ПОВЕСТЬ О БРУНЦВИКЕ (текст)
ИС КРОННИКА СКАЗАНИЕ О БРУНЦВИКЕ И О ЕГО СИЛЕ, КАКО ДОБЫ ЛВА, И ПРЫТКОСТИ И СИЛЕ ВЕЛИКОЙ СЫНА ШТЫЛФРИДОВА
Егда же бысть Брунцвикъ по смерти отца своего Штылфрида, остася во всем богатстве его, и начат княжение отца своего Штылфрида держати и правити с великим разсмотрением, разсуждая, иное же докладывая, старейших думы и чинов, и науки отца своего, и умения всякого, како отецъ его умышлял и како кому почести творил, сверстным и духовным, сиротам и вдовам, паньям и панам, бе бо почестный князь и разумный велми, и по всей земли о нем слава была добрая.
И егда же бысть по двою летех и трех месяцех по смерти отца своего, воспомянул Брунцвик на удалость отца своего, что он много добра учинил Ческой земли, своей службою выслужил честь всей земли своей. И начат глаголати панье своей: «Пания моя милая Неомения! Скажу свою думу тебе, что думаю есми ехати и хочю своею службою добыта честь языку своему. Ты бо ни за какова не ходи доброго князя; аз аще и умру, а знамение оставлю по собе, что ни буди. А прото отецъ мой мне радил, такоже и прадеды наши, да бых, где мог, которую добрую славу имени своему и земли своей честь добыл. Отецъ мой, той есть выслужил орла своею службою, а яз, аще Бог велит, хочю лва добыта. Ныне же даю тебе свой перстень с своей руки, чтоб тобе было ведомо, а твоей руки перстень собе емлю с твоего перста, для того, чтоб еси никому не верила. Егда же тот перстень сама узриши, то ведай, что жив есми и в добре. Аще ли его не узриши в сем лет, то буди ти ведомо, что уже не жив есми. Помыслил есми, аще ми и умрети будет, а инако того не учиню».
Слышав се, Неомения начат от сердца плакати и тужити, рекучи: «О беда мне, о горе мне! Кому мя оставиши, мой милый пане? Отецъ мой и мати моя велми далеко от мене. Кто мя смутную утеши? С ким учну веселитися?» Брунцвик рече: «Милая моя кралева Неомения! Не еду от тебе, как молвиш, не устроив тебе, и не зделаю того так, как тебе мнится, но хощу послати по отца твоего, дабы на моем месте правил бы княжество мое, и оброки мои имал, и о тебе бы радел, и строил бы двор твой; а иному тебе не оставлю, опричь отца твоего. А ведаю бо и аз, что тебе меня жаль, что мне от тобя будет ехати далече. Мне бо наипаче твоего жаль будет по тебе, но инако того не мощно сотворити». Королевна Неомения рече: «Аще бы было тебе меня жаль, то бы еси где ни ездил, а ко мне бы еси приехал и мене бы еси утешил. Но и ныне уже вижю грех свой, что хощеши мене забыти. Беда бо ми велия бысть, до сякова дни дожившей !» И объем его с плачем великим и со слезами, и жалостне велми начат его целовати и начат у него упрашивати, дабы ея не забыл и остался бы с нею. Брунцвик рече: «Не плачь, милая моя панья! Уже бо ми не мощно сего слова переменити. Наши бо княжие слова никогда бо не живут лживы». И сам, заплакав, пал: «А любо ми, Бог дастъ, и аз опять возвращуся».
И потом послал по отца ей, дабы к нему приехал, и приказал собе 30 коней оседлати, и поехал до розличных стран и земель имени для, и славы добрыя добываючи. И тако далече ездъл, иже и проводники дале того не могли ведати, куда ехати. Егда же приехаша на море, и начат по брегу ездити, в себе мысля, что бы мог учинити. И нашел собе корабль и поехал с своими людми на море. И егда же бысть им четверть лета ездячи по морю, и бысть бо им единое ночи, воста ветръ и буря велия, и взыгрылося море, и восташа волны великия. Бысть бо и кораблю, яко пометаему, на волнах, и егда же дважды под водою быша на три локти, Брунцвикъ в великой печали бысть. Пишет бо ся о нем, когда бо бысть в великом волнении, были голка и звук морский велий с великим ветром, и великим тем ветром вверхъ кораблем далеко метало.
И егда же уже к горе Якштенови приближися в мори, коли же то узриша и тут начаша плакати, и бысть от них плач и звук, крик великий. И начаша меж собою говорити: «Теперь бо нас уже несчастие поткало, уже бо не по счастию, но по грехом стася над нами». И егда же быша в пятинадесят милех от тое горы, и поразил их великий дух и волна силная, зрящи новые горы, иже в мегновении ока притянула их к собе всех с кораблем. Тая бо гора имея тую силу, иже в 50 милех со всех стран в мегновении ока к собе притянет, будь то ту люди, птицы и рыбы, древа и твари морские. А которые тут заедут, тому бо не мочно уже живу быти, иже остатися на той горе Якштыну. А иного тут нет ничего, токмо един остров велми красен, а словет Желатор, яко бы кто рекл ми радостный или милостивый, который аки увидели Брунцвик с своими людми, велми начали тосковати в великом смятении.
И тут узриша на том острове много гнилых кораблев и тех людцких костей и иных мертвых громады великие. Видячи то, Брунцвик почал тосковати велми, а иное веселитися, рекучи: «Хто дома седит, тот злаго времене не боится и морского волнения». И тако ни о чем нихто молвити не смеяше, токмо о том друг ко другу глаголаху, что им случилося. И доколе имеяху запасы, что ясти, дотоле и весели быша. И егда же им запасов начат не ставати, тогда начата велми тосковати.
И тако начата велми покушатися всякими хитростми, да быша како могли какими мерами оттоле отехати. И тое их мастерство нимало не пособило, никакие ползы от него не прияша, едва возмогоша пол мили отплыти. Скоро в мегновении ока назад, и в том же острове увидилися, и не ведаючи, что сотворити, какую помощь собе. Уже бо им начат запасу не ставати, и начата свои кони ясти, и всегда ждучи Божия милости.
Некогда же единаго часу случися ему пойти по горъ, ездити и смотрети, где что обрящет. И узрел женскую главу и руце, а иное все рыба, а нарицается Еуропа. И начат к ней глаголати, рекучи: «Злое ли ecu или доброе? Молви со мною!» И она к нему рече: «Брунцвиче! Аз есми такова, как мене видиш, а ни злое, ни доброе». Рече Брунцвик: «Могу ли с тобою какое потешение имети?» Она же рече ему: «Часом можеш, а часом и не можеш». И слышачи то Брунцвик, и принялся за нее и пребыл с нею, и толикое толко утешение было ему.
Потом же не стало коней, и почали сами ести ся, а все ждучи Божия милости. И уже три лета прошло в том их безгодии, Брунцвик же толко остася с одным старым рыцарем, именем Былаадом. И рече Брунцвику Былаод: «Пане милый! Сей беды твоей не ведает твоя милая пани, а и нихто в твоей земли, что нам ныне прилучися». Слышавши то Брунцвик, тосковати начат. Рече Былаад: «Не тоскуй, милый мой пане! Естли же хощеш мене послушати, хощу тебе такову думу придумати, иже отсюду выедеш, но не ведаю, близко ли, далеко ли выедеш». Убояшеся старый, да некако тут един останет, и рече: «Токмо ты приедеш, помяни меня, когда тобя Бог вынесет, воспомяни верную мою службу». Брунцвик рече: «Верный мой рыцарю! Какими то мерами могу то так сотворити, иже отселе моглъ бы выйти? Аз слыхал, как хто к Якштынове горе приедет, тот тут и останется, не может выехати».
Рече к нему Былаад: «Есть один птах, сииречь птица, а словет ног. Имеет обычай, иже сюда на всякий год однова прилетает. И што коли мертвый стерва обрящет, то в мегновении ока похватит и летит прочь». А тую годину он знает, в кое время прилетит. «Тот тя отсюду вынесет, будет похочеш, а далеко ли, близко ли, того не ведаю, сколь далеко отнесет». И рече Брунцвик: «Верный мой Былааде! Велми добра твоя дума. Аще бы моглъ тем везением отсюду избыти, не жаль бы мне было умрети, а любо мог бы нечто счастия себе найти, дабы мог к своей власте прийти». Тогда Былаад, конскую кожю измазавши кровию велми горазно, и всадил в нее Брунцвика, и меч к нему вложил, и зашил его ременем горазно, и положил его на той горе.
Въ 9 день, прилетев ног в свое время, и взял его в мегновении ока и лятел с ним далеко на пустые горы, толко далеко, едва может человекъ въ 3 лета тамо дойти от тое горы до места того, иже ног пренесе в 3 дни. И положи его меж детей своих, а начаяси, что стерво мертвое, дабы ели дети его, ноговы. А повергши его ту, а сам полетел на иную потребу. Брунцвик же бысть в велицей печали. Егда же тые птицы расторгаша ему кожу, и меж собою со гневом кричаху велми, понеже обеял их глад, Брунцвик бо, егда ободраша на нем кожу ногты своими, начат им не даватися, и вскочив и взем меч и посеклъ им главы. Тут Брунцвик, оправясь от битвы, начат тех птиц ясти, и начат ему повеселее быти, понеже укрепися от глада. Пишет бо ся о тех птицах во иных книгах, иже всякий той птах толь силен есть, иже на всякий пазноготь может по коню взяти и несет. А таковый есть великий, иже с одное горы на другую ступает. А имеет на ноги по три пазнохти. Тех бо птиц немного есть, потому что сами меж собою изведаются и биются. И егда же то Брунцвик учинил, Бог ему помог побити их, и начат сам тому дивитися. И вставши с того места, и почал с великим страхом оттоле бегати, иже беша ту горы пустые, нет бо тут ни человека, ни птицъ иных, ни зверей, но все то поле бяше тех единых птиц.
Егда Брунцвику уже 9 дней и 9 ночей совершися, шел блудячи по горам, а все по пустым, и что дале попойдет, то гора горы болши и выше, а все пусто. И прилучися в некое время во едином долу меж гор глубоко войти, тута бо услыша звук и гром великий. Он же, оставаяйся, начал слушати, звук же и гром начат болши быти. Егда же прииде поближе на глас той, и узрев лва да драка, тако бо той змей — драк словет. И силне биются меж собою.
Тогда Брунцвик, тут стоячи, начат мыслити в собе, глаголя тако: «Милостивый Боже, которому тут помочи? Для лва того зверя выехал есми из своей земли и великий страх имею си. Не ведаю, что ми станется еще, а тут не имею бо иному, но лву помогу, что ни станется». И взем меч свой, и прискочив к змею, начат с ним битися, заступая лва, уже бо было лву велми тяжко. А тот драк, сиеречь змей, имел 9 глав, а изо всякой главе огонь, яко ис печи, выходит. Тут опять Брунцвик в великой печали бысть, понеже бо тот драк начал его жечи, а з другой стороны начал боятися лва, и тако на обе стороны опасался и бояся и печалуяся.
Видячи же то лев, великую веру Брунцвикову, пал на земли и отпочинул, бе бо велми убил его змие. А Брунцвик в то время з драком бился и зби с него 6 глав, ссече. Тогда змий разгневался велми и почал Брунцвика огнем палити, до земли поражаючи многажды, и велми его утомил, иже уже едва ему могущу боронитися с великою нужею. Видячи же то лев, розбегся и расторже драка надвое с великим гневом, и на малые кусы розмета его.
Видячи то Брунцвик, такую силу великую лвову, начат его велми боятися, кабы ему не сотворил тако же, что и драку. И пошел прочь оттоле, хотячи избыти лва. Лев же не восхоте его остати, когда бо не оглянется Брунцвик, а левъ за ним идет; или где опочинет в день и в нощь, когда ни оглянется, а лев за ним. И начат мыслити, и набра собе желудков а буковых яблок пазуху полну, понеже бо никакова иного брашна не имел ничего ести. А умыслив в собе взыти на высокое древо, да нечто в ту пору лев отидет от него, то сшед же долов, отшол бы прочь. И егда взыде на велми высокое древо, и седел ту три дни и три нощи, а лев не хоте его остати, все тут же седел, под тым древом на ногах, глядячи на него вверхъ, лву бо велми жаль было. Брунцвик же боялся лва и не верил ему. Лев же закричал велми в жасти, велми силно таково, иже под ним земля потряслася. Брунцвик же от великого того гласа устрашися и паде з древа и убися велми. Видячи же то левъ, отбеглъ от него скоро и накопал корения и принес к нему во устех и обкла Брунцвика. Тако бо в мало время избы то время, что было его зле падение с высокаго велми древа. Лев же поможе ему, он же лву еще не веряше, но бояся.
Некогда же бысть таково время, седел Брунцвик в великом гладе, не имея же что ясти. И виде то лев, глад его, поиде от него прочь. И узре сарну, и начат гнати, и догнав ея, пред него принес ее, надвое изодра и вложи во уста своя, — испече, яко в печи жаркой, и выняв и положи пред него. Видячи же то Брунцвик, велию веру лвову, и начат его беречи велми. Лев же, некогда прибегши, ис чести покорне главу свою положи Брунцвику на колене. И Брунцвик начат его гладити, укрочаше.
Потом опочинув Брунцвик от томнаго пути, и поиде меж великие горы и лесы, з горы на гору ходити. Тако опять блудил полные три лета на тех высоких пустых горах. Лев, всегда ходячи за ним, пищу ему добывал. Случися ему взойти на едину от гор тех высоку, и вшед на высокое древо и начат оттоле смотрити, дабы узрел где град или место какое. И увиде на мори городок велми далеко, и тако сошед з горы и пад на колене свои и проси у Бога милости, дабы ему помоцник был в напастех и в бедах его в том блужении. Не виде бо нигде ничего, токмо где бы очи его видели и мысли, тамо и ходил.
Восхоте пойти к тому городку и поиде из лесу, и тако иде 15 дней, и выде ис тех высоких гор и пустых лесов, и приде к морю пустому и, став над морем, начат мыслити, како мощно к тому городку дойти. И в недоумении великом бысть, начат мечем колье сечи и прутье рубити, а лев начат громаду волочити. И сплел собе плот ис того лесу нарочит, возложил его на воду, а сам на него сел. А лев в то время добывал пищу себе и ему и, гоняючи, замешкал тамо неколико время. Тогда Брунцвик, хотя избыти лва, отпихнулся от брега на море. А лев в то время добыл вепря диково и принесе его на брег во устех своих, и узри Брунцвика уже в мори пловуща. Лев же розбегшися и скочи в море за Брунцвиком, держа вепря диково во устех своих. И едва доплы ево, приняся предними ногами за плот, а задними плове долго время, держася крепко за плот. Видячи же то Брунцвик, что лев его не останет, никогда бо не хощет разлучитися с ним, и нача ему помогати с великою силою, поможе ему на плот взойти. И ту опять Брунцвик велми печален бысть, понеже едва удержася на плоте том, едва не упаде в море.
И плыша бо в мори том со лвом, иногда по горло, а иногда до пояса на плоте том седеша, и тако в той воде 18 дней плавали, с одного конца Брунцвик, а з другаго лев седел, и тако друг другу утонути не даша. 9 дней и 9 ночей море с ними играло, а другую 9 дней и 9 ночей плыли в великой темности меж горами. И егда же приплыша в той темности ко единой горе, издалека бо узре, бе бо светла яко огонь. И добывши меч, и едва подплыша под нея, и удари в нея силно, и сшибе тем ударом великий кус, а спаде к ним на плот, яко голова человеческая. Тая гора бе славна, именуема Карванкулос, камень самоцветный, а от нея ломают. Гора же та велми чиста и велми светла, светило бо им от тое светлости, от горы велми далеко и толь долго, иже доколе выехали ис тех гор, из мест темных.
И егда же приехаша, к тому граду приближишася, и начат дивитися на розные чюдеса морские. Многия бо бяху узорочия морские около града того. Град же той велми бе красен, на нем же бе множество красования морского, всякие чюдеса и узорочия всякия. И рече Брунцвик, сам в себе мысля: «Аще ли будет добро или зло, а яз побуду на сем граде. Аще что ни прилучится ми зде во граде сем, терпети имам».
И егда же быша во граде том, тут его объял великий страх, бе бо узрил короля места того Отлибриуса. Сей бо король волот бе, очи же имать напреди и назади, и перстов имеет на всякой нозе по 18, а на руках по столку же. Около его бе многое множество различных людей. Увидев се их и убояся, бяху инии о едином глазе, а инии о единой ноги, а инии мнози имеют роги над очима, а инии о дву головах, а у иных песье главы, а инии половина седа, а другая бела, а инии горбаты, яко велблуди, а инии яко лисицы красны. Тогда почат Брунцвика страх объуимати, бе бо крик и звукъ и шум великий, бяху бо инии выют, а друзии ворчат, бе бо такова королю от них служба, такову бо честь воздают королю своему. И начат Брунцвикъ назад отступати, хотя итти со града того.
Видячи то Отлибриус, начат к нему глаголати, тако рекучи: «Брунцвиче! Твое имя ведаю добре, никогда бо тако не пригодится о властех, иже бы такий славный человек нами не ведом был, токмо спрашиваю того у тобя: волию ли еси пришел семо или нужею?» Брунцвик рече: «Милый королю, скажу ти о сем. По воли есми из власти своей выехал вон, аже о сие мне тепрве прилучилося по грехом и по несчастию моему, та моя волокита великую мне деЪет кручину». Рече же король Отлибриус Брунцвику: «Буди ти ведомо о том, что с нами зде будет ти остатися и жити в нужи. А будет хощеши ли ты тако учинити — дочь мою Африку добыта, бе бо взята уже три лета от драка-василиска на город Рому, имя же острову тому Арабая, а стоит на пустом мори от мене триста миль. А будет таково учинишь, ведомо ти буди, аз тобе свою помощь учиню: хощу тобя к твоей земли проводити и пропуцу тя сквозь железная врата, понеже бо в моей воли те врата. Кого хощу, того и пропущу. Аще ли не тако, а инако, — не можешь пройти во свою землю». Рече же ему Брунцвик, королю тому: «Есть велми дивно, что ты мене не знаешь и не ведал нигде же, а именем называешь. А что глаголеши ми о дочери своей, в великий мя мятеж вводиши. А буди ти ведомо, аще ли тако хощеши сотворити, что мя теж пропустиши сквозь железная врата и проводиши до моей земли, аще ли тако истинне сотвориши, дай ми верное свое слово, и аз учиню тако, взем Бога моего на помоць себе, и поеду добывати дочери твоей». Король же обещася ему тако сотворити и начат его велми честно дарити дарми великими.
Брунцвик же в третий день веле приправити корабль, и взем собе на карабль запасу, что ясти ему и пити, чтоб ему на пять месяцъ стало. И седши со лвом его, и поеха по морю ко граду тому. И егда же приеха ко граду тому Рому, ко острову Арабаю, и привязавше корабль, и поиде на брег острова того, а лев за ним. И егда же приидоша ко вратом первым, и увидеша тут два зверя велми пригожи, лежаху бо на сребреных чепех стрегучи града того. Имя же зверем тем Монетрус, а велики потворы, сииречь чюда морские, силны в силе своей. Всякий же тот зверь имеет главу человечью, а тело конское, хвост свиной. И как увидели Брунцвика со лвом, со гневом великим на него устремишася, а как потресошася, — и весь град потрясеся. Брунцвик же добы меч свой и начат с ними битися мужне о тех вратех. И начат омлевати, сииречь уставати. Видячи же то лев, что Брунцвик устал, и разбегшеся прытко на одного и со гневом раздра его надвое, и потом тако же и другаго. И тако первыя врата пробишася и поидоша к другим.
И егда же приидоша до других врат, и узреша еще двое силнейших, а называют их Кглята. Каждый зверь на себе имеет два рога долга на два локти, а остры яко бритва. Тые звери имеяху обычай таков, коли с ким сойдется тот зверь, то одным рогомъ сечет, а другой на хрептъ положит. А как ему один сломится рог, тогда тот рог по хрепту изложит, другим боронится. Тот зверь ничего-то иного не боится, токмо красного знамени, а таков удал, — какъ на земли, и таков и на воде силен. И с теми опять Брунцвик дрался. Добывши свой меч, и начат с ними битися, и бися долго время столь крепко, иже град потрясеся. Лев же ему во всем помогал опять со гневом, и тех тако же раздра. И тако другии врата проидоша и поидоша к третьем.
Егда же приидоша к третьим вратом, и узреша еще страшных два зверя и великих, тем имя Липфораве. Бе же на них шерсть яко на медведех, да роги яко дияволи имели, а зубы черны яко конские, а уста у них велики, иже человека может проглотити. Тех зверей вся иные земские звери боятся и морские, с ними же Брунцвик начат битися, и тако на Бога упование возложи, и бися с ними крепко тут, иже звук в затоках морских слышати был. Но по грехом сталось, лев поостася, но Бог помилова его. Лев же прискочи и увиде Брунцвика биющася и собра лев всю силу свою и почал велми битися с ними и начал драти их наполы. И тако им Бог поможе, иже всех лев раздра.
Тако проидоша трои врата и поидоша во град. Тут паки увидели много различного красования, а человека на нем не видеша никакова. Не бе бо тут никакий человек, а злата и сребра и камения драгаго тут несть числа, многое множество до изообилия, а иного никого не видеша. Егда же приидоша на королевскый двор и внидоша в полату, и узре Брунцвик девицу Африку, велми красну, красна бо зело лицем, а руце имея толко до пояса, имея два хвоста, сииречь хоботы два вместо ног.
И егда она увидела Брунцвика, велми бо бе дороден молодец, и рече: «Молодцу милый, како семо пришел еси?» И начат дивитися сему и рече: «Повеждь ми, како мог прийти семо?» И рече: «Африко милая ми, отецъ посла семо, король Олибриус. А обещася мене пропустити сквозь железная врата, аще тебе могу добыта». Девица же Африка рече: «Милый друже Брунцвик! Не мощно сего слышати глаголания. Аще бы еси ты и тысячи человек силы в собе имел силных и удалых, то бы тобе толко с тыми великими зверками битися, которых мимо шелъ еси, а не с здешними морскими потворами и зверскими розноличными потворами, сиречь с чюды морскими. Токмо скажи ми, милый Брунствиче, спят ли тые звери у первых и у других и у третьих врат, иже еси мимо прошел како?» Брунцвик рече: «Девице милая Африка! Скажу ти о том, — спят и будут спати долго». «А когда же спят, то, милый Брунцвиче, поди борзо из града бережно, чтобы тые звери не услышали, а отцу моему скажи, что здрава велми, а како меня он хоронил за то ему бей челомъ». Брунцвик рече: «Милая ми девица Африка! Аще ли ми быта живу или умрети, в том ся воля Божия буди, а либо зло, а либо добро будет, а без тебя отсюду не иду».
Егда же то услыша Африка девица, и начат на него смотрити, и почала его велми целовати, и посади его подле собя, и обня его, и начат к нему с плачем глаголати, и рече: «Милый Брунцвиче! Когда уже не хощеши пойти без мене отсюду, даю тебе перстень свой, да прошу у тебя того, — не забудь, колика тебе страх какой-либо приидет или с ким битися станешь, не мешкаючи положи его на правый перстъ. Той бо перстень против 24 человекъ силы имеет, а нечистые противу тому аще бы и сто перстнев имел, а против тому никако бо не мог стояти, и не токмо на единем, но и на всех аще бы по толику имел, никако бо не мог стояти против того. Отецъ мой неколико тысечей возложи на руки и иным дал наложити, хотячи мене отняти себе же, и не може ничтоже учинити. Како паки ты, един будучи, а хощеши мене добыта? О злый и неверный мой отче! Лутчи бы сам мене во своем царстве убил, нежели теперь такую великую жалобу сотворил. Посмотри бо и виждь, мой милый Брунцвиче, моих поясов златых, обвязаша бо мене двема хвосты гадовыми до пояса; а на всякий день до полудни, иногда же до вечера, мой василискъ, алюбо драк, сииречь змей, обвязывает мя теми хвостами гадьеми, а целую паки ночь, а иногда до полудня чиста есми телом без тых хвостов гадовых. А имеет обычай, иже имеет лежати со мною с полудня три годины, и лежит до темные ночи на моем лоне, а иного ничего со мною не делает, толко для потешения имеет мя. А ту буди ти ведомо, милый ми Брунцвиче, будет еще с полчаса не отойдешь от мене прочь, то ти горе и беда почнется».
Видячи же то Брунцвик и слышав от нея, и начат Богу молитися о помощи, дабы ему помоглъ против тех грозных и страшных речей. И егда же прииде час той, тогда драк-василискъ начат подыматися в той своей скинии, алюбо в печери, сииречь в ложницы своей, тогда потрясеся весь град. Тогда Африка рече: «Помни себе, Брунцвиче, не устрашайся и не ходи отсюду никуда. Уже бо приспе час попечению твоему, никогда бо такова страха не слыхал, не видал». В то бо время воста крикъ и пискъ, великий звук от гадов, иже бы коли четыре трубачи трубили велми силно, и от того бы писку и звуку не слыхать бы того было трубения. И егда же поиде со всех стран многое множество гадов и ящериц великих и иных потворов ядовитых, хотячи Брунцвика убити, Брунцвик же начат им боронитися своим мечем, иже начат их по пятидесят единым ударом пресекати, и побивати их почат много, они же болше того, прибываше их. Инии бо толсти, яко бревно, а инии дьяволскими гласы кричаху. Брунцвик же того ничего не устрашися, ни убояся, с ними мужескы бися и бродяше до пояса в гаду. Лев же их такоже начат торгати, начат з города метати яко окнами.
Видячи же то драк-василискъ, иже слуг его побивают, и разгневася гневом великим, хотячи месть сотворити, и покрылся златою коруною, и поиде ис пещеры своей, бе бо толста яко дрейлинкъ, сииречь яко великая кафа винная. Имяше же 18 хвостов, сиеречь хоботов, иже бяху обножия гадская, остры же бяху, иже одным ударом может великое бревно пересечь. Теперь же убогий Брунцвик начат ужасатися велми, и начат тужити, и начат з драком битися. Драк же его бити начат и одолевати, к земли бо его часто преклоняет, многажды бо Брунцвик на землю падая ниц, а лев его заступати начат, з драком начат битися силне. Брунцвик такоже еще воста от нужи и от разу ко лву побежа на помощ, и тако друг другу помогаху велми силно. И бишася от нощные утренние зори до полудня, бися с ним, Брунцвик же бысть в крови. Брунцвик же уже еще едва с великою нуждою против василиска стояти може, бе бо уже устал. Видечи же то лев, что Брунцвикъ устал велми, падает на землю, и велми зжалися о Брунцвике, и крикнул велми, и почал крепко битися, и хвосты около его начат со гневом великим рвати, и ободра его велми, и вси обножия его около его оборва. Брунцвик же еще с великих ран едва воста, и тако еще нача з драком битися, но не имея уже ничего в руках, чим боронитися, но поможе им Бог, и убиша драка-василиска, иже из него потекоша потоки кровавый, яко ручей.
Когда же уже убиша драка, Брунцвик же от великих ран паде на земли яко мертвъ, ни слова не промолви, не може бо глаголати ни слова нимало. Лев же стоя над ним в жалости велицей, девица же Африка велми его жалостне и смутне, стоячи над ним, тужила. Лев же, ведая, что инако не может ничего сотворити, и побежа не мешкая з города и накопа корения и принесе во устех своих. Девица Африка учини ему водку и в десяти днех исцели от ран. И вста и проглагола и рече: «Милая ми Африко! Видела еси, како есми про тебя много зла претерпел, ныне же поедем ко отцу твоему». Она же объем его с радостию, начат целовати и рече: «О милый Брунствиче! Ныне хощу с тобою веселитися и радостно ехати ко отцу своему». И тако набраша много злата и сребра и камения самоцветнаго и запасов всяких на много тысячей, и вседоша в корабль Брунцвикъ и девица Африка и лев с ними, и поехаша к королю Алибриусу.
И егда же приехаша ко граду, король же с великою радостию выеха против их и против Брунцвика и против дочери своей Африке, изрекъ ему милостивое слово, рекучи: «Здрав буди, милый сыну мой Брунцвиче, а се тебе буди ведомо, что хощу дочь свою, девицу Африку, тебе в жену дати, и все свое богатство». Брунцвик же того велми не рад бе, но всегда мысляше, когда бы Бог помог к своей земли дойти.
И прилучися ему некогда не в который час с тою своею женою Африкою на ночь лечи спати в старой полате науголной, и прииде к некоей к старой полате, бе бо не заперта, и походи в ней и узре мечь велми стародавной и без ножен, особь лежащь. И взем его, начат осматривати, и усмотри, — ано острый велми, угоден ему бысть. И снявши, взем, и положи его в ножни свои, а тот свой меч положи в тые ножни и остави его в полате, и поиде ис полаты ко Африки, жене своей, и ляже подле ей. Потом же начат вопрошати жене своей, рече: «Повеждь ми, милая моя Африка, какий то мечь был в той полате за замком?» Она же то слыша, что спрашивает о мечи, и умолча. И тако успоша. Она же, востав рано, скоро сию замче полату, замкнув за 9 замков, и пришед и легла за него подле его, и рече: «Дивлюся сему, како еси ты тот мечь увидел, аже много лет нихто не видал того меча; аще ли еси ведал, что той меч много силы имеет, и ты бы тому подивился». И рече Брунцвик: «Милая ми Африко! Поведай ми о той его силе, ты бо выдаешь силу его». И рече Африка: «Аще хощеши ведати о нем, скажу ти. Той бо мечь имеет такову силу: когда бы ты его вынял из ножен и рек: „Соими главу, 1, 20, 30, 100, 1000 глав!”, скоро бы главы скакали долой». Брунцвик же тому посмеяся, а собе во уме внят.
Потом же не в кое время случися одного часу, приидоша бо тые морские дива к комнате его, Брунцвик же досяг меч и хотел его изведати правды, может ли тако быти. И вынем из ножен и рече: «Сними главы тем!» И скоро в мегновении ока и поскочиша главы с тех потворов со всех, кои тут были. Он же, не мешкая, в море скоро вметал, и тако довеся правды. Потом же паки по некоем часу в некое время сяде со всеми за столом, и вынемши меч свой Брунцвикъ и рече: «Сними, милый мечю, всем главы, потворам морским, и кралеве, и панам и паньям, и всем!» Скоро в мегновении ока поскакаша главы всем долой, Брунцвик же остася один со лвом. И тако приготови корабль, и набра многое множество злата и сребра и камения самоцветнаго до изообилия своего, за много тысечей, и отомкне железная врата, и сел со лвом в корабль, и набрал собе богатства, и поеха оттоле на море.
И егда же опять по морю далеко плаваше, и прилучися ему мимо остров некий, иже именуем остров той Трипатрия. И услыша тамо трубение и бубенное играние и различное воспевание. Брунцвик же хотя отведати, что тамо, какое играние, и поиде на остров тот. И егда же прииде тамо, и узре многое множество на конех. Едини бо колют, а другии колибы деют, друзии тонцы водят, и великое веселие у них бе. Брунцвик же, стоячи тут, начат дивитися. Пришедше един, Брунцвику рече: «О Брунствиче, како еси семо пришел? Ту уже тебе тонцевати и с нами пребывати». И да Брунцвику руку и опали его огнем велми гораздно. Видячи то Брунцвикъ, и рече: «Мечю, снимай тому голову первому!» И скоро стася тако, и множество глав полети. Инии же начаша ему глаголати: «О Брунствиче! Тым то с наших рук не избудешь, будет с нами зде тонцевати и на тех конех ездети!» Понеже бо бяху ту Ашметове дияволи, тут мучилися. Видячи же то Брунцвик, что его понуждают, и добывши меч и рече: «Милый мечю, снимай с них главы долов со всех!» Скоро в мегновении ока и нача главы скакати. И скоро паки и сяде в корабль со лвом, и поеха оттоле прочь.
И начат опять блудити по морю, и блудил 15 недель, и начат тосковати велми. И узре место велми светяше бо от злата и от драгаго камения, иже бо по морю лучи исхождаху на 10 миль. Брунцвик же приста ко брегу и взыде на брегъ. Место же то нарицаемо Ейбатамис. Не бе бо ту никакова человека. Брунцвик же начат дивитися и ходити из дому в дом, а везде бо брашна до изообилия, и столове стояху, и брашна многое множество напасено. Он же удивися и рече: «Хто тут, людие ли или бесове?» Проиде немногое время, и начат глас находити трубный и потом бубенный, потом же и горазно, и уже близ его велми трубят. И потом узреЪ: человекъ по человеку начат показыватися, и потом узре велие войско. Посреде же их король, именем Астриолов, тут бо человецы живут неведомцы, сииречь помрачении. Брунцвик же опять начат мыслити и рече в себе: «То уже недобрии человецы, начнут со мной дратися». И начат меж их ходити. Они же начаша глаголати ему, рекучи: «Брунствиче, дитя, как еси семо пришел, поведай нам!» Онъ же рече: «Ведаю бо вас, какие вы люди, но не боюся. Како есми семо пришел, тако и пойду отсюду». Они же ухватиша его и ведоша ко Астриолу, королю своему. Король же рече: «Хощеши ли с нами зде быти, и ты обещайся нам. Аще ли не хощеши, то велю тя на огненый конь посадити, и тако станешь и до веку горети».
И рече Брунцвик: «Неверный Астриоле! Гроз твоих не боюся, имею надежду на Бога своего, иже избави мя от великия печали и страхования и бед. Той же мя и зде избавит от тебе. А ты, злый Астриоле, ты еси то выслужил, тебе тут жити будет и будеши». И рече Астриол: «Гордый еси мыслию Брунствиче, но гордостию своею не избудешь, мы бо укротим гордость твою». И повеле привести огненый конь. И егда же приведоша, и повеле его четырем человеком взяти и посадити его на конь огненый. И прискочивше четверо, и хотеша посадити на конь, и начаша с ним торгатися, и не могоша похватити его. Брунцвик же повыде из людей и вынем мечь, рече: «Секи тым четырем главы!» И скоро главы скакаша, лев же их предра. Видячи то Астриол, иже уби тех четырех, и противится им, и кликнув: «Войско нам, войско!», иже обступиша с великим криком безчисленное множество, тысещами тысещь. Брунцвикъ же рече: «Милый мечю, секи и тем главы скоро, 20 и 30 и 100 и 1000 глав!» Главы же скоро поскакаша, громот же поиде великий от глав тех, иже бы и земли потрястися. Видячи же то Астриол и рече: «Пощади, Брунствиче, пощади для Бога своего, а яз тобя хощу до твоей земли проводити, но токмо престани и не бей болши того». Тогда рече Брунствик: «Пощажу тя для своего Бога, учиню тако не для тебе, токмо учини, что обещаешися без всякие кручины и беды и напасти со всем моим добром и мене со лвом до моей земли отвести». Король же Астриол обещася тако сотворити.
И егда же поехаша к царствующему граду и столному Праги, и приехаша в первое смеркание в четвергъ. И повеле Брунцвику встати и остави его на розыгрании, сиеречь на поли, и со всем богатством его, что взял с собою ис тех градов, и сребра и злата и камения самоцветнаго, и со лвом. Егда же узриша столный град Прагу, Брунцвик же возложи на себя шату пустелничью, сииречь платье каличье, и поиде во град, а лев за ним.
В то же время король Астрономос, тесть его, выдавал свою дочь, а его жену королевну Неомению за некоего князя Асирского, именем Клеофа. Бе бо уже минуло седмь лет, как уже не видала Брунцвика, ни знамения никакова, и отчаяшася Брунцвика. Доведавши же ся Брунцвикъ того, и поиде во град, а лев за ним. И прииде на двор королевский, и вниде в полату, и узре свою кралевну. Бе бо она посажена с тем князем Клеофом за столом по чину королевскому. Он же возмутися в жалости велми, бе бо ему люба была, и начат ждати часу. Приспевшу время, егда хотяху стати из-за стола, и после стола принесоша пития красного, и начата подавати по кубку златому, иже беша в полате той, иным же из сребреных стоп. И усмотриша Брунцвика, что един стоит, и подаша ему кубец златый испити, а его не познаша, и достася ему тот златый кубецъ, из него же пил князь Клеофа с Неомениею кралевною. Брунцвик же, снявши перстень с руки своей Неомениин и положи его в той кубец златый, учинивши им почестную знатьбу. Идучи з города, написа тако над вороты: «Тот, которому уже седмь лет, как поиде из града сего, ныне же прииде и был в городе и на королевском дворъ». И узриша таковое написание над враты, и начат молва быти во граде о том, хто б таков. Инии глаголаху сей, и инии иначе глаголаху, и бысть пря велика. Королевна же Неомения узре в златом купцы свой перстень и сохрани его, понеже узна, что Брунцвиков перстень, иже взят у ней для знамения. Поведашу отцу своему, и тако поиде слава о нем велия.
И не даша ему кралевны, он же начат быти смущен и повеле оседлати 30 коней, и сяде сам на конь, и повеле людем своим, 30 человекъ, с собою ехати. И тако погна за Брунцвиком, и нагна его на пути, и хоте его убити. Видячи же то Брунцвикъ, и выняв меч и рече: «Сними с того жениха главу скоро и съ его слуг!» И тако полете глава з жениха и со слуг его скоро, а лев расторгнул их, и кони их побегоша назад. Потом же Брунцвикъ поиде в некий град свой, ту его прияша, яко истый бе князь их. И тако посла по паны своя, тогда паны его и рыцари с великою радостию ехаша ко истому государю своему и взяша в столный град Прагу и тако ехаша с ним честно.
И егда же приехаша близко столнаго града, тогда король Астрономос довеся подлинно, — истый то Брунцвик, выеха далече и з дочерию своею на стречю Брунцвику. И тако выехаша многое множество старых и младых из столнаго града Праги на стречю государю своему, воздающе ему великую честь. И бысть в то время радость велия всей земли Ческой, что князь их добы лва. И тако с великою радостию въеха в столный свой град Прагу, и начат веселитися, и сотвори пир велий на властей своих, и дари их дарми великими. И начат им поведати о пути своем, какие ему напасти были и бои с теми чюды морскими, поведа им все по ряду. Кралевна же Неомения велми возвеселися о нем. И тако потом повеле Брунцвикъ во всех мъстех своих славу свою пети и лва на знаменех писати, на всяких королевских вещех, со единыя страны орла на красной земли, а з другия страны лва серого на черной земли.
И тако поживе в своем царстве в велицей чести и радости 35 лет, и приживе единаго сына, и нарече имя ему Владислав. И пожив в старости дней своих, и тако преставися, и погребен бысть честно. Лев же паки по смерти его велми начат тужити по нем и тосковати, имеючи к нему великую веру. И с тое великие тоски прииде на гробницу его, и велми воскрича, и паде мертвъ. И тако скончася левъ.
Комментарий
Собственные рыцари в виде богатырей на Руси водились издревле. Как таковых уже можно рассматривать героев «Слова о полку Игореве» конца XII века, а также всех вооруженных Рюриковичей и нерюриковичей из летописей не позже века Х-го: князь Святослав – классический образец.
Кстати, былинные богатыри Алеша Попович и Добрыня Никитич – реальные исторические лица, по летописям – Александр Попович и Добрыня Золотой Пояс. Жили они в XIII веке, известны как противники князя Юрия Всеволодовича по войне 1212-1216 гг., а также в качестве участников несчастной битвы на Калке 1223 года, где оба и погибли.
После прихода татар, Руси было не до прелестей феодальной вольницы. Необходимость сбросить со своей шеи чужеземцев постепенно превратила страну в военный лагерь под единым командованием. После ликвидации ордынского владычества в 1480 году, Москва добила «нэзалэжников» в Твери и в Великом Новгороде (1480-е гг.), в начале XVI века спелой грушей пали к её ногам Псков и Рязанское княжество.
Поскольку в качестве учителей у Москвы был Батый, а не Ричард Львиное Сердце, о рыцарях надолго забыли.
Надолго, но не навсегда. Может быть, Смутное Время с разгулявшимися на Руси поляками заставило об этом вспомнить. Во всяком случае, по линии литературы Россия приняла большую часть западноевропейских рыцарских повестей именно через посредничество Польши.
Начинавший ощущать свои права класс воинских служилых людей почувствовал потребность в специфическом чтиве. И стало интересно.
В «Повести о Брунцвике», обычных для Западной Европы рыцарских разборок и дележа дам сердца – нет. Хотя Брунцвик – человек западный (князь «Ческой земли», т.е. Чехии), но приключения у него – восточные. Сначала его корабль (наряду со многими другими) притягивает великая гора, типа магнитной аномалии. Три года спустя, спрятавшись в шкуру под видом конского трупа, Брунцвику удается улететь с горы в когтях птицы Ног (птица Рух «Тысячи и одной ночи»).
Потом, вопреки китайской мудрости, Брунцвик вмешивается в бой льва и дракона – на стороне льва. Правда, это приносит определенные дивиденды – лев привязывается к Брунцвику как волк к Ивану-царевичу.
В дальнейшем, судьба забрасывает Брунцвика «ко граду… Рому», в котором можно увидеть и Рим и Ромею – Византию, но Ром находится на острове Арабае, что по созвучию куда ближе к Аравийскому полуострову, чем к чему-либо еще.
К женщинам отношение у Брунцвика тоже какое-то восточное. Будучи женатым, в путешествии он не борется против естества, а охотно пользуется услугами дам. Правда, дамы ему попадаются странные: девушка по имени Европа – вылитая русалка («И узрел женскую главу и руце (руки – Н.И.), а иное всё рыба»), девушка по имени Африка – вообще неведома зверушка («узре… девицу Африку, велми красну (красивую – Н.И.) …, а руце имея толко до пояса, имея два хвоста, сиречь хоботы два вместо ног»). Красавица, что и говорить, но куда денешься!
На Африке он, кстати, женится, а когда приходит время рвать когти, без душевных трепыханий отрубает ей голову. В общем – рыцарь еще тот.
В отличие от Европы и Африки, супругу европейскую он в отставку не отправил: 7 лет спустя, явился как Одиссей к Пенелопе, и отбил ее у жениха, после чего жил долго и счастливо. Такая история.
Публикуется по изданию: Памятники литературы древней Руси. XVII век. Книга первая. М.,1988.