Каченовский Михаил Трофимович

М.В.Зеленов.

1 ноя. 1775 (Харьков) – 19 апреля 1842 (Москва)

Михаил Трофимович Каченовский известен как журналист, историк России, славист, основатель “скептической школы”. Но при этом необходимо отметить, что круг его интересов был намного шире: он стремился быть и языковедом, и литературоведом, и источниковедом, и историографом, и нумизматом, и переводчиком, и музыкальным критиком. При всем многообразии интересов в его творчестве есть нечто, характерное для любых лекций и статей: это особая форма проявления мысли – гипертрофированная полемичность, особая энергия спора, направленная на критику источника или же другого автора. Каченовский пережил как необычайный успех, так и смерть своих научных выводов. Он писал как оригинальные исследования, так и обзорные статьи, по сути компилятивные, популяризирующие взгляды и работы русских и зарубежных ученых. Его лекции, оставшиеся неизданными, носили также вторичный характер. Несмотря на большое количество разрозненных статей и всеми признаваемую эрудицию, Каченовский не создал цельной монографии по истории России. Но его творчество все же изменило течение литературной и научной мысли России, она же изменила и его самого: бесстрашный и едкий полемист, противопоставлявший свое мнение всему обществу, превратился в осторожного и мнительного человека, нажившего, впрочем, много врагов.

М.Т.Каченовский родился в семье грека Качиони (мать русская) приписанного к “мещанскому сословию”. После ранней смерти отца он вынужден был сам делать себе будущее. Тринадцати лет он поступил урядником в екатеринославское казачье ополчение (будучи уже под русифицированной фамилией, которую ему дали в средней школе – Харьковском коллегиуме), но дважды уходил с военной службы на канцелярскую работу в 1793 и 1801 г. (после судебного процесса по обвинению в недочете казенного пороха, но был оправдан).

В это время происходит знакомство с графом Алексеем Кирилловичем Разумовским (1748-1822)[1] (определившее дальнейшую карьеру экс-квартирмейстера и канцеляриста губернского магистрата) и Каченовский получает предложение стать его библиотекарем. Вскоре граф переезжает в Москву, получив место попечителя Московского университета, и перевозит за собой библиотекаря, которого делает правителем своей канцелярии. Видимо молодой Каченовский смог не только понравиться, но и показал определенные способности к работе. И на самом деле, в дальнейшем Пушкин отмечал необыкновенную усидчивость, трудолюбие и способность к черновой кропотливой работе, которую проявил Каченовский, будучи редактором “Вестника Европы”[2]. Каченовский вовсю использует дарованный ему шанс и начинает сотрудничать в столичных журналах: из “Новостей Русской литературы” в 1804 году он переходит в “Вестник Европы”[3], который только что покинул его редактор-издатель Н.М.Карамзин для написания “Истории государства Российского”. С 1805 года редактором-издателем журнала стал Каченовский. А.К.Разумовский дает базу и для научной карьеры своего подопечного: в октябре 1805 года последний, ни году не проучившись в высшем учебном заведении, получил степень магистра философии и начал преподавать в Московском университете.

Невозможно сказать о качестве первых лекций провинциального новоиспеченного магистра (их текст не сохранился), но необходимо отметить, что Каченовский старается залатать пробелы в образовании: он интенсивно изучает иностранные языки (древние, немецкий, французский, английский, итальянский, испанский, новогреческий, польский, сербский), изучает научную литературу, в том числе чешскую и польскую. Литературное общение также расширяло его кругозор, вводило в круг столичных культурных интересов и новостей. Будучи редактором известнейшего журнала, Каченовский мог выписывать необходимые книги из-за рубежа, а доступ к другим изданиям он получил, являясь библиотекарем в ОИДР при Московском университете. В сентябре 1806 года Каченовский получил степень доктора философии и изящных искусств,[4] в 1808 г. утвержден адъюнктом, в мае 1810 г. – стал экстраординарным, а в 1811 г – ординарным профессором теории изящных искусств и археологии. Все эти годы он выпускает журнал и наполняет его своими литературно-критическими статьями.[5] Литературные пристрастия Каченовского сформировались в конце 18 века и почти не менялись: первые литературные опыты в духе господствующего тогда сентиментализма он опубликовал в журнале “Ипокрена” в 1799 и 1801 годах. Классицизм как литературное направление преобладал и на страницах “В.Е.”. При всем интересе к новому Каченовский не мог принять новых литературных течений, что проявилось, например, в его неприятии романтизма.

В 1808-1809 годах кончается переходный самообразовательный период, и Каченовский формируется как ученый. Научные же пристрастия формировались вместе с меняющимся веком, но также не претерпели потом практически никакой трансформации. Творчество Каченовского в этом отношении очень интересно: в нем фантастическим образом переплелось старое и новое.[6] Впервые он заинтересовался историей славянства в 1801 г., находясь под арестом и прочитав книгу старого Болтина. Но рождение новых стилей, новых традиций, сам дух перелома, разрушения, витающий в начале 19 века в русском обществе, оказал влияние не только на литературное, но и на научное творчество Каченовского. Новая критика источника, сформулированная и воплощенная Шлецером и Эверсом (книга последнего появилась в 1808 году, накануне первых исторических опытов доктора философии), являлись благотворным источником для всех историков “сомневающегося” поколения, в том числе и для Каченовского. Проповедуя всегда старые взгляды Болтина и применяя критический метод молодого Эверса Каченовский приходил к выводам, поражающих современников экстравагантностью и неожиданностью, но зато совершенно новым в исторической науке. Кроме этого, такого же рода противоречие было и на уровне личности – дух критики и научная смелость полемиста уживались в мундире Каченовского с политической осторожностью, впитанной еще в канцелярские годы и отшлифованной графом Разумовским.

В 1808-1809 гг. появляются статьи Каченовского как по вопросам славянского языкознания, так и на историческую тематику: “Исторические замечания о древностях великого Новгорода”[7], “Об источниках для русской истории”[8], “Параллельные места в русских летописях”[9] (о ней будет сказано ниже). При некоторой самостоятельности они носили вторичный, компилятивный характер. Первая из них является извлечением из сочинений митрополита Евгения: исторические разговоры о древностях Великого Новгорода. Эти разговоры были сочинены учениками духовного училища, учрежденного при Новгородском митрополичьем доме в 1807 г. М.Каченовский избрал для публикации два разговора – о многолюдстве древнего Новгорода и о древнем богопочитании славян Новгородских.

Вторая статья была посвящена вопросам славянского языкознания, в том числе их историческому аспекту.[10] Одна из главных идей, которую проповедует Каченовский в этой и целом ряде других статей[11] по данной тематике, – это существование древнего праславянского языка, который в ходе своего развития разделился (под воздействием различных факторов) на ряд славянских наречий, существующих и изменяющихся по своим правилам и имеющих свои особые свойства. Эти славянские наречия были уже до великого переселения народов, но окончательно оформились к моменту образования национальных государств в 1Х в. Этот тезис был основан на изучении трудов Й.Добровского, С.Б.Линде, Г.Лудольфа и др. и прозвучал против выступления А.С.Шишкова, считающего, что русский язык является единственным наследником древнего славянского языка. Второй тезис Й.Добровского, который отстаивал Каченовский – о различии праславянского языка с церковнославянским и о тождестве последнего лишь с одной веточкой древнеславянского – древнесербским. Особенно следует подчеркнуть мысль Каченовского, развитую им в работе “О славянском языке…” и связанную с его историческими трудами, что между языком, его развитием и жизнью общества существует тесная и непосредственная связь. При этом необходимо добавить, что вопросы славянского языкознания были представлены в “В.Е.” не только статьями его редактора, но и публикациями исследований славистов, сообщениями о выходе их книг и словарей, редакторскими замечаниями к текстам других авторов. Компилятивность статей Каченовского в данной историографической обстановке носила положительный характер: русский читатель получал систематизированный материал по ряду вопросов и был в курсе новейших достижений европейской науки в изучении истории славян и их культуры.

Каченовский отводил место в журнале и фольклору славян, публиковал славянские народные песни со своими комментариями, причем его статьи были также вторичны, основаны на работах зарубежных славистов.[12] Заслуги Каченовского в изучении славянских языков были оценены, и в марте 1819г. он был избран членом Российской Академии.

Находясь на кафедре археологии, Каченовский не только читал лекции по этому предмету (не в нынешнем его понимании), но и посвятил несколько статей изучению обнаруженной во время раскопок под Черниговом золотой медали.[13] Каченовский дает подробное её описание и объясняет значение цепей и медалей в древние времена. Он доказывает, что находка является не гривной, не иконой, не знаком отличия, жалуемом государем, а представляет собой талисман, сделанный императором Василием Македонянином.[14] Это мнение встретило отпор со стороны Берлинского, К.Моргенштерна и Я. де Сангина,[15] которые считали, что это медаль была выбита в память введения Владимиром христианства на Руси. В ответной статье Каченовский выступил против К.Моргенштерна, уточняя при этом свою старую позицию: медаль он приписывает не императору Василию, а Богомилу Василию, начальнику ереси богомилов и потому относит её не к 9 веку, а к концу 11, или к началу 12 века.[16] Следует добавить, что во время эвакуации профессорско-преподавательского состава Московского университета в Н.Новгород в августе 1812 года Каченовский спас все медали и монеты, взяв их с собой.[17]

Поскольку изучение медалей входит в понятие нумизматики, необходимо более подробно рассмотреть взгляды Каченовского на денежную систему Древней Руси и монеты. В одной из первых статей “Нечто для древней русской нумизматики”[18],Каченовский, опираясь на работы чешских и польских ученых и исходя из методологического принципа о необходимости сравнительного изучения русской истории и истории славянских народов, анализирует слово “скот”, обозначающее деньги, встречающееся в русских летописях. Каченовкий рассматривает эпизод из летописи Нестора по Кенигсбергскому списку, в котором говорится о Ярославе Владимировиче, потерпевшем поражение от польского короля Болеслава, и пришедшего в Новгород за помощью: “И начаша скот брати, от мужа по четыре куны, и от старост по пяти гривен, а от бояр по осьмидесяти гривен, и приведоша варяги и вдаша им скот, и совокупи Ярослав вои многи.” В этом смысле слово скот имеет родовое понятие, а куны и гривны – видовое. В летописи по Никоновскому списку слово скот заменено данью, у Татищева – податью, у Ломоносова – казною. В “Трактате о монете” Коперника (польский источник) слово скот обозначает часть гривны, большую или меньшую, смотря по времени и обстоятельствам. До 1300 года охотнее принимали серебро на вес, т.е. на гривны, нежели в битой монете. Гривна разделялась на части, и скот содержал в себе 24-ю часть гривны. Как малая монета “деньга” дала общее название монетам, так и “скот” – малая часть гривны – послужила к наименованию вообще денег.

Подробное объяснение некоторых слов, обозначавшее в древнее времена деньги, было дано Каченовским в статье “О старинных названиях в России денег металлических в смысле ходячей монеты”.[19] В ней Каченовский сопоставлял названия русских монет и монет других славянских народов, пользуясь известными к тому времени данными, находящимися, в том числе, и в работе польского историка И.Лелевеля. Сначала средством обмена служили золото и серебро. Слово скот перешло на Русь от германцев и означало поборы и вообще деньги. В церковном языке встречается слово “пенязь” (pennis), которое происходит от немецкого pfenning (наблюдение С.Б.Линде, видного польского филолога, его работы часто используются Каченовским для своих статей). Каченовский разбирает происхождение и значение таких названий, как гроши, гривна, рубль, и проч. Окончание статьи посвящено подробному разбору древних кожаных денег, в существовании которых автор сомневается.

Последняя мысль была развита Каченовским в статье “О белых лобках и куньих мордках”[20] (В ней доказывалось, что эти названия никогда не обозначали кожаных денег, а являлись серебряной монетой) и в целом ряде других работ.[21] В статье “О кожаных деньгах”, написанной в период развития теории Каченовского о “баснословном периоде” русской истории (об этом ниже) автор отстаивает мнение, что денежные знаки, упоминаемые в разобранных им источниках, проникли на Русь из более цивилизованной Ганзы только в ХШ в. Отсюда он делает вывод, что и сами источники поэтому возникли не ранее этого времени.

М.Т.Каченовский занимался не только теоретическими исследованиями истории денежной системы древней Руси, но и практическим изучением монет. Так, в 1827 -1828 годах появляются его статьи, в которых он описывает и объясняет чешские ,псковские, и московские монеты,[22] можайскую монету[23], и др.[24] Он, кстати, разрабатывает свой способ для датировки монет (которые нельзя датировать по внешнему виду), заключающийся в сравнении их веса с весом хорошо известных монет (т.к. вес монет был в разных местах неодинаков и изменялся на протяжении некоторого времени, – то это было сделать необходимо). С помощью своей методики Каченовский датировал 10 монет[25], рисунок которых прилагался в журнале. Необходимо отметить, что работы Каченовского в этом направлении были одними из первых в области нумизматики, исследования Г.С.Казанского, Ивана Сахарова и других появились уже в 40-50-х годах XIX века.

В 1821 году Каченовский переходит на кафедру истории, статистики и географии Российского государства и читает следующие лекционные курсы: статистику Российского государства, историю государства Российского, в 1827-1828 году соединенный курс истории и статистики Российского государства, в 1831-1832 году дополнительно к этим предметам – правила Российского языка и слога, в 1832-1833 году – русскую историю и всеобщую историю древних и средних веков, в 1833-1835 годах – русскую историю.

Если о статистических штудиях Каченовского известно довольно мало[26] (одним из первых статистиков в университете был сын Шлецера, научные труды по статистике уже были опубликованы, поэтому можно предположить, что лекции Каченовского и в этом случае были неоригинальны), то о взглядах этого многогранного человека на историю России надо остановиться подробнее.

Взгляды Каченовского на предмет исторической науки становились в полемике с Карамзиным. В 1818 году появляются 8 томов “Истории государства Российского” и вслед за этим “Вестник Европы” публикует ряд анонимных статей “От Киевского жителя к его другу” с подписью “Ф”,[27] в которых Каченовский, несмотря на ряд совпадений в позициях с Карамзиным, выступает против его положений, изложенных в “Предисловии” к “Истории”. Напомним, что в центр изучения истории Карамзин ставил деятельность князей, политические события, отражающие лишь мощь государства. Каченовский же, будучи, видимо, уже знаком с монографией Эверса “История руссов” (лекции в 20-х годах читались им именно по этой книге), выступал за расширение предметов истории, говорящих о всех сторонах жизни народа: “В истории все то любопытно, что принадлежит к связи происшествий, что служит к объяснению действий и характеров: цель её – доставить нам сведения о том, что было и каким образом было. Средства находятся в даровании автора; но истина есть главный источник удовольствия читателя.”[28]

Из этого положения вытекают и несколько методологических тезисов, определивших своеобразие статей и лекций Каченовского по средневековой истории. Во-первых, он выступил против формы Карамзинской истории, против его манеры живописно рисовать характеры героев и исторические картины, используя весь талант литератора. Историк должен не вымышлять речи действующих лиц, а давать беспристрастный рассказ, точное (и сухое) изложение событий, всех достоверных фактов, сгруппированных в определенном порядке. Во-вторых, достоверные факты можно добыть, опираясь только на строгий источниковедческий анализ исторических текстов. В-третьих, для установления достоверности событий, нужно использовать сравнительно- исторический метод, исходя из того, что развитие народа России и стран Европы шло одинаково.

Надо оценить смелость антикарамзинского выступления Каченовского с его скептическими стремлениями пересмотреть существующие незыблемые истины в методологии истории, что было воспринято в обществе неоднозначно: некоторые видели в нем революционера, хотя он таковым не был, и более того, стал одним из врагов декабристов и их знакомых именно вследствие позиции “Вестника Европы” по отношению к 1Х тому “Истории” Карамзина.[29] Кроме этого, многие его знакомые порвали с ним отношения.[30]

Особенности источниковедческого почерка Каченовского тесно связаны с его личностью и особенностью мышления. Мысль его, кажется, могла существовать только в “скептической” форме. Критика же была для него не только удовольствием, но и способом добиться известности. “Труд мелочный, тягостный для историка, – писал Каченовский о работе по восстановлению текста летописей, – может быть весьма приятным, любимым занятием для … критика, ибо приносит ему не только удовольствие, но и славу.”[31]

Уже первый опыт источниковедческой статьи 1809 года “Параллельные места в русских летописях” показывают Каченовского проводником шлецеровского метода анализа текста (выяснение вставок и пробелов, сравнение текста одной летописи с другими и т.д.) и систематизатором наблюдений других исследователей по исследованию летописей.[32] Следующее выступление Каченовского, посвященное “Повести временных лет” и Шлецеру, касалось не столько изложения летописи, сколько научным методам её анализа и было направлено против анонимного автора “Русского вестника”, отстаивающего необходимость благоговейного, патриотического и религиозного подхода к труду Нестора.[33] Каченовский защищал право исследователя критически рассматривать любой исторический источник, руководствуясь здравым смыслом, а не патриотизмом и религиозными догмами и сюжетами, среди которых, например, у Нестора находится предание о происхождении народов от Адама.[34] Каченовский воспринял не только критический метод Шлецера, но и Нибура, с которым он познакомил российского читателя в 1830 г.[35]

Источниковедческие взгляды Каченовского развивались и излагались, как и все его творчество, в полемике. Так, например, в антикарамзинских письмах “От киевского жителя к его другу”, явившихся своеобразной рецензией на выход “Истории государства Российского” Карамзина, Каченовский вновь останавливается на проблеме отношения к источнику. Дело в том, что Карамзин считал невозможным восстановить по сохранившимся источникам историческую истину, поэтому историк должен дать свою моральную, художественную и политическую интерпретацию событий. Источник же, который он использует, должен служить ему в этом. Поэтому Карамзин выбирал из летописи только то, что могло служить его научной и политической конструкции, игнорируя противоречащие этому сведения из другой.

Каченовский выступил против такого “потребительского” отношения к источнику. Для создания “беспристрастного” исследования ученый должен собрать все документы, найти в них сведения об интересующем его событии, добросовестно разобрать все позднейшие наслоения и объяснить их появление. После этого он должен дать свою версию события, а не присоединяться автоматически к той, которая изложена в одной только летописи. В этом Каченовский продолжает линию Шлецера и Эверса в отношении к источнику: система критических приемов, направленных на установление достоверности источника, у них совпадала. Более того, одно из замечаний Шлецера о существовании “баснословного”, дописьменного периода в истории народов постепенно оказало влияние не только на исторические взгляды Каченовского, но и постепенно стало главным методологическим принципом анализа исторического источника.

Если сначала Каченовский видел основную задачу критика просто сравнивать источники и находить в них выставки, вымыслы и ошибки писцов, сделанные ими при переписке более древнего документа, то в двадцатых годах он соединил эту задачу с необходимостью анализа источника, опираясь на знание о “баснословном периоде” истории славян. В этом проявилось стремление Каченовского распространить историко-сравнительный метод исследования на работу с источником.

Баснословный период существует в истории каждого народа. Он характеризуется отсутствием письменности, государственности, примитивным уровнем развития общественных и политических отношений, низким уровнем развития техники, ремесла и т.п. Поэтому сведения о нем могли сохраниться в более поздних письменных памятниках только через предания и мифы. Исходя из этого, необходимо признать как практическую непознаваемость этого периода, так и задачу историка восстановить те крупицы истины о нем, которые остались в позднейших источниках, и для этого по-новому на них взглянуть.

Для восстановления баснословного периода истории необходимо соотнести известные источники во-первых, с духом времени, в котором они появлялись, во-вторых, с подобными периодами в истории других народов, а в- третьих, с более поздним периодом развития страны. Сам критерий “духа времени”, можно сказать, витал в обществе первой четверти ХIХ века, но Каченовский сделал его определяющим в установлении подлинности источника. Таким образом, можно отметить, что Каченовский смотрел на исторический источник, как на продукт исторического развития, видел в нем отражение влияний различных факторов современной ему эпохи. Этим прогрессивным взглядом на источник Каченовский противопоставил себя старой историографической традиции и выделялся среди многих исследователей начала ХХ века. Но субъективизм подхода Карамзина Каченовский заменил своим субъективизмом, который проявился в совершенно произвольном и ничем не подтверждаемом понимании баснословного времени, которое длилось примерно по ХIII век.[36] Датировка этого периода возникла у Каченовского не случайно, а в результате анализа денежной системы Руси (см. об этом в разделе нумизматики).

Исходя из такого толкования “баснословности” Каченовский рассмотрел некоторые известные древнерусские и древнеславянские источники: Черниговскую гривну (см. об этом в разделе о медалях), сочинения Кирилла Туровского,[37] Иоанна экзарха Болгарского,[38] “Русскую Правду”,[39] “Повесть временных лет”,[40] “Слово о полку Игореве”[41] и др. Статьи, посвященные этим памятникам Древней Руси и написанные в 20-30-х годах, отличаются по этому подходу от его первых статей, в которых Каченовский стремился рассмотреть историю России.[42] В своем стремлении найти историческую истину Каченовский настаивал даже на том, что “низшая критика” (техническая работа историка-источниковеда, палеографа по изучению летописей, их сравнительный анализ) должна уступить первенство “высшей критике”, основанной на изучении “духа времени”. Несмотря на абсурдность выводов, к которым пришел Каченовский, несмотря на его субъективизм, его “скептицизм” по отношению к источникам был прогрессивным явлением, поскольку “явился крайней реакцией на потребительское использование источников. […] Он побуждал противопоставлять рассуждениям о “духе времени” строго выверенную систему доказательств, основанных на историческом, текстологическом, палеографическом анализе источника. В этом смысле можно сказать, что “скептицизм” стимулировал развитие “положительного” знания о прошлом.”[43]

Критический подход Каченовского к источнику был очень популярен среди студенчества 20-х годов и в это время из его учеников образовалась так называемая “скептическая школа”, из представителей которой необходимо назвать рано погибшего С.М.Строева (Скромненко), Н.Стрекалова, Н.В.Станкевича, Н.С.Арцибашева и др. Поскольку об этой школе уже появились заметки историков,[44] необходимо добавить, что особенностью этой школы было не только внимание к критике источников, но и её историографический характер.

Дело в том, что Каченовский был еще и историографом, и в середине 30-х годов в Московском университете образовался своего рода центр по изучению отечественной исторической литературы под его руководством.[45] И студенты Каченовского, в том числе будущие “скептики” писали у него рассуждения об историках прошлого и их заслугах.[46] Хотя тема Каченовский-историограф не раскрыта, но постоянные его экскурсы в историю как русской, так и европейской исторической науки, его рецензии и отклики на работы современных ему ученых дают гигантский материал для подобного исследования.

Несмотря на то, что лекции Каченовского были скучны, как отмечают многие его ученики,[47] он оказал большое влияние на студенчество той поры, что сказалось, например, в появлении целой плеяды блестящих критиков (хоть и не вошедших в его школу).

В 1830 году “Вестник Европы” умер собственной смертью, после чего Каченовский практически не писал новых статей. В 1835 году С.С.Уваров убрал Каченовского, противостоящего своим настроением линии на “религиозность и народность” с кафедры русской истории (она досталась ученику и научному противнику Каченовского Погодину), и старый скептик перешел на кафедру истории и литературы славянских наречий. Здесь он вновь проявил себя как славист. Записи его лекций, найденные недавно, показывают, что Каченовский читал их по книге П.Й.Шафарика, выбирая из нее наиболее достоверные и проверенные факты, снабжая их в ряде случаев своим комментарием.[48] В 1841 г. он был избран академиком.

Творчество Каченовского многогранно и неравноценно. Особенность его работ – их явная и острая диалогичность как по форме, так и по содержанию. В них отразились противоречия не только различных подходов и взглядов самого Каченовского на историю и культуру России и славянства в целом, не только конкретные споры историков и литераторов первой половины ХIХ века, но и борьба двух эпох – старого XVIII века и нового XIX-го, становление новых традиций и направлений, а культуре не только России, но и всей Европы. Каченовский своим творчеством отразил весь революционный XIX век, и в этом несомненная привлекательность и ценность его работ.

Библиография. [Кроме указанной в тексте статьи]

1. Письма к Я.И.Бердникову. [Н.Н.Мурзакевича, … М.Т.Каченовского, А.А.Куника.] Сообщил И.П.Мордвинов. // Русский архив. 1911. №3. С.369-374.

2. Каченовский М.Т. Письма к Н.Ф.Грамматину. [1809-1815] (сообщ. В.А.Борисовым). // Библиографические записки. 1859. №8. Стлб.225-230.

3. Листы “Всеобщей библиотеки о России”, непропущенные цензором М.Т.Каченовским.

БИОБИБЛИОГРАФИЯ.

1. Вяземский П.А. Быль. // Московский телеграф. 1828. Ч.ХХIII. №19.

2. Строев П. Пятое письмо к издателю Московского вестника. // Московский вестник. 1828. №23-24. С.389-395.

3. Руссов С. Замечания на ст. [М.Т.Каченовского] в ХIII, ХIV, ХV и ХVI кн. Вестника Европы на сей 1829 год, напечатанную под заглавием “Взгляд на русскую правду” // Отечественные записки. 1829. №116. дек. С.337-379.

4. Скромненко С. О сообщении проф. Каченовского о кожаных деньгах // Северная пчела. 1835. №227.

5. Пушкин А.С. Отрывок из литературных летописей // Полн. собр. соч. в 10 тт. Изд. 4-е. Т.7. Л.1978. С.61-65.

6. Словарь общества любителей российской словестности.

7. Новый опыт исторического словаря о российских писателях // Друг просвещения. 1805. Ч.1. 1806. Ч.1.

8. Известия о жизни и творениях писателей, труды которых помещены в изд. Н.И.Греча: избран. места из рус. соч. и переводов в прозе. СПб. 1812.

9. Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России, служащий дополнением к словарю писателей духовного чина, составленный митрополитом Евгением. Т.1 и П. М.1838, 1845.

10. Милюков П. Каченовский Михаил Трофимович // Энциклопедический словарь Брокгауз и Эфрон. Т.28. С.808-810.

11. Геннади. Справочный словарь о русских писателях. Т.II.

12. С.В. Каченовский Михаил Трофимович // Энциклопедический словарь … Гранат. Т.24. С.14-16.

13. Русский биографический словарь. Т.Ибек-Ключ. С.577-580.

14. Справочный энциклопедический словарь. СПб. 1847. Т.6. С.619-620.

15. Соловьев С.М. Каченовский М.Т. // Биографический словарь имп. Московского университета. Ч.1. М.1855. С.383-403.

16. Давыдов И.И. Ректор Московского университета М.Т.Каченовский. // Московские ведомости. 1842. №37. 9 мая.

17. [Погодин] М.П. М.Т.Каченовский // Москвитянин. 1842. №5. С.208-210.

18. Русский вестник. 1842. №6. С.103-106, 42-43.

19. Пр. И.Д. Речи и отчет, произнесенные в торжественном собрании имп. Московского университета 18 июня 1842. М.1842. С.93-102.

То же, в сокр. виде: Прибавления к Ж-лу Мин. Нар. Просв. на 1842 г. Офиц.-учебн. прибавл. №2.

20. Журнал Министерства Народного Просвещения. 1842. Официально-учебные прибавления. №1. С.40-49.

21. Литературная газета. 1842. №19. С.394-395.

22. Некрология Михаила Трофимовича Каченовского. Б.м. Б.г.

23. Журнал для чтения воспитанников военно-учебных заведений. 1842. Т.38. №149. С.144-146.

24. Зеленецкий К. М.Т.Каченовский // Записки Одесского общества истории и древностей. Т.1. 1844. С.583-591.

То же отд. изд.: Зеленецкий К. П. Биография Михаила Трофимовича Каченовского. Одесса. 1844.

25. Александров А.В. Современные исторические труды в России: М.Т.Каченовского, М.П.Погодина … [и др.] СПБ. 1845. То же: Маяк. 1845. Тт. 19, 20.

26. Иконников В.С. Скептическая школа в русской историографии и её противники // Киевские университетские известия. 1871. №9-11.

То же, отд. изд.: Киев, 1871.

27. Харьковский Календарь на 1884 год. 1883. С.418.

28. Барсуков Н.П. Михаил Трофимович Каченовский, профессор университета… // Русская старина. 1889. октябрь. №10. С.199-202.

29. Каченовский В.М. Михаил Трофимович Каченовский. К очерку Н.П.Барсукова // Русская старина. 1890. №6. июнь. С.685-694.

30. Каченовский В.М. Михаил Трофимович Каченовский (По биографическим трудам Соловьева, Погодина, Давыдова, Кавелина и личным воспоминаниям) // Библиографические записки. М.,1892. №4. С.259-269. №5. С.329-337.

То же, отд.изд.: М.1892.

31. Кудрявцев И.А. “Вестник Европы” М.Т.Каченовского об “Истории государства Российского” Н.М.Карамзина // Московский историко-архивный институт. Труды. Т.22. М.,1965. С.211-249.

32. Шевцов В.И. “Скептическая школа” М.Т.Каченовского в оценке В.С.Иконникова // Некоторые проблемы отечественной историографии и источниковедения. Днепропетровск. 1976. С.80-88.

33. Шевцов В.И. Оценка скептической школы в советской историографии // Некоторые вопросы отечественной историографии и источниковедения. Днепропетровск. 1977. с. 3-14.

34. Макарова Г.В. М.Т.Каченовский // Славяноведение в дореволюционной России: Биобиблиографический словарь. М.,1979.

35. Макарова Г.В. М.Т.Каченовский и становление славяноведения в России // Историографические исследования по славяноведению и балканистике. М.1984. С.63-96.

36. Досталь М.Ю. Лекции М.Т.Каченовского по истории южнославянских народов в Московском университете в 1838 году // Источниковедение балканского средневековья. Калинин, 1988, с.108-118.

Из последних работ о Каченовском стоит отметить исследование:

Allison Y.Katsev. In the Forge of Criticism. M.T.Kachenovskii and Professional Autonomy in the Pre-Reform Russia // Yistoriography of Imperial Russia: the profession and writing of history in a multinational state / Edited by Thomas Sanders. N-Y. 1999. p.45-68.