Бысть во Цареграде царь Михаил, благочестивъ и славенъ зело во всѣх странах. И родися у него конь велми чюденъ и грозенъ. И нихто на него не смѣяша сесть, царь на нем не ѣздиша, в желѣзной конюшне стояше, повинных[1] к нему мѣташе. И повелѣлъ царь Михаил во Цареграде клич кликать: «Хто б царевъ конь укротилъ, чтоб могъ ѣздить царь Михаилъ на чюдном и на грозном конѣ? И разошлася вѣсть по всѣмъ градомъ.
Слышав же то Московские области извоздникъ[2] нѣкто, имянем Василей,* и прииде во Царьград. И видя царя Михаила, к вечерне идуща, и воскричал извоздникъ, и рече: «Великий царю Михаил! Яз грозново коня твоего укрочю, что имешь ты, царь Михаилъ, ѣздить на грозномъ конѣ!» И слышевъ же то, князи и бояре и отбиша ево прочъ и рекоша: «Али в тою пору во Цареграде нѣтъ ни князех, ни боярех, кому укротить грозново коня!»
На утре ж увидевъ извоздникъ царя, к заутрене идуще, и возопил великимъ гласомъ: «Великий царю, яз конь твой излечю, что ты, царь, имешъ на конѣ ѣздить». Царь же слышавъ и рече: «Аще так сотворишъ, яз тобя учиню вторымъ царемъ во Царьграде и дам тебѣ половину Царяграда* и князей, и бояр, и велмож».
Извоздникъ же поклонився царю и поиде к желѣзной конюшне, гдѣ конь стоит. И ударивъ кулакомъ по замкомъ – замки всѣ с пробоев долой спадоша. И вниде в конюшъню, и ухватил коня одинова призаромъ[3] за ухо, и бысть конь кротокъ и смиренъ. И положилъ на конь узду, и оседлал грозново коня. И всед на него и поехал, и объѣхал около Царяграда трожды. И виде коня тиха и кротка и приѣхавъ на царев двор, воскричал громко: «Великий царю Михаил, чюдной конь твой тихъ, и кротокъ, и смирен. Вели на него положить конской нарядъ». Царь же Михаил со князи и з бояры своими видев грозново коня и много дивовася, и повелѣлъ конской наряд положить. Извоздникъ же рече: «Великий царю Михаилъ, всяди на грозной свой конь, тих и кротокъ». Царь же всяде на конь и поѣха по царскому своему двору, князи же и бояря, и вельможи много дивяся царскому на коне сиденью и чюдного коня течению.
Царь же Михаил, велми радостенъ и веселъ, повелѣлъ чюдново коня поставить въ воденой кандуле[4], а извозднику повелѣл подле своего царского двора царской двор устроить. И нарекли извозника царемъ.
По немнозе времени извоздника посадиша на царскомъ престоле и платье царское на него возложиша, и венецъ царской на главу ему возложиша, и скипетръ царьской в руку ему дастъ. И дастъ ему половину князей , и бояр, и велмож, и половину Царяграда. И заповѣда всѣмъ, ево повелѣлъ слушать. Тогда же извоздникъ воцарився и бысть грозенъ велми. Вси князи и бояре, половина Царяграда, славят его во цари всему Царюграду.
Некоторые князи, и бояря, и велможи старого царя благочестиваго, пришед, царю своему рекоша: «Посаженика твоего славят всему Царюграду царем, а тебя, благочестиваго царя, и не слышеть.» Царь же Михаил слышавъ и посмеявся, и повелѣлъ царя Василья, посаженика своего, к себѣ на пир звать.
На утрий же день оба цари у заутрени и у литоргѣи быша. И какъ убо время кушать царю Михаилу, послал вѣсть ко царю Василью. А самъ царь Михаилъ сяде на престоле своемъ царскомъ и повелѣлъ многимъ около себя бытии княземъ, и бояром, и велможамъ. Царь же Василей поиде ко царю Михаилу на пир, а с собою не много взяше князей и бояр, и вниде в полату, гдѣ царь Михаилъ на своемъ на царскомъ престоле сидя. Царь же Михаил не воста с мѣста своего противу царя Василья, посаженика своего, и повелѣлъ царю Василью с ноги башмакъ сняти и опять на ногу свою возложить. Царь же Василей рече: «Не подобает царю царя розувать и обувать! Царь царю по достоянию честь воздает». Царь же Михаилъ рече: «Аще не снимешь башмакъ и опять не возложишъ, велю тебя казнить». Царь Василей не могъ ничем отнятца[5] и сотворил ухищрение: снял башмакъ с ноги и опять возложил. Царь же Михаил востал, сшѣелъ с престола своего царского и сяде за стол кушать. Царь же Василей исшед во свои хоромы, за стол ко царю Михаилу не пошол.
И пришед в свои хоромы, и начал велми сердитовать, аки левъ ревущее. И повелѣлъ к себѣ всѣм своимъ княземъ и бояромъ быть тотчасъ. Князи ж и бояря всѣ сьѣхашеся. Царь же Василей начал имъ жаловатца: «Князи и бояря и вси велможи! Царь Михаил зазвал меня к себѣ на пир, яз к нему пришол, и он меня заставил себя розувать и обувать и меня тѣмъ обесчестилъ. И вы мнѣ придумайте, как мнѣ отомстить царю Михаилу позор свой». Князи же и бояре, и вси велможа рекоша: «Великий царю Василей! Подобает тот позор отомстить: единому живу бытии, а другому мертву». Царь же Василей, слышав, повелѣл к себѣ всѣмъ быть от мала и до велика в третьемъ часу ночи, всѣмъ вооруженным.
День проиде, бысть ночь. Царь Михил ляже опочивать, а князи и бояря вси поѣхаша коиждо[6] по себѣ. И бысть третей часъ ночи. Ко царю Василью сьѣхашеся, царь же Василей, вооружася, поиде на царя Михаила. Ко вратомъ царским прииде, пятьсотъ стрелцовъ побил. На двор вниде, а на крылце и в сѣнех болши пятисот побилъ. И прииде г дверям полаты царевы, и выломиша двери, и вниде в полату, гдѣ царь Михаилъ почивает. И прииде ко царю Михаилу, и вынявъ мѣчь свой, и хотѣл царю Михаилу главу отсѣчь. А царь Михаилъ опочивает, а руцы его на выи. Царь же Василей тялъ[7] мечемъ и отсечѣ обѣ руцѣ. Царь же Михаилъ проснувся от сна и рече: «Царь Василей! Судитъ тобя Богъ со мною, что ты мнѣ за добро зло воздал!» Царь же Василей ужаснулся и побежал ис полаты вонъ. Изменники же царя Михайловы возвратиша царя Василья и рекоша ему: «Царю Василей! Аще ево ныне не докончаешъ, утре тобѣ тою же самому смертью умереть». Царь же Василей возвратився в полату и отсече царю Михаилу главу. И повелѣлъ ево тое ж ночи похоронить по достоянию по царскии, бутто своею смертью умер.
А на утри же день повелѣлъ столбъ высок сотворить и повелѣл в вѣчный колокол звонить, чтобы к столбу вси цареградцкие князи и бояре сьѣхалися. Тот же часъ сьѣхалися всѣ. Царь же Василей вниде на столбъ и нача велегласно говоритъ: «Князи и бояре, и вси цареградцкие мужи! Царь Михаил царьствовалъ во Цареграде единъ много лѣтъ, а меня сотворилъ над половиною Царяграда царемъ, а самъ царствовалъ надъ другою половиною. А ныне царь Михайло преставился, и яз его похоронилъ чесно. И вы кого выбираете на другую половину во цари?» Князи ж и бояря, и вси цареградцкие мужи рекоша: «Царю Василей! Коли царь Михаилъ преставился, кому другому быть? Ты единъ царь, буди надо всѣмъ Царемъградомъ царь». И всему Царюграду прославиша царя Василья царемъ. Царь же Василей, извозъдникъ, всѣмъ Царемъградомъ владѣя многое врѣмя.
Вроде бы Византия… а как похоже на нас! – скажет читатель.
Еще бы не похоже.
Царь Михаил нам не чужой. Это с него, а не Рюрика начинается хронология большей части древнейших русских летописей: «В лето 6360 (852) … наченшу Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руска земля» (до сей поры царствует безвременье).
Реалии византийские. Однако, про сменщика Михаила – будущего царя Василия Македонянина, русский автор обмолвится: «Московские (вместо «Македонские»!) области извоздник (наездник) некто, имянем Василей… прииде во Царьград». Оговорочка – по известному психоаналитику, а как звучит: будто из Московской области «во Царьград» любой русский человек мог так спокойно дотопать!
«Это всё – моё родное, это – Родина моя» чувствуется и в свирепой драке за власть. Когда один соправитель (Михаил), вдруг поняв, какую глупость совершил, поделившись самым дорогим, оскорбляет на пиру другого (Василия), заставляя переобуть на ноге первого башмак, а другой, тоже осознав, что двум медведям в одной берлоге не бывать, прямо в стиле убийц Андрея Боголюбского – сначала отрубает сопернику руки, а потом, боясь мести уцелевшего, возвращается за его головой. Народу же объявляют: «Умер, мол (еще бы не умер!). Кого выбираете?»
Понятно, кого.
Это и сейчас – не вопрос, а в XVII веке тем более.
Поражаешься таланту автора, сумевшего сделать такой близкой чужеземную историю тысячелетней давности.
Публикeтся по изданию: Памятники литературы древней Руси. XVII век. Книга первая. М. 1988.
[1] провинившихся
[2] конюх, возчик
[3] яростно
[4] Слово неясно; возможно, это испорченное кодола – неводной канат (кодолить коня – пустить на вожже)
[5] уклониться
[6] каждый
[7] ударил