Раздел пятый: Источники по истории Русского государства, Украины и Белоруссии в XVI—XVII вв.

В XVI—XVII вв. значение летописей как исторических источников падает, а обилие актового материала буквально подавляет исследователя. Существенно меняется и характер летописания. До конца XV в. летописные своды брали свои известия из самых различных записей. В XVI в. на первое место выступают летописи официального характера, среди, которых наиболее важное значение имеют Воскресенская и Никоновская.

Воскресенская летопись названа так по одному из своих списков, принадлежавших Воскресенскому Новоиерусалимскому монастырю под Москвой (в нынешнем городе Истре), а теперь хранящемуся в Государственном историческом музее. Большая часть Воскресенской летописи, от начальных известий до 1479 г., основана на общерусском своде 1479 г., от которого она отличается только некоторыми дополнениями и сокращениями. Вторая часть Воскресенской летописи отличается большей близостью записей ко времени описываемых событий и оканчивается на 1541 г. В пределах каждого года события записаны хронологически, из месяца в месяц, всегда с точным указанием дней. С большим вероятием можно думать, что записи, относящиеся к княжениям Ивана III, Василия III и Ивана IV, сделаны при великокняжеском дворе. В этом убеждает содержание летописных заметок, касающихся, главным образом, политических событий — прием и отправление посольств, известия о битвах, приемы во дворце, события в великокняжеской семье и т. д. Такова, например, запись 1534 г.: «августа же 28 приидоша из Нагай, от Шидык мырза, и от иных 70 мурз, 70 послов, а гости с ними многие, и всех их и з гостии 4 000 да оедмьсот, а коней 8 000» и т. д.

В том же XVI в. появилась Никоновская летопись, получившая свое название от принадлежности одного из ее

[130]

списков патриарху Никону, который был собирателем и большим знатоком книг. По своему составу Никоновская летопись имеет вид громадной компиляции. Из всех летописных сводов — это наиболее значительный по размерам. Он основан на множестве источников, в том числе таких, которые до нашего времени не дошли и известны только по Никоновской летописи. Ее начальные известия основаны на Повести временных лет. Дальнейшее изложение обнаруживает, что составители Никоновской летописи использовали различные местные источники. Однако то обстоятельство, что источники ее неизвестны, заставляет относиться с большой осторожностью к известиям этой летописи. Так, в ней мы находим сведения о сношениях русских князей с римским папой в XI—XII вв., взятые из неизвестных источников. Иногда приводятся легендарные рассказы о подвигах богатырей и т. д., взятые, по – видимому, из каких – то неизвестных нам повестей и памятников народной поэзии. Упоминаются имена Василия Буслаева, будто бы новгородского посадника, и Алеши Поповича. Кроме того, Никоновская летопись включила в свой состав большое количество отдельных сказаний. Таковы повести о Митяе, о Куликовской битве, о митрополите Исидоре, о Тимуре – Аксаке (Тамерлане) и т. д. В отличие от других сводов Никоновская летопись не является простой компиляцией, а носит следы переделок первоначального текста в духе литературных традиций XVI в.

Конец Никоновской летописи, охватывающий события XVI в., имеет сходство с так называемыми лицевыми летописными сводами, текст которых украшался рисунками или миниатюрами. В древней Руси такие рукописи обычно назывались книгами «в лицах». Уже в XVIII в. была издана по лицевой рукописи «Царственная книга» (летопись царствования Ивана Грозного). Почти каждая ее страница украшена миниатюрой, расположенной таким образом, что текст служит как бы подписью к рисунку. В конце «Царственной книги» имеются листы с описанием венчания на царство Федора Ивановича. Имеются и другие лицевые летописи. Таковы рукописи «Царственного летописца» (за 1114—1472 гг.) и «Древнего летописца» (за 1254—1424 гг.) и др. Эти различные лицевые летописи являются частями одного большого, но разрозненного свода. Кроме того, известен лицевой сборник, состоящий из Хронографа с библейскими событиями и Троянской истории. По мнению А. Е. Преснякова, все эти рукописи являются частями широко задуманной исторической энциклопедии.

[131]

Летописание получило особое развитие при Василии III и в малолетство Грозного. При Иване IV делается попытка придать официальный характер летописным сводам.

Имеются прямые указания на то, что во второй половине XVI в. летописи составлялись при царском дворе. Сохранилась опись царского архива XVI в. с краткими сведениями о ящиках с документами, хранившихся при Грозном в царском архиве. В ящике № 223 хранился обыск, т. е. материалы следствия князя Андрея Петровича Телятьевского в Юрьеве – Ливонском: «про Александрову смерть Адашева и списки черные, писал память что писати в летописец лет новых». Следовательно, Адашев составлял какие – то «черные списки» для памяти, предполагая, по – видимому, сделать из них запись в «Летописец лет новых». В ящике № 224 хранились «списки лет новых, прибранные от лета 7068 до лета 7074», т. е. записи за годы с 1560 по 1568. Так обнаруживается участие Адашева — выдающегося деятеля XVI в. — в составлении летописцев. Близость же Адашева ко двору указывает на то, что составляемый им «Летописец» не мог возникнуть без санкции самого царя.

Официальный характер летописных сводов времен Ивана IV сильно снижает их историческое значение. За официальными реляциями трудно различить истинное отношение очевидцев к событиям и историческим деятелям. Впрочем, летописание в XVI—XVII вв. еще окончательно не угасает и в некоторых больших городах Русского государства. Местные летописи составляются в Пскове, Новгороде, Вологде и Устюге.

[132]

Наиболее ценен так называемый «Архангелогородский летописец» — компиляция XVI В., основанная на исчезнувших источниках и особенно важная для истории XV в.

Упадок летописания со второй половины XVI в. связан с переходом к новому виду исторического повествования. Летопись с ее погодными записями, краткими, иногда взаимно противоречащими друг другу и лишенными внутреннего единства, не могла удовлетворить выросшие литературные запросы. Появляется стремление к созданию больших исторических произведений, объединенных общей идеей и более широких по замыслу. Новые запросы русского общества вызвали появление двух исторических произведений XVI в., порывающих со старой традицией, — «Истории о Казанском царстве» и «Степенной книги».

«История о Казанском царстве», называемая также «Казанским летописцем», ставит задачей описание истории Казанского ханства вплоть до его завоевания при Иване IV. Она начинается рассказом о начале царства Казанского, приписывая создание последнего царю Саину (этим именем в действительности звали Батыя). Царь нашел «место пренарочито, и красно велми, и скотопажно, и пчелисто, и всяцеми семяны родимо, и овощми преизобилно, и зверисто, и рыбно, и всякого много угодья, яко не обрести можно другого таковаго места по всей Русской земле нигде подобно такову месту красотою и крепостию и угодьем человеческим». Кратко передав начальную историю ханства, автор подробно повествует о борьбе Казани с Московским царством с 1505 г. Изложение отличается необыкновенной красочностью и поэтическими подробностями. История кончается рассказом о взятии Казани и возвращении в Москву Ивана IV, который составил «себе славу великую, превыше отец своих, и память вечную в роды Русския во веки».

Фразеология «Истории о Казанском царстве» очень своеобразна. Автор именует казанцев сыроядцами, свирепыми и жестокими, но в то же время не скупится на краски, описызая храбрость татар. В исторической литературе это произведение считается мутным и не вполне достоверным историческим источником. Тем не менее почти все историки им пользуются из – за богатства фактическим материалом по истории Казани,

[133]

отсутствующим в других источниках. Сам автор говорит, что он долгое время был в плену и находился при дворе казанских царей в течение 20 лет. Многое он видел сам, о древних временах расспрашивал, о начале Казанского царства узнал «мало в казанских людех», а в русских «Летописцах» не нашел ничего. Для «Истории» были использованы некоторые русские летописи и сказания, а также казанские источники, которые до сих пор как следует не изучены. «Сладкая» повесть о Казанском ханстве чрезвычайно нравилась современникам и дошла во множестве списков XVI—XVIII вв.

Еще показательнее для литературных тенденций XVI в. «Степенная книга». Она представляет собой громадный труд, ставящий своей задачей рассказ о всей русской истории, начиная с крещения Руси и кончая царствованием Ивана IV. Вся книга разделена на 17 степеней; каждая из них соответствует правлению некоторых великих князей и митрополитов. Первая степень говорит о княгине Ольге и Владимире Святом, последняя относится к царствованию Ивана Грозного.

Время составления «Степенной книги» точно неизвестно. Многие историки связывали ее возникновение с деятельностью митрополитов Киприана и Макария, считая, что «Степенная книга» в первоначальном виде была составлена в начале XV в. Киприаном, а в половине XVI в. продолжена при Макарии. Васенко убедительно доказывает, что создание «Степенной книги» надо приписывать не Макарию, а его преемнику митрополиту Афанасию, так как никаких следов редакционной работы Киприана в ней не обнаруживается, между тем как в одном списке «Степенной книги», относящемся к XVI в., читаем: «Книга Чудова монастыря, собрана смиренным Афанасием митрополитом всея Руси». «Книга» могла быть составлена вскоре после смерти Макария, в 1563—1564 гг. Инициатором ее создания, возможно, был сам Макарий. «Степенная книга» использовала множество различных памятников: жития святых и отдельные повести. Особенно подробной она становится для XV—XVI вв.

Задача, которую поставил себе составитель «Степенной книги», совершенно ясна: он хотел прославить Московское государство и доказать, что московские государи являются прямыми потомками Ольги и Владимира. Эту задачу он выполнил при помощи подбора материала, иногда не считаясь с исторической правдой. Поэтому даже такие люди, как Даниил московский и сын его Иван Данилович Калита, в «Степенной книге» оказываются «блаженными». «Степенная книга» оказала сильное влияние на своих современников. Большинство исторических сочинений XVI—XVIII вв. повторяло ее мысли о преемственности русского самодержавия от Владимира Святого вплоть до царей XVI в. Стиль изложения в «Степенной книге» отличается витиеватостью. В то время как летописи XVI в. написаны простым и точным языком московских приказов, «Сте –

[134]

пенная книга» отражает литературные вкусы XVI в. и составлена на ученом литературном языке с большим влиянием церковно – славянских памятников. Идеи «Степенной книги» нашли наиболее яркое отражение в сочинениях Грозного.

В XVI в. в Русском государстве получает большое распространение особый вид исторического произведения — «хронографы». Слово «хронограф» в переводе на русский язык означает временник, но в отличие от летописей, которые дают историю только Русской земли, хронографы ставят перед собой задачу обзора всемирной истории. Свое происхождение древнейшие хронографы ведут из Византии. Один из переводов византийского Хронографа имел на Руси название эллинского или римского, т. е. Хронографа, рассказывающего о греческих и римских событиях. А. Н. Попов делит все русские хронографы на три редакции. Хронограф первой редакции оканчивается 1453 г. (рассказом о взятии Царьграда турками). В его состав входит библейская история, повесть о Троянской войне, Александрия (повесть об Александре Македонском), римская и византийская история, с добавлением статей, относящихся к сербской, болгарской и русской истории. В основе первой редакции лежит юго – славянский Хронограф, переделанный на Руси в 1512 г. Хронограф второй редакции, по Попову, возник в 1617 г., а Хронограф третьей редакции— в 1620 г. В основе этих переделок лежал Хронограф первой редакции. Взгляды Попова в настоящее время подверглись значительному пересмотру. В частности можно считать установленным, что Хронограф первой редакции не был первоначальным.

При переделках Хронографа на русской почве в него были внесены дополнительные сведения. Так, Хронограф 1512 г. был продолжен до половины XVI в. известиями о московских событиях. Автор дополнительных статей был несомненным современником рассказываемых событий. В Историческом музее в Москве находится (собрание Барсова) конец Хронографа 1512 г. в списке середины XVI в. Русские события в хронографах описываются более подробно с конца XV в.

[135]

В XVII в. хронографы решительно вытесняют летописи. Хронографы наряду со «Степенной книгой» становятся основным видом исторической литературы. Многие из хронографов получают продолжение до царствования Алексея Михайловича и, далее, до начала XVIII в. Подобные хронографы сострят из самого разнообразного материала, нередко большой ценности. Так, С. Ф. Платонов опубликовал продолжение Хронографа с интересным рассказом о восстании 1648 г. в Москве. В рукописи Исторического музея имеется Хронограф с другим рассказом о том же восстании и т. д.

В первой половине XVII в. был составлен «Новый летописец», или «Книга, глаголемая новый летописец». Другой редакцией «Нового летописца» является так называемая «Летопись о многих мятежах», изданная уже в XVIII в.

«Новый летописец» охватывает время с конца царствования Грозного до начала царствования Михаила Романова. Можно думать, что «Летопись о многих мятежах» сохранила более первоначальную редакцию, чем «Новый летописец».

Текст «Нового летописца» не дает прямого указания на то, когда и кем он был составлен, хотя в нем мы встречаем авторские замечания как будто автобиографического порядка. Например, в одном месте рассказывается, что составитель видел сам, как поляки, осажденные в Кремле, питались человеческим мясом: «то сами видехом очима своими». Однако такие указания мы встречаем в разных местах «Нового летописца», а рассказывается в нем о таком большом количестве событий, происшедших почти одновременно в самых разных местах Московского государства, что составитель не мог быть очевидцем всех этих событий. Очевидно, он пользовался рядом сказаний, написанных современниками. По полноте фактического материала «Новый

[136]

летописец» занимает первое место среди всех источников по истории крестьянской войны начала XVII в.

«Новый летописец», по – видимому, составлялся на основании ряда источников, многие из которых имели официальный характер. С. Ф. Платонов предполагает, что «Новый летописец» был составлен при патриаршем дворе Филарета Никитича, отца Михаила Романова. Новая династия еще не вполне твердо сидела на престоле, поэтому необходимо было составить такое сочинение, которое как бы подводило читателя к необходимости воцарения Романовых. Действительно, в «Новом летописце» мы встречаем указания на Филарета. Он назван государем уже. в самом начале «Летописца», тогда как вся семья Романовых величается «царским последним сродствием». Указанное выше место могло быть написано только тогда, когда Филарет Никитич сделался уже патриархом и как царский отец титуловался наравне с царем великим государем, т. е. после 1619 г. Следовательно, в «Новом летописце» и «Летописи о многих мятежах» мы имеем компилятивный памятник. Для «Нового летописца» типична общая религиозная установка автора. Все беды, постигавшие Московское государство, приписываются «божьему гневу» и козням дьявола. Поэтому рассказ часто начинается словами, заимствованными из житий святых: «Богу же попущающу» или «враг же искони век не хотя видети добра роду христианскому» и т. д.

В XVII в. появились сибирские летописи: Бсиповская и Строгановская. В своем исследовании о сибирских летописях С. В. Бахрушин так рисует нам их взаимоотношения. Происхождение Есиповской летописи тесным образом связано с деятельностью тобольского архиепископа Киприана. Тобольск в XVII в. был главным центром Сибири; здесь находилась архиерейская кафедра, учрежденная в 1621 г., первым архиепископом которой был Киприан, впоследствии новгородский митрополит. Киприану принадлежит идея составления ряда литературных памятников, в частности устава Софийского собора в Новгороде, где он позже был митрополитом. При Киприане был написан синодик (т. е. список имен для поминания в церковной службе), в котором поминались Ермак и его сподвижники. К синодику были приложены статьи о жизни Ермака. В 1636 г. была написана Сибирская летопись, составленная Есиповым, дьяком сибирского архиепископа. Свою летопись он написал на основании более раннего источника. Летопись Есипова разделена на 40 глав и по характеру изложения представляет собственно хронику, так как не имеет деления на годы. Она начинается с описания Сибири и кончается запиской о смерти архиепископа Киприана. Центральной личностью Есиповской летописи является Ермак, и она, по – видимому, возникла в связи с попыткой прославить память Ермака как святого в 1636 г. Начало завоевания Сибири приписывается в Есиповской летописи инициативе Ермака.

Другой характер имеет Строгановская летопись («О взятии Сибирской земли»). Она была составлена, по – видимому, в Перми

[137]

Великой, в одной из вотчин Строганова (Великую Пермь надо отличать от современной Перми, построенной в XVIII в.). Главное внимание в Строгановской летописи отводится Строгановым. Автор пользовался архивом Строгановых, в частности некоторыми грамотами. С. В. Бахрушин отмечает, что и Строгановская и Есиповская летописи пользовались в свою очередь каким – то общим источником. Этим общим источником было «Краткое написание» о завоевании Сибири, составленное в конце XVI в. Этот источник был соответствующим образом расширен на основании других документов, причем одно и то же событие получило разное освещение: в Есиповской летописи был выдвинут на первый план Ермак, в Строгановской летописи Строгановы.

Из позднейших летописей необходимо отметить так называемую Ремезовскую летопись. Она была написана в конце XVII в. боярским сыном Семеном Ремезовым, который указывает, что ему в составлении летописи помогали его сыновья. Ремезовы были сосланы в Сибирь в 1626 г. и входили в состав местной сибирской аристократии. Этому же Ремезову принадлежат «Чертежная книга Сибири» и атлас к ней, которые были составлены в 1698—1700 гг. Ремезовская летопись основана, главным образом, на Есиповской летописи и, так же как Есиповская летопись, отличается неточной хронологией.

ЛИТЕРАТУРА К ГЛАВЕ X

Образование Русского национального государства вызвало появление ряда памятников, которые имеют форму политических памфлетов. Политическая окраска была так типична для лите –

[138]

ратурных произведений XVI в., чго сама литература этого времени в исторических сочинениях нередко носит название «политической». Московские публицисты XVI в. ставят перед собой определенные задачи политического характера. Политические идеи XV—XVI вв., возникшие в связи с созданием Русского государства, оказывали громадное влияние на современников. «Новые общественные идеи и теории возникают лишь после того, как развитие материальной жизни общества поставило перед обществом новые задачи. Но после того, как они возникли, они становятся серьезнейшей силой, облегчающей разрешение новых задач, поставленных развитием материальной жизни общества, облегчающей продвижение общества вперед» («История ВКП(б)». Краткий курс, стр. 111).

В конце XV в. начинает складываться представление о Москве, как о «Третьем Риме». Литература, связанная с происхождением и развитием этой идеи, представляет значительный исторический интерес. Претензии Москвы на мировое значение нашли отражение уже в «Повести о взятии Царьграда», внесенной во многие летописные своды и составленной во второй половине XV в. Автором «Повести» был Нестор Искандер («Искандер» — турецкая форма имени Александр). В молодости он был взят в плен турками и присутствовал при осаде Царьграда перед взятием его в 1453 г. Как предполагают, Искандер был славянином и, может быть, даже русским. Во всяком случае ему был известен русский перевод «Истории о разорении Трои», давший ему целый ряд параллелей для рассказа о падении Царьграда.

[139]

С начала XVI в. в Московском государстве утверждается представление о Москве, как о наследнице древнего Рима и Византии. В представлении русских писателей, подражавших болгарским авторам, которые считали столицу Болгарии — город Тырново — новой Византией, Москва становится «Третьим Римом». С наибольшей яркостью представление о Москве, как о «Третьем Риме», выразил Филофей, монах Псковского Спаса Елеазарова монастыря, повторивший эту мысль в различных сочинениях. Переделывая рассказ Хронографа о падении «благочестивых царств» — Греческого, Болгарского, Сербского и др., — покоренных турками, Филофей восклицает: «Наша же Российская земля божею милостью и молитвами богородицы и всех святых чудотворец растет и младеет и возвышается».

[140]

В своих посланиях Филофей пишет: «Вся христианская царства преидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя по пророческим книгам, то есть Российское царство: два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти». Под первым Римом понимается древний («ветхий») латинский Рим, центр Римской империи; под вторым — Византия или Константинополь; третий Рим—Москва, а четвертому, по Филофею, не быть. Он обращается к великому князю Василию Ивановичу со словами: «И да весть твоя держава, благочестивый царю, яко вся царства правоелавныя христианский веры снидошася в твое едино царство; един ты во (всей поднебесней христианом государь».

Эта мысль о непререкаемом авторитете московских великих князей получила большое распространение при Василии III. Повидимому, во второй половине XVI в. складывается особый вид «Краткого летописца», в котором говорится о передаче царских регалий в роде Рюриковичей от князя к князю.

Политическая литература XVI в. была теснейшим образом связана еборьбой растущего самодержавия против феодальных тенденций князей и бояр. Одним из волнующих политических вопросов конца XV — начала XVI в. был вопрос о монастырском владении недвижимыми имуществами.

Монастырское землевладение росло за счет боярских вотчин. Это вызывало недовольство среди боярских кругов, тем более что монастыри были проводниками политики великих князей, направленной против удельных тенденций. Споры о владении монастырскими имуществами вызвали обширную и очень важную, с исторической точки зрения, литературу. Выявились два политических течения — нестяжателей и «иосифлян». Глава нестяжателей Нил Сорский — в миру Майков (1433—1508), принадлежал к видному роду. Он построил за Волгой, на реке Соре, маленький монастырь, вокруг которого возникли пустыньки его последователей — «заволжских старцев». По сказанию писателя XVI в., «ймать же в себе та пустыня и древеса некая, еже и осоко, и мало берез и сосен и мхи великие и не проходимые». Нил Сорский оставил ряд сочинений, из которых наибольшее значение имеет его устав. Монастырь, по мнению Нила, не должен владеть имуществом. Монахи обязаны работать сами и добывать себе средства к существованию. Взгляды Нила Сорского отражали интересы крупного боярства, добивавшегося отнятия у монастырей земельных имуществ.

Совершенно другой характер имела деятельность Иосифа Волоцкого (1440—1515), происходившего из служилого рода Саниных. Иосиф Санин основал монастырь, получивший название Волоцкого, или Волоколамского. Монастырь этот первоначально находился под покровительством местного удельного князя, а позже — под непосредственной охраной великого князя Ивана III. Иосиф Волоцкий написал большое количество сочинений. Некоторые из них по внешности носят церковный характер, а по внут –

[141]

реннему содержанию представляют собой яркие политические работы. Наиболее крупным сочинением Иосифа является «Просветитель», написанный в 1488—1493 гг. «Просветитель» начинается, со «сказания о появившейся ереси новгородских еретиков Алексея протопопа и Дениса попа, и Федора Курицына, и ииех иже такоже мудрьствующих». Эта часть «Просветителя» является важнейшим источником по истории «жидовствующих», хотя к показаниям Иосифа надо относиться очень критически. Далее следует 16 «слов», направленных против ереси. Иосиф требует жестокой расправы: «всем, иже христианская мудрствующим подобает осужатн и проклинати еретика и отступника, царем и князем и судиям земьским, подобает сих и в заточение посы – лати и казнем лютым предати». Сочинение Иосифа крайне интересно как образец работы московского начетчика, стремящегося говорить не своими словами, а цитатами из церковных сочинений о высоком значении монашества, потому что – де, «кроме божественных апостолов и святых мучеников, никто из мирян ни чудес не сотворил, ни мертвых не воскресил… и знамения и чудеса сотворили преподобные и богоносные отцы наши, носившие иноческий образ».

Взгляды Иосифа Волоцкого одержали полную победу на церковных соборах 1503 и 1505 гг. Школа «иосифлян» держалась очень долго. Из нее вышли многие видные люди, занимавшие высокие посты в церковной иерархии XVI в. и находившиеся в ближайших отношениях к великим князьям.

Борьба иосифлян с нестяжателями в первой половине XVI в., как и ранее, была тесно связана с политической жизнью. Нестяжатели, нападая на монастырское землевладение, фактически поддерживали старые порядки периода феодальной раздробленности. Монастырское землевладение было страшно для них

[142]

как опора самодержавия. Наиболее ярким представителем нестяжателей был Васиан, приближенный великого князя Василия III, в миру боярин и князь Патрикеев.

По – видимому, в половине XVI в. появилась «Беседа валаамских чудотворцев». В этом сочинении, под видом беседы святых Валаамского монастыря, приводятся рассуждения о неприличии для иноков владеть вотчинами. Заслуживает внимания и выпись о втором браке Василия III, написанная неким Паисием, русским, постригшимся в Серапонтанском монастыре на Афоне. Выпись направлена против иосифлян, советников великого князя.

По характеру своей литературной деятельности к нестяжателям примыкал Максим Грек. Он родился в 1475 или 1480 г. в албанском городе Арте (по национальности был грек). Максим получил хорошее образование и некоторое время жил в Италии, а позже поселился на Афоне. Максим Грек появился в Москве в 1518 г. в числе переводчиков с греческого на славянский, присланных с Афона по просьбе Василия III. В Москве Максим не удержался от участия в политической борьбе и принял сторону Васиана Патрикеева, выступавшего против развода Василия III с великой княгиней Соломонией. После брака Василия с Еленой Глинской Максим попал в опалу и был осужден на церковных соборах 1525 и 1531 гг. в заточение, обвиненный в ереси и сознательном искажении церковных книг при переводе на русский язык. С этого времени Максим Грек находился почти до смерти в непрерывном заточении и, несмотря на все просьбы, не был отпущен на родину. Умер он в 1550 г. в Троицком монастыре.

Сочинения Максима Грека представляют собой важнейший источник по истории XVI в. Максим Грек касается почти всех сторон русской жизни.

[143]

В связи с этим следует сказать, что нестяжательство, хотя его главными идеологами были представители боярских интересов, находило отклик и в более широких кругах народа, страдавших от феодальной эксплоатации со стороны монастырей.

Наиболее ярким писателем из последователей Иосифа Волоцкого был митрополит Даниил, вначале игумен Волоцкого монастыря, а с 1522 г. московский митропошвт. Даниил написал большое количество (около 20) «слов» и «посланий», ценных для социальной характеристики московского общества первой половины XVI в. Большое количество слов Даниила направлено против роскоши современников. В 12 слове он рисует портрет щеголя XVI в., который не только бреет авое лицо, но и выщипывает волосы щипцами. Щеголь ходит в красных маленьких сапожках, сжимающих ногу до великой боли, тщательно умывается и натирает лицо румянами. В 13 слове Даниил указывает, что стремление к роскоши вызывает многие расходы и заставляет людей красть, грабить, ябедничать и т. д.

Рассмотренная выше политическая литература вышла, главным образом, из – под пера писателей, принадлежавших к духовенству. Другие круги выделили таких авторов, как Пересветов, Курбский и Грозный. Личность Пересветова долгое время казалась загадочной. Н. М. Карамзин, а вслед за ним М. Н. Покровский считали, что Пересветов никогда не существовал, а имя его является просто псевдонимом, может быть, даже самого Ивана

[144]

Грозного. Но сохранилась челобитная Пересветова на царское имя, в которой он рассказывает о своей судьбе. Судя по ней, можно заключить, что он был в Молдавии, Венгрии, Польше и Чехии, служил у молдавского («волошского») воеводы, а около 1540 г. выехал в Москву. В Дмитровском уезде находится село Пересветово, владельцы которого, Пересветовы, известны уже в XVI в. Сам автор вел свой род от Пересвета — богатыря монаха, убитого в Куликовской битве.

Сочинения Пересветова, обращенные к царю, представляют собой яркие политические документы. Они предшествуют опричнине, но как бы предваряют некоторые меры, впоследствии принятые царем в ее период.

В «Сказании о турском царе Махмуде, како хотел сожещи книги греческие» Пересветов рассказывает, что султан Махмуд (Магомет II) по завоевании Царьграда велел собрать все книги греческого закона и приказал их истребить. Только по молитве патриарха книги были спасены. Пересветов противопоставляет крепкое правление царя Махмуда слабому правлению последнего греческого царя Константина. «Махмет правый суд в царство свое ввел, а ложь вывел»; царь же Константин «вельможам своим волю дал и сердце им веселил, они же о там радовалиея и нечисто сбирали богатство свое, а земля и царство от них плакали и в бедах купалися».

[145]

Идеология Пересветова — это идеология служилого человека, попавшего в зависимость от крупного боярина – феодала. Поэтому он и уверяет, что Махмуд сжег «книги полныя и докладныя» (в которых записывались в Московском государстве полные холопы и холопы по так называемому докладу). Пересветов говорил о необходимости полной свободы воинников от вельмож, выступая, таким образом, по существу, против остатков феодальной раздробленности за создание централизованного Русского государства. По его словам, царь Константин взял служилых людей, зависевших от вельмож, «к себе в полк, и они стали у царя храбры, лутчие люди, которые у вельмож царевых в неволи бывали». Таким образом, Пересветов выдвигал программу создания нового войска из мелких служилых людей. Эта программа была отчасти осуществлена уже в 1550 г., когда тысяча «лучших» дворян была поселена на землях вокруг Москвы, а затем получила развитие в опричнине.

Другое сочинение Пересветова имеет заголовок: «Сказание о Петре Волошском воеводе, как писал похвалу благоверному царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Руси».

В этом «Сказании» приводится разговор с Петром – йоеводой о Московском царстве. Темой разговора служит сравнение порядков в царствах Греческом (до его падения), Турецком и Русском.

Петр Волошский выражает сомнение в самой крепости Московского государства. «Вера государя крестьянская добра и всем исполнена, и красота церковная велика, а правды в Московском государстве умалися».

[146]

Сочинения Пересветова представляют собой основной источник для понимания тех настроений в русском служило – помещичьем обществе, какие складывались в половине XVI в. Они объясняют, каким образом создалась идея опричнины.

Сочинения Пересветова перекликаются со сказаниями о взятии Царьграда. Царство Греческое пало от неправды, — такая же участь ждет и Московское государство, где господствует боярский произвол. «А коли по грехам в Московском государстве правды нет, то у государя и всего доброго нет», — восклицает у Пересветова Волошский воевода. Сам Пересветов, судя по его челобитной, принадлежал к числу небольших служилых людей, ненависть которых была направлена, главным образом, против бояр. В обуздании боярского самовластия сильной властью самодержавного царя Пересветов видел возможность дальнейшего развития Русского государства.

Вопрос об отношении самодержавия к феодальной знати в 60 – х годах XVI в. вызвал страстную полемику между двумя выдающимися людьми этого времени — Курбским и Грозным.

Князь Андрей Михайлович Курбский происходил из рода ярославских князей — «Рюриковичей», которые поздно потеряли остатки своей самостоятельности. Курбский жил первоначально при дворе и находился в милости у Ивана IV. Но в отношениях между ним й Грозным сравнительно рано произошло охлаждение, и в 1564 г. Курбский бежал в Литву. Ко времени пребывания Курбского за рубежом относятся его сочинения, направленные против Ивана IV и самодержавия. Из сочинений Курбского наиболее крупным по размеру является «История о великом князе Московском». Курбский поставил себе задачу описать жизнь Грозного от его рождения до времени написания «Истории», т. е. до 1578 г.

[147]

«История» Курбского — источник большого исторического значения. Курбский лично участвовал во многих событиях царствования Грозного. Например, во время похода на Казань он начальствовал над одним из полков, который шел дикими лесами через Мордовскую страну. Курбский поэтически описывает высокую гору, на которой расположилась Казанская крепость: «на ней же град стоит и полати царские и мечеты, зело высокие, мурованные, иде же их умершие царие клалися». Как воспоминания очевидца «История» Курбского является ценным источником. Но вместе с тем сочинение Курбского является безусловно пристрастным. Подробное изучение его содержания показывает, что Курбский многое писал по слухам и приписывал Ивану IV такие преступления, которых тот никогда не совершал. Точно так же Курбский преувеличивал свирепость Ивана IV, выступая сторонником опального боярства. В самых черных тонах Курбский описывает своих противников — иосифлян. Митрополит Даниил у Курбского — «прегордый и проклятый», Васьян Топорков — «сын дьявола». Наоборот, боярин Андрей Шуйский, известный своими грабежами и насильствами в малолетство Грозного, назван у Курбского «благородным». «История» Курбского в конце концов не чисто историческое сочинение, а памфлет, направленный против Грозного и написанный по заказу польско-литовских панов, (мечтавших о покорении Русского государства.

Свои взгляды на самодержавие Курбский выразил также в посланиях к Грозному. Переписка с Грозным началась тотчас же после бегства Курбского в Ливонию в 1564 г. Из Вольмара Курбский прислал Грозному первое послание (или епистолу) с характерным началом: «Царю, от бога препрославлен – ному, паче же во православии пресветлому явившуся, ныне же, грех ради наших, сопротив сих обретшемуся». В этом послании Курбский упрекает царя Ивана в гибели русских воевод, указывая на свою службу в войсках и победы. Курбский обличает ближних бояр и ласкателей Грозного, «иже тя подвижут на Афрадитския дела и с детьми своими, паче Кроновых жерцов, действуют». Формальным отказом от подданства Грозному и изменой звучат заключительные слова послания: «Писано в Вол – мере граде государя моего, Августа Жигимонта короля».

На это послание Грозный написал ответ. Так началась переписка между Грозным и Курбским. Сохранились три епистолий Курбского и два ответных послания Ивана Грозного.

[148]

Во втором послании Курбский издевается над ответом Грозного, называя его письмо «широковещательным и многошумящим писанием». В третьем, самом обширном послании, написанном в 1579 г., Курбский отвечает на второе послание Грозного, оправдывает себя и обличает Грозного, предлагая ему вспомнить прежние времена: «воспомяни дни своя первии, в них же блаженне царствовал еси, не губи к тому себя и дому твоего».

Язык посланий Курбского отличается витиеватостью. Автор нередко делает ссылки на латинских и греческих авторов, с сочинениями которых он был знаком как в переводах, так и в подлинниках. Эта особенность стиля Курбского зависела от его стремления писать литературной речью XVI в. Но сохранилось письмецо Курбского в Псково – Печерский монастырь, написанное обычной московской речью XVI в.

Иван Грозный в свою очередь написал ряд сочинений. Таковы прежде всего ответные послания Грозного к Курбскому. Грозный прекрасно понимал, что его письма к Курбскому являются документами большого политического значения. Этим объясняется существование нескольких редакций первого послания Грозного, которое, видимо, переделывалось и соответственно исправлялось.

В своем первом послании (1564) Грозный отвечает на обвинения Курбского: «Литовская брань учинилась вашею же [боярскою] изменою и недоброхотством и нерадением безсоветным». Грозный утверждает, что попрежнему имеет у себя много воевод «и опричь вас изменников; а пожаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же». Он указывает на многочисленные боярские измены, в которых принимали участие предки Курбского, в связи с чем вспоминает о своем детстве.

Грозный защищает самодержавие, считая себя наследником «первого во благочестии царя Константина», от которого «искра благочестия доиде и до Русского царства». Он является законным властителем; «яко же родихомся во царствии, тако и воспитахомся и возростохом и воцарихомся божиим повелением и

[149]

родителей своих благословением свое взяхом, а не чюжее вос – хитихом».

Во втором кратком послании Грозный обвиняет бояр в смерти царицы Анастасии Романовны и в желании сделать царем Владимира Андреевича Старицкого.

Кроме того, сохранилось послание Грозного в Кирилл о – Белозерский монастырь. Послание написано к игумену Козьме, который жаловался Грозному на монастырские беспорядки. Грозный сперва заявляет, что не смеет на «такую высоту дерзати», т. е. не может указывать монахам, каким образом надо искоренять монастырские непорядки. Ведь это они, монахи, должны его наставлять, — «а мне псу смердящему, кого учить, кому наставлять и чем просвещать?» Однако вопреки уничижительному началу Грозный пишет в резкой и укоризненной форме. Упреки Грозного носят определенно политический характер. Жившие в Кирилло-Белозерском монастыре сосланные бояре — Шереметев и Хабаров — нарушали монастырские порядки. Против этих сосланных бояр и направлено послание Грозного: «не путь спасения, когда в чернецах боярин не сострижет боярства, а холоп своего холопства не избудет». Сочинения Грозного написаны ярким, четким и образным языком.

Из других литературных памятников XVI в. наибольший интерес для историка имеет «Домострой». В первых главах «Домостроя» дается наставление «в праведном житии», в следующих — делаются указания не только нравоучительного, но и хозяйственного порядка. Раньше автором «Домостроя» считали Сильвестра, протоиерея Благовещенского собора в Кремле и духовника Ивана Грозного, так как сохранилось послание Сильвестра к его сыну Анфиму, помещенное в некоторых списках «Домостроя». Однако авторство Сильвестра подвергнуто сильным сомнениям. Памятник дошел до нас в двух редакциях, сильно различающихся между собой и, по – видимому, составленных не одним и тем же лицом. Есть мнение, что первая редакция «Домостроя» была составлена в Новгороде, а вторая является переделкой и приспособлением к московским порядкам.

«Домострой» имеет целью научить каждого человека «благо – рассудливому и порядливому житию».

[150]

«Домострой» дает подробнейшие указания, как следует управлять хозяйством.

«Домострой» рекомендует постоянно иметь на дому у себя людей, способных к различного рода ремеслам: портных, сапожников, кузнецов, плотников, чтобы ничего не надо было покупать на деньги, а все иметь в доме готовым. Попутно указаны правила, как надо готовить те или иные припасы: пиво, квас, заготовлять капусту, хранить мясо и различные овощи и т. д.:

Некоторые черты «Домостроя» указывают на его близость к монастырским обиходникам, которые говорили о распорядке монастырской жизни. «Домострой» является своего рода мирским обиходником, указывая мирскому человеку, как и когда ему надо соблюдать посты, праздники и т. д. Значение «Домостроя» заключается в том, что он рисует нам жизнь зажиточного человека XVI в. — горожанина, может быть, купца или приказного человека. Пусть эта жизнь показана несколько односторонне, — во всяком случае тот круг мыслей, условий и понятий, в котором жил горожанин XVI в., рисуется в «Домострое» очень ярко.

Многочисленный литературно – публицистические сочинения появились в связи с крестьянской войной и интервенцией начала

[151]

XVII в. Одним из наиболее интересных произведений этой эпохи является «Иное сказан и е». Это название чисто литературного происхождения. Издатель памятника Беляев нашел в рукописи сказание Авраамия Палицына, после которого было помещено сказание неизвестного автора со следующим заголовком: «Той же первой истории последует вторым сказанием, иже в первой скрашено, зде же приполнено, и где в первой полно, зде же скратно писано. Инаго творения». Эти слова позволили Беляеву назвать все сочинение «Иным сказанием». Уже первые издатели указывали, что «Иное сказание» составлено из двух самостоятельных частей. По мнению же Платонова, «Сказание» состоит из шести частей, среди которых на первом месте по историческому значению стоит первая часть, представляющая особую повесть о времени Бориса Годунова и первого Самозванца.

В ней рассказывается о смерти царевича Дмитрия, воцарении Бориса Годунова, появлении Самозванца, его борьбе с Борисом при помощи поляков и царствовании, о свержении Лжедмитрия, воцарении Шуйского и перенесении «мощей» царевича Дмитрия в Москву. Повесть сохранила на себе отпечаток самостоятельного литературного произведения. Это можно видеть хотя бы по тому, каким образом она отделена от других частей «Иного сказания». Окончание повести такое: «Благодать же и мир да будет со духом вашим, братия, и ныне и присно и во веки веком. Аминь», т. е. обычное окончание повестей XVI—XVII вв. В конце повести выражается радость по поводу избавления Московского государства от Самозванца и воцарения «таковаго благочестивого государя [Василия Ивановича Шуйского]… истиннаго заступника и пастыря словесным овцам своим, а не наимника». Платонов определяет время написания повести 1606 г. на том основании, что в ней упоминается о перенесении мощей царевича Дмитрия из Углича, которое произошло 3 июня 1606 г., но нет указаний на восстание Болотникова. Автор, по – видимому, писал в ту начальную полосу царствования Василия Шуйского, когда оно казалось еще относительно спокойным, хотя уже начиналась новая волна восстаний. Поэтому автор повести в скрытой форме грозит тем, кто захочет возмутить покой царствования Василия Шуйского: «Аще и, грубителю божий, не пременишеся от злаго сего обычая своего, ей реку ти, постражеши зде и в будущем. . .» Повесть 1606 г. является ценнейшим источником, потому что она составлена в момент развертывания самих событий. Она носит на себе яркие черты пристрастия автора к Василию Шуйскому, родословие которого возводится к Владимиру Святому, «прежних благоверных царей корене». Наоборот, автор проявляет большую враждебность к Борису Годунову, обвиняя его в убиении царевича Дмитрия, называя вторым Иудой – предателем и Святополком Окаянным. Повесть включила в свой состав и некоторые официальные документы.

[152]

Остальные части «Иного сказания» уже менее интересны. Вторая часть является сборником документов, изданных при Василии Шуйском. Из них особенно интересен так называемый «Извет Варлаама». Этот документ представляет собой донос монаха Варлаама — спутника Отрепьева при его побеге в Польшу. Важнейшим документом является крестоцеловальная запись Василия Шуйского. В ней Шуйский обещает «всякого человека не осудя истинным судом з боляры своими смерти не предати, вотчин, и дворов, и животов у братии их, и у жен и у детей не отоимати». Запись является документом, ограничивающим самодержавие в пользу боярства, служилых людей и горожан.

Большинство других повестей XVII в., рассказывающих о крестьянской войне и интервенции, возникло значительно позднее. К их числу относится так называемый «Временник дьяка Ивана Тимофеева», или «Временник по седмой тысящи от сотворения света ва осмой в первые лета». Автор ставит своей задачей рассказать об эпохе, столь богатой событиями, непосредственным свидетелем которых был он сам. Иван Тимофеев (или Тимофеевич) был дьяком в Москве. В 1598 г. в качестве приказного дьяка он подписался на избирательной грамоте царя Бориса. В начале царствования Василия Шуйского служил в Москве, а позже (с конца 1606 или начала 1607 г.) был дьяком в Великом Новгороде, затем в Астрахани, Ярославле и Нижнем Новгороде, откуда вернулся в Москву только в 1628 г.

Тимофеев очень строг и недоброжелателен к своим современникам. Он называет Грозного «яростивым царем», который введением опричнины «земли всей велик раскол сотвори». Наоборот, царя Федора Тимофеев величает «освятованиым». Царь Борис — «злый раб», достигший престола обманом и преступлением: «И чюдо! первый бо той в Росии деспод безкнижен бысть, в ми –

[153]

ролюбных же двизаемых вещех многосугуб коварств паче тацех многокнижных». Эта фраза дала повод к легенде о том, что Борис Годунов был неграмотным.

Для Ивана Тимофеева Московское царство кончилось со смертью Федора Ивановича: «начало убо Греком первый Костянтин во християнех царь, конец же велицей Росии всей сий Феодор Ивановичь». После Федора Ивановича все остальные цари не заслуживали его уважения, кончая Василием Шуйским, который «мучительски правяща власть, а не царски». Во второй половине своего «Временника» Иван Тимофеев рассказывает о междуцарствии. Эта часть сочинения крайне интересна по ее классовой направленности. Иван Тимофеев ополчается против «безглавной чади»,  которая положила начало «смуте» в Московском государстве: «Скотолепно зело суетен совет безглавная чадь в мыслех своих утвердиша, обаче на се уклонишася, яко да начальныя изгубить и избранный лучшая мужа и нарочитейшая себе по муках всех смерти предадят, именья же их они наследят, еже и бысть, но не вечне пребысть». «Безглавная чадь», т. е. восставшие крестьяне, представляются Тимофееву основными виновниками «смуты».

Другим сочинением, описывающим крестьянскую войну и польскую интервенцию начала XVII в., является «Сказание Авраамия Палицына», который был келарем Троицкого монастыря. В обязанности келаря входила забота обо всем монастырском хозяйстве и громадных земельных имуществах. «Сказание» разделяется на три больших отдела: 1) краткое повествование о времени царей Федора, Бориса Годунова, Лжедмитрия и Василия Шуйского, 2) сказание об осаде Троицкого монастыря, 3) рассказ о дальнейших событиях до 1618 г.

По-видимому, все эти части были особыми произведениями и создавались в разное время. Вся же книга была составлена и выправлена в 1620 г., как указывает ее окончание: «Исправися книга, глаголемая история вкратце, в лето 7128 – е». Впрочем, С. Ф. Платонов думает, что первая часть «Сказания» начата Палицыным не раньше 1615—1617 гг., так как сам Палицын. указывает, что прошло 14 лет «с начала смятения во всей русской земле»; если начало «смятения» связано с голодом 1601 г., то Палицын писал не ранее 1615 г.

[154]

В полной редакции вслед за этим подробно говорится об осаде Троицкого монастыря поляками. Палицын уверяет, что всего войска у поляков было «с Сапегой и с Лисовским до 30000, кроме черни и полоняников». Рассказ Палицына об осаде монастыря является важнейшим источником по истории польской интервенции в начале XVII в. Автор подробно говорит о защите обители от нападения поляков, не забывая упомянуть и о себе: «Тогда же в той велицей лавре архимариту Иасафу и, келарю старцу Аврамью Палицыну, и с прочими доброхотствующими к царьствующему граду, совсем усердием велико тщание о сем показующе. И велик промысл бываше от обители чюдотворца всем людям, к Москве правящим во всякых нужах и в провожениях; и всяку весть тем подаваху и от них восприемляху, себе убо соблюдающе и тех сохраняюще, до конца монастырьскую казну истощеваху».

«Сказание Авраамия Палицына» представляет собой очень интересный памятник идеологического характера. Основы классовой борьбы в Московском государстве представляются Палицыну в том, что «всяк от своего чину выше начашя восходити: раби убо господие хотяще быти, и неволнии к свободе прескачюще». В ярких красках описывает Палицын разорение Московского государства в результате иноземной интервенции: «И пременишася тогда жилища человеческаа на зверскаа… И крыяхуся тогда человецы в дебри непроходимый и в чащи темных лесов и в пещеры недоведомыя и в воде между кустов, отдыхающе и плачющеся».

Палицын с насмешкой говорит о русских изменниках, помогавших полякам: «Внегда убо ко кроволитию, то Рустии изменницы главы своя преже полагаху, Поляцы же, стояще, точию от измены себе соблюдаху. Егда же корысть [добычу] делити во градех и в весех, то вся лутчаа Поляки у них силою отнимаху, изменницы же, аще и множество их пред ними, но не пререковаху и всяко насильство от них радостию приемляху». Беды и ужасы, постигшие Русскую землю от иноземцев, Палицын объясняет грехами самих современников: «сквернейши бо иноверных есмы, донели же не обратимся».

[155]

Все указанные выше сказания о классовой борьбе и  интервенции начала XVII в. вышли из – под пера авторов, принадлежавших к социальным верхами. Отсюда в их сочинениях мы находим и соответствующую классовую оценку событий. Сохранились, однако, и другие сочинения, благоприятные восставшим крестьянам и горожанам по освещению событий начала XVII в. Эти сочинения принадлежат к небольшому циклу псковских повестей XVII в., возникших при особых условиях. Псков XVII в. был ареной ожесточенной классовой борьбы, нашедшей себе выражение в восстании 1650 г.

Из псковских повестей наиболее интересна так называемая повесть о разорении Пскова, внесенная в состав летописи, но являвшаяся отдельным памятником. «Начальное развращение, нелюбовное житие» началось в Пскове с того времени, как царь Василий Шуйский потребовал сбора денег. Тогда богатые люди собрали деньги «со всего Пскова з больших и с меньших и со вдовиц по раскладу». Между меньшими и большими в городе началась борьба за власть.

Автор повести говорит, что на стороне «меньших» людей были стрельцы, посадские люди и поселяне (т. е. крестьяне), на стороне же «больших» людей были служилые люди — дворяне, духовенство и большие гости, «богатством кипящие». В Пскове началось великое смятение: «С тех мест несказанная творилась

[156]

во Пскове от несоветия; и игумени, и священники, и большие люди, боярские люди, кои во Пскове осталися, те по новгородцах хотяше соединитись; ратные люди, стрельцы и казаки, и мелкие люди, и поселяне по крестном целовании хотяше накрепко стояти», не желая последовать примеру новгородцев и подчиниться шведскому королю. Повесть рассказывает, что меньшие люди собирались на площади, правительство их сидело в «земской избе». В это время нашелся простой крестьянин Кудекуша Трепец, который сам допрашивал псковских попов и детей боярских «и воеводам указывал». В ответ «лучшие» люди устроили заговор и восстановили свою власть. Ожесточение было такое, что даже священники производили пытку «кликунов», т. е. сторонников восставших. «Лучшие люди» заключали в «палату мелких людей полну».

По мнению автора повести, «лучшие» люди «мир восколебаша всякими неправдами». Повесть о разорении была написана вскоре после описываемых событий и отличается большой достоверностью. В идеологическом отношении это совершенно исключительный по своему значению документ, вышедший из-под пера какого-нибудь псковского посадского человека, описавшего бесхитростными словами классовую борьбу в родном городе. Автор повести о разорении понимал значение этой борьбы и своекорыстие «больших» людей, готовых предать Русскую землю шведскому королю.

В псковских же летописях помещены две другие повести. «Сказание о бедех и скорбех и напастех, иже бысть в велицей России», написано в Пскове примерно около 1620 г. Оно говорит о событиях не только псковских, но и касающихся всего Русского государства. Составитель сказания точно так же является сторонником «меньших» людей. По его словам, бояре скоро забыли «свое прежнее безвремяние и наказание, что над ними господь бог за их насильство сотвори, от своих рабов разорени быша, и паки на тоже подвигошася». Все зло в Русской земле сотворилось «от злых чаровников и зверообразных человек».

Имеется и третье псковское сказание — «О смятении, междоусобии и отступлении пскович от Московского государства». Автор его в отличие от двух первых сказаний стоит целиком на стороне бояр и «больших» людей. Написано оно тоже в Пскове. В то время как в летописном сказании с большой симпатией говорится о «меньших» людях, сказание «О смятении» рассматривает их как мятежников, которые совершают целый ряд преступлений. Наоборот, бояре и попы изображаются в виде мучеников. Составитель сказания с насмешкой говорит, что «меньшие» люди собирались по звону колокола «на вечь». Он называет «меньших» людей бессловесными скотами. Чернь и стрельцы грабили нарочитых людей, «дабы имение их взята». Сказание «О смятении» сравнительно позднего происхождения, оно возникло не ранее 1636 г.

[157]

Во второй половине XVII в. было написано одно из замечательнейших сочинений важнейшего значения для истории Русского государства. Оно принадлежит перу подьячего Григория Карпова Котошихина.

Как исторический источник сочинение Котошихина представляет громадный интерес. Оно было написано по заказу шведских властей. Котошихин прекрасно знал московские порядки и дал их описание. Он не чужд был стремления сгустить краски. К тому же он писал по памяти и порой ошибался. Так, он сообщает, что у царя Михаила Федоровича был сын Дмитрий, хотя о царевиче Дмитрии Михайловиче ничего неизвестно, и т. п.  Но несмотря на все это, сочинение Котошихина является своего рода руководством для изучения жизни приказов и других правительственных учреждений Московского государства XVII в.

[158]

Сочинение Котошихина написано точным, деловым языком приказного человека XVII в. Перед нами не литературная работа, а деловая записка, не лишенная в некоторых случаях своеобразного юмора, свойственного многим документам XVII в. Котошихин совершенно чужд церковной фразеологии, характерной для литературных произведений этого века, что придает его языку особый оттенок.

Котошихин дал точную фотографию московских порядков второй половины XVII в. Другую задачу поставил перед собой его современник Юрий Крижанич. Родом хорват, Крижанич с 1640 г. поселился в Риме. В 1658 г. он встретился в Вене с московским посланником Лихаревым и получил приглашение приехать в Московское государство; приехал, но уже в 1661 г. был сослан в Тобольск, где прожил 15 лет, и только после смерти Алексея Михайловича получил разрешение вернуться в Москву.

Самое важное сочинение Крижанича — «Политика», в которой он излагает свои взгляды на значение России среди других славянских стран. Крижанич прежде всего рассматривает источники государственного богатства: торговлю, ремесла, земледелие, горные промыслы. Он предлагает развивать в стране собственную торговлю и промышленность: «отнюд же никаковы иноземски торговцы не маются допустить в кралеству держать домов, ни лав, ни складов, ни сводов, ни оправников либо наместников своих, ни консулов на Москве». Крижанич настаивает на необходимости завести отечественную горную промышленность, указывая на  месторождений руды в Московском государстве («железная рудокопина при Туле» и т. д.).

Далее, Крижанич говорит о силе государства, «ополчаясь против «ксеномании», или «чужебесия», которое «есть бешеная любовь чужих вещей и народов». По словам Крижанича, «у ляхов живет несметна множина инородьников… Толико множина есть

[159]

того куколя [плевел] у ляхов: да уже не можем речь, инородники живут межу Ляхми, но паче Ляхи живут межу инородникми». В связи с этим Крижанич делает краткую, но любопытную справку об иностранных искателях русской короны, называя в их числе «сведского королевича» Густава — жениха царевны Ксении, Филиппа Шведского и Вольдемара [или Вольмара]  Датского, сватовство которого обошлось в 100 тыс. руб. золотом.

Крижанич останавливается на вопросе о методах правления государством, ополчаясь против «крутого владения и людодерства». В Русском государстве, по мнению Крижанича, «зачальник сему крутому владению» был царь Иван Васильевич. Московские судьи, указывает Крижанич, получают так мало из казны, что не могут прожить без взяток;  нечего поэтому и удивляться, «что на Москве есть тако много воров и разбоев, и людоморства, но паче диво, како еще люди праведны могут на Москве жить».

Сочинения Крижанича по своему характеру стоят одиноко среди литературы XVII в., будучи гораздо ближе к публицистике петровской эпохи и порой перекликаясь по своим идеям с произведениями Посошкова.

Как исторический источник труд Крижанича важен прежде всего как попытка по-своему объяснить московские порядки XVII в. В нем мы встречаем множество замечаний, характеризующих московскую действительность и дающих ключ к изучению ряда социальных проблем этого времени.

Большая и интересная литература во второй половине XVII в. возникла в связи с расколом. На первом месте среди этой литературы стоит автобиография протопопа Аввакума. Жизнь Аввакума (род. в 1605 или 1610 г.) была полна резких контрастов и его общественном положении. В начале царствования Алексея Михайловича протопоп Аввакум пользовался уже большой славой, но вскоре за противодействие нововведениям Никона попал в опалу и был сослан в Сибирь. Расстриженный на соборе 1666 г., Аввакум был сослан в Пустозерск и кончил жизнь на костре. Упрямый и раздражительный, но в то же время принципиальный и до конца преданный своим идеям, Аввакум Петрович бесхитростно рассказывает о своей жизни. Озлобление его направлено, главным образом, против патриарха Никона, который едва сделался патриархом, «так друзей не стал и в крестную [палату] пускать». Трогателен рассказ Аввакума о путе –

[160]

шествии в Даурию. Величественная и суровая природа Сибири и тягостные условия пути, грубость и самовольство царских приставов и воевод ярко встают перед нашими глазами. И «бедный Петрович», как сам себя называет Аввакум, умеет подняться и стать выше личного бедствия. Автобиография Аввакума, написанная простым и образным языком, является прекрасным литературным памятником и не менее ценным историческим источником по истории раскола.

Существенный интерес представляют и некоторые другие произведения старообрядцев: раскольничьи жития Епифания, Корнилия, записка о жизни протопопа Ивана Неронова и некоторые другие.

[161]

ЛИТЕРАТУРА К ГЛАВЕ XI

Создание национального Русского государства не могло пройти бесследно в области юридических отношений и норм. Феодально-раздробленная Русь XIII— XV вв. пользовалась местными юридическими сводами, но этим местным законодательством не могло уже удовлетвориться объединенное Русское государство.

В конце XV в. был создан новый важнейший памятник юридическсго  характера, так называемый Судебник Ивана III, или Судебник 1497 г. Он дошел до нас в единственном списке, очевидно, в связи с тем, что вскоре был заменен Судебником

[162]

Ивана IV и, таким образом, действовал не более полустолетия. В подлиннике Судебник 1497 г. разделен киноварными заглавиями на 36 статей, но заголовки статей не всегда соответствуют их содержанию. В учебном издании Владимирского – Буданова указано 68 статей. В заголовке Судебника говорится: «Лета 7006 [1497|, месяца септемвриа, уложил князь великий Иван Васильевич всея Руси, с детми своими и с бояры, о суде, как судити бояром и околничим». В состав Судебника входят статьи о центральном и областном судах, а также по гражданскому судебному процессу и праву.

Судебник узаконяет, подобно Псковской судной грамоте, отказ крестьян от помещика, тут же ограничивая право этого отказа. Сроком отказа указывается Юрьев день осенний, т. е. 26 ноября ст. ст.: «а христианом отказыватися из волости, из села в село, один срок в году, за неделю до Юрьева дня осеннего и неделя после Юрьева дня осеннего». Таким; образом, в интересах землевладельцев, устанавливается законодательное ограничение крестьянских переходов. Эта статья Судебника явилась исходной для ряда дальнейших юридических норм, ознаменовавших собой усиление крепостного права в XV—XVIII вв.

Судебник 1497 г. использовал более ранние материалы юридического характера. Так, некоторые статьи его явно зависят от текста Русской Правды в пространной ее редакции. Таковы статьи о займах. Другие заимствованы из Псковской судной грамоты (9 статей). Такова статья 9: «а государскому убойце, и коромолнику, церковному татю и головному, и подметчику, и зажигалнику, ведомому лихому человеку живота не дати, казнити его смертною казнью». Кроме того, Судебник использовал некоторые более ранние уставные грамоты. Оценивая Судебник 1497 г. со стороны его юридического содержания, М. Дьяконов признал, что «первый опыт московского законодательства нельзя назвать удачным», так как Судебник устанавливает, главным образом, процессуальные нормы и совершенно не разработал важнейшие вопросы гражданского и семейного права.

Появление второго Судебника тесно связано с большими волнениями в Русском государстве. Малолетство и юные годы княжения Ивана IV были ознаменованы боярским произволом. В 1547 г. в Москве произошло восстание. Люди, собравшись «вечьем», как говорится в продолжении  Хронографа по одному неизданному списку XVI в. (в печатном — «вечером»), напали на

[163]

дворец и убили князя Глинского. Восстание 1547 г. было тесно связано с волнениями в других городах Русского государства.

В этой обстановке появился Судебник, на который Иван IV ссылался уже на Стоглавом соборе 1551 г. («благословился есми у вас… судебник исправите по старине»). В заглавии Судебника Ивана IV читаем: «лета 7058 [1550] месяца июня в… день [в разных списках поставлено в 1, 18 или 19] царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русин, с своею братьею и с бояры, сесь Судебник уложил: как судити бояром, и околничим… и всяким судиям».

Основу Судебника 1550 г. составляет первый Судебник 1497 г. Порядок статей остался прежним, но статьи лучше отделены одна от другой, а кроме того, имеют ряд дополнений. Всего в Судебнике 1550 г. 100 статей. Сравнительная таблица статей в первом и втором Судебниках помещена в хрестоматии Владимирского – Буданова.

Своеобразной неофициальной попыткой составить новый кодекс было создание так называемого Судебника царя Федора Иоанновича 1589 г. Новый Судебник был работой какого – то «неизвестного грамотея не из юристов, а из сельских обывателей северного края России» (Владимирский – Буданов). В эту любопытную компиляцию вошли статьи царского Судебника, а некоторые составлены вновь и приноровлены к крестьянским порядкам на севере Московского государства.

[164]

Важнейшим законодательным памятником XVII в. является Соборное уложение. Подобно Судебникам, Соборное уложение возникло в эпоху больших социальных потрясений, появившись в результате подавления больших народных восстаний и волнений первой половины века и являясь непосредственным результатом московского восстания 1648 г.

Восстанию 1648 г. предшествовала подача челобитных, в которых уже высказывались требования о необходимости создания нового Судебника. В 1637 г. дворяне и дети боярские разных городов подали, челобитную, в которой просили: «. . .Вели государь выбрать в городех из дворян и из земских людей и вели нас судить в городех по своему государеву указу и по своей государеве уложенной судебной книге для нашей бедности и разоренья». Позже, в челобитной 1641 г., дворяне и дети боярские разных городов снова высказывали требования, чтобы «государь их пожаловал в тех обидах и в насильствах крестьянских [т. е. христианских] велел свой государев указ учинить, а велел их во всяких делех судить но судебнику блаженной памяти царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси, и за их за судными и за всякими спорными делы велел бы государь сидеть в полате бояром, а не в судных приказех». Как видим, даже дворяне и дети боярские выступали против московской волокиты и неправильных судебных решений. К 1642 г. относится челобитная кадомских и касимовских мурз на насильства «больших» людей, по которой не было дано никакого решения. Особенно тягостно переживали злоупотребления московских приказов и обиды со стороны «больших» людей «меньшие» посадские люди и рядовые стрельцы. Восстание 1648 г. вынудило царя Алексея Михайловича отослать фактического правителя государства Бориса Ивановича Морозова во временную ссылку в Кириллов – Новоезерский монастырь и созвать земский собор. О созыве земского собора сохранилась память от 16 июля 1648 г. Из нее выясняется, что еще 10 июля государю били челом дворяне московские, жильцы, дворяне и дети боярские городовые и иноземцы, гости и гостиные суконные разных слобод торговые люди, чтобы «государь их пожаловал, велел учинить собор

[165]

…и они на соборе учнут бить челом о всяких своих делах». Инициатива исходила от верхов московского населения, напуганных восстанием и стремившихся, таким образом, успокоить обиженное городское население, в первую очередь стрельцов и посадских людей. В июне 1648 г. был собран земский собор, в результате которого был издан (16 июля) указ о назначении особого «Приказа бояр». В сентябре был созван «уложенный собор», занявшийся выработкой нового судебника, или Уложения. Во главе комиссии по выработке Уложения стоял князь Одоевский. Составление окончилось к 29 января 1649 г., а с 7 апреля по 20 мая Уложение было напечатано первым изданием. В предисловии к нему указывается, что Уложение было приказано написать на список и закрепить его подписями всех участников собора. Действительно, сохранился подлинный столбец Уложения с подписями участников собора.

Соборное уложение разделено на 25 глав и 967 статей. В предисловии объясняется, каким образом Уложение возникло: царь Алексей Михайлович по совету с освященным собором, боярами и думными людьми постановил «указы и боярские приговоры собрать, и… с старыми судебниками справити», составив, кроме того, и новые статьи, «чтобы Московского государства всяких чинов людем от большего и до меньшаго чину, суд и расправа была во всяких делех всем ровна». Уложение было прочитано земскому собору («выборным людем, которые к тому общему совету выбраны на Москве и из городов»), причем все участники собора «к тому уложению на списке руки свои приложили».

[166]

[167]

В Уложении не имеется особой главы о крестьянах, но в действительности крестьянский вопрос сильно занимал создателей Уложения. Крестьяне уже рассматриваются как люди, зависимые от своих владельцев. Поэтому о крестьянах упоминается лишь там, где Уложение трактует о поместьях, вотчинах и служилых людях. Такое построение Уложения характерно, дополнительно иллюстрируя классовое лицо этого памятника, направленного в защиту самодержавия и крепостников.

Очень интересен вопрос об источниках Уложения. Уже в памяти о земском соборе для составления Уложения указывалось, что необходимо: 1) выписать статьи из правил святых апостолов и законов греческой церкви, 2) выписать статьи из прежних указов и Судебника и 3) составить новые статьи.

Некоторый ответ на вопрос об источниках и приемах составления Уложения дает его подлинный столбец, где на полях имеются отметки с указанием, откуда заимствованы те или иные статьи. Против 967 статей столбца мы встречаем 176 пометок. Из них узнаем, что 62 статьи были взяты из различных источников, а 17 написаны вновь. На самом деле вновь написанных статей Уложения было несравненно больше, хотя мы и не находим на столбце соответствующих пометок. Источниками Уложения были: 1) выписки из Кормчей книги, 2) прежние указы и Судебники Ивана III и Ивана IV, 3) выборки из Литовского статута. Известен список Литовского статута в московской переработке, от –

[168]

носящийся к XVII в. Кроме того, в основу Уложения были положены решения по челобитным и царские указы.

Соборное уложение на протяжении полутора столетий оставалось основным законом Русского государства. Лишь в 30-х годах XIX в. Уложение было заменено Сводом законов. Однако неполнота Уложения вызвала необходимость его дополнения «новоуказными» статьями. Из них важнейшими являются статьи о поместьях и вотчинах и «Новоторговый устав» 1667 г. В последнем говорится о свободных торгах, «как годится быти».

Особое место среди источников XVI в. занимает «Стоглав». Так называется сборник о деяниях церковного собора в Москве в 1551 г., разделенный на 100 глав. Стоглавый собор по своему составу был преимущественно собором церковным. Однако, кроме духовенства, на нем присутствовали светские лица и разрешались вопросы не только церковного, но и гражданского характера.

В «Стоглаве» помещены вопросы от царя, которые были им сделаны собору, и ответы собора. Здесь прежде всего находим вопросы чисто церковного значения: об иконах, о книгах, о святительских судах, о монастырях и иноках, о нищепитательстве, о паломниках, о чернецах и черницах, которые бесчинствуют, о монастырях, «иже пусты от небрежения», о вдовствующих попах, о тех, кто бреет головы и бороды, о христианах, которые «крестятся не по существу», и т. д.

В ответах на вопросы говорится, как надо поступать по тому или иному церковному или гражданскому делу. Так, ответ о книжных писцах указывает, что писцы должны переписывать с добрых переводов. Писец не должен продавать свою книгу, пока ее не исправит: «тако же которые писцы по городом книги пишут, и вы бы им велели писать с добрых переводов, да  написав правили [исправляли], потом же бы продавали».

В главе XXVI находим постановление «о училищах книжных»: «у священников и у дьяконов и у дьяков учинити в домах училища, чтобы священницы и диаконы и все православные христиане в коемждо граде давали своих детей на учение грамоте, книжнаго писма и церковного пения и чтения налойного». «Стоглав» распространен во множестве списков, что указывает на его большую известность. В некоторых списках к нему имеются дополнительные статьи.

ЛИТЕРАТУРА К ГЛАВЕ XII

[169]

Количество актов XVI—XVII вв., как напечатанных, так и ненапечатанных, чрезвычайно велико. В особенности много архивного материала имеется со второй четверти XVII в. Московский пожар 1626 г. уничтожил громадное количество приказных документов. Поэтому документов, относящихся ко времени до 1626 г., несравненно меньше, чем более поздних.

По своему происхождению акты и архивные материалы XVI—XVII вв. могут быть разделены на две большие категории: 1) акты, относящиеся к непосредственной деятельности правительственных учреждений XVI—XVII вв., 2) акты частного характера. Такое деление до некоторой степени совпадает с делением актов на публичные и частные.

Из всех правительственных учреждений Московского государства XVI—XVII вв. наиболее важное значение имели приказы. В них сосредоточивались нити управления всем государством. Поэтому архивы приказов отражают политическую и экономическую жизнь Московского государства с большой полнотой. При крайней дробности московских правительственных учреждений далеко не все приказы имели одинаковое значение в правительственной машине. Наиболее значительными являлись приказы: Посольский, Разрядный, Поместный, Сибирский. Архивы московских приказов сосредоточены в настоящее время в Государственном архиве феодально-крепостной эпохи (ГАФКЭ).

Посольский приказ ведал всеми иностранными делами. В системе московских приказов это был едва ли не самый важный приказ. По крайней мере шведские донесения XVII в. величают думного дьяка Посольского приказа канцлером. По словам Котошихина, «ведомы в том Приказе дела всех окрестных государств и послов чюжеземских принимают и отпуск им бывает».

В состав архива Посольского приказа входят книги и столбцы. В книги Посольского приказа вносились так называемые статейные списки, заключающие в себе отчеты о

[170]

посольствах из Московского государства в другие страны, а также сведения о приемах посольств в Москве. Один из древнейших статейных списков относится к 1493 г. В нем говорится о приеме посла от князя Конрада Мазовецкого и об отправлении русского посольства в Мазовию. В статейный список внесены грамоты Конрада и Ивана III, а также памяти московским послам, как себя вести и что говорить в Ливонии и при дворе Конрада. Такой же характер имеют посольские книги за более позднее время. В них обычно находим наказ послам и отчет о посольстве. В наказе предусматривается, как должны отвечать послы на возможные вопросы.

По богатству содержания документы Посольского приказа стоят на первом месте среди исторических источников XVI— XVII вв. Эти документы важны не только для истории Русского государства, но и для истории целого ряда стран. Так, крымские дела, сохранившиеся с пропусками с конца XV в., являются важнейшими источниками по истории Крыма. В их состав входят не только донесения послов из Крыма, но и переводы грамот и писем крымских ханов, полученные в Москве и перехваченные московским правительством. Между тем Крым был центром многих исторических интриг XVI—XVII вв.

Ногайские дела XVI в. дают наиболее полные сведения о Ногайской Орде. Без этих документов история Ногайской Орды не могла бы получить должного освещения. Не менее важны польские, турецкие, персидские, бухарские, английские, голландские и другие дела. В них встречаются ценные указания по истории тех стран, с которыми Русское государство поддерживало сношения.

[171]

В статейных списках встречаем описания придворных церемоний, очень любопытные по подробностям. В Посольском приказе ведались и некоторые внутренние дела большой важности, связанные с нанесением оскорблений иностранным послам. В шведских делах имеется связка о новгородском восстании 1650 г. Делопроизводство о псковском восстании того же года велось также в Посольском приказе. Посольский приказ, кроме того, ведал делами Донского казачьего войска.

Громадное количество документов сохраняется в делах Разрядного приказа, или Разряда, который с первой половины XVI в. до учреждения Сената в 1711 г. был одним из важнейших центральных учреждений. В его ведении находилось все служилое население Русского государства, в том числе ратные люди. «Все это составляло такую широкую сферу деятельности, какой не имел ни один из остальных приказов» («Описание» архива министерства юстиции). Архив Разряда сохранился довольно полно с 1594 г. В его состав входит 1 727 книг, 7 394 вязок и столбцов. Делопроизводство Разряда велось по столам. Известны столы: Белгородский, Владимирский, Киевский, Московский, Новгородский, Севский, Приказный. Впрочем, круг ведомства того или иного стола менялся в зависимости от распределения дел между подьячими Разряда.

В состав разрядных дел входит множество документов по самым различным вопросам: отписки воевод и других должностных лиц, памяти и выписи, челобитные и т. д. Так называемые «разряды» представляют собой наказы воеводам и росписи военных сил, отправляемых с ними на войну.

Среди книг Разрядного приказа крупное историческое значение имеют «десяти и», т. е. войсковые списки дворян и детей боярских, составлявшиеся при разборе, верстаньи и раздаче им жалованья. Особенно  интересны «разборные верстальни», в которых сообщались сведения об имуществе, родственниках и прежней службе служилого человека. Сохранилось 309 книг «десятней» за 1577—1682 гг.

[172]

Для исторической географии особенно ценны переписные и строельные книги городов. В переписных книгах дается описание какого – либо города или группы городов, в строельных книгах сообщается о постройке новых или починке старых городских укреплений. Для экономической истории Московского государства XVII в. дают материал оброчные книги, в которых вносились записи денежных доходов в казну с различных предприятий: рыбных ловель, пашен, мельниц и т. д. В подобных документах главное внимание обращено на количество собранного оброка, но нередко встречаются и дополнительные указания, очень ценные для историка. Наконец, столбцы Разряда заключают множество материалов по истории XVII в. В них имеются челобитные служилых людей, допросы и записи иноземцев, различного рода сказки выборных людей (старост, целовальников и т. д.). Громадная масса этих столбцов до сих пор не издана. Между тем они дают ответ на самые различные исторические вопросы. Здесь и допросы выходцев из – за границы, и челобитные служилых людей, и целые судебно – следственные дела о волнениях, нередко возникавших в разных частях Русского государства, в том числе дела о крестьянской войне под предводительством Степана Разина. Фонд разрядных дел по праву занимает первое место среди других фондов XVII в. по количеству материалов.

 После Разряда крупнейшим из приказов можно считать Поместный. Уже в XVI в. Поместный приказ являлся важнейшим учреждением и обладал большим архивом. По Котошихину, «ведома в том Приказе всего Московского государства земля, и что кому дано поместья и вотчин». В ведении приказа были сосредоточены дела о поместьях и вотчинах: выдача поместий, запись приобретенных вотчин, нарушение земельных прав, разбор и суд по спорным делам и т. д. Дела Поместного приказа распределены по городам. Из документов Поместного “приказа особенно крупное значение имеют писцовые, переписные и межевые книги. Писцовые книги составлялись на местах «писцами», т. е. особыми комиссиями из центра. Они составлялись в пределах определенной территориально – административной единицы, чаще всего города с относящимся к нему уездом. В описание включались сведения о городе, его укреплениях, церквах и монастырях, лавках, улицах, городском населении по улицам и слободам, городских

[173]

землях и водах. Уезд описывается по селам и деревням, починкам, пустошам, с указанием их владельцев и населения. Писцовые книги играли роль основного документа для податного обложения. Поэтому в них отмечался характер земли и достатки жителей.

Характер описания во многих книгах неодинаков. Это различие зависело от задачи описания. Но при всех условиях писцовые

[174]

книги являются ценнейшим памятником по социально – экономической истории XV—XVII вв. Наибольшее количество книг сохранилось от XVII в. Некоторые из них имеют в виду крайне ограниченную территорию, например, только вотчины Троице – Сергиева или другого монастыря, находящегося в определенном уезде.

В писцовых книгах XVI в. встречаются подробные описания церковного имущества, очень важные для истории русского искусства. В писцовой книге 1540 г. по Твери имеются указания на служилых людей, находившихся в зависимости не от великого князя, а от отдельных крупных феодалов, например от князя Микулинского. Для истории городского и сельского населения и хозяйства писцовые книги являются материалом исключительной важности. На основании писцовых книг написаны многие труды по истории XVI—XVII вв. По вопросу о достоверности писцовых книг в науке нет полной договоренности. Н. А. Рожков считал их источником достаточно достоверным, хотя уже и он признавал условность цифровых данных писцовых книг. Но условность выводов, сделанных самим Рожковым на основании писцовых книг, была блестяще доказана В. О. Ключевским. Действительно, статистическая обработка писцовых книг дает только приблизительные итоги.

Дополнительный материал к писцовым книгам имеется в дозорных и приправочных книгах. В дозорные книги «дозорщики» вносили исправления к составленному уже описанию местности. В приправочных книгах указывались изменения, которые произошли за известный промежуток времени в составе и положении жителей города и уезда, описанного ранее в писцовой книге.

Несколько иной характер имеют переписные книги. В них исчислялись поименно и с указанием возраста все лица, входившие в описываемой местности в состав населения. Наконец, в межевых книгах описывались границы, или межи, каких – либо владений. Иногда межевание дополнялось измерением границ или самих земель. Книги с подобными сведениями носили название мерных. Межевые книги особенно интересны для исторической географии, позволяя подчас с большой точностью определить границы владений, а иногда целых уездов.

В делах Сибирского приказа сосредоточены важнейшие источники по истории Сибири XVI—XVII вв. В отличие от архивов других приказов, многие дела которых погибли, документы Сибирского приказа сохранились относительно хорошо, являясь основным источником по истории народов Сибири и прилегающих к ней стран, а отчасти и по истории всего Русского государства. Дела Сибирского приказа сохранились в виде книг и столбцов. Столбцы Сибирского приказа начинаются с конца XVI в. и доведены до 1767 г. В делах приказа насчитывают 2048 столбцов. Особенно полно представлены

[175]

столбцы, относящиеся к 1620—1717 гг. В столбцах имеется громадное количество самых разнообразных документов царских указов, воеводских отписок, челобитных и т. д. Кроме этого, сохранились книги, начинающиеся уже с конца XVI в. — всего 1648 книг с 1595 по 1765 г. Этот колоссальный материал содержится в ГАФКЭ в прекрасном порядке и описан в труде Н. И. Оглоблина. В столбцах Сибирского приказа имеется много материала по истории народов Сибири и Средней Азии. В этом отношении особый интерес представляют так называемые «посольские дела» о сношениях с Мунгалией и Калмыцкой землей, а также дела по сбору ясака.

Крупное значение для историка имеют и дела приказов с относительно ограниченной сферой компетенции. Дела Каменного приказа заключают в себе материалы по истории каменного производства в XVI—XVII вв. (приказ был учрежден в 1584 г.). Устройство кирпичных заводов, составление смет и планов на строительство, расчеты с каменщиками велись в этом приказе.

Фонды Московского судного, Владимирского судного, Холопьего и Челобитного приказов, отнесенные к общему фонду Судного приказа, заключают в себе документы по разбирательству гражданских и уголовных судебных дел. В числе документов этих приказов имеются дела о сыске беглых крестьян и холопов, дела по обвинению в кражах и разбоях, наездах на вотчины и насильственном захвате поместий и вотчин.

Весьма важен архив бывшего Малороссийского приказа, в котором во второй половине XVII в. ведалась Левобережная Украина. В делах этого приказа имеется переписка с гетманами и войском Запорожским, царские грамоты и другие акты, относящиеся к истории взаимоотношений Русского государства с Украиной, известия о делах в Польше, Крыму, Турции и т. д.

Дела Монастырского и патриарших приказов заключают в себе документы по истории церковных земель. Документы Монастырского приказа за время его существования в XVII в. (1649—1677) состоят, главным образом, из судебных дел. Сбытовой стороны интересны дела патриарших приказов (Дворцового, Казенного и Судного) и дворцовых приказов. Дворцовые приказы обслуживали громадное царское хозяйство. Книги и столбцы этих приказов очень интересны для характеристики экономики и быта XVI—XVII вв.

[176]

Дела некоторых крупных приказов погибли. Такова была участь одного из важнейших приказов — Приказа Казанского дворца. По Котошихину, «в том Приказе ведомо Казанское и Астраханское царство, и к ним Понизовые городы». Некоторые остатки архива этого приказа все – таки сохранились, но не дают полного представления о его делопроизводстве.

Архивы провинциальных учреждений XVI— XVII вв. сохранились плохо, но остатки этих архивов имеют немаловажное значение. Таковы дела Верхотурской воеводской избы, дела Якутской приказной избы и некоторые другие.

Документы XVI—XVII вв. подкупают своей внешней непосредственностью. Между тем именно документы, вышедшие из правительственных учреждений XVI—XVII вв., требуют особой проверки. При сравнении воззваний, или прелестных писем, выходивших из среды разинцев, с указами правительства царя Алексея, относящимися к тому же времени, мы ясно видим, как велики могут быть различия в освещении одних и тех же событий (конечно, не в царских указах в данном случае следует искать правдивости). В отписках воевод нередко встречаются заведомая неправда и неверное освещение дела. Воеводы приписывают своим врагам всевозможные преступления и, наоборот, замалчивают свой произвол и т. п.

[177]

Громадное количество актов частного характера и других материалов, относящихся к XVI—XVII вв., сохранилось в отдельных рукописных собраниях. Многие из этих частных актов находятся в составе приказного делопроизводства, попав туда в виде дополнительных документов к челобитным и судебным делам. Особенно богаты такими актами монастырские архивы. Большие монастыри вели свое хозяйство по образцу правительственных учреждений. Они тщательно сохраняли царские грамоты и документы на право владения теми или другими земельными имуществами. Особенно хорошо сохранились архивы таких монастырей, как Троице – Сергиев, Кириллов и Соловецкий, с их давно налаженным громадным хозяйством.

Монастыри вели точный учет своим приходам и расходам, запасам и казне. Тип приходорасходных книг довольно четко установился уже ко второй половине XVI в. Записи велись изо дня в день, иногда с подведением итогов по месяцам.

Кроме того, в монастырях составлялись книги ужина и умолота хлебов, монастырской казны и т. д. Монастырские власти выдавали крестьянам уставные грамоты и принимали от них челобитные. Большое количество приходорасходных и других книг сохранилось, например, в архиве Иосифова Волоколамского монастыря. Этот монастырь разделил все свои вотчины на несколько приказов, находившихся в заведывании у посельских старцев. Значительно хуже сохранились архивы бояр и служилых людей. Из боярских архивов наиболее известен архив боярина Бориса Ивановича Морозова, дядьки царя Алексея Михайловича и фактического правителя Московского

[178]

государства. В его архиве сохранились выписи из писцовых книг, хозяйственные документы, а также переписка по вотчине. В морозовских бумагах ярко выступает перед нами большой боярин в своей вотчине, не стесняющийся наказаниями и бранью. «И ты дурак, — пишет Морозов своему провинившемуся приказчику, — ни та, ни ся, пьяница ненадобный, бражник, все ходишь за брагою, а не за моим делом, и мне не радеешь и прибыли не ищещь, пьянством и нерадением многую у меня ты казну пропил».

Отдельные собрания актов сохранились от архивов купцов и посадских людей. Среди них на первом месте стоит архив Строгановых. Он занимает несколько обособленное место, потому что Строгановы были не столько купцами, сколько крупными феодалами XVI—XVII вв. От XVII в. сохранились записные книги актов на владения псковского купца Поганкина, записные книжки новгородских купцов Кошкиных и т. д. Наконец, уцелело большое количество частных актов, принадлежащих служилым и посадским людям, а также крестьянам.

[179]

ЛИТЕРАТУРА К ГЛАВЕ XIII

[180]

                                                                                                                                                                                   материал размещен 14.08.2006