Кузнецов А.А. Научная и организационная деятельность С.И. Архангельского в Нижегородском научном обществе по изучению местного края

[156]

21 декабря 1924 г. по инициативе Нижегородского Педагогического института было образовано Нижегородское научное общество по изучению местного края (ННОИМК). Его создание позволило объединить усилия краеведов после «разрушения» земства и распада Нижегородской губернской ученой архивной комиссии (НГУАК). Археолого-этнографическая комиссия, образованная в 1921 г., оказалась в состоянии лишь частично решить эту проблему[1].

Тогда же – 21 декабря 1924 г. – на общем собрании ННОИМК было выбрано правление из 5 человек, среди которых был C.И. Архангельский. Уже на заседании правления 27 декабря 1924 г. председателем правления избрали С.И. Архангельского[2]. 17 марта 1925 г. состоялось организационное заседание Исторической секции ННОИМК, председателем президиума которой оказался тот же С.И. Архангельский[3]. Видимо, такой карьерный рост обусловил то, С.И. Архангельский стал членом-корреспондентом Центрального Бюро краеведения при Российской Академии наук[4]. Эти должности С.И. Архангельский сохранял за собой вплоть до закрытия ННОИМК в 1929 г.(членом-корреспондент Центрального Бюро краеведения – до 1930 г.)[5]. Одновременно С.И. Архангельский преподавал в Нижегородском пединституте и Нижегородском коммунистическом университете, являлся действительным членом Нижегородской археолого-этнологической комиссии. Одной из страниц этого

[157]

напряженного творческого периода жизни С.И. Архангельского (15 опубликованных работ за 4 года[6]) – работе в ННОИМК – посвящена данная статья.

Прежде чем перейти к ее основной проблеме, надо несколько слов сказать о предшествующем периоде творчества С.И. Архангельского (10 опубликованных работ с 1905 по 1924 гг.). Меньшее число работ за больший, по сравнению с 1925–1929 гг., период времени объяснимо тем, что С.И. Архангельский только в 1907 г. закончил учебу на Историко-Филологическом факультете. Более позднее по сравнению со своим первоначальным однокурсником С.В. Бахрушиным окончание обучения в высшей школе С.И. Архангельским объяснимо тем, что он прерывал учебу из-за двухмесячного пребывания под арестом в Нижегородской тюрьме, закрытия на год Московского университета в 1905 г.[7]. Не с последним ли обстоятельством связано появление в VI томе «Действий НГУАК» первой статьи С.И. Архангельского «Разбор сочинения Адама Шлейсинга «Описание Московского государства в царствование Петра и Иоанна» с прибавлением описания Сибири»? Оказавшись дома на неожиданных каникулах, С.И. Архангельский впервые попробовал себя в ремесле историка вне стен Alma Mater?

Прибыв домой в 1907 г., С.И. Архангельский, ставший преподавателем Мариинской гимназии, не проявлял пиетета к штудиям нижегородских архивистов. Возникает даже обратное впечатление: первые полгода после избрания членом НГУАК 1 ноября 1908 г. С.И. Архангельский не посещал заседания комиссии, до 22 октября 1911 г. «…из 35 заседаний Архангельский присутствовал всего лишь на десяти». Да и затем дальнейшая работа С.И Архангельского в НГУАК оценивается Ю.Г. Галаем невысоко[8], с чем можно согласиться частично.

Низкую активность С.И. Архангельского в НГУАК можно объяснить тем, что ему надо было устраиваться на работу, готовить учебные курсы для преподавания в гимназии. Имеются еще объяснения сдержанности С.И. Архангельском. Его архивный фонд содержит дело, состоящее из справок и отношений попечителя Московского учебного округа, нижегородского губернатора о благонадежности С.И. Архангельского. Они направлялись начальству Мариинской женской гимназии[9]. Если эти бумаги были выражением обычного делопроизводства, связанного с педагогической деятельностью, то все равно участие в

[158]

студенческих волнениях и отбывание двухмесячного заключения в нижегородском остроге заставляло губернские и окружные власти присматриваться к С.И. Архангельскому, учившему подрастающее поколение. А представители губернских властей и образовательного начальства по должности возглавляли НГУАК, в силу ее культурно-просветительской роли. К тому же выпускника Историко-Филологического факультета Московского университета, ученика П.Г. Виноградова, Д.М. Петрушевского, В.О. Ключевского, Р.Ю. Виппера, М.М. Богословского и др., должен был смущать уровень историко-архивных исследований подавляющего большинства членов НГУАК (чиновников, юристов, священников). Низкий профессионализм их порождал необоснованные амбиции, зависть, взаимный необоснованный гиперкритицизм (приходится упомянуть эту оборотную сторону пестрого коллектива комиссии). Иллюстрацией этого является «Памфлет» на многих членов НГУАК, сочиненный А.П. Мельниковым[10]. С.И. Архангельский, находясь в курсе передовых тенденций исторической науки, не мог быть в восторге от того, как обрабатывались богатейшие материалы архивного фонда Нижегородчины, каким образом и как извлекались из них факты и знания.

Вот как о деятельности провинциальных архивистов в 1917 г. писал историк-«всеобщник» М.И. Ростовцев, характеризуя общую ситуацию в развитии российского исторического знания: «Приведена ли в известность наличность того, что хранят в своих недрах наши архивы и другие хранилища документов? Боюсь, что здесь, где работы сделано больше всего, все-таки мы не вышли за пределы случайных попыток и отдельных начинаний. В каком жалком положении находятся наши архивные комиссии! Много ли у нас подготовленных архивных работников? Где те учебные заведения, которые могли бы их давать? Наши археологические институты – не научные учреждения, а сбор каких-то случайных курсов, по большей части общеобразовательного характера»[11]. Этот пространный диагноз можно прервать, поскольку и так понятно, что должен был чувствовать в этой среде молодой историк, недавно слушавший блестящие лекции мэтров московской исторической школы и вскоре уже напечатавший статью по истории Флоренции в Журнале Министерства Народного Просвещения!

В этом видится причина малого энтузиазма Архангельского,

[159]

проявленного в сдержанном отношении к деятельности НГУАК. Положительное исключение он мог делать, пожалуй, лишь для А.Я. Садовского, с которым сотрудничал до его смерти. А.Я. Садовский мог подкупить Архангельского научной одержимостью и широтой интересов – от публикации писцовых и платежных книг до археологических изысканий, которому, единственному из все членов НГУАК, которых Архангельский лично знал, посвятил торжественные слова мемориальной статьи.

По-настоящему сблизился С.И. Архангельский в НГУАК лишь с А.К. Кабановым[12]. Для этого были основания. Достаточно было того, что А.К. Кабанов имел ту же профессиональную подготовку – «истфил» МГУ (выпуск 1903 г.), преподавал в нижегородской мужской гимназии[13]. А.К. Кабанов и С.И. Архангельский подготовили к изданию обширную переписку С.В. Ешевского (в связи с 50-летием его смерти), среди которой выделялись письма К.Н. Бестужеву-Рюмину и ответы на них. Изучение фонда С.В. Ешевского, хранящегося в ЦАНО[14], показывает, что руку к его собиранию приложил А.К. Кабанов. Сам фонд не может претендовать на то, что содержит подготовленные А.К. Кабановым и С.И. Архангельским к изданию материалы. Возникает ощущение, что фонд содержит только фрагменты того, что было подготовлено к публикации.

По ряду причин (видимо, безденежье в годы Первой мировой войны) эти материалы не удалось опубликовать. Практическим выходом этой большой работы стала публикация сопроводительной статьи С.И. Архангельского в VI-м номере Журнала Министерства народного просвещения за 1916 г., посвященной историческим взглядам С.В. Ешевского[15]. Статья написана на высоком профессиональном уровне историка и историографа (выявление соответствия взглядов Ешевского современным ему философским идеям, концептуальное новаторство историка, методы и методики Ешевского), недостижимого для многих членов НГУАК. В силу этого обстоятельства и места публикации статьи, отсутствия публикации в изданиях НГУАК нельзя согласиться с Ю.Г. Галаем, что в данном случае С.И. Архангельский выполнял поручение НГУАК[16]. На самом деле, молодой ученый действовал по собственному плану, согласованному с А.К. Кабановым.

В пользу последнего можно привести аргумент, что из четырех дореволюционных публикаций С.И. Архангельского

[160]

лишь две были помещены в изданиях НГУАК. Две других читаются в Журнале Министерства народного просвещения, куда брались опять-таки профессиональные исследования. Из 6 публикаций С.И. Архангельского периода 1917–1924 гг. только 2 обнаруживаются в нижегородских изданиях, а 4 (посвящены истории крестьянства и пролетариата Нижегородчины) были напечатаны в авторитетных изданиях Петрограда (Ленинграда), требовавших общенаучной квалифицированности.

Все эти обстоятельства показывают, что до 1924 г. С.И. Архангельский тяготился работой в НГУАК, ее преемнице – Археолого-этнографической комиссии, потому что находился на вторых ролях, вынужденный следовать традициям «времен Очакова и покоренья Крыма».

Многое в краеведческой жизни Нижнего Новгорода изменили революция и установление Советской власти. За это время значительно поредели ряды деятелей НГУАК, многие ее ключевые фигуры либо оказались в немилости у новой власти, либо покинули Нижний Новгород. Все это делало С.И. Архангельского  незаменимым в деле организации краеведения, поставленного на научную основу. Организацией ННОИМК, утвержденной НКВД, С.И. Архангельскому представился шанс возглавить краеведческое движение Нижегородчины и его историческое направление. Этим можно объяснить резкий взлет активности С.И. Архангельского с 1925 г. и признание его способностей, вклада и подготовки коллегами. Этому способствовало то, что создание ННОИМК стало закономерным результатом предшествующей обширной краеведческой деятельности Нижегородского педагогического института[17], где работал С.И. Архангельский.

Основными источниками для решения проблемы, обозначенной в заглавии статьи, являются 3 годовых отчета ННОИМК, воспоминания С.И. Архангельского о Н.Ф. Ржиге, статьи С.И. Архангельского и материалы его переписки с учеными Москвы, Петрограда (Ленинграда). Годовые отчеты ННОИМК принадлежат перу Н.Ф. Ржиги, как показал это С.И. Архангельский в своих воспоминаниях[18]. Сами эти воспоминания представляют собой соединение информации, извлеченной С.И. Архангельским из упомянутых отчетов, с личными впечатлениями автора.

Итак, в декабре 1924 г. определилось, что председателем правления ННОИМК будет С.И. Архангельский. Его правой

[161]

рукой, помощницей стала Н.Ф. Ржига – секретарь правления ННОИМК[19]. Правление ННОИМК должно было планировать работу общества и секций, устанавливать связи с уездами, краеведческими иногородними организациям, центром и государственными учреждениями, изыскивать средства для работы ННОИМК (казначеем в правлении был определен С.М. Парийский), определять его издательскую деятельность, собирать и пополнять библиотеку, организовывать библиографические работы (это направление вела и координировала Н.Ф. Ржига), обеспечивать информационную поддержку работы ННОИМК[20].

В 1925 г., руководя обществом, С.И. Архангельский вел и свою личную научную работу. На одном из общих заседаний Нижегородского научного общества по изучению местного края в 1925 г. С.И. Архангельский сделал доклад «Краеведческий метод в науках об обществе», где данный метод был назван локальным: «Развитие локального метода тесно связано с современными заданиями исторической науки»[21]. Датировать этот доклад не позволяет годовой отчет работы Нижегородского научного общества по изучению местного края, где приведены только даты общих заседаний (21 декабря (очевидно, 1924 г.[22]), 15 января, 14 февраля, 28 февраля, 5 марта, 18 октября) и общий перечень прозвучавших на них докладов[23].

Ю.Г. Галай указал, что 4 февраля 1925 г. С.М. Парийский в выступлении о работе общества предложил в основу изучения края «положить принцип локальный»[24] Ю.Г. Галай поставил вопрос: «это идея самого С.М. Парийского или отголосок его разговоров с С.И. Архангельским?», – и склонился в пользу второй версии[25]. К его косвенным аргументам можно добавить еще один. В работах С.М. Парийского, судя по названиям, не содержится и намека на разработку локального метода. Фразу С.М. Парийского, кроме влияния разговоров с С.И. Архангельским, который тогда готовил и обсуждал свой грядущий доклад, можно объяснить и тем, что первый слышал его доклад. Он в таком случае должен был прозвучать 15 января 1925 г. – на первом после организационного общего собрания (21 декабря 1924 г.) заседании Нижегородского научного общества по изучению местного края. Ведь на нем должны были определяться направления и методы исследовательской работы общества. К тому же, 31 марта 1924 г. С.И. Архангельский делал доклад на заседании Нижегородской Археолого-этнологический комиссии,

[162]

 посвященный значению краеведческого метода в общественных науках[26]. У С.М. Парийского таких наработок не наблюдается.

Решение вопроса об авторстве локального метода не является праздным, поскольку показывает историю создания известной, актуальной и поныне статьи С.И. Архангельского «Локальный метод в исторической науке», напечатанной в №2 журнала «Краеведение» за 1927 г. Рекомендацию к публикации статьи дали академик С.Ф. Ольденбург и известный организатор советского научного краеведения Н.П. Анциферов[27]. Идею локального метода не принял Н.И. Кареев, которому Архангельский направил свою статью. Вот что писал Кареев:

«Статью Вашу я прочитал. Она посвящена «локальному методу», и термин этот, то и дело, встречается на страницах статьи рядом, с одной стороны, с такими выражениями, как «лок[альные] ограничения» (стр. 183), «идея локальности» (192), «лок[альные] исследования» или «изыскания» (193), а с другой – с такими как «общенаучный метод» (186, 189). К сожалению, в статье не дано ни определения «лок[альный] ме[тод]» не указаны на его отношения к методу общенаучному, о котором упоминается также без определения. Правда некоторый намек на то, что «в сущности представляет собою лок[альный] ме[тод]» у Вас дается на стр. 193, но дается это только в конце статьи. Главное же в моем несогласии с Вашей основной идеей заключается в том, что тут нет никакого особого метода, да и вообще метода. Метод значит путь, способ, средство, логический прием, а «идея локальности» относится не к путям исследования, а к его предмету, к его материалу, к его масштабу. Взяли ли бы исследовать агр[арную] историю всей Англии или в одном только графстве, метод (общеисторический) оставался тем же самым, и из того, что в общем случае Вы изучали бы только одно графство, а в другом всю Англию, нельзя было бы вывести, что в одном случае Вы работали бы методом локальным, а в другом – общенациональным. Ведь и вся Англия есть нечто локальное в сравнении с общеевропейским, как и в целом графстве один приход был бы чем-то особенно локальным. У меня нет сейчас времени развить всю логичную свою аргументацию против соединения слов «локальный» и «метод», а потому здесь я ставлю точку, оговариваясь, что во всем остальном, касающихся локального интереса, материала и т.п. я с Вами в общем согласен. Есть еще однако, кое-какие частные заме-

[163]

чания, которые я мог бы сделать при устной беседе. Письменно укажу на следующее. На стр. 186 говоря о применявших лок[альный] мет[од] (=областное изучение) Вы почему-то пропустили Костомарова и всю школу Антоновича, из которой вышел Дов[нар]-Зап[ольский], на стр. 187 следовало бы назвать и Бокля, в данном случае более выпукло, нежели Конт, а из русских Щапова»[28].

Реакция Н.И. Кареева была реакцией отторжения. Можно это объяснить тем, что С.И. Архангельский и Н.И. Кареев различались во взглядах на методологию исторического исследования. Для нас главным видится другое. Н.И. Кареев в 1927 г. представлял уходящее поколение историков, сформировавшихся задолго до 1917 г. С.И. Архангельский же был представителем «переломной» волны: она сформировалась в русле исторической дореволюционной России, но расти и развиваться должна была в условиях набиравшей силу марксистской методологии. Одним из последствий этого стало то, что социологизация истории требовала объяснения имеющихся фактов в прокрустовом ложе только одной концепции. В этих условиях поколение историков, желавших прописаться в советской действительности, должно было выбирать: или обслуживать концепцию, или заниматься историческими исследованиями (печальные перспективы чего были продемонстрированы в 1929, 1930 гг. «Академическим делом»). Как высказал в частной беседе, один из последних учеников С.И. Архангельского, Е.В. Кузнецов, предложением локального метода С.И. Архангельский отвоевывал пространство истории, крайне суженное географическими рамками. Если так, то локальный подход не только способствовал выживанию исторической науки в Нижнем Новгороде (Горьком), но и оказался плодотворным в развитии краеведения и исторической науки.

Критика Н.И. Кареева локального метода, да и само его предложение в дальнейшем обязало С.И. Архангельского доказывать его эффективность в прикладных исследованиях.

Доклад С.И. Архангельского о краеведческом методе в науках об обществе сопрягался с докладом на одном из общих собраний еще одного члена правления (товарищем председателя), председателя президиума секции изучения природы и сельского хозяйства А.И. Порхунова[29] «Краеведческий метод в естествознании»[30]. Близость к тематике доклада С.И. Ар-

[164]

хангельского и значимость выступления А.И. Порхунова, которое тоже можно считать определяющим для нижегородского краеведения, обуславливают вывод, что эти два доклада прозвучали одновременно или рядом друг с другом. А.И. Порхунову было что сказать своим слушателям, поскольку он был участником II-й Всесоюзной краеведческой конференции 1924 г., где были определены общие задачи краеведения, «структура краеведческого аппарата»[31].

Еще один доклад С.И. Архангельского прозвучал на общем собрании 18 октября 1925 г. и был посвящен К.Н. Бестужеву-Рюмину (вместе с докладом А.Н. Свободова об академиках-словесниках, с докладом И.Р. Брайцева об академиках-математиках)[32]. Доклад С.И. Архангельского стал следствием его совместной исследовательской работы с А.К. Кабановым в 1915 г. До конца своей жизни С.И. Архангельский пытался довести этот замысел до реализации[33].

Как руководитель Исторической секции ННОИМК С.И. Архангельский обеспечил ее плодотворную работу на 7 заседаниях в течении 1925 г. Было заслушано 7 докладов, в тематике которых преобладала революционная и классовая составляющая[34].  С.И. Архангельский отдал ей дань докладом «1905 год в Н.-Новгороде и прилегающих к нему промышленных районах»[35].  Доклад, подобно докладу о К.Н. Бестужеве-Рюмине, тоже был юбилейный и прозвучал 15 декабря[36]. Он был включен в проспект предполагаемых изданий ННОИМК и опубликован в доработанном и расширенном виде в 1926 г.[37].

Другой доклад С.И. Архангельского на Исторической секции ННОИМК назывался «Нижегородский ремесленник и его судьбы» и был посвящен, как явствует из аннотации, своеобразию и определенной изоляции ремесленника от процесса формирования пролетариата[38]. Этот доклад стал промежуточным звеном в исследовании данной проблемы С.И. Архангельским в 1920-е гг.[39], окончательно подытоженным в монографии 1950 г.[40]. О важности этих штудий С.И.Архангельскому писал редактор журнал «Труд в России» Ю.И. Гессен[41]. В одном из его писем (от 02 апреля 1923 г.) дается высокая оценка работы С.И. Архангельского «Податное бремя и настроение масс в Петровскую эпоху», о судьбе которой пока ничего нельзя сказать.

Работа Исторической секции ННОИМК сопрягалась с работой студенческого краеведческого кружка при Нижегородском

[165]

Педагогическом институте[42]. В данном случае мы наблюдаем плодотворное сочетание в деятельности С.И. Архангельского организаторских усилий в науке, исследовательскую составляющую и работу педагога-методиста.

Заканчивая обзор деятельности С.И. Архангельского в рамках ННОИМК 1925 г., остановим внимание на разделе «Сношения с иногородними и центральными краеведческими организациями». В нем сообщается, что осенью 1925 г. Нижний Новгород посетил представитель Центрального бюро краеведения И.М. Гревс. В связи с этим ННОИМК созывало совещание краеведческих организаций города[43]. С.И. Архангельский попытался затем развить деловые отношения сотрудничества с виднейшим тогда специалистом в области краеведения, о чем свидетельствуют письма И.М. Гревса в фонде С.И. Архангельского. В них, датируемых 1926–1928 гг., обсуждается возможность приезда И.М. Гревса в Нижний Новгород для чтения лекций ННОИМК[44]. К сожалению, визит не состоялся. Из других установленных С.И. Архангельским контактов надо указать на уже имевшиеся с 1923–1924 гг. отношения с академиком С.Ф. Платоновым[45]. Весной 1925 г. С.И. Архангельский направляет письмо и свою работу одному из своих университетских наставников академику М.М. Богословскому. Переписка будет продолжаться до осени 1927 г.[46].

В 1926 г. С.И. Архангельский был вновь выбран председателем правления ННОИМК. На общем собрании С.И. Архангельский выступал с докладом «VI сессия Центрального Бюро Краеведения», где заострил внимание слушателей на критике узко-прикладного понимания краеведения[47]. На Исторической секции ННОИМК С.И. Архангельский выступал с докладом «Симбилейская вотчина Орловых-Давыдовых в конце XVIII и начале XIX века»[48]. Текст этого доклада, напечатанный в 1929 г.[49], заложил основы внимательного и комплексного изучения Симбилейской вотчины нижегородскими исследовательницами 1980-х – 2010-х гг. Н.А. Богородицкой и О.Н. Лебедевой.

В 1927 г. С.И. Архангельский сохранял все свои ключевые посты в ННОИМК. Докладов на общих собраниях ННОИМК С.И. Архангельский не делал.  Он выступал на заседаниях Исторической секции «Крестьянское волнение в Семеновском уезде в 1825 г.» (было оговорено, что доклад будет печататься в журнале «Каторга и ссылка»)[50]. В плане публикаций 1927 г.

[166]

для С.И. Архангельского оказался пустым. В 1928 – 1930-х гг. он, можно сказать, допубликовывал те доклады, которые сделал до 1927 г. включительно, отклики на доклады, на уходы из жизни своих коллег и те краеведческие материалы, которые лежали у  него «в столе»[51]. Так, в 1929 г. у С.И. Архангельского выходит две публикации, связанные с проблемой Волги – рецензия на работу И.А. Шубина о волжском судоходстве и большая, фундированная источниками и историографией статья о Волжском пути и Нижегородском крае в XIII–XV вв. Кроме прочих обстоятельств, внимание к проблеме Волги и истории связанной с ней Нижегородчины было вызвано выступлениями в ННОИМК коллег Архангельского. В 1926 г. на заседании Исторической секции ННОИМК был заслушан доклад И.А. Шубина о бурлачестве на Волге, в основу которого были положены материалы, приведенные в книге этого автора[52]. Ее изучение, осмысление должны были приковать внимание Архангельского к проблеме Волги. Другой толчок шел со стороны М.Н Кутузова, выступившего в 1927 г. с докладом «Великий водный Волжский путь и его значение в истории развития Нижегородского края» (доклад был опубликован в 1928 г.)[53]. В нем на протяжении времени до начала XX прослеживалась роль Волги в колонизационных процессах, росте торгового значения Нижнего Новгорода, его промыслов и промышленности. В том же 1927 г. состоялся доклад самого С.И. Архангельского «Ранняя культура Нижегородского края (XIII – XV вв.) и ее хозяйственные основы». Источниками для этого исследования стали летописи, акты, грамоты. В докладе доказывалась роль Волги в деле утверждения в будущем Нижегородском крае производящего хозяйствования, вытеснявшего хозяйствование присваивающее[54]. В определенном смысле работы И.А. Шубина и М.Н. Кутузова с акцентом на экономико-географический фактор обусловили внимание Архангельского к историческому аспекту проблемы Волжского пути и Нижегородчины, что и вылилось в написание статьи о Волжском пути.

С другой стороны, данная статья стала апробацией локального метода, о чем С.И. Архангельский заявил прямо: «пользуясь локальным методом и сосредотачивая внимание на экономических явлениях небольшого района, который некогда составлял Нижегородское княжество, показать, как действительно складывалась экономическая конъюнктура этого района…»[55].

[167]

Из этой цитаты явствует, что С.И. Архангельский, предложив теоретическую основу исследовательской модели, принялся испытывать ее на конкретно-прикладном материале. На наш взгляд, испытания прошли успешно. С.И. Архангельский продемонстрировал преимущества предложенного им метода. Рассмотрение конкретной проблемы в ограниченном районе большого трансконтинентального Волжского пути «втянуло» в исследование достижения тогдашней историографии (например, новейший для того времени труд А.Е. Преснякова) и изучение широкого круга источников. Работа с последним, извлечение из них фактов показывают С.И. Архангельского в новом качестве – качестве исследователя истории Древней Руси и России XIV–XV вв. Не преувеличивая масштаб этого достижения, можно сказать, что уже в 1920-е гг. проявилась разносторонняя одаренность С.И. Архангельского, закрепившаяся впоследствии в избрании его членом-корреспондентом АН СССР. Надо отметить, что до сих пор эта статья С.И. Архангельского не потеряла своей актуальности для изучения истории России и Нижегородского края, но является незаслуженно обойденной вниманием историков и краеведов.

Исторический аспект научной деятельности А.Я. Садовского был проанализирован в докладе С.И. Архангельского на совместном ряда организаций траурном заседании 20 февраля 1927 г., посвященном памяти А.Я. Садовского[56], а потому и был опубликован в мемориальном сборнике 1928 г.

Последней опубликованной краеведческой статьей  С.И. Архангельского в рассматриваемый период его жизни стала работа о краеведческом методе А.С. Гациского. Написана она была до марта 1928 г., и автор хотел ее напечатать в нижегородском журнале «Школа и жизнь». Однако его редактор Сигорский обратил внимание, что в работе немного говорится о взглядах А.С. Гациского на школу и образование, а если и говорится, то только то, что есть в известных работах Александра Серафимовича[57]. Видимо, это обстоятельство обусловило публикацию статьи через два года в журнале «Краеведение». Есть еще свидетельства того, что в 1931 г. С.И. Архангельский отправлял статью в журнал «Каторга и ссылка». Редакция прислала отказ от 15 декабря 1931 г. с указанием на то, что автору не удалось показать связь между людьми, которые разделяли «землевольческие взгляды», а потому образование такого «гнезда» не доказано[58]. К сожалению, из этого письма не ясны географические рамки про-

[168]

блемы, разбираемой С.И. Архангельским. Как догадку, можно предположить, что речь шла о нижегородском сюжете. Судьба этого текста не известна.

Так или иначе, наблюдается угасание краеведческой деятельности С.И. Архангельского, на что указывалось в связи с политическим нажимом на краеведческое движение в конце 1920-х гг., с раскручиванием маховика «Академического дела»[59]. К этим причинам надо добавить еще одну. С.И. Архангельский еще с 1924 г. все более обращался к проблематике всеобщей истории: в 1924 г. он начал консультироваться с Н.И. Кареевым по поводу темы докторской диссертации, на рубеже 1925–1926 гг. перевел книгу Пиренна о средневековых городах и возрождении торговли и искал возможность этот перевод опубликовать, в 1926 г. перевел эдикт императора Диоклетиана о таксах и подготовил сопроводительную статью. Об этом свидетельствуют эпистолярные материалы фонда С.И. Архангельского[60]. Таким образом, творческий и научный перелом Архангельского совпал с политико-идеологическим поворотом в стране, который привел к формализации краеведения. В этих условиях для краеведения С.И. Архангельский ничего уже дать советскому краеведению, где не оставалось места для подлинной истории, не мог.

После Великой Отечественной войны член-корреспондент АН СССР С.И. Архангельский вернется к историко-краеведческим сюжетам, где задействует свои и коллег-архивистов, коллег-краеведов 1920-х гг. наработки: это и проект «История г. Горького с XII в. до 1947 г.», воплотившийся в совместный с Н.И. Приваловой труд «Нижний Новгород в XVII в.», и монография 1950 г. о формировании нижегородского пролетариата. Этими трудами С.И. Архангельский продемонстрирует плодотворность локального подхода к истории…

В целом же, деятельность С.И. Архангельского по организации краеведческой работы, ее теоретическому обоснованию и практическому разнотемному вкладу нельзя переоценить. Несмотря на вынужденный перерыв, локальные исследования истории Нижегородчины, если они достигают научного уровня, прямо или опосредованному восходят к опыту работы С.И. Архангельского в ННОИМК.