Круглый стол с острыми углами-2015: «Борьба с нарушениями законодательства в области охраны археологического наследия». Продолжение обсуждения (26.18 Kb)
О.Г. Гайдаш
(с. Усть-Качка, Пермский край)
«Черная археология» – болезнь заразная
Я случайно не стал археологом, хотя уже в возрасте 5-6 лет у меня сложился устойчивый интерес к тому, что было раньше, до меня. Мой дед, служивший в лейб-гвардии Измайловском полку, по моему определению жил «в старину». Граница между «стариной» и «древностью» мной проводилась где-то на рубеже XVII и XVIII веков. Совсем древними представлялись Древняя Русь и Древняя Греция.
Летом 1959 год мы гостили на родине моей матери в Хакасии. Абаканский музе с его археологическим отделом, каменными «изваяниями» во внутреннем дворе музея, эпический ландшафт Минусинской котловины, курганы в степи… – все это «сорвало» мне голову. А тут еще тетка на дорогу подарила книгу Руд. Бершадского «Горизонты истории» (Москва, Детгиз, 1959). А там – о раскопках древнего Хорезма и Великого Новгорода. Эта книга, изрядно потрепанная, с утратами страниц хранится у меня до сих пор. Почему я не стал археологом?..
В 1976 году я закончил мединститут. Работал врачом. С 1991 по 2000 годы служил главой сельской администрации. Интерес к истории и, особенно, к археологии сохранился. Участвовал в нескольких экспедициях, регулярно рисую коллекции археологических находок для отчетов друзей-археологов. Даже написал несколько статей и участвовал в краеведческих и археологических конференциях (в т.ч. на Бадеровских чтениях в феврале 2016 года в Перми).
На проблему «черной археологии» смотрю как врач и отчасти как администратор.
Эпидемия «черного копательства» захлестнула Верхнее Прикамье. Это явление – расхищение культурных ценностей и уничтожение археологических памятников не осознается в должной мере обществом и государством как общественно опасное деяние. Госорганы охраны памятников истории и культуры неповоротливы и малоэффективны в противостоянии этому злу. Процедурные условности и бюрократический стиль работы лишают их возможности оказывать реальное оздоравливающее влияние на угрожающе возросшее число случаев и проявлений «черного копательства». Они лишь констатируют факты и пишут письма в правоохранительные органы. Те, в свою очередь, рассмотрев не спеша эти обращения, изучив обстоятельства, в 99% случаев отвечают отказом в возбуждении производства на том основании, что, как правило, отсутствует нарушитель закона, не определена сумма ущерба, да и что похищено в результате незаконных раскопок неизвестно. На месте обнаружены следы в виде грабительских ям, но ни расхитителей, ни похищенного нет. А на нет и суда нет. Даже, если (о, удача!) полиция застает нарушителя на месте раскопок с металлодетектором и лопатой, последний прикидывается туристом или грибником, который обустраивает место ночлега или оборудует сушилку для грибов, или… придумайте сами, что можно наговорить доверчивому стражу порядка.
«- А металлоискатель зачем? – спрашивает полицейский.
– Да это так просто, друзья подарили. Взял на всякий случай – отвечает «грибник».
– На какой-такой случай? – допытывается полицейский.
– Да испытать в поле как работает. Может, найду что-нибудь. Метеорит или подкову на счастье».
Этот диалог может продолжаться бесконечно. «Грибник» включил «дурку». Полицейскому разговор надоедает. Не зная, за что можно уцепиться, он говорит: «Здесь копать нельзя. Здесь памятник.
– Памятник? – искренне удивляется «грибник» – Кому?
Полицейский и сам толком не знает что это за «памятник». Поле, лес, река, заброшенная деревня. Какой памятник, кому?
– Нельзя и все. – говорит полицейский.
– Не буду – соглашается грибник.»
Вот так примерно обстоит дело с оперативно-розыскной практикой по противодействию расхищению культурных ценностей. (Каких ценностей? Кто их видел?).
В печати время от времени появляются публикации под броскими заголовками типа: «Клады земли Чердынской», «Сокровища Камский чуди», «Серебро закамское» и т.п. В них действительные случаи и непроверенные сведения сплетены в у-удивительные повествования с таинственно исчезнувшими сокровищами, рассказами «местных жителей» (о, эти местные легенды!) и прочими измышлениями «флибустьеров пера». Заканчивается все сакраментальными фразами типа: «Клады ждут своего часа» или «Много тайн сокрыто в земле Перми Великой» и т.п. Еще немного о Биармии, викингах, посещавших наши края в поисках серебра и мехов и «материал» готов. После его публикации рекрутируются новые члены сообщества «черных копателей», растут продажи металлодетекторов, «копатели» со стажем, хотя и усмехаются по прочтении сего опуса, однако смотрят на календарь, проверяют оборудование и намечают маршруты.
Пользы от этих публикаций никакой, а вред очевидный. Внушается и поддерживается миф о сокровищах древних народов Прикамья. Внушаемых и падких на эти байки всегда достаточно. Так, после начала полетов в космос в среде пациентов психиатрических больниц появились «космонавты» и «инопланетяне», потеснив «Наполеонов» и «Бисмарков», а после публикаций о трагической судьбе царской семьи появились «Алексеи» и «Анастасии». Это в клиниках. А в среде граждан после публикаций о «чудских сокровищах» увеличивается количество субклинических проявлений внушенных состояний. «Демон» кладоискательства соблазняет новых адептов.
Наиболее болезненно воспринимают известия о деятельности «черных копателей» профессиональные археологи. Для них это означает, что продолжается разрушение памятников, утрачиваются археологические артефакты, ценность которых определяется, прежде всего, культурно-историческим контекстом памятника. А ковыряться им в чем-то уже рытом довольно неприятно.
Для меня личности «черных копателей» – это личности социально незрелые. Интерес подобного рода к находкам – найти, откопать что-то – это детское свойство, нормальная мальчишеская страсть. Обычно эта страсть с возрастом проходит. У некоторых она превращается в профессию, и они становятся исследователями, путешественниками, историками, археологами. Другие, не став археологами, свою страсть к поиску и находкам удовлетворяют, участвуя на правах добровольных сотрудников в археологических экспедициях и раскопках, вникая в методику проведения работ и понимая ценность находок именно при проведении регулярных научных раскопок. Трофеем для них является участие в экспедициях, фотографии на память, экспедиционный фольклор, события, сопровождающие полевой сезон, само существование в особом микросоциуме. Для них участие в экспедиции является средством нормальной социализации. В свою очередь, кладоискательство «черных копателей» – это проявление некоего социального инфантилизма, сопровождающегося противоправной практикой. Сознавая, что их деятельность противозаконна, они выстраивают психологическую защиту в виде некой оборонительной конструкции, обычно называемой «системой обманно-оправдательных мероприятий». У каждого она своя, но в общем виде довольно типична. Корысть, как осевая мотивация всякого кладоискательства, сопровождается и подпитывается байками, рассказами, невероятными измышлениями об удачливых «старателях», кладах, древних святилищах, на которых …, далее «всякое лыко – в строку». Любая, даже незначительная, находка поддерживает в них страсть поиска и веру в удачу. Среди «черных копателей» немало индивидуумов вроде Шуры Балаганова и М.С. Паниковского с их «золотыми гирями».
Явление «черного копательства» имеет тысячелетнюю историю Грабили гробницы еще в древнем Египте. Многие скифские курганы разграблены в давние времена. В Сибири существовал целый промысел – «бугровщичество». Бугровщики раскапывали курганы – бугры. Часть их находок осела в коллекции Эрмитажа, другая часть, очевидно, была переплавлена. Да и научная археология до сравнительно недавнего времени очень напоминала поиск сокровищ. Мода на «антик» способствовала раскопкам древних памятников методами ничего общего не имеющими с современными исследованиями. Генрих Шлиман разрезал холм Гиссарлык в поисках легендарной Трои траншеями. Доказательством найденной Трои для него стал «золотой клад царя Приама», который, как позже выяснилось, относился к другому времени и другой археологической культуре. Но открытие было сделано, и сенсация состоялась. Ведущие мировые музеи, соперничая за обладание археологическими раритетами, снаряжали экспедиции. Археология была в моде. Пресса жаждала сенсаций, поднимавших тиражи, одновременно «отливая колокола и пули». Открытие Картером гробницы Тутанхамона потрясло мир. И теперь еще тлеют угли тех сенсаций. Еще не найдены гробницы Атиллы и Чингисхана. В таких условиях и при таком подогреве «Сокровища камской чуди» – тема достаточно горячая, а тут еще «пермский звериный стиль» объявляют брендом. Неудивительно, что в таких условиях у части граждан проявляются симптомы «золотой лихорадки».
В рыночной экономике все или почти все является товаром и имеет свою цену. Цена определяется конъюнктурой рынка, спрос рождает предложение. Всякий рынок имеет свою структуру. Очевидно, структурирован и «черный рынок» антиквариата. В полях и лесах шуруют одиночки и целые группы «черных копателей». Они «бомбят» памятники. Назовем их «бомбилами». Сбор информации и определение мест приложения сил осуществляют те, кто наводит «бомбил» на объект. Это «наводчики». Впрочем, эту функцию могут осуществлять сами «бомбилы», имеющие определенный опыт и нюх. Кроме того, многие памятники территориально сгруппированы и давно известны. В их окрестностях, опираясь на характерные ландшафтные признаки, рыщут вооруженные металлоискателями «черные археологи». По правилам этого криминального поиска еще должны быть те, кто охраняет и предупреждает, а так же, кто прикрывает в случае опасности. Это «крыша». Должны быть и они есть – «реставраторы», придающие находкам товарный вид, Они же или другие осуществляют скупку артефактов. У них или других перекупщиков происходит накопление товарных запасов, формирование групп изделий по запросам коллекционеров или скупщиков рангом повыше. Это «акулы», которые входят в центральное звено «черного рынка антиквариата». То, что существуют центральные структуры этого рынка, не вызывает сомнения, так как это соответствует рыночной логике и логистике. В центральном звене крутятся большие деньги, которые и подпитывают все звенья этой достаточно схематично представленной цепи.
В том, что здесь написано о предполагаемой структуре «черного рынка», нет ничего необычного и ничего нового. Все это так или почти так. А так же не совсем так или даже совсем не так. А как оно на самом деле, нужно пристально и сосредоточенно разбираться. А вот что совсем не так, так это практика правоохранительной деятельности, а, на мой взгляд, бездеятельности в отношении противоправных действий «черных копателей» и всего этого «черного сообщества». Есть Федеральный закон об охране историко-культурного наследия, квалифицированы деяния относительно разрушения и расхищения объектов культурного наследия. Казалось бы, чего еще не достает?
Одной из причин эпидемии «черного копательства» является, как было отмечено выше, недостаточное осознание меры социальной опасности этого явления. «Черные лесорубы» (есть и такие) воруют лес. Не рубят, а хапают, бросая порубочные остатки, захламляют леса. Проблема? Да. Но в отличие от грабительских раскопок лес когда-нибудь восстановится, вырастет снова. А памятника археологии больше никогда не будет. Это то, что в военной медицине называется «безвозвратные потери». Кстати, для того, что бы посмотреть на проблему противодействия «черным раскопкам» на памятниках под иным углом, целесообразно, на мой взгляд, уподобить эту «социальную болезнь» заразной инфекционной болезни и рассмотреть ее с точки зрения медицины, в ее терминах и ее критериях эффективности. Для наглядности и очевидности.
Я начал этот текст с фразы: «Эпидемия «черного копательства» захлестнула Верхнее Прикамье». Эпидемия – от греческих слов epi – на, над, demos – народ. На + народ. Или на …народ. Что-то на народ? По-моему, филологически корректно будет перевести это «что-то» на народ русским словом (понятием) НАПАСТЬ. Напасть – это болезнь, несчастье, беда. Итак, «черная археология» – это такая напасть. «Черные археологи» несут (разносят) эту напасть. От этой напасти страдают археологические памятники. Как видим, использование этого, на первый взгляд, чисто медицинского термина вполне оправдано.
Эпидемиология – понятие широкое. Это научная дисциплина, предметом которой является изучение любых (выделено мной – О.Г.) патологических состояний и выработка мер борьбы и профилактики. Методологически эпидемиологический подход оправдан, в том числе, в оценке и противодействии вышеозначенной напасти. А так же в оценке критериев эффективности предпринимаемых мер. Ниже приведу перечень отдельных терминов и понятий эпидемиологии. Я не стану немедленно (сразу) каждый термин и понятие увязывать с каким-либо проявлением напасти «черного копательства», а приведу их в некоей, как мне видится, логической последовательности, полагаясь при этом на общую эрудицию читателя и исходя из того, что содержание терминов и понятий в достаточной мере прозрачно и доступно и даже, я бы сказал, обиходно.
Эпидемия, эпидемиологический диагноз, эпидемиологический надзор, эпидемический очаг, оперативный эпидемиологический анализ, природный очаг, территория риска, пространственная характеристика, противоэпидемические и профилактические мероприятия, сезонность эпидемических проявлений, социальные факторы в эпидемиологии, рецидив, специфическая профилактика. Все эти термины и понятия применимы для оценки любой напасти, естественно с учетом ее специфики и выработки мер эффективного противодействия. Теперь навскидку ответьте – можно ли в этих терминах описать и оценить явление «черной археологии» и соответствуют ли противодействие «черной археологии» критериям эффективности, принятым в борьбе с эпидемиями? Более подробные описания понятий эпидемиологии с попыткой переноса их на археологическую сферу приведены в таблице в конце текста.
Одним из вечных вопросов российской повседневности является вопрос: кто виноват? За ним неизбежно встает вопрос: что делать? Применительно к проблеме противодействия «черной археологии» на первый вопрос ответить затруднительно, так как он формально предполагает персональную ответственность. А когда персонально никто не виноват, следует искать коллективного виноватого. И таким коллективным ответчиком должно признать госструктуры, так или иначе причастные к охране памятников археологии, а с ними и разного ранга чиновников на местах. Я позволяю себе столь резкую оценку потому, что, как мне кажется, имею на это право. Будучи с 1991 по 2000 годы главой сельской администрации, решая вопросы, связанные с приватизацией земель, мне часто приходилось искать ответ на вопрос, который обычно стоит перед врачом: как не навредить? На территории, подведомственной сельской администрации, находится крупный бальнеологический курорт «Усть-Качка», гидро-минеральные источники которого имеют III зоны горно-санитарной охраны. Границы охранных зон утверждены в 1974 году постановлением Совмина РСФСР. Статус этих земель по современному законодательству соответствует особо охраняемой природной территории федерального значения. В то время (напомню, речь идет о середине 1990-х годов) мне неоднократно приходилось сталкиваться с тем, что представление об особом статусе земель охранных зон месторождения минеральных вод у лиц, принимавших решения о приватизации земель, практически отсутствовали (да и теперь, с появлением кадастра земель и разного рода ГИСов, положение далеко не идеальное). Информация о разного рода линейных сооружениях и их охранных зонах отсутствовала напрочь. Не было сведений о местоположении археологических памятников. Разного рода информацию приходилось изыскивать самому по собственному разумению и собственной инициативе, так как без знания «анатомии» «резать по живому» было недопустимо. С этим я обратился в Пермский госуниверситет. Цель – выделить охранные зоны подлежащих охране природных объектов и памятников археологии, нанести их на карты, научно описать и использовать при решении вопросов, связанных с земельными ресурсами. В общем виде это было сделано за год-полтора и помогло избежать довольно серьезных по последствиям ошибок. Нынче другие принимаются решения, со многими я не согласен, но это уже другая история. Так вот: никогда не поверю, что кто-то чего-то не знал, принимая решения по землям с особым режимом и ограничениями использования, в том числе по землям памятников археологии. Не хотел или не захотел знать. Другого объяснения у меня нет. А уж от глупости или корысти – это дело другое.
Теперь попробую высказать свое мнение по вопросу: что делать? Прежде всего, понимать и оценивать. Далее – действовать. Так как действует врач – руководствуясь в сложной ситуации обязанностью и правом действовать в интересах больного, неся при этом личную ответственность. Конечно, это сравнение более подходит для оценки действий в военно-полевых условиях. Однако лучше заострить проблему, чем сглаживать углы.
Есть простые и сложные решения и меры к обузданию этой напасти.
1. Необходим запрет свободной продажи металлодетекторов, лицензирование их приобретения и использования с регулярной перерегистрацией. Требование зарегистрировать ранее приобретенные металлодетекторы позволит сформировать базу данных владельцев, поставить вне закона владельцев незарегистрированных металлодетекторов и прямо во время регистрации предупредить под роспись об ответственности за незаконные раскопки.
2. Придать особый статус территориям Верхокамья, где сосредоточены основные, привлекающие «черных копателей» группы памятников. Проведение земляных работ под любым предлогом и под любой легендой, нахождение на этой территории с металлодетектором без разрешительных документов должно квалифицироваться подобно тому, как расценивается нахождение с огнестрельным оружием в угодьях в запрещенные для охоты сроки и без разрешительных документов. Для других уязвимых и ценных в археологическом отношении территорий устанавливаются подобные же ограничения и регламенты.
3. Очень важно и нужно на «территории риска», где отчетливы проявления «черного копательства», в местах сосредоточения памятников археологии сформировать из местных жителей готовых к сотрудничеству наблюдателей и информаторов, оперативно сообщающих о появлении «черных копателей». Это могут быть учителя местных школ, школьники, сотрудники лесоохраны и все, кто способен адекватно оценить ситуацию. Современные средства связи позволяют своевременно передавать информацию. Целесообразно придать существованию этих наблюдателей и их деятельности открытый публичный характер. Тогда сам факт существования такой «стражи» сделает не комфортным пребывание здесь «черных копателей», играя роль «тревожащего огня».
4. Очевидным представляется необходимость систематического проведения того, что называется «психологической войной» – осуществление психологического давления на «черных копателей» и саму эту напасть. Формирование в общественном сознании (и подсознании) негативного отношения к «черной археологии», разъяснение пагубных последствий их деятельности для истории и культуры. Необходимо развеять легенды о сокровищах, якобы накопленных древним населением Прикамья. Такие представления имеют глубокие корни в народной культуре. Многие археологические объекты, как подмечено археологами, сопровождаются местными легендами и байками о чудесах и кладах. Отражения этой народной страсти к сокровенным богатствам находим в сказах Бажова, сюжеты которых автор черпал из окружавшей его жизни. Совершенно недопустимым является подогрев представлений о сокровищах и кладах в СМИ. Примером этого является недавняя публикация в пермской газете «Местное время» №5 (1485) от 23 декабря 2015 года материала «Карта Пермских кладов. Где в Прикамье до сих пор находят сокровища персидских купцов» под рубрикой «Драгоценности Урала». Подзаголовок – «Топография кладов. Путеводитель по местам находок древних кладов в Прикамье». В условиях эпидемии «черного копательства» такие публикации играют весьма негативную роль. Нужны публикации, убеждающие общество, что ценности заключены в знании настоящей истории народов края, и что научные археологические изыскания являются способом умножения этих ценностей, что эти ценности носят публичный характер и являются общественным достоянием, и, следовательно, расхищение и разрушение объектов археологических исследований носят антиобщественный характер.
5. Возможно проведение «заместительной терапии» в «комплексном лечении» «черной археологии». В пределах Пермского края и вообще на Урале множество заброшенных золотых и платиновых приисков. Возможно, разрешить и, может, даже поощрить индивидуальное старательство. Это отвлечет часть искателей «сокровищ персидских купцов» на поиск «дикого золота». Кому- то это даст занятие и заработок, для кого-то – это хороший способ превозмочь «золотую лихорадку». Сделав легальным этот промысел (а нелегалы и теперь бродят в тайге на севере края) можно создать отводной канал для избыточной энергии этой части населения. Публикация карт с местами бывших приисков, данные о золотодобыче и добыче платины в пределах Лысьвенского горного округа графа Шувалова и другие вполне достоверные сведения вперемежку с краеведческими данными и соответствующими теме литературными произведениями из жизни старателей Урала в духе Джека Лондона будут иметь несомненный коммерческий успех.
6. Целесообразно иметь сведения о финансовой стороне «черной археологии», знать что почем и где почем. Одно дело здесь в Перми, на местах, другое дело, скажем, в Москве или Санкт-Петербурге, или на зарубежных рынках антиквариата. Эти сведения должны быть документально оформлены и использоваться, в том числе при оценке нанесенного ущерба. Страховая оценка археологического артефакта при вывозе его на зарубежную выставку рассчитывается исходя из его рыночной стоимости. В обстановке рынка никакая финансово-экономическая информация по определению лишней быть не может.
Наверняка можно выделить еще некоторые мероприятия общего и конкретного свойства по противодействию этой напасти. Однако я не ставлю перед собой задачу исчерпывающим образом описать эту эпидемию и меры лечения и профилактики. Я лишь попробовал представить эту проблему в эпидемиологическом аспекте. Позволю себе сделать некоторые общие выводы.
Необходимо осуществлять различными способами постоянную работу в публичном пространстве. Это необходимо для того, чтобы опасность для истории и культуры явления «черной археологии» осознавалось в гораздо большей степени, чем теперь. Выстраивать отношения с органами законодательной власти с целью принятия региональных законодательных актов в рамках полномочий субъекта РФ по действенной охране памятников истории и культуры.
Как без подготовленных эпидемиологов, инфекционистов и иных специалистов, могущих квалифицировано действовать в чрезвычайных ситуациях не победить эпидемии, так и без специализированных структур, способных осуществлять комплекс «эпидемиологически» обоснованных оперативно-розыскных, аналитических и профилактических мероприятий по борьбе с эпидемией «черного копательства», этой напасти не победить. Будет ли это структура МВД, ФСБ, Министерства культуры или и того, и другого, и третьего – не знаю. Знаю только, что она должна быть способна осуществлять конкретные действия и получать конкретные результаты в лечении проявлений этой эпидемии и профилактике рецидивов.
Соответствие терминов эпидемиологии и их применение в сфере охраны археологического наследия
Публикуется впервые
- Размещено: 27.03.2016
- Автор: Гайдаш О.Г.
- Размер: 26.18 Kb
- © Гайдаш О.Г.