archivcs Suisses d’Anthropoiogie Generale» (c 1914, Gen.).

Швеция. «Ethnos» (c 1936, Stockh.); «Etnologiska studier» (c 1935, Goteborg).

Югославия. «Гласник Етнографског института САНУ» (с 1952, Београд); «Зборник радова Етнографског института САНУ» (с 1950, Београд); «Етнолошки преглед» (с 1959, Београд); «Narodna umjetnost» (с 1962, Zagreb); «Zhornik za narodni zivot i obicaje juznih Slovena» (c 1896, Zagreb); «Gradivo za narodopisje Slovencev» (c 1964, Ljubljana).

Япония. «Миндзокугаку-кэнкю» (с 1936, Токио); «Дзинруигаку дзасси» (с 1892, Токио).

Этнографические издания в дореволюционной России и СССР. «Этнографический сборник» (1853–1864, СПБ); «Зап. РГО по отделению этнографии» (1867–1917, СПБ); «Тр. этнографич. отдела Об-ва любителей естествознания, антропологии и этнографии» (1868–1913, М.); «Изв. Об-ва археологии, истории и этнографии при Казанском ун-те» (1878–1929, Каз.); «Этнографич. обозрение» (1889–1916, М.); «Живая старина» (1890–1917, СПБ – П.); «Этнография» (1926–1930, М.-Л.); журнал «Советская этнография» (1931–1937, с 1946, М.); сб. ст. «Советская этнография» (1938–1941, М.-Л.); «Труды Ин-та антропологии, этнографии и археологии» (1934–1940, М.-Л.); «Тр. Ин-та этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая», Нов. серия (с 1947, М.); «Краткие сообщения Института этнографии» (1946–1963, М.); «Сборник Музея антропологии, археологии и этнографии» (с 1900, СПБ – Л., М.-Л.); ежегодник «Расы и народы» (М., 1971); «Етнографiчний Biсник» (1925–1932, Киiв); «Народна творчiсть та етнографiя» (с 1957, X. – Киiв).

С. И. Брук, П. И. Пучков. Москва.

Советская историческая энциклопедия / гл. ред. Е. М. Жуков. – М., 1976. – Т. 16. Чжан Вэнь-Тянь – Яштух. – Стб. 641–670.

• Размещено: 27.01.2014
• Автор: Бромлей Ю.В., Токарев С. А., Брук C.И., Пучков П.И.
• Ключевые слова: этнография, этнографические исследовательские учреждения
• Размер: 125.55 Kb
• © Бромлей Ю.В., Токарев С. А., Брук C.И., Пучков П.И.
• © Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
  Копирование материала – только с разрешения редакции