Главным культовым зданием в странах мусульманского Востока является мечеть, а встроенный в здание или стоящий с ней рядом минарет, устремленный вершиной в небо, стал своеобразным символом ислама. В то же время с религиозным культом в мусульманских странах связаны не только мечети, но и некоторые другие учреждения. Прежде всего, это медресе – высшие учебные заведения, в которых преподавали богословие (Коран и хадисы) и право (фикх). Часто наряду с этими предметами велось преподавание математики, риторики, языкознания, медицины. Медресе представляли собой опору религии, так как оттуда выходили теологи, законоведы, дипломаты, духовные наставники. В то же время многие медресе были центрами развития других наук: часто в них находились крупные библиотеки и работали известные ученые. Студенты и преподаватели жили в здании медресе постоянно, здесь имелись жилые помещения (худжры), аудитории, мечеть. Л.Ю. Маньковская приводит данные вакуфного документа самаркандского медресе Ибрагим-Тамгач-хана (1165-1166 г.). Среди помещений в нем упоминаются мечеть, аудитории (дастархана) различного назначения – для громкого чтения Корана, для изучения литературы, для занятий наукой, худжры вокруг двора и сад. В штате были предусмотрены управляющий, преподаватели Корана, фикха и литературы, чтец Корана, кассир, два дворника и библиотекарь. Медресе было рассчитано на обучение 50 человек[1]. Часто медресе существовали за счет вакфа, то есть приписанных к ним доходных заведений – рынков, бань и других.
С.Г. Хмельницкий пишет, что медресе как общественный институт и архитектурное сооружение не имеет параллелей за пределами мусульманского мира, так как первые средневековые университеты Европы не имели специально построенных зданий и общежития для студентов. Высшие школы при христианских монастырях также не были архитектурно выделены[2]. Первые здания медресе возникают в Восточном Иране и в Бухаре в конце IX – начале X в.[3] До этого времени богословие изучалось непосредственно в мечетях или в доме наставника. Здание медресе часто пристраивалось к дому основателя, или его жилище включалось в постройку. Известны многочисленные примеры, когда основатель или руководитель учебного заведения похоронен в одном из помещений духовной школы. Строительство медресе и его материальное обеспечение считалось богоугодным делом и свидетельствовало о благочестии основателя. Поэтому эти учреждения часто основывались правителями, высшими чиновниками, представителями знати. Массовое распространение медресе на Ближнем и Среднем Востоке обычно связывают с сельджукским временем. Именно при Сельджуках из частных школ они превращаются в государственные учреждения. По письменным источникам в середине XI в. в Нишапуре их было уже тридцать восемь[4].
Исследователи отмечают отличие медресе от других типов зданий мусульманского мира, таких как мечети, минареты и мавзолеи, в архитектуре которых нашли отражение вековые культурные традиции классической и восточной архитектуры, наиболее ярко представленные памятниками Византии и Сасанидского Ирана. Духовные школы ислама возникли уже в развитом мусульманском обществе и отвечали его специфическим нуждам. Здания их были предназначены для учреждений, не имеющих аналогий в современном им мире, поэтому пространственная структура средневековых медресе единообразна и легко узнаваема. Это монументальные прямоугольные в плане здания, с обширным внутренним двором, в который выходят все помещения. На осях постройки находятся два или четыре айвана, которые также открываются во двор. Вход, расположенный с фасадной стороны здания, выделен порталом. Большинство медресе имеют одно или несколько купольных помещений, в которых находятся мечеть и аудитории. Этот тип зданий с небольшими вариациями распространился на всем пространстве, населенном приверженцами ислама. Существует несколько точек зрения на истоки планировки медресе. История изучения этого вопроса подробно рассмотрена С.Г. Хмельницким[5]. В.В. Бартольд, Э. Херцфельд, а вслед за ними Б.А. Литвинский и Т.И. Зеймаль выводят планировку медресе из буддийского зодчества, а именно из монастырей и ступа[6]. Другая точка зрения – это соотнесение всех зданий четырехайванной планировки, таких как мечети, медресе и караван-сараи с гражданской архитектурой, а именно с дворцовыми зданиями и жилыми домами. Сторонниками этой теории являются А. Годар, Г.А. Пугаченкова, С.Г. Хмельницкий[7].
Ранние медресе Хорасана имели четырехайванную планировку: один из айванов служил входом, другой, расположенный напротив входа, являлся мечетью. В боковых айванах находились аудитории, а остальное пространство вокруг двора занимали худжры студентов и преподавателей. Таковы, например, медресе XI в. в Рее (рис.1.1) и Харгираде[8]. Медресе Ходжа Машад XI в. в Таджикистане и Шахи Машад XII в. в Афганистане при всем сходстве плана имеют некоторые отличия (рис. 2). В Ходжа Машаде по сторонам южного портала расположены два больших купольных помещения, одно из которых является более ранним мавзолеем, а другое – мечетью. Здание имеет другой, северный портал, также обрамленный комнатами с купольными перекрытиями меньших размеров. В них, вероятно, находились аудитории. В медресе Шахи Машад четыре помещения с куполами расположены по углам здания, а еще два – по сторонам главного вестибюля[9].
В Сирии медресе строятся с начала XII в. Здесь господствует местный тип, представленный такими памятниками, как медресе Нур ал-Дин и Адиллия (рис. 3). Ось здания с прямоугольным двором в них подчеркнута двумя небольшими, но глубоким айванами, в то время как боковые стороны ассиметричны: с южной стороны расположен вытянутый зал мечети, а напротив нее большой айван с плоским перекрытием[10]. Египетские медресе Калауна (XII в.) и Насирия (нач. XIV) в. также имеют одну ось симметрии. Напротив входного айвана в них расположена мечеть базиличного плана, а по бокам двора – худжры. Знаменитая мечеть-медресе Хасана XIV в. возведена под явным влиянием иранского зодчества (рис 1.2). Это классическая четырехайванная постройка. Самый большой айван служит мечетью, а по углам здания расположены медресе четырех толков ислама, каждое с собственным двором и кельями в четыре этажа[11].
В Малой Азии известны различные типы планировки подобных заведений. Так, медресе Сырчалы в Конье, Гёк-медресе в Токате и медресе мечети Хунад Хатун в Кайсери XIII в. имеют два айвана, один из которых является входным, а другой исполняет функции мечети. В некоторых постройках внутренний двор перекрыт куполом. К ним относятся медресе Бююк Каратай и Индже Минаре в Конье XIII в (рис. 4.1). В областях, связанных с Ираном, господствует четырехайванная планировка: ряд худжр, опоясывающих внутренний двор, прерывается в середине айванами, которые имеют обычно сводчатое перекрытие. Перед худжрами расположены аркады на прямоугольных пилонах или колоннах круглого сечения, а в центре двора – фонтан (рис. 4.2-4). Такова в общих чертах планировка Чифте Минаре в Эрзеруме, Гёк-медресе и медресе Музаффара Бюрюджие в Сивасе XIII в.[12]
Еще одна категория зданий, связанных с мусульманской религией, это – ханака (рибаты), завия и текия. Все эти учреждения служили нуждам многочисленных дервишских орденов, которые получили в средние века огромное распространение. Возникновение ханака (рибатов), общежитий для дервишей, связано с распространением суфизма – мистического течения в исламе. Суфизм, возникший уже в VII в., сначала считался еретическим отклонением от ислама, но уже в XI в. был официально признан. Дервишские ордена суфиев имели строгую иерархическую организацию, во главе которой стоял шейх (пир), обладающий неограниченной властью. Члены общины суфиев жили в специально отведенных зданиях и совершали совместные обряды и мистические радения. Поэтому композиционным центром в большинстве ханака является большой зал для коллективных ритуалов. Вокруг него группируются, молельни, жилище основателя, худжры членов общины, кухня, кладовые[13]. В отличие от ортодоксального ислама для суфизма характерен культ святых могил, поэтому ханака обычно строятся при гробницах, в которых похоронены почитаемые члены суфийского ордена. Часто жилище основателя ханака превращается в гробницу после его смерти. Кроме зданий, где дервиши проживали постоянно, существовали странноприимные дома для странствующих дервишей и паломников, совершающих хадж – завия. В завии паломники могли получить бесплатный кров и пропитание. Это менее масштабные здания. В состав их помещений входил зал для молитв и радений, несколько хозяйственных комнат и худжр[14]. Часто завии выполняли роль гостиниц для путешественников. Арабский путешественник Ибн Баттута подробно описывает завии разных стран, в которых он останавливался во время своих многолетних путешествий[15]. Термин текия (текке) появляется несколько позже в ΧΙΙΙ-ΧIV вв. Текия строились как большие благотворительные комплексы, выполнявшие различные функции. В их состав входили отдельно стоящая мечеть, минарет, общественная столовая с кухней, жилые помещения для шейха и его семьи, купольная галерея с худжрами для паломников, общественные источники, сады, водоемы, мазары и кладбище. В архитектурном плане текия представляли собой не замкнутые вокруг двора или зала здания, а развернутые по продольной оси садово-парковые ансамбли[16].
Функции этих учреждений не были четко разграничены, поэтому все три названия могут применяться к одним и тем же зданиям. Термины ханака и рибат употреблялись на всем Востоке, текке или текия – в Малой Азии, а завия, преимущественно – в Магрибе. Существовали и другие местные названия[17].
Строительство ханака, завий и текия считалось богоугодным делом, поэтому многие из этих заведений, наряду с мечетями и медресе были построены по повелению верховных правителей или их наместников. Например, после землетрясения 1167 г. в Халебе Нураддин восстановил городскую стену и цитадель, заново выстроил соборную мечеть и соорудил возле цитадели несколько ханака, причем одно из этих заведений предназначалось для женщин[18]. Здания ханака и текия часто внешне напоминали богато украшенные дворцы с множеством помещений для постоянных и временных жильцов[19]. Они строились не только в городах, но и вдоль пустынных дорог во всех мусульманских странах. По сведениям арабского географа и путешественника X в. ал-Истахри, в Средней Азии в домонгольское время насчитывалось 10000 таких заведений[20]. Несомненно, это число сильно преувеличено, как это часто бывает в описаниях восточных авторов, тем не менее, оно четко указывает на значительное распространение странноприимных домов, здания которых почти не сохранились до нашего времени. Немногие постройки, Ирана, Сирии и Египта, приведенные в книге Р. Хилленбранта, представляют собой постройки дворового плана, напоминающие медресе. Вокруг двора расположены жилые помещения, а к стене, обращенной на Мекку, пристроено большое помещение для совместных ритуалов и молений. В здании также может находиться гробница, дополнительная мечеть, баня-хаммам и кухня[21]. Ханака Анатолии не имеют открытого двора, они асимметричны: с одной стороны здания расположены жилые комнаты, с другой – большой зал, который имеет сводчатое перекрытие[22].
Ханака Средней Азии домонгольского периода – это компактные постройки квадратной или прямоугольной формы с центральным купольным залом и худжрами в углах здания (рис. 6.1-2). С.Г. Хмельницкий считает, что в Средней Азии ни в домонгольское время, ни позднее ханака дворового плана не было[23]. Л.Ю. Маньковская придерживается противоположной точки зрения, правда в качестве примера приводит здания XVIII-XIX вв[24]. Известным памятником азербайджанского зодчества является ханега на р. Пирсагат, построенная в XIII-XIV вв. (рис.7). Комплекс сооружений, сгруппированных вокруг открытого двора, окружают крепостные стены с круглыми башнями, расположенными по углам и по периметру. Вдоль одной из стен расположена мечеть со стрельчатым сводом. К ней пристроен минарет и усыпальница Пир-Хусейна Реванан. К остальным трем стенам пристроены помещения различного назначения, одно из которых считается караван-сараем[25]. По свидетельству Вассафа, в 1318 г. во время войны с ильханом Абу Са‘идом ханега была разграблена воинами Узбека, которые забрали 30 тыс. баранов, 20 тыс. коров и ослов и обратили в рабство многих людей, которые жили на вакфных землях. Узбек совершил паломничество к могиле Пир-Хуссейна и, выслушав жалобы населения на самоуправство войска, принял строгие меры. Имущество дервишей было возвращено, а пленники освобождены[26].
В Золотой Орде, как и в других государствах, где значительная часть населения исповедовала ислам, наряду с мечетями строились медресе и ханака. Тем не менее, письменных сведений о них почти не сохранилось. Согласно агиографической традиции, первым ханом Золотой Орды, принявшим ислам, был Берке (1257-1266). Джузджани сообщает, что уже при рождении его отец (Джучи) сказал: «Этого сына я делаю мусульманином, добудьте ему мусульманскую кормилицу, чтобы она его пуповину обрезала по-мусульмански и чтобы он пил мусульманское молоко, ибо этот сын мой будет мусульманином». Впоследствии он обучался Корану в Ходженте[27]. По сведениям Ибн-Халдуна Берке принял ислам в Бухаре от ученика среднеазиатского суфийского шейха Надж-ад-Дин Кубра Сейф ад-Дина ал-Бахарзи[28]. Вероятно, со временем правления Берке, который был «в делах мусульманства… чрезвычайно тверд и усерден»,[29] связано строительство зданий мечетей в Золотой Орде. По крайней мере, известно, что первая квартальная мечеть в Солхате появляется в 1263 г.[30] Можно предположить, что тогда же появляются и другие заведения благочестия. Другой хан-мусульманин, Туда-Менгу (1280-1287) оказывал активное покровительство распространению суфизма и так увлекся его мистичекой стороной, что подданные сочли его безумным[31].
Прочные позиции занял ислам в Золотой Орде во время правления Узбека (1312-1342). Ряд исследователей считает, что при Узбеке ислам стал государственной религией[32]. Это утверждение основывается на многочисленных свидетельствах восточных авторов. Например, в «Анониме Искендера» об Узбеке сообщается, что «в его правление Дешт-и-Кипчак, который всегда был обиталищем неверия и ереси и местопребыванием смуты и нечестия, стал страной поклонения (аллаху), и там были основаны благотворительные учреждения и места поклонения»[33]. Вместе с тем, существует ряд фактов, которые свидетельствуют о том, что мусульманизация правящей элиты Золотой Орды и, в том числе самого Узбека, была достаточно внешней[34]. Если же рассматривать все население государства, то приверженцами ислама преимущественно были жители городов, а в степи продолжали бытовать языческие верования. В частности, это хорошо видно на материалах погребального обряда[35]. Тем не менее, именно в первой четверти XIV в. ислам, по удачному выражению М.Г. Крамаровского, приобрел характер общекультурной доминанты, во многом определившей сущность Золотой Орды[36]. Религиозную политику Узбека продолжил его сын Джанибек (1343-1357), который, согласно «Анониму Искендера» «Все свое внимание… обратил на благополучие людей ислама. Весь улус Узбека он обратил в ислам, разрушил все капища идолов, воздвиг и устроил много мечетей и медресе»[37].
Достаточно кратки и отрывочны сведения о других учреждениях, связанных с мусульманской религией. Известно, что благочестивый Узбек каждую пятницу посещал ханаку шейха Номан ад-дина ал-Хорезми в Сарае[38]
Ибн Баттута описывает рибат «благочестивого, религиозного, престарелого шейха Мухаммеда Эль-батаихи, [родом] из Батаиха Иракского» в Маджаре, в котором проживали «70 факыров арабских, персидских, тюркских и румских, женатых и холостых»[39]. Он же упоминает две завии при гробницах праведников – имамов и шейхов в Хорезме. Одна из них была построена Тюрабек Ханум, женой золотоордынского наместника Кутлуг-Тимура. В Хорезме Ибн Баттута посетил также два медресе – в Ургенче, построенное Кутлуг-Тимуром, и совсем новое, еще не действующее медресе в селении Замахшар[40].
Основные данные о различных сторонах городской жизни в Золотой Орде, в том числе о религиозных учреждениях и культовых постройках, получены в результате археологических раскопок. В настоящее время исследовано около пятнадцати мечетей во всех регионах государства[41]. Тем не менее, несмотря на значительную степень изученности золотоордынских городов, духовные школы и странноприимные дома в них археологически почти не выявлены.
Единственное здание, которое может быть однозначно атрибутировано – это медресе Узбека в Солхате. По мнению М.Г. Крамаровского, именно об этой постройке упоминает турецкий путешественник XVII в. Эвлия Челеби как о медресе, основанном женой правителя Солхата Инджибек-хатун[42]. На утраченной в настоящее время надписи имелась дата основания духовной школы – 1332-1333 гг.
Прекрасно сохранившийся памятник давно поражал воображение путешественников и привлекал внимание любителей древностей и исследователей (рис. 7). В 20-е гг. XX в. была создана экспедиция, целью которой было изучение татарских древностей в Крыму. В нее вошли И.Н. Бороздин, П.И. Голландский, А.С. Башкиров, Б.Н. Засыпкин, У.А. Боданинский, О. Акчокраклы. Одним из объектов, исследованию которого были посвящены работы экспедиции была «мечеть-медресе Узбека». Результаты раскопок этого памятника были опубликованы в серии статей в журналах «Крым» и «Новый Восток»[43]. Краткое описание «мечети-медресе Узбека» приводит А.Л. Якобсон[44]. В 1978-83 гг. исследования мечети и медресе в Солхате проводила экспедиция Отдела Востока Государственного Эрмитажа под руководством М.Г. Крамаровского. Эти исследования доказали, что сначала, в первой трети XIV в. было построено медресе, а уже потом, в конце XV в., к нему было пристроено здание мечети[45]. Раскопки охватили всю площадь постройки, что позволило уточнить планировку не сохранившихся помещений и выявить многие детали. Основные результаты раскопок в настоящее время опубликованы автором[46], поэтому имеет смысл дать лишь краткое описание этого объекта.
Медресе представляет собой почти квадратное здание (со стороной около 28 м), ориентированное по сторонам света (рис. 8). Стены сложены панцирной кладкой, со стороны помещений оштукатурены. Восточная стена являлась портальной. В нижней части она была оформлена резным фризом, от которого сохранилась горизонтальная профилировка. В центре стены располагался портал шириной 7, 0 м и длиной 7, 6 м. В настоящее время от него сохранились только основания платформ под пилоны, а в 20-е годы XX в. была раскопана нижняя часть самих пилонов. Внешний облик портала восстанавливается по рисунку М.М.Иванова (рис. 9), сделанному в XVIII в.[47] Монументальные пилоны портала поддерживали остроугольную, сильно вытянутую многолепестковую стрельчатую арку, образованную срезом сталактитового конха. Сами пилоны расчленены с лицевой стороны и боков перекрещивающимися тягами. Полосы между тягами украшены рельефными умбонами. Внутренние углы портальной ниши оформлены полуколонками с высокими резными капителями. Одна такая капитель была найдена экспедицией И.Н.Бороздина[48]. В боковых стенах портального углубления были сделаны небольшие ниши такой же формы со сталактитовыми полукуполами. Над ними находились панели с арабскими надписями. Портал медресе выполнен в тех же художественных традициях, что и портал, пристроенной к нему мечети[49].
Площадь перед порталом была вымощена плоскими плитами из песчаника. Внутрь медресе вели ступени, сложенные из хорошо отесанных квадров. За дверным проемом находился восточный айван и далее – закрытый внутренний двор, окруженный со всех сторон помещениями различного назначения. Площадь двора – 240 кв. м. Двор был вымощен хорошо обработанными плитами прямоугольной формы, в центре его находился фонтан, к которому подведен водопровод. По периметру двора была сделана колоннада, от которой сохранились базы колонн двух видов: кубической формы и в виде куба, переходящего в восьмигранник путем скосов, орнаментированных резными пальметками. Колонны соединялись между собой и с пилонами помещений арочными пролетами, образуя галерею. Ее колонны с массивными двухъярусными капителями изображены на рисунке М.М. Иванова[50].
Напротив входа находился западный айван (пом. 15), размерами 7,0 х 5,0 м. Северная и южная стены его выступают к востоку относительно стен соседних с ним помещений, образуя пилоны, как бы повторяющие оформление портала. С юга и севера к западному айвану примыкали квадратные в плане комнаты, размеры которых составляли 5,0 х 5,0 м. По мнению М.Г. Крамаровского, эти значительные по площади помещения были предназначены для занятий учащихся в зимнее время[51].
С юга и севера аудитории отделены от других комнат узкими коридорами. Вдоль северной и южной сторон двора, начиная с запада, располагается по пять небольших помещений – худжр (пом. 8-12 и 18-22). Площадь их колебалась от 5,5 до 8, 1 кв. м. В две западные комнаты в северном и южном блоках можно попасть через узкие коридоры, а в остальные – прямо со двора. Пол в худжрах приподнят над уровнем двора, а перед дверьми сделаны ступени. Некоторые комнаты имели в стенах ниши для книг и письменных принадлежностей. Ряды худжр прерываются обширными айванами (пом. 7 и 23), расположенными друг против друга и открытых во двор. Размеры их – 6,0 х 6,0 м. Айваны имели высоту до 7,0 м и были перекрыты сводами. В потолках этих помещений сохранились железные кольца, на которые на цепях привешивались стеклянные лампы. По мнению М.Г. Крамаровского, эти помещения предназначались для проведения занятий в летнее время. Южный айван, который имеет в стене большую нишу, мог использоваться в качестве мечети.[52].
Северный и южный айваны также отделены от комнат, примыкающих к восточной стене коридорами. В юго-восточном секторе расположены четыре небольшие комнаты (пом. 2-4), аналогичные остальным худжрам. Помещения в северо-восточной части (пом. 24, 25) имели несколько большие размеры и, возможно, предназначались для проживания преподавателей.
Медресе Солхата представляет редкий по своей сохранности комплекс, который дает возможность судить не только о планиметрии здания, но и обо всем его объеме, так как перекрытия части помещений сохранились здесь до наших дней. Все четыре айвана были перекрыты монументальными полуциркульными арками из каменных плит. Сводчатое покрытие имели и худжры. Квадратные помещения в западной части здания, по мнению А.С.Башкирова, были увенчаны полусферическими куполами из кирпича[53].
Экспедицией И.Н. Бороздина было установлено, что помещение 16 было перестроено в дюрбе – мавзолей со склепом в подземной части и двумя мраморными надгробиями – в наземной. Одно из них принадлежит Инджибек-хатун, основательнице медресе и датируется 1371 г. Дата другого – 1428 г. Пол помещения был выложен бирюзовыми поливными плитками, а в северной части комнаты была сооружена суфа, облицованная кирпичами и изразцами. По описанию И.Н. Бороздина, мраморное надгробие 1371 г. стояло «на пьедестале из дерева и поливных плиток» бирюзового цвета с золотым орнаментом в виде звезд и лилий[54]. В склепе и у входа в мавзолей было обнаружено еще десять погребений в деревянных гробах. Медресе перестает функционировать в начале XV в., о чем свидетельствует состав клада серебряных монет, найденных в одной из худжр, превращенных в сторожку при гробнице[55].
Там же, в Солхате, в бывшем имении художника Айвазовского находятся развалины мечети, носившей название Куршун-Джами, то есть «Свинцовая»[56]. Свое название она, вероятно, получила из-за материала, покрывавшего ее купол. Прямоугольное здание (12,5 х 17,7 м) построено из рваного камня на известковом растворе (рис. 10). Вход в мечеть обрамляют пилоны портала. Западная и восточная стены усилены парными контрфорсами. Южная стена имеет один контрфорс, который расположен позади михрабной ниши сильно выдающейся в толщу стены. Михрабная ниша первоначально имела подпрямоугольные очертания, а впоследствии была облицована заново и стала многоугольной[57]. В северо-восточном углу сохранились остатки основания минарета. Все здание разделено на две неравные части. Квадратное помещение (10,5 х 10,6 м) с михрабом в южной стене было увенчано куполом на парусах в виде парных треугольных выпусков. Прямоугольная (10,5 х 4,5 м) северная комната была перекрыта тремя полукруглыми в сечении сводами[58]. По сведениям Эвлии Челеби, Куршун-Джами первоначально являлась дервишской обителью (текие). Она была сооружена в 1396 г. по повелению Бай Буглы Хатун, внучки Кутлуг Тимура. В 1398 году здание текие было превращено в квартальную мечеть[59]. Куршун-Джами по своей планировке отличается от других мечетей Золотой Орды, представляющих собой квадратные или прямоугольные в плане здания, внутреннее пространство которых разделено рядами колонн, поддерживающих плоское перекрытие в виде балок или аркад[60]. По своей архитектуре ее компактное купольное здание более всего напоминает раннеосманские мечети[61], однако ее большой купольный зал мог и служить для радений. Или же эта мечеть не сама являлась пристанищем суфийских дервишей, а входила в состав комплекса текие, в котором могли быть и другие постройки.
Таким образом, в Солхате сохранились и были исследованы различные категории культовых зданий. Гораздо хуже обстоит дело в Нижнем Поволжье и других частях Золотой Орды, где достоверно выявлены только здания мечетей. Лишь на Селитренном городище была раскопана крупная постройка, местоположение и особенности планировки которой, позволяют предположить, что она была предназначена для учреждения, связанного с мусульманской религией. Эта постройка находилась через улицу от большой мечети в Сарае, в 5,5 м от ее юго-восточной стены[62]. Она возникла несколько позже, чем мечеть, но какое-то время сосуществовала с ней.
Северная часть здания была разрушена, поэтому точную форму его и размеры установить невозможно. Исследованная часть имела Г-образную форму (рис. 11). Помещения располагались по двум перпендикулярным осям. По оси СВ-ЮЗ длина его составляла около 20 м, по оси СЗ-ЮВ – 9,7 м. Ширина постройки – 5,25 м. Стены здания были сложены из большеформатного (40 х 20 х 5 см) кирпича на глиняном растворе. Западная южная и восточная стены имели толщину 105 см. Кладка в три слоя – два ложком и между ними один – тычком или наоборот, два тычка и один ложок. Стены, обращенные во двор, и внутренние были 80 см толщиной. Каждый слой их кладки состоял из ряда кирпичей, положенных в тычок и двух рядов – в ложок. Положение рядов в слоях менялось. Юго-западный угол здания укреплен круглой в плане башней-контрфорсом. Она сложена из обожженных кирпичей, целых и обломков и имела радиус 2, 4 м.
В северо-западном крыле здания исследовано пять помещений. Четыре из них (пом. 1, 2, 3, 5) представляли собой обычные жилые комнаты одинаковой площади и стандартной планировки. Размеры их составляют 3,3 х 3,4-3,6 м. В помещения 1 и 2 можно было попасть из двора через скользящие проходы вдоль юго-западных стен. Помещения 3 и 5 соединялись при помощи скользящих проходов с распределительным тамбуром (юго-восточная часть помещения 4), и через него – с улицей. Северо-западная часть помещения 4 была отгорожена невысокой стенкой из поставленных на ребро сырцовых кирпичей. Возможно, этот небольшой (1,3 х 1, 67 м) закуток использовался как кладовая. В отделяющей его стенке был сделан открытый очажок, сложенный из поставленных на ребро обожженных кирпичей и обращенный устьем к юго-востоку.
Помещения 1, 2 и 3 имели абсолютно одинаковый интерьер, состоящий из суфы, занимавшей северо-западную часть комнаты, кана, сложенного вдоль северо-восточной стены, и очага в восточном углу комнаты. В помещении 5 П-образная суфа занимала юго-западную часть комнаты, а кан был проложен вдоль северо-западной стены. Во всех комнатах в земляном полу были сооружены тошнау, а пол вокруг них был довольно небрежно вымощен обломками обожженных кирпичей. В этих помещениях почти не было бытовых предметов, отсутствовали следы хозяйственной активности. Также в них нет никаких перепланировок и перестроек, столь характерных для жилых домов в Золотой Орде. Этот факт наводит на мысль о казенном характере здания, в комнатах которого жили временные постояльцы, не занимавшиеся хозяйством.
В юго-западном крыле здания располагались три помещения. Помещение 6 имело несколько большие размеры (4,15 х 3,4 м), чем остальные комнаты. Вход в него находился посредине северо-восточной стены, в то время как во всех остальных помещениях проходы были скользящими. Точно напротив входного проема в юго-западной стене была сделана прямоугольная ниша шириной 65 см и глубиной 20 см. Она имеет точно такое же направление, как михрабная ниша соседней мечети. Внутри помещение было абсолютно пустым. Нежилой характер помещения и наличие ниши в стене, ориентированной по кыбле, позволяет предположить, что оно использовалось в качестве мечети.
Восточнее находилась еще одна жилая комната, квадратное в плане помещение 7 (3,65 х 3,65 м). Оно является как бы зеркальным отражением помещения 5. Скользящий проход в него сделан вдоль северо-западной стены, кан пристроен к юго-восточной стене, а большая П-образная суфа занимает юго-западную часть комнаты. Но жизнь здесь была гораздо более интенсивной. В комнате сделаны некоторые перестройки, которые должны были способствовать большему комфорту. Небольшой по площади пол вымощен целыми жжеными кирпичами, на северо-восточном выступе суфы сооружен дополнительно открытый очаг. А для того, чтобы сквозняк из двери не задувал в нем огонь, на полу перед очагом была сложена стенка-экран, поднимавшаяся выше уровня суфы. Помещение 7 отличалось еще и тем, что оно соединялось с небольшой (3,5 х 1,4 м) комнаткой (пом.8), которая была пристроена позднее. Проход ведет с суфы помещения 7 на суфу помещения 8, что придает последнему несколько интимный характер. Убранство этой комнаты предельно просто: кроме суфы была сделана яма-погребок в полу, а в северо-восточной стене – очаг в виде открытой ниши.
Вдоль северо-восточной стены здания, перед помещениями 5 и 6 находился айван-галерея шириной 1.7 м. От его стенки сохранился желоб с отпечатком горизонтально положенного бревна, ограничивавшего пространство айвана с северо-востока. В некоторых местах желоба были расчищены кирпичи, которые служили опорой для столбов, поддерживавших крышу. С двух сторон от входа в помещение 7 в айване были сделаны хозяйственные клети, служившие, вероятнее всего для хранения продуктов или какого-то инвентаря.
В этом здании, скорее всего, находилось учреждение, связанное с мусульманской религией. Об этом свидетельствует его близость с соборной мечетью, а также состав помещений, который включает стандартные худжры и небольшую мечеть. Г.А.Федоров-Давыдов предположил, что в этом здании находился странноприимный дом – ханака[63]. Такое предположение вполне правомерно, так как рядом находилась не только пятничная мечеть, но и погребения в мавзолеях и без них, которые тоже могли стать предметами поклонения[64]. В этом случае помещения, расположенные в северо-западном крыле здания, являлись комнатами для паломников, а в двухкомнатных апартаментах мог жить смотритель или содержатель этого заведения.
Другое предположение, которое представляется мне более вероятным – постройка представляет собой медресе. Правда Г-образная планировка здания отличается от общепринятой в мусульманском мире, но, скорее всего, оно исследовано не полностью. Раскопки, проведенные к северу от вскрытой части, показали, что культурный слой там сильно нарушен поздними перекопами, территория к востоку не копалась. На аэрофотосъемке городища в этом месте прослеживается возвышение прямоугольной формы с более низкой серединой, так что, возможно, постройка имела характерную форму здания с внутренним двором. В этом случае въезд во двор осуществлялся через проход, идущий вдоль юго-восточной стены помещений 7 и 8, а само помещение 8, выступая из плоскости стены, образовывало своеобразный пилон портала. Жилые комнаты в северо-западном крыле являются худжрами учащихся; занятия могли происходить в помещении 6, которое одновременно являлось мечетью. В помещениях 7 и 8 находилось жилище духовного наставника.
Еще один культовый комплекс был раскопан в Нижнем Поволжье возле поселка Комсомольский Красноярского района Астраханской области[65]. Центром его являлся большой прямоугольный в плане (12,6 х 9,4 м) мавзолей, сложенный из обожженного кирпича (рис. 12). В мавзолее было два помещения – квадратная в плане погребальная комната и узкий, прямоугольный тамбур. Постройка относилась, вероятно, к типу фасадных мавзолеев, так как не имела выступающих пилонов портала. В погребальном помещении находились два захоронения, перекрытые двойной мастабой. Погребенные мужчина и женщина лежали в деревянных гробах, которые были поставлены в сводчатые склепы из сырцового кирпича. Оба они имели богатый сопроводительный инвентарь. В мужском погребении находился железный нож с бронзовым перекрестьем, железный шишак, две золотые серьги, 11 золотых пластин, остатки кожаных сапог и одежды. Также там был найден золотой динар Мелика аз-Закыр Рукн-ад-Дина Бейбарса (1260-1277 гг.) чекана Каира. Женщина также была в одеждах из льняной ткани и кожаных сапогах. В области черепа обнаружены остатки берестяной бокки и шесть золотых кружков, вероятно, имитирующих монеты. При ней лежал небольшой железный нож с бронзовым перекрестьем и серебряный дирхем. Эти погребения, которые, благодаря монетному материалу, достоверно датируются 60-70 гг. XIII в., совершены не по мусульманскому обряду.
Пространство возле мавзолея частично было вымощено обожженным кирпичом, а вокруг сооружена сырцовая ограда. В северо-западном углу к стенам ограды были пристроены еще две стены, которые образовывали помещение размерами 3,6 х 4,0 м. В южной стене его была сделана прямоугольная в плане михрабная ниша, которая была оштукатурена белым алебастровым раствором. Автор раскопок В.В. Плахов справедливо полагает, что это сооружение представляет собой небольшую мечеть или молельню (мусалла). Попасть в нее можно было как с улицы, так и из двора комплекса, через проходы в северной и восточной стенах. К северо-востоку от ограды располагались однокомнатные жилые постройки с суфами и канами в интерьере. По мнению Ю.А. Павленко, здесь находилась суфийская обитель – завия[66]. С этим утверждением не согласен Д.В. Васильев, который отмечает отсутствие каких-либо планировочных признаков святой обители, а также тот факт, что погребенные «никак не могли являть собой образец мусульманской святости». Исследователь считает, что здесь были похоронены представители высшей золотоордынской знати, принявшие мусульманство.[67] При этом он ошибочно отрицает наличие михраба в угловой постройке и трактует ее как сторожку смотрителя[68].
Несомненно, большой мавзолей с оградой и пристроенной небольшой мечетью представляют собой мусульманский культовый комплекс. То, что здесь погребены не шейхи и муфтии, а светские лица, вероятно, недавно принявшие мусульманство и не придерживающиеся всех его обрядов, не противоречит этому предположению. Скорее всего, комплекс построек вокруг мавзолея с языческими погребениями возник позже, в XIV в., когда ислам завоевал уже достаточно прочные позиции в государстве. Превращение до-мусульманских мемориальных построек или погребений мирских правителей в религиозные святыни, ставшие на многие века объектом поклонения, отмечается исследователями во всех частях мусульманского мира[69]. Особого размаха этот процесс достигает с распространением суфизма, в котором культ «святых могил» занимает значительное место. Тем не менее, нет никаких оснований утверждать, что здесь находилась именно завия или ханака. Скорее всего, этот комплекс представляет собой аулья («святое место» от арабского «вали» – «святой»). В отличие от ханака, в которых дервиши проживали постоянно или длительное время, аулья посещались паломниками спорадически, например, в праздники, и на короткое время. В связи с этим, они не имели какой-то определенной структуры и планировки. Обычно это самые простые постройки, в которых жил смотритель или сторож при могиле «святого» и могли останавливаться приехавшие на поклонение. Таковы, например, аулья Каракан-ата и Садуакас-ата в окрестностях золотоордынского города Саурана в Кызылординской области Казахстана[70]. В Нижнем Поволжье культ аулья достоверно прослеживается со времени Золотой Орды, причем, как отмечают исследователи, в число «святых мест» зачастую включены доисламские захоронения и памятные места[71].
Таким образом, как письменные источники, так археологические материалы содержат мало данных о религиозных учреждениях в Золотой Орде. Постройки, которые могут считаться медресе и ханака, на ее территории представлены единичными зданиями. Столь малый объем материала не позволяет сделать какие-либо серьезные выводы. Пока можно говорить о том, что, как и в других мусульманских странах, они строились рядом с мечетями. Ханака или завия могли быть при мавзолеях. Что же касается планировки и строительных традиций, то достоверно можно судить только о медресе Узбека в Солхате. Мнение исследователей о нем единодушно: этот памятник является характерным образцом малоазийского зодчества.[72] Об этом свидетельствуют техника каменного строительства, планировка, архитектурные формы и декор. Открытые айваны с полуциркульными сводами, опоясанные галереей с аркадами на колоннах, фонтан в центре двора – все это напоминает памятники четырехайванной планировки в Малой Азии, такие как Гёк-медресе в Сивасе XIII в., Чифте Минаре в Эрзеруме XIII в. и Таш-медресе в Акшехире[73]. Наиболее близки ему по планировке медресе Бюрюджийе в Сивасе XIII в. и Ибрагим-бея в Аксарае[74]. Отличительной чертой медресе Узбека является смещение северного и южного айванов относительно центральной оси здания при сохранении общего принципа четырехайванной планировки.
Судя по рисункам, малоазийский облик имел и главный портал медресе[75]. Его резные панели, сталактитовые конхи, полуколонки с высокими капителями схожи с деталями оформления порталов Йылдыз-хатун медресе в Амасье, Гёк-медресе в Сивасе, Чифте Минаре в Эрзеруме, караван-сарая Султан-хан под Аксараем[76].
Здание в Сарае, которое предположительно можно считать медресе, не дает материала для столь же определенных выводов. Прежде всего, трудно судить о его планировке, пока не будет установлено, исследовано оно полностью или частично. Если считать, что оно и в древности имело Г-образную планировку, то это явно какая-то местная модификация. Мне представляется более вероятным, что помещения в этой постройке были сгруппированы вокруг двора, так как в большинстве монументальных зданий Золотой Орды выдерживается принцип симметрии. Это здание построено капитально, из хорошего кирпича, регулярной кладкой, система которой четко выдерживается. Структура и интерьеры отдельных помещений его либо повторяют друг друга, либо зеркально симметричны. Все это позволяет предположить, здесь наличие четко разработанного плана, имеющего общую ось симметрии. По технике кладки стен, строительным материалам, размерам и формату сырцов и кирпичей сооружение относится к среднеазиатской (скорее всего, хорезмийской) строительной традиции[77]. Укрепление углов круглой башней типично для всех стран Востока. В Средней Азии в зданиях подобного типа этот прием известен в медресе Ходжа Машад, и Шахи Машад, ханаке Таш-рабат (XI в.)[78], но в них угловые башни гораздо миниатюрнее. Определенное сходство постройки Сарая можно наблюдать со зданием медресе, исследованным на городище Сауран в Казахстане, недалеко от г. Туркестана. Само городище возникает в золотоордынское время, в XIV в., но здание медресе было возведено во второй половине ΧV в., возможно, начале XVI в.[79] Медресе Саурана представляло собой прямоугольную в плане (31,5 х 28 м) двухайванную постройку дворового плана (рис.13)[80]. Вход находился с западной стороны и был оформлен порталом с двумя минаретами круглого сечения. За входом располагался вестибюль, к которому с двух сторон примыкали восьмигранные в плане помещения. Они имели выходы во двор и соединялись с угловыми комнатами значительного размера, которые, вероятнее всего, служили аудиториями. Напротив входной части, через двор, был сделан большой айван, который также мог использоваться для занятий. Двор окружали шестнадцать жилых комнат-худжр. Во всех комнатах перед входами находились углубленные площадки с тошнау. Отапливались помещения открытыми очагами-сандалами и печками, от которых отходили каны. Худжры северного и южного крыла соединялись с двором через открытые айваны, в которых были сделаны суфы. Из угловых комнат восточного крыла во двор можно было попасть через тамбурные помещения 11 и 22. В помещении 11 северная часть, примыкающая к внешней стене, отгорожена стенкой из кирпичей, поставленных на ребро. То есть здесь сделан точно такой же хозяйственный закуток, как в тамбурном помещении 4 на Селитренном городище. Также практически идентичны в этих зданиях открытые очажки из поставленных на ребро кирпичей, то есть сандалы.
Трактовка селитренской постройки как ханака представляется менее вероятной. Ханака в сопредельных с Золотой Ордой странах являли собой компактные постройки с большим залом в центре и худжрами, расположенными в углах. Такое здание (рис. 14.1) было раскопано в Казахстане, на городище Антоновка, которое отождествляется с джагатайским городом Каялыком[81]. Ханака в Каялыке была построена при мавзолее. Материалы этого памятника особенно показательны, так как остальные монументальные сооружения на нем – мечеть, баня, мавзолеи по планировке очень близки соответствующим постройкам в Золотой Орде. Еще одна загородная усадьба-ханака исследована в окрестностях Саурана.[82] За входным айваном, в центре здания находился большой, квадратный в плане, купольный зал с четырьмя большими нишами по сторонам (рис. 14.2). Через проходы в нишах он соединялся с остальными помещениями жилого и хозяйственного назначения, среди которых выделяется просторная кухня, рассчитанная на обслуживание значительного количества людей. И, наконец, в качестве классического примера ханака южных территорий, входивших в состав Золотой Орды, следует упомянуть грандиозный комплекс Ходжа Ахмета Ясави в Туркестане, который считается вторым после Мекки и Медины священным местом мусульман[83]. Начало его строительства относится к концу XIV в., когда Туркестан стал частью державы Тимура, по повелению которого и было заложено здание. После смерти Тимура в 1405 г. строительство прекратилось, и достроена ханака была уже в конце XVI в. Тем не менее, памятник можно рассматривать в ряду аналогичных построек XIV в, так как именно тогда был разработан его общий план; более поздними являются только главный портал и элементы его внешнего оформления. Состав помещений и их взаимное расположение весьма типичны для суфийских обителей Среднего Востока домонгольского и золотоордынского времени. Ханака Ахмета Ясави представляет собой огромное портально-купольное сооружение продольно-осевой структуры (рис. 15). Грандиозный главный портал (1) ведет в большое купольное помещение (2), названное «Казанлык», из-за расположенного в центре гигантского бронзового котла. Зал открывается на запад и восток двумя большими айванами. С восточной стороны к нему примыкает гурхана, усыпальница пира Туркестана Ахмета Ясави (3) и находящийся за ней малый портал (9). В зал выходят также худжры дервишей. В юго-западной части ханаки расположены мечеть (4), библиотека – китапхана (7) и кухня (8). В северо-восточном крыле находятся Большой Аксарай (5) и Малый Аксарай (6) – залы для религиозных собраний и проведения занятий, а также кудукхана, помещение с колодцем, вода которого по преданию имеет целебные свойства. Таким образом, композиционным центром этого сложного архитектурного комплекса также является большой айванный зал, предназначенный для совместных радений членов суфийской общины и паломников.
Поиски аналогий ханака дворового плана уводят либо в отдаленные страны, такие как Иран, Сирия, Египет, Магриб, либо в более поздние времена, например, в XVIII-XIX вв. в Средней Азии. В XIV в. дворовая планировка присутствует в ханеге на р. Пирсагат в Азербайджане, но там нет единого здания: вокруг двора сгруппированы постройки различного назначения и, кстати говоря – разновременные. Поэтому, если предположить, что здание в Сарае имело дворовую планировку, то оно, скорее, являлось медресе.
Рис. 1. Медресе Хорасана и Египта: 1 – в Рее; 2 – медресе султана Хасана в Каире (по Р. Хилленбрандту).
Рис. 2. Медресе Хорасана: 1 – Ходжа-Машад; 2 – Шахи-Машад (по С.Г. Хмельницкому).
Рис. 3. Медресе Сирии: 1 – Нур ад-Дина; 2 – Адиллия (по Р. Эттингхаузену и О. Грабару).
Рис. 4. Медресе Малой Азии: 1 – Индже Минаре в Конье; 2 – Чифте Минаре в Эрзеруме; 3 – Гёк-медресе в Сивасе; 4 – медресе Музаффара Бюрюджийе в Сивасе (по Г. Стирлину).
Рис. 5. Ханака Средней Азии: 1 – Султан-саадат; 2 – Таш-рабат ( по С.Г. Хмельницкому).
Рис. 6. Ханега на р. Пирсагат (по Л.С. Бретаницкому).
Рис. 7. Медресе Узбека в Солхате, фотография 20-х годов.
Рис. 8. Медресе Узбека в Солхате (по М.Г. Крамаровскому).
Рис. 9. Портал медресе Узбека (рис. М.М. Иванова).
Рис. 10. Куршун-Джами (по А.С.Башкирову)
Рис. 11. Ханака или медресе Сарая.
Рис. 12. Культовый комплекс возле пос. Комсомольский: 1 – мавзолей; 2 – мусалла.
Рис. 13. Медресе Саурана (по К.М. Байпакову и С.Ш. Акылбеку).
Рис. 14. Ханака: 1 – в Каялыке; 2 – в окрестностях Саурана (по К.М. Байпакову, Д.А. Воякину и С.Ш. Акылбеку).
Рис. 15. Ханака Ахмеда Ясави (по Т. Рыскелдиеву).
[1] Маньковская Л.Ю. Типологические основы зодчества Средней Азии. Ташкент, 1980. С. 84.
[2] Хмельницкий С. Между арабами и тюрками. Раннеисламская архитектура Средней Азии. Берлин-Рига, 1992. С.205; Хмельницкий С. Между Саманидами и монголами. Архитектура Средней Азии XI-начала XIII вв. Часть I. Берлин-Рига, 1996. С. 260).
[3] Хмельницкий С. Ук. соч., 1992. С.206; Hillenbrand R. Islamic Architecture. New-York, 1994. P. 173.
[4] Hillenbrand R. Op. cit. P. 173-174.
[5] Хмельницкий С. Ук. соч., 1992. С.205-206.
[6] Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. Л., 1927. С. 53-55; Он же. Улукбек и его время. Сочинения В.В. Бартольда. Т. 2, часть 2. М., 1964. С. 30-31; Он же. Der iranische Buddhismus und sein Verhältnis zum Islam // Oriental studies in honour of C.E. Pavry. London,1933. P. 29-31; Herzfeld E. Damaskus. Studies in Architecture. Ars Islamica. Vol. 10. Ann Arbor, 1943. P. 13-30; Литвинский Б.А., Зеймаль Т.И. Аджина-тепа. М., 1971. С. 52.
[7] Godard A. L’Art de L’Iran.Paris, 1962. P. 358-361; Пугаченкова Г.А. Пути развития архитектуры Южного Туркменистана поры рабовладения и феодализма // Труды ЮТАКЭ. М., 1958. С. 341; Хмельницкий С. Ук. соч., 1992. С. 204-206; Hillenbrand R. Op. cit. P. 175.
[8] Hillenbrand R. Op. cit. P. 180-181, 508.
[9] Хмельницкий С. Ук. соч., 1996. С. 261-273; Он же. Ходжа Машад. Берлин-Рига, 2001. Н.Б. Немцева считает, что Ходжа Машад представляет собой комплекс мавзолейя и ханака (Немцева Н.Б. К вопросу о периодизации, датировке и функции Ходжа Машад в Саёте // Средневековая городская культура Казахстана и Средней Азии. Алма-Ата, 1983. С. 158-164.
[10] Ettinghausen R., Grabar O. The Art and Architecture of Islam: 650-1250. New Haven and London, 1994, P. 304-306.
[11] Hillenbrand R. Op. cit. P.192-196, 512-513.
[12] Hillenbrand R. Op. cit. P. 206-215, 515-517; Ettinghausen R., Grabar O. Op. cit. P. 314-323; Stierlin H. Turkey from the Selçuks to the Ottomans. Köln, 1998. P. 32-51.
[13] Стародуб Т. Х. Средневековая архитектура, связанная с суфизмом: ханака, завия, такия // Суфизм в контексте мусульманской культуры. М., 1989. С. 272.
[15] Ибрагимов Н. Ибн Баттута и его путешествия по Средней Азии. М., 1988; Очерки истории распространения исламской цивилизации. Т. 2. Эпоха великих мусульманских империй и Каирского Аббасидского халифата (середина XIII – середина XVI вв.). М., 2002. С. 246-249.
[16] Стародуб Т. Х. Ук. соч. С. 276-277.
[17] Hillenbrand R. Op. cit. P. 219.
[18] Большаков О.Г. Средневековый город Ближнего Востока. М., 1984. С. 116.
[19] Hillenbrand R. Op. cit. P. 220.
[20] Маньковская Л.Ю. Ук. соч. С. 126.
[21] Hillenbrand R. Op. cit. P. 220-221, 510, 512.
[22] Hillenbrand R. Op. cit. P. 518.
[23] Хмельницкий С. Ук. соч., 1996. С. 277-278.
[24] Маньковская Л.Ю. Ук. соч. С. 131-134.
[25] Бретаницкий Л.С. Зодчество Азербайджана XII-XV вв. и его место в архитектуре Переднего востока. М., 1966. С. 92-96.
[26] Ашурбейли С. Б. Ханака на реке Пирсагат и Ширваншахи. С.34.; Буниятов З. М. Попечительство мамлюкских султанов Египта над суфийскими обителями. С.64-65 // Духовенство и политическая жизнь на Ближнем и Среднем Востоке в период феодализма. М., 1985. (Бартольдовские чтения, 1982).
[27] Тизенгаузен В. Ук. соч., 1941. С. 16.
[28] Тизенгаузен В. Ук. соч., 1884. С.379.
[29] Тизенгаузен В. Ук. соч., 1941. С. 17.
[30] Крамаровский М.Г. Религиозные общины в истории и культуре Солхата XIII-XIV вв. //Archeologia Abrahamica. М, 2009. С. 399.
[31] Тизенгаузен В. Ук. соч., 1884. С. 280, 360, 369, 371.
[32] Васильев Д.В. Ислам в Золотой Орде. Историко-археологическое исследование. Астрахань, 2007. С. 8; Измайлов И.Л. Ислам и язычество в улусе Джучи: проблемыи дискуссии // Культурные традиции Евразии: вопросы средневековой истории и археологии. Серия «Восток-Запад: диалог культур Евразии». Вып. 4. Казань, 2004. С. 99-100.
[33] Тизенгаузен В. Ук. соч., 1941. С. 128.
[34] Юрченко А. Г. Хан Узбек: между империей и исламом (структуры повседневности) // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. IX. Археология, краеведение. Ставрополь, 2009.
[35] Васильев Д.В. Ук. соч.; Он же. Исламизация и погребальные обряды в Золотой Орде (археолого-статистическое исследование). Астрахань, 2009.
[36] Крамаровский М.Г. Ук. соч., 2009. С. 407.
[37] Тизенгаузен В. Ук. соч., 1941. С. 128.
[38] Тизенгаузен В. Ук. соч., 1884. С. 307.
[41] Зиливинская Э.Д. Золотая Орда как архитектурная провинция ислама: мечети Среднего и Нижнего Поволжья, Северного Кавказа и Крыма // Archeologia Abrahamica. М, 2009. С. 343-385.
[42] Крамаровский М.Г. Золотая Орда как цивилизация // Золотая Орда. История и культура. СПб., 2005. С. 113; Григорьев А.П. «Книга путешествий» Эвлии Челеби – источник по истории Крыма XII-XVII вв. // Историография и источниковедение истории стран Азии. Л., 1974. Вып. III. С. 27.
[43] Башкиров А.С. Сельджукизм в древнем татарском искусстве // Крым, 1926, № 2; Башкиров А.С. Художественные памятники Солхата // Крым. 1927, № 1; Бороздин И.Н. Солхат // Новый восток. 1926, № 13-14; Бороздин И.Н. Новые данные о золотоордынской культуре в Крыму // Новый восток. 1927, № 16-17.
[44] Якобсон А.Л. Средневековый Крым. М.-Л., 1964. С. 106-108.
[45] Крамаровский М.Г. Солхат и Амасья в XIV в. К итогам археологического изучения архитектурного комплекса медресе и мечети Узбека в г. Крым (Старый Крым) // Проблемы истории архитектуры. Тез. докл. Всесоюзной конференции. Суздаль 1991 г. М., 1990. С. 127.
[46] Крамаровский М.Г. Золотая Орда как цивилизация // Золотая Орда. История и культура. СПб., 2005.
С. 113-116.
[47] Якобсон А.Л. Ук. соч. Табл. XXVI.
[48] Бороздин И.Н. Ук.соч., 1926. С. 301.
[49]Крамаровский М.Г. Золотая Орда … С. 114, 115.
[50] Башкиров А.С. Ук.соч., 1927. С. 127.
[51] Крамаровский М.Г. Золотая Орда … С. 113.
[53] Башкиров А.С. Ук.соч., 1927. С. 125.
[54] Бороздин И.Н. Ук.соч., 1926. С. 299.
[55] Крамаровский М.Г. Золотая Орда … С. 132-133;
[56] Башкиров А.С. Ук.соч., 1927. С. 125; Засыпкин Б.Н. Памятники архитектуры крымских татар. // Крым. 1927, № 2. С.132-134; Крамаровский М.Г. Золотая Орда … С. 116.
[57] Крамаровский М.Г. Золотая Орда … С. 116.
[58] Башкиров А.С. Ук.соч., 1927. С. 132.
[59] Григорьев А.П. Ук.соч. С. 27; Крамаровский М.Г. Золотая Орда … С. 116.
[60] Зиливинская Э.Д. Мечети Золотой Орды // Материалы и исследования по археологии Поволжья. Йошкар-Ола, 1998. С. 16-38; Она же. Золотая Орда как архитектурная…. С. 343-385.
[61] Зиливинская Э.Д. Золотая Орда как архитектурная…. С. 368-369.
[62] Федоров-Давыдов Г.А., Булатов Н.М., Егоров В.Л. Отчет о раскопках на Селитренном городище в 1985 году // Архив ИА РАН. 1985. Р-1. № 10766; Zilivinskaya E. The Golden Horde city pattern: evidence from excavations // Urbanism in Medieval Europe. Papers of the “Medieval Europe Brügge 1997” Conference. Zellik, 1997. Vol. 1. P. 29-36.
[63] Федоров-Давыдов Г.А. Золотоордынские города Поволжья. М., 1994. С. 69.
[64] Федоров-Давыдов Г.А., Егоров В.Л. Отчет о раскопках на Селитренном городище в 1986 году // Архив ИА РАН. 1986. Р-1, № 11755. С. 25-31.
[65] Плахов В.В. Отчет о раскопках культового комплекса XIII века у пос. Комсомольский Красноярского р-на Астраханской области в 1989 году // Архив ИА РАН. 1989. Р-1. № 14194, 14195.
[66] Павленко Ю.А. К вопросу о распространении суфизма в Нижнем Поволжье // Археология Нижнего Поволжья на рубеже тысячелетий. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Астрахань, 2001. С. 76. Г.Г. Галиахметова считает, что в средневековом Поволжье суфийские центры назывались «рибат», также как и в странах Магриба. (См. Галиахметова Г.Г. Ислам в Золотой Орде: традиции религиозного опыта. Казань, 2007. С. 92).
[67] Васильев Д.В. Исламизация … С. 17-18.
[69] Hillenbrand R. Islamic Architecture. New-York, 1994. P. 260-268.
[70] Байпақов К.М., Смағұлов Е.А. Ортағасырлық Сауран шаһары. Средневековый город Сауран. The medieval town Sauran. Алматы, 2005. С. 69-70.
[71] Сызранов А.В. Культ мусульманских «святых мест» – «аулья» в Астраханском крае // Археология Нижнего Поволжья на рубеже тысячелетий. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Астрахань, 2001. С. 110-113.
[72] Башкиров А.С. Сельджукизм …; Он же Художественные памятники… С.130-132; Засыпкин Б.Н. Памятники…С. 139; Якобсон А.Л. Средневековый Крым… С. 106-108.; Крамаровский М.Г. Солхат и Амасья…С.127; Он же Золотая орда…С.113-114.
[73] Benset Unsal. Turkish Islamik Architecture. Seldjuk to Ottoman. NY, 1973. P. 33, 35; Hillenbrand R. Op. cit. P. 515; Stierlin H. Op. cit. P. 46.
[74] Sarre Tr. Rheise in Kleinasien. Berlin, 1986. S. 84; Stierlin H. Op. cit. P. 46.
[75] М.Г. Крамаровским подробно проанализирован архитектурный декор пристроенной к медресе мечети Узбека, выполненный в том же стиле (Крамаровский М.Г. Золотая Орда… С.114-115).
[76] Benset Unsal. Op. cit. P. 80-81; Sarre Tr. Op. cit. T. XXXI-XXXIII; Stierlin H. Op. cit. P. 43, 45, 64-68.
[77] Воронина В.Л. Древняя строительная техника Средней Азии //АН, №3. 1950. С. 3-36.
[78] Хмельницкий С. Ук. соч., 1996. С. 294, 297.
[79] Байпаков К.М., Смагулов Е.А. Ук. соч. С. 84, 90.
[80] Байпаков К.М., Акылбек С., Есжан Е., Шохаев К. Медресе Саурана // Археологиялық зерттеулер жайлы есеп. Алматы, 2008. С. 281-283; Байпаков К.М., Акылбек С.Ш. Медресе средневекового Саурана // Археология степной Евразии. Кемерово, Алматы, 2008. С.59-69.
[81] Байпақов К.М., Воякин Д.А. Ортағасырлық Қиялық шаһары. Средневековый город Каялык. The medieval town Kayalyk. Алматы, 2007. С. 85-86, 164-165.
[82] Байпаков К.М., Смагулов Е.А. Ук. соч. С. 93-95.
[83] Рыскелдиев Т. Әзірет Сұлтан Мемлеттік тарихи-мәдени қорық музейі. Алматы, 2003.
