Вольпе Ц.С., Рейсер С.А. К вопросу о принципах издания полного собрания сочинений В. И. Ленина

К вопросу о принципах издания

полного собрания сочинений В. И. Ленина[1]

Ц. С. Вольпе и С. А. Рейсер.

1.

Неооходимость в полном и абсолютно точном издании сочинений Ленина начала отчетливо ощущаться в первые же дни после его смерти. Дело в том, что вышедшее в свет так называемое «Полное собрание сочинений» В. И. Ленина ни в какой мере таковым не является. Его можно и должно рассматривать только, как первую черновую попытку собрать воедино литературное наследие Ленина. Между тем важность подобного издания уже давно формулирована Л. Каменевым так: «…право же, нельзя не признать преступлением перед партией и рабочим классом, что хотя бы неполное собрание сочинений Ильича они получили только в 1924 году, только на 7-й год пролетарской революции»[2]. Притом издание это должно быть выполнено как можно скорее: «Мы должны употребить все усилия к тому, чтобы действительно собирание всех материалов, оставленных нам Ильичом, и действительно научное собрание его сочинений, было предоставлено в распоряжение международного. пролетариата не только не в сорок лет, не только не в двадцать лет, не только не в десять лет, а в самый короткий срок, который должен исчисляться месяцами», говорил, может быть, несколько преувеличивая в вопросе о сроке, Каменев на XIII съезде РКП[3], Все же ясно, что издание сочинений Ленина должно быть осуществлено со всевозможной быстротой.

2.

Нужно сказать, что академическое издание сочинений политического деятеля предстоит в истории человеческой мысли, едва ли не как первый прецедент[4], и здесь, конечно, в общие принципы издания существенные коррективы должна внести специфика самого материала. Издание представляет методологическое своеобразие еще и потому, что в то время, как обычно, академические издания, скажем, русских и иностранных классиков, преследуют научные и эстетические задачи по преимуществу, оно осложняет редактирование необходимостью считаться с изданием, как прежде всего с крупным политическим фактом. История партийных споров и дискуссий ясно показала, какое решающее значение придает партия словам Ленина, и в этом смысле необходимо, чтобы каждое слово было печатаемо так, как оно им думалось, а не так, как оно по целому ряду причин, случайных и неслучайных, попадало в печать.

Наконец, вопрос об академическом издании Ленина предрешает в значительной степени – и в этом еще его существенность – возможность издания по его образцу и других классиков марксизма. Вряд ли есть необходимость говорить сейчас о том, насколько скверно они у нас изданы (особенно в изданиях 1918-1920 гг.). Между тем издательства, хотя это обычно и сознают, все же принуждены, идя навстречу потребностям в марксистской литературе, перепечатывать тексты дореволюционных изданий, прекрасно учитывая их удельный вес, а, зачастую оговаривая даже и неудачливость перевода (так обстояло дело, напр., с «Анти-Дюрингом» Энгельса).

И уже, наконец, непосредственной трудностью издания академического собрания сочинений Ленина является невозможность доверить его специалисту-текстологу, не стоящему в курсе идей ленинизма: в то же время текстологическая компетенция партийных товарищей вряд ли может насчитывать за своими плечами какой-либо опыт. Нам представляется поэтому естественным, что всякий филолог, работающий над проблемами текстологии, в праве поделиться своими соображениями по этому насущному и для него вопросу.

3.

В недавно изданном «Проекте правил изданий трудов В. И. Ленина», составленном С. Н. Валком (Гиз, Л., 1926, стр. 72, тир. 1000 экз. Цена не указана, и в продажу не поступил), Институт Ленина обращается непосредственно к читателям этой брошюры с предложением «откликнуться на призыв Института дать свои замечания по предлагаемому проекту» (стр. 5), заранее предупреждая, что эту «инструкцию придется развить, дополнить, конкретизировать, а, может быть, и видоизменить» (1 в), с чем, после ознакомления с брошюрой, к сожалению, нельзя не согласиться.

Нижеследующие замечания и будут посвящены принципам издания полного академического собрания сочинений В. И. Ленина, поскольку в целом ряде кардинальных вопросов они расходятся с указанной брошюрой С. Валка.

4.

Нам не придется долго останавливаться на обозрении тех особенностей, которые присущи до сих пор печатавшимся ленинским текстам, поскольку в их изучении нет особой методологической целесообразности. Да даже и лучшее из вышедших пока собраний сочинений Ленина самими редакторами его признается, как весьма и весьма приблизительное и черновое. «Мы можем с удовлетворением констатировать, – говорил Л. Б. Каменев в бытность свою директором Института Ленина, – что отныне партия в этих двадцати трех томах собрания сочинений Владимира Ильича имеет первое, повторяю, черновое, с грубым приближением сделанное (курсив наш. – Авт.) собрание его литературных политических работ. Мы должны будем продолжать эту работу для того, чтобы издать действительно В. И., не жертвуя ни одной строкой, им написанной, и ни одним словом, им сказанным»[5].

Не встречая, повидимому, особых финансовых затруднений в изданий, Каменев писал: «Мы не жалеем полустранички на то, чтобы сказать читателю о внешнем виде… рукописи, о степени ее сохранности, о внешних признаках ее… В деле издания рукописей В. И. мы «идолопоклонники», – в этом деле мы не можем допустить никакого дилетантизма» («Ленинский сборник», II, стр. 4-5).

И даже такое ненаучное собрание сочинений вызвало в свое время известную полемику с Ольминским, неудовлетворенным им. Да и трудно было быть им удовлетворенным: достаточно сказать, что несколько статей Воровского оказались приписанными Ленину, а ряд статей и мелких заметок Ленина оказались невключенными в собрание. Рукописей значительного количества статей, заметок и проч. не существует, что вполне естественно в условиях революционной борьбы, но вызывает споры при установлении текста: .встречается целый ряд статей, в отношении которых бесспорное авторство Ленина далеко не всегда можно установить. Не говоря уже о трудности датировки, трудности очень часто непреодолимой – об этом подробнее ниже[6].

Если таковы издания послеоктябрьского периода, то что говорить о предреволюционных изданиях. Издания эти, коротко говоря, были отмечены всеми видами недостатков печатного текста. Да и трудно было бы даже думать иначе. В обстановке преследуемой и подпольной печати, когда «промедление было смерти подобно», было связано с опасностью конфискации, когда набор происходил в обстановке ожидаемой облавы и арестов, когда работа революционеров размножалась сплошь и рядом не только на гектографе[7], но и простым переписыванием от руки (именно так распространялась брошюра Ленина «Что такое друзья народа и как они воюют с социал-демократами»), трудно было бы ожидать необходимой аккуратности и точности; вполне естественно было перепрыгивать страницам, перескакивать абзацам, путаться гранкам. Конечно, необходимо, кроме того, учитывать цензурный и редакторский произвол. О первом распространяться не придется. Классовая цензура, кромсающая статьи только по принципу «подозрительности автора», заставляла Ленина подписывать свои статьи самыми фантастическими псевдонимами (П. П., Ф. Л-ко, В. Ф., Р. С. и т. д.)[8], говорить эзоповым языком. «Стоит сравнить, – писал Л. Каменев, – стиль и тон мысли Ильича в «Социал-демократе» с его же статьями в «Правде» 1912-1914 гг., чтобы почувствовать, что перед нами в «Правде» гигант со связанными руками»[9].

О редакторском произволе есть совершенно определенные указания у Ольминского: «Статьи тов. Ленина кромсались не только из-за цензуры, но и вследствие неправильного отношения к авторам – статья, дескать, поступившая в редакцию, составляет ее полную собственность – что хочу, то и делаю с ней»[10]. Перед редактором будущего собрания сочинений Ленина стоит еще, таким образом, задача – восстановить по возможности подлинный текст Ленина, освободив его от «редакторских наслоений».

5.

Одним из первых, вызывающих сомнение, пунктов брошюры С. Н. Валка нам представляется формулированный параграфами 15 и 16 принцип:

«§ 15. Если для какого-либо документа имеется наряду с рукописью также и первое печатное издание его, то в основу издания кладется это последнее в том случае, когда оно является авторизованным, в противном же случае – рукопись.

§ 16. При наличии одной редакции в виде двух печатных изданий, в качестве основного текста принимается текст первого печатного издания».

Эти параграфы необходимо уточнить и исправить. Неправильно, на наш взгляд, думать, что авторизованный печатный текст, при наличии рукописи, должен лечь в основу издания. Не говоря уже о сомнительности и неавторитетности в условиях революционной борьбы и самого факта авторизации, здесь весьма существенно время написания. Ясно, что если рукопись более поздняя, чем печатный текст и поправки, то нужно исходить из рукописи. Вообще, неверно брать в качестве принципа более раннюю редакцию, ибо нужно прежде всего учесть специфические условия издания. Конечно, издание в подполье, да еще тем эзоповым языком, о котором сам Ленин с таким тяжелым чувством говорит в «Государстве и революции», будет первым по сравнению с переизданием этой же вещи, выправленной Лениным, в послереволюционные годы, и смешно было бы думать, что этот эзоповский текст действительно есть ленинский текст и ленинская точка зрения.

Следует вообще установить, как принцип, не только те или иные соображения хронологического порядка, особенно при рассмотрении печатных текстов, но учет конкретной обстановки и условий, в которых писалась работа, при равных условиях ориентируясь на более поздний текст (как делает современная текстология), и исходить при квалификации ее из существа ленинского учения, знание которого на наш взгляд должно антиципироваться самому факту такого издания.

6.

Здесь существенен вопрос о передаче языка В. И. Ленина. Проблема ленинской грамматики и исследования ленинского языка стоит на очереди перед современной лингвистикой. (Укажем на имеющиеся по этому вопросу работы В. Б. Шкловского, Б. М. Эйхенбаума, Л. П. Якубинского, Ю. Н. Тынянова, Б..В. Казанского, Б. В. Томашевского – «ЛЕФ», 1924, № 1; книгу А. Финкеля, «Об языке и стиле В. И. Ленина», Харьков, 1925; недавнюю статью Л. П. Якубинского в «Печати и революции», 1926, кн. 3-я, и проводимую в Научно-исследовательском институте при Ленингр. гос. ун-те коллективную работу – «Высказывание Ленина об языке».)

Язык Ленина является формующим по отношению к нашему времени элементом, входя составною частью хотя бы в наши политические речи. По его образцу складываются и им определяются наш политический синтаксис и лексика. По слову поэта:

Вечно будет тысячестраницый

Грохотать набатный ленинский язык.

И все это не случайно. Заметка Ленина об очистке русского языка показывает, что языковые проблемы стояли перед ним во весь рост.

Поэтому §§ 25, 35 предстоят текстологу как некоторое недоразумение. Вот их текст:

«§ 25. Все издание печатается по новой орфографий: поэтому те черты орфографий документа, которые теряются на основании общих правил новой орфографии, не отмечаются особо при печатании каждого отдельного документа. Однако подлежат отметке те орфографические особенности авторского текста, о наличии которых нельзя было бы судить по новоорфографическому тексту издания, причем, в случае систематической их повторяемости, они отмечаются не для каждого отдельного документа, а в предисловии в отношении целой их группы.

«§35. Орфографические и синтаксические ошибки и описки документа исправляются в тексте издания с соответствующей оговоркой в сноске…»

Конечно, если встать на точку зрения защитника старой орфографии, можно возражать так: «Уже самое намерение печатать тексты не по той орфографии, какой пользовался автор, представляет собой, с научной точки зрения вещь совершенно неприемлемую. Лингвистические традиции в языке и речи Ленина несомненно имели свое выражение и в старой орфографии, и с точки зрения изучения этих традиций переделка старых текстов на новую орфографию представляется методологически недопустимой. Это особенно резко ощущается, как только составитель тезисов переходит в плоскость конкретных посылок. Здесь уже оказывается необходимым оговорить «те орфографические особенности, которые не покрываются новым правописаньем». Но ведь для того, чтоб знать эти особенности, нужно иметь готовой грамматику ленинского языка, а для того, чтобы составить эту грамматику, нужно иметь абсолютно верную транскрипцию. Так получается circulus viciosus. И даже допуская, что в руках редактора точный текст, трудно думать, чтобы редакция предварительно занялась составлением, грамматики языка Ленина.

Кроме того, возможны при исполнении пожеланий С. Н. Валка и недоразумения. Допустим, что в дореволюционные годы Ленин случайно где-нибудь написал «Федор» не через Ɵ, а через Ф, или наоборот, в наши дни, по старой традиции, поставил где-нибудь Ѣ. Такие случаи встречаются. Что же, редакция будет «оговаривать» такой случай?!. А ведь таких единичных описок должно быть такое количество, что при их уничтожении в собрании сочинений лингвистика будет вправе считать себя обиженной этим, тогда уже вряд ли научным изданием».

Мы думаем однако, что нельзя ни так ставить вопроса, как его ставит С. Н. Валк, ни так, как его поставили бы ортодоксы-орфографисты. Совершенно очевидно, что в наших условиях защита старой орфографий прикрывает обычно определенные политические тенденции. Здесь в интересах работы существенен только вопрос о понимании самой проблемы орфографии, каковая, конечно, всегда навязана языковому сознанию извне.

Мы думаем поэтому, что, во-первых, расширительное толкование этого термина крайне вредно отозвалось бы на издании, во-вторых, что все дифференциальные различия старого и нового правописания (напр., все и всё, осёл и осел и т. д.) должны быть строго сохранены, в-третьих, что такого порядка явления, наблюдаемые в издании, как замена ленинского глагола обрабОтывать распространяющейся в наши дни сильной формой обрабАтыватъ – неправомерно (сообщено проф. Б. В. Томашевским).

Что же касается возникающих для издателей вопросов, связанных с орфографическими колебаниями Ленина периода перехода от одних форм орфографического сознания к другим, то они не представляют существенного интереса для именно изучения Ленина, свидетельствуя только лишь о самом факте колебания.

Намерению же исправлять синтаксические ошибки не приходится и возражать. Здесь, очевидно, просто неудачная формулировка, ибо какой же лингвистически грамотный человек решится на подобное, в особенности, если он понимает, что ленинский синтаксис, как уже говорилось выше, в значительной степени определяет наш политический синтаксис. В этом смысле каждая «ошибка» Ленина, как бы незначительна она «сама по себе ни была, уже есть факт языковедческой науки.

7.

Касаясь разбираемого О. Н. Валком вопроса об издании и передаче текста документов (отд. III «Проекта»), нам кажется совершенно необходимым обратить внимание на следующее: всякий данный текст может быть издан двояко: 1) как текст произведения и 2) воспроизведен как документ и если не совсем правильно со строго научной точки зрения передавать текст произведения, изменяя орфографию подлинника, то подобный прием при воспроизведении текста документов, конечно, уже никоим образом не может быть допущен. А между тем, как это ни печально, он налицо не только в «Приложении» к проекту С. Валка, но и в «Ленинских сборниках» (см., напр., I, стр. 124, 21. 150; III, стр. 336 и т. д.). Оба эти издания считают возможным, транскрибируя текст той или иной ленинской записи, изменять старое правописание на новое. Этим элементарным нарушением филологических требований издание, не говоря уже о том, что лишается научного характера, не достигает и цели транскрипции, ибо кто же признает правомерной транскрипцией такую, в которой искажено самым безжалостным образом основное требование всякого воспроизведения документа – совершенно точного, без каких бы то ни было изменений и исправлений.

Вообще нужно сказать, что в современной текстологии, и не без основания, предлагается заменить транскрипцию, как почти никогда не достигающую необходимой точности и совершенства (несмотря ни на какие, самые сложные и хитрые системы транскрипционных значков), простым воспроизведением факсимиле.

Вряд ли правомерно точно так же проводимое на практике полное раскрытие всех без исключения сокращений ленинского письма. Дело в том, что значительная масса сокращений такого сорта, что вряд ли представляет собою собственно сокращения, являясь органически вошедшими в состав русского языка словами. Таковы все с.-д., с.-р., к.-д., и.-д., н.-с., ц.-к., Совнарком, Сто, Нарком, – вообще большая часть новейших условных сокращений. Все это, конечно, цельные и самостоятельные слова, и языковому сознанию они преподносятся именно как таковые, а отнюдь не в их дешифрированном виде.

Нам представляется поэтому, что открывать все эти сокращения, и без того всем известные, значит обогащать лексический запас ленинского языка такими словами, которых у него не было. С.-д. им мыслился в виде эсдека, а отнюдь не в виде С(оциал)-Д(емократа) – как это полагают С. Н. Валк и редакция «Ленинских сборников». Аналогично обстоит дело, напр., с сокращением СПБ – которое, если даже и раскрывалось, то не как слово Санкт-Петербург, а, конечно, просто как Петербург (пример Б. В. Томашевского). Другое дело те полустенографические сокращенные ленинские записи, где сокращения в черновом виде из-за недостатка времени носили рабочий характер. Их, конечно, следует раскрывать.

8.

Вообще – запись ленинского текста требует сугубой осторожности, и – что является большей ошибкой – ненужные исправления, несправедливое заподазривание в принадлежности текста Ленину или приписывание – еще весьма существенный вопрос.

Нам, напр., представляется весьма и весьма сомнительным правомерность включения в основной текст творений Ленина записи стенограмм, интервью, докладов, речей, бесед и т. д., если они не авторизованы, да даже и в случае авторизации включать их в основной текст вряд ли целесообразно (ср. у Валка, § 1). Правда, такая точка зрения защищалась некоторое время в Германии, однако в последнее время оставлена (G. W. Witkowski, «Textkritic und Edition stechnik neuerer Schriftwerke», Lpz., 1923).

В особенности же нужно остерегаться такого полулегендарного материала о Ленине, который, как это ни покажется странным, очень легко может проникнуть в издание его сочинений через руки современников. Напомним недавний фельетон, в котором сообщается факт издания воспоминаний о пребывании Ленина в местах, где он никогда не был. Роль Сунны в истории ислама еще более яркий показатель создания подобных апокрифов современниками великого человека (ср. § 3 «Проекта»).

9.

Даже документы, на которых имеется подпись Ленина, далеко не всегда должны, быть причисляемы к любой из возможных категорий издания, ибо слишком очевидно, что Ленину, как председателю Совнаркома и Сто, приходилось подписывать прямо-таки необъятное число бумаг, введение которых в полное собрание сочинений вряд ли возможно и целесообразно. Этот вопрос тоже входит в проблему подлежащих рассмотрению редакции документов[11]. Наконец, известен ряд случаев, когда Ленин давал задание какому-либо партийному товарищу выступить с определенной статьей (напр., Яковлеву против напостовцев). Здесь высказываемое представляет не более как простое изложение взгляда Ленина. Такой материал, конечно, включению в собрание сочинений не подлежит вовсе, но, быть может, требует какой-то фиксации, как материал для его биографий в широком смысле слова.

10.

Печатание полного текста при жизни современников, когда еще слишком свежи, некоторые события, а иные и сейчас, может быть, составляют государственную тайну, неизбежно должно сопровождаться купюрами. Такие случаи уже налицо в одном из выпусков «Ленинских сборников»  (I, стр. 26, 35). Но, быть может, следует высказать в виде пожелания, чтобы хоть самое ограниченное число экземпляров абсолютно полного текста все же существовало. Если не ошибаемся, именно так обстоит дело с изданным акад. Ал. Веселовским «Декамероном» Боккачио и с изданной в свое время Академией наук перепиской Пушкина под редакцией В. Саитова. Технически это усложнение совершенно незначительное, а услуга, им оказываемая, в будущем огромна.

11.

Теперь по вопросу о непосредственном рассмотрении документов при делении рукописи на варианты и разные редакций (§ 11) недостаточно исходить только из вопроса о большей или меньшей сходности рассматриваемых документов. Никоим образом нельзя утверждать, что печатный текст (скажем, 1910 г.), существенно отличающийся от рукописи того же года, есть иная редакция. Повторяем еще раз: необходим конкретный учет истории документа.

Черновики, неоконченные и оставленные, если можно установить время их написания и если они имеют точку соприкосновения с какой-либо из статей этого времени, удобнее всего относить к вариантам этих статей (ср. §§ 7, 8, 15, бб, вв, гг, проекта).

«Критерием отнесения документа к определенной дате» должен являться не «момент завершения над ним авторской работы» (§ 45), как думает Валк, а период работы над статьей, ибо если статья или книга писались три года, то возможны даже и в самой ее конструкции следы влияния времени. Датировка работ по периоду, а не по моменту завершения чрезвычайно важна для истории текста. В случае если точные даты установить нельзя, следует определить так называемые terminus’ы ante и postquam.

Вообще, следует различать два существенно различных момента: датировку как факт рукописи, т. е. тот случай, когда документ датирован автором. Его дата, пусть ошибочная, неправильная, должна быть точно воспроизведена в издании, являясь одним из элементов рукописи и, во-вторых, датировку редакции – действительное определение периода создания данной вещи. Это имеет значение для истории текста и для удобства, издания произведений в хронологической последовательности. Нечего говорить, что эти два момента (датировка, как факт рукописи, и датировка редакции) могут значительно расходиться.

Задача редакции дать наиболее точную картину истории ленинского текста и работу над ним, а не исправлять ленинские даты и не придумывать заголовки, как это предлагает автор проекта.

§ 56. Необходимо аннотировать не озаглавленную Лениным статью, но не помещать эту аннотацию на месте заглавия и оговаривать ее принадлежность редакции.

12.

Наконец, несколько мелких замечаний.

1) Перевода иностранных слов, фраз и отрывков лучше не давать, ибо, во-первых, издание не преследует целей популяризации, а во-вторых, перевод вряд ли сможет быть аутентичным текстом, поскольку известный субъективизм неизбежен (ср. § 30).

Возможно и иное разрешение вопроса. Давать в примечаниях перевод только значительных цитат и отрывков, перевода же отдельных почти всегда широко, если не общеупотребительных слов и фраз не давать вовсе. Слова эти – status quo, sine qua non, resume, sic, pro domo sua, s’il vous plait, cic, всецело вошли в состав русского языка и прочно в нем ассимилировались. Языковому сознанию они предстоят именно как русские слова, не вызывая «ассоциации перевода». Все отличие их от русских слов только графическое. Не так давно еще писали слово бюро иностранными буквами, но вряд ли кто давал его перевод. Так в ряде случаев. И еще одно соображение. Перевод таких слов по существу никогда и не дается, заменяясь их толкованием, а тут нежелательный простор субъективному и произволу. Различение цитат и вошедших в состав русского языка иностранных словооборотов должно быть точно установлено редакцией.

2) При воспроизведении текста неавторизованных документов (поскольку вопрос об их включении будет решен принципиально) в случае необходимости исправлений – все их оговаривать (§§ 41, 42).

3). При описании рукописи в некоторых случаях важно указывать качество бумаги, водяные знаки и проч. поскольку это может иметь отношение к датировке и истории текста (§ 57). Быть может, академическое издание сочинений Ленина сможет посвятить специальную статью ленинской бумаге.

Варианты, оговорки – вообще все, относящееся к сноскам, удобнее печатать в конце тома за текстом, а не под ним, что технически проще, а помимо того имеет значение эстетическое.

Естественный вывод, что установление и издание точного текста творений Ленина даст его подлинный «портрет», и не нам только, но и грядущим поколениям.

Ленинград.

Март 1927.

• Размещено: 29.10.2016
• Автор: Вольпе Ц.С., Рейсер С.А.
• Размер: 28.72 Kb
• © Вольпе Ц.С., Рейсер С.А.