Толстов С.П. По следам древнехорезмийской цивилизации. Ч. II. Гл. IX

[221]

История образования огромной полуварварской Арабской империи неотделима от истории кризиса рабовладельческой системы в восточном Средиземноморье, в Византийской и Иранской империях, как история образования Эфталитского и Тюркского государств не может быть понята вне изучения кризиса рабовладельческого общества в Китае, среднеазиатских государствах и том же Иране.

В этот кризис оказались втянутыми и далекие племена и примитивные городские общины западной Аравии, остро затронутые губительными последствиями экономического упадка Византии, в частности — упадка ее восточной торговли, из которой торгово-ростовщическая и рабовладельческая знать арабских городских общин извлекала в прошлом немалые выгоды. Попытка со стороны этой знати переложить тяжесть кризиса на плебейские массы городов и бедуинские племена, быстро оказавшиеся в сетях ростовщической кабалы, вызвала острый взрыв социальной борьбы, завершившийся созданием сильного военно-рабовладельческого государства, ставшего на путь поисков выхода из внутреннего социального кризиса за счет внешней экспансии, завоеваний и грабежа, вдохновляемого фанатической идеологией ислама, представляющего хаотическое смешение элементов христианского и иудейского сектант-

[222]

ства с древнеарабским шаманством и традициями мекканского городского культа.

На протяжении 30-х годов VII в. Мекканско-Мединская военно-разбойничья политическая община подчиняет себе всю Аравию и начинает набеги на территорию азиатских владений Византии и на Иран. Эти набеги закончились изгнанием византийских войск из Сирии и Палестины, а в 642 г. генеральная битва при Нихавенде решила судьбу Сасанидской державы. Последний «шахиншах Ирана и не-Ирана» Ездегерд III повторил путь, который за 1000 лет до него проделал последний ахеменид Дарий III, спасаясь от Александра. Он во главе 1000 всадников и такого же количества дворцовой челяди, кондитеров, парикмахеров и т. п. бежал в Мерв. Однако правители города, как некогда восточные сатрапы ахеменидской Персии, оказались мало расположенными жертвовать собой для спасения владыки Ирана и его державы. При известии о приближении арабов (651 г.) они призвали на помощь старых врагов сасанидов — тюрков, а покинутый всеми Ездегерд был вынужден скитаться в окрестностях города, где и погиб от руки случайного убийцы, польстившегося на пышные одежды последнего сасанидского царя.

В том же 651 г. арабы впервые появились на границах Средней Азии — под стенами Мерва, Герата и Балха, ограничившись на первых порах лишь заключением договоров и наложением значительных контрибуций. Мерв и Балх становятся оперативными базами для дальнейших грабительских набегов в глубь Средней Азии. Вооруженным грабежом и взиманием контрибуций ограничиваются арабы и во время набега на Согдиану в 654 г. Однако уже в 655 г. вспыхивает мощное восстание населения только что покоренных хорасанских областей, которое едва не привело к крушению молодого Арабского государства. Во главе восстания становится сын Ездегерда III Пероз, получающий вооруженную поддержку китайцев, которые, как мы видели, в это время особенно активно вмешивались в среднеазиатские дела.

Надо сказать, что еще Ездегерд III после битвы при Нихавенде входит в сношения с Китаем, пытаясь опереться на его помощь. Однако эти переговоры не привели ни к чему. Перозу удается достигнуть большего. После смерти отца он бежит в Китай, входит в непосредственные сношения с китайским двором и добивается просимой помощи, платя за нее признанием вассальной зависимости от Китая. Пероз наносит арабам ряд серьезных поражений и полностью освобождает от них Хорасан. Мы присутствуем здесь при любопытном историческом эпизоде — при создании китайской провинции Босы (Персия),

[223]

с центром в городе Зерендже (на нынешней границе Ирана и Афганистана), во главе которой оказывается в качестве префекта китайского императора последний представитель династии сасанидов.

Разгром арабов в Хорасане привел к острому политическому кризису и вспышке гражданской войны в халифате, стоившей жизни халифу Осману, убитому восставшими воинами в 656 г. Лишь в начале 60-х годов арабской аристократии удается подавить вооруженную оппозицию народных масс арабских племен и возвести на престол представителя самого знатного и богатого мекканского аристократического рода омайадов — Моавию I. Арабы вновь начинают наступление на Хорасан, открывая новую полосу грабительских набегов в глубь Средней Азии. Пероз, разбитый окончательно в 667 г., бежит обратно в китайскую столицу и там, после безуспешной попытки в 675 г. вновь вернуться в Хорасан, заканчивает свою жизнь в качестве «генерала гвардии правого крыла китайского императора.

Арабы прочно закрепляются в Хорасане, откуда на протяжении 70-х и 80-х годов организуют ряд крупных грабительских набегов на Мавераннахр и Хорезм.

Арабские источники говорят о двукратном «покорении» Хорезма арабскими полководцами Сальмой ибн-Зиядом и Умайей ибн-Абдаллахом. Однако практически здесь имели место лишь такие же грабительские набеги, как и в отношении городов Мавераннахра.

Лишь с началом VIII в. и с именем наместника Хорасана — Кутейбы ибн-Муслима связано прочное завоевание внутренних среднеазиатских областей. Падение независимости державы хорезмшахов, устоявшей на протяжении полных политическими бурями предшествующих столетий, падает на 712 г. Обстоятельства завоевания Хорезма Кутейбой чрезвычайно существенны — мы впервые узнаем здесь из непосредственного свидетельства письменных источников о тех событиях внутренней социально-политической истории Хорезма, на которые намекают нам археологические памятники.

2

Арабский историк Табари рассказывает нам, что накануне арабского завоевания власть в Хорезме фактически захватил брат хорезмшаха Хурзад (или Хурразад), который, опираясь на своих приверженцев, оттеснил законного царя от управления и жестоко расправился с хорезмийской знатью, отнимая у нее имущество, скот, девушек, дочерей, сестер и

[224]

красивых жен. Эта, на первый взгляд анекдотическая, деталь очень важна: дело в том, что одним из очень существенных пунктов социальной программы антифеодальных движений маздакитского типа является лозунг уничтожения гаремов аристократии и восстановления древних форм группового брака, традиции которого были еще очень сильны как в земледельческих деревенских общинах, так и у скотоводческих племен не только в массагетское, но и в эфталитское время. Важность этого лозунга была определена тем, что, по отчетливому свидетельству таких документов, как сасанидский судебник Matikan-i-Xazar Datestan, процесс концентрации отрываемых от общины женщин в гаремах аристократии в виде младших жен, жен-рабынь (zan-i-čakar), наложниц и «приемных дочерей» являлся одной из существенных форм закабаления свободных общинников и превращения их в полурабов феодализирующейся знати, в «дворовых» формирующегося поместья.

От аппроприации женщин общины помещиками община жестоко страдала. Помимо того, что в этих условиях значительная часть общинников, в первую очередь беднота, была осуждена на безбрачие, а соответственно на невозможность создать свое хозяйство, община в целом испытывала острую нужду в женской рабочей силе.

Этим объясняется тот факт, что в числе «преступлений», вменяемых апологетами аристократии антифеодальным движениям и сектам, непременно фигурирует обвинение в «свальном грехе», «развратном поведении», «захвате женщин». Это одинаково характерно для исходящих от аристократии обвинений по адресу самого Маздака и его сподвижников и по адресу позднейших движений того же типа – Муканны в Согде и Бабека в Азербайджане в VIII в., карматов в IX-XI вв.

Аналогичный «грех» вменяется и эфталитам: якобы и поход Пероза и завоевание тюрков имели своей задачей защиту согдийской аристократии от развратных посягательств эфталигских правителей, а на связь эфталитов с маздакитами мы указывали выше.

Все это позволяет нам с уверенностью утверждать, что восстание Хурзада было антифеодальным движением маздакитского типа, движением сельских общин и городского плебса против обитателей больших замков, могущественной феодализирующейся знати.

Большой интерес представляет вопрос об идеологии движения Хурзада мы знаем, что антифеодальные движения раннего средневековья неизменно выступают в оболочке религиозных сект.

[225]

Есть все основания полагать, что в данном случае мы имеем дело со своеобразным синкретическим юдаизмом. Хорезмское духовенство, те самые ученые, над которыми, как мы видели в начале нашей книги, Кутейба учинил варварскую расправу, у Табари фигурируют под именем хабр (множ. ахбар), а это имя и в древнем и в современном арабском имеет только одно значение еврейский ученый, ученый раввин. История последующих событий дает, как мы увидим, прочные доказательства сформулированному выше положению.

В лице Xурзада (букв, «сын солнца»), «имя» которого, видимо, является титулом, вернее переводом хорезмийского титула багпур (арабское фагфур) — титула светского царя, соправителя священной особы хорезмшаха, или хорезмского Хосрова[2], мы имеем, несомненно, одного из тех представителей дофеодальных царских династий, которые в блоке с общинными движениями искали опоры для борьбы с сепаратистскими тенденциями могущественной поземельной знати, как это мы имеем в отношении Кавада, эфталитских царей, Абруя и ряда других деятелей последующих столетий.

Видимо, «священной особе» хорезмшаха сектанты противопоставили своего «священного царя», которого Табари упоминает под именем Хамджерда искажение собственного имени Хангири, которое читается на одной из серий открытых нами хорезмийских монет VIII в., где отсутствует изображение Сиявуша и тамга сиявушидов заменена своеобразным знаком в виде тройной развилки, поставленной на горизонтальную черту, а надпись выполнена хорезмийскими буквами, видоизмененными под явным влиянием еврейского квадратного письма.

Хорезмшах входит в тайные сношения с Кутейбой и призывает его на помощь против собственного народа. Кутейба устраивает ложную диверсию в сторону Согда, о чем предатель хорезмшах немедленно доводит до сведения своего войска и народа, этой дезинформацией обеспечивая неожиданность удара интервентов.

Арабы появляются под Хазараспом. Кутейба берет в плен Хурзада. Брат Кутейбы Абдуррахман разбивает и убивает Хамджерда. Арабы заключают договор с шахом, уплачи-

[226]

вающим дань из 10 000 голов скота; 4000 пленных повстанцев во главе с Хурзадом предаются смерти.

По свидетельству Белязури, немедленно после ухода арабских войск хорезмийцы восстали против шаха-предателя и убили его, что было причиной вторичного похода Кутейбы, о котором упоминают и Бируни и Ибн-ал-Асир. На престол был возведен Аскаджамук, сын предателя, а в качестве его соправителя — валия (арабский термин для передачи хорезмийского титула царя-соправителя багпур). Кутейба назначил своего брата Абдаллаха, закрепившего связь с династией афригидов браком с дочерью хорезмшаха.

Как мы видели в начале нашей книги, не удовлетворившись истреблением 4000 пленных — явление беспримерное в истории завоевания Средней Азии арабами и бесспорно свидетельствующее о том, что перед нами акт классового террора, Кутейба уничтожает историческую литературу хорезмийцев и истребляет и изгоняет их ученых, что было бы также необъяснимо (напомню союз Кутейбы с остающимся язычником хорезмшахом), если бы не учесть отмеченной нами выше роли хорезмийских «хабров» как идеологов движения Хурзада.

Последствием этих событий было одно из интереснейших явлений раннесредневековой истории Восточной Европы — юдаизация Хазарии.

Хазарский каганат, возникший в конце VI в. н. э. в процессе распада Западнотюркской империи и воспринявший и развивший на юго-востоке Европы древ нетюркскую политическую традицию, в это время ведет жестокую борьбу с арабскими завоевателями, выступая в качестве союзника Византии.

Именно сюда, в Хазарию, бегут остатки хорезмийских повстанцев-юдаистов, во главе с «новым багпуром, сменившим убитого Кутейбой Хурзада и известным из еврейско-хазарских источников под именем Булана.

Хорезмийские изгнанники быстро выдвигаются в Хазарии на первый план, становятся во главе хазарских войск, и в конечном итоге их вождь становится фактическим правителем Хазарии, родоначальником династии хазарских беков, оттесняя на второй план кагана, превращаемого, по хорезмийскому образцу, в бесправного сакрального царя.

Синкретический хорезмийский юдаизм становится государственной религией Хазарии.

Эти события происходят между 712 и 730 гг., когда уже» «обращенный» хазарский царь Булан во главе своей армии вторгается в арабские владения в Закавказье.

[227]

Дальнейшие события позволяют восстановить сопоставление хазарских, арабских и китайских источников и нумизматических данных. Арабы почти ничего не сообщают нам о Хорезме на протяжении всего VIII в. – период напряженной борьбы, связанной с окончательным завоеванием Средней Азии арабами и упорными восстаниями среднеазиатских царств.

Видимо, Хорезм продолжал жить своей обособленной жизнью, оставаясь в стороне от этих бурных событий, ограничиваясь формальным признанием вассальной зависимости от арабов и, время от времени, посылкой вспомогательных военных контингентов.

Археологические памятники Хорезма VIII в. не говорят нам ни о каких сколько-нибудь заметных переменах в социальном укладе, быту и культуре хорезмийцев. Напомню, что Тешик-кала, классический памятник афригидской культуры, относится ко второй половине VIII в. Однако к середине VIII в. относятся два важных свидетельства о политической активности Хорезма. На это время падает последняя попытка Китая восстановить свои позиции в Средней Азии. И в том же самом 751 г., когда на Таласе происходит решающая битва между войсками полководцев Гао-Сянь-чжи и Зияда ибн-Салиха, решившая спор окончательно в пользу арабов, в Китай прибывает посольство хорезмшаха Шаушафара – акт, явно враждебный по отношению к арабам, свидетельствующий о стремлении Хорезма вновь выступить в качестве самостоятельной силы в арабо-китайской борьбе.

А монеты Шаушафара доказывают, что его выступление имело и иные предпосылки, — кроме благоприятной международной ситуации.

Царский титул на этих монетах читается MR”MLK”pr”r xzrn — «господин царь благословенный хазарский». Видимо, незадолго до 751 г. произошло объединение двух ветвей афригидов — хазарской и хорезмийской, создание огромной им перии, простиравшейся от Крыма и Приазовья до Хорезма. Важным документом этого единства является так называемый Noticia Episcopatuum, документ VIII в., содержащий список христианских епископских кафедр. Хазарская христианская церковь, образующая в это время самостоятельную митрополию с центром в Крыму, в Доросе, включает семь епископских кафедр. На третьем месте в этом списке, после Крымской и Итильской, идет Хвалисская, т.е. Хорезмская (в аланско-хазарском произношении) кафедра, а далее следуют четыре севернокавказские. Этот факт объясним только в свете политического единства Хорезма и Хазарии. Любопытно, что даже в X в. хазарский царь Иосиф в своем знаменитом письме

[228]

испанскому еврею Хасдаи ибн-Шапруту включает Хорезм в состав хазарских владений — для этого времени уже без всяких оснований, кроме исторической традиции (см. карту 3).

Видимо, к этому времени относится образование в Хорезме значительной христианской колонии, о наличии которой свидетельствуют в начале XI в. ал-Бируни и в середине XIII в. Плано Карпини. Характерно, что первый из этих авторов описывает бытовавший в его время у хорезмийских христиан-яковитов (православных, а не несториан, являвшихся наиболее распространенной сектой христиан Ирана и Средней Азии) новогодний обряд «каландас», и по имени и по содержанию тождественный со славянским обрядом колядования. Плано Карпини, в свою очередь, прямо указывает, что христианская колония в Ургенче состояла из хазар, русских и аланов. Видимо, как с событиями VIII в., так и в особенности с событиями X в., когда, как мы увидим ниже (см. гл. X), в Хорезм эмигрируют значительные группы хазарского населения, и на рубеже X и XI вв. вновь устанавливается политическое объединение Хазарии и Хорезма, связана эта инфильтрация в Хорезм различных этнических элементов, входивших в состав каганата, в том числе и русских славян.

Интересно, что известный арабский генеалогист конца VIII начала IX в. ибн-ал-Кальби (умер в 819 г.) дает любопытную генеалогию хазар и хорезмийцев, тесно увязывая их друг с другом: «Родил Исхак (Исаак), сын Ибрагима ал-Халиля (Авраама), Хазара и Б-з-ра и Бурсуля и Хорезма и Филя».

Здесь в качестве «братьев» фигурируют рядом с Хазаром, Бурсулем (близко родственное хазарам и соседнее с ними племя) и В-з-ром (видимо, У-з-р хазарской генеалогии Иегуды бен-Барзиллая) также эпонимы Хорезма и Филя (как мы помним, название одного из древнейших городов Хорезма), с возведением их к Исааку, т.е. со включением их в еврейскую генеалогию. Правда, в X в. хазары (по письму Иосифа) воспринимают уже ортодоксальную еврейскую родословную, возводя свой род к Тогарме и Йафету. Но в VIII в. и в Хорезме и в Хазарии явно была распространена апокрифическая генеалогия, которая могла возникнуть только на базе политического единства этих стран.

Видимо, с деятельностью хорезмийских эмигрантов связано и имевшее место около середины того же VIII в. перенесение столицы Хазарии из Дагестана в Итиль на Нижней Волге на важнейший из узловых пунктов торговых связен Хорезма с Восточной Европой, где скрещивалось несколько сухопутных и водных путей.

[229]

Политическое объединение Хазарии и Хорезма продолжается вплоть до 60-х годов VIII в. Когда в 764 г. хазарские войска берут Тбилиси, во главе их стоит хорезмиискии военачальник

 

Карта 3. Центры хазарско-хорезмийской митрополии середины VIII в. по Notitia Episcopatuum

А — Доросская митрополия; Б — епископские кафедры:

I — Хоцирская (Карасубазар); 2 — Астельская (Итиль); 3 — Хвалисская (Хорезм); 4 — Оногурская (Прикубанье); 5 — Ретегская (Терек?, Тарки?); в — Гуннская (Варачан-Семендер); 7 — Таматархская (Тамань); В — схема границ хазарских владений по письму царя Иосифа; Г — основные торговые пути; И — важнейшие экономические центры Хорезма; Е — отмеченные источниками хорезмские колонии в Европе; Ж — названия племен, областей и географических пунктов по письму царя Иосифа

Растархан (или, как предлагает читать Маркварт, Астархан). Есть все данные полагать, однако, что это объединение было недолговечным.

По данным письма царя Иосифа, внук Булана Обадия, правивший в 60-70-х годах VIII в., произвел

[230]

крупные политические и религиозные реформы: «…обновил царство и укрепил веру согласно закону и правилу», опираясь на еврейское талмудистское духовенство, пришедшее «из Багдада, Хорасана и земли Греческой» и впервые введшее в Хазарин «24 книги, Мишну, Талмуд и весь порядок молитв, принятых у хаззанов».

К этому же времени относится свидетельство Константина Багрянородного о гражданской войне в Хазарии, завершившейся Изгнанием из каганата и бегством на запад, сначала в северно-черноморские степи, а затем, в союзе с венграми, в Паннонию, некоей народности, называемой Константином каварами.

Кавар — западнохазарское произношение имени хвар, ховар самоназвание хорезмийцев, в аланском произношении хвал, ховал, хал. В этом последнем произношении, в форме халисии, потомки каваров зарегистрированы в XI в. в Венгрии в качестве особого народа, о котором, с одной стороны, сообщается Иоанном Киннамом, что «они одного исповедания с персами», а с другой – что они «управлялись законами моисеевыми, да и то не совсем правильно понимаемыми».

Видимо, противоречие источника отражает противоречивый характер причудливого зороастрийско-иудейского синкретизма религии потомков хорезмийских изгнанников.

Потомки каваров еще в XIII в. сохранили смутное предание о своем хорезмийском происхождении. В венгерских хрониках XIII в. сохранилось предание о хорезмийской генеалогии короля Самуила Абы (1041-1044), выходца из кавар-ской аристократии. Род его возводится к братьям Еду и Едумеру, сыновьям сына Аттилы – Хабы от матери-хорезмийки, причем Едумер возвращается в Венгрию вместе с многочисленным родом своего отца и матери.

Любопытно, что книжная традиция об Аттиле, наслоившись здесь на хронологическую схему действительной генеалогии каварских вождей, привела наиболее раннего из наших информаторов — венгерского хрониста XIII в. Симона Кезаи к грубому хронологическому противоречию: события времен Аттилы отнесены к 700 г. н. э., а последовавшее за его смертью изгнание гуннов из Паннонии — ко времени, совпадающему с временем изгнания иудейетвующих хорезмийцев из Хорезма.

События правления Обадии нельзя не рассматривать как хазарскую реакцию против господства хорезмийских эмигрантов и подчиненияв правление Шаушафара и его преемника Турксаната (видимо, не случайно получившего имя основателя династии хазарских каганов, тюркского вождя конца VI в., изве-

[231]

стного в византийской информации под именем Турксанта) — самой Хазарии Хорезму.

Обадия, сам потомок хорезмиицев по происхождению, становится здесь на сторону туземной знати и, опираясь на авторитет ученого еврейского духовенства, привлеченного из разных стран, совершает переворот, завершившийся вторичной эмиграцией иудеиствующих хорезмиицев еще далее на запад.

Бегство на старую родину вряд ли было возможно. Там быстрые успехи делает ислам, и современник и дальний родственник Обадии принимает мусульманское имя Абдаллаха.

Хорезм прочно входит в систему халифата. На монетах Абдаллаха, над крупом коня Сиявуша, вычеканены миниатюрными куфическими буквами имена арабских наместников Хорасана — Джафара (ибн-Мухаммеда, 787-789), ал-Фадла (ибн-Яхья, 794-803)[3].

Монеты эти, на которых обрывается традиционная хорезмийская чеканка, резко падают в весе: уже монеты Шаушафара неполновесны (низший вес сасанидской драхмы 3.69 г), колеблясь между 3.06 и 3.26 г. Монеты Абдаллаха без имен наместников весят 1.97-2.44 г. а с именами Джафара и Фадла всего 1.32-2.05 г. падая в весе более чем вдвое по сравнению с драхмами Шаушафара и более чем втрое — с полновесными хорезмийскими драхмами VII -начала VIII в. (4.36-4.67 г), значительно превосходящими максимальный вес сасанидской драхмы (4.06 г). Резко падает качество металла – некоторые монеты Абдаллаха имеют ничтожную долю серебра в лигатуре, превращаясь чуть ли не в медные монеты[4].

Так, в истории головокружительного падения веса и качества монет хорезмшахов VIII в. как в зеркале отразилась внутренняя экономическая история страны под властью арабских завоевателей, в условиях глубокого внутреннего социального кризиса.

Еще более ярко отразился этот упадок в исторической динамике орошенных земель. На рубеж VIII и IX вв. и на последний падает их новое резкое сокращение: целиком выпадает из эксплоатации главное восточное ответвление Гавхорэ — от Гульдурсуна до Кырк-кыза. Более сотни замков превращаются в руины, стоящие в пустыне до наших дней.

Резко сокращается и другое ответвление — древний Кельтеминар. Тысячи гектаров земли становятся достоянием пустыни. Этот процесс, несомненно, сопровождается острой клас-

[232]

совой борьбой. За ее счет прежде всего нужно отнести и самую гибель бесчисленных замков и укрепленных крестьянских усадеб, где мы повсюду встречаемся со следами военного разгрома и пожара.

Хорезм IX в. не испытал крупных внешних нашествий, которые могли бы объяснить эту мрачную картину опустошения.

Свидетельством этой борьбы является продолжающаяся вплоть до X в. массовая эмиграция хорезмийцев — теперь уже мусульман — в Хазарию, где наемная хорезмийская гвардия становится главной опорой власти кагана и бега. Несомненно, эта гвардия комплектуется, в первую очередь, за счет разоряющихся мелких свободных земледельцев, перед которыми открываются только две перспективы превращение в «слуг и кедиверов» феодалов или эмиграция.

3

На протяжении IX-X вв. Хорезм попеременно входит в состав сменяющих друг друга, возникающих на восточных окраинах вступившего в полосу политического распада халифата крупных раннефеодальных объединений восточного Ирана и Средней Азии — государств тахиридов, саффаридов, саманидов.

Мы имеем очень мало данных по внутренней истории Хорезма этого времени, но эти данные говорят, что в Хорезме развивались в основном те же процессы, какие характерны и для других областей халифата; из них наиболее существенным является процесс распада старых патриархально-рабовладельческих традиций, сковывавших развитие феодальной экономики. Одним из важнейших моментов этого процесса являлся разрыв традиционных патриархальных связей между аристократией и народом, на первых порах маскировавших и, соответственно, облегчавших феодальную эксплоатацию остающегося формально свободным населения, но на рассматриваемом этапе превратившихся уже в тормоз для растущих аппетитов феодалов.

Бурная обстановка арабского завоевания и последующих десятилетий как нельзя более благоприятствовала изменению этого положения. Часть старой полупатриархальной-полуфеодальной дихканской знати была уничтожена в ходе бесконечных войн, восстаний, военного террора завоевателей. Другая часть поступила на службу арабам и в качестве военачальников и чиновников халифа и его наместников порвала связь с родиной. Оказавшись в новых местах, где не нужно было уже считаться с традициями многовековой патриархальной

[233]

связи с общинами, эта новая знать, в состав которой влились также арабские и тюркские элементы, открыто противопоставляет себя народу. Уже с первых десятилетий истории Арабской империи, и с особой силой в IX-X вв., широко развивается практика земельных пожалований в вознаграждение за военные и гражданские заслуги полководцев и чиновников, щедро наделяемых ленами в виде деревень и целых сельских районов. Столь же широко развивается практика раздачи земель и селений в вакф, т.е. пожалование их различным религиозным учреждениям.

Есть данные о том, что и Хорезм не составлял здесь исключения. Так, из «Рисале» ибн-Фадлана мы узнаем, что селение Артахушмитан (в XIII в. Якут описывает его как большой город) составляло владение визиря халифа Муктадира ибн-ал-Фурата, причем в 921 г., когда ал-Фурат попадает в опалу, халиф отбирает это имение и передает некоему Ахмаду ибн-Муса ал-Хорезми.

Однако, находясь на окраине халифата и владений его могущественных хорасанских вассалов, Хорезм, видимо, переживал эти процессы в несколько замедленном темпе. Характерно, что, если в Мавераннахре и Хорасане уже к X в. масса населения как городского, так и сельского уже не участвует в войнах и войско комплектуется из наемных отрядов тюркских кочевников и преторианской гвардии вооруженных рабов («гулямов»), хорезмийцы, как согласно подтверждают все источники X в., остаются воинами, доблесть и воинское мастерство которых настойчиво подчеркивают источники (см. ниже, гл. X). Это бесспорный признак сохранения здесь еще достаточно мощной прослойки лично свободных и граждански полноправных земледельцев и ремесленников, факт, немаловажный для понимания источников военной мощи Хорезма в период его нового подъема, падающего на вторую половину X в.