Саар Г.П. Источники и методы исторического исследования

АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ

ИНСТИТУТ.

ИСТОРИКО-ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ

ОТДЕЛЕНИЕ

Г.П. СААР

ИСТОЧНИКИ И МЕТОДЫ

ИСТОРИЧЕСКОГО

ИССЛЕДОВАНИЯ

ИЗДАТЕЛЬСТВО

АзГНИИ

БАКУ

1930

  *  *   *

ОГЛАВЛЕНИЕ

 Стр.

Предисловие …………………………………………………………………………5

 1) Методология истории …………………………………………………………. 7

 2) Исторические источники …………………………………………………..     12

 3)       Классификация источников ………………………………………………15

 4) Вспомогательные исторические дисциплины ………………………….. 23

 5) Историческая география ……………………………………………………. 25

 6) Антропология …………………………………………………………………. 29

 7) Этнография ……………………………………………………………………. 31

 8) Языковедение ………………………………………………………………… 33

 9) Археология ………………………………………………………………………35

 10) Эпиграфика …………………………………………………………………… 36

 11) Нумизматика ………………………………………………………………… 38

 12) Метрология …………………………………………………………………… 39

 13) Хронология …………………………………………………………………… 41

 14) Сфрагистика ………………………………………………………………….. 51

 15) Геральдика ……………………………………………………………………. 52

 16) Палеография ………………………………………………………………….. 53

 17) Дипломатика ………………………………………………………………….. 55

 18) Другие вспомогательные дисциплины …………………………………… 56

 19) Историческое развитие критики источников …………………………… 57

 20) Задачи критики источников ………………………………………………..   62

 21) Предварительная критика и отбор исторических источников ……… 65

 22) Хранилища и указатели источников ……………………………………..   71

 23) Определение времени возникновения источника ……………………… 75

 24) Определение места возникновения источника …………………………. 78

 25) Определение автора источника ……………………………………………  80

 26) Установление подлинности источника ……………………………………   86

 27) Установление интерполяций ……………………………………………….. 90

 28) Установление генеалогической связи источников ……………………….93

 29) Установление ошибок и опечаток …………………………………………   99

 30) Публикация письменных источников ……………………………………   106

 31) Лингвистические толкования источника …………………………………. 110

 32) Толкование смысла содержания источника ……………………………  113

 33) Критика толкования устных и вещественных памятников ……………   116

 34) Задачи критики достоверности ……………………………………………… 119

 35) Причины недостоверности сообщений ……………………………………. 120

 36) Установление недостоверности сообщений ……………………………….126

 37) Данные антропологии ………………………………………………………… 133

 38) Данные археологических раскопок, городища, здания и т. п. ………..   134

 39) Монеты и медали …………………………………………………………….   135

 40) Надписи ………………………………………………………………………… 136

 41) Обычаи, обряды и верования ……………………………………………… 137

 42) Народные песни, сказки, легенды и т. п. …………………………………  140

 43) Хроники, летописи и жития святых ……………………………………….   141

 44) Мемуары и дневники ………………………………………………………… 143

 45) Публицистические произведения ………………………………………… 144

 46) Беллетристика и поэзия ………………………………………………………146

 47) Акты ……………………………………………………………………………..  148

 48) Статистические данные ………………………………………………………150

 49) Счетоводство и деловая переписка ………………………………………..153

 50) Живопись, скульптура, карикатура и плакат ……………………………. 156

 51) Фотографические и кинематографические снимки …………………… 158

 52) Географические карты и планы ……………………………………………. 160

 53) Географическая номенклатура ………………………………………………163

 54) Фонографические записи и звуковые фильмы …………………………… 165

 55) Исторические исследования ………………………………………………….166

афические снимки …………………….

 56) Историческое построение и изложение ……………………………………169

 Круг лиц, занимающихся самостоятельным исследованием отдельных проблем истории, но не имеющих специальной подготовки, в последнее десятилетие, в связи с созданием Истпартов, Истпрофов и Истомолов, значительно увеличился. С другой стороны, большинство педагогических факультетов и институтов, дающих основную массу преподавателей обществоведения и историков-краеведов, отказалось от семинаров по работе над первоисточниками, заменив такие семинары обычными учебными занятиями.

 Между тем, историческое исследование может дать удовлетворительные результаты только в том случае, если историк при исследовании соблюдает соответствующие методологические требования. История в этом отношении не отличается от других наук, и ошибаются те, кто думают, что для того, чтобы быть историком, достаточно владеть пером и фантазией.

 Методам исторического исследования нельзя научиться по учебнику. Они могут быть усвоены только в процессе работы историка. Но, чтобы они могли быть усвоены, историк должен знать, в чем они заключаются. Помочь начинающему историку в этом отношении и является целью этой книги.

[7]

 История – наука, изучающая конкретный процесс развития человеческого общества и устанавливающая внутреннюю закономерность этого процесса[1]. История изучает именно конкретный процесс развития человеческого общества, т.-е. развитие, как оно, действительно, происходило в определенное время, в определенном месте, а не абстрактный, воображаемый процесс развития. История изучает процесс развития человеческого общества, а не человека, как животного организма, и не развитие отдельной личности, оторванной от общества. История устанавливает внутреннюю закономерность процесса развития человеческого общества, а не пытается объяснить это развитие какими то сверхъестественными силами, волей бога, развитием абсолютного духа и т. п.

 Приведенное определение истории, как науки, само по себе устанавливает границу между историей и естественными науками (анатомия, физиология, антропология и др.), изучающими человеческий организм со стороны его функций и развития, и между историей и другими общественными науками (право, политическая экономия и др.), изучающими развитие отдельных явлений в человеческом обществе, а не развитие человеческого общества в целом.

 По своему характеру история является такой же положительной наукой, как и естественные науки[2]. Но „история развития общества в одном пункте существенно отличается от истории развития природы. Именно: в природе (поскольку мы оставляем в стороне обратное влияние на нее человека) действуют одна на другую лишь слепые, бессознательные силы, и общие законы проявляются лишь путем взаимодействия таких сил. Здесь нигде нет сознанной, желанной цели: ни в бесчисленных кажущихся случайностях, видимых на поверхности, ни в окончательных результатах, показывающих, что среди всех этих случайностей явления совершаются сообразно общим

[8]

законам. Наоборот, в истории общества действуют люди, одаренные сознанием, движимые умыслом или страстью, ставящие себе определенные цели. Но как ни важно это различие для исторического исследования, — особенно отдельных эпох и событий, — оно ни мало не изменяет того факта, что ход истории определяется общими законами… Столкновения бесчисленных отдельных стремлений и отдельных действий приводят в области истории к состоянию, совершенно подобному тому, которое господствует в бессознательной природе. Действия имеют известную желанную цель, но результаты, вытекающие из этих действий, часто вовсе не желательны. А если они, повидидимому, и соответствуют желанной цели, то, в конце-концов, они несут с собой далеко не одно то, что было желательно. Таким образом, кажется, что в общем случайность одинаково господствует и в исторической области. Но где на поверхности господствует случайность, там сама эта случайность всегда оказывается подчиненной внутренним, скрытым законам. Все дело в том, чтобы открыть эти законы“[3].

 Указанное Ф. Энгельсом отличие развития человеческого общества от развития природы обусловливает и отличие методов, применяемых в исследовании развития человеческого общества, от методов, применяемых в естественных науках при изучении явлений природы. Изучением же методов, применяемых в данной науке, занимается методология этой науки.

 „Методология науки преследует две задачи: основную и производную; основная состоит в том, чтобы установить те принципы, которые лежат в основе науки и в силу которых она получает свое значение; производная сводится к тому, чтобы дать систематическое учение о тех методах, при помощи которых что-либо изучается. Подобно методологии всякой другой отрасли науки, и методология истории, разумеется, ставит себе те же задачи: она стремится дать теорию исторического, знания и выяснить методы исторического изучения“[4].

 Теория исторического знания, или, как она еще называется, философия истории, занимается установлением основных принципов и задач исторической науки. Она выясняет вопросы о причинности и целесообразности, о необходимости и свободе воли, о влиянии географической среды, о значении классовой борьбы, о роли личности в истории, о взаимоотношении экономического базиса и идеологических надстроек и т. п., а также более общие вопросы, как-то: что такое наука, что такое история и т. д.

 Уже один перечень вопросов, входящих в теорию исторического знания, показывает, что в классовом обществе нет единой теории

[9]

исторического знания. Каждый класс имеет свои требования, пред”являемые истории и историкам. Не только представители отдельных классов (буржуазии, землевладельцев и др.), но и идеологи отдельных прослоек одного и того же класса и отдельных эпох различно разрешают вопросы о значении классовой борьбы, о роли личности в истории и др., руководствуясь при этом, сознательно, или подсознательно, интересами своего класса (или прослойки класса). Но если взять самое основное, то по взглядам на теорию исторического знания мы можем разделить всех историков на три группы: сторонников идеалистического понимания исторического процесса, сторонников материалистического понимания исторического процесса и эклектиков.

 Для нас не подлежит никакому сомнению, что единственной действительно научной теорией исторического знания является исторический материализм. И поэтому в настоящее время действительно научным может считаться только то историческое исследование, которое удовлетворяет требованиям, пред”являемым историческим материализмом. Но таких исследований мало не только по истории Западной Европы, Азии и др. стран света, но и по истории СССР. Поэтому, пожалуй, нет ни одной области науки, в которой пролетариату предстоит такая большая исследовательская работа, как в области истории.

 Но если научные исследования историков-идеалистов и эклектиков нельзя признать, с точки зрения современной науки, научными, то их значение для исторической науки остается по-прежнему огромным. Историки-идеалисты и эклектики собрали, систематизировали и опубликовали громадные массы исторических источников и сведений. Правда, при этом у них был и есть классовый подход при выборе фактов и источников, не говоря уже об их исторических построениях. Но эти материалы и исследования, при правильном подходе к ним, дают возможность использовать все, что было достигнуто до настоящего времени буржуазной наукой, для создания пролетарской исторической науки. „Марксизм завоевал себе свое всемирно-историческое значение, как идеологии революционного пролетариата, тем, что он, марксизм, отнюдь не отбросил ценнейшие завоевания буржуазной эпохи, а, напротив, усвоил и переработал все, что было ценного в более чем в двухтысячелетием развитии человеской мысли и культуры. Только дальнейшая работа на этой основе и в этом же направлении, одухотворяемая практическим опытом диктатуры пролетариата, как последней борьбы его против всякой эксплоатации, может быть признана развитием действительно пролетарской культуры“[5].

 При изучении истории, а тем более при самостоятельной исследовательской работе в области истории, кроме теории исторического знания, т.-е. исторического материализма, необходимо еще знать

[10]

методы исторического изучения (по терминологии Я. С. Лаппо-Данилевского), или методы исторического исследования. Я. С. Лаппо-Данилевский различает двоякого рода методы исторического изучения: методы исторического источниковедения и методы исторического построения. „Методология исторического источниковедения устанавливает принципы и приемы, на основании и при помощи которых историк, пользуясь известными ему источниками, считает себя вправе утверждать, что интересующий его факт, действительно, существовал или существует. Методология исторического построения устанавливает принципы и приемы, на основании и при помощи которых историк об”ясняет, каким образом произошло то, что действительно существовало или существует, и построяет историческую действительность“[6].

 Более дробное деление методов исторического изучения дают другие историки. Ш. Ланглуа, Ш. Сеньобос, Э. Бернгейм, В. Бауэр, А. Федер и др. делят эти методы на четыре группы: отыскания источников, критики источников, исторического построения и изложения. Этого деления будем придерживаться и мы в дальнейшем-изложении.

 Но разница между буржуазными историками и историками-марксистами выявляется уже при отборе источников и при критике достоверности сообщений источников об исторических фактах. Здесь сказывается, с одной стороны, различный классовый подход к одним к тем же источникам и, с другой стороны, различное понимание одних и тех же исторических фактов, или, другими словами, неодинаковая теория исторического знания. Совершенно же расходятся буржуазные историки и историки-марксисты в методах исторического построения. Различные классовые интересы и различное понимание исторического процесса сказывается здесь в полной мере. Поэтому методы исторического построения различны у идеалистов, материалистов и эклектов. Изучение же источников и их критика должны дать материал для такого построения. Не только каждый исследователь истории, но и всякий изучающий историю, если он не хочет слепо верить всему, что написано, должен знать теорию исторического знания и методы исторического исследования, в первую очередь, методы исторической критики.

ЛИТЕРАТУР А:

Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. 1929 г. Ф. Энгельс. Людвиг Фейербах. 1928 г. К. Маркс. К критике политической экономии. 1929 г. Г. Плеханов. К вопросу о развитии монистического взгляда на историю. Г, Плеханов. Очерки по истории материализма. 1923 г. Н. Бухарин. Теория исторического материализма. 1929 г. И. Разумовский. Курс теории исторического материализма. 1927 г. Ф. Меринг. Об осторическом материализме. 1923 г. А. С. Лanno-Данилевский. Методологи истории. Вып. 1. 1923 г. Л. И. Аксельрод-Ортодокс. Критика основ буржуазного

[11]

обществоведения и исторический материализм. 1925. г. Основы исторического материализма. Составили В. Аптекарь и В. Лебедев. Под ред. С. Кривцова. 1930 г. М. Н. Покровский. Экономический материализм. 1906 г. М. Б. Вольфсон. Очерки по историческому материализму. 1929 г. Г. Гортер. Исторический материализм. 1919 г. Исторический материализм. Отрывки из работ К. Маркса и Ф.Энгельса. Составили В. Адоратский и Я. Удальцов. 1929 г. Л. С. Амирагов. Диалектический материализм. Часть 1. 1930 г. К. Маркс и Ф. Энгельс. О Фейербахе. „Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, кн. 1-ая, 1924 г. Р. Ю. Виппер. Очерки теории исторического познания. 1911 г.

[12]

 Материалы, по которым мы можем изучать прошлое человеческого общества, называются историческими источниками.

 Количество исторических источников бесконечно, и если говорить об исторических источниках вообще, то все, созданное человеческим обществом, как в области материальной культуры, так идеологии, является историческими источниками.

 Такими историческими источниками могут быть отдельные фонетические (звуковые) особенности языка, как результат тех или других исторических условий, в которых развивалось данное население (например, оканье, дзяканье и т. п. в русских наречиях). Совокупность словарного состава языка или наречия является источником, показывающим состояние культуры данного народа в определенный момент, или в определенную эпоху развития. Отдельные слова-источники, показывающие влияние других национальностей или культур на данную национальность (например: фартук, галстук, полк, бригадир, капитан и др. в русском языке; Bolschevik, Soviet и др. почти во всех иностранных языках). Изменение значения заимствованных из других языков слов часто является источником, указывающим на отношения одной национальности к представителям другой национальности (например: франц. cher ami — дорогой друг и русск. „шарамыжник“ — жулик). Появление отдельных слов и выражений в определенную эпоху — источник, указывающий на те или другие события: в общественной жизни (например: появление выражений „ну, пока“ (прощайте) и „извиняюcь“ (простите, извините меня) во время империалистической войны 1914—17 г.г.. как результат наплыва в Россию, беженцев из Польши; появление слов „Чека”, „ВЦИК“ и др. в результате создания новых государственных учреждений и стремления к краткости речи). Историческими источниками являются также акцент, строение предложений и характер речи отдельных лиц или групп населения, различные жаргоны и т. д., поскольку все они вызваны теми или другими общественными отношениями.

 Такими же историческими источниками, указывающими на определенные общественные отношения или исторические события, являются все пословицы, поговорки, „крылатые слова“ и „ходячие фразы“ (например: „Погиб, как швед под Полтавой“ — результат Пол-

[13]

тавской битвы 1709 г.; „время-деньги“ — дает указание на существование, по крайней мере, развитого обращения денег; „курица — не птица, баба — не человек“ — указывает на приниженное положение женщины в данном обществе).

 Различные народные напевы, песни, сказки и т. п. — источники, дающие возможность судить о быте и социальных отношениях в определенные эпохи.

 Если же мы берем созданные человеческим обществом материальные ценности, то и здесь находим бесконечное количество исторических источников.

 Все существующие здания, землянки, юрты, палатки и другие жилища—источники не только для истории архитектуры, но и при изучении истории классовых отношений общества. Эти источники дают нам возможность судить о состоянии техники, материальном положении, образе жизни, культуре, занятиях и т. п. отдельных классов в определенные эпохи. Дворец помещика и рядом с ним лачуга крестьянина, дом фабриканта и рабочая казарма, — одного этого уже достаточно, чтобы судить о классовом обществе.

 Орудия труда: соха, плуг, трактор, серп, коса, сноповязалка, комбайн, домашний ткацкий станок, светелка, текстильная фабрика и ее оборудование, кузница, машиностроительный завод, и т.д., и т. д. являются источниками не только для истории техники, но и для истории общественных отношений.

 Углубление в стене для лучины, подсвечник, примитивная лампа-коптилка, керосиновая лампа, электрическая лампочка, глиняный горшок, чугунный горшок, ухват, котел, сковородка, паровые котлы для приготовления пищи, деревянный ковшик, деревянная ложка, тарелки, вилки, ножи, скамейка, табуретка, стул, кресло, мягкий диван, — все это и всякая другая домашняя утварь говорят о быте отдельных классов в определенные эпохи.

 Сабли, ружья, пушки, дальнобойные орудия, крейсеры, подводные лодки, траншеи и окопы, газовые баллоны, „братские могилы“ и т. п. — источники при изучении истории столкновений классов и государств.

 Всякие продукты труда, начиная от машин, производимых заводами, кончая овечьим сыром кочевника, — источники при изучении состояния производительных сил и способов производства.

 Общее устройство населенных мест, расположение селений, городов, улиц, укреплений и т. д. – источники при изучении общественных отношений в прошлом и в настоящем.

 Этот перечень можно было продлить до бесконечности: все материальные ценности, окружающие нас, так или иначе, являются историческими источниками, освещающими ту или другую сторону деятельности человеческого общества в прошлом.

 Ценными историческими источниками являются материальные ценности, созданные человеческим обществом в более отдаленные

[14]

эпохи и сохранившиеся в курганах, могильниках, городищах, на „полях кухонных отбросов” и т. п. Добываемые археологическими раcскопками оружие, орудия труда, домашняя утварь, остатки одежды, украшения и т. п. остатки старины дают нам возможность не только судить о культуре создавших эти ценности людей, но и определить состояние производительных сил, производственные отношения и торговые или меновые связи в отдаленные эпохи. Если в этом отношении многое еще не сделано, то виной этому являются недостаточность имевших место археологических раскопок, необследованность целого ряда областей в археологическом отношении и, наконец, отсутствие достаточного количества археологов-марксистов, применяющих метод исторического материализма при изучении остатков старины.

 Географические условия, климат, почва, минеральные богатства, леса, количество воды, дожди, наводнения и т. п. ставят рамки деятельности человеческого общества на данной территории при определенном уровне техники. Поэтому и географические условия — исторический источник, которого не может игнорировать исследователь.

 Строение человеческого тела и социальные болезни (например, хилость вотяков одних местностей и нормальное развитие в других, распространение слепоты в районах, где имеются курные хаты, распространение трахомы, венерических болезней и т. п.) являются результатами общественных отношений и поэтому также являются историческими источниками.

 Буржуазные историки главное свое внимание уделяли и уделяют изучению истории государств и идеологий. Это обусловливало определенный выбор исторических источников. Основными источниками при изучении истории правительств, правителей, дипломатических сношений, законодательств и т. п. являются различные акты: дипломатические ноты, договоры между государствами, переписка между правительственными учреждениями, законы, административные распоряжения, доклады государственных и общественных учреждений и лиц, нотариальные записи и т. д. Поэтому в этой группе мы имеем наибольшее количество опубликованных и разработанных источников.

 Второй группой источников, наиболее часто использовываемых историками, являются воспоминания, автобиографии, дневники и личная переписка государственных и общественных деятелей. И здесь мы имеем значительное количество публикаций.

 Эти две группы источников еще долго будут привлекать внимание историков, так как они дают богатейший материал и для изучения истории общественных отношений и классовой борьбы.

 При изучении истории экономического развития общества богатый материал дают архивы фабрик, заводов, имений, банков, трестов, синдикатов, кооперативов, пароходств, железных дорог и т. п. Не только переписка этих предприятий, но и счета и конторские книги могут дать ценные сведения не только по истории отдельных предприятий, но и народного хозяйства вообще.

[15]

 Архивы партийных организаций, профессиональных союзов и органов государственной власти, ведшей с ними борьбу (жандармских управлений, охранных отделений полиции, тюрем, судов) дают материал по истории революционных движений. При изучении последних такими же ценными источниками являются различные прокламации, листовки, „летучие листки“, лозунги, брошюры, знамена, оборудование тайных типографий, оружие и т. п. как революционных, так и контрреволюционных организаций.

 При изучении истории последних столетий совершенно необходимыми источниками являются газеты, журналы и всякие другие публицистические произведения, выявляющие исторические события, классовые интересы и стремления политических партий и течений. Не менее важными при изучении идеологии отдельных классов являются философские, научные и беллетристические произведения, поэзия, живопись, театр и даже такие виды искусства и развлечений, как музыка, танцы, физкультура и спорт.

 Развитие техники создает новые виды исторических источников, которых историческая наука не знала в первой половине XIX века. При проработке целого ряда исторических проблем мы не можем в настоящее время игнорировать фотографических снимков, пластинок граммофона и кинематографических картин.

 Наконец, само письмо, письменные знаки и правила правописания, являются историческими источниками, указывающими на те или другие сдвиги в общественной жизни. Достаточно указать «а введение нового тюркского алфавита в результате пролетарской революции.

 Таким образом, количество исторических источников бесконечно. Ни один историк не в состоянии использовать при проработке даже самой узкой темы всех возможных источников. Кроме того, опубликованное или рукописное научное исследование каждого историка само по себе также является только источником для других историков. Поэтому историк вынужден отобрать и использовать в своей научно-исследовательской работе только незначительное количество из всех существующих исторических источников.

ЛИТЕРАТУРА:

 Э. Бернгейм. Введение в историческую науку. Перев. В. А. Вейнштока. 1908 г. Ланглуа и Сеньобос. Введение в изучение истории. Пер. Н. Серебряковой. 1899 г. Л. С. Лаппо-Данилевский. Методология истории, Т. II. 1913 г. Е. Н. Щепкин. Вопросы методологии истории. „Летопись Историко-Филол. О-ва при Новоросс У-те XII”. 1905 г.

 Исторические источники могут быть классифицированы по различным признакам: по происхождению, содержанию, характеру, месту хранения и др. Этим объясняется масса существующих классификаций источников.

 Э. Бернгейм дает следующую классификацию исторических источников: 1) Непосредственное наблюдение и

[16]

воспоминание; 2) Сообщения или предания, состоящие из устных преданий (песня, рассказ, былина, легенда, анекдот, крылатые слова, пословицы) и из письменных преданий (надписи, генеалогические таблицы, анналы, надгробные надписи, мемуары, периодическая печать); к сообщениям Э. Бернгейм относит также картины, рисунки и т. д.; и 3) остатки старины, состоящие из памятников-остатков в широком смысле (материальные остатки, язык, обычаи и учреждения, произведения наук, искусство и ремесла, деловые акты) и из памятников (монументы, грамоты)[7].

 Классификация Бернгейма, как нельзя лучше, показывает условность всякой классификации исторических источников. Например, периодическую печать Бернгейм относит к группе письменных преданий или сообщений. Основанием этому является то, что периодическая печать, например газета „Речь“ „сообщает“ нам об империалистической войне 1914 г., но не является „остатком”, оставшимся от этой войны (как, например, пробитая шрапнелью каска солдата). Поэтому методы критики сообщений „Речи“ о войне должны быть в общем такие же, как методы критики всяких сообщений или преданий. Но если мы думаем изучать вопрос об отношении русской буржуазии или партии кадетов к империалистической войне, то газету „Речь“ нельзя отнести к „сообщениям“ или „преданиям“: в этом случае она является „остатком старины“ или „памятником“, так как она — непосредственный результат деятельности русской буржуазии вообще и партии кадетов в частности. Точно так же и другие „сообщения или предания“ являются одновременно и „остатками старины или памятниками“ в зависимости от разрабатываемого историком вопроса.

 С другой стороны, „остатки старины или памятники” также являются „сообщениями“, говорящими о тех или других исторических событиях. Таким образом, грань между ними, в сущности, стирается. Что же касается первой группы источников, по классификации Бернгейма, — личных наблюдений и воспоминаний историка, то историк должен относиться к ним так же критически, как и к воспоминаниям т и наблюдениям других лиц. Поэтому в смысле методов проверки они ничем не отличаются от мемуаров и наблюдений посторонних лиц, т.-е. от источников, которых Бернгейм, однако, относит к „преданиям или сообщениям”.

 В. Бауэр дает следующую классификацию исторических источников в широком смысле слова: 1) географические факты: климат и географическое положение, о которых можно судить по границам и формам поселений; 2) телесные (ф и з и ч е с к и е) факты: строение человеческого тела, сопротивление* организма внешней природе, о которых можно судить по расовым

[17]

признакам, типичным уродствам и остаткам трупов; 3) факты практической жизни: техника, формы хозяйства и формы погребений, о которых судят по отбросам хозяйства, орудиям, постройкам, могилам, одежде, оружию, монетам, украшениям и по хозяйственной организации; 4) факты из области воли: нравы, обычаи, право, общественное мнение и религия, о которых можно судить по обрядам, праздникам, учреждениям, законам, конституциям, культам и догмам; 5) факты духовной деятельности: наука и искусство, о которых можно судить по языку, письменности, картинным изображениям и по всему передаваемому этими средствами, по произведениям искусства и по библиотекам.

 Такая классификация исторических источников в широком смысле слова явно неудовлетворительна и выдает идеалистическое мировоззрение ее автора. Нельзя разделять исторических источников по фактам практической жизни, по области воли и по духовной деятельности: быт, нравы, право и т. п. не являются актами свободной воли, а вытекают из производственных отношений, т. е. из „фактов практической жизни“, как и факты духовной деятельности; что же касается источников, по которым можно судить о хозяйственных формах, быте, праве, науке, искусстве и проч., то их нельзя разбивать на указанные В. Бауэром группы. Например, по одежде и украшениям мы можем судить не только о технике, но и о нравах, быте и искусстве; по зданиям — о технике, хозяйстве, быте, праве, религии, науке и искусстве. Достаточно указать в этом отношении на юрту кочевника, здания церкви, тюрьмы и завода, избу крестьянина и дом помещика, чтобы показать всю несостоятельность классификации источников В. Бауэра.

 Исторические источники в узком смысле слова В. Бауэр распределяет на следующие группы: I. Устные источники: мифы, анекдоты, пословицы, песни, сказки, рассказы (сообщения), речь; II. Письменные и печатные источники: 1) касающиеся практической жизни: рецепты, хозяйственные записи (счета, инвентарь и др.), календари, путеводители, расписания движений, названия местностей, фамилии и т. д.; 2) касающиеся области воли: а) мифы, пословицы, законы; б) записи правительственных учреждений, к которым В. Бауэр относит делопроизводство, статистические издания, книги церковных налогов, международные акты, сообщения дипломатических представителей, записи парламентских заседаний, военные акты (например, сообщения о битвах) и т. д.; в) записи религиозного содержания, проповеди, религиозные трактаты и т. п.; 3) касающиеся области духовной жизни: а) исторические описания, надписи исторического содержания, генеалогические таблицы, хроники, летописи, биографии и исторические работы вообще; б) автобиографические источники: мемуары, дневники, письма; в) публицистические произведения: прокламации, газеты и пр.; г) художественная литература, библиотечные каталоги; д) научная литература; III. Изо-

[18]

бразительные источники: 1) географического содержания: географические карты, планы городов, фотографические снимки (ландшафты); 2) антропологического содержания: портреты; 3) касающиеся практической жизни: изображения орудий, костюмов, оружия, монет, гербов, киноснимки, рекламные картины; 4) картины, изображающие праздники, заседания суда, культы, карикатуры и киноснимки; 5)            художественного и научного содержания[8].

 Приведенный (несколько сокращенно) перечень источников еще более подчеркивает несостоятельность деления источников по группам: практической жизни, области воли и духовной деятельности или жизни. Почему статистические данные, собираемые государственными учреждениями, относятся к области воли, а не практической жизни; почему труды по технике или агрономии относятся к области духовной жизни, а путеводители и календари к области практической жизни? Такие же вопросы вполне законны по отношению ко всем перечисленным В. Бауэром источникам, и удовлетворительно обоснованного ответа на них мы не получим: нельзя отделить „практическую” деятельность человека от его „волевой” и „духовной” деятельности.

 Можно еще отметить, что В. Бауэр не дает такого деления устных источников и, это уже отметим, как курьез, ставит рядом художественную литературу и каталоги библиотек!

 А. Ф е д е р делает попытку дать классификацию исторических источников „со всех точек зрения”. У него получается при этом следующее деление источников:

 I.            По происхождению: 1)по времени происхождения
а) современные и б) отдаленные; 2) по месту происхождения: а) отечественные и б) иностранные; 3) по способу знания фактов: а) не
посредственные (первичные), б) посредственные (вторичные, отдаленные); 4) по положению автора: а) общественные (публичные) и 6)          частные.

 II.            По содержанию: 1) религиозные или священные
2) светские или мирские. В пределах этих отделов источники еще делятся по историческим периодам, странам и различным отраслям
истории (всеобщая, политической жизни, экономической жизни, куль
туры, церкви и т. д.), о которых говорится в источниках.

 III.            По степени познания:

 А. Вещественные или настоящие (virtuelle) свидетельства (памятники или остатки старины): 1) остатки в узком смысле слова: а) остатки трупов людей, б) остатки трупов животных и культурных растений, в) следы климатических и географических условий; 2) собственно исторические памятники: а) неизобразительные продукты техники и ремесла, б) продукты искусства и деловых сношений, в) материальные памятники (Indizien); 3) пере-

[19]

житки или нематериальные свидетельства, как продукт их эпохи: а) пережитки в языке, б) религиозные, нравственные и другие воззрения, в) сословия, учреждения, организации, обычаи и обряды, г) произведения науки.

 Б. Словесные источники или формальные свидетельства (предания, памятники в широком смысле слова), которые в свою очередь классифицируются А. Федером по двум признакам: по их об‘ективной исторической истине и по внешним формам передачи. По об‘ективной исторической истине словесные или формальные исторические источники, по А. Федеру. делятся на: 1) источники чисто исторического характера: а) источники, имеющие целью изложение события: исторические надписи, генеалогические таблицы, летописи, хроники, календари, собственно исторические произведения, биографии, мемуары, дневники и др.; б) источники, возникшие в результате деловых сношений (акты): делопроизводство государственных и других учреждений, законы, переписка официальная и частная и т. д.; 2) источники не чисто исторического характера: произведения религиозного и научного характера; издания, обслуживающие интересы отдельных лиц и партий; нравоучения и т. п. По внешним формам передачи словесные источники, по А. Федеру, делятся на: 1) устные, 2) изобразительные и 3) письменные[9].

 При изучении методов критики источников эта „многосторонняя“ классификация источников А. Федера дает немногое. Какой смысл делить исторические источники на отечественные и чужие, когда критика их, если они однородны, одинакова, и если, к тому же, границы государств и языки у народов меняются? Так же при критике нет смысла делить источники на современные и отдаленные, так как грань между современностью и прошлым провести трудно, и методы критики от этого не меняются, относится ли источник к XIX или XVIII столетию. Нет необходимости делить источники и на чисто исторические и не чисто исторические в том смысле как это делает А. Федер: религиозно-нравственное произведение — такой же исторический источник, как летопись, и может ли данный источник быть использован, зависит от прорабатываемого историком вопроса. Смысл имеет деление памятников на остатки, собственно исторические памятники и пережитки, и деление памятников на устные, изобразительные и письменные, но такая классификация была дана задолго до А. Федера.

 И. Дройзен делит исторические источники на три группы:

 1) Остатки старины, или материал, который сохранился непосредственно с тех времен, которые нами изучаются; 2) И с точники или материал, который перешел в представления

[20]

людей и передан с целью передачи представления об изучаемой эпохе, иЗ) памятники, в которых об”единяются оба эти элемента, т.-е. при создании которых в других целях имело значение и стремление дать представление о данной эпохе другим поколениям (например, произведения искусства, надписи, монументальные сооружения, отметки границ и т. д.)[10]. Таким образом, как часть вещественных памятников (орудия, оружие и проч.), так и делопроизводство и переписку Дройзен относит к „остаткам старины“, а хроники, биографии, мемуары, исторические произведения и т. п. к „источникам”. Методологически это совершенно правильно: материалы, которые непосредственно сохранились со времени изучаемой эпохи, и материалы, которые только говорят (или в которых пишется) о той эпохе, являются разнородными источниками, и выделение их в особые группы совершенно законно. Искусственным же является выделение в особую группу „памятников“ (по терминологии Дройзена), т.-е. тех источников, при возникновении которых играло роль и стремление дать будущим поколениям представление о данной эпохе. Ведь нет принципиальной разницы в том, что данный царь прославляется в поздравительном адресе („остаток старины“), или же в надписи на триумфальных воротах („памятник“): подход историка к обоим этим источникам в сущности одинаков. Также неудачным является определение Дройзеном „источника”, как материала, перешедшего в представление людей и переданного с целью передачи представления о данных фактах. Если принять это определение, то трудно указать в классификации Дройзена место целого ряда источников, например, для опубликованного отчета о деятельности какого-либо учреждения, для политического памфлета, периодической прессы и т. д. Нужно ли их отнести к „остаткам старины“ (каковыми они являются), или к „источникам“ (они имеют целью передать представление об эпохе не только в день возникновения их, но и в дальнейшем), или же к „памятникам“.

 Г. Вольф придерживается терминов Э. Бернгейма, деля исторические источники на: 1) остатки старины и 2) предания или сообщения, но дает им несколько иные определения. По Г. Вольфу, остатками старины являются все сохранившиеся составные части, или материалы, исторических событий (например, переписка государственных и других учреждений, рассуждения послов о народах и порядках других стран и т. п.); к преданиям же относятся сообщения о событиях лиц, которые в этих событиях не принимали никакого участия. В частности, к преданиям Г. Вольф относит все публикации, которые не обращаются к определенной публике и не ставят перед собой никакой самостоятельной цели[11].

 Определения Г. Вольфа основаны на предположении, что вообще существуют люди (даже современники событий), которые не ставят

[21]

перед собой определенных политических задач. Но, увы, сколько бы человек ни открещивался от политики, его политические убеждения и стремления дают себе чувствовать везде, даже при изложении им истории Древней Греции. Также трудно провести грань между лицами, участвовавшими в данных событиях и не участвовавшими. Например, лицо могло лично не участвовать в московском восстании 1905 г. или в его подавлении, но при изложении хода этого восстания его политические убеждения будут играть большую роль. И его изложение событий („предание”) ничем не будет отличаться от изложений этих событий послом какого-либо иностранного государства („остаток старины”). То же можно сказать о большинстве других источников, относимых Г. Вольфом к категории „преданий”.

 Большинство историков не придают особого значения классификации источников, поскольку такая классификация особого практического значения не имеет. Поэтому, например, Ланглуа и Сеньобос делят источники, с которыми историку непосредственно приходится иметь дело, на: 1) вещественные и 2) письменные, и относят основную массу второстепенных при изучении политической истории источников на долю вспомогательных исторических дисциплин[12].

 Однако, для историка имеет значение обстоятельство, является ли данный источник первоисточником или источником, излагающим данные события на основании других источников. Как увидим ниже, в первом случае историку приходится совершить критическую проверку данного источника, во втором же случае, кроме этого, историк должен выяснить, насколько правильно освещали факты те источники, на основании которых был составлен данный источник. Поэтому в области классификации источников приходится согласиться с С. Ж е б е л е в ы м, который делит исторические источники на две большие группы: 1) памятники или материалы, непосредственно сохранившиеся от изучаемых событий, и 2) свидетельства, которые излагают события на основании каких-либо источников. При этом по своей форме памятники делятся на: а) устные (сказки, поговорки, напевы и др.), б) письменные (переписка, газеты, прокламации и др.) и в) вещественные (знамена, картины, здания и т. д.)[13]

 Такое деление имеет смысл при изучении методов критики исторических источников. Конечно, это деление не исключает, а предполагает то, что масса исторических источников должны подвергнуться критическому анализу и обработке не историками, а специалистами по вспомогательным историческим дисциплинам.

 Что же касается деления источников по местам хранения (архивные, музейные и библиотечные), то оно не может служить основой

[22]

классификации исторических источников. Правда, эти хранилища исторических источников специализировались по хранению определенных видов источников, но и здесь нет полной выдержанности (архивы и музеи имеют библиотеки, библиотеки хранят рукописи, картины и т. п.) И если историк в своей работе пишет: „написано на основании архивных материалов“, то этим он хочет только сказать, что работа написана на основании актов, хранящихся в архивах. Деление источников на архивные, музейные и библиотечные имеет значение только при подыскании источников к данной работе, а не при рассмотрении методов критики исторических источников.

ЛИТЕРАТУРА:

 Э. Бернгейм. Введение в историческую науку. Перев. В. А. Вейнштока. 1908 г. Ланглуа и Сеньобос. Введение в изучение истории. Перев. А. Серебряковой. 1889 г. С. Желябов. Древняя Греция. J. G. Droysen. Grundriss der Historik. 1882 r. A. Feder. Lehrbuch der geschichtlichen Methode. 1929 г. G. Wolf. Einführung in das Studium der neueren Geschichte. 1910 r. W. Bauer Einführung in das Studium der Geschichte 1928 г.

[23]

 Как указано выше, количество исторических источников настолько громадно и разнообразно, что ни один историк не в состоянии использовать в своей работе всех существующих по прорабатываемой им проблеме источников. Тем более, историк не в состоянии произвести критического анализа хотя бы значительной части необходимых ему источников, так как этот анализ предполагает еще специальные знания и методы работы. Этим об”ясняется то, что историк часто принужден пользоваться готовыми данными других наук и дисциплин. Но при этом историк не должен отказываться от критической проверки этих данных. Основным при такой проверке является выяснение вопроса, насколько были соблюдены в работе, давшей используемые данные, требования методологии той науки, к которой относятся эти данные. Например, если историк использовывает в своей работе утверждение археолога, что такое-то городище является вотским, то историк до обоснования своих построений на этом утверждении, должен выяснить насколько правильно археолог определил этнографическую принадлежность городища, насколько методологически правильны его утверждения.

Пред”являя такое требование историку, мы тем самым требуем, чтобы историк был знаком с методологией тех наук, данные которых он использовывает. Правда, часто встречается, что историк доверяет специалисту другой дисциплины и использовывает его выводы без надлежащей проверки. Но это ненормально. Историк должен сомневаться, быть недоверчив ко всякому источнику. Никаких авторитетов для историка быть не должно. Если это требование не всегда выполнимо при составлении общих курсов, то во всяком случае, в своих специальных исследованиях историк обязан его соблюдать.

Точно так же, как историк после предварительной критики использовывает в своей работе данные и выводы других наук, другие науки использовывают выводы истории. Трудно указать науку, которая обошлась бы совсем без знания и использования истории. Но и специалисты других наук при использовывании ими выводов историка должны выяснить, насколько методологически правильно получены эти выводы. Таким образом, в науке происходит постоянный

[24]

обмен достижениями, существует постоянная связь между отдельными науками и дисциплинами.

Все вспомогательные исторические науки и дисциплины мы можем делить на три группы. Первая группа — историческая география антропология, языковедение, этнография, археология, нумизматика и эпиграфика, — изучает отдельные виды исторических источников. Вторая группа, — метрология, хронология, палеография и дипломатика, — дает данные и методы для критики источников. Третья группа, — геральдика, генеалогия и сфрагистика, — занимается изучением отдельных видов исторических источников и одновременно дает данные для критики источников, являясь, как-бы, промежуточной между первой и второй группами.

Кроме этих вспомогательных исторических дисциплин, существуют еще науки, данные которых историк не может не использовывать и которые мы поэтому также можем отнести к числу вспомогательных исторических наук. Это-социология, политическая экономия, статистика и право.

Все перечисленные вспомогательные исторические дисциплины историк не может и не обязан знать одинаково. Он обязан знать только те вспомогательные исторические науки и дисциплины, какие необходимы при изучении проблем, над которыми он работает. Так, например, историк древнего мира обязан в достаточной мере знать языковедение, археологию, нумизматику и эпиграфику, но может не знать статистики. Историк XIX и XX в.в. должен знать политическую экономию, статистику и право, но может совершенно не знать археологии, нумизматики и эпиграфики. Таким образом, историк обязан знать те или другие вспомогательные исторические дисциплины в зависимости от своей специальности. Конечно, историк обязан еще знать те языки, на которых существует большинство письменных или устных источников по его специальности. Например, не может быть историком мусульманского Востока лицо, не знающее арабского языка, и историком Западной Европы — лицо, не знающее немецкого, английского и французского языков.

Я не собираюсь дать здесь сколько-нибудь подробного изложения методологии вспомогательных исторических дисциплин. Это невозможно в столь кратком очерке, как настоящий; в этом нет и необходимости: каждый историк, смотря по своей специальности, обязан изучить те или другие вспомогательные исторические дисциплины. Свою же задачу я ограничиваю несколькими замечаниями, могущими дать некоторое представление о вспомогательных исторических дисциплинах.

ЛИТЕРАТУР А:

 А. М. Большаков. Вспомогательные исторические дисциплины. Изд. 4-ое. 1924 г.

J. Ficker.F. Beiträge zu Urkundenlehre, Т. m. I—III. 1877—1878 r. F.Leist. Urkundenlehre. Katechismus der Diplomatik, Palaeographie, Chronologie und Sphagistik 1893 г. K. T. Rietsch. Handbuch der Urkundenwissenchaft. 1904 г. Br. Albers. Manuale di propedeutica storica. 1909 г.

[25]

Деятельность человеческого общества протекает в определенных географических рамках, на определенной территории. Характер этой территории, климат, почва, осадки, полезные ископаемые, растительность, профиль поверхности, реки, озера, моря, естественные пути сообщения и т. п. ставят рамки деятельности человеческого общества, его занятиям и развитию. С развитием техники зависимость человеческого общества от географических условий ослабевает, но она, из-за экономических соображений, остается, хотя и в урезанном виде. Например, в настоящее время мы можем в теплицах разводить рис на островах Ледовитого океана, но экономически вряд ли целесообразно использовать эти острова для посевов риса; пути сообщения дают возможность устроить нефтеперегонные и чугунолитейные заводы там, где не добывается ни один пуд нефти или железной руды; представить себе, что добычей нефти занимаются там, где ее нет, при современном состоянии техники возможно, но такая добыча нефти (путем химических процессов) экономически нецелесообразна. Что же касается потребления продуктов, то в настоящее время везде, где существует железнодорожное, воздушное или пароходное сообщение, мы можем, при соответствующих общественных условиях, потреблять продукты самых отдаленных стран.

В отдаленные времена зависимость человеческого общества от географических условий была несравненно большая. Географические условия определяли в более значительной мере не только занятия людей (добывающая и обрабатывающая промышленности) но и потребление продуктов, торговые связи данного общества с другими обществами (в зависимости от путей сообщения) и даже общественную организацию (например, так называемый „азиатский способ производства“). Поэтому историк не может обойти географических условий не только при изучении истории более отдаленных времен, но и последних десятилетий. Например, при изучении истории Азербайджана в XX веке мы никак не можем игнорировать его нефтеносные площади, давшие возможность создать бакинскую нефтяную промышленность с десятками тысяч рабочих.

Но вместе с тем, мы не должны преувеличивать роли географических условий. При изучении той же истории Азербайджана мы должны иметь ввиду, что только при определенной общественной формации, промышленном капитализме, началось развитие нефтяной промышленности и это развитие пошло гигантскими шагами при другой общественной формации, переходной к социализму. Таким образом, основным фактором в историческом процессе являются не географические условия, а развитие производительных сил и соответствующие им производственные отношения.

Общее описание определенной территории историк находит в физической географии, которая занимается рассмотрением

[26]

данной территории в отношении ее геологии, геофизики, метеорологии, палеонтологии, флоры, фауны и т. д. Деление земного шара в настоящий момент между существующими государственными организациями, деление государств на административные единицы, расположение последних и существующих населенных пунктов в пространстве историк находит в политической географии, изучающей существующие государства, их границы, население, города и т. п.

Каково в настоящее время состояние промышленности, торговли сельского хозяйства, транспорта и т. п. в отдельных государствах и областях, историк узнает из экономической географии, которая основывает свои выводы на статистике. Но во всех этих областях особенно применим принцип „все течет, все изменяется“. Границы государств теперь совершенно иные, чем они были в 1914 году; экономическое развитие делает каждый год скачек наверх или вниз; там, где 50 лет тому назад существовала вотская деревня, находится теперь русское село без единого вотяка; где существовал лес, может оказаться голая степь, а на месте последней — прекрасная роща; река может оказаться в другом русле и т. д., и т. д.

Какие же из этих изменений должны рассматриваться историей, какие исторической географией?

До настоящего времени историческая география, которую большинство ученых определяет как науку, изучающую взаимоотношения людей и природы в прошлом, занимается вопросами расселения людей и отдельных обществ на территории земного шара, установлением местонахождения отдельных поселений (городов, крепостей, селений и пр.), границ между государствами и их административными единицами, путей сообщения, распространения отдельных промыслов и занятий и т. п. в прошлом. Некоторые историки[14] предлагают создать еще особую ,,культурно-историческую географию“, занимающуюся вопросами о распространении отдельных культур, например, мусульманской культуры.

Если понимать широко взаимоотношения человека и природы, то пропадает всякая разница между исторической географией и историей. Обычно, поселения возникают там, где имеются более удобные природные условия (питьевая вода, удобные пути сообщения, почва, растительность), или, реже, там, где это необходимо по политическим соображениям (охраны границ, места ссылки и др.). Но и в последнем случае имеют значения природные условия. Если взять производственную деятельность людей, то она вся состоит из взаимоотношений людей и природы, из воздействия людей на природу. Должна ли поэтому вся эта деятельность (производственная, общественно-политическая и культурная) изучаться исторической геогра-

[27]

фией? Если да, то история должна превращаться просто-на-просто в историческую географию.

Так когда-то и было. История и география являлись одной общей наукой. Но постепенно происходило отделение от истории, вследствие быстрого развития естественных наук, физической географии; вследствие развития экономических наук возникла экономическая география. Наибольшую связь с историей сохранила политическая география, но так как буржуазные историки часто не желали касаться истории последних десятилетий, предоставляя эту область политикам, социологам и экономистам, то самостоятельное от истории существование получила и политическая география.

Можем ли мы создать самостоятельные историко-географические науки, соответствующие перечисленным частям географии? Можем ли мы также выделить в особую науку культурно-историческую географию?

Мы имеем в настоящее время ряд курсов исторической географии, которые можно назвать курсами исторической политической географии. Они рассматривают изменение границ между отдельными государствами, областями, нациями, местонахождение городов и поселений, развитие торговых путей и т. п. в течение веков. Но можно ли эти вопросы рассматривать вне исторического развития отдельных общественных единиц (государств, наций и пр.)? Нельзя. Указывая, что граница между двумя государствами в XV в. проходила здесь, а в XVI веке—там, изучающий изменение границ должен указать причины этого явления. Но это означает, что он должен дать историю отдельных государств. С другой стороны, историк, рассматривая историю отдельных общественных организаций, не может не рассматривать и их границ, расположения городов, торговых путей и проч. Следовательно, историческую политическую географию мы не можем отделить от истории. Еще менее мы можем отделить от истории историческую экономическую географию и культурно-историческую географию, ибо экономическое и культурное развитие на определенной территории нельзя отделить и рассматривать изолированно от общего исторического процесса общественных организаций, существовавших на данной территории.

Источники для истории и исторической политической, экономической и культурной географии одни и те же: хроники, летописи, государственные акты, описания путешествий и т. д. Единственные источники, которые можно было бы выделить в группу источников для собственно исторической политической географии, это: географическая номенклатура и географические карты, но и эти источники неизбежно должны быть использованы историком той или иной эпохи.

Неразрывная связь исторической политической, экономической и культурной географий и истории об”ясняет нам и то обстоятельство, что нет ни одного специалиста по этим дисциплинам. Ими занимались исключительно историки соответствующих эпох. Середонин,

[28]

Любавский, Барсов, Беляев, Киперт, Фриман и др., давшие курсы и очерки исторической географии, все – историки.

Чем же об”ясняется в таком случае появление особой дисциплины политической исторической географии и стремление создать экономическую и культурную исторические географий? Отчасти, конечно, перенесением в более отдаленные эпохи существующих самостоятельных политической и экономической географий. Основная же причина — взгляд, что история занимается простым установлением фактов. Если стать на эту точку зрения, то можно создать особые политическую, экономическую и культурную исторические географии, определяющие изменения в границах и пр., не задаваясь целью об”яснить причины этих изменений. Но это будет не наука, ибо последняя рассматривает явления в их причинной зависимости. Как только исторические политическая, экономическая и культурная географии начнут об”яснять причинную зависимость фактов, они превращаются в историю.

Таким образом, существование научных исторических политической, экономической и культурной географий невозможно. Всякая такая попытка будет или сборником фактов или политической, экономической или культурной историей.

Историческая география, как вспомогательная историческая наука, будет и должна существовать. Но ее научное содержание должна быть совершенно другое. Под исторической географией мы должны подразумевать науку о геофизических изменениях данной территории под воздействием человеческого общества и сил природы. Такая наука, определяющая изменения, совершившиеся в течение веков в профиле поверхности, в качествах почвы, в количестве осадков, в фауне и флоре, в реках, озерах, морях и т д., и устанавливающая причины этих изменений, должна быть наукой естественной и являться одной из отраслей физической географии. Только такая историческая география полезна для историка и имеет смысл существования. Политическая, экономическая и культурная исторические географии же должны стать тем, чем они только могут быть, — неразрывной составной частью истории — и прекратить свое самостоятельное, правда, недолговечное, существование.

Из научной (физической) исторической географии историк мог бы черпать весьма полезные для его работы сведения о почве, лесах, лугах, природных путях сообщения и о других географических условиях, в которых протекала деятельность рассматриваемой историей общественной организации в определенную эпоху. Но, к сожалению, такая историческая география еще не разработана, и историку при изучении более отдаленных эпох приходится при определена географических условий пользоваться непроверенными со стороны специалистов-естественников отдельными указаниями общих исторических источников. Разработка исторической географии —дело будущего.

[29]

ЛИТЕРАТУР А:

Д. Геттнер. География, ее история, сущность и методы. Перевод Е. Я. Торнеус. под редакцией Н. Баранского. 1930 г. Н. Барсов. Очерки русской исторической географии. 1885 г. Ю. Готье. Материалы к исторической географии Московской Руси. 1906 г. Кузнецов. Русская историческая география. 1910 г. Любавский. Историческая география. А Н. Майков. Заметки по древней географии. 1874 г.
С М. Середонин. Историческая география. 1916 г. Спицын. Русская историческая география. 1917 г. Г В. Плеханов. Основные вопросы марксизма. 1928 г. К.Маркс. Капитал, т. 1. 1930г. П. Иванов. Опыт исторического исследования омежевании земель в России. 1846 г. R. Kötzshke. Quellen und Grundbegriffe der istorischen Geographie Deutschlands und seiner Nachbarländer. R. Sieger. Zur Behandlung
der historischen Länderkunde. „Mitteilungen des Instituts für österreichische Geschichtsiorschung“, B. 28, 1907 г. H. Beschorner. Wesen und Autgaben der historischen Geographie. „Geograph. Historische Vierteljahrsschrift“, B. 9, 1906 r. O. Redlich. Histor.- Geograph. Probleme. „Mitteilungen des Instituts für österreichische Geschichtsforschung“ B. 27, 1905 r. E. Freemann. Historical geography of Europe 1903 г. К. Lamprecht. Zur
Organisation der Grundkartenforschung. 1900 г. A. Westren-Doll. Urkundliche livische und kurische Ortsnamen. „Sitzungsberichte der Gelehrten Estnischen Gesellschaft“ 1924 г. A. Westren-Doll. Grundworter in estnischen Siedlungsnamen. „Sitzungsberichte der Gelehrten Estnischen Gesellschaft“, 1926 г.

Второй вспомогательной исторической наукой является антропология, изучающая морфологические и физиологические особенности людей, входящих в отдельные национальные группы, или населяющих определенную местность.

Данные антропологии, дающие более или менее точные описания отдельных человеческих групп, участвовавших в исторических событиях, для историка не безразличны. Но при использовании этих данных мы встречаемся с обычными для буржуазных историков ошибками.

Не только рабовладельцы глубокой древности в Европе и XIX столетия в Америке, но и большинство буржуазных историков и социологов склонны рассматривать ряд национальностей, как „некультурные“. При этом, под „некультурностью“ подразумевается не только то, что культурный уровень этих народов ниже культурного уровня некоторых европейских национальностей, но и утверждается, что эти народы по строению тела являются низшей расой, неспособной к культурному развитию. Поэтому такой народ, якобы, может быть только использован как рабочая сила, наравне с лошадьми и другим скотом, для развития европейской культуры.

Такая теория очень удобна для эксплоататоров колониальных народов. Она оправдывает рабовладельчество. оправдывает и самые жестокие методы эксплоатации капиталистами народов Африки, Азии, Америки и Австралии. Она же „находит“ и об”яснение вымирания ряда национальностей в их антропологических особенностях, а не в социально-экономических условиях.

Но расовая теория колониальных рабовладельцев – грубая ложь. Исследователи „отсталых” народов констатируют у них своеобразное

[30]

культурное развитие, соответствующее тем географическим и общественным условиям, в которых оно совершается. Вымирание целого ряда национальностей происходит в результате голода, отнятия у них мест охоты, пастбищ, полей, в результате распространения среди них „культурными“ колонизаторами сифилиса и наркотических средств и в результате самой бесчеловечной эксплоатации. Строение тела — также результат определенных условий, не только географических, но и общественных, и изменяется вместе с ними. К умственному развитию „дикари“ предрасположены не меньше, чем „культурные“ нации.

Антропология, не переставая быть наукой естественной, должна стать вместе с тем наукой социальной. Она должна изучать не только тип немца вообще, но тип немца-рабочего, немца-крестьянина бедняка, немца-кулака, немца-буржуа, немца-прусского юнкера; она должна выяснить, в каких именно условиях (природных и общественных) создаются те или другие морфологические и физиологические особенности. А вырождающихся антропология найдет везде, где существует классовое общество, классовое угнетение одних, обжорство и излишества других.

Что же историк может взять из современной антропологии? До настоящего времени не было ни одного поголовного антропологического обследования всего населения какой-либо страны и области с подразделением полученных данных по национальностям, общественным классам, занятиям, возрасту, полу, образованию и т. п. Толька такое антропологическое обследование, наподобие статистического, могло бы дать верные антропологические выводы. До настоящего времени обследования ограничились тем, что кроме общих описаний (преобладающий цвет кожи, волос, глаз, рост), основанных на путевых впечатлениях, производилось измерение нескольких десятков или сотен случайных представителей данной нации (например, во время экспедиции Академии Наук под руководством Золотарева к лопарям), без учета их социального положения, а из полученных данных выводились арифметические средние числа, и последние признавались характерными для данной национальности. К подобным утверждениям антропологии историк должен относиться крайне недоверчиво и никаких построений на основании их он не должен делать.

Самое большее, на что пригодятся такие неудовлетворительные данные современной антропологии, это использование их, как иллюстративного материала, к тем выводам, к которым историк пришел в результате изучения других источников. Например, изучив материалы об эксплоатации вогулов и остяков торговым капиталом, о вытеснении их с первоначальных мест жительства экономически более сильными русскими и коми (зырянами), о выкачивании из их хозяйств средств налогами и водкой, историк может привести некоторые антропологические данные о том, как отразились эти общественные факторы на их физическом типе. Точно так же, изучив историю вотяков последних десятилетий, историк может указать, как общественные

[31]

условия повлияли на физический тип вотяка (малорослость и хилость вотяка Вотской области, средний рост и крепкое телосложение вотяков, переселившихся в бывшую Уфимскую губернию, где общественные условия были другие и где не было постоянного недоедания). Кроме того, указания антропологии могут быть полезны при определении принадлежности могильника определенному народу. Но и в этом случае археолог не может вполне положиться на данные современной антропологии.

Историк, использовывая материал антропологии, всегда должен помнить, что не физический тип человека определяет общественные отношения, а последние и географические условия определяют физический тип, культурное развитие и состояние культуры данной национальности. Расовая теория колониальных рабовладельцев пусть будет печатью только рабовладельца.

ЛИТЕРАТУР А:

Р. Вирхов. Методы и задачи антропологии. „Научное обозрение“. 1895 г. П. Лесгафт. О методах антропологического исследования. „Протоколы русского антропологического общества”. Э. Тэйлор. Антропология. 1924 г. Л. Крживицкий. Физическая антропология. 1900 г. Ранке. Физические различия человеческих рас. 1902 г. А. А. Ивановский. Об антропологическом составе населения России. 1904 г Д. Анучин. О географическом распределении роста мужского населения России по данным о военной повинности за 10 лет. „Записки императорск. географического общества“. 1889 г. А. Шийк. Расовая проблема и марксизм. 1930 г.

F. Ratzel. Anthropogeographie. Т.т. I—II. 1909 г. F. Ratzel Völkerkunde. („Народоведение”, рус. пер.). Т. т. I—II. 1894 — 1895 г.г. В. Rohde. Anthropologie. 1923 г. W. Scheidt. Rassenforschung. Eine Einführung in rassenkundlichen Methoden. 1927 г. J. Ranke. Der Mensch. Т. т. I—II. 1912 г.

Близко к современной антропологии стоит этнография, составляющая, по Ратцелю, вместе с антропологией, одну науку народоведения.

Если антропология изучает человека и отдельные нации со стороны морфологии и физиологии, то этнография — со стороны их материальной и „духовной“ культуры. Жилище, одежда, вооружение, занятия, орудия производства, обычаи, общественная организация, правовые понятия, верования и т. п. отдельных национальностей, главным образом отсталых, — область этнографии. Практическая же цель этнографии была — дать „культурным“ рабовладельцам представление о тех национальностях, с которыми им приходилось иметь дело, чтобы тем самым предоставить им возможность лучше эксплоатировать порабощенные народы.

Но этнография оказала услугу не только колониальным эксплоататорам; материал, собранный этнографами (Морганом и др.), был широко использован социологами, и на основании этого материала социологи имели возможность восстановить доисторическую эпоху „культурных“ народов: их общественную организацию, обычаи, занятия, быт и верования в те времена, от которых у нас не сохранилось

[31]

других исторических источников, или сохранились только немногочисленные вещественные памятники, подтвердившие, кстати сказать, выводы социологов (Фр. Энгельса и др.).

До тех пор, пока этнография ограничивалась собиранием материала об отсталых народах, она могла существовать, как самостоятельная наука. Но как только этнография приступает к обобщениям, она превращается в социологию, и этнографы, описывающие отдельные народы, — в собирателей сырого материала для социологов. Такое сращивание вполне законно и только оно может превратить этнографию из груды материалов в науку. Это тем более верно, что этнография не может ограничиться только изучением отсталых, безклассовых народов, но должна изучать и „культурные“ народы с их развитым классовым делением, классовой идеологией и борьбой. Задача этнографов – описать быт, обычаи, идеологию отдельных классов, не ограничивая себя национальными рамками и не сваливая в одну кучу, в единую нацию, различные классы, несходные по своему быту и идеологии. С этим этнография справится только, став социологией.

Пока же историк находит в этнографии описание материальной и духовной культуры (жилищ, орудий, обычаев, верований и т. д.) отдельных народов. Вся критическая проверка этого материала, установление, когда и под влиянием чего возникли определенные обычаи, верования, нравы, формы хозяйства и т. д., о каком историческом прошлом они говорят, насколько этим источникам можно верить, что внесено в них последним временем и т. д., и т. д., — все это ложится на плечи историка. Поэтому этнографы пока для историка такие же собиратели сырого материала, как архивные и библиотечные работники.

ЛИТЕРАТУРА:

П. Ф. Преображенский. Курс этнологии. 1929 г. Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. 1922 г. Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, 1929 г. Ермолов. Народная сельско-хозяйственная мудрость в пословицах, поговорках и приметах. Т. т. I—IV. 1901—1905 г.г. В. Миллер. Исторические песни русского народа XVI—XVII вв. „Сборник Отделения Русского языка и словесности Имп. Академии Наук”, т. 43-й, 1915 г. В. Миллер. О некоторых былинных именах. 1903 г.] В. Перетц. Современная русская народная песня. 1893 г, В. Перетц. К истории русской народной сказки. 1894 г. И. Сахаров. Сказания русского народа о семейной жизни своих предков. Части I — II. 1836 г. М. Михельсон. Ходячие и меткие слова. 1896 г. С. Займовский. Крылатое слово. Справочник цитаты и афоризма. 1930 г. L. H. Morgan. Die Urgesellschaft. Untersuchungen über den Fortschrift der Menschheit aus der Wildheit durch die Barbarei zur Zivilisation. Übers. von W, Eichhof und K. Kautsky. 1891 г. F. Graebner. Methode der Ethnologie. 1911 г. F. Müller. Allgemeine Etnographie. 1873 г. F. Ratzel. Völkerkunde. Т. т. I–II 1894–1895 г.г. M. Hoernes Natur-ond Urgeschichte des Menschen. Т. т. I—II, 1909 г. K. Lampert. Die Völker der Erde. Eine Schilderung der Lebensweise, der Sitten, Gebräuche, Feste und Zeremonien aller lebenden Völker. Т. т. I—II, 1903 г, M. Schmidt. Grundriss der ethno-logischen Volkswirtschaftslehre. T, т, I–II, 1920—1922 г. г, K. Leetberg. Kui pikalt оn Kalewipoeg rahwa luuletus. 1911 г. Kalevalan selityksia. Eri tutkijain avustamana. Toimit-tanut A. R. Niemi. 1910 г. И. Петрушевский. О дохристианских верованиях крестьян Нагорного Карабаха. 1930 г.

[33]

 Одной из важнейших вспомогательных исторических наук является языковедение, не только в том смысле, что историк должен знать языки, на которых написаны использовываемые им исторические источники, но и в том смысле, что язык, в котором получают отражения занятия, состояние техники и общественные отношения, сам является важнейшим историческим источником. Большие заслуги перед историей имеет сравнительное языковедение и палеонтология речи. При помощи последней история была в состоянии осветить далекие периоды в жизни отдельных народов, периоды, от которых не сохранилась письменных источников и которые недостаточно изучены по археологическим данным.

 Сравнительное языковедение, возникшее в сущности в XIX веке, путем сравнения отдельных языков, определило существующие языковые системы и дало генеалогические схемы языков одной системы („семьи“). Оно же определило культурное влияние отдельных народов друг для друга.

 Установление генеалогического дерева языков одной „семьи” происходило в общих чертах следующим образом: устанавливались общие для данных языков слова и предполагалось, что общие всем языкам слова, если они не являются позднейшими заимствованиями, — остатки общего пра-языка; наличность слов, общих только нескольким языкам, показывает совместное существование этих языков (народов) после отделения их от общего праязыка (народа) или от данной группы языков. Например, в отношении финно-угорских языков предполагают, что от угорской группа языков раньше отделились венгерцы, а вогулы и остяки еще после этого продолжали совместное существование; что волжские и западно-финские народы продолжали совместное существование после отделения от них угорской и пермской группы народов и т. д.

 Общие для языков слова дали возможность установить не только происхождение отдельных народов, но и состояние культуры в период совместного жительства. Например, если слово „пахать“ одно и то же для данной группы языков, то предполагалось, что все эти народы еще в период совместного жительства знали земледелие. Таким образом, например, сравнительное языкознание установило каково было состояние культуры финно-угров до распадения их на отдельные группы народов, каковы были культурные достижения этих групп до распадения их на отдельные народы.

 Вместе с тем сравнительное языкознание устанавливало, каково было культурное воздействие одних народов на других. Если слова „овес“ и „лошадь“ данным народом были заимствованы из другого языка, то предполагалось, что культуре овса и лошадиной тяге данный народ учился у другого.

 Наконец, сравнительное языкознание, путем изучения географической номенклатуры, названий животных и деревьев, устанавливало

[34]

границы, в пределах которых жили группы народов и отдельные Народы в прошлом.

Изложенное показывает, что язык — источник, без которого не может обходиться ни один историк при изучении более отдаленных эпох. Но в последнее время данные сравнительного языковедения подвергаются серьезному сомнению яфетической теорией Н. Я. Марра и его учеников (А. Р. Зифельдт — Симумяги и др.), совершенно правильно рассматривающих язык, как результат общественно-трудовой деятельности человеческого общества.

Признавая заслуги яфетической теории, как вполне законной реакции против преувеличенных выводов сравнительного языкознания и против предвзятых убеждений, например, что слова заимствовались только „малокультурными“ народами от современных „культурных“ народов, а не наоборот, что общие в нескольких языках слова — результат заимствования или общего праязыка и т. п., мы, однако, не можем отказаться от результатов, достигнутых сравнительным языковедением.

Что необходимо, это – постоянная критическая проверка самим языковедением его выводов и, со стороны историков — сравнение их с другими источниками (археологическими и этнографическими, известиями хронистов, путешественников и друг.).

ЛИТЕРАТУРА:

А. И. Томсон, Общее языковедение, 1910 г. В. Поржезинский. Введение в языковедение. 1916 г. F. Поливанов. Введение в языковедение. 1923 г. Е. Будде. Лекции по истории русского языка. 1907 г. С. К. Булич. Очерки истории языкознания в России. 1905 г. Н. Марр. Яфетическая теория, 1928 г. А. Зифельдт-Симумяги. Uralo-Altaica. 1928 г. М. Веске. Славянофинские культурные отношения по данным языка. 1892 г. Н. Марр. К вопросу об историческом процессе в освещении яфетической теории (доклад и прения). „Труды первой Всесоюзной конференции историков-марксистов“ т. П. 1930 г. М. Рафаил. Марксизм и яфетическая теория. „Новый Восток”, кн. 28-я. 1930 г. Н. Я. Марр. По этапам развития яфетической теории. 1926 г. И. И. .Мещанинов. Основные начала яфетидологии. 1926 г. И. И. Мещанинов. Введение в яфетидологию. 1929 г. Н. Я. Марр. Актуальные проблемы и очередные задачи яфетической теории 1929 г. Н. Я. Марр. С. М. Доброгаев и Я. В. Лоя. Языковедение и материализм. 1929 г. Яфетический сборник (издается отдельными томами Яфетическим Институтом Якадемии Наук СССР с 1922 года). Н. Я. Марр. Классифицированный перечень печатных работ по яфетидологии. 1926 г. В. Н. Волошинов. Марксизм и философия языка. 1929 г. В. Аптекарь. От яфетидологии к марксистской лингвистике. „Ученые записки Института этнических и национальных культур народов Востока“, т. I. 1930 г. A.Селищев. Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским языком
последних лет. 1928 г. Н. Я. Марр. Язык и письмо. 1930 г.

F. Finck. Aufgabe und Gliederung der Sprachwissenschaft. 1905 г. 0. Funke. Sfudien zur Geschichte der Sprachphilosophie. 1927 г. H. Paul. Prinzipen der Sprachgeschichte. 1909 г. F. Müller. Grundriss der Sprachwissenschaft.T. т. I—IV. 1876–1888 г.г. E. Otto. Zur Grundlegung der Sprachwissenschaft. 1919 г. O. Schrader. Sprach-vergleichung und Urgeschichte. Т. т. I—II, 1906–1907 г.г. O. Schrader. Linguistisch—
historische Forschungen zur Handelsgeschichte und Warenkunde. 1886 г. H. Winkler  Uralaltaischer Sprachstamm. 1909 г. H. Winkler. Uralaltaische Wölker und Sprachen.

[35]

1884 г. Н. Vambery. Ursprung der Magyaren. 1882 г. О. Donner. Vergleichendes Wor-terbuch der finnisch-ugrischen Sprachen. Т. т. I—III, 1874–1888 г.г. A. Meillet. Lin- guistique historique et linguistique generale. 1921 г. M. J. Eisen. Eestlaste sugu. 1922 г. L. Kettunen. Soome keele ôpiraamat. 1920 г. А. Р. Зифельдт-Симумяги.

Тюркологические этюды. 1930 г.

Если выводы сравнительного языковедения в отношении эпох, от которых не сохранилось письменных источников, оспариваются яфетической теорией, то выводы археологии основаны на более надежном материале: на материальных остатках старины. На основании этих остатков (городищ, курганов, полей, кухонных остатков, остатков жилищ, орудий, оружия, одежды, украшений и т. д.) доисторическая археология, путем сравнительного и типологического изучения, восстанавливает картину быта, занятий, культуры и общественных отношений народов, от которых эти остатки к нам перешли.

 Систематические археологические раскопки и изучение их данных началось сравнительно недавно, только в XIX веке, поэтому археология еще не в состоянии дать сколько-нибудь исчерпывающих данных о национальности, общественных отношениях и пр. народов, населявших определенную территорию, но быстрое развитие археологии залог, что рамки освещенного историей прошлого человеческого общества будут отодвинуты далеко в прошлое.

Твердо следует помнить, что только при помощи совместного изучения и сравнения данных археологии, этнографии с фольклором и сравнительного языковедения (лингвистической палеонтологии) может быть освещена история той эпохи, от которой не сохранилось письменных источников. К сожалению, до настоящего времени таких исследований нет. Отдельные историки использовывают в своих исследованиях обычно только данные одной из этих вспомогательных исторических наук. Надеемся, что организация коллективного труда в области истории в дальнейшем даст возможность использовать равномерно, подвергнув взаимной критике, все три указанные категории источников.

Кроме доисторической археологии, для историка имеет значение историческая археология, изучающая вещественные памятники (здания, монументы и произведения искусства) эпохи, от которых сохранились письменные источники. К археологии же примыкают эпиграфика, изучающая надписи на различных памятниках, и нумизматика, изучающая монеты и медали,

В настоящее время имеется тенденция об”единить археологию, нумизматику и эпиграфику в особую науку, в историю материальной культуры, рассматривающую развитие всей материальной культуры человечества (жилищ, орудий, оружия, украшений, живописи и т.д.). Думается, что отделить историю материальной культуры от общей истории (экономической и политической) человечества нет никаких

[36]

оснований: нельзя изучать материальную культуру изолированно от общественного развития человечества. В дальнейшем же своем развитии археология, по нашему мнению, должна влиться в историю, как неразрывная часть науки, изучающей прошлое человеческого общества, независимо от того, сохранились ли или нет письменные источники от изучаемой эпохи.

ЛИТЕРАТУР А:

С. А. Жебелев. Введение в археологию. 2 части, 1923 г. В. А. Городцов. Первобытная археология. 1908 г. В. А. Городцов. Бытовая археология. Обермайэр. Доисторический человек. В. А. Городцов. Руководство для археологических раскопок. 1914 г. А. Арциховский. Новые методы археологии (Доклад и прения на заседании социологической секции Общества историков-марксистов от 4-го ноября 1929 г.). „Историк-марксист“ т. XIV, 1929 г.

М. Hoernes. Natur-und Urgeschichte des Menschen. Т. т, I–II. 1909 г. T. Ely. Manuel of archaeology. 1890 г.

Эпиграфика вспомогательная историческая дисциплина, изучающая надписи на различных вещественных памятниках (на архитектурных сооружениях, статуях, одежде, коврах, утвари, знаменах и т. п.). По своему характеру эпиграфика весьма близка к нумизматике, изучающей медали и монеты, на которых также встречаются надписи, и к палеографии, изучающей письменные источники, как со стороны их материала, так и письма. При установлении даты возникновения отдельных надписей эпиграфика, главным образом, пользуется выводами палеографии, если только надпись относится к эпохе, от которой сохранились другие письменные источники.

Значение эпиграфики для историка более отдаленных столетий — громадно. История Ассирии, Вавилонии и Египта изучается, главным образом, по клинописным и иероглифическим надписям. Не менее важное значение имеют надписи и при изучении истории древней Греции, Рима, средневековья, Востока и т. д. В этих областях истории надписи сообщают ряд фактов, о которых нет известий в письменных источниках. Но особенно большое значение имеют надписи на зданиях, памятниках, крепостях, могилах, знаменах и т. п. при определении хронологических дат отдельных событий, при установлении действовавших в истории отдельных местностей и народов лиц, при определении времени и обстоятельств создания тех или других вещественных памятников.

Основные задачи эпиграфики: установление подлинности надписи (а также вещественного памятника, на котором существует надпись), чтение надписи и воспроизведение надписи в целях научной публикации ее и проверки текста другими учеными, которые не могут сами осмотреть надпись.

Подлинность памятника и надписи на нем устанавливается путем изучения материала памятника, шрифта надписи и выяснение соответствия текста надписи грамматическим (орфографическим и синтаксическим) правилам и лексическим особенностям языка той

[37]

эпохи, в которой, якобы, была сделана надпись. Иногда надписи подделываются настолько умело, что только по какой-либо незначительной детали, после больших трудов, удается установить подделку. Но могут быть надписи, написанные неграмотно (как в настоящее время многие знамена и вывески) и поэтому орфографические и др. ошибки не всегда указывают на подделку; наоборот, иногда очень тщательное выполнение подделывателем всех требований палеографии и истории языка наводит исследователя на мысль о подделке.

Для чтения надписей необходимо знать хорошо историю и палеографию языка, на котором имеется надпись. Знание истории языка необходимо потому, что смысл слова мог измениться и не быть во время возникновения надписи тем, чем является в настоящее время; другие же слова и обороты речи могли совсем выйти из употребления.

Надписи воспроизводятся в настоящее время посредством фотографии (на коврах, знаменах, статуях, стенах и т. п.). Если же фотографирование невозможно или дает неясный снимок, то употребляются следующие способы воспроизведения надписи: 1) оттиск на свинцовой бумаге (на станиоле) путем наложения свинцовой бумаги на надпись и нажатия на бумагу; при вырезной надписи отражение последней остается на бумаге, с которой, однако, необходимо после этого обращаться крайне осторожно, хранить ее в вате в особом ящике, так как нажатие уничтожит оттиск на станиоле; 2) натирание оттиска на шведской пропускной бумаге, которая накладывается на хорошо промытый и смоченный водой камень с надписью; бумага твердой щеткой плотно прибивается к надписи, а когда бумага просохнет, ее пропитывают белым лаком, чтобы буквы на бумаге не сгладились; 3) натирание оттиска на сухой, тонкой, гладкой бумаге цветным порошком (графитом и др.); при натирании бумага входит в углубления, а выступы на камне- мраморе и т. п, очеркиваются цветным порошком на бумаге; 4) если надпись небольшая, то можно снимать кальку на тонкую бумагу помощью штриховки карандашем; 5) если шрифт не выделяется в поверхности памятника (мозаика и т. п.), то надпись воспроизводится прорисью, т. е. надпись обрисовывается на прозрачной бумаге или кальке карандашем; б) если надпись имеется на горизонтальной поверхности (на полу, могильной плите и т. п.), то можно произвести гипсовый снимок с надписи; камень очищают от грязи, смазывают слоем постного масла с растертым мылом и накладывают на него алебастр, разведенный до густоты сливок; слой гипса через некоторое время высохнет и получается слепок — негатив, в котором, таким же образом, можно приготовить гипсовый слепок-позитив.

С надписями историк встречается на каждом шагу. Поэтому, думаю, приведенные мною no A. M. Большакову[15] способы воспроизведения надписей будут не бесполезными.

[38]

ЛИТЕРАТУРА:

И. С. Ланской. О способах механического воспроизведения надписей. „Вестник Археологии и Истории”, вып. 8, 1892 г. А. Большаков Вспомогательные исторические дисциплины. 1924 г. W. Larfeld. Handbuch der griechischen. Epigraphik. 1902–1907 г. г. С. М. Kaufmann. Handbuch der altchristlichen Eptgraphik. 1907 г. R. Cagnal. Cours l”epigraphie latine. 1914 г.

Нумизматика вспомогательная историческая наука, изучающая монеты и медали.

Деньги появляются только в обществе, в котором происходит уже довольно оживленный обмен продуктами труда, при чем в пер вое время в качестве денег обращаются различные предметы потребления и украшения: соль, меха, быки, раковины и т. д. Только при довольно развитой технике появляются в обращении, в качестве денег, слитки металлов и, наконец, чеканная монета.

Значение нумизматики при изучении более отдаленных столетий огромно. Находка монет при археологических раскопках облегчает археологу определение времени создания вещественных памятников, находимых в данном кургане, могильнике и т. п., и по этим памятникам — время возникновения тождественных им других вещественных памятников. Нахождение кладов монет дает возможность определить торговые пути и торговые связи отдельных стран в прошлом. Монеты и медали дают возможность судить о состоянии техники и искусства у отдельных народов в определенные эпохи, если от этих эпох не сохранилось других памятников искусства и техники. Наконец, монеты и медали оказывают содействие и при определении времени и места возникновения и автора письменных источников: установлено, что изображения на монетах нередко перешли в гербы и печати, и наоборот, изображения на последних переносились на монеты и медали. Встретив письменные источники с гербами или печатями, принадлежность которых неизвестна, историк по монетам и медалям может определить их принадлежность тому или другому владетельному лицу. Таким образом, нумизматика тесно связана с сфрагистикой и геральдикой.

В обращении находится, однако, большое количество поддельных древних монет. Существовали и существуют целые мастерские, в которых антиквары изготовляют „древние монеты“. Поэтому весьма важно установить подлинность монет и медалей, особенно, если они приобретаются случайно, т.-е. путем покупки у отдельных лиц. Установление подлинности монет производится путем выяснения состава; сплава металла, изучения рисунка, шрифта и формы монеты или медали и установления, насколько перечисленное соответствует эпохе, к которой, якобы, относятся монета и медаль. Для такой проверки и чтения надписей на монете нумизматик, понятно, должен хорошо) знать палеографию и историю языка, на котором имеется надпись.

[39]

Нумизматика оказывает историку помощь еще при толковании текста письменного источника. В книгах, газетах, актах и т. л. историк постоянно встречается с названиями денежных единиц, в том числе и монет. Но монеты одного названия не были всегда одинаковы: изменялся их вес и состав сплава. Эти изменения, наряду с общественно-экономическими явлениями (падение курса серебра и меди, повышение цен товаров, создание монополии, установление таможенных пошлин и т. п.), вызывали изменение ценности денег, т.-е. изменение эквивалента товара, могущего быть приобретенным за данную денежную единицу. Не установив ценности упомянутых в письменных источниках денежных единиц, историк может совершить самые грубые ошибки. Достаточно указать, например, на то, что при денежной реформе Витте в 1890-х г.г. вес золотого рубля был изменен. Не обращая внимания на это обстоятельство, историк может сделать неверные заключения о бюджете, торговле, развитии промышленности и т. п. в России в 80 и 90:х годах прошлого столетия. Такие изменения имели место и раньше, как в отношении золотых, так и серебряных, и медных монет. Устанавливая вес и сплав монет и соотношения между монетами (паритет), нумизматика значительно облегчает труд историка. Но при этом историк, — подчеркиваю это еще раз, — должен иметь в виду, что ценность денег, кроме веса и сплава металла, изменялась по общественно-экономическим причинам. Наконец, нумизматика оказывает значительную помощь при определении величины единиц веса, если для определения их не имеется других достоверных источников. Таким образом, нумизматика тесно связана и с метрологией.

ЛИТЕРАТУРА:

В. Е. Данилевич. Значение нумизматики в изучении русской истории. „Записки Харьковского университета“, т. IV—1903. А. П. Бутковский. Нумизматика или история монет древних, средних и новых веков. 1861 г. А. Орешников. Русские монеты до 1547 г. 1896 г. И. И. Кауфман. Серебряный рубль в России от его возникновения до конца 19 века. 1910 г. А. К. Марков. Древняя нумизматика. 1901 г. Е. М. Придик. Греческие и римские монеты. 1906 г. Сабатье. Византийские монеты. 1912 г. Савельев. Мухамеданская нумизматика. 1846 г. Е. А. Пахомов. Монеты Грузии. Е. А. Пахомов. Монетные клады Азербайджана и Закавказья. 1929 г, H. Halke. Einleitung in das Studium der Numjsmatik. 1905 г. H. Halke Handwörter-buch der Münzkunde und ihrer Hilfswissenschaften. 1900 г. H. Dannenberg. Gründzuge der Münzkunde. 1912 г. А. Оленин. Опыт о правилах медальерного искусства.1817 г. Статут Российских орденов. 1797 г. Н. Булычев. Исследование некоторых изображений на древне-русских монетах. Вып. 1, 1904 г. Ю. Иверсон. Словарь медальеров и других лиц, имена которых встречаются на русских медалях 1874 г. М. Гейтц. Ефимки. 1913 г. Н. Gernuschi. Anatomie de la monnaie. 1886 г. К. Domanig. Die deutsche Medaille in kunst-und kulturhistorischer Hinsicht. 1907 г.

Метрология — вспомогательная историческая дисциплина, изучающая различные меры веса, об”ема, протяжения, ценности и времени.

[40]

Историк постоянно встречает в письменных источниках упоминания о различных мерах, единицах ценности и т. д. Но единицы измерения не оставались одинаковыми в течение ряда веков. Некоторые единицы измерения, например, соха, выть, локоть и др. совсем вышли из употребления. Другие же, например, рубль, изменялись довольно часто в своей величине или ценности. Наконец, существовали одновременно меры одинакового наименования, но различные по своей величине, например, в Прибалтийском крае до революции 1917 г. употреблялись 7-ми и 6-ти футовые сажени. В Китае „му“ (мера земли) в каждой провинции отлична, также и курс „таэля“ (денежная единица).

Поэтому историк, прежде чем он может использовать имеющийся в его распоряжении источник с упоминанием различных мер измерения, должен установить, каково было соотношение между однородными единицами измерения и какова их величина, по сравнению с существующими единицами измерения. Например, встречая в акте 1827 года слова „20 руб. ассигнациями“, в акте 1870 г. — „20 руб. серебром“, в книге 1891 г.— „20 руб. золотом”, в акте 1910 г.— „20 руб.“ и в 1921 г. — „20 рублей“, историк совершит громаднейшую ошибку, если он ценность рубля во всех этих источниках считает одинаковой. То же самое, правда в меньшей степени, относится и к мерам веса, об”ема и линейным.

Основной задачей метрологии является установление величины существовавших в прошлом единиц измерения, а также выяснение причин возникновения тех или других единиц измерения. Выводами метрологии историку и приходится пользоваться при толковании текста источника, в котором приводятся те или другие меры.

Однако, не всегда историк может положиться на справочники и работы по метрологии при определении величины упомянутых в источнике единиц измерения. Часто историк должен установить их величину совершенно самостоятельно, всегда же критически проверять указания соответствующих справочников.

Вызывается это тем, что в отношении более отдаленных веков метрология не в состоянии точно установить величину единиц измерения. В древних актах применялись нередко естественные меры измерения, которые не могли быть совершенно одинаковы во всех случаях и только в дальнейшем их величина определялась точно законодательством. Таковыми являются: „шаг“ (около 1 аршина), „косая сажень^“ („расстояние от большего пальца левой ноги, широко отодвинутой от правой, до среднего пальца приподнятой вверх правой руки“[16], „маховая сажень“ („расстояние между средними пальцами горизонтально широко раскинутых рук“), „локоть“ (в дальнейшем 10²/₃ вершка), „горсть“ и т. д. Далее, как указывалось выше,

[41]

одноименные единицы измерения не были одинаковы не только в различное время, но и в одно и то же время. Например, новгородский рубль 15-го века вдвое больше московского. Земля иногда измерялась количеством труда, необходимого для ее засева, или же по количеству собираемых продуктов. Таковы меры: обжа (пространство земли, которое может обработать один человек с одной лошадью), выть (в одном поле: хорошей земли около б десятин, средней — около 7 дес и худой — около 8 десятин; в 3-х полях при 3-польной системе — в три раза больше) и др.

Установление величины единиц измерения производится путем сравнения приведенных в источнике данных между собою и с данными других источников. В отношении последних столетий величина ряда единиц измерения установлена законодательными актами. Сохранились даже образцы отдельных мер. Наконец, при определении величины мер веса большую помощь оказывает нумизматика, так как мы, если имеем древние монеты и знаем, какое количество их входило в определенную весовую единицу, можем установить величину последней.

Дальнейшая разработка вопросов метрологии — настоятельная задача, разрешение которой значительно облегчит труд историка. Особенно важно изучение мер, существовавших у отдельных народов СССР и недостаточно изученных до сего времени. Без этого значительное количество источников по истории экономического развития отдельных областей остаются неиспользованными или использовываются недостаточно правильно.

ЛИТЕРАТУРА:

И. И. Кауфман. Русский вес, его развитие и происхождение. 1911 г. Ф. И. Петрушевский. Общая метрология. 1848 г. А. И. Никитский. К вопросу о мерах в древней Руси. „Журнал министерства народного просвещения“, т. IV, 1894 г. М. Заблоцкий. О ценностях в древней Руси. 1854 г. С. К. Кузнецов. Древне-русская метрология. 1913 г. В. О. Ключевский. Русский рубль X1V–XVI1I в. в. в его отношении к нынешнему. „Опыты и исследования“. 1919 г. Д. И. Прозоровский Монета и вес в России до конца XVIII века. 1865 г. Д. И. Прозоровский. Древнерусские меры жидкостей. „Журнал Министерства Народного Просвещения“. т. III 1854 г. В. Гольдман. Русские бумажные деньги. 1866 г. А. Большаков. Вспомогательные исторические дисциплины. 1924 г.

Частью метрологии является хронология, т.-е. учение об единицах измерения времени.

Знание хронологии необходимо историку в двух случаях: 1) при переводе на современное летосчисление различных летосчислении, месяцев, чисел или других делений времени, которые встречаются б источниках; 2) при определении по различным астрономическим

[42]

явлениям (затмения солнца и луны, появление комет и др.) даты определенных исторических событий, о которых говорится в источнике.

 Астрономические гол, месяц и сутки трудно укладывать в простой счет времени, тем более, что длительность их не является постоянной, а колеблется. Этим исключается возможность создания постоянного или вечного точного календаря, вследствие чего все существующие летосчисления или эры только более или менее приближаются к астрономическому летосчислению.

В источниках по истории народов СССР историк чаще всего встречается со следующими эрами:

Византийское летосчисление велось „от сотворения мира“, который, якобы, был сотворен за 5.508 лет до нашей эры. Началом года в Византии считалось 1-ое сентября. Это летосчисление употреблялось в России до 1700 года, пока с 1-го января 1700 года не было введено юлианское летосчисление. При этом в России до XV века в одних документах началом года считалось 1-ое сентября, в других — 1-ое марта. Кроме того, раскольники не всегда употребляли это летосчисление, в ряде документов раскольников употребляется летосчисление, по которому „от сотворения мира“ до нашей эры считается 5.500 лет. Этими обстоятельствами, а также тем, что при переводах одного календаря на другой летописцы совершали ошибки, об”ясняется ряд противоречий в датах в русских летописях и др. письменных источниках.

Современная христианская эра употребляется в России с 1-го января 1700 г. До 1918 года употреблялся юлианский календарь, а с 1 января 1918 года — григорианский. Юлианский календарь в настоящее время употребляется в СССР только в православном церковном быту (святцы, пасха и др.).

 Магометанское летосчисление или эра гиджры ведется с 15-го июля 622 года по юлианскому летосчислению. В основу магометанского летосчисления принят лунный месяц, но так как лунный год составляет около 354 дней 8 часов и 48 минут, то, кроме простых годов, имеющих 354 дня, существуют високосные годы, которые образуются прибавлением к последнему месяцу года, зиль-гиджа, одного дня. Восточные астрономы считают високосными годами 2-й,. 5-й, 7-й, 10-й, 13-й, 16-й, 18-й, 21-й, 24-й, 26-й и 29-й годы тридцатилетнего високосного цикла. Хотя такое вычисление високосных годов наиболее распространено на Востоке, оно все-таки не является единственным. Например, в Турции в календаре „руснамэ“ употребляется восьмилетний високосный цикл, в котором високосными являются 2-й, 5-й и 7-й годы цикла. Разница между этими високосными циклами составляет в течение 126 лет один день. Существуют и другие вычисления високосных годов, но они менее распространены.

 Перевод мусульманского летосчисления на христианское и обратно довольно сложен, так как длина года у них различна. При

[43]

переводах необходимо учесть, прежде всего, сумму дней високосного цикла (звездочкой отмечены високосные годы):

 1 год 354 дня 11 лет 3898 дней * 21 год 7442 дня

 * 2 года 709 „ 12 „ 4252 „ 22 года 7796 „

 3 „ 1063 „ * 13 „ 4607 „ 23 „ 8150 „

 4 „ 1417 „  14 „ 4961 „ * 24 „ 8505 „

 * 5 лет 1772 „ 15 „ 5315 „ 25 лет 8859 „

 6 „ 2126 „ * 16 „ 5670 „ * 26 „ 9214 „

 * 7 „ 2481 „ 17 „ 6024 „ 27 „ 9568 „

 8 „ 2835 „ * 18 „ 6374 „ 28 „ 9922 „

 9 „ 3189 „ 19 „ 6733 „ * 29 „ 10277 „

 * 10 „ 3544 „ 20 „ 7087 „ 30 „ 10631 „

 Далее необходимо иметь в виду, что мусульманский год начинается первым числом магаррама и имеет следующие месяцы:
1. Магаррам 30 дней сумма с начала года 30 дней.

 2. Сафар 29 „ „ „ „ 59 „

 3. Реби-уль-эввель 30 „ „ „ „ 89 „

 4. Реби-уль-ахыр 29 „ „ „ „ 118 „

 5. Джемади-уль-эввель 30 „ „ „ „ 148 „

 6. Джемади-уль-ахыр 29 „ „ „ „ 177 „

 7. Реджаб 30 „ „ „ „ 207 „

 8. Шабан 29 „ „ „ „ 236 „

 9. Рамазан 30 „ „ „ „ 266 „

 10. Шеваль 29 „ „ „ „ 295 „

 11. Зиль-каадэ 30 „ „ „ „ 325 „

 12. Зиль-гиджа 29 „ „ „ „ 354 „

 Перевод мусульманского летосчисления на христианское производится следующим образом: полностью прошедшее количество лет по мусульманскому летосчислению делят на 30 (количество лет в високосном цикле); затем 10631 (количество дней в тридцатилетнем високосном цикле) множат на полученное частное (количество полных високосных циклов); к полученному от умножения числу дней прибавляют количество дней, заключающихся в том числе лет високосного цикла, какое получилось в виде остатка при делении количества прошедших лет на 30, и количество дней, прошедших с начала года до переводимой даты (включая и эту дату); к итогу от сложения прибавляют 227015 (число дней, прошедших от начала христианского летосчисления до начала мусульманского летосчисления); последний итог делят на 1461 (количество дней в юлианском високосном цикле), а полученное частное множат на 4 (количество лет в юлианском високосном цикле); остаток от деления на 1461 делят еще на 365 (количество дней в юлианском году); полученное от умножения на 4 произведение сложат с частным от деления на 365 и полученный итог показывает количество полностью прошедших по христианскому летосчислению лет, а остаток от деления на 365 или на 1461 (если

[44]

остаток, полученный при делении на 1461, меньше 365) показывает количество дней, прошедших с начала года до искомой даты, и поэтому остатку определяется месяц и число христианского летосчисления.

По приведенному правилу историк всегда, когда ему недоступны сравнительные таблицы летосчислении, может перевести даты мусульманского летосчисления на христианские. Например, следует определить, какому году, месяцу и числу юлианского и григорианского летосчислении соответствует 26 число месяца Сафара 1333 года гиджры.

Производятся следующие вычисления:

1332:30=44 високосных цикла (остаток 12);

10631 Х 44 = 467764 дня;

467764+4252 (количество дней в 12 годах високосного цикла) + 56 (количество дней с начала года по 26 число Сафара) = 472072 дня;

472072 + 227015 = 699087 дней;

699087:1461 = 478 юлианских високосных циклов (остаток 729);.

478 X 4 = 1912 лет;

729 : 365 = 1 год (остаток 364 дня);

1912+1 = 1913 лет;

1913 лет + 364 дня = 30 декабря 1914 года по юлианскому календарю или 11 января 1915 года по григорианскому календарю.

При этих вычислениях необходимо иметь в виду, что началом дня (суток) в мусульманском летосчислении считается заход солнца, так что в нашем примере 26 числом Сафара месяца 1333 года эры гиджры следует считать время от захода солнца. 30 декабря 1914 года по заход солнца 31 декабря 1914 года (по юлианскому календарю).

Однако, при переводах дат мусульманского летосчисления на христианское, необходимо учесть возможность, что в источнике может применяться хронология с другим определением високосных годов или же, что летосчисление ведется не с 15 июля 622 года, а с 16-июля 622 года.

При переводе какой-либо даты христианского летосчисления на мусульманское, необходимо число григорианского календаря перевести на число юлианского календаря; количество полностью прошедших лет христианского летосчисления необходимо делить на 4 (количество лет в високосном цикле); полученное частное, показывающее количество полностью прошедших високосных циклов, необходим» умножить на 1461 (количество дней в юлианском високосном цикле); полученный при делении прошедших лет на 4 остаток необходимо умножить на 365; полученные произведения и количество дней с начала года до переводимой даты сложить вместе; с полученного итога, показывающего количество дней с начала христианского летосчисления по переводимое число, необходимо вычесть 227015 (количество дней с начала, христианского летосчисления до начала мусульманского);

[45]

разница дает количество прошедших с начала мусульманского летосчисления дней; деление разницы на 10631 дает число полностью прошедших високосных циклов; полученное при этом частное необходимо умножить на 30 (количество лет в високосном цикле); к полученному произведению прибавляют количество лет, которое по приведенной выше таблице високосного цикла заключается в остатке, полученном при делении на 10631; итог показывает количество полностью прошедших по мусульманскому летосчислению лет, а по числу дней, оставшихся при вычислении лет по таблице високосного цикла, или при делении на 10631 (если при делении остаток получился меньше 354), по таблице месяцев устанавливают месяц и число мусульманского летосчисления.

Например, необходимо перевести на мусульманское летосчисление 8 февраля 1914 года по григорианскому календарю. По юлианскому календарю это составляет 26 января 1914 года. Установить дату по мусульманскому летосчислению можно путем следующих вычислений:

1913:4 = 478 високосных циклов (остаток 1 год);

1461 X 478 = 698358 дней;

365 X 1 = 365 дней;

с 1 января по 26 января = 26 дней;

698358 + 365 + 26 = 698749 дней;

699749 —227015 = 471734 дня

471734 : 10631 = 44 мусульманских високосных цикла (остаток 3970 дней); 30X44 = 1320 лет;

3970 дней = 11 лет и 72 дня (по таблице високосного цикла);

1320 + 11 =1331 год;

72 дня = 13 число реби-уль-эввель.

Следовательно 26 января (8 февраля) 1914 года соответствует 13 числу месяца реби-уль-эввель 1332 года гиджры или, правильнее, последнее число начинается с заходом солнца 26 января 1914 года и, продолжается до захода солнца 27 января 1914 года; до захода же солнца 26 января 1914 г. мы имеем 12 число месяца реби-уль-эввель 1332 года гиджры.

 Персидское или фарсидское летосчисление, называемое еще эрой Ездигерда, ведется от 16 июня 632 года христианского летосчисления. По этому летосчислению год имеет ЗЬ5 дней и делится на 12 месяцев, имеющих по 30 дней каждый. Оставшиеся 5 дней составляют эпагомены и присоединялись в начале персидского летосчисления к последнему месяцу года, но в первые сто летия по принятию мусульманства (не определено, в каком именно голу), были перенесены к восьмому месяцу года и с 1079 года по

[46]

христианскому летосчислению, при реформе календаря Джелаледдином, были снова перенесены в конец года. Началом дня обычно считается восход солнца.

 Для перевода даты персидского летосчисления на христианское необходимо: количество полностью прошедших лет персидского летосчисления умножить на 365 и к произведению прибавить количество дней, прошедших с начала года по переводимую дату; к итогу прибавляют 230639 (количество дней с начала христианского летосчисления по начало персидского летосчисления); полученный общий итог показывает число дней, прошедших с начала христианского летосчисления; деление общего итога на 1461 (количество дней в юлианском високосном цикле) дает количество прошедших полностью юлианских високосных циклов и умножение полученного частного на 4 — количество лет в этих високосных циклах; если остаток, полученный при делении на 1461, больше 365, то его делят на 365 и частное прибавляют к количеству лет, полученных при умножении прошедших полностью високосных циклов на 4, итог дает количество лет, прошедших полностью с начала христианского летосчисления; по остатку дней при делении на 365 или на 1461 (если в последнем случае остаток получился меньше 365) определяют месяц и число христианского летосчисления по юлианскому стилю.

При переводе же даты христианского летосчисления на персидское, необходимо дату григорианского календаря перевести на дату юлианского, вычислить количество дней, прошедших с начала христианского летосчисления, так, как это делалось при переводе даты христианского летосчисления на мусульманское, вычесть из этого количества дней 23063Э (количество дней, прошедших с начала христианского летосчисления по начало персидского летосчисления), полученную разницу делить на 365; частное дает количество полностью прошедших с начала персидского летосчисления лет, а по остатку необходимо определить месяц и число года, к которому относится переводимая дата. При этом необходимо иметь в виду, что так как точно неизвестно, в каком именно году после принятия мусульманства эпагомены были перенесены с конца года в конец восьмого месяца, то до 1070 года христианского летосчисления в переводах дат персидского летосчисления на даты христианского и обратно, может возникнуть ошибка на 5 дней, если дата относится к девятому, десятому, одиннадцатому, двенадцатому месяцам или к эпагоменам персидского летосчисления.

 Приведенные правила показывают, что вычисления при переводах дат христианского летосчисления на персидское и обратно принципиально не отличаются от вычислений при переводах дат мусульманского летосчисления на христианское и обратно, и отличаются большей простотой вследствие отсутствия в персидском летосчислении високосных циклов. Для облегчения работы историка при переводах

[47]

дат, приводим названия персидских месяцев с указанием суммы дней е начала года по персидскому летосчислению:

1.    Фервердин …………… 30 дней; с начала года 30 дней

2.      Ардебегешт …………… 30 „ „ „ 60 „

3.      Кгордат ………………… 30 „ „ „ 90 „

4.      Тир …………………….. 30 „ „ „ 120 „

5.      Мордад ………………… 30 „ „ „ 150 „

6.      Шарир …………………. 30 „ „ „ 180 „

7.      Мигр …………………… 30 „ „ „ 210 „

8.      Абан ……………………. 30 „ „ „ 240 „

Эпагомены ……………… 5 „ „ „ 245 „

 9. Адер ……………………… 30 „ „ „ 275 „ или 270 дней

 10. Дей ………………………. 30 „ „ „ 305 „ „ 300 „

 11. Багмен …………………… 30 „ „ „ 335 „ „ 330 „

 12. Азфендармед ……………. 30 „ „ „ 365 „ „ 360 „

 Эпагомены ………………. 5 „ „ „ — „ 365 „

Эра Джелаледдина была введена в Персии 15 марта 1079 года и встречается в источниках наравне с мусульманским (эрой гиджры) и персидским (фарсидским) летосчислениями. В основу летосчисления Джелаледдина был положен солнечный год, длина которого была определена в 365 дней 5 часов 49 минут и 15 секунд. Из 5 часов 49 минут и 15 секунд составлялись високосные годы, которые, однако, чередовались с простыми неправильными промежутками времени. Вслецствие этого до настоящего времени високосные циклы летосчисления Джелаледдина; точно не установлены[17] и в переводах дат эры Джелаледдина и обратно неизбежны неточности на один день, если только неизвестен день недели переводимой с эры Джелаледдина даты.

Для перевода даты эры Джелаледдина на дату христианского летосчисления необходимо умножить количество полностью прошедших лет на 365,242535 и к произведению прибавить количество дней с начала года по переводимую дату; итог дает количество дней с начала эры Джелаледдина; прибавив к этому итогу 393812 дней (количество дней с начала христианского летосчисления по начало эры Джелаледдина), получим в итоге количество дней по христианскому летосчислению; полученный общий итог необходимо делить на 1461 (количество дней в юлианском високосном цикле) и частное, показывающее количество прошедших полностью високосных циклов, умножить на 4; полученное произведение показывает количество лет в этих циклах, и, прибавив к этому количеству частное от деления на 365 полученного при делении общего количества дней на 1461 остатка, получим количество прошедших полностью с начала христианского летосчисления лет; остаток от деления на 365 или 1461 (если в последнем случае остаток получился меньше 365) дает число дней, по

[48]

которому необходимо определить месяц и число христианского летосчисления.

 Точный перевод дат христианского летосчисления на даты эры Джелаледдина возможен только с помощью таблиц, зодиака (Шрамма) или солнца (Нейгебауэра). Приблизительно же можно перевести дату христианского летосчисления на дату эры Джелаледдина следующим образом: количество полностью прошедших, лет христианского летосчисления делят на 4 и частное умножают на 1461; остаток от деления умножают на 365; эти два произведения и количество прошедших с начала года дней сложат и в итоге получается количество прошедших с начала христианского летосчисления дней; из этого общего итога вычитают 393812 (количество дней с г начала христианского летосчисления по начало эры Джеваледдина); разница показывает количество дней, прошедших с начала эры Джелаледдина; определить по этому количеству дней число прошедших полностью лет можно по следующей таблице, показывающей приблизительную сумму дней в годах эры Джелаледдина[18].

 1 год 365,243 дней 60 лет 21914,552 дней

 2 года 730,485 „ 70 „ 25566,977 „

 3 „ 1095,728 „ 80 „ 29219,403 „

 4 „ 1460,970 „ 90 „ 32871,828 „

 5 лет 1826,213 „ 100 „ 36524,253 „

 6 „ 2191,455 „ 200 „ 73048,507 „

 7 „ 2556,698 „ 300 „ 109572,760 „

 8 „ 2921,940 „ 400 „ 146097,014 „

 9 „ 3287,183 „ 500 „ 182621,267 „

 10 „ 3652,425 „ 600 „ 219145,521 „

 20 „ 7304,851 „ 700 „ 255669,774 „

 30 „ 10957,276 „ 800 „ 292194,025 „

 40 „ 14609,701 „ 900 „ 328718,281 „

 50 „ 18262,127 „ 1000 „ 365242,535 „

При вычислении прошедших полностью лет нельзя игнорировать дробей дней; например, в 778 годах приведенные в таблице дроби (при цифрах 700, 70 и 8) дают два полных дня. Определив по таблице, сколько лет прошло с начала эры Джелаледдина по искомую дату, мы по оставшимся при вычислении дням можем определить месяц и число даты, переводимого с христианского летосчисления на летосчисление Джелаледдина.

Названия месяцев в летосчислении Джелаледдина одинаковы с персидским летосчислением. Но, чтобы не перепутать эти два летосчисления, к названиям месяцев при пользовании эрой Джелаледдина обычно прибавляют слово „джелали“.

Турецкий солнечный календарь был введен в Турции в 1677 году христианского летосчисления (1087 году гиджры). Необходимость введения солнечного года вызывалась, как и в Персии,

[49]

неудобствами применения лунного года в земледелии и при взыскании податей, так как одни и те же месяцы и числа лунного года передвигались и падали то на зиму, то на осень, то на лето и на весну.

Началом турецкого солнечного года является 1-е марта. Год имеет 12 месяцев, длина которых соответствует месяцам христианского летосчисления. Високосный цикл имеет 4 года, но високосным является год, предшествующий юлианскому високосному году (напр. 1919, 1923 и др. христианского летосчисления). Високосный год образуется, как и в юлианском календаре, прибавлением к месяцу шубат (февраль) 29-го числа.

Нумерация годов велась до 1288 года гиджры (1871 года христианского летосчисления) параллельно нумерации годов гиджры. Но так как 33 солнечных года имеют большее количество дней (12053 дня), чем 34 года гиджры (12048 дней), то для того, чтобы привести нумерацию солнечных годов в соответствие с нумерацией годов гиджры, в каждые 33 года нумерация солнечных годов перескакивала через одно число. Эти пропущенные в летосчислении годы называются сивиш. Последним годом сивиш являлся 1255 год гиджры. По особым соображениям 1288 год гиджры не был признан сивишем (этим годом были отмечены купоны долговых обязательств Оттоманской империи). Поэтому с 1288 года гиджры нумерация солнечных годов отстает на один или два года от нумерации годов гиджры.

Месяцы турецкого солнечного года следующие:

1.    Азер или март (март) …… 31 день

2.      Нисан (апрель) ……………. 30 дней

3.      Маис (май) …………………. 31 „

4.      Хазиран (июнь) …………….. 30 „

5.      Тэммуз (июль) ………………. 31 „

6.      Аб или агосто (август) …… 31 „

7.      Эйлул (сентябрь) …………… 30 „

8.      Тешрин–и–эввель (октябрь) . 31 „

9.      Тешрин–и–сани (ноябрь) ….. 30 „

10.  Кианун–и–эввель (декабрь) ….. 31 „

11.  Кианун–и–сани (январь) …… 31 „

12.  Шубат (февраль) …………… 28 или 29 дней

 Армянское большое народное летосчисление ведет свое начало с 11 июля 552 года христианского летосчисления. По армянскому большому народному летосчислению год имеет 355 дней, високосные годы отсутствуют. Вследствие отсутствия високосных годов, армянское большое народное летосчисление в каждые четыре года обгоняет на один день юлианский календарь христианского летосчисления. Например, начало года армянского большого народного летосчисления, 1-е число месяца Навасарди, приходилось в 1-й год этого летосчисления на 11 июля 552 года, в 5-й год – на 10 июля 556 года, в 9-й год — на 9 июля 560 года, в 101-й год на 16 июня 652 года, в 201-й год — на 22 мая 752 года, в 710-й год —

[50]

на 15 января 1261 года, в 1002-й год — на 3 ноября 1552 года, в 1302-й год—на 20 августа 1852 года, а в 1382-й год приходится на 31 июля 1932 года христианского летосчисления по юлианскому календарю.

Так как армянское большое народное летосчисление обгоняет юлианский календарь на 1 день в каждый юлианский високосный год (т.-е. через каждые четыре года), то перевод дат армянского народного летосчисления, на даты юлианского календаря христианского летосчисления особых трудностей не представляет. Производится он путем установления, на какое число, месяц и год юлианского календаря падало начало того года армянского большого народного летосчисления, к которому (году) относится переводимая дата, и когда установлено начало года армянского летосчисления по юлианскому календарю, то к месяцу и числу последнего прибавляют истекшее с начала армянского года по переводимую дату число дней

Кроме большой народной эры, в армянских источниках встречается еще так назыв. „технический стиль“, летосчисление которого начинается с 11 июля 553 года христианского летосчисления. Длина года технического стиля не отличается от длины года армянского большого народного летосчисления, так же отсутствуют и високосные годы, следовательно, и технический стиль в каждый юлианский високосный год на один день обгоняет христианское летосчисление. Во избежание ошибок, историк должен при пользовании армянскими источниками всегда установить, какой стиль, большой народный или технический, употребляется в источнике.

Названия армянских месяцев следующие:

1.      Навасарди 30 дней

2.      Хори 30 „

3.      Сахми 30 „

4.      Тре 30 „

5.      Кхалоц 30 „

6.      Арац 30 „

7.      Мехекан 30 „

8.      Арег 30 „

9.      Ахекан 30 „

10.  Марери 30 „

11.  Маргац 30 „

12.  Хротиц 30 „

Авелик или дополнительные дни – 5 дней

Таким образом, длина всех месяцев 30 дней, а после последнего месяца года существуют еще пять дополнительных дней (авелик).

Кроме приведенных летосчислении, в источниках может встречаться масса всяких других летосчислении, рассмотрение которых заняло бы здесь слишком много места. Так, например, еврейское-летосчисление ведется „от сотворения мира”, которое по этому летосчислению состоялось за 3761 год до христианской эры; в восточных источниках встречаются: эра селеукидов, ведущаяся с 1-го октября 312 года до христианской эры, эра Диоклециана, ведущаяся с 29 августа 284 года христианской эры, и многие другие, среди них и испанская эра, ведущаяся с 1 января 38 года до христианской эры. В армянских источниках встречаются еще эра Ивана Дьякона, ведущаяся с 1084 года, эра Аза-

[51]

р и я Джульфинского, ведущаяся с 21 марта 1616 года и др. Кроме весьма многочисленных летосчислении, бывших в употреблении у разных народов, летосчисление велось в отдельных странах еще со дня вступления на престол царей и королей (например, в Персии до введения персидского или фарсидского летосчисления). Существует еще больше ста летосчислении, созданных отдельными историками и никогда не бывших в употреблении. Такими „всемирными эрами“ являются, например, эра П е т а в и я, по которой с „сотворения мира“ до христианской эры прошло 3983 года, эра Франка, определяющая этот промежуток времени в 4181 год, и больше ста других.

Знание астрономического летосчисления необходимо историку в случае, если в источнике встречаются указания на различные астрономические явления. В таких случаях может возникнуть необходимость или в установлении точной даты события, или в проверке сообщения источника об астрономических явлениях. Например, если в источнике говорится, что во время похода князя было солнечное затмение, то, зная по астрономической хронологии, когда имели место солнечные затмения, видимые на данной территории, мы можем или установить точную дату похода, или же, что известие о затмении солнца (или известие о походе князя) является вымыслом автора источника.

ЛИТЕРАТУP А:

М. П. Погодин О хронологии в русских летописях. „Исследования“, т IV 1850 г. П. В. Хавский. Хронологические таблицы. 3 книги 1848 г. М. Лямешь. Времясчисления христианского и языческого мира. 1867 г. Н. В. Степанов. Единицы счета времени. 1909 г. Д. Святский. Астрономические явления в русских летописях. 1915 г. Д. И. Прозоровский. О старинном русском исчислении часов. „Труды 11-го археологического с”езда.“, т. II, 1881 г. К. F. Ginzel. Handbuch der mathernatischen und technischen Chronologie. T. m. I—III, 1906—1914 г. г. В. М. Lersch. Einleitung in die Chronologie 1899 r. F. Rühl. Chronologie des Mittelalters und der Neuzeit 1897 r. A. Drechsler. Kalenderbüchlein. Katechismus der Chronologie mit Beschreibung von 33 Kalendern verschiedener Völker und Zeiten. 1881 г.

Сфрагистика а вспомогательная историческая дисциплина, изучающая печати как государственных учреждений и общественных организаций, так и частных лиц.

Сфрагистика имеет большое значение при установлении подлинности источников. Еще в настоящее время на различных удостоверениях, обязательствах и т. п., выдаваемых учреждениями и организациями, требуется приложение печати, удостоверяющей их подлинность. В более отдаленные столетия, когда грамотность была достоянием незначительного количества лиц, печать часто заменяла подпись на различных актах.

Печати употребляются с древнейших времен. Уже в Вавилоне, Египте и др. восточных древних государствах были в употреблении

[52]

печати из твердых цветных камней в форме цилиндров, жуков т. п. Оттуда обычай употребления печатей переходит в древнюю Грецию и Рим, где стали употребляться печати-перстни. Из Римской империи употребление печатей переходит в Западную Европу, а из последней и из Византии — в Россию.

С течением веков изменяется форма печати, ее текст, способы приложения ее к актам (висячие свинцовые-буллы, висячие золотые и серебряные, наложенные на акты восковые и т. д.). Эти изменения установлены сфрагистикой и дают возможность определить подлинность акта, а в необходимых случаях и время составления акта.

Так как отдельные учреждения и организации (цехи и др.), а также отдельные лица имели свои печати, то по печатям мы нередко можем определить и «автора источника (письма), если соответствующих указаний в тексте не имеется. В средние века существовал обычай класть вместе с мертвецом в могилу и его печати (в целом или сломанном виде), и это дает возможность определить, кому именно принадлежит могила с различными вещами, среди которых имеется печать погребенного.

Сфрагистика тесно связана с палеографией, дающей возможность прочесть надписи на печатях, с нумизматикой и геральдикой, так как, как было уже указано, изображения на печатях нередко переносились на монеты и гербы, а иногда, наоборот, изображения на гербах и монетах – на печати.

ЛИТЕРАТУРА:

Н. П. Лихачев. Древнейшая сфрагистика. 1906 г. Родзевич. О русской сфрагистике. „Вестник археологии и истории“, вып. 6,—1886 г. А. Барсуков. Правительственные печати в Малороссии. „Киевская старина“, № 9, — 1887 г. А. Большаков. Вспомогательные исторические дисциплины. 1924 г. H. Grotefcnd. Ueber Sphragistik. 1875 г. W. Ewald. Siegelkunde. 1914 г.

С сфрагистикой находится в тесной связи геральдика, изучающая гербы и устанавливающая методы определения их подлинности.

Сами гербы являются историческими источниками. Появившись в средние века вследствие практической необходимости (в военных доспехах можно было узнать данное лицо только по отметкам на его щите или одежде), герб отражал до некоторой степени происхождение, боевые подвиги и т. п. лица, которому он принадлежал.

Но основное значение геральдики заключается в том, что при; помощи ее облегчается работа историка при установлении автора источника или бывшего владельца вещи (знамени, книги, кареты и т. д., на которых имеются гербы). Кроме того, как мы видели выше, знание геральдики облегчает работу нумизматика и сфрагиста при определении владетельного лица, выпустившего монету или владевшего печатью.

Кроме того, гербы в средние века и после имели не только дворяне, но и цеховые организации, города, государства и отдельные

[53]

лица, при чем гербы отдельных лиц могли быть неофициальными, т.-е. не утвержденными государственными органами.

Что гербы не потеряли совсем своего значения и до настоящего времени, видно, с одной стороны, из того, что они продолжают свое существование в виде „фабричных” и „торговых марок”, которыми отмечают товары и которые должны доказать, что данный товар действительно изготовлен на определенном предприятии или фирмой, и, с другой стороны, из того, что даже советские республики имеют свои гербы. Мы имеем налицо и возрождение бывших цеховых гербов: профессиональные союзы СССР, общественные организации (МОПР, Осоавиахим, О-во друзей детей и т. д.) и даже партийные организации (входящие в Коммунистический Интернационал Молодежи) и органы советской власти (Центральные Исполнительные Комитеты, городские советы и др.) выпускают жетоны, ношение которых должно показать принадлежность данного лица к определенной организации. Правда, никакой практической необходимости в таких отличительных „гербах” в настоящее время, когда лицо человека не закрыто, а в кармане можно носить удостоверение о личности, нет, но старые предрассудки и стремление отличить себя от других особыми внешними знаками продолжают свое действие до некоторого времени и при другой общественной формации.

ЛИТЕРАТУР А:

Ю. Арсеньев. Геральдика. 1908 г. Лакиер. Русская геральдика. 1855 г. В. Лукомский и Н. А. Типольт. Русская геральдика. 1915 г. Лукомский и В. Л. Моздалевский. Малороссийский гербовник. 1914 г. Винклер. Гербы городов, губерний, областей и посадов Российской Империи. 1900 г. Общий гербовник дворянских родов Российской Империи. В. Лукомский и С. Тройницкий. Указатель к высочайше утвержденному гербовнику. 1910 г. К. Дунин-Борковский. О гербе и флаге РСФСР 1922 г. Г. Лукомский. О геральдическом художестве в России, „Старые годы“, II 1911 г. А. Большаков. Вспомогательные исторические дисциплины. 1924 г. А. Keller. Leitfaden der Heraldik. 1908 г. F. Hauptmann. Wappenkunde. 1914 г. А. Вегпhardi. Skizze der Geschichte des Wappenwesens. 1853 r. A. Leesenberg. Ueber Ursprung und erstes Vorkomrnen unserer heutigen Wappen. 1877 г. B. Koerner. Hendbuch der Heroldskunst. Wissenschaftliche Beiträge zur Deutung der Hausmarken, Steinmetzzeichen und Wappen (издается выпусками с 1920 года). С. Querfurth. Kritisches Wörterbuch der heraldischen Terminologie. 1872 г.

Особенно большое значение для историка имеет палеография устанавливающая приемы чтения старинного письма, а также определения времени возникновения документа, написанного или напечатанного этим письмом.

Палеография, прежде всего, изучает историю письма, выясняет развитие письменных знаков (букв), употребляемых в данном языке, материалов, на которых писали или печатали (пергамент, бумага и т. п.) и средств, при помощи которых писали или печатали (перо, карандаш, чернила, типографские буквы и краски и т. п.).

[54]

Как материал и орудия письма, так и сами письменные знаки (шрифту развивались вместе с развитием техники и сношений между людьми. Знание этих изменений—предпосылка для чтения старинного письма и одно из главнейших средств определения времени возникновения письменного источника.

Кроме знания истории письма, при чтении старинных рукописей и книг необходимо еще знание истории языка, на котором написана рукопись. Отсюда вытекает тесная связь палеографии с языковедением.

Палеография выясняет также развитие секретного письма (шифра заключающееся в перестановке в словах букв или в замене одних букв другими, или в замене всех букв цифрами, и тем самым дает ключ к чтению секретных актов, дневников и т. п..

Палеография – вспомогательная историческая дисциплина, без знания которой историк не может работать над первоисточниками по XVIII век включительно, и которая весьма полезна историку при изучении первоисточников, относящихся к XIX веку.

Поэтому совершенно необходимо, чтобы историк, желающий работать более добросовестно и не желающий ограничивать себя пользованием только изданными в последние десятилетия источниками, обратил должное внимание на изучение этой дисциплины. Она также необходима архивисту, библиотекарю, историку литературы и искусства. И только сожалеть приходится, что в настоящее время в высших учебных заведениях (особенно в педагогических) палеография не изучается.

ЛИТЕРАТУР А:

Образцы письма древнейшего периода истории русской книги. С вводн. ст. Н. Каринского. 1925 г. Савва, еп. Палеографические снимки с греческих и славянских рукописей Московской Синод. Библиотеки. VI–XVII в. в. 1863 г. П. Иванов. Сборник палеографических снимков древнего и нового письма. 1844 г. И. Срезневский. Древние памятники русского письма и языка. X–XIV в. 1898 г. И. Срезневский. Древние славянские памятники юсового письма с описанием их и замечаниями об особенностях их правописания и языка. 1868 г. А. Соболевский. Славяно-русская палеография. 1893 г. И. Срезневский. Славяно-русская палеография XI–XIV в. в. 1885 г. Ф. Булгаков. Иллюстрированная история книгопечатания и типографского искусства. Т. 1. (единств.) 1889 г. Н. Лихачев. Бумага и древнейшие бумажные мельницы в Московском государстве. 1891 г. Н. Лихачев. Палеографическое значение бумажных водяных знаков. Т. т. I–III и атлас. 1899 г. И. Галактионов. Беседы наборщика. Техника и история наборного дела. 1925 г. М. Рудометов. Опыт систематического курса по графическим искусствам. (Типография, литография, металлография, фотография) 1897 г. В. Анисимов. Книжный переплет. Краткий конспект по истории и технике переплетного дела 1921 г. В. Дружинин. Поморские палеографы начала XVII столетия. 1921 г. J. Weule. Vom Kerbstock Zum Alphabeth. 1924 г. W. Schubart. Einführung in die Papyruskunde. 1918 r. W. Wotten-bach. Das Schrifrwesen im Mittelalter. 1896 r. E. Dröscher. Die Methoden der geheimschriften (Zifferschriften) unter Berücksichtigung ihrer geschichtlichen Entwicklung. „Frankfurter Historischen Forschungen”, III, 1921 г A. Collon. Étude sur la cryptographie. 1901 г. Ph. Berger. Histoire de l”ecriture dans l”antiquité. 1892 r. L. Chassant. Paléographie des chartes et des manuscrits du XI au XVII siècle. 1867 г. E. Thompson. Handbook of greek and latin Palaeography. 1912 r. J. Silvestre. Palaeographical album of facsimiles of writings of all nations and periods. 1850 г.

[55]

Сказанное о палеографии полностью относится к дипломатике, под которой следует понимать вспомогательную историческую дисциплину, устанавливающую методы определения подлинности документа. В таком широком понимании в состав дипломатики входят сфрагистика, палеография и др. вспомогательные исторические дисциплины. Я же в дальнейшем буду приводить термин „дипломатика” в узком понимании, т.-е. как дисциплину, устанавливающую формулы и обороты речи, применявшиеся в актах, а также в частной переписке.

Эти формулы, как особенно ярко показывают нам последние десятилетия, изменялись в течение веков не только в том смысле, что менялись названия должностных лиц и их титулы (великий князь, царь, ваше благородие, товарищ и т. п.), но и по существу. Например, в официальных отношениях и заявлениях в настоящее время в СССР, никто, кроме Наркоминдела и Наркомторга и их агентов, не употребляет формул: „Честь имею довести до сведения...“, „Остаюсь вашим покорным слугой…“, „Милостивый Государь…“ и т. п., зато употребляются формулы: „В ответ на ваше отношение…“, „С товарищеским приветом…“, „Уважаемый товарищ“ и т. п.

Дипломатика, устанавливая хронологические рамки, в пределах которых применялись определенные формулы в деловой и частной переписке, и в каких именно случаях применялись, и выясняя, чем вызывались такие формулы, дает возможность историку определить время возникновения данного источника и установить, является ли источник подлинным или поддельным, составленным в другую эпоху. Конечно, при этом историк, кроме указаний дипломатики в узком смысле этого термина, должен еще использовывать данные палеографии, сфрагистики, геральдики, генеалогии и хронологии.

Палеография и дипломатика — дисциплины, установившие массы подделок актов, которыми духовные и светские князья основывали свои привилегии и притязания. Возникли эти дисциплины в классовой борьбе, правда, не пролетариата с другими классами, а землевладельцев, духовных и светских, между собою, и буржуазии и крестьянства — против землевладельцев и князей. Своего воинствующего духа и значения палеография и дипломатика не потеряли еще до настоящего времени. Разоблачение подделок актов со стороны современных провокаторов и буржуазных правительств и установление подделок источников, относящихся к историческому прошлому, — их боевая задача и в настоящее время.

ЛИТЕРАТУРА:

И. Лихачев. Из лекций по дипломатике, чит. в Археологическом Институте 1905–06 г.г. А. Большаков. Вспомогательные исторические дисциплины. 1924 г. R. Heuberger. Allgemeine Urkundenlehre für Deutschland und Jtalien. 1921 r. F. Philippi. Einführung in die Urkundenlehre des deutschen Mittelalters. 1920 г. О. Passe.

[56]

Die Lehre von der Privaturkunden. 1887 г. K. Rietsch Handbuch der Urkundwissen-schaft. 1904 г. H. Bresslau. Handbuch der Urkundenlehre. Т.т. I—II. 1912—1915 г.г. J. Ficker. Beiträge zur Urkundenlehre. Т.т. I—II, 1877–1878 г.г. A. Giry. Manuel de diplomatique. 1925 г. G. EcЗhard. Introductio in rem diplomaticam praecipue Germa-nicam. 1742 г. А. Л а п п о-Д анилевский. Очерк русской дипломатики частных актов. 1916 г.

Что же касается статистики, права, социологии, политической экономии и истории техники, которые мы также можем отнести к вспомогательным историческим наукам, то на них мы останавливаться не будем. Круг вопросов, изучаемых этими науками, слишком хорошо известен всем занимающимся историей в СССР.

Идеалистическое направление в истории придает еще большее значение генеалогии, устанавливающей происхождение отдельных исторических личностей и составляющей их родословия. Для историка-марксиста эта дисциплина имеет крайне ничтожное значение, гораздо меньшее, чем для практического политического деятеля. Например, историку почти безразлично, каково было происхождение Николая II, славянское или немецкое, но для агитатора какой-нибудь политической партии это обстоятельство может иметь значение.

Таким образом, генеалогия, имевшая большое значение в средние века при определении имущественных и сословных прав отдельных лиц и начавшая отмирать в капиталистическом обществе по мере уничтожения феодальной земельной собственности и сословных прав, потеряла совершенно свое значение при диктатуре пролетариата. Единственно, где может пригодиться генеалогия современному историку, это — при определении подлинности источников, относящихся к средним векам и первым векам нового времени (по XVIII в.). Но и здесь историку нельзя особенно полагаться на труды по генеалогии: в последних подделки и выдумки встречаются на каждом шагу. Были ученые, которые, по специальному заказу изготовляя генеалогические таблицы и труды, доказывали „знатное“ происхождение кого угодно и „ничтожное“ происхождение врагов их заказчиков. Так при желании каждый, кто платил деньги, мог доказать свое происхождение от Фридриха Барбароссы или от Иакова Абрамовича (библейского).

Основными источниками при генеалогических исследованиях являются метрические записи (о рождении, браке, разводе, усыновлении и смерти), дарственные грамоты и различные семейные документы (переписка, дневники и т. п.). Заканчиваются такие исследования составлением генеалогических таблиц, с которыми можно познакомиться в дореволюционных курсах и работах по истории России (Соловьева, Иловайского и др.).

[57]

Методология истории была разработана более полно и детально только в XIX столетии. Но и до конца XVIII и XIX в.в. мы видим попытки установить правила критики источников.

В древнем мире преобладало воззрение на историю, как на часть художественной литературы и поэзии. Основным в истории считался художественный занимательный рассказ. При этих воззрениях на историю, на критику источников не обращалось внимания. Наоборот, вымысел должен был дополнять пробелы в источниках, особенно там, где этого требовали классовые интересы того класса, к которому принадлежал историк. Тем не менее, некоторые зачатки исторической критики, правда, больше в теории, чем на практике, мы встречаем уже у историков древнего мира. Аристотель выставляет требование, чтобы историю литературы изучали по первоисточникам. Геродот, оставив нам фантастические рассказы о Скифии и др., вместе с тем нередко высказывает сомнение в достоверности отдельных источников. Ф у к и д и д требует от историка критического выбора источников, сравнения противоречащих источников, логической проверки сообщений источника и психологического анализа действовавших в истории лиц. Таким образом, у Фукидида, умершего около 396 года до нашей эры, мы находим уже основные элементы критики источников: сравнительный метод, логическую и психологическую проверку данных источника.

Полибий, Ливии, Тацит, Флавий и др. историки древнего мира не идут в установлении методов критики дальше Фукидида, но применяют более или менее удачно в своих исследованиях методы, установленные Фукидидом.

В средние века изучение истории сосредоточилось при дворах королей и в монастырях. В первом случае историки преследовали цель — прославление отдельных владетельных особ и их родов, а также моральное оправдание их притязаний, во втором случае — обоснование притязаний духовенства вообще и отдельных монастырей и архиепископов в частности, а также доказательство того, что бог преследует неверующих и непослушных церкви, а возвышает послушных и богобоязненных королей и императоров. При таком отношении к истории, критика источников была весьма своеобразна:

[58]

все, что соответствовало данной цели, использовывалось, как достоверное; все, что не соответствовало, отбрасывалось. При этом часты были случаи подделки источников, особенно дарственных грамот, выдумывались генеалогические таблицы и пр. Допускалось, что бог может творить чудеса, поэтому не было необходимости в логической проверке сообщений источника: появление крестов в небесах, перекочевывание икон и т. п. принимались, как факты. Даже чорт, ведьмы, колдуны и т. п. допускались к участию в историческом процессе.

На Западе критика исторических источников зарождается в эпоху Возрождения. Класс крупных землевладельцев был заинтересован в уничтожении привилегий церкви. Это вызывает критическую проверку дарственных грамот и сообщений средневековых историков. Из массы исследований, в которых применялась критическая оценка документов, следует отметить работы Лоренцо Баллы (1407-1457), доказавшей, что знаменитый „Константинов дар”, которым папы оправдывали свои притязания на светскую власть, является подделкой, Флавия Биондо и Д. Полизиано, применявшие критический подход к древней истории, Маккиавелли и Fr. Guicciardini; применявшие в своих работах социальный и психологический анализ. При этом изучение памятников письменности Древней Греции и Рима содействовало дальнейшему изучению лингвистики, необходимой при критике источников, а критическая проверка массы дарственных грамот, имевшихся в распоряжении духовенства и светских землевладельцев, создала в дальнейшем, в XVII в. важнейшую вспомогательную историческую дисциплину — палеографию, основные принципы и методы которой были установлены в спорах о подлинности отдельных грамот между D. Р а р е broch (1628–1714), J. M a b і l l о n (1632—1707), Ruinart (1657– 1709) и др.

Вместе, с развитием палеографии, в XVI и XVII веках предпринимаются попытки создания методологии истории, установить границы исторических исследований и факторы, имеющие влияние на исторический процесс. Уже Мельхиор Кано (1509—1560) в своей работе „Loci theologici ХI” занимается вопросами об авторитете истории и делит исторические”источники на достоверные и недостоверные. Особенно же большое влияние на дальнейшее развитие методологии истории имел юрист И. Б о д e н, который в своей работе „Methodus ad facilem historiarum cognitionern“ считает, что развитие человеческого общества зависит от географической среды (почва, климат и пр.). Правила исторической критики излагаются в краткой работе юриста Fr. Baudouin (Balduinus) „De insti-tutione historiae universa et eius cum iurisprudentia coniunctione“. B. Keckermann в работе „De natura et proprietatibus historiae commentarius“, вышедшей в 1610 году, обращает внимание на вспомогательные исторические науки, особенно на топографию, хронологию и генеалогию. В 1623 году выходит книга G. F. Voss

[59]

„Ars critica“ и в 1696 году — работа lle Clerc „Ars critica“, излагающие правила исторической критики. Кроме того, в 1579 году в Базеле выходит сборник „Artis historiae penus“, состоящий из 18 методологических работ.

Таким образом, возникновение и развитие критики источников в новое время было вызвано борьбой между крупными церковными и светскими землевладельцами. Дальнейшее быстрое развитие методологии истории вызывается борьбой буржуазии с феодализмом и его остатками, когда буржуазия создает свое понимание исторического процесса.

Вопросы понимания исторического процесса разрабатываются в XVIII веке рядом французских просветителей и материалистов, а также немецкими идеалистами. Работы Вико, Вольтера, Монтескье, Гельвеция и др., с одной стороны, и Лейбница, с другой, далеко продвинули вперед научное понимание исторического процесса. По критике источников в XV11I веке широкое распространение имели, кроме указанной выше работы Clerc, вышедшая в 1713 году работа N. Lenglet du Fresnoy „Méthode pour étudier l”histoire“ и вышедшее в первом издании в 1760 году руководство Н. Griffet „Traité de différentes sortes de preuves, gui servent à établir la vérité de l”histoire”. Кроме этих двух работ в XVIII веке следует отметить следующие работы: Honoré de St. Marie „Réflexions sur les règles et sur l”usage de la critique“ и вышедшую в 1761 г. работу J. S. S e m I e г „Versuch den Gebrauch der Quellen in der Staats-und Kirchengeschichte der mittleren Zeiten zu erleichtern“.

В XIX веке буржуазная историческая наука выдвигает ряд идеалистических теорий понимания исторического процесса, в частности теорию Гегеля. Изыскания же Моммзена. Нибура, Ранке и др. показали превосходные приемы применения исторической критики на практике исследования. Ряд утверждений старой исторической науки, в частности в области генеалогии, отбрасывались, как совершенно не научные. Во всех странах, в Германии, Франции, Италии, Англии, России и др., стали выпускаться сборники и собрания научно-изданных исторических источников, главным образом, государственных актов. Карл Маркс и Фридрих Энгельс создают теорию исторического материализма и, тем самым, превращают историю в действительную науку. Работы Маркса и Энгельса и их учеников: В. И. Ленина, М. Н. Покровского, Ф. Меринга, К. Каутского и других совершают настоящую революцию в изучении истории отдельных, стран и эпох, и ставят историю на службу классовой борьбе пролетариата.

Методы критики источников получают более обработанные и законченные формы. В 1842—1849г.г. выходит 20-ти томная работа Claude Francois Daunon „Cours d”études historiques“, в первом томе которой даются не только общие правила исторической критики, но и классификация источников на предания, памятники и

[60]

первоисточники и рассматриваются методы критики отдельных групп источников. В 1858 году выходит краткая работа I. G. Droysen „Grundriss der Historik“, в. которой методология истории делится на теорию исторического знания, методы исторического исследования и приемы исторического построения, при чем, методы исторического исследования делятся на три группы: эвристику, критику и интерпретацию.

Работы Донона и, особенно, Дройзена оказали решающее влияние на историков, занимавшихся изучением и изложением методов критики источников, как в этом наши читатели могли убедиться уже в предыдущих главах при рассмотрении составных частей методологии истории и классификации источников. Дальнейшие исследователи, в сущности, только детализировали и развивали дальше мысли Донона и Дройзена и вовлекали в область критического анализа новые виды источников.

Довольно подробно излагал методы критики источников С h. d e S m e d t в своих работах: „lntroductio generalis ad historiam ecclesia-
sticam critice tractandam“, вышедшей в 1876 году, и „Principes de la critique historique“, вышедшей в 1883 году. В своих работах Смедт
обращает основное внимание на изложение методов критики письменных источников, которые он считает главными историческими источниками. Задача критики, по Смедту, установить: во-первых, подлинность источника, во-вторых, истинный смысл его содержания и,
в-третьих, достоверность сообщений источника. Как историк церкви и президент болландистов, Смедт иллюстрирует свою работу примерами, главным образом, из истории католической церкви.

Одновременно, со второй работой Смедта в 1883 г. вышла работа профессора Ecole des Chartes Ad. Tardif „Notions élémentaires de critique historique“, расчитанная на начинающих историков и содержащая, помимо перечисления основных методов критики источников, массу практических советов для начинающих историков. Например, Тардиф не рекомендует начинающему историку сразу приступать к работе над первоисточниками (актами), потому что можно запутаться во множестве мелких фактов. Тардиф рекомендует начать работу с чтения общих курсов или очерков, перейти потом к специальным монографиям, далее, к изданным в печати актам, над которыми уже проделана большая предварительная работа, и только после этого начать работу над неизданными актами, требующими хорошего знания палеографии и умения применять ее методы на практике. Кроме этих практических указаний и примеров, взятых из истории средних веков, работа А. Тардифа оргинальностью не отличается; она является сокращенным изложением работ Смедта, которыми, как он признается в предисловии, он воспользовался при составлении своей работы.

В 1888 году выходит работа I. N і г s с h 1 „Propädeutik der Kirchengeschichte für kirchenhistorische Seminare und zum Selbstunter-

[61]

richte“, в первой части которой дается изложение исторического метода применительно к истории церкви. Конечно, Смедт и Ниршль излагали исторические методы только постольку, поскольку это не угрожало христианской церкви.

Несколько раньше работы Ниршля, а именно в 1886 году, выходит работа Э. А. Ф р и м а н а (Е. A. Freemann) „The methods of historical study“. Работа Фримана была переведена и на русский язык.

Основными пособиями по критике источников в течение последних десятков лет являлись и не потеряли своего значения и до сего времени работы Э. Бернгейма (Е. Bernheim). Его фундаментальный „Lehrbuch der historishen Methode und der Geschichsphilosophie“ и краткое „Einleitung in die Geschichtswissenschaft”, вышедшие в 1889 г., были переведены почти на все европейские языки и служили руководствами для студентов. Обе эти работы переведены и на русский язык. Работы Бернгейма дали основу для массы кратких статей и книг по методологии истории и критике источников, статей и книг, излагающих мысли Бернгейма. Такими являются, например, книжка А. Саrtellieri „Geber Wesen und Gliederung der Geschichtswissenschaft“, вышедшая в 1905 году, статья Н. Авдеева „О научной обработке источников по истории РКП и Октябрьской революции“, помещенная в журнале „Пролетарская революция“ №№ 1 и 2 за 1925 год, и ряд других.

Не меньшее значение, чем работы Бернгейма, имели при подготовке историков в последнее время работы С h. V. Langlois и С h. S e і g n o b o s. Совместная работа Ланглуа и Сеньобоса „Introduction aux études historiques“ вышла в 1898 г. и работа Сеньобоса „La méthode historique appliquйe aux sciences sociales“ — в 1901 году. В обеих этих работах, переведенных на русский язык, Ланглуа и Сеньобос резко и ясно очерчивают методы критики источников. В отличие от Бернгейма они не придают особого значения теории исторического знания (философии истории), считая, что задача историка — установление фактов и их взаимной связи.

В 1899 году вышла книга A. D. X é n o p o 1 „Les principes fondamentaux de l”histoire“. Второе дополненное издание книги Ксенополя, вышедшее в 1908 году, носит название „La théorie de l”histoire“. Наряду с работами Бернгейма, Ланглуа и Сеньобоса, работа Ксенололя является одной из наиболее распространенных пособий по методологии истории.

В 1913 году А. Meister поместил в издании „Grundriss der Geschichtswissenschaft“ свою краткую работу „Grundzüge der historischen Methode“. После войны в Германии появились интересные работы: W. Bauer „Einführung in das Studium der Geschichte“, вышедшая в первом издании в 1921 году, и иезуита А. Feder „Lehrbuch der geschichtlichen Methode“, вышедшая в первом издании в 1919 году. Обе эти работы быстро распространяются и вышли уже в нескольких изданиях. В 1921 году вышла и краткая работа Н. К a n t o r о-

[62]

wicz „Einführung in die Textkritik“, предназначенная для юристов и филологов.

Кроме указанных выше работ и массы работ по философии истории, касающихся в той или иной мере методов критики источников, имеется еще несколько оригинальных руководств по критике источников на итальянском, испанском и др. языках.

 Что же касается русского языка, то он беден пособиями по критике источников. Переводы работ Фримана, Бернгейма, Ланглуа и Сеньобоса, краткое изложение взглядов Смедта и Тардифа Ф. Фортинским и др. подобные статьи, „Методология истории“ Я. С. Л а п п о-Д а н и л e в с к о г о, вышедшая в 1910—1913 г. г., статья E. H. Щепкина „Вопросы методологии истории“, напечатанная в 1905 году, работа Л. П. Карсавина „Введение в историю”, изданная в 1919 году, и указанная выше статья Н. Авдеева „О научной обработке источников по истории РКП и Октябрьской революции”, напечатанная в 1925 году, — это все, что мы имеем на русском языке. Правда, мимоходом, вопросы критики источников в русской исторической литературе освещались в работах по философии истории, которыми русская литература, вследствие обостренной борьбы между марксистами и идеалистами, как мелко-буржуазными (народники), так и буржуазными, весьма богата. Таковы, например, работы Кареева, Лаппо-Данилевского, Хвостова, Раппопорта, Плеханова, Покровского, Виппера и др. Изложение отдельных приемов критики источников, кроме того, давалось в исторических исследованиях и в. курсах Ростовцева, Виппера, Петрушевского. Платонова, Жебелева, М. Покровского, Ключевского, Середонина и др., а также в предисловиях к сборникам актов, издаваемым археографическими комиссиями и отдельными научными обществами.

ЛИТЕРАТУР А:

А. С. Лаппо-Данилевский. Методология истории, т. I, 1924, т. II, 1913. Г. Плеханов. К вопросу о развитии монистического взгляда на историю. Р. Ю. Виппер – Общественные учения и исторические теории XVIII—XIX в.в. 1925 г. А. Feder. Lehrbuch der geschichtlichen Methode. 1924 г. E. Bernheim. Lehrbuch der historischen Methode und der Geschichtsphilosophie 1908 r. C. Wachsmuth. Einleitung in das Studium der alten Geschichte 1895 r. B. Lasch. Das Erwachen und die Entwicklung der historischen Kritik im Mittelalter. 1887 г. Введение в науку. История. Серия изданий „Наука и школа“ (работы Л. П. Карсавина, С. А. Жебелова, А. Г. Вульфиуса, Н. Кареева, О. А. Добиаш-Рождественской и др.).

Не все исторические источники являются равноценными при проработке определенной темы. Из громадной массы источников историку приходится выбрать только ограниченное число, которое он в состоянии использовать в своей работе. Поэтому отыскание и отбор источников является первым моментом исследовательской работы историка после выбора им темы (проблемы) для такой работы.

[63]

Уже отбор источников является критической работой. Сознательно или нет, но при отборе источников историк подвергает отдельные источники, которыми он может воспользоваться, критической оценке. Эту оценку мы можем назвать предварительной критикой.

После отбора источников для своего исследования историк обязан подвергнуть источники детальной критике. Необходимость последней вызывается тем. что не все источники являются тем, чем их выдают или чем их считают, и тем, что источник может неправильно передавать, извращать факты, или просто передавать выдумки.

Такую критику источников принято делить на три процесса: внешняя или подготовительная критика, 2) критика толкования или герменевтика и 3) критика достоверности или внутренняя критика.

Основной задачей подготовительной или внешней критики обычно считается установление подлинности источника. Однако, «подлинность источника мы должны понимать относительно, ибо и поддельный источник является историческим источником. Например, поддельная грамота о даровании царем или королем привилегий и имений монастырю не доказывает, что дарение имело место (является документом поддельным), но доказывает, что монастырь не остановился перед подлогами и подделками для доказательства своих притязаний (является документом подлинным). Точно так же подделка картины Рубенса доказывает, что эти картины, по тем или иным соображениям, подделывались, и для доказательства этого положения подделка является настоящим подлинным источником.

Установление подлинности является только одним из моментов подготовительной критики. Основные же задачи последней установление времени и места возникновения и творца источника (в последнем случае выясняется и вопрос о подлинности источника), а также установление, на основании каких источников создан данный источник. При этом выясняется также вопрос, является ли данный источник первоначальным или вторичным, третичным и т. д.

Слова „первоначальный“, „вторичный“ и т. п. опять-таки следует понимать условно. Например, отношение какого-либо учреждения к другому является источником первоначальным, но если исследовать, как возник этот источник, то увидим, что этот источник имеет другие источники, вызвавшие его (например, циркуляр высшего учреждения и др.) и в этом отношении он не является уже первоначальным.

Критика толкования или герменевтика имеет целью выяснение, что творец источника хотел в данном источнике передать или сказать, и если источник создан для практических целей, то — для каких именно целей он был создан.

Задачей критики достоверности является установление, насколько достоверны сообщения источника. Здесь историк должен выяснить, не является ли сообщение источника выдумкой, ложью или искажением действительности и по каким соображениям выдумка, ложь и пр.

[64]

имеют в данном источнике место. В результате критики достоверности историк должен определить, какие факты, где и когда действительно имели место. Установив возможно точно совершившиеся исторические факты, историк кончает критику источника (или как указывает Ланглуа и Сеньобос, аналитические процессы) и приступает к историческому построению (к синтетическим процессам исследовательской работы), основной задачей которого является установление причинной связи между историческими фактами и законов исторического развития.

Ниже мы рассмотрим методы критики подготовительной, толкования и достоверности. Здесь же необходимо отметить, что такое подразделение необходимо только для лучшего рассмотрения методов исторической критики. На самом же деле раздельное рассмотрение источника с различных точек зрения применяется только в исторических учебных семинарах. В практической работе историк одновременно совершает все виды критики источника, применяя при этом, конечно, установленные для критики методы. Таким образом, на практике работа историка состоит из трех моментов: отбор источников (предварительная критика), критика источников (аналитические процессы исследования) и историческое построение (синтетические процессы исследования). Само историческое построение заканчивается изложением результатов исследования; если же историк ограничивается только опубликованием документов (или других источников), то его критическая работа подготовительной критикой источников и заканчивается.

Л И Т E Р А Т У Р А:

Э. Бернгейм. Введение в историческую науку. Перев. В. А. Вейнштока. 1908 г. Ланглуа и Сеньобос. Введение в изучение истории. Перев. А. Серебряковой. 1899 г. А. С. Лаппо-Данилевский. Методология истории. Т. т. І–II. 1910–1913 г. г. Е. Н. Щепкин. Вопросы методологии истории. 1905 г. Н. Авдеев. О научной обработке источников по истории РКПи Октябрьской революции. „Пролетарская Революция“ №№ 1 и 2, – 1925 г.

E. Bernheim. Lerhbuch der historishen Methode und der Geschichsphilosophie 1908 г. W. Bauer Einführung in das Studium der Geschichte. 1928 г. А. Feder. Lehrbuch der geschichtlichen Methode. 1924 г. A. Meister. Grundzüge der historischen Methode. 1923 г. I. G. Droysen. Grundriss der Historik. 1882 г. Ch. de Smedt. Principes de la critique historique 1883 г. Ch. Seignobos. La mèthode historique appliquée aux sciences sociales. 1901 г. A. D. Xénopol. La theorie de l”histoire (Des principes fondamentaux de l”histoire). 1908 г. E. A. Freemann. The methods of historical study. 1886 г. C. Montana. La metodologia storica. 1907 г. L. Garcia Villada. Metodologia y critica históricas. 1921 г.

[65]

Одна из первых трудностей, с которыми встречается историк в своей работе, это — отбор исторических источников. Уже одно название „э в р и с т и к а“, даваемое отделу, посвященному отбору источников, в пособиях по методологии истории, показывает, что в отборе источников, кроме ряда других моментов, играет роль „случайность“, т.-е. неожиданное нахождение необходимых и ценных источников.

Отбор источников зависит от темы. Если мы изучаем так называемую „доисторическую“ эпоху, т.-е. эпоху, от которой не сохранилось письменных источников, то источниками, которыми мы можем пользоваться, являются различные вещественные памятники (вещи, костяки, расположение могильников, их устройство, расположение костяка, особенности устройства городища, монеты и т. д.), данные языка, данные этнографии с фольклором (сказки, народные песни, пережитки, верования и др.)) данные исторической географии (в нашем поникании) и, наконец, географическая номенклатура. Использовывая, по возможности, все эти источники, историк производит необходимые научные изыскания.

При изучении последующих эпох, историк, кроме указанных источников, должен использовать те данные, которые имеются по изучаемому им вопросу в работах древних историков и географов, в различных анналах, летописях, хрониках, описаниях путешествий, а также другие памятники, сохранившиеся от изучаемой эпохи: крепости, храмы и пр. Чем ближе, к последним столетиям, тем больше возрастает количество исторических источников: появляются различные акты, книги, картины, здания, знамена, орудия, оружие, газеты, журналы и т. д.

При изучении истории последних десятилетий количество исторических источников невероятно велико: почти все, что мы видим или слышим, является историческими источниками, которые так или иначе могут быть использованы при проработке тех или других проблем истории: ворона каркает, значит существовали определенные общественные условия, сохранившие ворону от уничтожения, наподобие медведей в ряде местностей; пиджак на историке свидетель-

[66]

ствует о развитии текстильной промышленности, короткая юбка — о вовлечении женщин в производственную деятельность и т. д.

Но по воронам и пиджакам мы развития общественных отношений в XIX—XX в. в. не изучаем. Они интересуют агронома, зоолога и историка одежды, но не историка классов и классовой борьбы.
Историк отбрасывает эти источники в результате их предварительной, может быть подсознательной, критики, так как он по другим
источникам легче, скорее, с меньшей затратой труда может достигнуть нужных результатов исследования.

Общее правило, которым руководствуется историк при изучении эпох, от которых сохранилось небольшое количество источников, заключается в том, что историк обязан, по возможности, использовать все существующие источники; при изучении же эпох, от которых сохранилось большое количество источников, историк должен отобрать для своей работы наиболее ценные источники, отбрасывая все, не имеющее значения или имеющее второстепенное значение в его исследовательской работе. Не совершив такого отбора, историк „тонет” в источниках, „завалится“ мелочами, не имеющими значения в его работе и просто-напросто будет не в состоянии закончить своего исследования.

Но, к сожалению, историк не может использовать даже ценных источников, имеющих прямое отношение к его работе, и ему приходится совершать выбор и среди последних.

Прежде всего, количество ценных, имеющих первостепенное значение, источников при проработке отдельных проблем последних столетий настолько громадно, что один историк не в состоянии в течение своей жизни с ними познакомиться. Например, при изучении эпохи империализма следовало бы использовать газеты и журналы всего мира, статистические данные о промышленности и торговле во всем мире, дипломатическую переписку государств, архивы министерств иностранных дел, финансов и промышленности всех государств, донесения дипломатических и торговых агентов, протоколы с”ездов промышленников и банков, переписку банковых и промышленных предприятий, счетоводство этих предприятий, экономические и политические трактаты идеологов отдельных классов, военные архивы, данные о производстве и перевозке товаров и о переводах денег, архивы рабочих организаций и об”единений различных групп буржуазии, данные о развитии техники различных отраслей производства и т. д., и» т. д. Конечно, пересмотреть хотя бы десятую часть этого материала не может ни один человек.

Во-вторых, не все необходимые материалы историку доступны. Вещественные памятники, акты, газеты, книги, фабрики, заводы и т. д. разбросаны по всему миру. Всех нужных нам книг, газет и журналов мы не найдем в таких городах, как Москва, Ленинград, Лондон, Париж и Вашингтон. В провинциальных городах нет даже всех книг и газет, вышедших в пределах одного государства.

[67]

Для ознакомления с неизданными архивными материалами приходится ездить по актохранилищам всего мира. Так же разбросаны по музеям мира археологические находки. Поэтому историку приходится пользоваться только теми источниками, которые ему доступны.

Наконец, многие ценные источники историку просто неизвестны. Мы не имеем полных библиографических указателей всей существующей литературы, полных каталогов библиотек и музеев, научные описи составлены только на незначительное количество архивных фондов. Поэтому нахождение ценного источника часто является результатом долгого бесплодного искания или счастливого случая („эврика” — я нашел).

Но из сказанного не следует, что выводы историка основаны на том случайном материале, который находился в его распоряжении. Работа историка, как всякая научная работа, по существу своему — коллективная. Каждый работник вносит в науку то, что он в состоянии внести. Работая в стороне от крупных акто- и книгохранилищ, историк может работать над проблемами местной истории; работая в городах, где имеются нужные источники, он может разрабатывать более широкие проблемы. В обобщающих трудах историк использовывает, кроме первоисточников, работы других историков, подвергая их, конечно, соответствующей проверке. Только усилиями всех историков всего мира разрабатывается история человеческого общества. Кроме того, в научно-исследовательских институтах и в высших учебных заведениях применяется и коллективная работа в узком смысле слова, при которой коллектив историков разрабатывает одну и ту же проблему, распределив между собою работу пo изучению источников, При всяких же условиях, мы праве требовать, чтобы историк работал над проблемами, которые он в состоянии разрешить по имеющимся в его распоряжении источникам, и чтобы он использовал в своей работе все действительно ценные источники, которые только могут быть им использованы.

Что же является критерием ценного, достойного внимания из множества источников?

Прежде всего, отбор источников, как было уже указано, зависит от самой темы или прорабатываемой проблемы, Все, не имеющее к ней прямого или косвенного отношения, историком отбрасывается. Например, при изучении истории революции 1905 года историк не привлечет об”ектом исследования скифскую вазу, если революция на ней не отразилась. Или при изучении истории мадьяров, до переселения их в Венгрию, историк не ищет материала в переписке охранных отделений.

Но уже при определении, имеет ли источник отношение к данной проблеме, решающее значение имеет теория исторического знания. Материалы, характеризующие аграрные отношения до революции 1905 года, не имеют для историка-идеалиста при изучении аграрного движения в 1905—1907 г. г. никакого значения, или имеют

[68]

совершенно второстепенное значение; для него решающее значение имеют материалы, освещающие агитационную деятельность с.-д, с-р. и др. партий в деревне. Для историка-марксиста источники, освещающие дореволюционные аграрные отношения, являются при проработке той же темы весьма важными, так как только по ним он может установить причины, вызвавшие аграрное движение и определившие его характер.       

При отборе источников решающее значение имеет не только свойственная данному историку теория исторического знания, но и партийная принадлежность историка. Историк предпочитает, при возможности пользования источниками, оставшимися от различных политических партий и деятелей, источники, оставшиеся от его партии, или родственных его взглядам партий. Например, при изучении революции 1917 года историк-большевик предпочитает пользоваться газетами, дневниками, мемуарами и др. партийными документами РСДРП (большевиков), прибегая к другим материалам только для освещения деталей и фактов, неосвещенных или недостаточно освещенных в партийных документах большевиков; историк-меньшевик отдает предпочтение партийным документам РСДРП (меньшевиков) Обменяется это тем, что каждый человек, в том числе и историк, говорящий о своей об”ективности, аполитичности, и т. п., всегда больше доверяет своей партии или партии, к взглядам которой он близок, чем ее политическим противникам.

Отбор для исследования источников в зависимости об общего мировоззрения и политических убеждений историка мы можем назвать суб”ективной предварительной критикой источников. От суб”ективной предварительной критики источников мы можем различить предварительную критику по существу источников, при которой отбор источников производится в зависимости от того, насколько полно и достоверно источник освещает исследуемую проблему.

Как указано выше, при исследовании более отдаленных эпох историк должен использовать, по возможности, все существующие источники, а чем ближе к современности и чем больше количество источников, тем большее значение приобретает отбор источников. Историком отбрасываются с поля изучения все маловажные и второстепенные источники, как в результате суб”ективной предварительной критики, так и в результате предварительной критики по существу источников.

Предварительная критика по существу источников производится, прежде всего, по характеру самих источников. При изучении общественных отношений в последние десятилетия историка не интересуют, или в самой незначительной мере интересуют: географическая номенклатура, данные антропологии, языка и этнографии, архитектурные сооружения, монументы и т. п. Он производит обычно исследование на основании письменных источников (акты, переписка,

[69]

газеты, журналы, мемуары, дневники, прокламации и т.д.). Например, расстрел рабочих 9-го (22-го) января 1905 года историк не исследует по следам пуль на зданиях и заборах Ленинграда (что, конечно, возможно, несмотря на перештукатурку и перекраску зданий), но по газетам, актам и др. письменным материалам. Об”ясняется это тем, что по письменным источникам факты общественной жизни устанавливаются легче и подробнее, чем по другим источникам.

В пределах письменных, как и других, источников историк должен отдать предпочтение памятникам, т.-е. источникам которые непосредственно сохранились от изучаемых событий, и среди памятников — первоисточникам. При выяснении требований забастовавших рабочих историк предпочитает прокламацию, изданную рабочими, газетным сообщениям; при изучении декрета правительства — текст декрета сообщениям об этом декрете в мемуарах; при изучении постановлений Апрельской конференции РСДРП(б) — протоколы конференции сообщениям кадетских газет об этой конференции; при изучении процесса 193-х—следственные материалы и протоколы судебных заседаний информации „Правительственного Вестника”.

Только в тех случаях, когда историк не в состоянии пользоваться первоисточником, он обращается к источникам, составленным на •основании первоисточников. Например, при изучении границ современных государств историк не обходит их границ, а пользуется географическими картами, мирными договорами и т. п. Предпочтение первоисточникам вызывается тем, что источники, составленные на основании первых, могут передать их содержание неправильно, с ошибками или с сознательными извращениями фактов.

В пределах же первоисточников, поскольку количество их также громадно, историк должен выбирать такие, которые наиболее полно освещают изучаемые события. Например, изучая деятельность Государственной Думы 1-го созыва, мы использовываем стенографические записи заседаний, но нас мало интересует денежная отчетность Государственной Думы; изучая деятельность РСДРП(б) в 1917 г„ историк в первую очередь использовывает протоколы партийных конференций, VI с”езда, ЦК и местных партийных организаций, основные партийные органы и прокламации и только во-вторую и третью очередь использовывает другие документы и издания.

Если об изучаемом событии говорят источники современные событиям и последующие, то историк дает предпочтение источникам современным,, или наиболее близким по времени к изучаемым событиям. Например, при изучении забастовок 1901 года историк использовывает акты, газетные сообщения, прокламации 1901 года; воспоминания же участников событий, составленные после 1917 года, его интересуют постольку, поскольку они освещают моменты, не освещенные в источниках, сохранившихся с 1901 года. Необходимо это потому, что авторы последующих источников могли забыть существенное, ошибаться в датах, в последовательности и причинности событий и т. п.

[70]

Если же историк желает выяснить, как участниками забастовок 1901 года представляются последние после 1917 года, то, понятно, он должен пользоваться воспоминаниями, причем к источникам 1901 г. он должен обратиться только в том случае, если желает выяснить насколько эти представления правильны.

При использовании актов, т.-е. делопроизводства учреждений, в качестве исторических источников, историк использовывает архивы тех учреждений, которые занимались интересующим историка событием или фактом. При изучении истории партии социалистов-революционеров историк ищет материала не в архивах Казенных Палат, а в архивах охранных отделений, жандармских управлений, департамента полиции, судебных палат и т. п.

При использовании частной переписки, дневников и мемуаров, историк выбирает в качестве исследуемых источников те из них, которые составлены лицами, участвовавшими или наиболее, близко стоявшими к изучаемым историком событиям, и в которых последние описаны наиболее полно или с наибольшим знанием этих событий.

Точно так же при отборе газет, журналов и других публицистических произведений, историк учитывает степень их информированности об изучаемых событиях и вопросах. Например, для выяснения отношения Союза Русского Народа к столыпинской реформе историк пользуется изданиями этого „Союза“, а не изданиями РСДРП (меньшевиков).

При отборе источников постоянно переплетаются суб”ективная предварительная критика и предварительная критика источников по их существу. Кроме того, при отборе источников всегда чувствуется индивидуальность историка: есть историки, которые предпочитают мемуары актам, дневники — публицистическим произведениям, и историки, которые поступают наоборот. Наконец, отбор источников, как уже указано выше, зависит от многих обстоятельств (наличность источников, случайное нахождение их и т. д.). Общая же цель отбора источников — найти такие источники, которые с наименьшей затратой труда наиболее полно освещали бы изучаемую проблему.

Предварительная критика и отбор источников для историка крайне важны. Вследствие недостаточно серьезного отношения к отбору источников, историк может строить свои выводы на случайных фактах и тем самым совершить грубые ошибки. Но дать в этой области сколько-нибудь исчерпывающие советы крайне трудно. Одно же историк должен помнить всегда: в целях всестороннего выяснения изучаемой проблемы историк обязан использовать, по возможности, все наиболее существенные источники, освещающие данную проблему.

ЛИТЕРАТУРА:

Ланглуа и Сенъобос. Введение и изучение истории. Перев. А. Серебряковой 1899 г. Е. Bernheim. Lehrbuch der historischen Methode und der Geschichtsphilosophie. 1908 г. A. Feder. Lehrbuch der geschichtlichen Methode 1924 г.

[71]

При отборе источников, если историк не желает пользоваться только совершенно случайными, находящимися под его руками, источниками, необходимо знать, какие источники по прорабатываемому «опросу существуют и где они находятся. Историк должен поэтому знать, какие хранилища источников существуют и какие источники в них находятся.

Но, увы, в этом отношении положение историка весьма и весьма незавидное, и чаще всего историку приходится догадываться, искать „по чутью” источников, несмотря на существование книгопечатания, многотиражных газет и журналов.

Основных хранилищ источников — три: библиотека, архив и музей.

В библиотеках, как правило, хранятся печатные произведения (книги, журналы, газеты, ноты, листовки, плакаты и др.) и рукописи, как относящиеся к эпохе до появления книгопечатания, так и к эпохе, в которой уже существовало книгопечатание. Кроме того, ряд библиотек имеют отделения картографики, графики и др.

В архивах хранятся обычно акты (делопроизводство учреждений, предприятий и организаций, договоры, обязательства и т. п.). Но в ряде архивов, в особенности СССР, хранятся и рукописи (дневники, мемуары, рукописи беллетристических и научных произведений, старинные рукописные книги и др.), а также печатные произведения, не имеющие непосредственного отношения к актам (об”явлення, плакаты). Кроме того, ряд архивов имеют специальные хранилища фото-негативов, которые, кстати, в СССР могут быть уничтожены только с разрешения архивных управлений и архивных бюро.

В музеях хранятся вещественные памятники (материалы, полученные в результате археологических раскопок, оружие, орудия, знамена, монеты, денежные знаки, картины и другие произведения искусства, одежда старинная и современная, надписи с монументов и др.). Но, на ряду с этим, музеи хранят и плакаты, листовки, фотографические снимки, рукописи, акты, альбомы, старинные книги и т. д. В последнее время некоторыми музеями делаются попытки хранения фонографических записей, главным образом, этнографического характера, и записей речей выдающихся политических деятелей.

Этот перечень показывает, что функции библиотек, архивов и музеев до сего времени резко не разграничены. Ряд источников: рукописи, акты, плакаты, картины, географические карты, гравюры и др. хранятся во всех трех типах хранилищ. С другой стороны, имеются источники, хранение которых до сего времени совершенно не организовано: фонографические записи, кинематографические снимки и др., которые в лучшем случае хранятся только в соответствующих коммерческих предприятиях (фирмы, ателье и др.). Если к этому еще прибавить, что масса архивов хранится по учреждениям, в которых надобность в них миновала, что архивы и музеи имеют подсобные

[72]

библиотеки, нередко с весьма ценным составом книг, то становится ясной картина разбросанности источников.

Но главное, что затрудняет историку отыскание источников, это отсутствие полных каталогов и описей хранимого в библиотеках, архивах и музеях имущества и отсутствие в СССР полных справочников о существующих библиотеках, архивах и музеях. Таким образом, мы не только не знаем, какие источники имеются в отдельных хранилищах, но мы не знаем даже точно, какие хранилища и где у нас существуют.

Чтобы облегчить работу историка и других исследователей, необходимо периодически выпускать справочники о существующих в СССР библиотеках, музеях и архивах, с подробными сведениями об их характере, составе хранимого материала, основных поступлениях.. за время, прошедшее с выхода предыдущего справочника, и т. д. Данные, даваемые в „Minerva-Jahrbuch” и в справочниках Академии Наук СССР о научных учреждениях СССР, нужно признать недостаточными (хотя, при данных обстоятельствах, когда более полных справочников нет, совершенно необходимыми). Но в настоящее время историку, при подыскании необходимых справок о хранилищах источников, приходится пользоваться справочниками Академии Наук СССР, „Minerva-Jahrbücher“ и справочниками, издаваемыми в отдельных республиках и городах, как, например: „Весь Ленинград“, „Вся Москва“, „Вся Украина“, „Вся Средняя Азия“, „Весь Баку“, „Туркменистан“ и др. Немало полезных указаний историк может найти и в отчетах о работе отдельных библиотек и музеев, а также в специальных журналах: „Красный Библиотекарь“, „Архивное Дело“, „Краеведение“, „Этнография“, „Научный Работник“ и др., особенно в отделах хроники. Кроме того, в необходимых случаях историк может навести справки о существующих музеях и библиотеках в Народных Комиссариатах Просвещения союзных и автономных республик (по линии Главнауки и Главполитпросвета), а также и в других учреждениях и организациях (в Высших Советах Народного Хозяйства, профессиональных союзах, научно-исследовательских институтах и т. д.),. а о существующих актохранилищах — в центральных архивных упралениях союзных республик.

Незаполненным пробелом остается отсутствие каталогов и научных описей библиотек, архивов и музеев.

Правда, до революции более крупные библиотеки имели печатные каталоги. За годы революции библиотеки СССР выросли не только количественно, но и качественно. Книжный состав библиотек: увеличился в несколько раз, как за счет новой литературы, так и за счет,, случайных” поступлений книг и др. изданий из частных библиотек,, библиотек монастырей, духовных учебных заведений, церквей, военных, частей и т. д. Все эти книги не вошли в существующие печатные каталоги, и поэтому без пересмотра карточных каталогов в самой библиотеке невозможно определить, какие книги находятся в данной

[73]

библиотеке. В лучшем положении мы находимся при отыскании книг за последнее десятилетие. Издаваемые книжными палатами союзных республик „Книжные летописи” и каталоги издательств охватывают основную книжную продукцию СССР. Книги и журналы, вышедшие за последние годы, можно найти в книгохранилищах, получающих от книжных палат обязательный экземпляр произведений печати. Кроме того, содержание ряда журналов приводится в „Журнальной Летописи”, издаваемой Книжной Палатой РСФСР. Настоятельно же необходимо издание библиотеками печатных каталогов книг, журналов, газет и других изданий, вышедших из печати по 1917 год включительно, а также каталогов иностранных книг, журналов и газет. Только печатные каталоги дают возможность широко использовать богатства наших библиотек, особенно после введения междубиблиотечного абонемента.

В еще худшем положении находится историк при отыскании архивных материалов. Изданные научные описи архивов охватывают только самую минимальнейшую часть архивных богатств СССР. Громадное количество архивных фондов не имеет и инвентарных описей, часто архивные фонды не расположены даже хронологически. При таких условиях сами работники актохранилищ не знают, что именно они хранят. Историку, в целях отыскания нужного „дела“, приходится переворачивать и пересматривать горы материалов, не относящихся к исследуемой проблеме. После этого неудивительно, что многие из истериков, не работающих в архивах в качестве штатных сотрудников, ограничиваются использованием только изданных актов, мемуаров и др. материалов.

Архивы должны стать так же доступными, как библиотеки. Для этого в ближайшие годы должны быть составлены и по возможности изданы инвентарные описи всех хранимых в актохранилищах архивных фондов. Эти описи, как бы неудовлетворительны они ни были, дают исследователю возможность ориентироваться в хранимом материале и сберегают труд историка и архивных работников при подыскании нужных материалов. Наиболее же важные архивные фонды должны быть научно описаны, т.-е. нужно дать достаточно удовлетворительные описания не только „дел“, но и документов, находящихся в данном „деле“.

Большую помощь историку оказывают изданные сборники актов, если только издание удовлетворяет научным требованиям. Такие издания делают архивные материалы и рукописи особенно общедоступными и избавляют историка от необходимости искать акты в архивах и рукописи в определенных библиотеках. Изданные Академией Наук СССР „Русские Летописи“, византийские и другие „хроники“, изданные Русским Историческим Обществом „Сборники“, „Полное собрание законов Российской империи“, „Акты Кавказской археографической комиссии“ и ряд других подобных изданий являются настольными книгами для историка России и народов СССР

[74]

Публикации документов в „Красном Архиве“ и др. изданиях Центрального Архивного Управления РСФСР, в „Ленинских сборниках”, „Пролетарской Революции“ и др. изданиях Института В. И. Ленина и Истпартотдела ЦК ВКП(б) совершенно необходимы историку XIX и XX в. в. Дальнейшее издание подобных архивных материалов следует только ускорить и всемерно поддерживать.

В несколько лучшем положении, чем при пользовании архивные материалом, историк находится при пользовании материалами, хранимыми в музеях. И здесь мы не имеем полных печатных описей хранимого материала, но труд историка при подыскании источников^ несколько облегчают путеводители по выставкам музеев, годовые отчеты и то обстоятельство, что в музейном деле существует большая специализация, чем в архивном и библиотечном. Существуют музеи по-отдельным видам живописи, археологические, исторические, этнографические и др., названия которых до некоторой степени определяют тот материал, который в них хранится. Только в провинции существуют музеи, в которых хранятся совершенно различного характера вещественные и письменные памятники. Кроме того, основные поступления в музеи, особенно археологические и этнографические, обычно описываются в отчетах об экспедициях, которые помещаются в „Трудах“ обществ краеведения, научно-исследовательских институтов, самих музеев и в других изданиях. Но все-таки необходимо ускорить издание описей материалов, хранимых в музеях. Если мы не имеем возможности издавать такие описи, какие были выпущены до революции Оружейной Палатой, то краткие, инвентарного характера, описи мы издать можем и должны, если мы только желаем, чтобы музей не только хранил, но и содействовал использованию тех памятников, которыми он владеет.

Наконец, учетом и охраной старинных крепостей, зданий и др. архитектурных сооружений, а также защитой курганов, могильников и т. п. от хищнических раскопок ведают во всех союзных республиках комитеты по охране памятников старины и искусства, в „Трудах“ которых имеются весьма ценные описания этих памятников. Эти же комитеты могут дать историку необходимые указания при использовании им архитектурных сооружений, городищ, курганов и т. п. в качестве исторических источников.

Точный учет имеющихся у нас библиотечных, архивных, музейных и других богатств, издание их каталогов и описей, — настоятельная и неотложная задача, разрешение которой не только облегчит труд историка при отыскании источников, но и сделает эти богатства доступными всем интересующимся ими.

[75]

Ежедневная жизнь показывает, что нельзя особенно верить датам, которые встречаются на источнике: газетчики в Ростове н/Д не так давно каждый вечер продавали „завтрашнюю“ газету „Молот“; в учреждениях бумаги отправляются нередко „задним числом“; отправляя письмо знакомым, мы датируем его или числом опускания его в почтовый ящик, или „задним числом“, если запоздали слишком много ответом; в 1929 году, даже в сентябре, мы можем купить книгу, на которой стоит дата 1930 г.; и т. д., и т. д. Следовательно даты на источниках не всегда точны.

Не менее часты случаи, когда на источниках даты совсем отсутствуют. Масса книг выпускаются еще в настоящее время без указания года выхода, а количество таких книг в прежние времена было еще более значительно; газета имеет дату 23 ноября, но не указаны день и год этого ноября; журнал имеет отметку „октябрь“, но отсутствует число и год; в средние века даже на государственных актах не всегда ставились даты,

Встречаются часто даты, которые отнюдь не указывают, что изложенные под этой датой события имели когда-либо место, или что
сообщение написано в указанное датой время: дата и сообщение оказываются одинаково вымышленными. Это обычное явление в летописях, хрониках, а также в автобиографиях, дневниках и подложных документах. Так, например, сообщения русских летописей за IX
и X в. в. отнюдь не были написаны в этих веках и весьма далеки от истины.

Если же взять данные антропологии, языка и географической номенклатуры, археологические находки, архитектурные сооружения и т. п., то дат на них не найдем, как и на громадном большинстве произведений скульптуры и живописи, фотографических и кинематографических снимков, фонографических записей и т. д.

Источник же может быть использован историком только тогда, когда установлено время возникновения источника. Даже, если сообщение источника верно, оно не имеет для историка никакого значения, если не установлено, имел ли данный факт место в XII или XX столетии. В целях же избежания грубых ошибок, историк обязан также проверить даты на тех источниках, на которых таковые имеются.

При определении времени возникновения „вещественных памятников“ (крепости, здания, орудия, оружие, украшения и др.) нужно

[76]

выяснить, из какого материала (камень, медь, бронза, железо, дерево, кирпич, известь, цемент и т. д.) и как (технические приемы, стиль)
сделан данный памятник, где и с какими другими памятниками и при каких условиях этот памятник найден, в каких геологических слоях
он находился.

Материал, из которого приготовляются здания, орудия, оружие, украшения и т. п., изменяется с развитием техники. Состав меди, серебра, золота, кирпичей, извести и т. п. не был одинаков во все времена. История техники и химия приходят здесь на помощь археологу и историку искусства, выводами которых историк обычно и пользуется. Не менее развивался и стиль построек, орудий и украшений, и развитие стиля в настоящее время сравнительно достаточно выяснено. Сравнительное изучение вещей дает возможность определить, к каким эпохам культурного развития они относятся. Но определить время возникновения или создания источника, мы можем только зная место находки вещественного памятника, потому что развитие всех общественных организаций человеческого общества не происходило и не происходит равномерно. Например, бронза была в употреблении в Греции и Риме раньше, чем на севере СССР.

Если изучаемые вещи найдены вместе с другими вещами (монеты, украшения и др.), время возникновения которых нам уже известно, то определение времени возникновения первых значительно облегчается. Например, при находке в кургане византийских монет IX. и XII в. в., мы можем делать заключение, что данный курган относится ко времени XII или последующих веков. Точно так же при изучении вещественных памятников более древнего времени, важно знать, в каких геологических слоях они найдены, ибо по геологическим слоям можно, хотя приблизительно, установить время возникновения этих памятников, а также проверить выводы, получаемые в результате сравнительного изучения памятников.

Если нельзя точно определить время возникновения источника, то необходимо установить, и это вполне возможно, пределы времени возникновения источника, т.-е. время, не ранее которого (terminus post quem или terminus a quo) и время не позже которого (terminus ante quem или terminus ad quem) возник источник.

И при определении времени возникновения произведений искусства первостепенное значение имеет материал, краски, приемы работы, стиль и сюжет произведений, а также такие обстоятельства, как одежда, обувь, прическа и пр. изображенных лиц, здания на фоне картины и т. д. При этом, конечно, необходимо учесть возможность подражания позднейших художников своим предшественникам (вплоть до мастеров древнего мира). Но искусствоведение, в борьбе с подделками под произведения знаменитых мастеров, выработало весьма точные методы установления „подлинности“ (времени возникновения и автора) художественных произведений. Уменье применять эти методы — одно из основных требований, пред”являемых историку искусств-

[77]

Фотография и кинематография — детища XIX в. Поэтому фотографические и кинематографические снимки не могут принадлежать более ранним столетиям. В пределах XIX и XX в. в. время возникновения тех или других снимков можно определить сравнительно легко по техническому выполнению снимков, по бумаге (фотографической), по модам одежды, обуви, причесок и т. п. снятых лиц, а также по фону (здания, улицы, парки, средства передвижения и т. д.) при снимках с естественным фоном, который сравнительно легко отличаем от декораций.

Таким образом, определение времени возникновения вещественных памятников производится путем их анализа и сравнения отдельных элементов памятника с известными историку фактами. Точно так же производится определение времени возникновения письменных источников, при котором можно различить два момента: 1) анализ внешних форм источника и 2) анализ содержания источника.

Анализ внешних форм источника производится методами, установленными палеографией. Материал, на котором пишут, не был одинаков в течение веков. Он изменялся не только з том смысле, что в древней Ассирии писали на кирпичных таблицах, в древнем Египте и греко-римском мире — на папирусе и пергаменте, а с конца средних веков — на бумаге. Изменялся и постоянно изменяется химический состав бумаги, ее вид, водяные знаки бумажных фабрик и т. д. Изменялся и шрифт, которым пишут и со времени изобретения книгопечатания печатают, изменялись орфография, способы и стиль украшений (виньетки, иллюстрации). Даты этих изменений точно установлены палеографией, пользуясь данными и методами которой, историк довольно точно может определить, когда были написаны исследуемые письма, акт, рукопись и т. п., и когда были напечатаны те или другие книги, прокламации, газеты и пр.

Еще более точно можно определить время возникновения письменного источника посредством анализа содержания. Дипломатика установила, какие формулы и когда применялись и применяются в деловой переписке и официальных актах. Формулы в актах и переписке, стиль в литературных произведениях, словесный инвентарь тех и других являются весьма важными при определении времени возникновения источника.

Особенное внимание при определении времени возникновения письменного источника нужно обратить на то, нет ли в самом источнике указаний на известные нам факты, по которым мы можем определить время возникновения источника. Если, например, в газете или в журнале без выходной даты указывается: „месяц тому назад умер Ленин“, то мы можем предполагать, что эта газета или журнал вышли из печати во второй половине февраля или в начале марта 1924 года. Ленин умер 21 января 1924 года, но газета или журнал могли употреблять слово „месяц“ не совсем точно, как это часто бывает. Если в письме делегата XIV с”езда ВКП(б) пишется: „сегодня

[78]

закончился с”езд партии“, письмо, по всей вероятности, было написано в день закрытия с”езда, а этот день мы можем установить по стенографическим отчетам и протоколам XIV с”езда партии (это, конечно, в том случае, если в письме идет речь именно о XIV с”езде ВКП(б), а не о каком-либо другом с”езде).

Данные внешнего анализа и анализа содержания совпадают не всегда. Книга может быть напечатана в 1930 г., а стиль быть XVIII века, орфография 1917 г., иллюстрации, напоминающие виньетки начала XIX в. и т. д. Акт может быть написан шрифтом и в формулах XVI века, но бумага и чернила относиться к XX веку. Это имеет место: 1) при издании (или переписаниях) более ранних рукописей и книг; 2) при подражаниях современных авторов более древним (см. некоторые произведения О. Бальзака. А. Ренье, А. Франса и др.); 3) при подделке актов и рукописей; 4) при издании „подложных“ (провокационных) листовок, брошюр и т. п.

В случае несовпадения всех данных анализа источника, историк обязан выяснить, чем именно объясняется несовпадение. Это совершается историком в процессе всесторонней критики источника. Если же историку все-таки не удается определить (хотя бы приблизительно) время возникновения источника, историк должен остерегаться обоснования своих выводов этим источником.

ЛИТЕРАТУРА:

Ланглуа и Сеньобос. Введение в историческую науку. Перевод А. Серебряковой 1899 г. Э. Бернгейм. Введение в историческую науку. Перев. В. А. Вейнштока 1908 год. Е. Berheim Lehrbuch der historischen Methode und der Geschichs-philosophie. 1908 г. A.Feder. Lehrbuch der geschichtlichen Methode 1924 r. W. Bauer-Einführung in das Studium der Geschichte 1928 r. H. Tietze. Die Methode der Kunstgeschichte. 1913 r. Ch. Seignobos. La mйthode historique appliquйe aux sciences sociales. 1901 г. Ch. de Smedt. Principes de la critique historique. 1883 r. A. Tardif. Notions йlйmentaries de la critique historique. 1883 г. E. A. Freemann. The methods of historical study. 1886 г.

При определении места возникновения источника применяются те же методы, которые применяются при определении времени возникновения источника, только в другом разрезе.

Место возникновения вещественных памятников определяется:

1)         по материалу (например, по составу сплава металлов), который не бывает одинаков во всех местах в момент создания памятника;

2)          по техническим приемам работы, которые еще более различны в отдельных местностях и предприятиях, даже ныне при фабричном
производстве по определенным стандартам, но различие которых было несравненно больше при ручном производстве; 3) по стилю, по
художественному выполнению работы, в которой ярко выявляются особенности местного творчества, свойственного отдельным мест
ностям и народам; 4) по месту нахождения памятника (место и

[79]

характер погребения, городище и т. д.); 5) по характеру и назначению самого памятника.

Конечно, только всестороний учет всех особенностей памятника избавляет исследователя от ошибок. Только по одному из перечисленных особенностей нельзя определить места возникновения всякого вещественного памятника, так как торговые и другие сношения, подражания, заимствования и т. п. имели место и в более Глубокой древности. Поэтому, например, арабские монеты мы можем найти на побережьи Невы, живопись фламандской школы в Баку, но это еще нисколько не определяет места возникновения источника, а говорит только о сношениях между местностями и народами.

Так же, как определяется места возникновения вещественных памятников, можно установить и место возникновения таких источников, как фотографические и кинематографически снимки, при которых, однако, особенное внимание следует обратить на их содержание, сюжет и его оформление.

При определении места возникновения письменных источников также изучается: 1) материал, на котором написан источник (папирус, пергамент, клинопись, бумага) и который вырабатывался не одного и того же вида и качества в различных местах, а также водяные знаки и фабричные марки на бумаге; 2) шрифт (письменный или печатный) и украшения, которые имели свои местные особенности; 3) язык, на котором могли отразиться местные диалекты; 4) стиль художественных произведений и формулы в деловой переписке, которые имеют свои национально-государственные и, иногда, областные особенности.

Особенное же внимание при определении места возникновения письменных источников следует обратить на содержание самих источников. Местность, о которой говорится в источнике, степень знакомства автора с этой местностью и событиями, имевшими в ней место во время составления источника, отношение автора источника к тем или другим фактам и т. п. дают нередко возможность совершенно точно определить место возникновения источника.

Но и при определении места возникновения источника следует быть осторожным и анализировать всесторонне источник как со стороны его внешности, так и содержания. Никаких окончательных выводов нельзя еще сделать, на основании только бумаги или пергамента (они могли быть привезены из другой местности), языка (документ мог быть составлен иностранцем, изучившим данный язык или диалект), шрифта (могло иметь место подражание) и т. д. Только изучение всех особенностей источника может дать правильный ответ на изыскания историка.

 Письменные источники последних столетий обычно не требуют особого труда при определении места их возникновения: книги снабжены указанием места издания и типографии, акты и переписка – места их составления, газеты и журналы — места выхода. Но при

[80]

использовании печатных изданий нередко необходимо установить, где была написана рукопись, при использовании различных статей и корреспонденции в газетах и журналах следует выяснить, действительно ли они были написаны там, где это указано (например является ли „корреспонденция с фронта военных действий“ действительно таковой, или выдумана в редакции досужим журналистом); требуется и проверка отчетов об экспедициях и командировках (действительно ли осматривало данное лицо то, о чем говорит). В этих случаях возможно определить место возникновения источника только по его содержанию, т.-е. по степени знакомства автора с томи фактами, о которых он пишет, и их деталями.

Наконец, нередко встречаются книги, журналы, листовки и т. п., в которых место выхода указано неверно (например, Петербург вместо Берлина), или же вымышленные (например, Аркадия, Олимпия и т. д.). Это встречается в нелегальных политических изданиях, а также в недопущенной законом по другим соображениям литературе (порнографической). В таких случаях место издания следует определить путем анализа внешней формы источника (бумаги, шрифта и технического выполнения).

При определении места возникновения народных песен, поговорок, пословиц, сказок и др. данных фольклора необходимо учесть место их распространения среди определенной народности или местности и их содержание. Например, сказки, в которых фигурируют верблюды, могли возникнуть среди народа, знающего верблюдов; песни, в которых воспеваются северные олени — на севере. Занятия, о которых говорится в устных преданиях, реки и деревья, которые воспеваются, верования и события, о которых говорится, и т. п. дают, наряду с народностью или местностью, где обращаются эти предания, указания на место возникновения устного памятника. Но сказки, пословицы, песни, поговорки и т. п. переходят от одного народа к другому, быстро распространяясь в пространстве, подвергаясь переделкам и изменениям. Поэтому при определении места их возникновения особенно необходимо выяснение их генезиса, составление их генеалогического дерева.

Если место возникновения источника нельзя определить точно, то это следует сделать приблизительно. Необходимо, по крайней мере, определить страну, в которой возник источник. Если же историк не в состоянии определить хотя бы приблизительно, где возник источник, последний не может быть достаточно правильно использован в работе данного историка.

ЛИТЕРАТУРА указана в главе 23-ей.

 Имеется ряд источников, автора или создателя которых историк не в состоянии определить. Таковы: сказки, поговорки, загадки, народные песни, географическая номенклатура, археологические находки

[81]

и т. п. В таком случае историку приходится ограничиться определением времени и места возникновения источника и выяснить, к какому народу и общественному классу относится источник.

Но и в перечисленных источниках встречаются такие, определить автора которых мы можем. Ряд поговорок, сказок загадок и народных песен перешли в „народную словестность“ из литературных произведений (например, известные всем поговорки из басен Крылова); географическая номенклатура изменялась при существовании письменности вследствие перемены политической власти (Санкт-Петербург, Петроград и Ленинград, Царицын и Сталинград, Елисаветполь и Ганджа и т. д.), перехода данной местности в собственность другого землевладельца (Столыпино, Шестаковка, Григорьевка и т. п.), или новых пришельцев (Лифляндка, Эстонка, Еленендорф и т. п.). Причины и обстоятельства таких изменений географических названий нам известны по ряду источников (личные воспоминания, акты, газеты и др.). Среди археологических находок встречаются монеты, надписи которых дают возможность определить, какая государственная организация их выпустила, и отдельные предметы, мастер которых известен.

Определение создателя произведений искусств (скульптурных, архитектурных и живописи) облегчается тем, что каждый художник имеет свои индивидуальные приемы работы, которые выделяют его работы среди работ других художников или мастеров данной эпохи и местности. Зная приемы работы и особый стиль работы данного художника по тем его работам, которые нам достоверно известны, мы можем установить, относится ли изучаемое произведение к его творчеству или нет. Например, специалисту довольно легко определить картины Рафаэля, Гойя, Ф. Ропса и др. известных Мастеров. Если же фамилия данного мастера неизвестна, все-таки имеется возможность определить, какие именно произведения принадлежат данному „неизвестному мастеру“.

По особому индивидуальному стилю работы, оформлению постановки и снимку мы можем определить постановщика (режиссера) и оператора кинематографических фильм. Выделить особые черты в творчестве Роома, Эйзенштейна и др. для специалиста не трудно. Не особенно трудно определить и особые черты в снимках отдельных фотографов. Но так как фотография и кинематография появились сравнительно недавно, то в этом нет особой необходимости: по надписям на лентах и снимках, по газетам и журналам мы можем получить необходимые нам сведения. Поэтому определением авторов кино-снимков и фотографий до настоящего времени занимается больше полиция нравов, чем историки; обычно только порнографические снимки скрывают своих творцов.

 При определении творца вещественных памятников, произведений искусств, народных песен, сказок и т. п. историк обычно пользуется выводами соответствующих вспомогательных исторических

[82]

дисциплин (археологии, истории искусств и этнологии). Самостоятельные изыскания историку приходится производить при использовании письменных источников.

Определение автора письменного источника необходимо:

1)         когда в источнике автор совершенно не указан (анонимный источник);

2)    когда в источнике указана вымышленная фамилия или имя автора (псевдоним);

3)    когда кто-нибудь выдает чужое произведение за свое (плагиат), и

4)    когда автор источника подписывает источник именем другого лица, или умышленно приписывает его другому лицу (подлог).

Анонимные произведения, столь многочисленные в средние века, в новое время встречаются все реже и реже. Книги выпускаются теперь или с указанием фамилии автора или псевдонима, хотя и самого краткого (например, В. В., Николай — он, граф *** и т. д.) письма подписываются, если не полной фамилией, то именем автора (Ваш Иван, Петр и т. д.); акты снабжаются рядом подписей (начальника или заведывающего, секретаря, бухгалтера и т. д.). Поэтому чаще всего приходится встречаться с анонимными произведениями в газетах и журналах, в которых большинство хроникерских заметок и значительная часть статей не имеют указания автора, а также в таких случаях, когда автор старается скрыть свою фамилию во избежание ответственности за данное свое произведение (анонимные письма с угрозами, запрещенные произведения, злостные памфлеты и т. п.), но и в этих случаях часто применяются псевдонимы.

От анонимных произведений необходимо отличать произведения, изданные от имени коллективов (коллективное авторство): издания партийных организаций (прокламации, брошюры, статьи), государственных, общественных, профессиональных и др. организаций (постановления, воззвания, инструкции и др.). Такие издания, снабженные названием выпустившего их коллектива, могут являться и обычно являются произведениями отдельных лиц, выполнявших поручение коллектива, но так как в них высказывается мнение или распоряжение коллектива, то нет необходимости в определении индивидуального автора, и историк может ограничиться выяснением вопроса, не является ли данное произведение подложным. Например, историку безразлично, кто именно писал такой документ, как воззвание центрального комитета азербайджанской коммунистической партии (большевиков) о посевной кампании 1930 г., но важно, что ЦК АКП (б) признал взгляды этого воззвания своими. Определение индивидуального автора в этих случаях производится только при изучении внутренней истории данного коллектива и при определении степени участия отдельных лиц в работе коллектива. В таком случае определение автора производится так же, как при анонимных произведениях, если только работа историка не облегчается тем, что в актах

[83]

(например, в протоколах коллектива) встречается точное и верное указание на индивидуального автора данного произведения.

Весьма часто, особенно при изучении истории революционного движения в России, историку приходится встречаться с псевдонимами. Условия России, заставлявшие революционные организации работать нелегально и соблюдать все правила конспирации, создали массу кличек и псевдонимов, под которыми партийные работники выступали на собраниях, с”ездах, конференциях и в печати (Роман, Егор, Саратовец, Сибиряков, В. Ильин и т. д., и т. д.). Многие из них замелили в дальнейшем, при легальной работе, фамилии революционных деятелей и стали применяться и в государственных актах (Н. Ленин, И. Сталин, Г. Зиновьев, Л. Троцкий, Л. Мартов и др.). Раскрытие этих псевдонимов облегчается биографическими словарями, выпущенными истпартом и Обществом бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. В других же случаях приходится прибегать к помощи архивных материалов (главным образом, департамента полиции и охранных отделений) и воспоминаний, или же определить настоящую фамилию скрывающего под псевдонимом лица теми же приемами, как автора анонимных произведений.

Не менее часты псевдонимы в области журналистики, художественной литературы и карикатуры. И здесь историку оказывают помощь литературные энциклопедии и словари псевдонимов. В тех же случаях, когда историк не находит разрешения вопроса в энциклопедиях и словарях, или когда у историка возникает сомнение, действительно ли произведение принадлежит тому лицу, которое указывается в словарях, как носитель данного псевдонима, автора произведения следует определить, как при анонимном произведении.

С плагиатом историк встречается как в области журналистики (публицистики), так и художественной и научной литературы и живописи. Особенно часты были случаи плагиата в средние века и в эпоху Возрождения, когда в этом явлении не видели ничего предосудительного. Определить, имеется ли налицо плагиат, можно путем сравнения данного произведения с другими известными нам произведениями, а также путем выяснения, соответствуют ли стиль, строение предложений (слог), запас слов (лексикон) и т. п. произведения собственным произведениям предполагаемого плагиатора. Такое сравнение применяется весьма часто в обыденной жизни, особенно в учебных заведениях при проверке письменных работ учащихся.

При определении автора мы встречаемся со следующими случаями: 1) в нашем распоряжении имеется написанная автором рукопись; 2) определению подлежит автор рукописи, переписанной другим лицом (или на машинке) или же написанной под диктовку; 3) необходимо определить автора печатного произведения; 4) необходимо установить автора актов.

Если в нашем распоряжении имеется написанная автором рукопись (автограф), то, зная почерк автора, нам чрезвычайно легко

[84]

определить автора по его почерку, т.е. по изображениям отдельных букв, знаков препинания, расположению строк и т. п. Поэтому не представляет труда определить рукописи таких видных общественных деятелей и писателей, как: Ленин, Пушкин, Лермонтов и др. и отличить от них возможные подделки. При этом, конечно, необходим мо учесть, что и почерк человека изменяется годами. Выводы, полученные при сличении почерков, следует проверить по другим данным, указываемым ниже.

Если же в нашем распоряжении имеется рукопись, написанная под диктовку другим лицом, или переписанная рукой другого человека (или на машинке), то в таком случае авторские исправления текста, если почерк автора известен, могут содействовать раскрытию автора. При этом, однако, следует быть крайне осторожным, так как возможно, что человек, совершивший исправления и дополнения, пересматривал рукопись по поручению автора или редактировал ее по поручению издательства или редакции газеты (журнала). Поэтому, в этом случае, как и в том случае, если почерк автора историку неизвестен, необходимо выяснить особенности стиля автора. Каждый человек имеет свои индивидуальные черты при построении предложений и свою манеру выражаться. Расположение подлежащего, сказуемого, определений, дополнений, периодов, длина и ритм слогов, словарный инвентарь, применение восклицаний, знаков препинания и т. д. могут указать автора, если нам его стиль известен. Например, Ленин, Плеханов, Мартов, Чернов, Вересаев, Зощенко и др. имеют каждый свой особый стиль. Кроме того, у отдельных авторов встречаются характерные для них ошибки при передаче отдельных слов, и при построении предложений (варваризмы, провинциализмы и т. п.).

При изучении переписанных рукописей следует учесть возможность опечаток и ошибок, внесенных переписчиком, особенно, если рукопись не была пересмотрена автором или если она была переписана с копии. Поэтому нельзя ограничиться определением автора только по стилю, но необходимо еще проанализировать содержание рукописи, выяснить, соответствуют ли высказываемые в произведении взгляды известным по другим источникам взглядам предполагаемого автора.

При установлении автора книги, журнальной или газетной статьи, прокламации и т. п. также необходимо изучить стиль автора, но при этом необходимо иметь в виду, что редактор, просмотру которого подвергаются не только статьи периодических изданий, но и книги, выпускаемые издательствами, вносит свои поправки, изменения, дополнения и сокращения в текст автора. Сокращениям и изменениям подвергаются статьи в ряде стран и цензурой. Наконец, иногда автор по цензурным соображениям, или в целях конспирации (при составлении прокламации), или популяризации сам старается избегать выражать свои мысли таким слогом, как обычно. Кроме того, в художественной литературе в отдельных произведениях автор нередко подражает стилю другой эпохи или другого автора.

[85]

Все это не устраняет еще совершенно особенностей стиля автора, но Значительно затрудняет установление таких особенностей и делает более возможным ошибки в работе историка. Поэтому в таких случаях особенное внимание, кроме стиля, необходимо обратить на содержание. Необходимо установить взгляды, высказываемые автором по поводу отдельных событий и фактов, мнение автора по отдельным вопросам, об отдельных явлениях, лицах и т. д. Сравнивая все это с известными нам по другим источникам фактами и не упуская из виду особенностей стиля автора, историк может сделать те или другие выводы об авторе источника. Если же источник имеет при этом указание на индивидуального или коллективного автора, то историк может точно установить, является ли источник подделкой (например, провокационной подложной прокламацией) или нет.

В случае невозможности установления фамилии автора источника, историк обязан определить классовую и партийную принадлежность автора. Это всегда, почти безошибочно, можно установить по содержанию источника, если только историк знаком с классовыми отношениями и партийными течениями эпохи, к которой относится источник. Из рукописи, книги, статьи и т. п. видно, с какими общественными группами автор был лучше знаком, как он относился к: отдельным классам и их прослойкам, взглядов каких общественных групп и партий или течений внутри какой-либо партии он придерживался, со стремлениями каких классов и партий в той или другой форме (ругательство, доказательство их несостоятельности, разоблачения, выставление в смешном виде и т. п.) он боролся, какие стремления, пожелания и требования он высказывал. Таким образом, по содержанию источника всегда можно определить классовую или партийную принадлежность автора, и этого совершенно достаточно при изучении истории общественных отношений. Например, историку России важно установить, написана ли изучаемая статья кадетом, монархистом, эсером, ликвидатором, большевиком или другим, а определение фамилии автора играет второстепенную роль. Установление фамилии автора приобретает большое значение при изучении отдельных течений в рядах отдельных партий (например, социал-демократов), но и здесь только при определении роли отдельных личностей в оформлении этих течений. Точно также по содержанию мы можем установить, выразителем интересов каких прослоек класса (кулаков, середняков, бедняков; банкового, промышленного, торгового капитала и т. п.), каких национальных групп (тюрков, грузин, армян, украинцев, евреев и др.), государственных организаций (России, Германии, Англии, Персии и др.) и т. п. являлся автор источника. На определение классовой и партийной принадлежности автора историк должен обратить особое внимание, ибо от этого зависит правильность внутренней критики историком источника. Ошибки при определении автора источника вызовут непростительные ошибки при использовании источника.

[86]

Акты редко пишутся тем, кто их подписывает. Отношения в учреждениях пишут делопроизводители, подписывают их заведующие и секретари; отчет может быть написан секретарем, но подписан заместителем заведующего и управляющим делами, и т. п. Но в определении действительного автора актов весьма редко встречается надобность: достаточно установление факта, что дачный акт действительно исходил от данного учреждения. Если же нужно установить индивидуального автора акта, то это можно сделать по почерку черновика, если последний сохранился, или по особенностям стиля. В кратких отношениях эти особенности часто уничтожаются принятыми канцелярскими формулами, но в отчетах, докладных записках, в более длинных отношениях, в дипломатических нотах и т. п. они сохраняются.

ЛИТЕРАТУРА указана в главе 23-ей.

Подделку источников мы встречаем в различной форме. Подделываются вещественные памятники. Золотых дел мастера, антиквары, скульпторы, живописцы и др. выдают массу своих произведений за изделия древних греков и римлян, за картины Рафаэля и Леонардо-да-Винчи. Священниками и монахами подделываются трупы и их одежда (мощи).

Издание собственного произведения под чужим именем (подлог) было обычным явлением в средние века и в эпоху Возрождения, когда автор, выдавая свое произведение за произведение известного писателя, философа и т. п., хотел обеспечить сбыт произведения или приобрести славу находителя произведения (особенно древних греческих и римских авторов). Были и лица, которые изготовляли автографы Марии Магдалины, Клеопатры и др.[19] В последнее время в литературе подлоги встречаются почти исключительно в виде плагиата и в виде провокационных подложных прокламаций, статей и брошюр, выдаваемых за издания революционных организаций. Имело место (по газетным сообщениям) издание белогвардейцами во время гражданской войны в России и подложной газеты „Правда“ для солдат и населения занятых белогвардейцами областей.

Весьма часто встречаются подложные акты. В средние века подложными актами монастыри, архиепископы, папы и феодалы обосновывали те или другие свои права. В Закавказьи в начале и середине XIX века подложные акты фабриковались отдельными беками, меликами, ханами и князьями в целях удержания за ними не принадлежащих им земель. Подложные векселя, долговые расписки и т. п. изготовляются мошенниками в целях получения кредита из банков и от ростовщиков. В последнее время подложные акты фабрикуются и

[87]

публикуются отдельными государствами в целях обоснования тех или, других их шагов. Так, например, большинство документов, опубликованных в начале империалистической войны в „синих“, „белых“, „желтых“, „черных“ и др. книгах — подложны и имеют целью оправдать участие издавших их правительств в империалистической войне. Английское, китайское и др. правительства сфабриковали подложные письма Зиновьева, Коминтерна и других лиц и учреждений в целях оправдания разрыва дипломатических сношений с СССР и своих противоречащих международному праву действий (обыски в дипломатических и торговых представительствах СССР). Насколько фабрикация подложных документов вошла в плоть и кровь империалистических государств и их подручных, видно из того, что в начале 1930 года французский и германский суды, первый совершенно, а второй фактически (путем применения амнистии), оправдали подделывателей векселей советских торговых представительств и подделывателей червонцев!..

Подделке подвергаются и устные источники. Собиратели народных сказок, песен, поговорок и загадок выдают иногда свое собственное творчество за народное. Иногда подлог здесь вызывается стремлением возвысить свой народ (напр., песни Оссиана), иногда же — личными соображениями и выгодами собирателя. Особенно же много находится в обращении подложных исторических анекдотов, созданных досужей фантазией любителей анекдотов.

Установление подложности вещественных памятников производится теми же методами, как установление времени и места возникновения и, в сущности, производится одновременно. Выясняется, соответствует ли материал, из которого сделан памятник, материалу, из которого приготовлялись подобные памятники в эпоху, к которой его приписывают. Если, например, состав золотого, серебряного бронзового или медного сплава таков, как он бывал в конце XIX века, а не таков, как в римских изделиях I века по Р. Х., а памятник приписывают к римским I века, то имеется полное основание думать, что налицо подделка. Кроме материала, исследуют стиль и технику выполнения, соответствуют ли они той эпохе и творчеству того мастера, которым их приписывают. Кроме того, устанавливают, где и при каких обстоятельствах был найден памятник: если, например, до XX столетия данный памятник был неизвестен, а потом кто-нибудь сообщил, что он нашел его во дворе своего дома при рытье ямы, то естественно возникают сомнения в подлинности памятника, хотя этим отнюдь не доказывается, что памятник подложный (памятник мог быть зарыт вором, эмигрантом и т. п.). Подложность всегда должна быть доказана анализом самого памятника.

При определении подлинности картин, знамен, ковров и т. п. также необходимо исследовать материал (материю, пряжу, химический состав красок), приемы работы, стиль и сюжет рисунка и установить, соответствуют ли они той эпохе и произведениям того мастера, которым их приписывают.

[88]

Определение подложности письменных источников производится при помощи методов, установленных вспомогательными дисциплинами. Подвергают анализу как внешность, так и содержание источника, при чем основные методы и здесь такие, как при установлении времени и места возникновения и автора источника.

Прежде всего, подвергаются исследованию бумага и ее водяные знаки, химический состав чернил или типографской краски, шрифт, иллюстрации и концовки, орфография и язык письменного источника. Так как палеографией установлены особенности бумаги, чернил, типографских красок, шрифта и иллюстраций каждой эпохи, то анализ соответствующих сторон источника дает нам возможность установить, написана ли рукопись или акт, напечатана ли листовка или книга в то время и в том месте, какие на них указаны. Если в нашем распоряжении имеется акт, то устанавливается, являются ли подлинными штампы и печать на акте. Для этого они сравниваются с штампами и печатями заведомо подлинных источников, или, в отношении древних актов, использовываются данные сфрагистики. Путем такого же сравнения устанавливается подлинность подписей на актах.

Данные внешнего анализа необходимо подтвердить анализом содержания. Когда же необходимо установить подлинность переизданного или переписанного акта, то это возможно только путем выяснения, применяются ли в акте формулы, которые применялись в подобных актах в канцелярии, в которой, якобы, был составлен акт и применялись ли они в то время, какое указано на акте. Определяется это путем непосредственного сравнения с другими подобными актами данной канцелярии, относящимися к тому же времени и не вызывающими никаких сомнений в их подлинности или же, если в распоряжении историка таких актов нет, то при помощи общих данных дипломатики. В переизданных литературных источниках исследуется язык, соответствует ли он данной эпохе, применяются ли слова в том смысле, как они применялись в то время, к которому, якобы, относится произведение, не применяются ли слова и обороты речи, которые появились в употреблении значительно позже. Во всех письменных источниках необходимо выяснить, не встречаются ли неправильности в определении времени отдельных праздников, событий и т. п., не применяется ли в акте летосчисление, которое не употреблялось в данной местности во время, якобы, составления акта; не противоречат ли друг другу данные о дне недели, числе, месяце и годе. Хронологических данных иногда совершенно достаточно, чтобы определить подделку. Например, если на дарственной грамоте Алексея Михаиловича стоит дата „16 генваря 1674 года“, то грамота, безусловно, поддельна, так как летосчисление от Р. X. при Алексее Михайловиче в России не применялось; но эта дата совершенно естественна на донесениях западно-европейских дипломатов из России.

Далее необходимо выяснить, не употребляются ли в письменном источнике, особенно в актах, меры и вес, которые не применялись к

[89]

данной местности во время, якобы, составления источника и употребляются ли они правильно, т.-е. в том смысле, как они в то время применялись. Метрология очень важна при выявлении поддельных, дарственных грамот, трактатов о землевладении, хроник и т. п. и дает вместе с тем указания, насколько точны наблюдения и сообщения путешественников. Нередко можно установить подделку источника по неправильным указаниям на денежные единицы, или при употреблении названий денежных единиц не соответственно тому содержанию, которое они имели в определенное время Сданные нумизматики). Также необходимо установить, правильны ли указания источника на владетельных особ и государственных деятелей, не действовали ли они в другое время, чем указывается в источнике, или даже позже времени, к которому, якобы, относится источник. Данные генеалогии (конечно, если они сами соответствуют истине и не подложны, что весьма частое явление в работах по генеалогии) нередко выявляют подложные хроники и акты. Наконец, необходимо выяснить, соответствуют ли действительности указания акта на те или другие исторические события. Кроме того, в литературных произведениях необходимо выяснить, соответствуют ли стиль, ритм и, иногда, и содержание и взгляды той эпохе и лицу, которым источник приписывают. Необходимо, однако, отметить, что установление подложности источника по высказываемым взглядам крайне рискованно. Часто, вследствие общественного лицемерия, мы можем не знать действительных взглядов данного лица. Например, священник-автор проповедей может оказаться автором атеистического письма или даже анонимного пасквиля на религию.

Таким образом, определение подлинности письменных источников, особенно относящихся к более древним временам, требует большого труда и специальных знаний. Здесь особенно возможны ошибки, когда подлинный акт признается подложным и наоборот. Поэтому историки чаще всего пользуются выводами специалистов, посвятивших себя проверке и опубликованию актов, так называемых эрудитов, и только в сравнительно редких случаях лично устанавливают подлинность актов самостоятельно. Определение подлинности актов последних десятилетий значительно легче и происходит путем сличения подписей и печатей с безусловно подлинными, а также путем проверки книг исходящих бумаг и других актов учреждения, в которых должны быть указания на изучаемый акт. Установление подложности произведения, приписываемого еще живому лицу или существующей политической организации, не вызывает особых затруднений. Эти лица или организации, узнав о подлоге, обычно на это реагируют сообщениями в прессе или в листовках. Так, например, Коммунистический Интернационал указывал в прессе, что „письмо Зиновьева“, на которое ссылалось английское правительство в своих нотах и выступлениях в парламенте, — подложно; Демьян Бедный в „Правде” от 8 февраля 1930 г. указывает, что подделки его стихов

[90]

появились в эмигрантской газете „Руль“ и т. д. Но могут встречаться и случаи, когда автор по тем или другим причинам отказывается признать своим свое собственное произведение. В этих случаях, чаще всего встречаемых в судебной практике, нужно установить автора произведения так, как это было указано выше (см. гл. 25).

Установление подложности народных песен, сказок, поговорок загадок, заговоров и т. п. производится путем проверки, имеют ли они обращение в той местности и среди того народа, к которым их приписывают. Без такой проверки можно заключить о подложности „народных“ песен, сказок и т. п. по их словарному инвентарю, т.-е. по словам и выражениям, которые данным народом не применяются, по чуждому данному народному творчеству ритму, по чуждым ему понятиям и т. п. При этом, однако, необходимо учесть возможность литературной переделки или отделки собирателем народного творчества, и поэтому категорические выводы должны быть сделаны только по проверке на месте. Нельзя также признать без проверки подложными произведения народного творчества, которых не нашли предыдущие собиратели, так как могли возникнуть новые народные песни, сказки и т. п., созданные на месте или позаимствованные из других местностей, или из литературы. Кроме того, нужно иметь в виду, что многие народные произведения забываются и выходят из употребления. Поэтому последующее поколение может не знать тех сказок, песен, поговорок и т. п., какие были распространены среди их отцов. Такое „вымирание“ народного творчества происходит особенно быстро при коренном изменении общественных отношений в результате развития капитализма или в результате революции, изменяющей весь уклад жизни данного народа или общественного класса.

Так как исторические анекдоты и поговорки, приписываемые историческим деятелям (Наполеону I, Петру I, Екатерине II и др.), редко являются подлинными, то следует взять под сомнение все те из них, которые не подтверждаются актами и другими заслуживающими доверия письменными источниками. Безусловно подложными следует признать исторические анекдоты и поговорки исторических деятелей, которые не подтверждаются письменными источниками и которые стали обращаться только после того времени, к которому их приписывают.

ЛИТЕРАТУРА указана в главе 23-ей.

От подложных источников следует отличать источники, которые являются подлинными, но в которых встречаются интерполяции, т.-е. вставки, внесенные в источник другими лицами.

Интерполяции — нередкое явление. Они встречаются в самых разнообразных источниках. Однако, определение их в современных источниках облегчается тем, что на существование интерполяции указывается в самом источнике. Например, если на книге стоят отметки

[91]

„посмертное исправленное и дополненное издание под редакцией такого-то“ или „под редакцией такого-то“, то уже можно заключить, что редактор не только исправлял орфографические ошибки, но и внес в текст те или другие исправления и дополнения, т.-е. интерполяции. Но и в современных изданиях встречаются интерполяции, которые не оговорены в издании. Издательства подвергают своей редакции книги и другие издания, на которых редактор не указывается, цензор вносит в текст изменения, выбрасывает одни и вставляет другие слова (иногда и целые предложения), указаний же на такие интерполяции мы на книге не находим. В более отдаленные времена интерполяций было значительно больше, и нигде, ни в тексте, ни на титульном листе, они не оговаривались.

В хрониках и литературных произведениях интерполяции вызывались часто тем, что переписчик включал в текст заметки, которые делались читателем на полях рукописи, или заменял непонятные ему слова и выражения другими. В других же случаях вставки были введены в текст умышленно, в целях оправдания действий духовенства, королей и др., в целях доказательства „благородного происхождения“ тех или других родов, в целях борьбы со своими классовыми и партийными врагами. В актах делались приписки в целях доказательства своих прав. Например, бекские комиссии, работавшие в Азербайджане в середине прошлого столетия, выявили, что в ряде дарственных грамот, предоставлявших бекам деревни в управление, были сделаны позднейшие вставки: „и в собственность“ или „в вечную собственность“.

Выявление вставок в актах производится путем сравнения почерка отдельных слов. В позднейших актах еще, согласно канцелярским правилам, требуется, чтобы все исправления и вставки были оговорены и эти оговорки подтверждены подписями лиц, составивших или подписавших акт.

В хрониках, летописях, книгах, статьях и т. п. интерполяции необходимо выявить путем изучения текста. Необходимо установить, нет ли в тексте „чужеродных частей“, отличающихся от основного текста своим языком и стилем, или же не стоящих в логической связи с содержанием текста. Необходимо выяснить, соответствуют ли философские, религиозные, политические и др. понятия основного текста с предполагаемыми интерполяциями, не встречается ли противоречий в употреблении мер, весов, денежных единиц, хронологических данных и т. п.; не употребляются ли понятия и не говорится ли в отдельных местах текста о фактах, имевших место после написания данного произведения.

Установив путем изучения текста интерполяции, следует по возможности выяснить, когда и по каким причинам они были внесены в текст. Таким образом, необходимо установить время и место возникновения и автора каждой отдельной интерполяции. Основной же текст произведения следует отчистить от позднейших вставок.

[92]

Кроме интерполяций в письменных произведениях обычными являются сокращения, выбрасывание части текста автора переписчиком или редактором. Такие „провалы“ в тексте можно установить по отсутствию логической связи в некоторых местах текста, по „скачкам“ в изложении мысли, когда не доводится до конца одна мысль и начинается изложение другой мысли. Изучение текста, дающее нам возможность определять приемы изложения мысли автором, дает нам также возможность установить, когда бывают отклонения от этих приемов не по вине автора, а по вине переписчика, редактора, или, наконец, типографии, в которой при наборе из рукописи могли выпасть отдельные слова, строки или абзацы. Особенно часто мы встречаемся с этими явлениями, когда статьи или книги печатаются без корректуры автора.

В вещественные памятники вставки вносятся при переделке и ремонте архитектурных сооружений, при реставрации и исправлении скульптурных произведений и картин, при исправлении орудий, оружия, украшений, знамен и т. д. Например, в церкви Василия Блаженного в Москве мы видим ряд наслоений в окраске и живописи стен.

Определение вставок и переделок в вещественных памятниках происходит путем изучения материала, из которого сделан памятник, и выяснения, относится ли этот материал (кирпич, глина, известь, золото, серебро, полотно, краски и т. п.) к эпохе возникновения памятника или к позднейшим эпохам. Далее необходимо выяснить стиль произведения и соответствие его, в отдельных его частях, эпохе возникновения произведения и творчеству мастера, сделавшего памятник, Если, например, на стенах здания XV века мы находим живопись конца XVIII века, то это доказывает, что стены подверглись перекраске в позднейшее время. Точно так же несоответствие стиля отдельных частей здания указывает на возможность переделок или позднейших пристроек к данному зданию. Это, конечно, в том, случае, если оно не было так построено, что выясняется изучением строительного материала и техники постройки.

Исправления и изменения в произведениях живописи устанавливаются путем изучения химического состава красок, приемов работы художника и стиля произведения. Если картина подвергалась позднейшим исправлениям или обновлению красок (что отнюдь не является редким явлением, особенно в иконописи), то имеется возможность, путем удаления позднейших красок, восстановить картину (а также стенную живопись) в ее первоначальном виде.

Определение вставок в народном творчестве наиболее рискованно, вследствие затруднений, с которыми мы встречаемся при определении времени возникновения народных песен, сказок и т. п., и вследствие невозможности определить индивидуального автора. Особенно же затрудняется эта работа тем, что народная песня или сказка, повествующая о древнем времени (например, о Владимире Святом,

[93]

Иване Грозном и т. п.) могла быть создана неизвестным певцом или поэтом в сравнительно недавнее время. То, что в таком произведении говорится о Владимире, ни в какой мере еще не доказывает, что оно возникло при нем: слепой певец или даровитый деревенский парень, наслышавший кое-что о Владимире Святом, мог создать, такое произведение и в XX веке. Старые же сказки подвергаются пределке чуть ли не каждым сказочником.

При этих условиях определение интерполяции в народном творчестве значительно труднее, чем в других источниках. Основное, что здесь следует помнить, это то, что рассказ о факте не мог возникнуть раньше факта. Если в старинной народной песне, рассказывающей об умыкании невест, говорится об Александре II, то это показывает, что имеется налицо позднейшая вставка. При таком случае, конечно, необходимо установить, не является ли песня сравнительно недавним произведением. Это можно сделать путем анализа содержания произведения. Следует выяснить, насколько точно и правдиво излагаются в произведении отжившие общественные отношения, не имеется ли налицо облекание в формы старой народной лирики новых, современных, общественных отношений. К сожалению, на эту сторону народного творчества специалисты по фольклору до настоящего времени не уделили достаточного внимания. Этим весьма затрудняется использование народного творчества в качестве исторического источника.

ЛИТЕРАТУРА:

Указана в главе 23-ей. Кроме того: Д. Б. Рязанов. Предисловие к XXI тому „К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения”. 1929 г.

Не все возможные источники самостоятельны или оригинальны. Весьма значительное количество источников сообщает о фактах на основании других источников или подражает другим источникам.

Крепости, церкви, здания, города и т. п. строятся весьма часто по одному плану. Скульпторы и живописцы нередко копируют произведения известных мастеров или подражают им. Ремесленники изготовляют ковры, оружие, орудия и утварь по определенным образцам, соответствующим требованиям хозяйства и быта.

В народном быту обычаи, игры, сказки, песни переходят от одного народа к другому; одно произведение народного творчества может стать образцом для другого.

Большое количество несамостоятельных произведений мы находим и среди письменных источников. Литературные произведения переводятся с одного языка на другой; издаются популярные изложения научных книг; составляются компилятивные произведения; газеты снабжаются телеграммами и статьями из телеграфных агентств, информационных бюро и пресс-бюро; бывают и плагиаты, когда какой-

[94]

нибудь Степанов печатает под своей фамилией рассказ Короленко; доклады охранных отделений в департамент полиции составлялись на основании донесений провокаторов, жандармов и чинов полиции, показаний обвиняемых и свидетелей, обзоры же департамента полиции — на основании донесений охранных отделений и жандармских управлений; сводки о ходе хлебозаготовок составляются на основании донесений заготовительных пунктов и т. д.

Точность сообщений источников зависит от того, насколько достоверны сообщения тех источников, на основании которых и по которым они составлены. Поэтому возникает необходимость в установлении самостоятельности источника или его генеалогии, если источник не оригинален.

Определение самостоятельности и зависимости вещественных памятников друг от друга производится путем сравнительного изучения. Выясняется сюжет, стиль, оформление памятников и при тождестве сюжета и стиля определяется время возникновения и, по возможности, создатель каждого памятника. Определив время возникновения и создателя каждого из сравниваемых памятников, не встречается особых затруднений при определении, какой памятник является оригиналом и какие — копиями и подражаниями (последние могли появиться только после появления оригинала). Не особенно трудно установить связь между отдельными вещественными памятниками и в том случае, если они являются подражаниями неизвестного или не сохранившегося оригинала (например, ряд икон, церквей и т. п.). Общие черты в этих памятниках указывают на их „родственность“.

Значительно труднее установление генеалогической связи в народном творчестве, так как не все народные произведения достаточно изучены. Фольклор ряда народов — еще не исследованная область. С другой стороны, труднее определить и время возникновения народных сказок, верований, песен и т. п. Но сравнительное изучение народного творчества, выяснение, при каком общественном строе, в каких общественных и географических условиях могли появиться те или другие произведения народной словесности, дает возможность установить позаимствования, переделки и передвижения от одного народа к другому произведений народного творчества. Однако, особенно следует предостеречь исследователя от старых научных предрассудков в этой области: ничто не является более ошибочным, как предположение, что сказки, песни и т. п. могли перейти только от современных культурных народов к малокультурным, но не наоборот. В самом деле, так называемые культурные народы (германцы, славяне и др.) восприняли многочисленные произведения, так назыв. „малокультурных” народов (финно-угров, тюрко-татарских народов и др.). Дальнейшие исследования фольклора более отсталых народов, — мы уверены в этом, — заставят коренным образом пересмотреть многие существующие в науке взгляды на народное творчество так назыв. культурных народов, и установить, что масса сказок, песен, поговорок и т. п. позаимствованы ими от других, более отсталых, народов

[95]

Родство между письменными источниками может быть самое различное: 1) один источник может являться основой второго, второй третьего, третий четвертого и т. д.; 2) один источник может являться основой нескольких других источников; 3) источник может быть составлен на основании нескольких родственных источников, т.-е. источников, из которых один является основой других; 4) источник может быть составлен по нескольким самостоятельным источникам; 5) источник может быть составлен на основании нескольких источников, из которых некоторые являются самостоятельными, другие составленными по другим источникам; 6) несколько источников могут быть составлены на основании одного неизвестного источнике. Графически эти случаи могут быть изображены следующим образом, при чем, квадраты изображают самостоятельные источники, а треугольники производные, т.-e. составленные на основании других источников.

Установление генеалогии письменных источников производится путем сравнения их содержания. Выясняется, какие общие сообщения, мысли, а иногда и выражения, приводятся в сравниваемых источниках, какие общие ошибки встречаются в них. При этом исходной точкой является, что два лица никогда не могут совершенно одинаково излагать один факт и даже совершенно одинаково воспринимать один факт. Например, если два корреспондента наблюдают одну демонстрацию, то, даже при общих их политических воззрениях, в их наблюдениях будет различие: одному может казаться, что в демонстрации участвовало 15 тыс. человек, а другому, что 17 тыс. человек. Один улавливает в лозунгах и в выступлениях ораторов одно, другой — некоторые другие черты и моменты. Сравнение газет (даже одного

[96]

политического направления) может дать в этом отношении поражающие примеры, когда, по одной газете, в демонстрации, якобы, участвовало около 15 тыс. человек, а по другой — более 35 тыс. человек. Если же об одном факте, например о демонстрации, две (или больше) газеты сообщают почти одинаково, то не подлежит сомнению, что источник информации — один (корреспондент нескольких газет, телеграфное агентство, бюро прессы), или сообщение одной газеты использовалось другими газетами.

При этом необходимо иметь в виду, что позаимствования редко бывают дословными. Обычно заимствователь излагает другой источник „своими словами”, т.-е. изменяет слог и порядок изложения, вставляет свои рассуждения и выбрасывает кое-что из использованного источника. Дословное изложение имеет место только при переписаниях, плагиатах и цитировании; в последнем случае оно в последние столетия обычно оговаривается в тексте или в подстрочных примечаниях. Поэтому только сравнительный анализ содержания и текста выявляет родство источников.

Простейший случай при определении связи между двумя источниками мы имеем, когда один источник составлен на основании другого: источник b — по источнику а. Сравнительное изучение их текста и содержания, при одновременном определении времени их возникновения, быстро дает возможность установить, какой из них является первоисточником.

Сложнее установление генеалогии, если мы имеем несколько родственных источников и необходимо выяснить связь между этими источниками.

Возьмем первый возможный случай (см. схему). Мы имеем родственные источники а, b, с, d. Путем сравнительного анализа можно установить, что общим для b, c, d источником является а, Далее следует установить, в какой связи между собой находятся b, с, d. Если, в источнике d приводятся только те сообщения, взгляды и цитаты из a,        которые встречаются в c, а в c только те, которые встречаются в b,           то это показывает, что b составлен по а, c — по b и d — по с.

Такие случаи часто встречаются в научной литературе, в публицистике, в актах и т. п. Например, мы имеем книгу Карла Маркса „Капитал“ (источник а) и сокращенное изложение „Капитала“ Карла Маркса (источник b); какой-нибудь лектор может составить свою лекцию не по „Капиталу“ К. Маркса, а по сокращенному изложению, и читать его (источник с) студентам; последние по этой лекции делают свои записи (источник d). Приведем еще второй пример: провокатор представляет охранному отделению докладную записку о состоявшейся за городом нелегальной сходке (источник а), по этой записке охранное отделение представляет в департамент полиции свою докладную записку (источник b), департамент полиции – доклад министру внутренних дел (источник c). Во всех последующих позаимствованиях и изложениях могут быть вымыслы, искажения и т. п., но то,

[97]

что они использовывают из предыдущих источников, дает возможность установить их последовательность. Например, если в каком-либо докладе по крестьянскому вопросу в постановке Ленина приводятся только те цитаты и взгляды, которые приводит тов. Сталин в своей книге „Вопросы ленинизма“, можно уверенно сказать, что доклад составлен не по сочинениям Ленина (источник а), а по „Вопросам ленинизма“ И. Сталина (источник b).

Во втором случае (см. схему), мы имеем несколько рядов источников, составленных на основании одного первоисточника. Установить связь этих источников с первоисточником следует, как в первом случае. Самостоятельность же рядов или ветвей исходящих из одного первоисточника источников устанавливается тем, что те изменения, дополнения, искажения и ошибки, которые были внесены при использовании первоисточника и его производных в одном ряду, не отражались на других рядах (или ветвях) источников. Например, сокращения, изменения, искажения и дополнения, имеющие место в источниках с, е, g, не отражаются на источниках b, d, f; имеющиеся же изменения, сокращения, искажения и т. п. в источнике b не встречаются в источниках с, е, d, f.

Подобные случаи также не являются редкостью, особенно в публицистике. Например, на пленуме ЦК ВКП(б) составляется стенограмма заседаний (источник а), по которой печатается отчет о пленуме в газетах „Правда“ и „Известия ЦИК СССР” (источники с, b) и составляется телеграмма ТАСС (источник d); на основании последнего появляется сообщение в „Rote Fahne“ (источник f), отчет же в „Правде“ помещается с сокращениями в газете „Поволжская Правда” (источник е), сообщение последнего с новыми сокращениями, подзаголовками и изменениями помещается в газете „Степная Правда“ (источник g); что сообщение „Степной Правды“ составлено именно по „Поволжской Правде“, а не по стенограмме пленума, сообщениям ТЯСС, „Rote Fahne“, „Известиям ЦИК СССР“ и „Правде“, устанавливается тем, что других фактов, кроме фактов, о которых сообщается в „Поволжской Правде“, „Степная Правда“ не приводит. Точно так же устанавливаются ряды других письменных произведений, имеющих один общий первоисточник.

В третьем случае (см. схему) источник h составлен на основании первоисточника а и его производных с, f, d, g. Что первоисточник и
указанные его производные использованы при составлении источника h, устанавливается тем, что кроме данных, вошедших из первоисточника а в его производные с, d, f, g, в источнике h использованы другие данные (сообщения, взгляды и т. д.) из а. Использование же производных с, f, d, g устанавливается тем, что те дополнения, изменения и искажения, которые встречаются в каждом из этих источников, так или иначе отражены в источнике h. Если же в источнике h не встречается дополнений и пр., имеющихся в источниках b, е, то мы можем заключить, что этот ряд производных от а при составлении h не использован.

[98]

На практике указанный нами третий случай, чаще всего встречается в научных исследованиях, хрониках и летописях. В последних случаях хронист или летописец старался дать наиболее полную хронику или летопись и поэтому включал в свое произведение все дополнения и сообщения, имевшиеся в отдельных имевшихся в его распоряжении хрониках, не отдавая себе отчета, что они происходят из одного первоисточника.

В четвертом случае (см. схему) источник е составлен на основании самостоятельных источников а, b, с, d. Связь е с этими источниками устанавливается тем, что в е входят взгляды, сообщения, ошибки; и т. п., имеющиеся в каждом из этих первоисточников.

С четвертым случаем историк встречается на каждом шагу: отчеты и доклады высших учреждений составляются на основании докладов подчиненных им учреждений; каждое научное исследование использовывает так или иначе сообщения предшествовавших ему исследований и т. д., и т. д.. Что источники а, b, с, d, действительно, являются самостоятельными, устанавливается путем сравнительного анализа, т.-е. путем выяснения, насколько сообщаемые ими сведения, взгляды и т. п. действительно являются оригинальными, не составленными на основании других источников.

В пятом случае (см. схему), источник і составлен на основании самостоятельных источников b, с и производных: от а — е, от d—f и h. Связь і с этими источниками устанавливается такими же методами, как в предыдущих случаях, отсутствие же непосредственной связи с первоисточниками а и d и производным от d (через f) g тем, что сообщения, взгляды и т. п., не вошедшие от а в е и самостоятельные дополнения, искажения и т. п., не вошедшие от g в h, — не находят отражения в источнике i.

Пятый случай также часто встречается в научных исследованиях, хрониках и летописях.

В шестом случае (см. схему) мы имеем источники а, b, с, которые не находятся между собой в непосредственной связи и происходят от одного первоисточника х, который не сохранился. В том случае, если от одного несохранившегося первоисточника имеется несколько производных источников, не составленных один на основании другого, мы можем восстановить частично или полностью утерянный или уничтоженный первоисточник. Производится это путем сведения в одно целое сообщений и взглядов, позаимствованных а, b, с от х. Если позаимствования не оговариваются в а, b, с, то нужно считать, что из х взяты сообщения, выражения и взгляды, общие двум независимым друг от друга производным от х. Например, если а и b, или b и c, или а и с или все вместе дают те или другие одинаковые сообщения, приводят некоторые одинаковые выражения и высказывают по отдельным вопросам совершенно одинаковые взгляды, то нужно предполагать, что эти сообщения, выражения и взгляды взяты из первоисточника х. Выделяя их из а, b, с, и собирая их в одно, мы можем восстановить, хотя в неполном виде, первоисточник х.

[99]

Но при этом необходимо предварительно точно установить, что а, b, с использовывали х, независимо друг от друга. Если же b является производным от а, с от b, то использовать b и с для восстановления первоисточника х нельзя, потому что b и c в таком случае просто излагают сообщения и взгляды а. Поэтому, путем сравнительного изучения текста и содержания, необходимо предварительно точно установить, не являются ли a, b и с производными друг от друга, как в нашей схеме d является производным от с.

Восстановление текста не сохранившегося источника по его производным производится почти исключительно при изучении истории литературы классической древности, т.-е. Древнего Рима, Греции, и в этой области им достигнуты блестящие результаты. При изучении истории последних столетий, вследствие многочисленности разнообразных письменных источников, находящихся в нашем распоряжении, в восстановлении текста и содержания несохранившихся источников нет настоятельной необходимости. Там же, где это необходимо, восстановление текста источников последних столетий облегчается тем, что цитаты (даже в актах) обычно приводятся в кавычках и оговариваются в тексте или в подстрочных примечаниях. Однако, при использовании таких цитат необходимо предварительно выяснить, насколько точно данный автор обычно цитирует свои источники. Производится это путем проверки цитат, взятых данным автором из тех произведений, которые сохранились до наших дней.

Заканчивается установление генеалогии источника составлением генеалогической таблицы источника по примеру схем, приведенных
нами выше. При этом первоисточники (корни) произведения) могут быть приведены сверху, как в наших схемах, или в низу, и в таком случае генеалогическая, таблица получит вид дерева. Так,   например, наш случай второй может быть изображен следующим образом (см. схему).

 Кроме того, при установлении генеалогии                       хроник и летописей необходимо иметь в виду, что летописец не только изложил произведения своих предшественников, но и продолжал их дело, дав свое оригинальное, самостоятельное изложение событий, ему современных.

ЛИТЕРАТУРА указана в главе 23-ей.

Установив интерполяции и продолжения текста позднейшими авторами, а также пропуски в тексте, мы еще не можем быть уверенными, что переписанный или перепечатанный текст соответствует вполне тексту первоисточника.

Из ежедневной жизни мы знаем, что книги печатаются с опечатками, т.-е. с ошибками по вине корректора и наборщика; еще

[100]

чаще встречаются опечатки при переписании рукописи машинисткой на пишущей машине и переписчиком рукою. Кроме того, масса ошибок
встречается в рукописях самих авторов: встречаются случаи, когда автор, прочтя свою рукопись, находит в ней предложения, выражающия совершенно иную мысль, чем та, которую хотел выразить автор.
Поэтому весьма важно установить ошибки и опечатки прежде, чем использовать источник.

Изучение ошибок и опечаток дает возможность установить некоторую закономерность ошибок в рукописях и печатных произведениях. Знание причин и форм наиболее часто встречаемых ошибок и опечаток дает историку возможность исправить их и в том случае, если в распоряжении историка нет нескольких самостоятельных, т.-е. независимых друг от друга копий с одного источника, и если ошибки встречаются в первоисточнике.

Основными причинами ошибок и опечаток являются:

1)        Недостаточное знание автором, переписчиком и наборщиком языка и его орфографических и синтаксических правил или неуменье
их правильно применять. В этом случае автор может применять слова не в том смысле, какой они имеют; строить предложения настолько неправильно, что они получают другой смысл; допускать массу орфографических ошибок, которые иногда изменяют смысл слова и
мысль, которую автор хотел вкладывать в предложение. Ошибки, вследствие недостаточного знания языка и его грамматических правил,
особенно часты в последние столетия, когда переписчики (а иногда и авторы) источников часто невполне грамотны, и когда, в результате усиления международных связей, многие люди принуждены писать не на родном языке. Какие ошибки являются результатом недостаточного знания языка, видно, хотя бы из анекдота, который знают все изучающие английский язык: ирландец, упав в море, вместо того, чтобы крикнуть: „J shall be drowned, and nobody will save me“ (я утону, и никто не спасет меня), крикнул; „J will be drowned, and nobody shall save me“ (я хочу утопиться и никто не должен спасать меня) и утонул.

2)   Незнание автором вопроса, о котором он пишет, вызывает ошибки, которые уничтожают всякую ценность данного источника.
Чаще всего ошибки из-за незнания предмета имеют место в актах, когда делопроизводителю или секретарю приходится писать о вещах,
ему совершенно незнакомых.

3)   Много ошибок вызывает слишком спешное выполнение работы, когда автор старается написать что-либо возможно скорее и не
имеет поэтому времени и возможности обратить должное внимание на  написанное. Это имеет место в научных работах и беллетристике
(выполнение в срок задания издательства), в публицистике (выпуск газеты, журнала, листовки, и т. п. в срок) и в актах (срочные донесения, отчеты, отношения и т.п.)

Переутомление автора и переписчика ослабляет внимание и вообще мозговую деятельность. Поэтому обычно наша работа при

[101]

переутомлении бывает значительно хуже, чем при свежих силах, и ошибки в работе многочисленнее. Достачно указать, что наибольшее количество несчастных случаев на фабриках и заводах приходится на конец рабочего периода (полудня или дня), чтобы об”яснить опечатки и ошибки вследствие переутомления.

5)       Такое же действие, как переутомление, вызывает болезненное состояние во время физических болезней или психических потрясений. Когда человек нездоров, он утомляется быстрее. Психические потрясения (горе, радость, страх и т. п.) вызывают рассеянность, не возможность отвлечься от других мыслей, кроме работы.

6)       Внешние явления: шум в рабочей комнате, разговоры во время работы, отрыв от работы различными поручениями и требованиями и т.п., прерывают мозговую деятельность в одном направлении, рассеивают внимание и, кроме того, вызывают быстрое переутомление. Особенно дают себя чувствовать эти внешние явления при плохих жилищных условиях, при скученности, при отсутствии в архивах и библиотеках удобных помещений для занятий и т. п. Такое же действие оказывают и др. внешние условия работы: неудобные стол и
стул, плохое перо, негодные чернила, отсутствие под руками необходимых справочников и пособий и т. д.

7)       При переписании и печатании масса опечаток вызывается не разборчивостью почерка автора, плохой сохранностью рукописи, и
непониманием переписчиком, наборщиком и корректором отдельных слов и выражений. В этих случаях переписчик и корректор переписывают или проверяют набор чисто механически, не заботясь о том, что, вследствие неправильного переписания или набора отдельных букв и слов, слова и предложения теряют всякий смысл, или же они стараются заменять непонятные им слова и предложения другими, а также заполнить отсутствующие, вследствие порчи рукописи грызу нами, погодой, огнем и т.п., слова и предложения своими. Эта опасность настолько реальна, особенно в работах, в которых встречаются схемы, статистические таблицы, математические формулы, цитаты из иностранных языков и т.п., что издательствами по возможности при меняется, кроме типографской корректуры, еще авторская корректура.

8)            При переписывании рукописи под диктовку правильность копии, кроме внимательности, добросовестности и грамотности переписчика, еще зависит от диктующего, т.-е. от правильности произношения им слов, непропускания отдельных мест текста, незамены слое автора своими и т. п. При этом и в отношении диктующего действуют те же причины ошибок, какие вызывают ошибки и опечатки у автора и переписчика. Кроме того, многие ошибки при диктовке вызываются тем, что диктующий не может выговаривать отдельные звуки (р,ж,щ,ч,ы, и др.), произносит совершенно одинаково различные звуки (т,д,п,г,к,г,х) и не выговаривает правильно или не договаривает окончаний слов.

[102]

Изложенное показывает, что ошибки и опечатки вызываются,» как индивидуальными, так и общественными причинами. Особенно много мы находим опечаток и ошибок в письменных источниках, составленных и вышедших из печати в СССР. Объясняются они тем, что управление государством перешло в руки рабочих и крестьян, не имевших возможности получить школьного образования, и поэтому полуграмотные отношения, доклады и отчеты мы встречаем не только в делопроизводстве сельских советов, но иногда и в центральных учреждениях и организациях. Масса опечаток встречается в газетах и книгах, которые, вследствие громадного спроса на литературу, выпускаются без достаточной корректуры. Встречаются и книги, выпущенные без всякой корректуры с ужасающими ошибками. Недоедание во время войны и голода, переполнение читальных зал библиотек, жилищные условия и т.п. вызывают массу ошибок и у грамотных авторов и переписчиков. Все это заставляет историка обратить особое внимание на установление ошибок и опечаток в письменных источниках. К сожалению, на русском языке вопрос о закономерности ошибок и опечаток недостаточно разработан, хотя в этом имеется настоятельнейшая необходимость. Из пособий по методологии истории наибольшее внимание этому вопросу уделяет учебник А. Федера, с соответствующими главами которого должен познакомиться каждый, имеющий дело с латинскими и немецкими источниками. Другие пособия касаются этого вопроса только мимоходом или обходят молчанием.

Основные ошибки, встречающиеся в письменных источниках[20], мы можем делить на три группы: механические, психологические и варваризмы.

Наиболее часто встречаемыми механическими ошибками являются следующие:

1) Повторения букв, слогов и слов. Например „паппский“, „историрический“, „он составил составил тезисы“. Установление таких ошибок не вызывает затруднений, хотя количество их (ошибок) в рукописях, непросмотренных автором после написания, весьма значительно.

2. Пропуски букв, слогов и слов. Например: „историчский“, „передевать“ (переделывать), „демократическое государство является буржуазии” (диктатурой буржуазии). Установление таких ошибок и опечаток весьма важно и требует большого внимания, особенно, если вследствие пропуска изменяется совершенно смысл слова (поддерживать — поддерживать, остановить — остановиться) или предложения. Последнее чаще всего имеет место при пропусках отрицания „не“ („не является преступником“ „является преступником“). Выявить такие ошибки, изменяющие смысл слова или предложения,

[103]

можно путем изучения содержания источника и выяснения, не противоречит ли данное предложение всему содержанию источника. В рукописях на пропуск указывает, иногда неправильное употребление падежей („мы можем терпеть такого отношения“ — „мы не можем терпеть такого отношения“). Но и в этих случаях необходима проверка по содержанию.

3.       Перестановка букв, слого в и слов. Например: „исскуство“, „полподковник” (подполковник), „утверждение вызывает такое сомнение“ (такое утверждение вызывает сомнение). Если перестановка букв, слогов и слов вызывает изменения смысла предложения, то она устанавливается как в предыдущем случае.

4.       Неправильное слияние и разделение слов.
Например: „всесоюзные организации“ (все союзные организации), „Иван Ович“ (Иванович). Особенно часто такие опечатки встречаются при механическом переписании непонятных или недостаточно понятных текстов и неразборчивых по почерку рукописей. Средневековые книги, переписываемые малограмотными писцами, изобилуют такими ошибками. Бывали случаи, когда „бе сь леп“ (был этот красив) переписывали „бе слеп“ (был слепой) и т. п. Но такие опечатки нередки и ныне в перепечатанных на машинке рукописях и в выпущенных без должной корректуры книгах. Установление таких опечаток производится путем сравнительного изучения текста отдельных предложений и путем изучения содержания источника, что дает возможность выявить противоречия в изложении и тем самым установить опечатки,

5.        Отсутствие и неправильная расстановка знаков препинания. Например: „помиловать нельзя казнить“ („помиловать нельзя, казнить“, или „помиловать, нельзя казнить”), „он отправился в поход на персов. Надвигалась гроза“(„он отправился в поход. На персов надвигалась гроза“). Как видно из этих примеров неправильная расстановка и отсутствие знаков препинания могут совершенно изменить смысл предложения. В этом случае установление того, что желал сказать автор источника, производится так же, как в предыдущем случае. В кратких же актах и в резолюциях на актах встречаются случаи, когда по данному акту невозможно выяснить, что хотел сказать автор источника. Восстановление мысли автора «источника или смысла его распоряжения необходимо в таком случае произвести по другим актам, являющимся результатами первого (выполнение распоряжения, переписка по поводу его и т. п.)

6.    Замена одной буквы другой. Например: „баба“ (папа), „том“ (дом), „кость“ (гость), „гроб“ (гриб), „до“ (то), „медот“ (метод), „лак“ (рак). Этот случай чаще всего встречается при переписании под неправильную диктовку, т.-е. тогда, когда диктующий неправильно произносит звуки, а также при неграмотности автора яли переписчика. Выяснение таких ошибок производится по смыслу написанного и не представляет особых затруднений.

[104]

 7. Введение в текст замечаний на полях рукописи. Наиболее часто этот случай имеет место в рукописных источниках средних веков, когда переписчик вводил в текст замечания и приписки читателя на полях переписываемой рукописи. В настоящее время такие случаи встречаются при издании, без внимательного отношения к делу, актов, особенно, если переписание или перепечатание актов на машинке доверяется лицу без соответствующей подготовки, и переписанное должным образом не проверяется. Такие приписки устанавливаются, как было указано в главе 27-й, путем изучения текста со стороны его формы и содержания.

Психологические ошибки и опечатки вызываются ассоциационной связью между представлениями и понятиями. Основными психологическими ошибками являются:

1.    Ошибки по ассоциации тождества. Например:
„синее море, синее небо, синие луга окружали нас“. В этом случае какое-либо представление становится навязчивым и автор употребляет его там, где он хотел употребить другое представление или понятие (в нашем примере: зеленые луга).

2.        Ошибки по ассоциации противоположности.
Например: „революционное правительство издало реакционные законы“ (вместо „революционные законы“). Об”ясняются эти ошибки тем
что представления и понятия вызывают по ассоциации идей противоположные понятия и представления, которые могут найти место в
источнике. В таком случае автор пишет совершенно противоположное тому, что он хотел писать (черный — белый, революция — реакция,
глубокий — высокий, старый — молодой, глупый — умный и т. п.).

3.        Ошибки по ассоциации связи. Например: „Шумел, горел пожар московский в революционном порыве“ („пожар” вместо „народ“). Об”ясняются эти ошибки тем, что некоторые представления связываются у нас вследствие привычки с другими представлениями, и последние выплывают в памяти автора тогда, когда он хотел сказать или писать что-либо другое. Особенно заметны такие ошибки в выступлениях рассеянных ораторов, у которых „оппортунизм“ ассоциируется всегда со II Интернационалом, Карл Маркс с Фридрихом Энгельсом, а также в обыденной жизни, когда, произнося первые слова какой-нибудь поговорки, последующие произносят почти непроизвольно.

4.    Ошибки по ассо ц иации смежности. Ряд понятий передается словами, близкими по своей звучности друг другу, или сами понятия и представления близки друг с другом, что вызывает при устном и письменном изложении мыслей замену одного слова и понятия другим. Например: астроном — гастроном, слесарь — токарь.

Основным методом выявления психологических ошибок и опечаток является логическая проверка текста, т.-е. установление, не противоречит ли текст логике и общеизвестным фактам, например:

[105]

„горел пожар (?) в революционном порыве“, „синий (?) луг“, „гастрономическое (?) исследование солнца“. При этом, однако, необходимо учесть индивидуальные особенности автора (не различение им красок, стремление быть пародоксальным и оригинальным и т. п.). Если логической проверки текста недостаточно, то следует выяснить, нет ли в источнике противоречий, вызываемых ошибками, вследствие ассоциации идей. Однако, при исправлении психологических ошибок следует быть особенно осторожным, так как неправильные исправления приносят больше вреда, чем неправильный текст автора источника.

Варваризмами мы называем ошибки и опечатки, вызванные влиянием иностранных языков и диалектов языка, на котором пишут.

Наиболее распространенными варваризмами являются:

1)   Неправильная орфография слова. Например:
„што“ (что), „каво“ (кого), „нещастный“ (несчастный), „Москау“, (Москва). Вызываются такие ошибки и опечатки тем, что пишущий
не совсем знаком с орфографией языка и пишет слова, как они пи шутся в иностранных языках или как они произносятся в диалектах.

2)  Употребление слов, не вошедших в язык.
Например: „шписбюргер“ (обыватель), „гратулировать“ (поздравлять).
Особенно богат русский язык такими варваризмами в последние десятилетия. Масса русских слов заменяется журналистами, писателями
и ораторами иностранными словами, так что иногда трудно определить, какие слова усвоены языком и перестали быть варваризмами
в нашем смысле и какие следует считать варваризмами. Такими являются, например, слова: „вотировать“ (голосовать), „транспортировать“ (перевозить), „будировать“ (возбуждать, растормошить), „ну, пока“ (до свидания) и масса других.

3.     Употребление слов в неправильном смысле. Это имеет место, когда автор „перепутывает“ понятия, т.-е. вкладывает в отдельные слова не те понятия, какие ими выражаются, или когда автор заменяет неизвестные ему слова другими. Например:
„ЦК“ (ЦИК), „сыпать воду“ (прыскать водой), „директор земельного отдела“ (заведующий земельным отделом), „господин товарищ“ (товарищ).

4.     Неправильное строение предложений. Например: „может быть это не повредит, если к нему обратятся, так как уже при первом разговоре обнаружится, что Пипер не опытный корреспондент, как только его спросят, где он прежде работал“. Такие ошибки вызываются строением предложения по образцу другого языка и стремлением буквально перевести что-либо с иностранного
языка.

5.             Этимологические ошибки. Например: „подарил моего брата“ (моему брату), „прибежал к домой“ (прибежал домой),
„я буду после нескольких дней Ленинград ехать“ (через несколько дней я поеду в Ленинград). Эти ошибки вызываются недостаточным

[106]

знанием этимологии языка, на котором пишут, результатом чего являются ошибки в применении падежей, глагольных форм, наречий, предлогов и т. п.

Изучение варваризмов в источнике дает возможность установить под влиянием какого языка или диалекта появились варваризмы в данном источнике. Для этого необходимо выяснить, как образовывает автор глагольные формы и применяет их в предложениях, какие падежи употребляются автором после определенных глаголов, наречий: и предлогов, какие ошибки повторяются в орфографии слов, какие слова употребляются в неправильном смысле, какие слова и как позаимствованы из иностранных языков и диалектов и т. п. Установление диалекта или языка, вызвавшего варваризмы в тексте, укажет и путь к их исправлению.

Исправление варваризмов, если они не искажают мысли автора, не вызывает особых затруднений, когда уже установлено, какой язык или диалект является причиной варваризмов. Если же варваризмы искажают смысл предложения, то их можно установить только путем изучения содержания источника, т.-е. путем выяснения, не противоречат ли отдельные предложения всему тому, что говорится автором в источнике.

ЛИТЕРАТУРА:

А. Feder. Lehrbuch der geschichtlichen Methode. 1924 г. H. Kantorowicz. Einführung in die Textkritik. 1921 r. R. Meringer und K. Mayer. Versprechen und Verlesen. J. Stoll. Zur Psychologie der Schreibfehler. „Die Fortschritten der Psychologie und ihrer Anwendungen“, II, 1914 r. H. Klugmann. Ueber Fehler bei der Reproduction von Zahlen. „Die Fortschritten der Psychologie und ihrer Anwendungen“. IV, 1917 г.

 В результате подготовительной критики историк отделяет поддельные источники от настоящих и производные от первоначальных, устанавливает вставки, пропуски и ошибки в источниках. Если историк не намерен использовать источник в своих научных построениях и ограничится только публикацией источника, то его работа заканчивается подготовкой источника для печати. Дальнейшая критическая проверка, критика толкования и достоверности, ложится уже на исследователя отдельных проблем истории.

 Основное требование, пред”являемое историку при публикации письменных источников, состоит в том, что источник должен быть издан так, чтобы исследователь мог его использовать без обращения к оригиналу. Другими словами, источник должен быть издан так» чтобы исследователь мог по этому изданию проверить правильность подготовительной критики, совершенной издателем, и сам критически проверить источник.

 Поэтому издание источника должно сопровождаться исчерпывающими сведениями о самом источнике. Необходимо указать, где хранится источник, какова его история (при каких условиях он найден,

[107]

где хранился и т. п.), каковы бумага (или пергамент), водяные знаки на бумаге, размер и количество страниц, чернила или краски, цвет карандаша и т. п.), шрифт, орфография, почерк (написан ли он одним или несколькими лицами) и т. п. Все эти данные должны дать другому историку возможность совершить критическую проверку источника.

Второе требование, пред”являемое историку при публикации источника, заключается в том, что издание источника должно облегчить исследователю использование источника. Поэтому при издании письменного источника необходимо дать, наряду с указанными выше сведениями, выводы подготовительной критики, совершенной издателем, о времени и месте возникновения, об авторе и других обстоятельствах возникновения источника, сведения о родственных этому источнику источниках, сведения об источниках, на основании которых составлен издаваемый источник, сведения о предыдущих изданиях этого источника (если таковые были) и т. п.

Сам же письменный источник следует издать по возможности так, чтобы при чтении изданного источника было ясно, что в источнике принадлежит его автору и что внесено в источник позднейшими переписчиками. Поэтому все интерполяции в тексте источника должны быть оговорены в подстрочных замечаниях, или напечатаны другим шрифтом (например, петитом), или включены в особые скобки. Точно так же следует оговорить или отметить все пропуски в тексте, вследствие порчи рукописи или по невнимательности переписчика, и указать, какие изменения и исправления были внесены в текст самим автором (если издается оригинал рукописи или исправленная автором копия источника).

При публикации источника может быть изменена орфография источника и должны быть исправлены опечатки и ошибки в источнике; также могут быть даны отсутствующие знаки препинания. Но всe эти изменения, если они хоть несколько могут изменить смысл текста, должны обязательно быть оговорены в подстрочных примечаниях (или в конце публикации), где в таких случаях необходимо привести неисправленный текст источника, чтобы исследователь имел возможность проверить, насколько правильно совершены исправления. При публикации древних источников, орфография которых значительно отличается от современной и в которых отсутствуют знаки препинания, желательно дать два параллельных текста: 1) неисправленный текст источника с сохранением его орфографии и 2) исправленный текст. Кроме того, при всех публикациях желательно дать фотографические изображения образцов источника.

Значение всех условных знаков и шрифта (курсив, корпус, петит), которые применяются издателем при публикации источника, должны быть обязательно оговорены в предисловии или в особом обозначении знаков. Также должны быть оговорены все сокращения, допускаемые автором и издателем источника в титулах упомянутых в источнике лиц и в наиболее часто встречаемых словах.

[108]

До настоящего времени не установлены еще единообразные условные знаки для применения при издании письменных источников. Наиболее часто применяются следующие знаки:

1)        Одноугольные или острые скобки < > употребляются для обозначения отсутствующих в источнике и введенных издателем слов?

2)        квадратные скобки [] употребляются для обозначения зачеркнутых автором слов и предложений;

3)   простые скобки ( ) употребляются для обозначения взятых, самим автором в скобки слов и предложений;

4)   Восклицательный знак в скобках (!) или (sic) употребляются; для обозначения, что данное слово или предложение не является
опечаткой, а имеется в источнике;

5)   Вопросительный знак в скобках (?) употребляется при слове». в правильной передаче которой, вследствие неясности почерка источника, издатель не уверен;

6)   Звездочки *** употребляются для обозначения пропуска в тексте;

7)   пунктир …. употребляется для обозначения недостающих: мест в тексте источника (вследствие порчи листов и т. п.);

8)   вертикальные черточки |, || употребляются для обозначения начала и конца страницы или листа источника.

Из различных шрифтов при публикации источников применяются обычно:

1)  корпус — для передачи основного текста источника,

2)   петит — для передачи интерполяций в тексте источника;

3)   курсив — для передачи вставок, внесенных в текст источника издателем из родственных источников при отсутствии этой части текста в издаваемом источнике.

Но, повторяю, общеустановленных условных знаков и шрифтов,, применяемых в одинаковом смысле при публикациях источников, нет и поэтому их значение дожно быть в каждой публикации указано» Например, квадратные скобки весьма часто употребляются для обозначения слов и их частей, вставленных издателем: „Ив[ан] Григорьевич] уехал вчера веч[ером] в Цюр[их].^“

В публикации источников нередко встречаются сокращения, которые не оговариваются издателем в предположении, что такие сокращения общеизвестны. Таковыми например, являются: и т. д. — и так далее, и т. п. — и тому подобное, и пр. — и прочее, г. и. — государь император, е. и. в. — его императорское величество, в. бл. — ваше благородие, м. г. — милостивый государь, в. п. — ваше превосходительство в. к. — великий князь, гр. — граф, в. св. — ваша светлость, г. —господин, г-жа — госпожа, т. — товарищ и многие другие. В публикациях источников последнего времени не раз”ясняются и сокращения различных учреждений: ВСНХ — Высший Совет Народного Хозяйства, СНК — Совет Народных Комиссаров и многие др. Это нельзя признать нормальным, так как нераз”яснение сокращений влечет за собой непра-

[109]

вильное понимание этих сокращений или требует большого труда при их расшифровке. Например: „в. п.“, одинаково может означать „ваше превосходительство“ и „ваше преподобие“, „в. и. в.“ — „ваше императорское величество“ и „ваше императорское высочество“.Кроме того, всякие титулы и их сокращения, могут быть неизвестны читателям публикации. Также недопустимо отсутствие раз”яснений сокращений названий различных учреждений и организаций, так как названия нескольких учреждений имеют одинаковые сокращения, например, АССР — автономная социалистическая советская республика и Азербайджанская Социалистическая Советская Республика, СНК — Совет Народных Комиссаров существует не только в РСФСР, но и во всех союзных республиках и, кроме того, существует еще СНК СССР; ряд учреждений прекратил и прекращает свое существование, такие же сокращения наименований могут встречаться у совершенно других последующих учреждений и, наконец, нельзя требовать у читателя публикации (а читают публикации источников не только специалисты-исследователи данной эпохи, но и другие лица), чтобы он производил трудные изыскания по расшифровке сокращений, которые, если под его руками нет соответствующих справочников, так и остаются нераскрытыми. Поэтому мы вправе требовать от издателя источника, чтобы все без исключения сокращения были раскрыты. Это тем более необходимо, что публикациями источников будут пользоваться читатели не только в настоящее время и в данной стране, но и через сотни лет и в различных странах, и раскрытие сокращений будет вызывать тогда еще большие ошибки и будет связано с еще большими трудностями, чем у нас в настоящее время.

Из публикаций письменных источников в СССР в последнее десятилетие наиболее удовлетворяют научным требованиям публикации в „Ленинских сборниках“, выпускаемых Институтом В. И. Ленина, и „Полное собрание русских летописей“, выпускаемое Академией Наук СССР. Что же касается многих других публикаций, особенно провинциальных, то они далеко не удовлетворяют общепризнанным требованиям и использование их в научно-исследовательской работе этим значительно затрудняется, если не становится совершенно невозможным. Особенно незначительна научная ценность сборников различных отрывков из актов, отрывков, изданных так, что иногда даже не указаны источники, из которых они взяты.

ЛИТЕРАТУРА

W. Bauer. Einführung in das Studium der Geschichte 1928 г. А. Feder. Lehrbuch der geschichtlichen Methode. 1924 r. E. Bernheim. Lehrbuch der historischen Methode und der Geschichtsphilosophie 1908 r. O. Stählin. Editionstechnik. 1909 г. G. Witkowski. Textkritik und Editionstechnik neuerer Schriftwerke 1924 г.

[110]

 Критика толкования или герменевтика имеет целью установить, что именно хотел выразить автор источника.

 Прежде всего, историк должен быть в состоянии прочесть письменный источник. Поэтому историк обязан знать язык, на котором написан источник, и, если источник не современный, то и палеографию. Без знания палеографии, т.-е. способа письма и истории письменных знаков, чтение более древних источников совершенно невозможно.

Но каждый язык развивается. Многие слова отмирают, другие принимают другое значение, изменяются и грамматические правила. Поэтому для правильного понимания источника необходимо еще знать историю языка, знать какие слова, в каком смысле и когда употреблялись в данном языке, какие изменения и когда произошли в грамматике языка.

Однако, не всегда историк находит в существующей литературе исчерпывающие указания по истории языка источника. История ряда языков совершенно не исследована, история других языков, включая даже латинский, не исследована еще вполне. Поэтому историку нередко самому приходится произвести нужные для понимания источника изыскания по истории языка.

При определении значения отдельных слов необходимо иметь в виду следующие основные возможные случаи:

1)        Слово прекратило свое существование или вследствие отсутствия в настоящее время понятия, выражаемого данным словом, или
вследствие замены последнего другим словом. Количество таких „мертвых слов“ весьма значительно во всех более древних актах; существуют и „мертвые“ языки, на которых в обыденной жизни не говорит ни один народ и изучением которых занимаются только отдельные ученые (латынь, санскрит).

Слово употреблялось во время составления источника в более широком смысле, чем в настоящее время, т.-е. вследствие дифференциации понятия, слово, выражавшее общее понятие, потом переносилось на часть последнего. Например, латинское слово templum означало раньше отгороженное место, после — святое место и, наконец храм или церковь.

[111]

3) Во время составления источника слово употреблялось в более узком смысле, чем в настоящее время, т.-е. новые понятия обозначались в дальнейшем развитии языка словом, выражающим понятие несколько напоминающее новое понятие. Например, слово „ручка” обозначает в настоящее время не только руку, но и ручку, в которую мы вставляем перо, ручку машины и т. п.; точно так же „перо“ обозначает не только перо птицы, но и стальное перо.

4)    Слово употреблялось во время возникновения источника для обозначения различных понятий. Например, слово „государь“ относится
не только к императору, но и господину вообще.

5)    В дальнейшем развитии языка одно и то же слово стало выражать совершенно другое понятие. Например, слово „император”
означало когда то в древнем Риме военачальника или главнокомандующего войсками, в дальнейшем же это слово употребляется для
обозначения главы государства. В древне-русских источниках употребляется слово „орати“ — пахать, в русском же языке „орать“ значит
„кричать“.

6)         В дальнейшем развитии языка слово подвергается сокращению или удлинению, при чем оно продолжает выражать то же понятие, что и до сокращения или удлинения. Это явление бросается в
глаза во всех языках, и выражается в выбрасывании из слова от
дельных слогов или во введении в слово новых слогов. В современном русском языке ряд понятий выражается только начальными буквами отдельных слов. Например, РИК — районный исполнительный
комитет, ЦСУ — Центральное статистическое управление и т. д.

7)   При заимствованиях из других языков слова подвергаются переделке соответственно характеру заимствовавшего языка; в некоторых же случаях заимствованные слова выражают совершенно другое понятие, чем в языке, из которого они заимствованы. Например, слово Vortuch превратилось в русском языке в слово „фартук“ (понятие же не изменилось), но слова cher ami (дорогой друг) — в „шаромыжник“ (жулик).

8)       С изменением социальных условий слова, выражавшие когда-то почетное положение или состояние лиц, могут превратиться в слова ругательные и обратно. Такими ругательными словами в СССР являются, например, слова: граф, барон, князь, буржуй, жандарм,
дворянин и т. п., бывшие же ругательные слова: безбожник, каторжанин (политический) и т. п. превратились в почетные.

9)   Одно и то же понятие может выражаться различными словами в различных местностях и диалектах, и обратно, в различных местностях и диалектах одного и того же языка одно и то же слово может выражать различные понятия. Например, слово ,,ведра“ в различных диалектах русского языка обозначают и множество ведер, и „ведро”— прекрасную погоду, слово „башмак“ — и обувь, и вола (у донских, казаков) и т. п.

Так же, как смысл слов, с развитием языка подвергаются изменениям грамматические правила. Изменяются, отмирают одни и

[112]

появляются новые падежи и падежные окончания, приемы образования глагольных форм, наречия, предлоги и т. д., изменяется расположение слов в предложениях и т. д. Поэтому для правильного понимания текста историку необходимо не только знать, какие понятия выражаются каждым словом изучаемого источника, но и каковы грамматические особенности последнего, т.-е. какие грамматические правила и как применяются в изучаемом источнике.

Кроме того, словарный инвентарь и составление предложений отличаются друг от друга и у отдельных авторов одного и того же времени. Например, язык М. Горького отличается значительно от языка В. Маяковского. Еще более различался язык у отдельных авторов в глубокой древности, когда состав слов и грамматические правила были менее разработаны, чем в настоящее время (это, конечно, только в том случае, если один из них не подражал другому, или оба —третьему). Поэтому в целях правильного понимания источника историк должен еще выяснить особенности языка каждого автора источника.

Для выяснения значения встречающихся в источнике слов и оборотов речи применяется сравнительный метод изучения. Историк сравнивает все места данного источника, в которых встречается выясняемое слово или оборот речи,, и устанавливает, какое именно понятие передается в каждом случае этим словом, и в каких именно случаях применяется изучаемый оборот речи. Для проверки своих выводов и для определения понятия слова и смысла оборота речи, если историк не мог определить их по данному источнику, он подвергает такому же сравнительному изучению другие произведения автора источника и его современников, а также выясняет, как понимали эти слова и обороты речи предшественники историка и, в частности, переводчики этого произведения на другие языки. Особенно полезными могут оказаться указания переводчиков, современных автору изучаемого источника, переводивших последний в то время, когда применяемые в нем слова и обороты речи еще не вышли из употребления или еще не получили другого смысла.

При определении смысла слов и оборотов речи, как это ярко доказал Фюстель де-Куланж, никогда не следует изучать слова и отдельные предложения вне их контекста. При изучении их смысла всегда следует иметь в виду источник и его смысл в целом. Изолированное изучение слова и оборота речи только затрудняет понимание их смысла и повлечет за собой самые грубые ошибки.

Такие ошибки мы наблюдаем весьма часто в обыденной жизни, когда журналисты и агитаторы приводят отдельные цитаты (или даже части цитат) из какого-нибудь произведения и придают им совершенно другой смысл, чем придавал им автор произведения. Подобные ошибки еще более опасны при пользовании и изучении источника, смысл слов и оборотов речи которого еще следует определить. Эти же случаи из обыденной жизни показывают, насколько велико

[113]

значение лингвистического толкования источников, без которого источник или остается непонятным, или же может являться причиной неправильных построений историка.

ЛИТЕРАТУРА:

Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобос. Введение в изучение истории, пер. А. Серебряковой 1899 г. Е. Bernheim. Lehrbuch der historischen Methode und der Geschichtsphilosophie. 1908 г. А. Feder. Lehrbuch der geschichtlichen Methode. 1924 r. Fustel de Coulanges. Monarchie franque. Fustel de Coulanges. Recherches sur quelques problиmes d”histoire.

В результате лингвистического толкования источника выясняется смысл всех слов и предложений письменного источника. Но этого еще недостаточно для того, чтобы утвердить, что хотел сказать автор источника.

Уже в современных источниках мы встречаемся с явлением, что источник имеет скрытый смысл, т.-е. автор употребляет отдельные слова в другом смысле, чем эти слова употребляются в данном языке в момент возникновения источника, или образы, созданные источником, имеют аллегорическое или символическое значение. Например, в легальных работах русских марксистов девяностых годов прошлого столетия употребляется слово „ученик“ не в смысле ученика реального училища или гимназии, а в смысле последователя К. Маркса, т.-е. марксиста; в 1907-1914 г. г. в легальных рабочих газетах и журналах встречается термин „неурезанные лозунги“, при чем этот термин выражает требования демократической республики, 8-ми часового рабочего дня и конфискации помещичьей земли. Если же мы берем басни Лафонтена и Крылова, то увидим, что авторы под образами зверей скрывают отношения между людьми. Например, в басне „Лебедь, щука и рак“, автор отнюдь не желает сказать, что лебедь, щука и рак действительно запряглись в телегу и тащат ее, но что при определенных условиях усилия человека тратятся бессмысленно и безрезультатно.

Еще более важно раскрытие смысла содержания источника, созданного в более отдаленные эпохи, когда общественные отношения были совершенно другие, чем в настоящее время.

При толковании смысла содержания источника следует иметь в виду, что с развитием человеческого общества, с изменением производственных отношений и с развитием науки меняется и ход мышления людей. Поэтому нет ничего более ошибочного, чем допущение, что люди мыслили всегда так, как мыслим мы в настоящее время, и что они всегда так же реагировали на определенные явления, как мы в настоящее время. Так же совершенно ошибочно думать, что отдельные явления, не только общественной жизни, но и природы, представлялись человеку одинаково во все времена. Даже больше, ход мышления, представление людей и реагирование людей на явления

[114]

общественной жизни и природы различны не только в разные эпохи, но и различны у отдельных классов и групп населения в одну и ту же эпоху.

Эту мысль можно иллюстрировать самыми простыми примерами. Когда-то отсутствовала собственность и вещью мог пользоваться каждый, кто его создал, нашел, захватил или просто чувствовал в ней необходимость; в другой эпохе, все принадлежащее крестьянину могло быть захвачено помещиком и это считалось вполне законным: в третью эпоху крестьянин считает себя собственником того, что когда-то принадлежало помещику и если помещик из своего имущества сохранил хотя бы часть (дом, сад, огород), то это считается нарушением закона; между этими тремя эпохами существовал ряд переходных ступеней и своебразных эпох. Допускать, что отношение к собственности было всегда одинаково, являлось бы, следовательно, грубейшей ошибкой.

Если же мы рассмотрим, как относятся отдельные классы в настоящее время к собственности, то и здесь мы выдим громаднейшие различия в понятиях. Например, пролетариату представляется вполне естественным и законным захват (национализация) фабрик и заводов капиталистов; капиталистам же такой захват представляется абсолютнейшим беззаконием и грабежом среди белого дня, хотя они сами ничуть не стесняются захватить земли, леса и имущества у колониальных народов. Такое же различие мы видим в восприятии природных явлений. Гром и молния вызывают у невежественного жителя глухой деревни совершенно другие представления и переживания, чем у городского жителя, знающего причины, вызывающие молнию и гром.

Поэтому, для того чтобы установить, что именно хотел сказать автор источника, необходимо знать в какой эпохе жил автор, к какому классу и прослойке класса он принадлежал, каково было его общее мировоззрение, его политические убеждения и стремления. Нужно еще знать особенности мышления (например, метафизического, диалектического) автора, ступень достигнутой культуры, состояние точных и общественных наук и, это особенно важно, взаимоотношение классов и формы классовой борьбы в эпоху возникновения источника. При этом, конечно, нужно знать, что из существующей культуры было усвоено автором источника, что нет, насколько он был знаком с современной ему научной мыслью, не состояли ли они в противоречии с его классовыми или личными интересами и т. п. (например, атеист с высшим образованием может стать из политических или экономических соображений священником и пропагандировать взгляды, которые он сам считает неверными).

Эти необходимые сведения историк черпает из различных источников, освещающих эпоху и деятельность данного автора, и из изучаемого им источника. Если же в распоряжении историка, имеется только один исследуемый источник, то путем всестороннего анализа

[115]

его содержания он должен определить и характер мышления, и общественное положение, и мировоззрение, и политические стремления автора источника и вместе с этим выяснить, что именно автор хотел сказать в данном источнике.

Такой всесторонний анализ содержания источника требует со стороны историка достаточной осторожности в выводах. Историк должен особенно остерегаться истолковывать содержание источника с точки зрения современных общественных отношений, политических и научных воззрений. Поэтому при анализе содержания источника историк никогда не должен упускать из виду эпохи возникновения источника со всеми свойственными той эпохе общественными отношениями и идеологией. Только соблюдая всегда это требование, историк .избегнет модернизации содержания источника.

Еще с большим риском связано раскрытие смысла аллегорических и символических образов в источнике. Аллегорические и символические образы допускают понимание их в самых различных и противоречащих друг другу смыслах. Бывают случаи, когда автор и не думал что-либо скрывать за этими образами, а просто хотел создать занимательный рассказ или стихотворение для взрослых и детей. Но бывают и противоположные случаи, когда занимательная сказка мли басня, в которых скрытого смысла можно и не предполагать, служат изложением политических или других воззрений автора. Поэтому толкование скрытого смысла различных сказок, басен и других аллегорических и символических произведений требует еще большего знания особенностей эпохи возникновения и автора этих произведений.

Неправильное толкование смысла содержания источника влечет за собою еще большие ошибки, чем неправильное лингвистическое толкование. Во всех случаях, когда историк не уверен в правильности своих выводов, он должен оставить их под сомнением и не выдавать их в своих исследованиях как окончательные. С другой стороны, историк не должен брать под сомнение очевидный смысл содержания и не искать скрытого смысла там, где его нет. Истолкование очевидного смысла содержания письменного источника в другом смысле вызывает еще большие ошибки, чем нераскрытие точного смысла содержания некоторых источников.

Как всем приемам критики источников, так и правильному толкованию смысла содержания письменных источников историка может научить только опыт. Весьма полезными при этом являются образцы толкования смысла содержания источников, образцы, столь часто встречающиеся в отдельных исследованиях по истории и по истории литературы.

ЛИТЕРАТУ Р А указана в главе 31-ой.

[116]

Критика толкования имеет место не только при изучении письменных источников, но и при использовании в качестве источников устных и вещественных памятников.

Устные памятники (народные песни, сказки, предания, поговорки, пословицы, загадки, анекдоты, легенды и т. п.) требуют, как и письменные источники, лингвистического толкования. Если мы не знаем, какие понятия передавались встречающимися в устных памятниках словами и выражениями, мы не можем их использовать как источник. Точно так же необходимо вскрыть смысл содержания устного памятника.

По методам работы критика толкования устных памятников ничем не отличается от критики толкования письменных источников. Однако, первая имеет свои особенности. Заключаются они в том, что почти никогда историк не в состоянии установить индивидуального автора устных памятников, и в последних в ряде случаев имеется ряд наслоений отдельных эпох, классов, народов и групп населения, т.-е. устные памятники (особенно сказки и легенды) подвергаются постоянным изменениям и переработке. Эти наслоения и изменения историк должен установить и учесть их при лингвистическом толковании; и при толковании содержания устного памятника. Например, ряд арабских сказок стал достоянием народов всей Европы, но при распространении во времени и пространстве, эти сказки подвергались переделке и в устах русского крестьянина они имеют в значительной степени другое содержание, чем в устах шведа; однако, основное содержание осталось тем, каким оно было на далеком мусульманском Востоке.

Поэтому, при толковании смысла содержания устных памятников народного творчества необходимо, по возможности, установить их генеалогическую связь, пути распространения и т. п. Это требует; специальных знаний и изысканий, так что в громадном большинстве случаев историк пользуется здесь готовыми результатами соответствующих исследований этнографов и фольклористов.

Критика толкования вещественных памятников различна по дельным видам памятников. При изучении орудий, оружия, украшений, одежды и т. п. необходимо выяснить применение этих памятников. Нужно точно установить, в каких именно процессах, работы пользовывались и как использовывались отдельные орудия, как применялось оружие, украшения и т. п.

Далее необходимо установить приемы и способы изготовления оружия, орудий и пр. Эти данные весьма важны при использовав вещественных памятников в целях определения характера занята способов производства и общественного устройства отдельных народов в эпоху, от которой не сохранилось письменных источников.

[117]

При изучении архитектурных сооружений (крепостей, зданий) точно так же необходимо установить цель постройки, приемы и способы создания этих сооружений. Архитектурное сооружение дает в качестве исторического источника очень немного, если историк не установил, является ли оно храмом, жилищем, баней или амбаром.

В монументах и скульптурных произведениях историк должен установить, какое именно мифическое лицо, исторический деятель или кто-либо другой изображен ими. Если монумент и скульптурное произведение имеют символическое или аллегорическое значение, то последнее должно быть вскрыто. Также необходимо выяснить цель создания монумента или скульптурного произведения. При этом историк должен использовать все сведения, которые он имеет по письменным и другим источникам об эпохе, в которой был создан монумент или скульптурное произведение.

Те же задачи, что при толковании смысла и значения монументов и скульптурных произведений, преследует критика толкования картин, карикатур, плакатов и т. п. Особенно важное значение имеет установление скрытого смысла карикатур, которые все, почти без исключения, имеют целью разоблачение и высмеивание определенных лиц, явлений общественной жизни и быта, а весьма часто — борьбу против определенных лиц, классов и общественных явлений. Иногда карикатурист в тексте, данном при карикатуре, сам вскрывает смысл содержания карикатуры, но в ряде случаев, по цензурным и другим соображениям, пояснительный текст отсутствует или дается текст, маскирующий смысл карикатуры, и историку самому необходимо выяснить ее смысл. Это, понятно, возможно только в том случае, если историк достаточно знаком с общественными отношениями, существовавшими в момент создания карикатуры. Некоторые указания при этом историк получает от изображений в карикатурах известных по другим картинам лиц (напр. Чемберлена, Пилсудского и др. в карикатурах Ротова, Дени и др.), флагов отдельных государств,, гербов и эмблем политических организаций (серп и молот, красная звезда и т. п.), условных изображений государств (британский лев,, американский дядюшка, германский „михель“ и т. п.), условных изображений общественных классов (помещик в фуражке с кантом, толстый буржуа в цилиндре, крестьянин с бородой, рабочий в кепке), условных изображений отдельных профессий (инженер с кокардой из молоточков, врач с красным крестом на рукаве, повар в колпаке и т. п.). Конечно, при установлении скрытого смысла карикатур знание классового положения и политических взглядов художника не менее важны, чем эти сведения об авторе письменного источника. Если же они неизвестны, они могут быть определены путем анализа-творчества художника.

Что же касается критики толкования знамен, то здесь необходимо установить смысл содержания текста на знамени и смысл рисунка, если таковой имеется. Производится это, как определение смысла содержания письменного источника и смысла картин

[118]

Критика толкования с одной стороны весьма близка к подготовительной критике, а с другой — критике достоверности. Устанавливая, что именно автор источника хотел выразить в источнике и в каких целях он создал памятник, используемый в качестве исторического источника, критика толкования дает возможность приступить к критике достоверности, т.-е. к установлению, насколько точно источник передает исторические факты.

ЛИТЕРАТУРА: Н. Tietze. Die Methode der Kunstgeschichte. 1913 г.

[119]

В обыденной жизни мы не являемся особенно доверчивыми. Встречая новое лицо, мы, прежде всего, задаем себе вопрос, кто он. Если же новое лицо заявит, что он ревизор из центра, мы потребуем у него мандат и пристально смотрим, подлинный ли мандат он предъявляет.

Когда же наш знакомый за столом рассказывает, что он на охоте убил десять зайцев и двадцать перепелок, а сослуживица наша утверждает, что она лично знакома с Уптон Синклером, то в душе мы определяем их, как хвастунов и лжецов. Если же при этом вдова лавочника заявит, что рабочие Саратова восстали против советской власти, что Калинин поссорился с Агамали-оглы, а последний с Буденным, то мы, вероятно, не удержимся и заявим: „Будет вам говорить небылицы!“.

Не особенно доверчивы мы и к отчетам, и докладам наших подчиненных. Когда сельсовет пишет, что все задания выполнены на сто процентов, у нас возникает вопрос, не басни ли рассказывает председатель и секретарь в таком отчете.

Но удивительно, чем дальше мы отойдем от ежедневных и знакомых нам явлений, тем более доверчивыми мы становимся. Приедет человек из Америки и расскажет, что все рабочие там имеют собственные дома, сады, дачи, автомобили, и мы, забывая даже рассказы У. Синклера, верим. Получив газету, мы склонны верить каждой заметке, хотя опровержения не так уж редки. А если нам попадается в руки „История царствования Ивана Грозного“, то верим каждому слову. Если же кто-либо сомневается в правильности сообщений „Истории“, то ответим поговоркой: „черным по белому написано“, нужно верить!

Однако, нет ничего более ошибочного, чем вера во что-либо без проверки. Ленин неоднократно указывал, что только дурак верит на слово. А вот, что пишут Ланглуа и Сеньобос об английском историке Фроуде (Froude): „Фроуд был хорошо одаренным историком, но страдал слабостью никогда не писать правды; про него говорили, что он был constitutionnaly inaccurate. Например, он посетил город Аделаиду в Австралии. „Я видел, — говорит он по этому поводу, — у наших ног, в долине, перерезанной рекою, город с 150.000 жителей, из которых ни один никогда не знал и никогда не испытывал ни малейшего

[120]

сомнения в том, что он будет питаться регулярно три раза в день“; между тем, Аделаида построена на возвышенности; по ней не протекает никакой реки; ее население не превышало 75.000 душ и она страдала от голода в тот момент, когда ее посетил Фроуд и т. д.“[21]

В исторических источниках мы встречаем массу ошибок, неточностей, лжи и обмана. В христианских источниках иконы кочуют с места на место, происходят чудесные исцеления мощами, которые, будучи вскрыты после революции, оказались куклами из тряпок, пакли и наспех собранных костей; в летописях и в бывших казенных учебниках по истории России указывается 862 год нашей эры, как год приглашения князей-варягов; в судебных дознаниях говорится об езде на метле и о шабаше ведьм, и т. д., и т. д. Но ничто из сказанного не соответствует действительности: все эти „факты“ — результат лжи, фантазии, болезненного состояния и невежества.

Но, наряду с ложью, обманом и т. п., в исторических источниках даются сведения о фактах, действительно имевших место. Задачей критики достоверности и является установление, что из сообщений исторических источников соответствует действительности и что не соответствует действительности. В результате критики достоверности историк определяет, какие исторические события и когда имели место, какова была идеология действовавших в истории народов, классов и отдельных лиц, каковы были социально-экономические и другие причины тех или других исторических событий. Другими словами, критика достоверности должна установить, что, где, когда и почему существовало или случилось.

ЛИТЕРАТУР Я:

Э. Бернгейм. Введение в историческую науку. Перев. В. А. Вейнштока. 1908 г. Ланглуа и Сеньобос. Введение в изучение истории. Перев. А. Серебряковой 1899 г. А. С. Лаппо-Данилевский. Методология истории. Т.т. I и II, 1910—1913 г.г. М. Н. Покровский. Борьба классов и русская историческая литература. 1927 г. Н. Авдеев. О научной обработке источников по истории РКП и Октябрьской революции. „Пролетарская Революция“ №№ 1 и 2 за 1925 г. W. Bauer. Einführung in das Studium der Gescichte. 1928 г. E. Bernheim Lehrbuch der historischen Methode und der Geschichtsphilosopie. 1908 г. A. Feder. Lehrbuch der geschichtlichen Methode. 1924 г. H. Kantorowicz. Einführung in die Textkritik. 1921 r. Ch. Seignobos. La mèthode historique appliquée aux sciences sociales. 1901 г. A. Xénopol. La théorie de l”histoire (Des principes fondamentaux de l”histoire). 1908 г. Ch. de Smedt. Principes de la critique historique. 1833 г. E. A. Freemann. The methods of historical study. 1886 г. 2. Garcia Villada, Metodologia у critica históricas. 1921 г.

Как при установлении ошибок в тексте, так и при установлении неверности и неточности в сообщениях письменного источника, необходимо знать причины, вызывающие недостоверные сообщения. Основными из этих причин являются следующие:

[121]

1)Неполное и неточное наблюдение соб ы т и я, о котором говорит автор источника. Каждое историческое событие излагается в источнике на оснований наблюдений одного или: нескольких лиц. Полнота и точность наблюдения обусловливают, наряду с другими причинами, с которыми мы познакомимся ниже, полноту и точность сообщения источника. Например, провокатор наблюдает нелегальное собрание революционеров; от того, насколько точно он определил количество присутствовавших, расслышал речи выступавших ораторов и воспринял внешность неизвестных ему лиц, — зависит точность и полнота его сообщения охранному отделению, и точность и полнота сообщения охранного отделения департаменту полиции. Наблюдение может быть и коллективным, когда, например. два жандармских унтер-офицера вместе наблюдают и представляют совместный доклад жандармскому управленню о ходе забастовки. Наконец, источник может быть составлен на оснований ряда самостоятельных наблюдений разных лиц, например, докладная записка охранного отделения о маевке может быть составлена на оснований донесений нескольких провокаторов, филеров, жандармских унтер-офицеров и т. д. Но во всех зтих случаях основой сообщения источника об определенном событии является наблюдение, и от того, насколько оно полно, в с е сторонне и точно, зависит и достоверность сообщения источника.

2) Неточная передача имевшего место наблюдения выражается не только в ошибках в тексте, но и в пропуске некоторых моментов события (провалы в памяти или сокращение в изложении наблюдения), в непроизвольном перепутывании отдельных фактов, в неточной передаче наблюдения и т. п. Например, провокатор в своем докладе охранному отделению излагает то, что осталось в его памяти после нелегального собрания, притом то, что он считает наиболее важным; ряд весьма важных моментов он упускает или потому, что забыл их, или они, сего точки зрения, казались маловажными; некоторые выступления ораторов остались для него непонятными и поэтому передаются совершенно неправильно; он мог перепутывать факты и приписать речь Иванова Петрову, речь Петрова — Андреевой и т. д. Все эти неточности и ошибки войдут в документы, составленные на оснований даннрго донесення. Общим правилом является утверждение, что передача наблюдения тем более точна, чем ближе она ко времени на блюдения и чем более совершенна память н аблюдателя. Поэтому, например, репортеры и секретарь, ведущий протокол собрания, записывают свои наблюдения в момент наблюдения. Особенно же много ошибок встречается в передаче наблюдений в мемуарах, в которых авторы весьма часто перепутывают даты и последовательность событий, действовавших в отдельных событиях лиц, пропускают весьма существенные моменты в событиях и т. д.

[122]

3)    Неспособность к правильному наблюдени ю является весьма распространенным явлением, Выражается она в неспособности расчленять наблюдаемое событие на отдельные факты, вследствие чего от наблюдаемого события остается смутное общее представление, или же в неспособности об”единять наблюдаемые отдельные мелкие факты в общее представление, вследствие чего от
наблюдаемого события в памяти наблюдателя остаются несвязанные между собою мелкие факты, мелочи. Например, наблюдая вооруженное восстание, в памяти одного наблюдателя остается смутное представление о выстрелах, толпах народа и крике, в памяти же другого — встреча с товарищем на углу Садовой ул. и Невского проспекта, разговор с женой на квартире и пробитие окна квартиры пулей.
Следствием неспособности к наблюдению событий является то, что масса участников исторических событий не имеют о них правильного
представлення.

4)  Неспособность к правильному изложению своих представлений встречается также весьма часто и выражается в том, что человек, имеющий отчетливое представление о каком-либо событии, которое он наблюдал, не в состоянии выразить сколько-нибудь связно свое представление ни устно, ни письменно, или, как говорят эти лица, „они знают, но не могут выразить слова ми“ то, что знают. Зто явление обычно встречается у малограмотных и малоразвитых лиц, не имеющих достаточного опыта в правильном изложении своих мыслей, поскольку последние выходят за пределы их ежедневной жизни, или не знают (не имеют) слов для выражения определенных понятий.

5)Недостаточное знание фактов — весьма частое явление в источликах и выражается в том, что автор источника излагает события, политические взгляды и т. п., с которыми он плохо знаком или в которых он совершенно не разбирается. В научной литературе мы каждый день встречаемся с произведениями „поверхностными“, „халтурными“ и т. п., в которых авторы говорят о вещах, о которых они только слышали и читали мимоходом (например, профессор трактует в своих произведениях о марксизме без того, чтобы быть знакомым хоть с одним из произведений Маркса и Энгельса). Это же явление встречается на каждом шагу в актах, когда, например, районный исполнительный комитет рассылает циркуляры по сельким советам с изложением взглядов советской власти на коллективизацию сельского хозяйства без того, чтобы предварительно ознакомиться с соответствующими постановлениями высших органов; или когда губернский совет профессиональных союзов представляет высшим профсоюзным органам доклад о ходе социалистического соревнования без предварительного собирания необходимых материалов. В канцеляриях применяется даже особый термин — брать сведения „с потолка“ — для выражения понятия об изложении фактов, которые авторам источника неизвестны или недостаточно известны.

[123]

6)  C изложением недостаточно известных фактов тесно связана сознательная в ы думка или ложь. Она имеет место во всех группах письменных источников, но особенно часто встречается в публицистике, когда репортери газет выдумывают сообщения (на пример, об ужасах в СССР или о похищении Кутепова чекистами в Париже), дают отчеты о театральных представленнях, собраниях, демонстрациях и т. п., на которых они не присутствовали и т. д. В актах ложь встречается особенно часто в показаннях подсудимых, скрывающих свои действия, освещающих их неправильно и желающих ввести следственные и судебные власти в заблуждение. Не менее часто ложь встречается в различных отчетах, в которых учреждения и организации приписывают себе действия и достижения, которых нет в действительности. В провокаторских донесеннях провокаторы, боясь лишиться заработка, излагают выдуманньїе ими факты. Офицеры, генералы и пр. приписывают в официальных донесеннях себе, своим друзьям и покровительствуемым лицам подвиги, не имевшие места.
В мемуарах автор выдумает факты, которые не имели места и которые должны прославить автора и его друзей и выставлять в нехорошем виде его врагов.

7)               Скрытие или замалчивание фактов — оборотная сторона выдумки или лжи. Оно имеет место также во всех группах письменных источников. В газетах замалчиваются достижения врагов (например, буржуазные газеты и журналы замалчивают успехи социалистического строительства в СССР), пораження на фронтах во время войны, мятежи в колониях и войсках, крестьянские восстания и т. д.
В мемуарах автор скрывает позорное в своем прошлом и мно-гое хорошее в действиях своих врагов. В своих показаннях при допросах подсудимые и свидетели скрывают многое из того, что они знают. В отчетах о своей работе учреждения и организации скрывают свои ошибки и преступления. В научных работах замалчиваются достижения научных и политических противников автора (например, буржуазные ученые долгое время игнорировали марксизм).
В литературных и театральных рецензиях авторы замалчивают достижения в деятельности и работе своих личных неприятелей.

Преувеличения и преуменьшения фактов и и х з н а ч е н и я вызываются не только неправильным или односторонним наблюдением и недостатками памяти, но являются и результатом сознательного или бессознательного расчета. Автор источника преувеличивает факты и их значение, если это в его личных или классовых интересах, в противном же случае склонен их преуменьшать. Подобные явлення мы также можем ежедневно наблюдать в публицистике, мемуарах и актах. В обыденной жизни оно называется „раздуванием чего-либо“ и „смазыванием чего-либо“.
Например, достаточно указать, как буржуазные газеты раздували значение переселення из СССР в 1929 г. нескольких тысяч немцев-менонитов и ошибки отдельных партийных организаций при проведении

[124]

коллективизации сельского хозяйства и как, с другой стороны, некоторые организации (например, бакинская организация АКП(б) до лета 1929 г.) смазывали свои ошибки, выразившиеся в зажиме самокритики, в отказе от ограничения зксплоататорских тенденций кулачества и т. п.

9) Извращение фактов выражается в том, что имевший место факт излагается и освещается неправильно. Например, Н. Бухарин в статье „Политическое завещание Ленина“ приводит из работ В. И. Ленина отдельные цитаты, вырывая их из общего контекста, и даег им совершенно другое толкование и смысл, чем эти цитаты имеют в работах В. И. Ленина. Такое неправильное толкование вырванных из общего текста отдельных цитат — весьма распространенное явление в политической жизни, и путем такого цитирования можно приписать любому человеку какие угодно взгляды. Э. Бернштейн путем такого цитирования сумел даже К. Маркса и Ф. Знгельса превратить в бернштейнианцев!.. Такое же извращение взглядов друг друга мы встречаем в выступлениях политических противников на с”ездах и собраниях (например, выступления Г. Плеханова на IV с”езде РСДРП против национализации земли), а также в научных работах. Далее, извращение фактов имеет место, когда единичный случай (исключение из правила) представляется, как общее явление (правило), и, наоборот, общее явление представляется, как единичньїй случай; например, когда из того, что отдельный судебный работник привлекается к ответственности за взятку, выводится, что взяточничество — всеобщее явление в судебной практике данной страны.

Извращение фактов может быть сознательным, когда автор источника намеренно, в своих классовых или личных интересах, извращает факты, и несознательным, когда извращение фактов производится автором вследствие непонимания данного явлення, идеи или т.п.

10)Патологическое состояние автора является причиной неверных сообщений, когда автор вследствие галлюцинаций, слишком развитой фантазии, навязчивых идей, самовнушения, страха, сильного горя, воздействия психологии масс и т. д. не в состоянии отделить впечатлений, полученных от наблюдения событий, от представлений, возникших в его мозгу вследствие болезненного состояния организма. В таких патологических случаях стирается граница между действительностью и фантазией, при чем и явлення, наблюдаемые в действительности, могут быть восприняты совершенно неверно. Например, матери кажется, что плачет ее умерший ребенок, суеверному мерещатся в темноте дьяволы, путешественнику пень возле дороги кажется разбойником и т. д. Особенно богаты неверными сообщениями, вследствие патологического состояния автора, средневековые источники, в которых появление дьяволов, ведьм, ангелов, их действия и разговоры не всегда являются сознательной ложью, а часто результатом галлюцинаций, массового помешательства и т. п. патологических явлений.

[125]

11)        Внешнее воздействие на организм и п с и х и к у вызывало неверные показания подсудимых и свидетелей не только тогда, когда применялись пытки, и в результате пыток или под угрозой пыток, человек показал все, что было угодно следователям. Внешнее воздействие на организм и психику имеет место всегда, когда человек, боясь тех или других лишений (например, потерять службу, доверие и расположение близких ему лиц, стать голодным попасть в тюрьму или ссылку, и т.п.), желая приобрести известность, сделать карьеру и т. д., или по уговору отдельных лиц, — говорит и пишет не так. как представляются ему отдельные явлення и факты, а так, как зто принято в данном общественном классе, или как приказывает наниматель данного лица (редактор газеты, банкир,  государственная организация и т.п.) Такая продажность ученых, публицистов, чиновников, общественных деятелей и т. п. существовала во всяком классовом обществе и имеет широкое распространение и в настоящее время. Таким образом, значення внешнего воздействия на организм и психику автора источника ни в коем случае не следует преуменьшать, тем более, что пытки при допросах в уголовной и политической полиции применяются и в настоящее время во всех капиталистических странах, а воздействие близких лиц на психику даже крупных писателей (например, на Марка Твена) известно всем.

12)        Цензура, существующая во всех государствах, или в виде предварительной цензуры, или в виде законодательства о печати, часто не дает возможности автору источника говорить то, что он желает, и так, как представляются ему описываемые явления. В этом
отношении, в качестве примера, достаточно ссылаться на рабочую легальную печать в России до революции 1917 г. и на печать во всех
воюющих государствах во время империалистической войны 1914–1918 годов, когда о некоторых явлениях совершенно нельзя было писать, а о других писалось особым, „эзоповским“ языком. Кроме цензуры государственной, существовала и существует везде еще цензура издательская, когда редакторы журналов, газет и издательств по своему усмотрению сокращают, изменяют и извращают сообщения автора.
Такие сокращения, изменения и извращения сообщений автора состороны государственной и издательской цензуры и необходимость
„выражаться цензурно“, т.-е. так, как это позволяется государственной властью, не могут остаться без влияния на достоверность сообщений источника.

 Таковыми же, как причины недостоверных сообщений письменных источников, являются причины недостоверных сообщений в других источниках, устно или путем изображений передающих те или другие события и факты. Так, например, правильность и достоверность сообщений сказок, народных песен, картин, скульптурных произведений, надписей и т.д. зависит от точности и правильности наблюдения и передачи. И в этих источниках могут встречаться ложь, выдумка и т.д. Однако, во всех зтих источниках следует учесть

[126]

особенность оформлення и передами сообщений и ту цель, которую они преследуют.

Кроме того, при последующих передачах, сробщения первоисточника подвергаются изменениям, появляются новые ошибки, неправильности и искажения в сообщениях. Громадное большинство ошибок и искажений в сообщениях производных источников об”ясняется теми же причинами, которые указаны выше, если только они не являются простыми ошибками в тексте, о которых говорилось в главе 29-ой.

ЛИТЕРАТУ P А указана в главе 34-ой.

Буржуазные историки делят источники на две группы – достоверные и недостоверньые, — и главное внимание при отнесении источника к одной из этих групп обращают на выяснение вопроса, бып ли автор источника пристрастен, т.-е. заинтересован в неправильном изложении события или факта, или нет. Если автор источника не являлся заинтересованным в неправильном изложении, то и источник по мнению зтих историков, может быть признан достоверным, и сообщения источника, если автор был наблюдателем излагаемых событий. верными.

Ланглуа и Сеньобос, хотя и указывают на неправильность этого метода определения достоверности источника, только несколько дополняют и детализируют его. Они предлагают не рассматривать вопрос о достоверности источника в целом, а выяснить заинтересованность автора в каждом отдельном сообщений источника.

Однако, метод выявления недостоверности сообщения источника по принципу заинтересованности следует совершенно отбросить. Основанием этого метода является предположение, что вообще могут существовать авторы, не заинтересованные в исторических событиях или в их освещении. В самом деле, в классовом обществе таких лиц не существовало и не существует. Всякий человек в классовом обществе заинтересован так или иначе не только в текущих событиях, но и в освещении под определенным углом зрения исторических событий в прошлом. Всякие же утверждения в своей беспристрастности, об”ективности, аполитичности, внепартийности и т. п являются дымовой завесой, за которой скрывается определенная классовая, кастовая, цеховая или личная заинтересованность и деятельность.

Например, Б. Келлерман или какой-нибудь другой писатель Западной Европы, как будто, не заинтересован в неправильном освещении и изложении событий в СССР (от аннулирования займов, национализации промышленности и т.п. он не пострадал), но в самом деле он в них заинтересован, как идеолог определенного общественного класса, которому не безразлично, как будет освещаться русская революция в других странах, не говоря уже о том, что зта революция так или иначе затрагивала интересы их класса в их же стране.

[127]

Историк-идеолог класса зксплоататоров заинтересован в доказательстве внеклассового и надклассового характера государственной впасти, якобы закрепляющей и раскрепощающей по своему усмотрению сословия, предпринимающей военные походы, колонизирующей окраины и т.д., исходя, якобы, только из интересов государства, а не отдельных классов; такое доказательство внеклассового характера государственной власти должно ослаблять борьбу угнетенных классов против государственной власти, являющейся аппаратом, действующим в интересах класса эксплоататоров.

Точно так же идеолог буржуазии, будучи заинтересован в похвалах по адресу Английской Великой Хартии вольностей, предоставляющий имущим классом неприкосновенность личности, жилища и т.п., совершенно игнорирует тот факт, что, при существовании зтой хартии, бедняков принудительно заставляли работать на фабриках, крестьян сгоняли с их земель на все четыре стороны, безработных сажали без всякой вины в особые каторжные тюрьмы, называвшиеся „рабочими домами“, должников заточали пожизненно в долговые тюрьмы и т.п., и т.д. Какое бы лицо мы ни взяли, какого бы историка, хотя древнего Египта, Ассирии и Вавилонии, мы ни рассматривали, всегда мы находим, что изложение событий, наблюдателем которых он являлся, и освещение самых отдаленных исторических фактов зависит от классового положення, политических убеждений и нередко, кроме того, от кастовых, цеховых и личных интересов историка. Об”ективного и беспристрастного изложения и освещения событий мы не найдем ни в одном письменном источнике, сколько бы мы ни искали. Единственными, деиствительно об”ективними и беспристрастными исспедователями истории являются только идеологи пролетариата, — марксисты, — не потому, что они деиствительно об”ективны и беспристрастны, но только потому, что в их классовых интересах выяснение деиствительного исторического процесса, поскольку последний неизбежно доказывает, что общественное развитие и классовая борьба приводят человечество к социализму, и потому, что изложение современных общественных явлений так, как они именно происходят, также вызывается их классовыми интересами, т.-е. необходимостью изучать действительность без всяких прикрас для определения своей тактики борьбы и для выявления, в целях избежания в дальнейшем, тех ошибок, которые со стороны пролетариата имели место. Но именно потому, что идеологи пролетариата рассматривают и излагают современные и исторические события так, как они им деиствительно представляюся, они всегда указывают на обман и ложь, которые скрываются за клятвами об об”ективности, беспристрастности, аполитичности и т.п.

Идеальным методом опрелеления достоверности сообщения источника Ланглуа и Сеньобос считают восстановление во всех деталях процесса действий и переживаний, в результате которых получилось данное сообщение. При применении метода восстановления процесса

[128]

действий и переживаний автора источника следует установить, где и как именно производилось наблюдение (конкретное место и время наблюдения, слуховые и зрительные особенности наблюдателя, атмосферные и физичсские условия при наблюдении и т. п.), как преломлялись наблюдаемые события в представлении автора и что из зтих представлений выпало из памяти и перепутывалось с другими представленнями в памяти автора, каковы были классовые, групповые и другие интересы автора, как эти интересы отражались на изложении автором его представлений, как происходил процесе изложения мыслей на бумаге (физическое состояние автора, качество бумаги и чернил, ход руки по бумаге и т. п.), процесе печатания сообщения в типографии и т. д. Но, как указывают сами Ланглуа и Сеньобос, зтот метод невозможно применять на практике, так как восстановить процесе действий и переживаний автора источника не только полностью, но хотя бы в значительной части, совершенно невозможно.

Третий метод, рекомендуемый Ланглуа, Сеньобосом, В. Бауэром и другими заключаетея в применении критического вопросника в отношении каждого отдельного сообщения источника. В основном критический вопросник сводитея к двум вопросам: был ли автор источника в состоянии правильно наблюдать и передать исторический факт и желал ли автор дать об историческом факте правильное сообщение. Что касаетея последнего вопроса, то он являетея вопросом о беспристрастности и об”ективности автора источника, о чем мы говорили уже выше. Первый же вопрос должен выяснить, наблюдал ли автор сам явление или пользовалея сообщениями других лиц; был ли он знаком в достаточной мере с излагаемыми им историческими фактами или нет; записал ли автор свои сообщения в момент или непосредственно после наблюдения исторических явлений, или через несколько лет после зтих явлений; обладал ли автор необходимыми данными для наблюдения, усвоения и передачи исторических фактов (зрение, аналитические и синтетические способности, знание языка, культурное развитие и т. д.).

Большинство источников содержат в себе несколько сообщений, которые должны быть проверены каждый в отдельности. Например, в протоколе заседания указываетея, что „присутствовали Иванов, Петров, Длексеев, Федоров и Сидоров“. Это сообщение можно разделить на пять самостоятельных сообщений, так как возможно, что Иванов присутствовал, а Петров нет, а ради кворума с согласия Петрова (или без его согласия) приписали его фамилию; Алексеев мог опоздать, Федоров уходит до конца заседания, а Сидоров мог быть в начале и конце заседания, а в середине заседания обедать в соседнем ресторане. Такое разделение источника на ряд самостоятельных сообщений необходимо потому, что в источнике одни сообщения могут соответствовать действительности, другие же — нет.

При критике достоверности сообщений источника мы должны полностью использовать результати подготовительной критики и

[129]

герменевтики, а также все имеющиеся у нас знання. Поэтому первое требование, пред”являемое историку при критике достоверности, заключается в том, что его критическая работа должна соответствовать современному его работе уровню науки. Историк должен быть в курсе не только всех достижений исторической науки в той области, которую он изучает, но быть знаком со всеми основными достижениями общественных наук (социологии, права, политической зкономии) и точных наук (физики, химии, математики, астрономии, техники и др.) постольку, поскольку зто необходимо при критике достоверности, сообщения изучаемого им источника. Зто обязательно для историка потому, что достижения исторической и других общественных наук и точных наук облегчают историку критику достоверности, давая необходимые для этой критики данные. Критика, произведенная над рядом источников Нибуром, Ранке, Соловьевым, Э. Мейером и др., была когда-то образцова и совершенна, но, вследствие быстрого развития в XIX и XX веках общественных и точных наук, она совершенно неудовлетворительна в настоящее время. Это, конечно, не значит, что историк должен быть, например, биологом, но знать основные достижения биологии (хотя бы о происхождении видов, наследственности и т. п.) он должен, если они только имеют то или другое отношение к изучаемой историком проблеме.

Знать же все достижения исторической науки в изучении эпохи, страны и вопроса, к которым имеет отношение критикуемый документ, историк безусловно обязан. Только достаточно полное знание эпохи, к которой относится источник, дает возможность произвести подготовительную критику и критику достоверности.

Данные, полученные в результате подготовительной критики, дают историку необходимые отправные точки при критике достоверности. Кроме того, благодаря подготовительной критике и герменевтике историк при критике достоверности имеет исправленный и раз”ясненный текст письменного источника, т.-е. он знает, что именно говорится в данном источнике.

Временем и местом возникновения источника определяются общественные отношения, политический строй (господство определенного класса, цензура), состояние культуры, идеологии отдельных классов и т. п., в которых и при которых возник источник. Так как все зти моменты оказывали влияние на сообщения источника, то мы и настаиваем особенно на всестороннем знании эпохи, в которой возник источник. Определенные явлення общественной жизни вызывают различные эмоции у наблюдателя в различные эпохи. Исторические явления преломляются, как в кривом зеркале, в сознании наблюдателя и учесть особенности такого преломления в каждой эпохе при критике достоверности совершенно необходимо. Поэтому совершенно неправильным является методологический прием, который склонны применять не только буржуазные экономисты (вроде Бем-Баверка), но и историки, и который заключается в том, что исследо-

[130]

ватель воображает себя в роли действовавших в истории лиц или масс, или же в роли автора источника, и считает, что зтим лицам были свойственны те действия, взгляды и переживания, которые были бы свойственны исследователю в их положений. По этому методу можно доказать все что угодно, но выяснить достоверность исторического сообщения нельзя. Например, по этому методу можно считать, что палка первобытного человека — частная собственность, которая, следовательно, существовала с момента появлення человека на земле (я поломал себе палку, разве я ее другому человеку без „процентов“ уступлю?), но совершенно невозможно об‘яснить, почему движения масс в средних веках и в начале нового времени принимали религиозную идеологию, или приходится об‘яснить это только агитацией сектантов. Позтому исследователь должен выяснить особенности общественных отношений, идеологии и т. п. эпохи, в которой возник источник, а не переносить современных исследователю общественных отношений, идеологических особенностей и т. п. в зпохи с другими общественными отношениями.

В классовом обществе общественные явлення преломляются прежде, чем они зафиксируются, как сообщения источника, не только через особенности данной эпохи, но и через идеологию автора источника. Позтому историк должен при критике достоверности использовать данные подготовительной критики о классовом положений автора и выяснить возможно более полно особенности взаимоотношений общественных классов при возникновении источника. Достаточно указать, что только установление особенностей классовых отношений при Владимире Мономахе опровергло легенду летописи о призваний варягов в 862 году, а установление классовых отношений во время Смутного времени заставило пересмотреть все утверждения историков о Тушинском воре, Болотникове, Василии Шуйском и т. д. При установлений классовых отношений в прошлом также совершенно недопустима модернизация, т.-е. представление этих отношений таковыми, какие существуют в настоящее время в стране, где живет исследователь.

Знание зпохи и автора источника определяет, как преломлялся наблюдаемый факт в сознании автора источника. Установление этого — единственный правильный основной метод критики достоверности сообщений источника. Поэтому, как общее правило, источник не следует изучать изолированно, вне связи с другими источниками данной страны и эпохи. Наоборот, источник и все его сообщения должны рассматриваться, как неразрывная часть общественной жизни данной эпохи и страны, освещаемой рядом других источников, помогающих критике сообщений изучаемого источника.

 Изолированное изучение источника является вынужденным тогда, когда от эпохи и страны возникновения источника не сохранилось других источников. В таком случае ответ на вопросы об общественных отношениях, политическом строе, классовой идеологии автора и

[131]

т. п, должен дать анализ содержания самого источника. Но при всяких условиях и случаях при критике достоверности следует серьезно предостеречь от опасности, заключающейся в предвзятом мнении, при котором исспедователь подмечает в источнике только то, что согласно с его мнением, и отбрасывает (сознательно или подсознательно) то, что противоречит ему. Критика достоверности должна установить имевшие место исторические факты. Если же историк отбрасывает при изучении источника все, не согласное с его взглядами и мнением (т.-е. все ему неизвестне или непредвиденные им факты), то историк отрекается от дальнейшего развития исторической науки и будет тотаться на месте.

 В сообщениях источника следует признать не соответствующими действительности все сверх”естественные явления, например: появление ангелов, крестов на небе, путешествие ведьм на метлах, самостоятельные переходы икон и т. п. Но зто не значит, что в таких случаях мы везде имеем дело с сознательной ложью. Значительная часть таких сообщений об”ясняется массовыми психозом, галлюцинациями вследствие суеверия или патологическим состоянием организма вообще. Всегда следует выяснить, не приводятся ли такие сообщения в аллегорическом смысле, или как сатира на те или другие общественные явления. Кроме того, в предыдущие эпохи физические явлення природы (солнечное затмение, землетрясение, гроза, облака, кометы и т. д.) казались автору источника чудом, творимом богом или дьяволом. Поэтому задача историка выяснить что скрывается под различными сообщениями источника о сверх”ественных явлениях: или сознательная ложь, или вынужденное внешним влиянием (пытка и пр.) ложное признание, или массовое (или личное) помешательство, или аллегорическое изображение исторических фактов, или совершенно нормальное естественное явление.

 Историку следует признать несостоятельными и преувеличенными сообщения, противоречащие состоянию техники и науки в момент возникновения источника. Например, утверждать на оснований романа Уэльса, что в XIX в. люди путешествовали на. луну, никто в настоящий момент не решается. Также должны вызывать сомнения ряд сообщений источников более древних эпох об явлениях, которые не могли иметь места по тогдашнему состоянию техники и науки.

 При критике достоверности сообщения следует проверить, не имеют ли место и в какой степени имеют место те основные причины недостоверности, которые были нами рассмотрены в предьдущей главе. Необходимо выяснить, наблюдал ли автор источника явление и насколько полно и правильно, или он пользовался сообщениями других лиц, или же его сообщение является плодом фантазии и лжи, как корреспонденции буржуазних газет о Советском Союзе из Риги, или „собственных корреспондентов с театра военных действий“ о боях в Пинских болотах. Необходимо установить, в каких условиях автор писал и опубликовал свое сообщение, не отражались ли на нем по-

[132]

литические и цензурные условия и как отражались; в какой степени автор был принужден подчиняться требованиям издателя, хозяина и др. и как это подчинение отразилось на его сообщении; не был ли принужден автор скрывать свои мысли (в протоколах допроса, в печати и т. п.), в каких целях автор дал сообщение (по предложению начальства, в целях освещения своей прошлой деятельности и т. п.); когда составлено сообщение, непосредственно после наблюдения или через некоторое время, и т. д.

Особенное же внимание следует обратить на то, как классовое, служебное и общественное положение автора отразилось на сообщении источника, заставляя скрыть одни черты явления, преувеличивать другие, замолчать третьи, а также скрывать отдельные явления и выдумать, в целях обработки общественного мнения, ряд сообщений о явлениях, которых и не было в действительности.

Все эти вопросы следует выяснить на основании источника, изучаемого в связи с другими источниками. При этом особенное внимание следует уделить выяснению, нет ли противоречий в самом источнике или между сообщениями различных источников. В случае выявления таких противоречий, необходимо установить, какое сообщение соответствует действительности, или являются ли они обз недостоверными.

Если сообщения различных источников сходятся, то возможно предполагать, что они соответствуют действительности, но это совпадение сообщений имеет значение только при условии, если источники совершенно самостоятельны. Если же они имеют один общий источник (например, сообщение телеграфного агентства), то повторение сообщения в самых различных источниках при установлении достоверности сообщения не имеет никакого значения.

Если сообщение составлено на основании других источников, то необходимо установить, какова достоверность сообщений первоисточников, так как от достоверности сообщений первоисточника зависит достоверность этого сообщения в других источниках.

Применение приведенных указаний не является одинаковым при критике всех категорий исторических источников. Каждая группа источников имеет свои особенности критики, которые будут рассмотрены нами ниже.

ЛИТЕРАТУ Р А указана в главе 34-ой.

[133]

Об использовании данных антропологии и о необходимости соблюдать при этом большую осторожность, говорилось нами выше при рассмотрении вспомогательных исторических дисциплин.

При использовании в качестве исторического источника антропологических памятников (найденных в могилах костяков, телосложения существовавших народов и общественных классов и т. п.) основное внимание должно быть сосредоточено на установлении народности, к которой относятся эти памятники-остатки, и общественного класса, если остатки сохранились от времен, когда существовало классовое общество. Если точного ответа на эти вопросы, по современному состоянию антропологии, дать нельзя, то сомнительность выводов должна быть оговорена в исследовании историка.

Особенно следует остерегаться преждевременных и поверхностных обобщающих выводов. Например, на основании одной–двух находок с приблизительно одинаковым телосложением нельзя еще сделать вывода, что в данной стране жил народ такого-то телосложения. В этом случае следует считаться с возможностью, что физический облик человека, от которого остался данный антропологический памятник, являлся исключением, а не типичным для обитателей данной страны. Все обобщающие выводы в антропологии, как во всякой другой науке, должны быть в достаточной мере обоснованы.

Установлением эпохи, к которой относится антропологический памятник, народности, пола, возраста и общественного класса (при классовом обществе), от которых сохранился памятник, и воссозданием по сохранившимся остаткам телосложения и внешнего облика человека, от которых сохранились эти остатки, —заканчивается работа над антропологическим памятником. Дальше последует уже использование установленного таким образом факта в исследованиях историка. Сама работа над антропологическим памятником должна быть проделана не историком, а специалистом антропологом, выводы которого историк, однако, должен, по возможности, проверить.

Что же касается антропологических исследований современных народов и общественных классов, то, как было указано в главе об антропологии, историк должен установить, каким путем эти данные получены и по каким признакам они сгруппированы. Там же было

[134]

нами указано, как и в каких случаях результаты антропологических исследований современных народов могут быть использованы историком.

ЛИТЕРАТУРА указана в главе 6-ой.

При использовании вещественных памятников, полученных в результате археологических раскопок, а также городищ, крепостей, зданий и т. п. в качестве исторических источников, критическая оценка состоит в установлении времени и места возникновения памятника, народности и общественного класса (при существовании в то врем» классов), которые создали данный памятник, и предназначения (цели) памятника. С установлением этих фактов работа по критической проверке памятника заканчивается и остается только использовать установленные факты при исторических построениях.

Как при использовании антропологических данных, так и при использовании и изучении данных археологии, следует остерегаться слишком поспешных обобщающих выводов. В соответствующих случаях исследователь обязан оговориться, что точно установить время возникновения, народность и т. п. ему не удалось, что его обобщающие выводы пока, до появления новых данных, являются только предположениями, гипотезами. Особенно важно учесть, что в археологических находках нередко встречаются памятники случайные, т.-е. случайно занесенные в данную местность и встречающиеся в ней только в единственном экземпляре вещи.

Особенно же осторожным должен быть историк при использовании им выводов археологов XIX столетия. Кондаков, Уваров и другие совершали массу ошибок при определении народности, создавшей те или другие памятники, а также при определении времени создания памятника. Такие же ошибки нередко встречаются и в работах современных археологов. Поэтому самая тщательная критическая проверка того, как археолог пришел к определенным выводам, макие методологические приемы он применял в своей работе, сходятся ли его выводы с данными последующих археологических раскопок и с выводами других археологов, самостоятельно изучавших те же материалы, — является непременной обязанностью историка, использующего данные археологии в своем исследовании. Кроме того, всегда следует проверить, насколько выводы археологов сходятся сданными других источников: письменных (хроники, описания путешествий, акты и др.) и устных (данные языка, народные сказки, песни и др.), а также с данными географической номенклатуры. При всех сомнительных случаях историк должен или отказаться от использования выводов археологов в своих исторических построениях, или оговорить их сомнительность.

[135]

Все сказанное здесь о результатах археологических раскопок относится и к крепостям, городищам, зданиям и другим остаткам жилищ, хотя установление времени их возникновения и народности, создавшей их, значительно легче, и поэтому ошибки менее часты, чем при изучении вещей, добытых археологическими раскопками. Однако, до настоящего времени масса городищ не могут быть отнесены к какой-либо народности.

Археология быстро развивается и дальнейшее развитие ее, открывая новые исторические факты, вместе с тем исправляет и ошибки, имевшие место в прошлом.

ЛИТЕРАТУРА указана в главе 9-ой.

Критическая проверка монет и медалей должна заключаться в установлении времени и места возникновения, лица, по распоряжению которого они выпускались, и цели, которую они преследовали, а также в чтении и толковании надписей и изображений, имеющихся на монетах и медалях. Попутно с этими основными задачами выясняется, не являются ли изучаемые монеты и медали подделкой, и каков состав сплава металла, из которого изготовлены изучаемые монеты и медали.

Значение находок монет при определении торговых связей отдельных стран, торговых путей, степени развития торговли, состояния техники и искусства, — мы выяснили при рассмотрении нумизматики-Здесь необходимо только предостеречь от слишком широких обобщающих выводов на основании случайных находок, так как монета, как украшение, могла в результате дарения, грабежа или находки попасть в местность, которая совершенно йе находилась в торговых сношениях со страной, где монета была изготовлена. При установлении времени изготовления монеты следует еще учесть возможность некоторых отклонений от времени, указываемом на монете. Так, например, монеты с изображением предыдущего князя могли быть вылущены и при его последователе (до изготовления новых форм для отлива или штампов для чеканки); такие же неточности встречаются и в указаниях года выпуска на монетах, если монета изготовлялась в последующие годы без изменения штампа чеканки.

Медали, выпущенные по определенному поводу (например, русско-японской войны, трехсотлетия дома Романовых и т. п.) указывают, что данное событие имело место. Но могут встречаться и медали, существование которых отнюдь не доказывает, что торжество, к которому они выпускались, состоялось. Например, медали могли быть заготовлены к 25-летию царствования какой-нибудь владетельной особы, но до наступления торжества эта особа могла умереть или быть свергнута, и торжество могло не состояться, хотя медали, говорящие об этом, сохранились. Поэтому сообщения медалей обязательно должны быть проверены по другим источникам (хроники, акты и др.).

[136]

Что же касается медалей, выпущенных для прославления отдельных лиц, корпораций и их действий, то сообщения этих медалей должны быть подвергнуты такой же сторожайшей критике достоверности, как надписи на зданиях, памятниках и т. п.

ЛИТЕРАТУРА указана в главе 11-ой.

Критическая работа над надписями заключается, кроме установления времени возникновения, автора или по приказу кого сделана надпись, чтения и толкования текста, еще в критике достоверности сообщений, имеющихся в надписи.

Сообщениям всяких надписей следует быть особенно недоверчивым. Особенность надписей заключается в том, что они являются результатами лести, как, например, надписи на триумфальных воротах, на скульптурных изображениях современников, на медалях и т. п., или же они сделаны в целях обработки общественного мнения, как, например, надписи на храмах, памятниках и т. п. Сообщение надписи на памятнике Александру II: „Царю-Освободителю благодарная Россия“, например, имеет мало общего с исторической действительностью: 1) Александра II освободителем крестьян от крепостной зависимости можно назвать только весьма условно и это „освобождение“ сопровождалось лишением крестьянства части их земли и большими выкупными платежами и оставило в деревне ряд остатков крепостничества; 2) Россия, т.-е. большинство населения, за это отнюдь не была благодарна Александру II; благодарить его за такое „освобождение“ крестьян могла только помещичья — бюрократическая Россия; 3) Как это именно „Россия“ соорудила памятник, а не правительство России, какое-либо земское или городское самоуправление, дворянское собрание и т. п.? Что следует здесь подразумевать под Россией? Примеров подобных надписей, искажающих историческую действительность, можно привести тысячи.

В ряде надписей встречаются слова „горячо любящий“, „признательный“ и т. п., а в древних надписях и выражение, что не лесть, а искреннее уважение и любовь, являются причиной сооружения памятника и надписи на нем. Все эти выражения и слова являются простыми трафаретными формулами и не должны ввести исследователя в заблуждение, как и слова в письмах „ваш покорный слуга“,. „с совершенным почтением“ и т. п., или как и выражения искреннего соболезнования в об”явлениях, помещаемых в газетах о смерти того или другого лица. В самом деле „искренне любимый“, „всеми уважаемый“ и т. п. человек мог быть ненавидим, презираем, или лицом, по отношению к которому подчиненные ему испытывали только чувство страха (деспотом).

Поэтому основное требование критики достоверности в отношении всех надписей на зданиях, памятниках, медалях, подарках (хотя

[137]

бы на серебряном бокале, преподносимом служащими их начальнику при его переходе на другую работу), знаменах, коврах и т. п. заключается в том, что сообщения надписей должны быть проверены по другим источникам, если таковые только сохранились от эпохи, к которой относится надпись.

Единственными надписями, которые заслуживают большего доверия, являются надписи, указывающие, что здание или храм сооружен по приказу такого-то лица или по проекту и под наблюдением такого-то архитектора, что в этом доме происходили такие-то события (жил такой-то писатель, родился такой-то общественный деятель, помещался Совет Рабочих Депутатов в 1905 году и т. п.), что в могиле погребен такой-то человек и т. п. Но и эти сообщения следует проверить по другим источникам, так как лица или учреждения, сделавшие эти надписи, могли ошибаться (например, в определении дома, где родился писатель, в определении даты рождения и смерти и т. д.), или же просто обманывать публику, например, домохозяин, выставляя надпись, что в его доме жило известное всем лицо.

Совершенно ложными, за очень и очень редкими исключениями являются всякие надписи в церквах на гробах, указывающие, что в этом гробе хранятся мощи такого-то святого. Вскрытие мощей в РСФСР и Укр. ССР показывали, что в большинстве случаев в таких гробах не было и человеческих костей, а только куклы из воска или тряпок, или же в тряпки были завернуты случайно собранные кости разных лиц, вследствие чего „святой“ оказался без рук, а с более чем с двумя различных размеров ногами. Опыт наших советских республик, вероятно, учтет духовенство других стран и позаботится к моменту пролетарской революции в этих странах изготовить более подходящие „мощи святых“…

ЛИТЕРАТУРА указана в главе 10-й.

Данные этнографии были широко использованы социологией при установлении общественных формаций, недостаточно освещенных историей. Использование же данных этнографии при изучении конкретного исторического прошлого отдельных народов и стран не имеет сколько-нибудь широкого распространения, и поэтому методы исторической критики данных этнографии еще недостаточно разработаны. Между тем историки ни в коем случае не должны игнорировать богатый материал, собранный этнографами, особенно при изучении эпох, от которых не сохранилось письменных источников.

Обычаи, обряды и верования весьма консервативны. Изменение производственных отношений не всегда влечет за собой уничтожение одних обычаев, обрядов и верований и замену их другими, а чаще всего происходит приспособление их к новым производственным отношениям. Путем внесения поправок и сравнительно небольших

[138]

изменений, старые обычаи, обряды и верования сохраняются в последующих общественных формациях. Только полнейшая социально-экономическая перестройка общества, например, превращение классового общества в бесклассовое, производит глубокие изменения в обычах, обрядах и верованиях, хотя их отголоски все-таки остаются.

Например, христианство пережило рабовладельческое общество., феодализм, капитализм и только при социализме доживает свои последние дни; устройство елки имело место в язычестве, как символ зимнего солнцеворота, при христианстве оно было перенесено на рождество, как символ „рождения Христа“ и „вифлеемской звезды“, но елку в настоящее время устраивают и совершеннейшие атеисты, так как с елкой связаны у них лучшие воспоминания детства; загорожение дороги при возвращении жгниха и невесты из церкви, требование выкупа и т. п. имели смысл, когда невест „умыкали“ и покупали, но обычай сохранился и тогда, когда покупали женихов (приданным), существует и ныне, когда жених и невеста не продаются и не покупаются; поминки по покойнику существовали в язычестве, но существуют и в настоящее время. Иногда изменяется содержание и социальный смысл обряда и обычая, но их внешние формы остаются. Например, в Древней Греции происходили шествия с изображениями, песнями и т. п. в честь богов; христиане устраивали крестные ходы со знаменами, изображениями святых и т. п.; мы празднуем первое мая и устраиваем шествия с флагами, чучелами Чемберлена и Макдональда, с песнями и т. п. Во всех этих шествиях содержание совершенно различное, но их внешнее оформление осталось во многом одинаковым.

Приведенные примеры показывают, как обряды, обычаи и верования переживают породившие их производственные отношения. Это обстоятельство и дает возможность использовать существующие обряды, обычаи и верования в качестве источника при изучении истории.

При использовании обряда, или обычая, или верования в качестве источника, необходимо установить эпоху возникновения данного обряда, обычая, верования и произвести очистку обряда или проч. от позднейших наслоений и изменений. При установлении позднейших наслоений следует использовать все сообщения о данном обряде (или обычае, или веровании) в письменных и устных источниках, а также выяснить общественные условия, которые могли оказать влияние на обряд (обычай, верование) в прошлом. Очистив обряд (обычай, верование) от позднейших наслоений, мы получим основные элементы данного обряда в том виде, как они когда-то существовали. Это не будет обряд (обычай, верование) в полном его виде, но именно его элементы, поскольку часть элементов подвергалась изменениям или отмерла. И эти отдельные элементы могут быть использованы историком в его исторических построениях. Если же есть в этом необходимость, то при помощи дан-

[139]

ных этнографии о более отсталых народах и данных археологии обряд, обычай и верование могут быть восстановлены по отдельным элементам, сохранившимся до наших дней, более полно.

Если исследователь сам не наблюдал используемого им обряда или обычая, а пользуется записями этнографов, то он должен, кроме того, выяснить, насколько правильно было произведено наблюдение и насколько точно обряды и пр. изложены этнографом. Особенно необходима критическая проверка описаний этнографом обычаев и обрядов потому, что весьма часто этнограф ограничивается поверхностными наблюдениями, не понимает сам описываемого им обряда или обычая, точности его наблюдения препятствует незнание им языка народа, обряд или обычай которых он наблюдал (например, эстов, лопарей, марийцев и др.), слишком краткое пребывание среди изучаемого народа и т. п. В таких случаях этнограф склонен заполнять пробелы своего наблюдения фантазией, и обычаи и обряды, которые встречаются только в одном ограниченном месте, выдавать за обряды и обычаи всего народа. Это обстоятельство заставляет историка проделать еше большую предварительную работу по критике достоверности сообщений этнографа, прежде чем переходить к очистке современных обрядов и обычаев от позднейших наслоений.

При восстановлении существовавших когда-то обычаев, обрядов и верований, работа историка облегчается еще тем, что не везде в данном народе обычаи, обряды и верования подверглись одинаковым изменениям. Элементы обрядов, обычаев и верований, отмерших в одних местах, сохранились в других; в одних местах (волостях, уездах, губерниях, областях) мы наблюдаем одни позднейшие наслоения, в других местах — другие. Это облегчает установление позднейших наслоений и первоначальных форм и содержания изучаемых обрядов, обычаев и верований. При этом, конечно, нельзя упускать из виду позаимствований от других народоз, насильственного распространения одних и насильственного уничтожения других обрядов, обычаев и верований пришлыми завоевателями (арабами, крестоносцами и др.) или господствующим классом, нацией и религией, а также приспособление ими существующих обрядов, обычаев и верований новым, насаждаемым ими обрядам, обычаям и верованиям.

В настоящее время этнография превращается в социологию. Думается, что на этом этнография не остановится и постепенно этнографы перейдут к изучению конкретного исторического прошлого на основании существующих обрядов, обычаев, верований, жилищ, орудий труда и т. д., т.-е. этнография превратится в такую же неразрывную часть истории, как археология. От этого одинаково выиграют и история, и археология, и социология, и сама этнография.

ЛИТЕРАТУРА указана в главе 7-ой.

[140]

Народные сказки, легенды, пословицы, поговорки и анекдоты являются историческими источниками, которые дают возможность до некоторой степени восстановить общественные отношения в эпохи, от которых не сохранилось письменных источников, и выяснить, как исторические события, достаточно освещенные письменными источниками, преломлялись в сознании отдельных общественных классов, среди которых обращаются те или другие произведения народного творчества.

Установить индивидуального автора произведений народного творчества невозможно, за исключением тех случаев, когда литературное произведение (например, цитаты из басен Крылова) становится „народным“ (т.-е. получает широкое распространение путем устной передачи в народе). Но можно определить время возникновения народных произведений, если не точную дату (год), то по крайней мере, эпоху.

Сказки и легенды подвергаются при передаче постоянным изменениям, которые могут быть установлены в общих чертах, если они вводят в содержание мысли и взгляды, которые не могли существовать при возникновении произведения. Несколько менее подвергаются изменениям при передаче народные песни, пословицы, загадки, заговоры и поговорки, в которых при изменениях может нарушаться ритм или которые, вследствие своей краткости, лучше запоминаются. Но, как показывают повторные записи народных песень, пословиц, загадок, заговоров и поговорок в одной местности, и записи их в различных местностях, и они подвергаются переделкам. Анекдоты же нередко переносятся от одних лиц к другим, например, анекдот о Людовике XIV превращается в анекдот о Наполеоне III. Кроме того, всякие легенды о лицах, замках, скалах (например, Степана Разина), городах, селах, улицах и т. п. весьма часто не имеют никакой исторической основы, а выдуманы отдельными лицами, как занимательный рассказ.

Приведенные обстоятельства являются причиной, заставляющей некоторых историков отрицать всякую ценность народных устных произведений, как исторического источника. Этот взгляд совершенно верен в том отношении, что нельзя принимать за достоверное сообщения устных произведений об отдельных лицах и их действиях. Например, утверждать на основании былины, что Илья Муромец пировал у князя Владимира, конечно, было бы грубейшей ошибкой. Однако, народные устные произведения могут быть использованы при изучении общественных отношений и идеологии в прошлом. Народные сказки, песни, поговорки, пословицы и загадки дают в этом отношении богатый материал. Всякие же сказки, песни и легенды об исторических событиях могут показать, как эти события представлялись отдельным слоям народа.

Что же касается сообщений сказок, легенд, песен, анекдотов и т. п. об отдельных лицах, их действиях и об отдельных исторических

[141]

событиях, то все такие сообщения могут быть признаны достоверными лишь в том случае, если они подтверждаются другими историческими источниками, и лишь в той степени, в какой они подтверждаются. Все неподтвержденные вполне достоверными сообщениями других источников сообщения устных народных произведений об отдельных лицах и конкретных исторических событиях должны быть отброшены, как недостоверные или сомнительные.

Если историком в качестве источника использовываются народные песни, сказки и др., записанные отдельными собирателями народного творчества, то следует еще выяснить, насколько точно они были записаны, и какие дополнения и изменения были внесены собирателем. Это особенно необходимо потому, что из ложного национального чувства, личных побуждений и т. п. собиратели внесли в записанные ими народные произведения ряд дополнений и изменений. Например, ряд мест в „Калевала“ и „Калевипоэг“ не являются финским и эстонским народным творчеством, а личным творчеством Ленрота и Крейцвальдта. Такие дополнения и изменения народных песен, сказок и т. п. собирателями были обычным явлением в XVIII в. и первой половине XIX века; в настоящее время они встречаются реже, но все-таки встречаются, и на это обстоятельство историк должен обратить серьезное внимание.

ЛИТЕРАТУРА указана в главе 7-ой

Над всеми без исключения письменными источниками историком должна быть полностью проделана работа по критике подготовительной, толкования и достоверности. Но и отдельные группы письменных источников имеют свои особенности, на которых следует останавливаться.

Хроники, летописи и жития святых являютсяо сновными источниками при изучении т. наз. средних веков. Громадное большинство из хроник, летописей и житий святых составлены лицами из духовенства, являвшегося в средние века наиболее образованным слоем населения. Это, однако, не значит, что все хроники, летописи и жития святых имеют одно и то же идеологическое направление. Борьба между отдельными группами духовенства отразилась и на произведениях отдельных духовных лиц, и особые политические тенденции, свойственные каждому отдельному произведению, должны быть выяснены историком.

Хронист и летописец использовали в своих произведениях труды своих предшественников, подвергая их переделкам, дополнениям, поправкам и искажениям. Часто события за несколько столетий выдумывались или искажались в целях доказательства событий или стремлений сегодняшнего дня. В дальнейшем другие летописцы и историки принимали выдуманные и искаженные события за историческую действительность. Наконец, участниками и наблюдателями одних исто-

[142]

рических событий были сами хронисты и летописцы, другие истории ческие события они описывали по непроверенным слухам и третьи — „по внушению сверху“, т.-е. по фантазии, снам и т. п. Все это заставляет быть особенно требовательным при критике сообщений летописей и хроник.

Еще больше фантазии, вымысла и лжи встречается в житиях святых. Очень часто они просто выдумывались, чтобы дать монастырю святого с мощами, житием, и это было главное, с доходом с богомольцев, желающих поклониться новому святому. В других случаях верующий монах писал житие, по своей фантазии, искренне веруя, что все, что приходит ему в голову и что он записывает, соответствует действительности, так как внушается ему богом или самим святым. В редких случаях жития святых составлялись при жизни самих святых их учениками и давали, по крайней мере, более или менее точные биографические сведения о святом. Все жития святых, естественно, переполнены всякими чудесами и сверх”естественными явлениями. От этих чудес, наконец, самим монахам стало тошно, тем более, что число верующих в подобные чудеса все более уменьшалось, и в последние столетия католическое и православное духовенства начали пересмотр житий своих святых, чтобы сделать их более приемлемыми. Такой пересмотр иезуиты начали в 1643 г. и эта работа, ведущаяся болландисгами (по имени И. Болланда, которому в 1643 г. была поручена эта работа), продолжается и в настоящее время. Результатом ее является: „Acta sanctorum quot — quot orbe coluntur“. Такая же работа была проделана частично и в России в отношении православных святых.

Несмотря на ложь и выдумку, встречающиеся в житиях святых на каждом шагу, они могут быть использованы, как источники, освещающие общественные отношения в так назыв. средние века. Сообщения житий святых о монастырской колонизации, торговой деятельности, системе хозяйства, ремеслах и т. п. являются весьма ценными при изучении истории средних веков. При использовании сообщений житий святых нии необходимо, конечно, предварительно установить время их составления, а также все изменения, внесенные в последующие издания исправителями, переписчиками и издателями.

ЛИТЕРАТУРА:

В. Ключевский Древнерусские жития святых, как исторический источник. 1871 г. Орлов. Liber Pontificalis как источник для истории римского папства и полемики против него, 1899 г. M. H. Покровский. Борьба классов и русская историческая литература. 1927 г. Полное собрание русских летописей, издав. Академией Наук СССР (выходит отдельными выпусками в новом издании). С h. de S m e d t. Introductio generalis ad historiam ecclesiasticam critice tractandam. 1876 г (интересна, как работа главы болландистов. излагающая взгляды болландистов на задачи критики при пересмотре житий святых). Н. К. Никольский Повесть временных лет, как источник для истории начального периода русской письменности и культуры. К вопросу о древнейшем русском летописании Вып. I, 1930 г.

[143]

Мемуары получили широкое распространение с XVIII века, с какого времени почти всякий высший чиновник в отставке считал необходимым прославить свое имя выпуском своих мемуаров. В последнее время заграницей и в СССР издается масса мемуаров как противников советской власти, так и революционеров-большевиков.

При критике сообщений мемуаров следует обратить внимание на то, что в мемуарах больше, чем в какой-либо другой группе источников, встречаются преувеличения роли автора и его друзей в исторических событиях, преуменьшения значения других лиц, к которым автор был лично нерасположен, а также выдумывание отдельных эпизодов в целях выставления автора в лучшем виде, чем это было в действительности, и в целях показа его противников в непривлекательном виде. Вместе с тем, авторы мемуаров нередко заполняют пробелы в своей памяти выдумкой, перепутывают даты событий и отдельные события. Поэтому, как правило, в мемуарах выдумка переплетается с историческими фактами, встречаются постоянные ошибки в датах, фамилиях и т. п.

В дневник автор заносит свои наблюдения, впечатления и переживания обычно в момент или непосредственно после излагаемых событий. Поэтому количество ошибок в датах и фамилиях значительно меньше, если только дневник не передает слухов и сообщений других лиц. Не следует, однако, думать, что в дневниках авторы бывают особенно правдивы и искренны. При записи в дневник своих переживаний и наблюдений автора обычно удерживают от искренности и правдивости различные обстоятельства: боязнь, что дневник попадет в руки других лиц (в результате обыска, предательства, любопытства близких, кражи и т. п.) и будет использован против автора, и мысль, что после смерти автора содержание дневника становится известным не только детям или наследникам автора, но и другим лицам. Встречаются и дневники, которые пишутся авторами исключительно для печати, и наконец, „дневники“, которые составляются авторами по памяти и которые поэтому являются просто мемуарами, изложенными в форме дневника. Кроме того, и чисто художественно-литературные произведения могут быть составлены и изданы в форме мемуаров и дневников.

Из указанных особенностей вытекает, что при критике достоверности сообщений мемуаров и дневников историк должен быть осторожным и, при возможности, проверить сообщения мемуаров и дневников по другим источникам (акты, мемуары других лиц, современные сообщениям мемуаров газеты и др.)

Основная ценность мемуаров и дневников, как исторических источников, заключается в том, что они освещают некоторые исторические факты, не освещенные в других источниках. Мемуары и дневники высших должностных лиц, например Витте, Куропаткина и др.

[144]

освещают „закулисную“ (т.-е. скрытую от публики и не освещенную в газетах и актах) деятельность царизма и отдельных учреждений и лиц; мемуары партийных деятелей—внутреннюю жизнь и борьбу партийных организаций, о которой не говорится в прокламациях, актах, газетах и т. п. Поэтому широкая публикация мемуаров и дневников, ведущаяся Центральным Архивным Управлением РСФСР. Государственным издательством РСФСР и Истпартотделами партийных организаций, можно только приветствовать. Однако, от издателей мемуаров и дневников следует требовать, чтобы до публикации была проделана предварительная критическая проверка сообщений дневников и мемуаров и все ошибки, неточности, искажения действительности и т. п. были бы оговорены в подстрочных примечаниях, в примечаниях в конце публикации или, наконец, в предисловии. Такая критическая проверка облегчает пользование мемуарами и дневниками не специалистам и несколько облегчает труд историка при использовании мемуаров и дневников в научной работе. Но не следует ввести исправлений редактора в текст (по крайней мере, без оговорки каждого отдельного исправления), так как всякие произвольные, неоговоренные и поэтому трудно проверяемые исправления только уменьшают научную ценность публикации.

Л И Т Е Р А Т У Р А:

E. Bernheim. Lehrbuch der historischen Methode und der Geschichtsphilosophie 1908 r. W. Bauer. Einführung in das Studium der Geschichte. 1928 r. H. Glagau. Die moderne Selbstbiographie als historische Quelle. 1903 r. G. VColf. Einführung in das Studium der neueren Geschichte 1910 г. Е. Fueter. Geschichte der neueren Historiographie 1911 г.

Особенностью всех публицистических произведений, как-то: газет, прокламаций, листовок, агитационных брошюр, памфлетов и т. п., является то, что они имеют своей целью не только информацию о текущих событиях, но, главным образом, воздействие на психику читателя в целях вызова со стороны читателя определенных действий. Последней задаче подчиняется в атих произведениях информация, которая дается так, чтобы усилить воздействие на читателя, т.-е. с необходимым в этих целях преувеличением одних фактов, преуменьшением других, искажением третьих и полным замалчиванием четвертых фактов. Направление воздействия на психику определяется в публицистических произведениях интересами того класса, партии, политической группировки, которым издается публицистическое произведение, и это направление необходимо всегда при критической проверке сообщений публицистических произведений иметь в виду. Например, сообщения о коммунистическом движении, о СССР и т. п. совершенно различны в буржуазных, клерикальных, социал-демократических и коммунистических газетах и в других публицистических произведениях.

[145]

Второй основной момент, который следует учесть при критической проверке сообщений публицистических произведений, это — цензурные условия, которые не одинаковы в разных государствах и в различное время. При этом под цензурными условиями следует не только подразумевать предварительную цензуру, но и законодательство о печати. Поэтому в публицистических произведениях излагается то, что желает данная партия, но излагается так, как позволяют цензурные условия. Исключением из этого правила являются нелегальные издания, но и последние иногда, когда организация слаба и боится разгрома, соблюдают осторожность в изложении своих взглядов.

В газетной и журнальной информации (хронике) точность сообщений зависит от точности наблюдения событий и передачи корреспондента, а также от тех изменений, которые и вносятся в текст корреспонденции редакцией издания. Нередки случаи выдумывания событий и раздувания мелких фактов до сенсации не только в буржуазной, но и в советской прессе, как это видно из опровержений, помещаемых в газетах по требованиям следственных органов. Иногда целые статьи и ряд корреспонденции в буржуазных газетах помещаются в интересах отдельных биржевых деятелей в целях повышения цен на акции отдельных предприятий. Во время войны в областях, занятых германцами, германское командование помещало в местных газетах статьи и сообщения, не разрешая оговорить, что эти сообщения помещаются по требованию властей. Министерства иностранных дел довольно часто использовывают газеты для создания общественного мнения статьями, написанными в министерствах.

Передовицы и другие статьи в газетах дают возможность установить взгляды и требования отдельных партий и других политических группировок. Однако, не всегда партии высказывают свои взгляды так, как позволяют цензурные условия. Буржуазные партии должны скрывать свою истинную эксплоататорскую физиономию, чтобы не лишиться поддержки эксплоатируемых.

Все указанные особенности следует учесть при критике сообщений публицистических произведений, так как эти особенности свойственны не только газетам, но и другим публицистическим произведениям.

Особое место в газетах и журналах занимают объявления, которые могут являться источниками при установлении даты смерти лиц, о которых помещаются об‘явления, а также при установлении, какие товары обращались на рынке в определенное время. Конечно, не о всех товарах даются об‘явления, а о качестве продаваемых товаров по сообщениям об‘явлений судить нельзя. Тем не менее, кое-какие указания на состояние промышленности и торговли об‘явления дать могут. Ряд об‘явлений могут быть использованы при изучении бытовых особенностей и нравов данной эпохи. Таковыми являются: об‘явления о найме, о подыскании невест и женихов, о продаже крепостных и рабов, и т. д. По об‘явлениям, наконец,

[146]

можно точно установить репертуар отдельных зрелищных предприятий: театров, цирков, кинематографов, кабарэ и др.

При изучении истории XIX и XX столетий публицистические произведения —один из важнейших источников. Они наиболее полно вскрывают классовые противоречия и ход классовой борьбы. И только тем, что буржуазные историки основное внимание уделяли отношениям между отдельными государствами и законодательной деятельности государств, а не отношениям между общественными классами, можно об‘яснить то, что публицистические Произведения до сего времени недостаточно использовываются в качестве исторического источника. Изучение истории классов и партий заставит историка обратить самое серьезное внимание на использование всех публицистических, произведений в исследовательской работе.

ЛИТЕРАТУРА:

W. Bauer. Die óffentliche Meinung und ihre gechichtlichen Grundlagen 1914 г. F. Tönnies. Kritik der öffentlichen Meinung. 1922 r. H. Diez. Das Zeitungswesen. 1916 г. R. Brunhuber. Das moderne Zeitungswesen. 1907 г. E. Posse. Ueber Wesen und Autgabe der Presse. 1917 г. W. Lippmann. Public opinion 1922 г. В.И. Ленин. Oб обмане народа лозунгами свободы и равенства. „Собрание сочинений“, 1-ое изд., т. XVI. В. И. Ленин. С чего начать. „Собрание сочинений“, 1-ое изд., т. IV. В. И. Ленин. О характере наших газет. „Собрание сочинений“, 1-ое изд., т. XV. Журналы: „Журналист“ и „Печать и революция“. Проблемы газетоведения. Сборник первый, под ред. Д. Бенцмана, Ю. Бочарова и М. Гуса. 1930 г. Л. Тандит. Газета и оборона. Новые формы массовой военной работы печати Ингулов. Реконструктивный период и задачи печати. М. Гус. Информация в газете (Опыт практических пособий). В. А. Кузмичев. Организация общественного мнения. Печатная агитация. В. А. Кузьмичев. Печатная агитация и пропаганда. 1930 г.

При использовании романов, рассказов и др. произведений художественной литературы в качестве исторических источников, нужно иметь в виду, что художественная литература не является точным отражением действительной жизни.

Тем не менее, не следует уменьшать значения художественной литературы, как исторического источника. И мы видим использование ее не только историками при освещении тех сторон общественной жизни, которые недостаточно освещаются другими источниками (семейная жизнь, мораль и т. п.), но и социологами, например В. И. Лениным при рассмотрении вопроса о проникновении капиталистических отношений в крестьянскую жизнь (хотя в качестве иллюстративного материала).

При использовании беллетристики в качестве исторического источника, необходимо, прежде всего, учесть, что романы и рассказы весьма часто не описывают массовое явление действительности, а исключения, которые или свойственны самому автору, или произвели на него наиболее сильное впечатление. Например, произведения

[147]

Малашкина и Романова не являются доказательством широкого распространения в действительной жизни разврата. Самое большое, что они показывают, это то, что данное явление имело место, но какова была его распространенность, остается не установленным. Некоторые же художественные произведения являются простым плодом фантазии автора, например романы о путешествиях на луну, о подводных кораблях в начале XIX века и др., хотя и эта фантазия вытекает из современного ей состояния техники и тех задач, которые ставятся, но еще не разрешены развитием техники и общества.

 Однако, основа громадного большинства художественных произведений —современные им общественные отношения, те или другие черты которых описываются в художественном произведении. Поэтому художественные произведения могут быть использованы при изучении общественных отношений тех эпох, от которых не сохранилось достаточного количества других источников (например, древнего мира) и как дополнительный иллюстрированный материал к другим источникам, при изучении эпох, от которых сохранилось достаточное количество источников.

 В этом отношении особенно ценны социальные романы и рассказы (например Э. Золя, Андерсена-Нексе, Серафимовича и др.) При этом, конечно, нужно обратить внимание на, преломление действительной жизни в произведениях писателя в зависимости от классового положения, политических взглядов и т. п. писателя.

Наименьшую ценность для историка представляют так называемые исторические романы и рассказы, в которых автор на основании отдельных статей или учебников истории рассказывает о прошлых исторических событиях (например „Война и мир“ Л. Толстого, „Капитанская дочка“ и „Борис Годунов“ А. Пушкина и др.). Точность картины общественных отношений и событий прошлого в таких произведениях полностью зависит от источников, использованных писателем и от умения писателя восстанавливать по этим источникам историческое прошлое. Так как используемые источники писателем подвергаются искажениям, изменениям и дополнениям вымыслом то историку гораздо целесообразнее пользоваться источниками, которыми пользовался писатель, чем произведением последнего, в котором источник подвергался искажениям, переделкам и т. п.

Поэзия обычно выражает индивидуальные переживания автора, отношение автора к какому-либо общественному или природному явлению и впечатления, произведенные на автора этими явлениями. Несмотря на индивидуальность, присущую каждому поэтическому произведению в еще большей мере, чем произведению прозаическому, мы по этим произвед ниям все-таки можем судить о психологии и идеологии отдельных общественных классов и группировок, к которым принадлежал автор и идеологом которых он является. Особенно характерны в этом отношении произведения Демьяна Бедного, Беранже, Надсона, Фета и других поэтов. При использовании произве-

[148]

дений поэтов, конечно, совершенно необходимо установить по другим источникам, насколько точным выразителем идеологии своего класса или партии являлся данный поэт, не был ли он слишком передовым или отсталым представителем своего класса.

 Критическая проверка сообщений драматических произведений не отличается от критики других произведений художественной литературы.

 ЛИТЕРАТУРА:

 В. М. Фриче. Художественная литература и капитализм, ч. I. Англия, Германия, Австрия, Скандинавия. 1906 г. В. М. Фриче. Очерки по истории западно-европейской литературы. 1908 г. В. М. Фриче. Германский империализм в литературе, 1916 г. В. М. Фриче. Поэзия империализма и поэзия демократизма. 1918 г. В. М. Фриче. Пролетарская поэзия. 1918 г. В. М. Фриче. Новейшая европейская литература. Вып. I. Капитализм и социализм в литературе. 1919 г. В. М. Фриче. Очерки развития европейской литературы. 1927 г. В. М. Фриче. Корифеи мировой литературы и Советская Россия. 1922 г. В. М. Фриче. Западно-европейская литература XX в. 1928 г. В. М. Фриче. Заметки о современной литературе. 1928 г. В. И Ленин. Талантливая книжка. „Собрание сочинений“. 1-ое изд., т. XVIII, ч. 1-я. Г. В. Плеханов. Собрание сочинений, под ред. Д. Б. Рязанова, т. т. X, XIV и XIX. Г. Е. Горбачев. Капитализм и русская литература. 1930 г. Журналы: „Литература и марксизм“, „На литературном посту“, „Печать и революция“.

 Основными источниками при изучении истории нового времени являются акты, к которым мы относим . все делопроизводство государственных учреждений, включая и законы, декреты и т. п. законодательные распоряжения.

 Каждый акт, независимо от содержания, является памятником, доказывающим, что данный акт (закон, распоряжение, отношение, доклад, инструкция, дипломатическая нота, договор, протокол и т. д.) имел место. Это в том случае, если акт подлинный, если же акт поддельный, то его существование доказывает только факт подделки.

Однако, все сообщения, заключающиеся в актах, требуют такой же строгой критики, как сообщения других письменных источников. Особенно много встречается недостоверных сообщений, как мы уже указывали при изложении основных моментов критики достоверности, в различных протоколах допроса, докладах, отчетах и в дипломатической переписке. Вызываются эти недостоверности стремлением скрыть противозаконные поступки свои или других лиц, неудовлетворительностью первичных сообщений, на основании которых состовляется доклад, стремлением выставлять свою деятельность в глазах высших правительственных учреждений и населения в лучшем виде, чем она была, и стремлением ввести в заблуждение иностранные правительства и население своей страны и других государств (в дипломатических нотах). При критике достоверности сообщений актов поэтому следует выяснить их первоисточники, проверить их по сообщениям других актов и по другим источникам (газеты, мемуары и др.).

[149]

Различные инструкции и законодательные акты требуют критики достоверности в части мотивированной, в которой приводятся неверные сообщения из политических соображений или, еще чаще, трафаретные формулы, принятые в данной стране и говорящие о любви к народу, о заботах о благе населения и т. п. Верить этим трафаретным формулам, понятно, нельзя. Что же касается конкретных, приказаний, запрещений и т. п., содержащихся в законодательных актах, то, кроме критики толкования, они требуют еще выяснения, насколько они были проведены в жизнь, не были ли они фактически отменены различными дополнительными законодательными актами (как, например, манифест 17 октября 1905 года) или не остались ли они просто неисполненными или, как говорят в таких случаях, „на бумаге“ (как, например, ряд законов об охране труда во всех странах). Выясняется это как по другим актам, так и по другим письменным источникам (газеты, прокламации и др). Для правильного использования законодательных актов при исторических построениях следует еще обязательно выяснить, какими именно причинами были вызваны те или другие законодательные акты (например, забастовками рабочих, волнениями крестьян, стремлением обеспечить большие прибыли определенной группе капиталистов и т. д.). Эти причины обычно в законодательных актах не указываются, но установить их по другим актам (протоколы комитета министров, стенографические отчеты законодательных учреждений и т. п.), газетам, прокламациям, мемуарам, и дневникам не представляет особых затруднений.

По особенностям критики актам весьма близко стоит делопроизводство различных общественных организаций (партийных, профессиональных и др.) И здесь в отчетах и докладах встречаются те же недостоверности, какие встречаются в отчетах и докладах правительственных учреждений. Причины этих достоверностей также одинаковы. Поэтому и приемы критики достоверности, в сущности, одни и те же.

Что же касается постановлений с‘ездов, конференций и центральных учреждений общественных организаций, то они по своему характеру напоминают, с одной стороны, законодательные акты» так как являются обязательными для членов данной организации и, с другой стороны, публицистические произведения, так как они расчитаны на воздействие на массы и являются в этом отношении агитационным средством. Поэтому при критике постановлений с‘ездов, конференций и центральных учреждений общественных организаций следует применять те же приемы критики, которые применяются при критике публицистических произведений и при критике законодательных актов.

ЛИТЕРАТУРА

указана в главе 34-ой. Кроме того: В, И. Ленин Новый фабричный закон. „Собрание сочинений“, 2-ое изд., т. П. В. И. Ленин. Тезисы и доклад о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата. „Собрание сочинений“, 1-ое изд.

[150]

т. XVI. В. И. Ленин. Об обмане народа лозунгами свободы и равенства. „Собрание сочинений“, 1-ое изд., т XVI. Н. Ulmann Ueber den Wert diplomatischer Depeschen als Geschichtsquellen. 1874 г. Т. Schiemann. Einige Gedanken über die Benutzung und Publikation diplomatischen Depeschen. „Historische Zeitschrift“, B. 83–1899 r.

Статистические данные — исторический источник, который должен быть использован историком не только при изучении истории XIX и XX столетий, но и более отдаленного времени. Статистические данные о количестве населения, вывозе и ввозе товаров, о смертности от чумы и др. болезней, и т. д. встречаются в различных актах министерств, коллегий, приказов и канцелярий, а также и хрониках, житиях святых, летописях и т. п. источниках.

Точность статистических данных зависит от точности данных первоисточников (переписей, сообщений и др.), а также от разработки данных первоисточников. При различных переписях населения, скота, промышленных предприятий и т. д. могут получиться более точные данные, если переписчики правильно понимают данные им инструкции, если население не имеет причин, действительных или воображаемых, скрывать то, что перепись имеет целью выяснить, и если опрашиваемые в состоянии и пожелают дать точные ответы на вопросы, ставленные переписью. Но даже при хорошо организованных переписях, при достаточно высоком культурном уровне населения, статистические переписи дают только более или менее точные данные. Всегда найдутся переписчики, которые или не поняли правильно инструкции, или халатно относятся к порученной им работе, В результате, один переписчик может считать, например, грамотным человека, умеющего читать и писать, другой — человека, умеющего только читать, третий — человека, умеющего только подписать свою фамилию; переписчики могут заполнять карточки на отсутствующих лиц или выдуманными ответами, или по словам других лиц, знающих приблизительно данное лицо (эта опасность особенно реальна, когда переписчики получают вознаграждение по числу заполненных карточек), некоторые же лица могут оказаться совсем вне переписи или по вине переписчика, или вследствие отсутствия лица в данной местности во время переписи, или вследствие своих религиозных или политических убеждений (сектанты, противники данной власти). Население может давать неверные сведения, так как может бояться повышения податей и повинностей, конфискации части имущества, введения воинской повинности и т. п. Поэтому, например, везде, где существует подоходно-имущественный налог, при статистических переписях реальна возможность уменьшения населением своих доходов и размеров имущества, так как у населения существует опасение, что данные переписи будут использованы при обложении налогами. Многие опрашиваемые, особенно при недостаточной культурности, не могут дать точных ответов на поставленные им вопросы. Например,

[151]

весьма многие крестьяне не знают года своего рождения и количество своих лет определяют только приблизительно; кочевники-скотоводы не знают точного количества имеющихся у них голов скота (овец, северных оленей и др.) Наконец, по самым разнообразным личным свойствам (хвастовство, одурачивание переписчика, боязнь быть смешным и т. д.) многие опрашиваемые дают сознательно неверные сведения по тем вопросам, которые казалось бы, их ни к чему не обязывают. Например, неграмотный выдает себя за грамотного, окончивший высшее начальное училище — за имеющего высшее образование, полуверец (setuke) — за русского, босяк — за домовладельца. Кроме того, неточности в даваемых сведениях вызываются и политическими условиями. Например, всем известно, что в настоящее время значительная часть бывших дворян-землевладельцев выдают себя в анкетах по происхождению крестьянами, бывшие фабриканты, банкиры и купцы — мещанами.

Поэтому при критике достоверности данных переписей необходимо как возможно более точно выяснить, в какой политической обстановке происходила перепись, каковы были опросные листы, заполняемые при переписи, каковы были инструкции, по которым заполнялись переписчиками опросные листы, кого привлекали в качестве переписчиков, как происходила подготовка переписчиков, по каким принципам оплачивался их труд (поденно, сдельно), как происходила подготовка населения к переписи, каков был культурный уровень населения, какова была заинтересованность населения в даче неверных сведений и т. д. и т. д. Не выяснив предварительно всех этих вопросов, нельзя правильно использовать данных переписей. Например, в понятие „грамотность“, „национальность“, „социальное положение“, „имущественное положение“ и т. п. различные переписи вкладывают совершенно различное содержание, не говоря уже о других, отмеченных выше и имеющих большое значение при переписях, моментах. Ответы на приведенные вопросы дают возможность определить степень точности данных переписей,

Статистические данные, собранные путем опроса учреждений и организаций, бывают обычно еще менее точны, чем данные всеобщих переписей. При собирании данных через учреждения и организации имеют силу все те причины неточности данных, какие существуют при переписях, и к ним прибавляются еще новые. Учреждения и организации собирают и дают сведения „между делом“, т.-е. не нарушая хода своей работы и не уделяя достаточного внимания и времени собиранию точных данных. Данные в этих случаях даются по тем сведениям, которые имеются уже в учреждениях и которые являются только приблизительными, а иногда просто выдумываются. Так как учреждения собирают сведения в практических целях, то лица, которые дают сведения учреждению, стремятся их дать с таким расчетом, чтобы не пострадали их личные интересы. Поэтому, например, крестьянин может скрывать размер своей посевной пло-

[152]

щади и количество имеющегося у него скота (чтобы продразверстка, продналог, с.-х. налог взимался в меньшем размере), фабрикант скрывал от фабричного инспектора подростков, работающих на фабрике (чтобы эксплоатировать их больше, чем разрешалось законом) и т. п. Поэтому, при использовании собранных через учреждения и организации статистических данных необходимо обратить особенное внимание на условия, при каких они собраны, и по каким сведениям (источникам) учреждения эти данные представляли. Необходимо также выяснить, какие местности охватывают эти данные (по отдельным волостям, уездам и губерниям учреждения могли совершенно не представить сведений или дать неполные, в смысле территориальном, сведения).

Ряд статистических данных получаются в результате текущей регистрации (например, данные о смертности, рождениях, браках и разводах, о ходе хлебозаготовок, о внешней торговле, о перевозках по железным дорогам и т. д.) Точность таких данных зависит от того, насколько точно ведется регистрация и представляются сведения учреждениям, подводящим итоги регистрации. Что и здесь имеют место отклонения от действительности, видно хотя бы из того, что некоторые сектанты совершенно не регистрируют рожденных и умерших, одни родители регистрируют рождение через несколько дней, другие — через год и два. Поэтому и в этих данных нужно, по возможности, установить степень их точности.

Часто, когда невозможно произвести всеобщую перепись, производят выборочное статистическое обследование, долженствующее дать типичные цифровые соотношения между отдельными фактами. Так, например, производится обследование крестьянского хозяйства в нескольких волостях и полученные цифры признаются характерными для данного района; производится обследование половой жизни студентов одного университета и цифры признаются характерными для всего государства. Полученные в результате выборочного обследовавания статистические данные имеют все неточности, какие встречаются в данных всеобщих переписей, и, кроме того, касаются только весьма ограниченного круга лиц или других об‘ектов обследования и, поэтому, для историка могут являться источником при его построениях только в том случае, если в его распоряжении нет других более удовлетворительных источников. При существовании других источников данные выборочных обследований могут быть использованы только как иллюстративный материал.

Еще менее точными, чем данные выборочных обследований, следует признать данные, полученные через добровольных корреспондентов, которыми обычно являются лица, наиболее мощные по состоянию хозяйства среди населения данной местности. Поэтому сведения, даваемые ими о своем хозяйстве, о доходах и расходах, о ходе полевых работ, о ценах на продукты их хозяйства и т. п., нельзя признавать типичными даже для данного района и, в лучшем случае,

[153]

при добросовестном отношении к ним корреспондента, могут быть характерными только для данного типа .хозяйства в данной местности.

При подсчетах полученных в результате переписей или другим путем данных также могут встречаться ошибки, но обычно они (если только в подсчет вошли все листы, т.-е. часть из них не была утеряна) довольно легко устанавливаются путем выяснения противоречий в итогах по отдельным графам цифровых данных. Гораздо белее трудно устранимым и иногда совершенно неустранимым недостатком является неправильная группировка собранных сведений, группировка, затушевывающая классовые противоречия. Этим недостатком страдает статистика во всех капиталистических государствах, в которых весьма часто вопросы, могущие выявить классовые противоречия, даже не включаются в опросные листы переписей и др. статистических обследований.

ЛИТЕРАТУР А:

А. Кауфман. Статистика, ее приемы и ее место в системе общественных наук. 1910 г. А. Чупров. Очерки по теории статистики. 1910 г. В.Ленин. Развитие капитализма в России. Собрание сочинений. 2-ое изд. т. 111. 1927 г. В. Ленин. Новые данные о развитии капитализма в земледелии. Собрание сочинений, 2-ое изд. т. XVII. 1929 г. В. Ленин. Аграрный вопрос в России к концу XIX в. Собрание сочинений, 2-ое изд. т. XII, 1929 г. К. Г. Воблый. Статистика. 1924 г. H.A. Каблуков. Статистика, 1922 г. А. Кауфман Теория и методы статистики, 1922 г. М. Смит. Основы статистической методологии. Вып. 1 и 2, 1924 г. Г. Майер. Статистика и обществоведение. 1921 г. А. Боули. Очерки социальной статистики. 1925 г. П. А. Вихляев. Очерки теоретической статистики 1928 г. И. М. Гуревич. Техника статистической работы, 1930 г. И. К. Воронов, Ленин о статистических переписях. 1926 г. A.Л. Вайнштейн. Проблемы современной международной статистики труда и промышленности, 1927 г. В. А. Златолинский. Военная статистика, 1929 г. B. К. Бринштон. Графическое изображение фактов. Перевод С. Зимовского, 1927 г. B. И. Ленин. К вопросу о нашей фабрично-заводской статистике (Новые статистические подвиги проф. Карышева). „Собрание сочинений“, 2-ое изд., т. II. 1928 г. C. П. Бобров. Экономическая статистика. Ввепение в изучение методов обработки временных рядов экономической статистики. 1930 г. А. Боули. Элементы статистики. Часть 1-ая. Общие элементарные методы. Перев. M. H. Смит. 1930 г.

Счетоводство и деловая переписка банков, трестов, синдикатов, фабрик, заводов, торговых кампаний и т. п. могут бросить яркий свет на политику капиталистических государств, действовавших и действующих в интересах буржуазии, а также дать весьма ценные данные о развитии промышленности, об организации и деятельности монополистических об‘единений капиталистов, о росте и положении пролетариата и т. д.

При использовании счетоводства банковых и торгово-промышленных предприятий в качестве исторических источников, историк должен быть знаком с элементарными основами системы счетоводства, применяемой в данном предприятии. В громадном большинстве

[154]

из этих предприятий применяется двойная итальянская система бухгалтерии. Значительно реже счетоводство ведется по немецкой и французской системе. Ямериканская система обычно применяется только в сравнительно небольших предприятиях, а так называемая тройная русская система не получила нигде распространения и может встречаться только в виде исключения. Без знания основных принципов и приемов той из этих систем, которая применялась или применяется в интересующем историка предприятии, историк не в состоянии проверить по книгам, насколько баланс, долженствующий дать полную картину экономического состояния предприятия, соответствует действительному положению вещей.

Почти во всех государствах банки и акционерные общества обязаны ежегодно опубликовывать свой баланс за истекший год. Но нельзя сказать, что опубликованный баланс всегда соответствует действительности. Если предприятие переживает кризис, встречается тенденция, в целях недопущения падения курса акций и сокращения предоставленного предприятию кредита, скрыть убытки и вообще состояние предприятия. Делается это путем невынесения в особую графу всех сомнительных долгов, несписания безнадежных долгов, уменьшения процента амортизации и т. п., а иногда, когда предприятие стоит перед неизбежным крахом, путем подлога.

Когда же предприятие получает чрезвычайно высокие прибыли, а страна переживает кризис и опубликование цифр действительной прибыли может вызвать возмущение широких масс трудящихся (во время войны, голода, революции), в опубликованном балансе и счете прибылей и убытков сумма прибыли может быть преуменьшена. Делается это путем занесения в графу сомнительных долгов сумм, числящихся за вполне надежными дебиторами, увеличения процента амортизации, преувеличения сумм, записываемых как убытки и т. п.

Часть неправильностей в балансе предприятия можно выявить путем аналитического изучения самого баланса, особенно, если сравнивают и анализируют балансы данного предприятия за несколько лет; но большая часть неправильностей может быть установлена только путем проверки бухгалтерских книг предприятия.

При изучении баланса и счета прибылей и убытков следует обратить внимание на способ установления процента прибыли: устанавливается ли процент прибыли по отношению к паевому капиталу или по отношению ко всему имуществу и средствам, находящимся в распоряжении предприятия. Например, может быть указано, что предприятие получило прибыли 15% (по отношению ко всему имуществу и средствам, своим и полученным в долг), а в отношении к паевому капиталу прибыль может оказаться 2.500% (две тысячи пятьсот процентов).

Деловая переписка между банковыми и торгово-промышленными предприятиями, как и дипломатические акты, ведется по установленным формулам, которые имеют свои особенности в отдельных язы-

[155]

ках. Такие формулы можно найти в учебниках и пособиях по коммерческой корреспонденции.

В деловой переписке при запросах и сообщениях о кредитоспособности отдельных фирм, о возможности использования отдельных лиц и т. п., доверительных (секретных) письмах названия фирм и фамилии лиц приводятся отдельно от текста письма на нижнем краю письма или же на кусочке бумаги, приложенном к письму, чтобы фамилии и названия фирм могли быть уничтожены. В таких случаях историк может установить названия фирм и лиц, о которых говорится в письме, только путем изучения содержания письма и, если этого недостаточно, — всей переписки предприятия за определенный период.

В более важных случаях в деловой переписке применяются шифрованные телеграммы и письма, вскрытие шифра которых производится теми же методами, как в актах.

При выяснении связи между отдельными предприятиями и правительствами тех или других государств следует еще иметь в вицу, что во многих случаях о различных переговорах с министрами, о даче взяток и т. п. в переписке и счетоводстве учреждения не остается следов, так как в целях сохранения тайны переговоры не фиксируются и взятки не записываются в бухгалтерские книги, или записываются под видом самых невинных накладных расходов, вскрытие действительного содержания которых в таких случаях сопряжено с тратой значительного труда.

Кроме того, в условиях СССР, где налоговая инспекция имеет право проверять все счетоводство и где существует прогрессивный подоходно-имущественный и уравнительный налоги, развито в частных предприятиях ведение двойных книг: одних с записями, соответствующими действительности, для хозяина или хозяев предприятия, других — с ложными данными для налогового аппарата государства. В капиталистических государствах такое ведение подложных книг встречается весьма редко и является из ряда вон выходящим исключением, в СССР же оно, особенно в мелких частныхпредприятиях, — обычное явление.

ЛИТЕРАТУРА:

Н. А Кипарисов. Общее и торговое счетоводство. 1929 г. Р. Я. Вейцман. Банковое счетоводство в связи с банковой организацией и техникой банкового дела. 1927 г. Н. Г. Филимонов. Промышленное счетоводство. 1928 г. Н. Р. Вейцман. Счетный анализ. Методы исследования деятельности торгового предприятия по данным его бухгалтерии. 1929 г. Т. И. Савенков. Анализ баланса и оборотов потребительского общества. 1929 г. Я. Симонович. Анализ отчетности промысловых и промыслово-кредитных кооперативов. 1930 г. Г. Н. Карамян. Анализ балансов железных дорог, 1930 г. Н. А. Блатов. Основы общей бухгалтерии в связи с торговым, промышленным и сметным счетоводством. 1930 г. 3. М. Быстров. Техника новой бухгалтерии. Копиручет, шахматно-ордерная, машинная и тройная константная формы. 1930 г. Б. М. Волькенштейн. Счетоводство в книжном предприятии. 1930 г. Вл. Мейлъман. Руководство по делопроизводству учреждений и предприятий. 1930 г. М. П. Марсов. Система стандартизованных документов. Под ред. и с предисл. И. М. Бурдянского. 1930 г.

[156]

Произведения живописи и скульптуры являются источниками не только при исследовании истории искусств, но и при исследовании истории общественных отношений. Классовое деление общества, классовая борьба, отдельные исторические события, нравьь верования, суд и т. д. нередко находят яркое, весьма выразительное изображение в произведениях искусства, особенно в живописи. В этом отношении для примера достаточно ссылаться на произведения Верещагина о военных походах России, Бройдо „Расстрел 26-ти бакинских комиссаров“. P. Brueghel „Iustitia“ и др. Произведения живописи и скульптуры дают, кроме того, изображения наиболее видных исторических деятелей, типов представителей отдельных классов, оружия, орудий и т. д.

При использовании в качестве исторических источников произведений живописи и скульптуры необходимо подвергнуть их всем видам критики (подготовительной, толкования и достоверности). При критике достоверности необходимо подвергнуть критике каждое отдельное „сообщение“ произведения. Так например, в картине, изображающей расстрел рабочих на улицах Петербурга в 1905 году, может быть (и является) верным сообщение, что происходил расстрел, но могут быть неправильно изображены здания; мундиры военных могут соответствовать действительности, а одежда рабочих нет; винтовки могут быть изображены правильно, но как их держали при стрельбе — нет, и т. д. Такая проверка производится посредством сравнения с сообщениями других источников (наблюдения местности, фотографические снимки, акты, газеты и др.) и путем всестороннего изучения самого произведения во всех его деталях. В результате анализа произведения будет установлено, наблюдал ли художник сам изображаемое событие или явление, или же пользовался сообщениями других лиц, газет, прокламаций и пр., насколько точно было наблюдение художника (если оно имело место) и передача наблюдения, и какова основная идея и цель произведения. При этом необходимо иметь в виду, что произведение искусства никогда не является вполне точным изображением какой-либо вещи или явления и что произведения современных художников, изображающие давно минувшие явления, подобно историческим романам, являются наименее денными источниками, так как достоверность их зависит от тех источников, которыми пользовался художник, и от точности понимания и передачи художником использованных им сообщений источников.

Особенно условным является изображение общественных явлений у некоторых школ живописи (футуризм, кубизм и др.) а также в карикатурах и шаржах, изображающих отдельные лица и общественные явления с расчетом вызвать к ним отвращение и ненависть или любовь, и, тем самым, побуждать лиц, рассматривающих карикатуру, на определенные действия. Так как это является основной

[157]

целью карикатуры, то карикатуры всегда расчитаны на определенный общественный класс или группу населения. Своей задачи карикатура стремится достигнуть путем сосредоточения внимания именно на отдельных чертах, являющихся характерными для данного явления, при чем эти черты и все явления могут быть изображены аллегорически. Карикатура является весьма важным средством политической агитации, особенно, если карикатурист талантлив, и так как громадное большинство талантливых карикатуристов, например, Гойа, Ропс, Цилле, Кольвиц, Гросс, Дени, Ротов и др., направляли свое творчество против господствующих классов и капитализма со всеми присущими им явлениями, то буржуазия склонна отрицать характер искусства у карикатуры. В самом деле и живопись преследует классовые дели и различие между ними только такая, как между пропагандой и агитацией, т.-е. живопись является изобразительной пропагандой, расчитанной на более узкий круг подготовленных лиц, карикатура же — изобразительной агитацией, расчитанной на самые широкие массы определенного класса.

Методы критики карикатуры, как исторического источника, в основном те же, что и в живописи. Но в карикатуре следует сосредоточить основное внимание на критику толкования. Обычно карикатура сопровождается текстом, подчеркивающим идею карикатуры, но нередко из цензурных соображений и текст при карикатуре является аллегорическим, смысл которого следует вскрыть. При критике достоверности сообщений карикатуры следует выяснить, насколько распространенными являлись указанные в карикатуре явления, имели ли они вообще место, и не искажает ли карикатура действительности, например, не приписывает ли она отдельным лицам или классу действия, которые не имели с их стороны места. Установить это можно только путем привлечения других источников (газет, актов, мемуаров и др.).

В плакате основным является текст, кратко и ясно призывающий к определенным действиям. Картина или рисунок, сопровождающий текст плаката, имеет целью привлечь внимание к плакату, заставить прочесть его текст, а также стремится усилить воздействие текста на читателя, сделать текст особенно выразительным. По своему характеру плакаты бывают самые различные: рекламные (рекламирующие товары, зрелища, гостиницы, курорты и т. д.), культурно-просветительные (указывающие на средства борьбы или призывающие к борьбе с алкоголизмом, венерическими болезнями, нечистоплотностью, неграмотностью и т. д.) и политические. Для историка наибольший интерес представляют именно политические плакаты, получившие во время гражданской войны громаднейшее распространение в советских республиках. По примеру Советской России политические плакаты, как агитационное средство, стали выпускать контрреволюционные армии, а также политические партии в других государствах.

При использовании плаката, как исторического источника, необходимо подвергнуть критике текст плаката и картину (или рисунок)

[158]

на плакате. Приемы критики текста плаката те же, что при критике публицистических произведений, приемы критики картины или рисунка такие же, какие применяются при критике картин и карикатур.

ЛИТЕРАТУР А:

В. Фриче. Социология искусства. 1929 г. Д. И. Киплик. Техника живописи. Т.т. I—V. Ф. Петрушевский. Краски и живопись. 1902 г. Я. Тугендхолъд. — Живопись и зритель. 1928 г. Русская живопись XIX века. Сборник статей под редакцией В. М. Фриче 1929 г. Феодоров-Давыдов. – Русское искусство промышленного капитализма. 1929 г. И. С. Рабинович. Труд в искусстве. 1927 г. В. К. Охачинский-Плакат. Развитие и применение. В. Полонский. — Русский революционный плакат. 1925. Е. О. Верт. Плакаты, лубки и календари в книготорговом ассортименте. 1930 г. Б. Земенков. Графика в быту. 1930 г. Я. Тугендхольд. Художественная культура Запада. 1928 г. Искусство и литература в марксистском освещении. Составили Б. Г. Столпнер и П. С. Юшкевич, ч. I. 1929 г. С. Н. Чеботарев. Возникновение искусства. 1930 г. С Грузенберг. Книжные знаки. 1929 г. У. Иваск. Описание русских книжных знаков. Части 1 и II-я. 1905 и 1910 г. г. В. Верещагин. Русский книжный знак. 1902 г. 3. Голлербах История гравюры и литографии в России. 1923 г. Г. Малецкий. Бытовые мотивы и сюжеты народного искусства. (В росписи и резьбе). 1923 г. И. Вессели. О распознавании и собирании гравюр. Перевод С. Шайкевич. 1882 г. Д. Ровинский. Русские народные картинки. Т.т. I—V текста и 4 альбома картинок. 1881 г. И. Грабарь. История русского искусства. Лрхитектура. скульптура, живопись. Т.т. 1—III, V и VI (все вышедшее). Вопросы реставрации. Сборник Центральных Государственных Реставрационных мастерских. Под редакцией И. Грабаря. Вып. I И. 1926 и 1928 г.г. Н. Н. Масленников. Плакат. 1930 г. Г. В. Плеханов. Собрание сочинений. Под ред. Д. Б. Рязанова. Т. XIV. Н. Tietze. Die Methode der Kunstgeschichte. 1913 г. Маро-Вотье. Заметки по технике живописи. Перев. Г. И. Кепинова, под ред. В. Н. Яковлева. 1930 г.

Фотографические и кинематографические снимки, как исторические источники, должны быть подвергнуты, всем видам критики (подготовительной, толкования и достоверности). При критике достоверности их необходимо иметь в виду, что фотография отнюдь не является точным изображением действительности и если в обычной жизни слово „фотографический снимок“, употребляют в смысле точности, то это далеко не соответствует действительности.

Во время войны солдат посылал в деревню фотографические снимки, на которых наш бравый солдат сидит на вставшем на задние ноги чистокровном арабском коне и стреляет из револьвера, из дула которого выходит огонь, как из печи огненной, вдали же взрываются снаряды и виден даже кусочек моря с броненосцем. Но даже в самой глухой деревне знали, что из действительности на снимке изображен более и менее правдиво только наш солдатик. А сидел же он во время фотографирования на деревянной лошадке — скамейке, в руках держал револьвер из дерева или жести, а снаряды, броненосец и прочее были размалеваны на полотне. И даже солдатик — и наш, и как будто-бы и не наш: лицо у него какое то окаменелое, руки и ноги держит неестественно, глаза выпучены и т. п., одним

[159]

словом, с трудом узнаешь. В городе же каждому известно, что хороший фотограф посредством ретушевки может любую старуху превратить в двадцатилетнюю девушку. Хороша она, фотографическая точность!

А в кинематографическом снимке с правдивостью дело обстоит еще хуже: показывают древнюю Ассирию и Вавилон, люди летают по воздуху на ковре самолете, велосипеды разрушают стены, злоумышленники потопляют громадные пароходы и т. д.

При критике достоверности сообщения фотографических и кинематографических снимков, прежде всего, необходимо обратить внимание на возможность декоративности: дворцы могут оказаться картиной на полотне или сооружениями из фанеры, громадные пароходы детскими игрушками, ливень и волны бушующие — струей из шланга, море — небольшой лужицей или корытом, действующие лица — загримированными артистами. Выяснить, где мы имеем дело с декорациями, и где с нормальными вещами и явлениями можно путем пристального изучения снимка и учета, под каким углом и на каком расстоянии произведен снимок. Чтобы быть в состоянии произвести эту работу, использующий фотографические и кинематографические снимки в качестве исторического источника должен быть знаком с техникой фотографии и кинематографии и знать основные технические приемы фото-кино-с‘емок.

Кинематографические и фотографические снимки в последние десятилетия фиксируют все сколько-нибудь выдающиеся события общественной жизни. Но при использовании снимков фото- и кинорепортеров необходимо иметь в виду, что весьма часто репортеры и редакции дают подложные снимки. Например, снимки с жертв еврейских погромов выдаются за снимки с жертв большевиков, первомайская демонстрация во Львове — за первомайскую демонстрацию в Кишиневе, демонстрация 1922 года – за демонстрацию в 1930 году и т. д. В других же случаях перепутываются, без злого умысла, тексты к снимкам, например, под фотографией М. Веске может быть указание: „проф. Келер“ и наоборот. Выяснить эти подлоги и ошибки можно путем изучения изображенных на снимке лиц, знамен (надписей), фона картины (зданий, вывесок, растений), одежды, лиц, мундиров городовых, солдат, офицеров и должностных лиц и т. д. Нет нескольких городов с совершенно одинаковыми зданиями, лозунги на знаменах, вывески, одежда и мундиры меняются, и эти обстоятельва дают возможность установить подлог или ошибку.

Наибольшую ценность для историка общественных отношений представляют снимки с натуры (видовые и хроники). Художественные кинопостановки представляют для историка классовой борьбы интерес лишь постольку, поскольку в них отражаются идеология, семейные отношения, быт и т. п. отдельных классов и классовые противоречия вообще. Критическая проверка сообщений художественных киноснимков в основном такая же, как проверка сообщений художественной литературы.

[160]

Л И T E P А T У Р А:

Г. В. Гольстен. Фотография для всех. 1929 г. Б. А. Евдокимов. Практическая фотография. 1927 г. Е. Энглиш. Основы фотографии. 1927 г. Советский фотографический альманах. Ежегодник под редакцией В. П. Никулина. I. 1928 г. И. Д. Анощенко. Общий курс кинематографии. Т. т. I—II, 1929 г. Я. С. Попов. Кино-технический словарь. 1928 г. Я. С. Попов. Кино-с‘емочные аппараты. 1929 г. Поэтика кино. Сборник статей под редакцией В. М. Эйхенбаума. 1927. Кулътурфильма. Сборник статей под редакцией К. И. Шутко. 1929 г. Б. С. Лихачев. Кино в России (1896—1926 г.) ч. 1 — 2. 1927 г. H. M. Новлянский. Искусство грима. 1930 г. Лео Мур. Азбука киномонтажа. 1930 г. К. Неблит. Обший курс фотографии. Книга 1-я. История фотографии, фотографическая оптика, фотографические эмульсии. 1930 г. Г. Ф. Гапочко. Курс фотографии. Под ред. А. А. Мартятина. 1930 г.

Историку весьма часто приходится обращаться к услугам географических карт и планов городов, поселков, зданий, крепостей н т. п. Встретив в источнике упоминание какого-либо селения, реки,, города, области, историк по географической карте старается выяснить его местонахождение. Планы, публикуемые в описаниях археологических и этнографических экспедиций и в описаниях отдельных памятников старины и искусства, планы и географические карты, составленные путешественниками и топографическими экспедициями — историк часто использовывает в качестве исторических источников.

Ошибки и опечатки встречаются в планах и географических картах отнюдь не реже, чем в других источниках. До последних столетий географические карты и планы составлялись по весьма приблизительным измерениям, по простым наблюдениям „на глаз“ и даже по рассказам купцов и других лиц, имевших возможность познакомиться с какой-либо страной. При таких условиях требовать от плана или географической карты точности нельзя. Достаточно взглянуть на географические карты, составленные географами древнего мира и средних веков, чтобы определить насколько ошибочно было их представление о размерах отдельных стран и морей, о расположении рек, озер, островов и городов, не говоря уже о том, что представление о нашей планете было у них совершенно другое, чем у нас

Тем не менее древние географические карты и планы — весьма ценные источники, по которым мы можем установить степень знакомства отдельных географов и народов с окрестными странами, представления ученых разных эпох о нашей планете, а также расположение отдельных селений, городов и крепостей, которые не сохранились до наших дней.

Другая группа географических карт и планов — исторические географические карты и планы, составленные на основании актов, описаний путешествий, древних географических карт и планов, житий святых, летописей и других исторических источников. Точность этих карт и планов зависит от достоверности сообщений источников, которые были использованы при составлении их, от правильной

[161]

критической проверки этих сообщений, от точности занесения составителем установленных фактов на бумагу и от точности печатной (графической) передачи составленных карт и планов.

Третья группа географических карт и планов—современные карты и планы, составленные на основании топографических с‘емок и более точных измерений. Точность современных географических карт и планов зависит от точности топографических с‘емок и измерений, от точности занесения результатов с‘емок и измерений, на бумагу и от точности печатной (графической) передачи составленных карт и планов.

При критике достоверности современных географических карт и планов[22] необходимо, прежде всего, установить, в результате каких с‘емок и измерений составлены карты и планы. При этом очень важно установить точное время с‘емок и измерений, так как ни одна географическая карта не отражает совершенно точно географии страны. Одни из населенных пунктов прекращают свое существование, другие населенные пункты возникают, строятся новые дороги, изменяются границы и т. д. Этом об‘ясняется, что даже наиболее точные современные географические карты быстро стареют.

Что же касается проверки сообщений современных географических карт, то она может быть совершена путем сравнения карты с местностью, изображенной на карте. Но такое сравнение выполнимо только в сравнительно небольшой местности или в отношении расположения на карте основных рек и населенных пунктов. Поэтому приходится сравнивать карты между собою, считая за более достоверные сообщения карт, составленных на основании топографических с‘емок. При этом изменения, совершившиеся после топографической с‘емки, должны быть установлены на основании других источников (договоров между государствами, законодательных актов об административном делении государства, актов о возникновении новых поселений и сообщений об уничтожении пожаром, наводнением, землетрясением и т. п. отдельных селений, актов о переименовании городов и селений, газетных сообщений и т. д.). Наиболее подробными картами СССР являются: 1) одноверстная карта отдельных районов Поволжья, Урала и центральных губерний, 2) двухверстная карта Московской губернии (в довоенных границах), 3) трехверстная военно-топографическая карта Европейской части СССР, 4) десятиверстная специальная карта Европейской части СССР с сопредельными государствами, 5) специальная десятиверстная карта Восточно-Азиатской части СССР, б) двадцатипятиверстная военно-дорожная карта Европейской части СССР, 7) пятиверстная карта Кавказа и прилегающих к нему частей Турции и Персии, 8) десятиверстная карта Туркестана,

[162]

9) сорокаверстная карта южной пограничной полосы Азиатской части СССР, 10) стоверстная карта Азиатской части СССР. 11) десятиверстная карта Западной Сибири и 12) сорокаверстная стратегическая карта Средней Европы. Масштаб всех этих карт, изданных Военно-Топографическим Управлением, выражен в дюймах. В настоящее время Военно-Топографическим Управлением Г. У. Р.-К. К. А., составляется и издается отдельными выпусками новая карта СССР с масштабом 1 : 1.000000 (в одном сантиметре пятнадцать километров). К указанным картам историку приходится обращаться в необходимых случаях.

При использовании в качестве источников исторических географических карт, следует установить правильность расположения рек, озер, гор и т. п. по проверенным современным географическим картам (конечно, если не происходило перемещения русла рек, высыхания рек и озер, появления новых гор, островов и т. п. географических изменений, могущих быть установленными по письменным источникам). Расположение же городов, селений, границ между государствами и областями, месторасположение отдельных народностей, торговых и других путей и т. п. на исторической географической карте должно быть проверено по достоверным, т.-е. проверенным, сообщениям актов, летописей, описаний путешествий и других источников.

При проверке сообщений древних географических карт следует установить, в каком месте находились отмеченные на них поселения, реки и т. п. и существовали ли они вообще. Поэтому сообщения древних географических карт в отношении гор, морей, рек и озер должны быть сличены с сообщениями последующих древних географических карт, с современными географическими картами и с сообщениями древних письменных источников. При установлении расположения городов и других поселений, отмеченных на древних географических картах, следует использовать также данные археологических обследований и раскопок.

От современных издателей планов зданий, городов и т. п. необходимо требовать указания на планах севера и юга, и точного масштаба. Всякие планы, составленные в настоящее время на-глаз, без точных измерений, следует признать совершенно неудовлетворительными, и пользоваться ими можно только по проверке их на месте, с совершением необходимых измерений. В планах зданий следует еще проверить, может ли существовать вообще здание по приведенному плану, т.-е. не противоречит ли план законам физики (план может быть составлен так, что построенное по нему здание обязательно должно разрушиться, следовательно, план составлен неправильно и требует проверки на месте). Планы зданий, крепостей, городов и поселений, данных в описаниях путешествий и в других более отдаленных от нас источниках, должны быть проверены по сообщениям других письменных источников и по данным археологических обследований и раскопок.

ЛИТЕРАТУРА указана в главе 5-ой.

[163]

Географическая номенклатура была во второй половине XIX и в начале XX столетий одним из наиболее благодарных источников в руках историка. Только по одним названиям рек, озер и селений историки определяли области, занятые когда-то на Восточно-Европейской равнине отдельными финскими племенами, сарматами и др. народами. По географическим названиям Середонин установил даже точный путь, по которому мадьяры прошли при своем передвижении в Венгрию. И в настоящее время историки, особенно исследователи истории финноугорских народов, широко пользуются географической номенклатурой в качестве источника при определении племенных границ в прошлом. Однако, нужно это отметить, историки не всегда достаточно осмотрительны и осторожны при использовании географической номенклатуры, и результатом некритического отношения к географической номенклатуре являются грубые ошибки.

При изучении географической номенклатуры историк должен определить из какого языка происходит данное название (например, Вологда, Шексна и др.). Для этого он должен определить, каким переделкам, изменениям определенных слогов и звуков, подверглось слово в устах народов, которые населяли данную местность, и выяснить, как писалось данное название в древних актах и летописях. Результатом такого изыскания является восгтановленние первоначальной формы названия. Но всякий язык развивается и подвергается изменениям. Поэтому, чтобы определить, к какому языку относится полученная первоначальная форма названия, историк должен знать историю языков, слова из которых встречаются в географической номенклатуре изучаемой им местности.

Историк совершает грубую методологическую ошибку, если он определяет принадлежность древнего названия к определенному языку по словарю современного (живого) языка. Еще более грубую методологическую ошибку совершает историк, если он не выясняет исторического развития данного названия и сравнивает современную форму названия с современным (живым) языком народности, живущей в другой местности. В таком случае остаются невыясненными два независимых друг от друга процесса развития: развитие названия в устах другого или других народов и развитие данного языка, и сравнение результатов этих двух независимых друг от друга процессов развития может дать только неверный вывод. Так например, на основании того, что во Франции имеется отнятый в результате империалистической войны 1914–1918 годов от Германии Саарский бассейн, а слово „saar“ означает на эстонском языке остров, мы не можем заключить, что Саарский бассейн населяли когда-то эсты (или финны, у которых остров также называется „saari“).

Поэтому первое требование, которое мы вправе пред‘являть историку, исследующему географическую номенклатуру, это — серьезная

[164]

лингвистическая подготовка, без которой невозможны правильные выводы.

Кроме лингвистического исследования названий, при использовании географической номенклатуры в качестве источника, историку необходимо изучать еще историю тех поселений, городов и местностей, к которым исследуемые названия относятся. Это необходимо потому, что одни названия вытесняются совершенно другими, новыми, названиями, и потому что одновременно могут существовать несколько параллельных названий.

Вытеснение одних названий другими происходит: 1) при занятии местности другим народом с полным вытеснением народа, населявшего местность до такого занятия, 2) при социальных переворотах, хотя при этом население местности остается прежним и 3)при переходе данной местности в руки нового владельца. Так, например, после занятия русскими Ганджа была переименован в Елисаветполь и за употребление старого названия был установлен штраф; после революции Елисаветполь был снова переименован правительственным актом в. Ганджу; Санкт-Петербург в начале войны был переименован Петроградом, последний при советской власти — Ленинградом. В последние годы появились новые названия городов —Сталинград, Зиновьевск, Сталино, Ульяновск, Днепропетровск, Буйнакск, Махач-Кала, Кингисепп, Фрунзе, Свердловск и многие другие, дореволюционные названия которых для многих уже теперь, через несколько лет после переименования, совершенно неизвестны. Еще более многочисленными были после революции переименования сел, волостей, улиц и площадей. Некоторые города в течение нескольких лет переменяли несколько названий, например: Асхабад-Полторацк-Ашхабад. До революции при переходе одного имения, хутора, деревни и волости другому владельцу (через дарение, покупку, наследство) изменялись и названия, например, Антоново — могло превратиться в Иваново, последнее — в Шестаковку и т. д.

При переходе местности от одного народа к другому или при появлении в данной местности колонистов из другого народа, последние могут усвоить существующие названия без изменения (Волга, Рига и др.), могут внести в название незначительные изменения, облегчающие произношение слова на другом языке (Reval – Ревель, Бакы — Баку, и др.), могут перевести название полностью или частично на другой язык (Walkeajärvi—Белоозеро, Umpijärvi — Умбозеро и др.), могут заменить бывшее название новым (Ганджа — Елисаветполь, Нотебург (Орешек) — Шлиссельбург и др.), могут принять существующее название, дополнив его обозначением, к чему это название относится (Wirtsjärw — Wirtzjerwsee), хотя при этом слово „озеро“, „село“, „город“, и т. п. могут повторяться на двух языках (как в нашем пример „järw“ и „See“, оба обозначающиее озеро).

Если местность населяют несколько народов, то озеро, остров, город, село, река и т. д. могут иметь на каждом языке различные

[165]

названия, непосредственная связь между которыми может отсутствовать (Tallinn — Reval — Колывань; Kuresaare — Arensburg; Tartu — Юрьев и т. д.). В таком случае при совершенном вытеснении одного народа другим (или при полной ассимиляции), от названия, которое было в употреблении у вытесненного народа, в данном географическом названии не остается следа.

Название не всегда указывает на народ, который дал данное название. Наряду с названиями, определяющими народность, откуда вышли люди, давшие названия селениям, речкам и т. п. (Эстонка, Лифляндка, Эсто-Хагинское, Еленендорф и др.), существует масса названий, указывающих только на определенное культурное или экономическое влияние какого-либо народа или языка, на лицо или лиц, давших это название. Например, многочисленные „бург“, „штадт“ и „поль“ в названиях городов (Петербург, Екатеринбург, Кронштадт, Ставрополь, Симферополь, и др.) отнюдь не доказывают, что эти города были созданы немцами или греками.

Наконец, одно и то же слово может возникнуть и существовать в нескольких языках, которые не соприкасалась друг с другом, и слово может быт позаимствовано из одного языка и стать достоянием другого языка. В обоих случаях название может ввести в заблуждение исследователя. Например, далеко не все села, в названиях которых встречается слово „базар“, созданы тюрко-татарскими народами: здесь мы можем иметь дело и с обычными базарными селами, созданными русскими.

Приведенные соображения показывают, что по данным географической номенклатуры историк может сделать те или другие выводы лишь после серьезных лингвистических и исторических изысканий по поводу каждого названия. Для того же, чтобы по данным географической номенклатуры сделать какие-либо категорические выводы, эти данные должны быть подтверждены еще достоверными сообщениями других исторических источников (актов, летописей, описаний путешествий и т. д.). В отношении более древних эпох в этом отношении особенно важны данные, полученные в результате археологических раскопок.

ЛИТЕРАТУР А:

Кроме указанной в главе 5-ой: Европеус. К вопросу о народах, обитавших в северной и средней России до прибытия славян. „Журнал Министерства народного просвещения“, 1868 г. Е. Schröder. Ueber die Ortsnamenforschung. 1908. H. Wäschke. Ortsnamenforschung. „Deutsche Geschichtsblдtter”. I. 1900 r. G. Hey. Zur Ortsnamenforschung „Deutsche Geschichtsblätter“. II, 1901 г. H. Witte. Ortsnamenforschung und Wirtschaftsgeschichte. »Deutsche Geschichtsblätter^“. III, 1903 г.

 Критика фонографических записей не отличается от критики других исторических источников и должна охватить как критику подготовительную, так и толкования, и достоверности. При подготови-

[166]

тельной критике необходимо обратить особое внимание на подлинность записи, так как возможны поддельные записи, выдаваемые за записи пения знаменитых умерших певцов, речей политических деятелей, а также поддельные записи этнографического характера (народных песен, народной музыки и т.д.). Проверка производится путем сравнения с достоверно подлинными записями, или путем проверки записи на месте, где, якобы, была сделана запись (при записях этнографического характера). Кроме того, на подделку указывает и техника выполнения записи (пластинок), если пластинка относится к позднейшему времени, чем была возможна запись (например, певец умер до этого времени).

Что же касается критики достоверности сообщений, заключающихся в фонографической записи, то она не отличается от критики сообщений соответствующих письменных источников (публистических произведений, поэзии и т. п.).

Вследствие того, что фонограф появился во время широкого распространения письменных источников, существующие фонографические записи особого значения для историка общественных отношений не имеет. Сообщения, заключающиеся в фонографических записях, историк найдет обычно в более полном виде в письменных источниках. Но громаднейшее значение имеют фонографические записи для историка искусства, который по ним может судить о голосах и выступлениях певцов и артистов.

Большое значение фонографические записи приобретут с развитием звуковых кинематографических с‘емок. Вероятно, в недалеком будущем мы будем иметь не только кинематографические снимки, но и звуковые записи всех сколько-нибудь выдающихся в будущем общественных событий. Это, понятно, будет громаднейшим шагом вперед и в исторической науке.

При критике звуковых фильм необходимо подвергнуть одинаково критике как кинематографический снимок, так и фонографическую запись. Методы их критики те же, какие были указаны выше при рассмотрении критики источников вообще и этих видов источников в частности.

ЛИТЕРАТУРА:

А. Башнский. Фонограф. „Энциклопедический словарь Т-ва Гранат и Кº“ Т. 44-й, 7-ое изд. Е. Вейсенберг. Конец немого кино, 1929 г. Е. Вейсенберг. Кинотехника сегодня. 1929 г. И. Соколов. Как сделаны звуковые фильмы. 1930 г.

Работы по истории (учебники, монографии, очерки) являются также только историческими источниками, сообщения которых должны; быть подвергнуты критической проверке.

 При критической проверке сообщений, встречающихся в исторических исследованиях, необходимо, прежде всего, выяснить, какими источниками пользовался историк. Использованные историком

[167]

источники определяют ту сумму фактов, которыми располагал историк на основании которых он совершил свои исторические построения.

Второй момент, требующий выяснения, это насколько правильно совершил историк критическую проверку имевшихся в его распоряжении источников, не принимал ли он недостоверные сообщения за достоверные и наоборот.

В-третьих, необходимо выяснить, использовал ли историк все существенное в имевшихся в его распоряжении источниках, не оставлял ли он без внимания или не умолчал ли он те сообщения источников, которые противоречили его выводам и могли опровергать, или существенно дополнять, или изменять его выводы и исторические построения. Кроме того, следует выяснить не были ли оставлены историком совершенно без внимания весьма важные источники, которые были ему известны, или которые он, при некоторых усилиях, мог бы использовать, но которые он не использовал или потому, что они противоречили его выводам, или вследствие недобросовестного отношения к работе.

Дальше следует выяснить насколько точно историк передает факты, установленные по использованным им источникам, не искажает ли он их намеренно в тех или иных целях.

Таким образом, точность фактов, сообщаемых в исторических исследованиях, зависит от использованных историком источников, от правильности исторической критики и от точности передачи историком установленных им по источникам фактов. Чтобы облегчить критическую проверку исследования другим исследователям, историки в XIX и XX столетиях дают обычно в своих исследованиях указания, какие именно источники были ими использованы, Поскольку историк в своих исследованиях может дать только те факты, которые встречаются в использованных им источниках, историческое исследование представляет ценность со стороны фактов для другого историка лишь постольку, поскольку приводятся факты по неизвестным и неопубликованным еще источникам (воспоминания историка, неопубликованные акты и др.) и по источникам, которыми другой историк не в состоянии пользоваться, вследствие их разбросанности, многочисленности и т. п. Так, например, „История России с древнейших времен“ Соловьева до настоящего времени является сборником фактического материала, которым широко пользуются историки России.

 Но замена первоисточников при исторических исследованиях трудами историков сопряжена с серьезной опасностью. Историк, проделавши критическую проверку источников и их сообщений и дав установленные им факты в своем труде, может ошибаться в критике сообщений, может скрыть одни факты, исказить другие, заполнить своим вымыслом пробелы в фактах и не оговорить, что в данном случае дается только гипотеза самого историка. Поэтому другой историк, который предполагает, что критическая проверка сообщений источников уже проделана и в труде дан проверенный фактический

[168]

материал, неизбежно будет введен в заблуждение. Отсюда вытекает необходимость критической проверки сообщений, имеющихся в исследованиях историков. Производится эта проверка так, как было указано выше при рассмотрении критики достоверности.

Установление причинной зависимости между историческими фактами, освещение этих фактов, выпячивание одних из них и замалчивание других и историческое построение историка в целом, — зависят от теории исторического знания, присущей историку, от его политических убеждений и его личных свойств (добросовестность, талантливость), как историка. Поэтому для правильной критической оценки исследования историка, совершенно необходимо выяснение классовой идеологии, философских и политических взглядов и методов работы историка. Производится это путем всестороннего изучения научных исследований и других работ историка.

ЛИТЕРАТУРА:

 М. Н. Покровский. Борьба классов и русская историческая литература 1927 г. M. H. Покровский. Марксизм и особенности исторического развития России. Русская историческая литература в классовом освещении. Сборник статей под редакцией М. Н. Покровского, т.т. I—II 1927—1930 г.г. М. Яворский. Современные антимарксистские течения в украинской исторической науке (доклад и прения). „Труды первой Всесоюзной конференции историков-марксистов“. Т. I. 1930 г. Ц. Фридлянд. Марксизм и западно-европейская историография. „Историк-марксист“, т. XIV. 1929 г.

[169]

Результатом критики источников является установление достоверных исторических фактов. На этом критика источников заканчивается и дальнейшая работа над установленными фактами относится уже к последней части методологии истории, историческому построению и изложению.

Историческое построение начинается с систематизации установленных фактов. Факты должны быть размещены по теме исследования в хронологическом порядке. На этом и заканчивают свои исследования лица, выпускающие различные хроники, охватывающие или какую-либо страну или тему (например „Хроника революции 1905 г.“, „Хроника революции 1917 года“ и др.).

Однако, установленные факты еще не дают цельной картины исторического прошлого и сами по себе еще не об”ясняют исторического процесса в целом. Происходит это потому, что: 1) как бы полно ни были изложены и отражены исторические события в имеющихся в нашем распоряжении источниках, они все-таки не могут охватить всех явлений в прошлом и 2) исторические явления и действия общественных групп и отдельных лиц имеют свои скрытые причины, которые могут быть не указаны в источниках. Поэтому историку необходимо установить причинную связь между историческими фактами.

Установление причинной связи зависит, как мы неоднократно подчеркивали, от теории исторического знания, которой придерживается историк, от его политических взглядов, его добросовестности и талантливости. Например, холерные бунты в начале 90-х годов XIX века в России одни историки об‘ясняют только невежеством населения, другие — голодом, третьи — действиями злонамеренных лиц, четвертые и холерные бунты, и невежество, и голод об”ясняют экономическим положением крестьянства.

Но даже установления причинной связи между отдельными историческими фактами еще недостаточно. Правда, факты, приведенные в их взаимной связи, являются уже шагом вперед по сравнению с хронологическим изложением отдельных несвязанных между собою событий, о которых Болингброк в начале XVIII века говорил, что он бы „готов лучше смешивать Дария Кодомана с Дарием Гистаспом и провиниться в стольких хронологических ошибках, сколько когда-либо

[170]

делал еврейский хронолог, чем употребить полжизни на то, чтобы собрать весь ученый хлам, наполняющий голову знатока древности “[23].

Установление причин и взаимной связи исторических событий имеет своей целью открытие законов развития человеческого общества. Величайшую заслугу гегелевской системы Маркс и Энгельс видели именно в том, что „она впервые представила весь естественный, исторический и духовный мир в виде процесса, т.-е. исследовала его в беспрерывном движении, изменении, преобразовании и развитии и пыталась раскрыть взаимную внутреннюю связь этого движения и развития. Людям, стоящим на этой точке зрения, история человечества перестала казаться нелепой путаницей бессмысленных насилий» которые в равной мере все осуждаются перед судейским креслом теперь лишь созревшего философского разума и которые лучше всего возможно скорее забыть. История людей явилась процессом развития самого человечества, и задача научной мысли свелась к тому, чтобы проследить последовательные ступени этого процесса среди всех его блужданий и доказать внутреннюю его закономерность среди всех кажущихся случайностей. Для нас здесь безразлично, разрешила ли система Гегеля все поставленные ею себе задачи; ее великая заслуга состояла в самой постановке этих задач. Разрешение их не может быть делом какого бы то ни было единичного ума“[24].

 Методом установления законов исторического развития человеческого общества является диалектический материализм. Историк изучает различные явления общественной жизни в их возникновении развитии и отмирании, выясняет связь между отдельными явлениями, сравнивает их с аналогичными явлениями в других странах (обществах) и в другие эпохи. Только в результате такого всестороннего изучения конкретных исторических явлений и их конкретных причин могут быть установлены общие явления и причины, действующие не только в данной стране и данной общественной единице, но имеющие всеобщий характер при определенной экономической формации. Эти общие явления и дают историку возможность установить законы исторического развития, действительные не только для данной единицы человеческого общества, но для человеческого общества в целом. „Там, где прекращается спекуляция, т. е. у порога реальной жизни, начинается реальная положительная наука, изображение практической деятельности, практического процесса развития людей. Исчезают фразы о сознании, их место должно занять реальное знание. Когда начинают изображать действительность, теряет свою raison-d”étre самостоятельная философия. На ее месте может, в лучшем

[171]

случае, стать суммирование наиболее общих результатов, абстрагируемых из рассмотрения исторического развития людей. Но абстракции эти сами по себе, обособленные от реальной истории, не имеют никакой ценности. Они могут служить лишь для того, чтобы облегчить упорядочение исторического материала и наметить последовательность отдельных слоев его. Но, в отличие от философии, они отнюдь не дают какого-нибудь рецепта или схемы, согласно которым можно расположить исторические эпохи. Трудность, наоборот, начинается лишь там, где принимаются за рассмотрение и упорядочение материала, безразлично, какой-нибудь прошедшей эпохи или настоящего времени, когда принимаются за изображение действительности“[25].

Таким образом, только исходя от частного к общему, от конкретного к абстрактному, т.-е. применяя индукцию, историк устанавливает общие законы исторического развития человеческого общества. Дедукция же применяется историком только при выборе им темы исследования и при составлении рабочей гипотезы. Например, зная, что на Западе существовал феодализм, зная характерные черты феодализма, историк может задаться целью выяснить, существовал ли феодализм в Персии. Выбор этой темы влечет за собой соответствующий отбор источников и соответствующий подбор из источников исторических фактов. И обычно все историки при составлении рабочей гипотезы и пользуются дедуктивным методом, а не приступают к работе, не представляя себе, над чем они собираются работать и что они хотят установить.

Однако, при отборе источников и при подборе фактов в доказательство своей рабочей гипотезы историк не должен ни в какой мере игнорировать фактов, опровергающих его гипотезу или, как говорят, историк должен остерегаться подтасовки фактов. Если историк будет игнорировать факты, опровергающие его гипотезу, то он может доказать что угодно, но выяснить действительного процесса исторического развития он не в состоянии. Историк не должен забывать, что при многообразии явлений и событий всегда найдется то или другое событие, напоминающее то, что историк ищет, но совершенно не характеризирующее изучаемую историческую эпоху. На основании такого случайного исторического факта историк так же не должен сделать общих выводов, как, например, зоолог на основании рождения одного двухголового теленка еще не делает вывода, что телята рождаются всегда с двумя головами.

 При установлении законов исторического развития человеческого общества историк должен иметь в виду, что каждый исторический период имеет свои собственные законы, и научное значение исторического исследования (как и экономического) „состоит в выяснении тех особых (исторических) законов, которые регулируют возникновение, существование

[172]

развитие и смерть данного общественного организма и замену его другим, высшим организм о м“[26].

Поэтому историк не должен переносить присущей одной общественной формации внутренней закономерности на другую формацию, а путем изучения каждой конкретной формации установить присущую ей внутреннюю закономерность и путем сравнения развития различных формаций установить общие для всего человеческого общества явления и законы развития.

 Последние в общих чертах уже установлены К. Марксом, который был не только гениальным экономистом и политиком, но и гениальным историком. „В общественном отправлении своей жизни люди вступают в определенные, от их воли независящие, отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений образует экономическую структуру общества, реальное основание, на котором возвышается правовая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает собой процесс жизни социальной, политической и духовной вообще. Не сознание людей определяет их бытие, но, напротив, общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества впадают в противоречия с существующими производственными отношениями, или, употребляя юридическое выражение, с имущественными отношениями, внутри которых они до сих пор действовали. Из форм развития производительных сил эти отношения становятся их оковами. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономического основания более или менее быстро преобразуется и вся громадная надстройка над намч. При рассмотрении таких революций следует всегда иметь в виду разницу между материальным переворотом в экономических условиях производства, который можно определить с естественно-научной точностью, и юридическими, политическими, религиозными, художественными или философскими, словом идеологическими, формами, в которых люди воспринимают в своем сознании этот конфликт и во имя которых они борются… Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые высшие производственные отношения никогда не появляются на свет раньше, чем созреют материальные условия их существования в лоне старого общества.
Поэтому, человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может решить, так как при ближайшем рассмотрении всегда окажется, что сама задача только тогда выдвигается, когда

[173]

существуют уже материальные условия, необходимые для ее разрешения, или всегда они, по крайней мере, находятся в процессе возникновения. В общих чертах можно наметить, как прогрессивные эпохи экономического формирования общества: азиатский, античный, феодальный и современный буржуазный способы производства. Буржуазные производственные отношения составляют последнюю антагонистическую форму общественного процесса производства, антагонистическую не в смысле индивидуального антагонизма, но такого, который вырастает из условий общественной жизни индивидуумов. Но производительные силы, развивающиеся в лоне буржуазного общества, создают в то же время материальные условия, необходимые для разрешения этого антагонизма. Этой общественной формацией завершается, поэтому, прелюдия истории человеческого общества“[27].

Но достаточно было развития истории до степени науки, могущей устанавливать законы развития человеческого общества и доказавшей, что имманентные капиталистическому обществу законы развития приведут человечество к диктатуре пролетариата и через эту диктатуру к коммунизму, чтобы буржуазные историки стали отрицать возможность установления каких бы то ни было законов исторического развития и доказывать, что задача историка заключается не в выделении общих в истории нескольких стран, народов и т. п. общественных явлений (такое выделение могло бы все-таки привести к установлению страшных для буржуазии исторических законов), а изучение тех явлений и событий, которые совершились только в одном месте и нигде не повторялись. Но так как такое изучение истории ничего общего с наукой не имеет и не может иметь, то эти буржуазные историки согласны даже на то, чтобы историю не считали наукой. В одном они безусловно правы: тот ученый хлам, который, к сожалению, теперь наполняет не только их головы, как это было во времена Болингброка, но и их многочисленные научные журналы, труды университетов, монографии и учебники, действительно ни в коем случае нельзя признать наукой. В лучшем случае, при должной критической проверке из этого хлама кое-что можно использовать для науки, если он только дает новый фактический материал.

Сказанное здесь отнюдь не значит, что историк в каждой своей работе должен излагать „исторические законы“ или открывать таковые. История, как наука, разрабатывается усилиями всех историков, и каждый кирпич в этом здании полезен (если кирпич только не просто кучка грязи, как многие „исторические памфлеты“ буржуазных историков). Но мы вправе требовать от каждого историка, чтобы он темой своего исследования выбирал явления, имевшие общественное значение и оказавшие влияние хотя бы на развитие отдельного города, села, завода и т. п., явления, которые дали бы материал другим историкам в их исторических обобщениях. Мы также вправе требовать, чтобы историк рассматривал эти явления не как самодовлеющие,

[174]

а в связи с другими общественными явлениями и в их развитии. Наконец, историк должен выяснить, по мере своих сил, причины и следствия изучаемых им общественных явлений. Кроме того, при выборе темы исследования историк-марксист не должен забывать о необходимости тесной связи между теорией и практикой, не должен забывать, что теоретическая работа должна дать ответы на те вопросы, которые ставятся практической работой.

Результаты, которых достиг историк свей исследовательской работой, излагаются в монографии, учебнике, тезисах и т. п. Что касается изложения, то оно зависит от умения историка излагать письменно или устно (стенографистке или на лекции) свои мысли. Само изложение может быть построено совершенно иначе, чем историк вел исследование. Например, в исследовании историк применял индуктивный метод, но в изложении историк может сперва выставлять общие положения и потом доказывать их рядом примеров (т.-е. переходить от общего к частному, от абстрактного к конкретному). „Исследование должно детально освоиться с материалом, проанализировать различные формы его развития, проследить их внутреннюю связь. Лишь после того, как эта работа закончена, может быть надлежащим образов изложено действительное движение. Раз это удалось и жизнь материала получила свое идеальное отражение, то на первый взгляд может показаться, что перед нами априорная конструкция“[28].

Но с таким же успехом историк может излагать сперва конкретные факты и закончить рассмотрение их общими выводами.

Само изложение должно идти по определенному, заранее выработанному плану. При этом следует остерегаться введения в изложение мелочей и даже значительных фактов, если они не относятся к теме, хотя бы они и были весьма интересны. Тема работы и цель работы должны определить те факты, которые вводятся в изложение. Если же автор при исследовании данной темы встретился с фактами, имеющими историческое значение, но не имеющими отношения к теме, то им следует уделить другую тему.

При изложении автор не должен забывать, для какого круга читателей он пишет. Он должен писать так, чтобы его работа была понятна тем, кому она предназначается. В изданиях, предназначенных для широких масс рабочих и крестьян, следует излагать мысли просто, понятно, без иностранных слов, понятия которых можно передавать словами родного языка, избегать длинных фраз. Стиль статей Ленина, написанных для газет, может являться в этом отношении образцом и для историка.

Но всегда следует иметь в виду: чем живее, образнее, талантливее изложение, тем большему кругу читателей станут доступны и известны результаты исследования.

Л И ТЕРАТУРА указана в главе 1-ой.