I. Документы политических партий и организаций

[51]

Исходным комплексом документов, которым открывается наш курс, являются документы политических партий и организаций. Среди них главная роль принадлежит программным документам, которые излагают цели и задачи, стратегию и тактику политической борьбы, определяют силы, средства и формы, с помощью которых политические партии мыслят реформирование или революционное преобразование общества.

В этих материалах находят отражение в концентрированном виде наиболее важные направления и течения человеческой мысли, устремленной в будущее.

Программы политических партий России начала века были интересны, одна другой лучше. Но все они были далеки от реалий и утопичны. Как это ни парадоксально, но, может быть, самой реалистической из них оказалась программа наименее радикальной партии. Например, России вполне подошла бы программа партии октябристов. Ее реализация продвинула бы Россию далеко вперед на пути прогресса.

Но политическим течением, определившим развитие России XX в. стал большевизм. Поэтому мы начинаем с документов РСДРП — РСДРП (б) — РКП(б) — ВКП(б) — КПСС. Далее рассмотрим документы политических партий периода революции и затем немного коснемся программных документов современных политических образований.

Коммунистическая партия СССР являлась правящей партией. Ее руководящая роль проявлялась в том, что решения ее высших органов (съездов, конференций и пленумов ЦК) имели директивный характер,

[52]

лежали в основе законодательной и практической деятельности государства, профсоюзов, комсомола и других массовых организаций трудящихся.

В партийных документах отражены все принципиальные вопросы развития народного хозяйства, идеологии, культуры, социальных процессов и т. д. Поэтому ни один вопрос истории внутренней и внешней политики Советского правительства нельзя понять и изучить без серьезного анализа документов КПСС.

Документы КПСС во все времена характеризовала воинствующая непримиримость по отношению к любому инакомыслию, готовность к взрывному подавлению всякого несогласия, традиционная агрессивность коммунистической идеи. Еще недавно все это подавалось как сугубо классовая направленность деятельности КПСС. Однако волю какого класса выражала партия? Кому это было на пользу? Рабочему классу? Народу в целом? Нет!

На самом деле документы партии в той или иной мере, открыто, агрессивно или завуалированно утверждали стремление КПСС к диктатуре, к монопольному распоряжению судьбами страны, судьбами людей, от целых народов до отдельной личности.

КПСС — не политическая партия в традиционном понимании этого слова. Она не имеет ничего общего с революционно-конспиративной партией типа РСДРП или эсеров. Не приобрела она и черт партии парламентского типа. КПСС — это ядро структуры тоталитарного общества, главное устройство в механизме власти. КПСС только условно можно назвать партией, так как она служила непосредственно интересам тоталитарного государства.

Партийные оценки и директивы, запечатленные в обширной партийной документации, страшны и опасны тем, что в теоретических конструкциях и практической деятельности опирались на ложные, мертворожденные схемы. И ради красивых, но заранее обреченных на провал утопий приносились в жертву судьбы, здоровье и жизнь миллионов людей.

[53]

Основные публикации документов КПСС, их классификация и пр. изложены в учебниках, и я на этом останавливаться не буду. Остановлюсь лишь на сущностных характеристиках партийных документов в целом. Историки партии хорошо потрудились, чтобы доказать, что партийные источники абсолютно достоверны и непогрешимы. Если взять любое партийное решение, то там вряд ли можно обнаружить какие-либо сомнительные места. Все правильно, все вроде бы по делу, за исключением самого главного. Все они исходили из оценки не реального, а желаемого, руководствуясь выдуманной схемой. А это решительным образом все ставит с ног на голову. И здесь уже не до частностей.

Представьте себе, что я самым серьезным образом  стал бы вас убеждать в том, что на дворе не осенний  дождливый вечер, а ясное майское утро со всеми вытекающими отсюда последствиями. Мало того, то же самое вы услышали бы и от других преподавателей, почерпнули из средств массовой информации. Наконец, вас авторитетно убеждали бы в этом с самых высоких трибун. Кого бы вы приняли за идиота?

Когда в 1961 г. Н.С. Хрущев выдвинул программу строительства коммунизма и обещал, что к 1980 г. будет создана его материально-техническая база, а тогдашнее поколение людей будет жить при коммунизме, трудно сказать, поверил ли ему народ, но никто не возражал, по крайней мере открыто.

И все партийные документы исходили из этой утопической установки. Какой смысл выяснять с точки зрения источниковедения отдельные детали таких документов, если в главном они несли чудовищную чушь.

Нереальность хрущевских утопий обнаружилась довольно быстро. Тезису о развернутом строительстве коммунизма требовалась какая-то разумная альтернатива. И она появилась. Правда, разумности в ней было не больше.

Новое теоретическое “открытие” именовалось “развитым социализмом”, оно стало важнейшей методо-

[54]

логической установкой брежневского безвременья. Происхождение ее поистине причудливо.

После смещения Хрущева “оттепель” была свернута не сразу. Еще какое-то время по инерции сохранялись условия для творческих поисков. И мыслящие люди 60-х годов пытались определить точку нашего движения в мировой истории. Реальная оценка того, кто мы, где мы, что из себя представляет наше общество, куда оно движется, — все эти вопросы волновали лучшие умы тех лет.

В 1966 г. в “Правде” была опубликована статья “О строительстве развитого социалистического общества”. В ней, в сущности, содержались отказ от лозунга “развернутого строительства коммунизма”, признание того, что у нас пока еще созданы лишь отсталые формы социализма, и ориентация на научно-техническую модернизацию, реконструкцию управления, демократическое развитие.

Что же сделали люди Брежнева из идеологического аппарата? Они ухватились за идею создания развитого социалистического общества, но все перевернули с ног на голову. И было сделано сногсшибательное открытие: у нас уже построено развитое социалистическое общество.

Концепция развитого социализма родилась в 50-ю годовщину октябрьского переворота. Она являла собой своеобразный шаг в разработке теоретических проблем социализма.

Впервые новую концепцию вложили в уста Брежнева, который констатировал факт построения в СССР “развитого социалистического общества” и выдвинул задачу как можно полнее использовать возможности, которые это общество открывает[1].

Развернутая характеристика “развитого социализма” впервые была дана в постановлении ЦК КПСС “О подготовке к 50-летию образования Союза Советских Социалистических Республик”[2].

[55]

Так появилась новая доктрина. Все остальное, в сущности, производное от нее. Во всех партийных документах 70-80-х годов раскрывались различные аспекты концепции развитого социализма. Наиболее активно выдвигались теоретические и прикладные вопросы так называемого “советского образа жизни” — этого величайшего мифотворчества нашего времени.

Я еще раз повторяю, что при анализе документов того времени всегда важно видеть главное: на чем свихнулся отдельный человек или общество в целом. |

Здесь описана парадоксальная ситуация. С одной стороны, источниковедение имеет дело с конкретными документами. Лишь посредством документов историк может постичь эпоху. С другой стороны, не зная эпохи, мы не поймем документ. Возьмем любой документ прежних лет — все вроде бы правильно, все для блага человека! А эпоха — насквозь лживая!

Документы высших партийных органов в той части, которую необходимо было довести до населения, публиковались широко. Так, стенографические отчеты партсъездов и некоторых конференций изданы даже дважды: в 20-30-е годы и в 60-е годы, хотя не переиздавались стенограммы XIV, XVII и XVIII съездов. Что касается XIX съезда, то его стенограмма вообще не издавалась.

Трудно судить о полноте этих публикаций. Например, считалось, что заседание военной секции VIII съезда не стенографировалось, но лишь сравнительно недавно мы узнали, что стенографический отчет VIII съезда публиковался не полностью. В конце 1989 г. были опубликованы стенограммы закрытого заседания съезда (21 марта) и военной секции (20 и 21 марта)[3].

Стенограммы пленумов ЦК КПСС никогда не публиковались. Получалось, что рядовые коммунисты абсолютно не знали, как происходит обсуждение того или иного вопроса на пленуме. Впрочем, исключения были. И при Сталине, и при Хрущеве некоторая информация на места поступала. Но то, что предназна-

[56]

чалось для руководства, не доводилось до сведения рядовых коммунистов.

И все же в подавляющем большинстве случаев возникали односторонние представления, причем по весьма серьезным проблемам. Например, пленум ЦК КПСС, открывшийся 25 декабря 1989 г., на рассмотрение которого были вынесены вопросы, связанные с решениями XX съезда Компартии Литвы о выходе из КПСС и самостоятельности Коммунистической партии Литвы. На пленуме доклад сделал М.С. Горбачев, содержание и суть его видны из названия: “В единстве партии — судьба перестройки”. Его публикация без материалов обсуждения — это абсолютно не полная картина: ведь нам не известно, что отвечали коммунисты Литвы. Односторонность и предвзятость освещения проблемы особенно усиливаются употреблением ругательных слов в адрес общественного движения в республике (“одурманивание”, “искривление”, “провокационное обращение”, “подстрекательство”, “давление” и пр.).

В конечном счете стенографический отчет пленума опубликовали в “Известиях ЦК КПСС”[4], но со значительным опозданием.

Что касается оперативной публикации стенограмм пленумов, то первой ласточкой в этом отношении были материалы Февральского (1990 г.) пленума ЦК. Это был первый случай полной публикации и оперативной публикации. “Правда” публиковала стенограмму в ходе работы пленума 6-8 февраля 1990 г. Довольно быстро, уже в марте, эти документы вышли в свет отдельной книгой[5].

Однако подобные публикации не успели стать нормой жизни — КПСС прекратила существование. Ныне это уже задачи историков и архивистов, которые, кстати, начал решать возобновленный журнал “Исторический архив” публикацией материалов Июньского (1957 г.) пленума ЦК КПСС. Однако и здесь просмат-

[57]

риваются рецидивы старой болезни: как бы не сказать лишнего, как бы не перетрудиться в составлении комментариев.

Важное значение для развития всех сторон жизни советского общества играли постановления ЦК КПСС. До граждан страны доводили лишь то, что положено им знать. Тем не менее всегда интересно, как подготавливались эти постановления. Дело в том, что в их основе лежал довольно солидный материал, поскольку к разработке привлекались отдельные специалисты и даже крупные научные коллективы. Так что же из предлагавшегося входило в окончательную редакцию?

Однако исследователь здесь постоянно наталкивается на трудности, поскольку материалы, раскрывающие процесс разработки тех или иных партийных директив, недоступны.

В учебнике М.Н. Черноморского изложена история принятия одного из важнейших постановлений периода массовой коллективизации — постановления ЦК ВКП (б) от 5 января 1930 г. “О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству”. Я хочу на этом примере продемонстрировать два варианта анализа одного и того же источника: Черноморского и моего. И если этот пример подтолкнет вас к единственно возможному в нынешних условиях выходу — работать самому, критически относиться к написанному в учебнике, а также к сказанному с кафедры, я буду рад. Мое слово — не решающая инстанция. Если у вас будет свое мнение, так это же замечательно. Спорьте, доказывайте, отстаивайте свой взгляд.

Итак, из истории разработки постановления ЦК ВКП (б) от 5 января 1930 г. В 1962 г. появились статьи Н.А. Ивницкого и Б.А. Абрамова, в которых были обнародованы материалы комиссии ЦК под председательством Я.А. Яковлева, которые давали возможность судить о ходе разработки указанного постановления.

М.Н. Черноморский, основываясь на данных статьи Абрамова, последовательно изложил этапы работы комиссии в декабре 1929 г., ее предложения,

[58]

содержание подготовленного ею проекта постановления, замечания Сталина и окончательный текст. Речь шла о самых существенных вопросах коллективизации: темпах, принципах обобществления средств производства и формах колхозов, добровольности, о ликвидации кулачества как класса.

Формально правильно проведя анализ текстов, Черноморский верно констатировал: сроки коллективизации Сталиным были существенно сокращены, что нашло отражение в окончательном варианте постановления; были опущены предложения комиссии о составе имущества, оставляемого крестьянам; в предложениях комиссии гораздо больше внимания, чем в окончательной редакции, уделялось обоснованию принципа добровольности при организации колхозов; по вопросу о ликвидации кулачества как класса практические, подробные рекомендации комиссии были заменены общими словами.

Итоговый вывод Черноморского таков: “Проведенный нами сравнительный анализ проекта и самого постановления позволяет установить, что в проекте постановления, являвшегося коллективным трудом большой группы опытных партийных работников, хорошо знавших сельское хозяйство и нужды колхозного движения, был сделан упор на конкретные вопросы, касавшиеся дальнейшего хода коллективизации. Окончательный же текст постановления содержит более общие формулировки, касающиеся в основном принципиальных вопросов и дающие возможность широкого творческого подхода к решению конкретных задач коллективизации страны”[6].

Однако все оказалось гораздо сложнее и драматичнее. На практике так называемые возможности “творческого” подхода обернулись безудержной гонкой и преступлениями против крестьян, что стало проявляться уже осенью 1929 г. Ситуация требовала не общих установок на “творческий” подход, что на практике означало произвол, а конкретных рекомендаций по его

[59]

устранению. О напряженности обстановки свидетельствовали и тревожные сигналы с мест. Рекомендации комиссии были как раз попыткой внести элементы разумного понимания ситуации. Но к ним не прислушались. Последствия были трагичны.

Какой урок можно извлечь из сказанного?

1. Над Черноморским, безусловно, довлела конъюнктура; источниковеду оказалось не под силу вырваться из-под власти сложившихся представлений о характере коллективизации, хотя уже в то время появлявшиеся материалы давали возможность отойти от традиционной схемы.

2. Черноморский недостаточно владел новейшей литературой и источниками по проблеме, и его анализ получился вырванным и из контекста исторической ситуации, и из всего комплекса имевшихся материалов. Следовательно, анализ был проведен формально.

3. Скорее всего, было и то, и другое, т. е. и давление схемы и начальства, и плохое знание материала.

4. Из всего этого делаю заключительный вывод, выходящий за пределы учебника Черноморского и вообще рассмотренного случая. Вывод таков: при анализе документа необходимо тщательно изучить историческую обстановку, весь комплекс литературы и источников по изучаемому вопросу, т. е. то, к чему нас призывают теоретики источниковедения, стало быть, надо иметь хорошую профессиональную подготовку.

Но этого мало. Надо быть честным перед людьми и собой, не идти на поводу у конъюнктуры, отказаться от компромисса, который ведет к искажению исторической правды, не писать о том, что идет вразрез с совестью. Мы это не всегда могли.

Как видите, источниковедческие моменты тесно переплетаются с общечеловеческими мотивами. Наука и совесть — эти понятия неразделимы для познания истины.

Любое постановление ЦК партии — сугубо аппаратный документ, ибо сам ЦК здесь часто ни при чем:

[60]

пленума ЦК никто не созывал, но документ публиковался от имени ЦК. Кто же готовил постановления? Ответ незамысловат: аппарат ЦК КПСС под командой высших партийных чиновников, державших реальную власть.

Постановления ЦК постепенно из документов внутрипартийного характера приобрели всегосударственное значение. Эта их функция особенно усилилась в связи с широко распространившейся практикой издания совместных постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Эти постановления регламентировали буквально все стороны жизни советского общества, и все же подавляющее их большинство касалось народного хозяйства.

Такие совместные постановления были абсолютно антиконституционны, поскольку решения ЦК КПСС наделялись силой закона. Вот вам конкретное проявление всевластия партии. Оно убедительно показывает, кто является подлинным хозяином страны.

Несколько приоткрыть занавес подготовки этих документов помогают материалы издававшегося несколько лет журнала “Известия ЦК КПСС”, а также появившиеся в последние годы воспоминания и статьи лиц, причастных к этой работе.

Так, статья Дениса Бабиченко, в которой использованы интересные документы, посвящена подготовке постановления ЦК ВКП (б) о журналах “Звезда” и “Ленинград”[7]. Правда, невозможно судить, что это за материал и где автор его достал, поскольку ссылок нет. А вот литератор Д.А. Левоневский использовал свои записи, сделанные сразу же после заседания в ЦК 15 августа 1946 г. по поводу постановления о журналах “Звезда” и “Ленинград”, принятого накануне, что позволило Левоневскому воссоздать обстановку, в которой принималось то печально знаменитое постановление[8].

[61]

Если статьи Бабиченко и Левоневского помогают реконструкции истории создания конкретного постановления, то воспоминания Леонида Шинкарева дают возможность представить в целом, как строилась и проходила аппаратная работа. Автор делает это с большим знанием дела, ибо сам неоднократно привлекался к подготовке важнейших документов, докладов, речей для Генерального секретаря. Шинкарев, возможно, одним из первых описал и определил сущность такого непременного института партийно-советской бюрократии, как помощник какого-нибудь высокого сановника. Он дал и описание суматошных дней работы на загородной даче команды, т. е. рабочей группы, сформированной помощником Генсека или Самим для подготовки докладов на пленумах, съездах и пр.[9] Подобный материал можно найти и в работах Ф.М. Бурлацкого[10], который в свое время был близок к Н.С. Хрущеву.

Таким образом, эти работы, во многом основанные на личных воспоминаниях, впервые приоткрывают завесу закулисной жизни Кремлевского двора.

Кстати, почти одновременно о жизни партийных функционеров, их челяди и лизоблюдах 20-30-х годов нам поведали публиковавшиеся в “Огоньке” воспоминания помощника И.В. Сталина Б.С. Бажанова. Подобную же информацию можно получить из воспоминаний А. Орлова, Н.С. Хрущева, A. M. Лариной и др.

Однако к этим свидетельствам необходимо относиться очень осторожно, многое здесь требует проверки.

Для публикации ранее неизвестных читателю партийных документов большое значение имело возобновление в 1989 г. издававшегося в 1918-1929 гг. журнала “Известия ЦК КПСС”. Это было полезное издание, прекратившее свое существование вместе с уходом КПСС с исторической арены. В отличие от “Коммуниста” и других партийных журналов здесь не было статей пропагандистского или аналитического харак-

[62]

тера — публиковались только документы и информация. Причем информационная насыщенность документов довольно высокого уровня. Журнал тем самым как бы не навязывал читателю своего мнения, а давал возможность самому разобраться в публикуемых материалах. Для ориентации имелись необходимый справочный материал и комментарий.

В журнале публиковалась информация о работе за соответствующий период ЦК КПСС и его комиссий, Центральной ревизионной комиссии. Читатель найдет хронику важнейших текущих событий, может получить представление о почте, поступавшей в ЦК КПСС.

Мы получили возможность знать о партии чуть-чуть больше, в частности, как готовятся важнейшие решения. Хотя сведений на этот счет было совсем немного.

В журнале имелась чрезвычайно важная рубрика “Из архивов партии”. Из номера в номер она открывалась хроникой деятельности ЦК партии в документах. Причем ряд документов, включенных в хронику, публиковался впервые. В их числе хранившиеся в ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС протоколы заседаний ЦК РКП (б) и Оргбюро партии.

Однако все это было только вершиной айсберга. Громадные документальные ценности оставались в закрытых архивах партии.

События августа 1991 г. дали возможность приоткрыть завесу над партийными тайнами. Исследование партийных архивов даст много нового. С марта 1992 г. доступ к некогда сверхсекретным архивам бывшего ЦК КПСС открыт.

Уже первая информация о содержании архивов ЦК поражает. Ныне эти документы сосредоточены в Центре хранения современной документации (ЦХСД). В частности, он содержит материалы так называемого 7-го сектора Общего отдела ЦК КПСС (документы за 1952-1991 гг.) — о текущем партстроительстве и материалы 6-го сектора Общего отдела, содержащего все важнейшие решения Политбюро ЦК КПСС. Здесь, в Кремле, сосредоточены протоколы и стенограммы заседаний Политбюро, где решались вопросы войны и

[63]

мирных переговоров, помощи братским компартиям и смены “братских” правительств, ввода войск в Венгрию (1956 г.), Чехословакию (1968 г.), Афганистан (1979 г.). Сюда ложились сводки ОГПУ — НКВД — КГБ, здесь хранятся стенограммы интереснейших и драматичных пленумов ЦК — таких, например, как февральско-мартовский 1937 г., ставший “партийным судом” над Бухариным, июньский 1957 г. — об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова, октябрьский 1964 г., сместивший Хрущева. Здесь же личные архивы вождей (включая богатейший архив Сталина), их переписка, шифротелеграммы, резолюции на полях донесений и приговоров и т. д.

Однако уже с 1992 г. начался новый виток засекреченности. Личные дела номенклатуры засекречивались на 75 лет.

K бы вы ни относились к В.И. Ленину, его нужно изучать внимательнейшим образом, даже более внимательно, чем раньше. Причем не на основании нескольких главных работ, а фронтально, чтобы понять, чем же привлек и увлек за собой миллионы людей этот чародей XX в.

Источниковедческий интерес к произведениям Ленина можно обозначить следующими основными положениями:

1. Изучение работы Ленина с документами; анализ творческой лаборатории Ленина — это самостоятельный и сложный вопрос.

2. Источниковедческий анализ самих ленинских

работ.

3. Вопросы публикации ленинских документов.

[64]

4. Источниковедческое исследование материалов к биографии.

Исходный вопрос изучения ленинских материалов — это их поиск и публикация. Формирование ленинского фонда документов и их публикация относятся к 1920 г., когда по постановлению IX съезда большевиков было предпринято 1-е издание сочинений Ленина. Оно было завершено в 1926 г. и включало в себя 20 томов в 26 книгах. В него вошло более 1 500 произведений.

Издание начало Государственное издательство, а закончил его Институт В.И. Ленина, во главе которого стоял Л.Б. Каменев. Под его руководством были подготовлены и выпущены 2-е и 3-е издания сочинений Ленина, многочисленные Ленинские сборники.

(В Ленинских сборниках публиковались вновь найденные ленинские статьи, речи, письма, записки, различные подготовительные материалы. Всего вышло 40 сборников. Большинство этих материалов включалось затем в 5-е издание сочинений В.И. Ленина.)

Вскоре после завершения 2-го и 3-го изданий качество их подготовки, особенно научно-справочного аппарата, было поставлено под сомнение, а многие подготовители подверглись репрессиям. Было принято решение о выпуске 4-го издания сочинений. Оно вышло лишь после войны в 1946-1950 гг. В нем насчитывалось 35 томов, на пять томов больше, чем в предыдущем издании (в 1957 г. вышли дополнительные 36 и 37-й тома). Научно-справочный аппарат был намного хуже. Замалчивались многие работы В.И. Ленина, особенно его последние статьи и письма.

В 1957 г. ЦК КПСС принял постановление об издании Полного собрания сочинений В.И. Ленина. Была поставлена задача собрать все ленинское литературное наследие: произведения, опубликованные в предыдущих изданиях, в Ленинских сборниках, в протоколах и стенографических отчетах партийных съездов и конференций, в периодической печати, а также работы и документы, ранее не публиковавшиеся.

[65]

За 8 лет вышло 55 томов. В состав 5-го издания вошло около 9 000 работ, из них более половины не включались в предыдущие издания. Свыше 1070 работ и документов опубликованы впервые. Фактически новыми для читателя явились и те сотни произведений, которые в свое время печатались в изданиях, ставших библиографической редкостью, или были опубликованы только на иностранных языках, как правило, за рубежом.

Считается, что 5-е издание отличается максимальной полнотой публикации всех известных документов. Но это не так. Из 34 тысяч документов Ленина, которые хранил ИМЛ, опубликовано лишь 9 тысяч!

Оставляло желать лучшего и качество издания. Сейчас становится известно о фальсификациях и купюрах в 4-м и 5-м изданиях. Фальсификация Ленина началась давно и преследовала определенные цели. Чтобы была понятна суть дела, приведу следующий пример.

Во 2-м и 3-м изданиях есть такая фраза: “В одной стране совершить такое дело, как социалистическая революция, нельзя”. Это было сказано на заседании Моссовета в ноябре 1920 г. А вот еще одна из речи на заседании Петросовета 12 марта 1919 г.: “Дело строительства целиком зависит от того, как скоро победит революция в важнейших странах Европы. Только после такой победы мы сможем серьезно приняться за дело строительства”.

Обе фразы были изъяты из последующих изданий сочинений Ленина, ибо не соответствовали сталинской концепции строительства социализма в одной, отдельно взятой стране. Для “теории социализма”, выдвигаемой Сталиным, это имело первостепенное значение.

Поиск ленинских документов продолжался все годы Советской власти. Одно время вдруг стал нарастать поток обнаружившихся в архивах телеграмм, подписанных Лениным и кем-либо из наркомов. Они стали восприниматься как ленинские документы. В составлении некоторых из них действительно Ленин принимал участие — известны некоторые черновики телеграмм, им отредактированные. Но основной их маc-

[66]

сив нельзя считать ленинским. Подпись Ленина — это всего лишь виза для телеграфа. Дело в том, что из-за перегруженности связи первоочередность передачи текстов определялась наличием подписи Ленина. Такой порядок специально оговаривался правительственным распоряжением по всем центральным государственным учреждениям.

Будущие архивисты, возможно, еще выявят немало таких документов, и надо иметь на этот счет квалифицированное суждение. Конечно, их нужно брать на учет, но не делать из этого сенсации.

Возможность выявления документов — ленинских ли или как-либо иначе связанных с Лениным, проливающих новый свет на его жизнь и деятельность, достаточно высока.

Новые ленинские материалы обычно публиковались в Ленинских сборниках. Так, в XXXIX сборнике их напечатано 264, в сороковом — свыше 100. Материалы сборников интересны тем, что раскрывают творческую лабораторию Ленина.

В 1970 г. ИМЛ при ЦК КПСС начал публикацию томов “Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. 1870-1924”. В 1982 г. вышел 12-й, завершающий том. В строгой хронологической последовательности, год за годом, месяц за месяцем, день за днем, а порой с точностью до часа и минуты восстановлены, как утверждают составители, все известные достоверные события и факты жизни и деятельности Ленина. Это издание дополняет Полное собрание сочинений и Ленинские сборники, в нем впервые опубликовано 6 тысяч новых ленинских документов. Каждый факт подтверждается источниками, как опубликованными, так и архивными.

Иногда вновь найденные документы Ленина публиковались в газете “Правда”, журнале “Коммунист” как в изданиях оперативных. Затем новые материалы включались в Ленинские сборники, в дополнительные тома собраний сочинений, учитывались при выпуске очередных томов “Биохроники”. Поэтому можно сказать, что главных форм публикации ленинских произ-

[67]

ведений три: собрания сочинений, Ленинские сборники, “Биохроника”.

Правда, имеются различные тематические сборники: “Ленин и Красная Армия”, “Ленин и профсоюзы”, “Ленин и молодежь” и пр. Выпускали также избранные труды, брошюры отдельных произведений, рассчитанные на агитаторов, пропагандистов, в учебных целях. Среди опубликованного ленинского наследия большое место занимают подготовительные материалы (планы, наброски), а также черновые варианты, первоначальные редакции статей, брошюр и др. Иногда они весьма значительно разнятся между собой. Таковы, например, первоначальный вариант и окончательный текст работы “Очередные задачи Советской власти”. При жизни Ленина был опубликован лишь окончательный текст. Историки же без всяких оговорок используют и тот, и другой тексты. Но это недопустимо! Так, широко используется ленинская формулировка о принципиальном изменении положения кооперации при переходе власти в руки пролетариата: “Кооперация есть лавочка, и какие угодно изменения, усовершенствования, реформы не изменят того, что это лавочка. К такому взгляду приучила социалистов капиталистическая эпоха. И нет сомнения, что эти взгляды были правильным выражением сущности кооперативов, пока они оставались небольшим привеском к механизму буржуазного строя. Но в том-то и дело, что положение кооперативов в корне принципиально меняется со времени завоевания государственной власти пролетариатом, с момента приступа пролетарской государственной власти к систематическому созданию социалистических порядков. Тут количество переходит в качество. Кооператив, как маленький островок в капиталистическом обществе, есть лавочка. Кооператив, если он охватывает все общество, в котором социализирована земля и национализированы фабрики и заводы, есть социализм”[11].

[68]

Однако в окончательный текст это известное определение не вошло! В чем дело? Отказался ли Ленин от него, признав неудачным, или здесь другие причины, например, переговоры с кооператорами в это самое время (март 1918 г.), которые завершились взаимовыгодным компромиссом и принятием декрета о потребительских обществах от 12 апреля 1918 г. Возможно, что Ленин в силу тактических соображений не счел нужным включить в окончательный текст некоторые положения о кооперации, которые намечал.

Так или иначе, но без соответствующих оговорок цитировать упомянутый отрывок вряд ли мы имеем право. И речь идет не только о формальной и этической сторонах дела, но и о сущностной, поскольку это касается интерпретации взглядов Ленина на кооперацию — вопрос, чрезвычайно важный для понимания и формирования ленинских представлений о социализме.

Составной частью ленинского наследия являются маргиналии Ленина — пометки на книгах, журналах, газетах и пр. Имеется ряд публикаций, содержащих эти маргиналии, например, “Философские тетради”, “Тетради по империализму” и др. Долгие годы основным местом публикации ленинских помет являлись Ленинские сборники.

В 1961 г. был издан каталог “Библиотека В.И. Ленина в Кремле”, давший описание более 8 400 названий книг, журналов, газет. В каталоге воспроизведены пометки Ленина, причем не только текстуально, но и факсимильно — в виде снимков вместе с текстами, к которым они относятся, включая титульные листы и обложки. В конце каталога дан список 134 иллюстраций, воспроизводящих ленинские маргиналии. В процессе подготовки каталога были выявлены неизвестные ранее пометы в 27 книгах и журналах. И все же каталог дает неполное представление, в него не включены работы Бухарина, Каменева, Зиновьева, Троцкого и др., которые, конечно же, были в библиотеке и которые Ленин внимательно читал. А ведь и на работах этих авторов есть ленинские пометы. Един-

[69]

ственный, кто из “врагов народа” успел “проскочить” в Ленинский сборник, — это Бухарин.

В 1920 г., в разгар “военного коммунизма”, вышел теоретический труд Н.И. Бухарина “Экономика переходного периода”. В книге Бухарин обобщил и обосновал военно-коммунистическую хозяйственную и политическую практику. Он с наибольшей полнотой выразил дух “военного коммунизма”, который в той или иной мере был свойствен всей партии. Поэтому Бухарин отразил имевшие широкое хождение представления о непосредственном переходе к социализму.

Ленин прочел книгу. Его замечания были опубликованы в 11-м т. Ленинского сборника в 1929 г. В 1985 г. этот материал был переиздан в 40-м сборнике. В комментариях составителей к последней публикации Бухарин обвиняется во всех смертных грехах, и в первую очередь в восхвалении внеэкономического принуждения как основного метода строительства социализма. У читателя создавалось совершенно превратное представление и о взглядах Бухарина, и о замечаниях Ленина. В самом деле, как совместить утверждение об ошибочной теории внеэкономического принуждения с тем, что именно на полях главы X “Внеэкономическое принуждение в переходный период” мы постоянно встречаем ленинские пометы: “верно”, “очень хорошо”. А заканчивается это все ленинским выводом: “Вот эта глава превосходна!”

Изучение ленинских пометок на полях книги Бухарина свидетельствует о бесспорном единстве, во всяком случае, сходстве многих бухаринских выводов с позицией Ленина, в чем решительно хотели разубедить читателя комментаторы.

Вместе с тем Ленин критиковал Бухарина, что, впрочем, не помешало дать в целом весьма высокую оценку книге. Он поздравил академию[12] “с великолеп-

[70]

ным трудом ее члена” и выразил надежду, что недостатки исчезнут в следующих изданиях. Комментаторы же увидели в рецензии Ленина лишь разоблачителя, бичевателя и ортодокса. Мне кажется, что Ленин в хорошем настроении писал заключение. Тон рецензии шутливо-ироничный. Заключение названо академической рецензией. И, поскольку автор — член академии, Ленин подстраивается под псевдоакадемический стиль. Он явно подтрунивает над автором, нарочито употребляя вычурную терминологию. Здесь много латинских и немецких слов и выражений, а также заумных терминов, таких, как “лимитируется”, “фундированность”, “вурцелирует” и пр.

Подобное можно себе позволить лишь в отношении близкого человека, к которому очень хорошо относишься и который, ты уверен, поймет все правильно. Таким образом, маргиналии не просто свидетельства отношения Ленина к текстам, — в данном случае мы видим нечто большее, а именно характер чисто человеческих отношений. Но суровые лица комментаторов, думаю, и не тронула улыбка при знакомстве с этой полушутливой рецензией.

Издания с пометами Ленина являются важной частью его литературного наследия. Наряду с другими материалами они раскрывают лабораторию ленинской мысли, показывают его умение использовать факты для анализа, обобщений и выводов, дополняют его произведения и показывают, как зарождались ленинские идеи.

Удивительно, ленинские документы разыскивали по всему миру десятки историков, журналистов и пр., а между тем многие документы лежали у нас дома за семью печатями.

С открытием архивов ЦК КПСС и КГБ на свет Божий извлекается множество ранее неизвестных материалов. Уже первые знакомства с ними открывают удивительные вещи. Вот мнение доктора философских наук Б.М. Пугачева, руководителя группы экспертов российской парламентской комиссии. Он первый из простых смертных, кто познакомился с неизвестными

[71]

документами Ленина. Пугачев, в частности, заметил: “Да, мы нашли целый ряд его писем, документов, ранее никогда не публиковавшихся. Знаете, даже мне, человеку, долгие годы связанному с обществоведением, читать эти бумаги было… ну, удивительно, что ли. Письма Ильича характеризуют его как человека крайне жестокого, более того — как человеконенавистника”[13].

В сущности, очевидно, облик Ленина придется постигать заново, как, впрочем, и других деятелей партии.

Реабилитация политических деятелей 20-30-х годов, возвращение из спецхранов их работ, открытие архивов дают богатую информацию для размышления о судьбах нашей Родины, о роли в историческом процессе репрессированных деятелей, их месте в КПСС. Основную часть литературного наследия руководителей КПСС составляют публичные выступления: доклады, речи, реже — статьи, еще реже — книги.

Есть громадная разница в характере этого материала в зависимости от времени его создания. Если в 20-е годы свои речи и доклады политические деятели готовили сами, то в последующие годы все выступления партийных функционеров подготавливались аппаратом. Эта практика получила настолько широкое распространение, что подготовка речей начальству проходила на всех уровнях партийного аппарата, включая районное звено. Ни о каком установлении авторства здесь не может быть и речи. Это исключительно аппаратное производство на потоке.

Практика подготовки материалов для боссов складывалась еще со времен революции. Л.Д. Троцкий, например, как председатель РВС создал достаточно

[72]

влиятельный штат идеологических сотрудников, которые готовили материалы для его докладов и речей, писали записки, редактировали его статьи и т. д.

Собственно, в этом, видимо, нет ничего особенного. Референты, помощники и пр. существуют во всем мире. Но в СССР, особенно в 40-80-е годы, эта практика приняла уродливые формы. В ЦК КПСС существовала специальная группа т.н. “спичрейтеров” или “речевиков”, “речеписцев”, которые составляли важнейшие партийные и государственные документы, готовили доклады и речи руководству.

Практику высших чиновников заимствовали, “углубляли, расширяли и совершенствовали” на местах.

Партийная номенклатура, от районной и выше, беззастенчиво использовала партаппарат и журналистов, а также научные учреждения для подготовки статей и брошюр, докладов и речей и даже банкетных спичей.

Выступления партийного руководства высшего эшелона непременно публиковались в прессе, затем отдельными брошюрами. Постепенно таких материалов накапливалось столько, что можно было издавать их книгами.

Практика издания этих сборников складывалась еще в 20-е годы: издавались книжки Л.Б. Каменева, Г.Е. Зиновьева, А.И. Рыкова, М.И. Калинина, И.В. Сталина и др. А у Л.Д. Троцкого и Г.Е. Зиновьева вышли даже собрания сочинений (у Н.И. Бухарина не успели издать).

Произведения деятелей 20-х годов, безусловно, были отмечены индивидуальностью их авторов и уж, конечно же, контрастировали с “теоретиками” хрущевско-брежневского времени. Даже сочинения Сталина имеют черты своеобразия. Сталинский лаконизм, сведение больших теоретических проблем к примитивному толкованию имели свой смысл, ибо были приноровлены к весьма низкому культурно-политическому уровню населения. Даже внешний вид собрания его сочинений подгонялся под уровень читателя ниже среднего: крупный шрифт, большие пробелы между строк. Современники говорили: “Ленин, конечно, гений, но

[73]

читать его сложно, а вот Сталин излагает свои мысли просто”. В сущности, это было заблуждение или сознательная ложь. Но такая молва усиленно распространялась, поднимая Сталина не только как талантливого популяризатора Ленина, но и как теоретика марксизма.

Хорошо, прежде всего для нас, историков, что издано собрание сочинений Сталина. Правда, оно не завершено и никак не может претендовать на полноту. Вышло лишь 13 томов (включая работы до 1935 г.). За границей издан (по нашим гранкам) и 14-й том. Но это незаменимый источник для изучения сталинской эпохи. По этим книгам интересно изучать сталинскую логику, сталинскую систему доказательств, сталинскую стилистику.

Вы обращали внимание на то, что по мере укрепления авторитета и власти того или иного деятеля расширяется диапазон его интересов и якобы компетенции, а суждения становятся непогрешимыми? Сталин выступал и по экономическим проблемам социализма, слыл знатоком театра и литературы, писал “относительно марксизма в языкознании” и пр. Он мог посрамить самого Гёте всего лишь одной фразой, сказав, что “Девушка и смерть” Горького посильнее “Фауста” Гёте.

Воинствующая посредственность вторгалась в экономику, культуру, искусство. Жданов мог учить Шостаковича сочинять музыку. Хрущев свободно разглагольствовал о живописи и поэзии. И нет им числа… Хрущевское многословие только о сельском хозяйстве разместилось аж в 8 томах (задумано было 5) “сочинений”: “Строительство коммунизма в СССР и развитие сельского хозяйства”. Прочие сюжеты нашли отражение в других его многочисленных “трудах”.

Вслед за Хрущевым опубликовали свои “сочинения” все генсеки и многие члены Политбюро. Даже К.У. Черненко успел оставить свое “теоретическое” наследие.

Особенно многословными оказались Хрущев и Брежнев. Словоблудие Брежнева с трудом разместилось в

[74]

9 томах, хотя писать он не любил и не умел. Писали за него. Речи, доклады, воспоминания. Авторы его речей обладали исключительной способностью незаметно исказить любую плодотворную идею. В результате воспроизводились нередко хорошие и правильные слова, за которыми, однако, ничего не стояло.

Сочинения Брежнева как нельзя лучше подтверждали, что пустозвонство и всеобщая говорильня достигли апогея. И как тут не вспомнить незабвенного М.Е. Салтыкова-Щедрина. Он писал: “Неизбежность господства фразы над жизнью… представляется до такой степени естественною, что большинство уже смотрит на это явление как на закон, не допускающий ни споров, ни возражений, а требующий лишь безусловного подчинения. Это предел, дальше которого падение мыслительного уровня общества идти не может. Начинается нелепое одностороннее торжество, в котором пустомыслие изрекает обязательные афоризмы, сопровождаемые со стороны наивных беспорядочными трубными звуками, а со стороны ловких людей — всеми атрибутами нескрываемого хищничества” (“Пошехонские рассказы”).

С реабилитацией политических деятелей из спецхранов библиотек в открытый доступ возвращаются их сочинения. Многое переиздается. В этой связи предстоит выявление в библиотеках малоизвестных работ Бухарина, Зиновьева, Рыкова, Каменева, Томского и др., а также неопубликованных документов в архивах. Будут уточняться или писаться заново биографии политических деятелей, и в этой связи предстоит выявление материалов биографического характера. Здесь каждый из нас может внести свою лепту. И речь идет не только о крупных личностях.

Как ныне воспринимать работы партийных деятелей 20-х и особенно 30-х годов? Мы найдем в выступлениях и статьях тех лет немало самокритики, признания своих ошибок, а также критики в адрес других. Репрессивный режим того времени побуждает нас воздерживаться от поспешного соглашения и с самобичеванием, и с разоблачением оппонентов.

[75]

Для партийной публицистики 20-х годов характерна необычайная политическая заостренность. Если мы возьмем произведения, скажем, Н.И. Бухарина, особенно направленные против Л.Д. Троцкого, то увидим, что они очень резки. В этом проявлялся дух времени, отличавшийся острейшей идейно-политической борьбой и крайней непримиримостью. “Троцкоедство” у Бухарина и, напротив, “Бухариноедство” у Троцкого и его сторонников должны быть учтены при исследовании литературы и документов того времени.

При этом важно иметь в виду, что обострение внутрипартийной борьбы часто искусно провоцировалось сталинским руководством с целью последовательного уничтожения и Троцкого, и Бухарина, и всех сторонников того и другого.

Необходимо еще иметь в виду, что выступления партийных лидеров, например того же Бухарина, на партсъездах и конференциях фактически проходили цензуру Л.М. Кагановича, который не только вычеркивал, но и вписывал. Потребуется большая и кропотливая источниковедческая работа, чтобы в публицистике 30-х годов отделить Бухарина действительного от Бухарина вынужденного, отделить бухаринский текст от вписанного чужой рукой. Все сказанное в равной мере относится и к другим политическим деятелям.

Публикация новых документов КПСС не только даст материал о жизни и деятельности той или иной личности, не только прольет новый свет на нашу историю, но и даст много нового для характеристики образа Ленина, установления характера взаимоотношений его с соратниками по партии.

Сокрытие подобных материалов ставит Ленина в изолированное положение. Но ведь он каждый день был с людьми.

Какой неожиданностью для всех была публикация в 60-е годы повести Э. Казакевича “Синяя тетрадь”, из которой мы с удивлением узнали, что Ленин, скрываясь в 1917 г. в Разливе, оказался в шалаше не один — с ним был Зиновьев, который по постановлению руко-

[76]

водства партии также прятался. И были они вроде бы, судя по всему, в неплохих отношениях. Ленин называл Зиновьева по имени — Григорием.

А как быть с другими — Бухариным, Каменевым и особенно с Троцким? Мы ругали его в хвост и гриву. А что же Ленин? Разве он не понимал, что представлял собой Троцкий? Или, наоборот, все прекрасно знал? Разобраться помогут только документы.

Давайте для примера вспомним так называемый “грузинский конфликт” 1922 г. Ленин, будучи больным и зная, что он не попадает на заседание ЦК, где будут разбирать “грузинский конфликт”, обратился через своего секретаря к Троцкому. Он просил Троцкого взять на себя защиту грузинского дела, поскольку не может положиться на беспристрастие Сталина и Дзержинского. Это послание Ленин продиктовал 5 марта 1923 г., он сообщал, что если Троцкий не согласится, то пусть вернет все дело. “Я буду считать это, — пояснял Ленин, — признаком Вашего несогласия”.

В комментарии к 45-му тому ПСС В.И. Ленина в связи с этой диктовкой отмечено: “Троцкий, ссылаясь на болезнь, ответил, что он не может взять на себя такое обязательство” (С. 609).

Однако это не соответствует истине. Ответ Троцкого, записанный по телефону секретарем СТО и СНК МА. Володичевой, приведен в комментарии не полностью.

Троцкий же сообщал, что из-за болезни он не может взять на себя такого обязательства. Но тут же добавил, что так как надеется скоро поправиться, то просит “прислать ему эти материалы (если они никому не необходимы) для ознакомления, и, если здоровье ему позволит, он их прочтет”. Кроме того, Володичева зафиксировала: “Сказал, что документов он абсолютно не знает, что он говорил с Махарадзе, с Мдивани, слышал Орджоникидзе на Пленуме ЦК, что если у него были колебания, то он убедился, что были сделаны крупные ошибки”[14].

[77]

И дальнейшие события показали, что Троцкий защищал позиции Ленина по грузинскому вопросу. Этот небольшой штрих показывает, что Ленин даже перед смертью доверял Троцкому, одному из немногих.

К осмыслению личности Троцкого, его роли в революции историческая наука, видимо, не готова. Этому мешает отсутствие элементарных знаний о Троцком, что, в свою очередь, упирается в отсутствие необходимых документов и произведений самого Троцкого.

До отъезда из СССР в 1928 г. выходило большое собрание сочинений Троцкого, которое было моментально упрятано подальше с глаз. Изымались издания других авторов, где в позитивном смысле упоминалось имя Троцкого. Та же участь постигла и архивные документы.

Покидая СССР, Троцкий увез значительную часть своего архива. Ныне эти материалы хранятся в Гарвардском университете США. Здесь собрано свыше 17,5 тыс. документов. Из них перу Троцкого принадлежат 4,5 тыс., остальные — корреспонденция к нему. Документы охватывают период с мая 1917-го по 1940 г.

За рубежом документы Троцкого публиковались. Прежде всего это прекрасная публикация документов до 1922 г., осуществленная Мейером. Она представляет собой двухтомник по 100-200 печатных листов каждый. Причем текст передан на языке оригинала, в переводе на английский и, наконец, факсимильное воспроизведение документа.

Имеется также 4 выпуска издания документов за 1923-1927 гг. Его осуществил Ю. Фельштинский. В 1990 г. оно издано и в СССР[15].

Колоссальное издание собрания сочинений Троцкого запланировано в Германии. Согласно проспекту, оно составит 80 или 100 томов (сами издатели пока еще точно не знают).

[78]

Наконец изменилось отношение к наследию Троцкого и у нас. В 1989 г. в журнале “Горизонт (№ 5) Н.А. Васецким впервые после долгих лет непримиримого непринятия Троцкого было опубликовано одно из его произведений. Это мемуарный очерк “Иосиф Сталин”, опыт характеристики, написанный Троцким в сентябре 1939 г. Затем в “Огоньке” появляются воспоминания о Ленине, в “Родине” — статья “Национальное в Ленине”, в журнале “Вопросы истории” — “Сталинская школа фальсификации”, в “Молодом коммунисте” — работа “Новый курс”. Наконец, в 1990 г. Политиздат выпускает сборник работ Троцкого “К истории русской революции”, а “Наука” — книгу “Сталинская школа фальсификации”. С № 7 за 1990 г. журнал “Знамя” начал публикацию дневников и писем Троцкого. Последовали и иные издания[16]. Таким образом, дело сдвинулось с мертвой точки.

Красноречивым показателем изменения отношения к Троцкому за последние годы является и название статей о нем. Так, в 1987 г. историк В.М. Иванов назвал свою статью “Перекрашивают Иудушку”, в которой давал решительную отповедь западногерманскому журналу “Шпигель”, осмелившемуся утверждать, что в СССР, похоже, начинается реабилитация Троцкого[17].

Но уже через год историк Д.А. Волкогонов пишет статью в совершенно иной тональности. Правда, ее название довольно странное: “Демон революции”. Но зато автор четко заявляет: “…Есть основание считать, что Троцкий в годы его активной деятельности в партии (1917-1924 гг.) не был врагом революции и социализма”[18].

Дальше — больше. В 1990 г. Волкогонов назвал свой материал уже предельно спокойно и скромно: “Троцкий”, в котором тот назван “одним из главных героев революции и гражданской войны”[19].

[79]

Называя в 1988 г. Троцкого “демоном революции”, Волкогонов под ее богом подразумевал, естественно, Ленина. В 1990 г. Волкогонов пишет уже иное: “При жизни Ленина Троцкий, без сомнения, второй человек после него по своему влиянию и авторитету в государстве”. Как быстро все менялось!

Но тогда, видимо, был всего лишь кратковременный пик признания Троцкого, выражение ему симпатий. Так же быстро эта волна стала откатываться. Позже за героическими портретами вождей наконец разглядели суровые и очень несимпатичные черты. Тот же Волкогонов развенчивал образы богов революции, в частности Ленина, и, стало быть, взгляд на Троцкого также менялся.

Ко всему происходящему надо относиться с чрезвычайной осторожностью. Ныне неизбежно оседает восторженность перед репрессированной так называемой ленинской гвардией революционеров. Да, по-человечески жалко погибших. Миллионы невинных людей унесли годы советской власти. Но… Еще в 60-е годы наиболее дальновидные люди верно подметили о некоторых расстрелянных: а сколько людей посадил тот или иной деятель, прежде чем сесть самому? Ведь жертвами репрессий стали даже такие кровавые палачи, как Ягода и Ежов. Я понимаю — это крайность. И все же. А более ранние деяния “кристально чистых” ленинцев? Как оценить, скажем, действия прославленного маршала Тухачевского, который в 1920 г. жестоко подавлял Тамбовское восстание, выкуривая крестьян из леса даже газом?

Переосмысление образа коммуниста — задача сложная. Ее нельзя упрощать. Ругательными словами делу не поможешь. Объективному анализу должен способствовать дифференцированный подход к различным уровням партийного руководства, рядовым членам партии. Соответственно мы должны воспринимать и документацию, исходившую из разных звеньев партии.

[105]

Политические партии России: (Октябрь 1917 года — середина 20-х годов): Краткое справочное пособие. Волгоград, 1992.

Программы политических партий и организаций России конца XIX- XX в. Ростов, 1992.

Программы политических партий в России. Воронеж, 1991.

Программные документы политических партий и организаций: Хрестоматия. М., 1990.

Программные документы политических партий России дооктябрьского периода. М., 1991.

Сборник российских политических программ: 1917-1955. М., 1990.

История политических партий России. М.; 1994; Тютюкин СВ., Шелохаев В.В. Марксисты и русская революция. М., 1996.

* * *

Каталог-справочник неформальных самодеятельных организаций и независимой прессы СССР. М., 1990.

Неформальная Россия: О неформальных политизированных движениях и группах в РСФСР (Опыт справочника). М., 1990.

Многопартийность в России: блоки и коалиции. Программные документы. М., 1992.

Неформальная волна. М., 1990.

Новые общественно-политические движения и организации в СССР. Документы и программы. М., 1990. Ч. 1-2.

[106]

Россия: Партии, ассоциации, союзы, клубы: Справочник. М., 1991.

Т. 1-5. Христианские партии и самодеятельные объединения. М, 1990.

* * *

Архивы Кремля и Старой площади: Справочник по документам, представленным в Конституционный суд Российской Федерации по делу КПСС. М., 1993. // Архивно-информационный бюллетень. Приложение к журналу “Исторический архив”. 1993. № 1-4.

Опубликовано: В.В. КАБАНОВ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ИСТОРИИ СОВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА. Курс лекций. МОСКВА. 1997.