Пудалов Б.М. К 120-летию губернских ученых архивных комиссий

[331]

            На рубеже XX-XXI веков в нашем обществе установилась прочная традиция отмечать юбилеи и памятные даты истории регионов и населенных пунктов, учреждений и организаций, благотворительных обществ и профессиональных союзов. Напомнив о себе очередным юбилеем, можно просить премиальные и наградные, а то и вовсе дополнительное финансирование – в зависимости от «широты мышления» и «понимания ситуации». Вероятно, потому и участились ведомственные празднества, не слишком складно именуемые в научной литературе «мероприятиями по мемориализации», – с приличествующими случаю торжественными собраниями, юбилейными речами, глянцевыми изданиями (историко-документальная ценность которых, как правило, невелика) и «раздачей слонов»[1].

            В этой череде юбилеев и чествований рисковала затеряться памятная для всех российских историков-архивистов дата – 120-летие губернских ученых архивных комиссий (ГУАК), созданных во исполнение известного указа императора Александра III от 13.04.1884 г. То ли из-за того, что ГУАК давно прекратили свою деятельность без юридических правопреемников, то ли благодаря скромному общественному положению «негромких рыцарей архива» пышных празднеств не было, да и слава Богу. Архивные юбилеи вообще-то располагают скорее к профессиональному разговору, то есть к подведению итогов, анализу тенденций, выяснению перспектив. И такой разговор состоялся: Государственный архив Рязанской области организовал и провел в сентябре 2004 г. научно-практическую конференцию, посвященную деятельности ГУАК. Тематика конференции позволяет обозначить некоторые проблемы, актуальные для дальнейшего изучения, а то, что деятельность

[332]

комиссий была предметом исследований безвременно умершего профессора В.П. Макарихина, побуждает изложить некоторые соображения в сборнике материалов основанных им «Мининских чтений».

            1. Проблема периодизации деятельности ГУАК.

            В исследованиях по истории ученых архивных комиссий не принято вводить внутреннюю периодизацию, говорить, например, о начальном и последующих периодах их деятельности, выяснять характерные черты того или иного периода. В небольшой, но весьма насыщенной фактическим материалом монографии В.П.Макарихина вопрос о периодизации деятельности ГУАК даже не ставился[2]. Невольно это формирует представление об отсутствии внутренней эволюции ГУАК. Для комиссий, созданных сравнительно поздно и потому действовавших недолго (пример – Казанская ГУАК, 1916-1918 гг.), это, возможно, и так, но так ли это для комиссий, история которых насчитывает свыше четверти века? Ведь совершенно очевидно, что научные интересы и исследовательские подходы, равно как и определявшая их общественная ситуация, не могли не изменяться на протяжении насыщенных событиями 1880-1910-ых гг. Не оставался неизменным и состав наиболее активных сотрудников, а значит, основные направления работы комиссии в первые и последние годы ее существования определяли люди, принадлежавшие к разным эпохам. Однако в научных исследованиях, посвященных истории ГУАК, эти обстоятельства не учитываются.

            В этом смысле показательна, например, монография Ю.В.Филатовой, развивающей взгляды В.П.Макарихина, но анализирующей лишь одну сторону работы одной комиссии[3]. Исследовательница добросовестно проследила развитие взаимоотношений Нижегородской ГУАК и исторической науки и даже отметила расширение их контактов в начале XX в., но вывод о качественных изменениях так и не сделала. Более того: перечисляя факты сотрудничества нижегородских «ученых архивников» с представителями академической науки, Ю.В.Филатова упоминает рядом А.С.Гациского и А.Я.Садовского, не замечая принципиальные различия во взаимоотношениях НГУАК со столичными историками при этих руководителях. Между тем различия эти буквально бросаются в глаза: если А.С.Гациский (основатель и первый председатель НГУАК в 1887-1893 гг.) и его преемник А.А.Савельев (председатель НГУАК в 1893-1909 гг.) основной упор делали на собирание исторического наследия, то А.Я.Садовский, возглавлявший Нижегородскую комиссию в 1909-1918 гг., настаивал на всестороннем

[333]

изучении собранного предшественниками. Отсюда – особенности сотрудничества со столичными учеными в последний период деятельности комиссии: успешная реализация серьезных исследовательских проектов[4], издание документальных источников на высоком археографическом уровне[5], начало профессиональной подготовки историков-архивистов[6]. О подобном уровне научно-исследовательской работы члены НГУАК в конце XIX в. могли лишь мечтать. Поэтому правомерно говорить о двух периодах истории Нижегородской комиссии: 1) 1887-нач.1900-ых гг. – «эпоха А.С.Гациского», период собирания и научно-популярной беллетристики; 2) нач.1900-ых–1918 гг. – «эпоха А.Я. Садовского», период изучения и научных публикаций.

            Нижегородская ГУАК в этом смысле наверняка не исключение. Примечательно высказывание С.Д.Яхонтова, который, подводя итоги двадцатипятилетней деятельности Рязанской ГУАК говорил в 1909 г.: «Комиссия давно перестала жить тем, что обозначено словом архивная… Мы делаем, однако ж, науку, мы делаем дело ученое…»[7]. В этих словах многолетнего и бессменного председателя Рязанской ГУАК для нас важно признание внутренней эволюции в работе комиссии за четверть века ее существования, при этом речь идет о качественных изменениях. Исследователям предстоит выяснить, насколько такие процессы характерны для Тверской, Костромской, Саратовской, Ярославской и иных ГУАК. Но уже сейчас ясно, что изучение эволюции комиссий и периодизация их деятельности – необходимый элемент научной истории ГУАК.

            2. Проблема оценки практической работы ГУАК.

            На первый взгляд, такой проблемы не существует: в публикациях рубежа XX-XXI вв., посвященных губернским архивным комиссиям, традиционно дается весьма высокая оценка их деятельности. Да и более ранние исследования содержат весьма комплиментарные отзывы о вкладе ГУАК в сохранение исторического наследия регионов. В заслугу «ученым архивникам» обоснованно ставят и внимание к изучению родного края, и сбор документальных, археологических, этнографических и иных источников, что привело к созданию архивов и музеев в регионах, а также активную общественную деятельность по популяризации исторических знаний. На этом фоне диссонансом звучит, пожалуй, лишь давнее высказывание видного теоретика и организатора архивного дела в России Д.Я.Самоквасова. Ученый склонен был обвинять комиссии в плохом выполнении архивных функций и даже в «повальном разрушении исторических архивов»[8]. Д.Я.Самоквасов критиковал губернские

[334]

комиссии за их материальную бедность, за бесконтрольность, некомпетентность работников и за то, что у них не было определенного плана и единого метода в описании дел[9]. Но эта прозвучавшая когда-то резкая критика буквально потонула в похвалах ГУАК, ставших особенно громкими к концу XX в.[10]

            На наш взгляд, прежде чем вести подсчет заслуг «ученых архивников» и ставить их в пример кому бы то ни было, необходимо оговорить, о какой стороне их деятельности идет речь. Ведь практическая работа ГУАК была, как правило, достаточно многогранной. И если рассматривается историко-краеведческое направление их работы, то высокие оценки полностью оправданы. Сотрудники комиссий сумели привнести в свои исследования элемент комплексности, занимаясь параллельно сбором и анализом разных исторических источников. И действительно, уровень, достигнутый ГУАК в этом направлении, можно считать образцовым для современных обществ историков-краеведов[11].

            Но совершенно иначе выглядит собственно архивная работа ГУАК, то есть их практические, каждодневные усилия по сохранению документального наследия. Для объективной оценки этого направления деятельности ГУАК уместно вспомнить, что архивное дело, как шутят архивисты, «стоит на трех китах». Принципиальное значение здесь имеют, во-первых, хранение (обеспечение сохранности и учет документов), во-вторых, комплектование (пополнение архива новыми документами, так называемое «формирование Архивного фонда»), и, в-третьих, использование (научное изучение документов). И с этой точки зрения успехи «ученых архивников» приходится оценивать не столь однозначно. Дело не только в недостатке средств, ибо это хроническая беда архивистов во все времена и во всех странах. Хуже то, что профессиональная подготовка членов ГУАК действительно была «не на высоте». Недостатки сказывались, по-видимому, во всех направлениях архивной работы, но если плохие условия хранения дел можно объяснить отсутствием финансирования, то постановка комплектования и использования выявляет недостатки архивоведческих подходов.

            Рассмотрим несколько примеров. Ведущим принципом комплектования для ГУАК было оставление на постоянное хранение порядка 5-10% «старых» дел. И комиссии в своей практической работе следовали этой теоретической установке, не прошедшей ни обсуждения, ни осмысления. Так, за 25 лет существования Рязанской ГУАК было разобрано 223099 дел, из них оставлено на хранение 15983 дела (то есть чуть

[335]

больше 7%). Тверская ГУАК к 1900 г. обработала 70480 дел, из них 6278 дел были отобраны в архив комиссии (то есть около 9%). Нижегородская ГУАК к 1912 г. сосредоточила 113328 дел, опять-таки реализуя идею об оставлении на хранении порядка 5-10% (от бездумного следования этому принципу нижегородские «архивники» молчаливо отказались лишь с приходом А.Я.Садовского к руководству комиссией). Недостатки такого комплектования очевидны профессиональным архивистам и не требуют комментариев. А вот еще пример. По подсчетам В.П.Макарихина, «Действия» Нижегородской ГУАК (46 выпусков) содержат 373 статьи различного объема: 43,4% – архивные публикации; 41,8% – исследования-очерки; 2,1% – археология; около 8% – материалы церковно-религиозного характера[12]. Недостатки использования архивных документов (менее половины публикаций) здесь тоже совершенно очевидны. Качество документальных публикаций в большинстве случаев оставляет желать лучшего, поэтому не выглядит предвзятым вывод о том, что комиссии «ничего нового в разработку археографических приемов не внесли»[13]. В таком случае спрашивается, можно ли рассматривать практику архивной работы ГУАК как образцовую для профессиональных архивистов?..

            Приведенные примеры, на наш взгляд, позволяют считать правомерной постановку проблемы об оценке деятельности ГУАК. Для различных направлений ее практической работы ГУАК эти оценки могут оказаться различными. Особое значение могут иметь архивоведческие суждения сотрудников комиссий – при том, что отсутствие теоретических разработок в области архивоведения тоже показательно для оценки уровня ГУАК[14]. Интересно проанализировать применявшиеся подходы к описанию архивных документов и вообще к практике научно-технической обработки фондов и дел: вероятно, здесь был накоплен наиболее ценный опыт, не потерявший актуальности до сего дня (например, составление аннотированных описей, раскрывающих основное содержание дел в фонде). В целом же объективно оценить собственно архивную работу комиссий (для которой они, заметим в скобках, и создавались когда-то) можно, по-видимому, лишь после всеобъемлющего исследования постановки обеспечения сохранности, комплектования и использования документов во всех созданных комиссиями архивах.

            3. Изучение общественно-политических взглядов деятелей ГУАК.

            Этой теме откровенно не повезло в историографии губернских ученых архивных комиссий. В период существования ГУАК взгляды их

[336]

сотрудников по понятным причинам не рассматривались; в первые десятилетия после упразднения комиссий эти взгляды, напротив, рассматривались чересчур активно – в «компетентных органах». Как эта активность отразилась на судьбах «ученых архивников», напоминать излишне. С середины XX в. утвердилась оценка деятелей ГУАК как представителей буржуазной интеллигенции (консервативной или либеральной)[15]. На рубеже XX-XXI вв. наибольшим вниманием у исследователей пользуются православные убеждения активных членов комиссий. Такие оценки исторически обусловлены, хотя отнюдь не способствуют решению проблемы.

            Уместно вспомнить, что создавались ГУАК по инициативе верховной власти, всецело поддерживавшей знаменитую идеологему: «самодержавие, православие, народность». Заинтересованность властей в создании ученых архивных комиссий неслучайна: исторические примеры, почерпнутые из старинных документов, были призваны служить оправданием и подтверждением данной идеологемы, воспитывать подданных Российской империи в соответствующем духе. Логично предположить, что играть в такие идейно-политические «игры» согласились лишь убежденные сторонники все тех же самодержавия, православия и народности. Но это – в теории. А что же происходило на практике?

            В действительности все оказалось далеко не так просто. В момент своего создания ученая архивная комиссия оказалась чуть ли не единственной «разрешенной» общественной организацией в губернии. Иных форм общественной жизни для губернских интеллектуалов в период «охранительного» правления Александра III по сути не существовало. Между тем либеральная интеллигенция, ущемляемая и ужимаемая правительственной реакцией, искала применения своим силам. Основной «отдушиной», как известно, становилось земство, немало сделавшее для просвещения народа. В условиях 1880-ых гг. еще одной формой просветительской деятельности могла стать «ученая архивная комиссия» – дело новое, интересное, а главное, дозволенное. Удивительно ли после этого, что одним из активнейших сотрудников Нижегородской ГУАК в ее первое десятилетие стал В.Г.Короленко? Незаурядная личность властителя умов Нижнего Новгорода, конечно же, сразу привлекла почитателей его таланта в ряды членов НГУАК, и они-то, собственно, задавали тон в практической работе, находя в старинных документах совсем не то, что желательно было бы «властям предержащим» (достаточно перелистать подготовленные в 1880-нач.1890-ых гг. аннотированные

[337]

описи губернского правления, Балахнинского магистрата или историко-архивные очерки В.Г.Короленко). Чрезвычайно показательны и общественно-политические взгляды руководителей НГУАК. «Отец-основатель» комиссии А.С.Г ациский придерживался либерально-демократических убеждений и всегда оставался чужд монархических и реакционно-клерикальных идей[16]. Его преемник, А.А. Савельев – лидер левоцентристского крыла «Партии народной свободы» (конституционных демократов) – был последовательным противником самодержавного абсолютизма, да и религиозностью не отличался. В отличие от своих предшественников, А.Я. Садовский до конца жизни оставался искренне верующим человеком, но, хотя политикой и не занимался, в период руководства НГУАК открыто поддерживал оппозиционную интеллигенцию: его подписи есть под протестами против губернаторского произвола и разгула черносотенной реакции. По-видимому, закономерно, что активные сотрудники НГУАК, в большинстве своем сторонники левых кадетов, сочувственно относились к революционному движению, лояльно восприняли Советскую власть и после 1918 г. работали в новых учреждениях[17]. Действительность в очередной раз оказалась не такой, как в умозрительных схемах…

            Трудно сказать, насколько типична нижегородская ситуация для ГУАК России в целом. Ответить на этот вопрос удастся лишь после объективного и непредвзятого изучения общественно-политических взглядов «ученых архивников» в разных регионах. Но уже сейчас ясно, что без такого изучения наши знания по истории комиссий рискуют остаться неполными.

            Таковы основные проблемы, которые представляются нам актуальными в истории губернских ученых архивных комиссий. Данная тема, несомненно, остается перспективной для изучения общественной деятельности в российской провинции на рубеже XIX-XX вв., и возможности исследования различных аспектов далеко не исчерпаны.