Летописец начала царства, созданный в 50-е гг. XVI в., относится к числу крупнейших памятников русского летописания. Период создания Летописца в литературе нередко определяют как эпоху митрополита Макария в истории русской культуры и, в частности, книжности[1]. В историографии середины XX в. было высказано закрепившееся в науке мнение о «светском» характере памятника и отсутствии какой-либо его связи с книжниками круга Макария, создававшими крупнейшие литературные произведения этой поры. Значительный объем накопленного за истекшие годы материала о важнейших книжных памятниках XVI в. – Никоновской[2] и Воскресенской[3] летописях, Великих Минеях Четьих[4], Стоглаве[5], Степенной книге[6], Лицевом своде[7] – побуждает провести ревизию этой исследовательской гипотезы с целью выяснения вопроса о ее соответствии данным, доступным историку начала XXI в. Был ли составитель Летописца каким-либо образом связан с книжниками Макария или мнение о его изолированной от них работе справедливо? Попытке ответа на этот вопрос и посвящена настоящая статья.
Летописец начала царства сохранился в нескольких редакциях: первоначальная (около 1553–1555 гг.[8]) была доведена до 1552 г.[9], поздние – до 1556 г. (в этом виде Летописец отразился в рукописи, содержащей Патриарший список Никоновской летописи[10]), а также, возможно, до 1558 и 1560 гг.[11] Один из первых исследователей Летописца Н.Ф. Лавров высказал мнение о том, что к написанию Летописца мог быть причастен митрополит Макарий[12], с именем которого, как известно, было связана реализация крупнейших литературных проектов эпохи (составление Великих Миней Четьих, Стоглава, Степенной книги). Данный взгляд не получил распространения в историографии[13] – в ней закрепилась иная точка зрения. В наиболее полном и законченном виде она была представлена А.А. Зиминым. Обобщив наблюдения предшественников и свои собственные, историк обратил внимание на то, что этот памятник уделяет значительное внимание состоянию дел на его восточной и южной границе; как известно, А.Ф. Адашев, фактически направлявший внешнюю политику Русского государства в этот период, выступал за активизацию внешней политики именно на этих направлениях[14]. На этом основании историк высказал мнение о его составлении либо самим А.Ф. Адашевым, либо близкими к нему лицами. Согласно А.А. Зимину, составленный явно светским лицом, активно использовавшим делопроизводственные материалы и документы Царского архива[15], памятник не мог быть связан ни с книжниками круга митрополита Макария, ни с материалами руководимой им кафедры[16]. Данные, которыми располагает современный исследователь, побуждают обратить внимание на ряд обстоятельств.
Первым является то, что в свете работ последних десятилетий очевидно, что если вопрос о ведения летописания при митрополичьей кафедре в 60–70-е гг. XVI в. остается открытым[17], то факт его существования в первой половине – середине этого столетия несомненен. Во всяком случае, как выяснил Б.М. Клосс, при всероссийской кафедре была составлена Никоновская летопись (около 1526–1530 гг.)[18]. Согласно мнению этого исследователя, при митрополичьей кафедре около 1541 г. был создан и текст Воскресенской летописи[19]. Важно отметить, что и в период близкий к созданию Летописца при митрополичьей кафедре активно велась работа, по меньшей мере, по копированию списков летописей. Так, в 1550-е гг. был написан весьма объемный список Воскресенской летописи – Мазуринский[20]. Косвенно на факт бытования списков Воскресенской летописи при митрополичьей кафедре указывает и то, что при создании Патриаршего списка Никоновской летописи, ее текст, обрывающийся на событиях 1520 г., был дополнен записями Воскресенской летописи за 1521–1533 гг.[21]
Еще одним важным обстоятельством, которое необходимо учитывать при рассмотрении ранней истории текста Летописца, является факт его использования книжниками круга Макария почти сразу же после его написания. Так, по второй половине – конце 1550-х гг. (т.е. в период наивысшего взлета его вероятного составителя А.Ф. Адашева) был создан Патриарший список Никоновской летописи[22], который наряду с текстом этой летописи включил в себя и Летописец начала царства, продолженный до 1556 г. Как видим, почти сразу после написания Летописца и дополнений к нему он был скопирован при митрополичьей кафедре (или близком ей Чудовом монастыре).
Вскоре после написания Патриаршего списка Летописец был использован в ходе работ над Степенной книгой[23] книжниками круга Макария. Согласно Б.М. Клоссу, Патриарший список Никоновской летописи – основного летописного источника Степенной книги[24] – послужил ее непосредственным источником[25]. Несмотря на то, что это предположение требует дополнительных доказательств[26], оно хорошо согласуется с теми данными о книжности середины XVI в., которыми располагает современный исследователь. Так, общеизвестно, что Никоновская летопись послужила основным источником Степенной книги по время правления Василия III включительно, а в основу рассказа о первых годах правления Ивана IV был положен Летописец начала царства и его продолжение (возможно, речь шла о т.н. «списках черных», хранившихся после смерти А.Ф. Адашева в Царском архиве)[27].
Таким образом, как видим, два наиболее ранних известных случая использования текста Летописца связаны с митрополичьей кафедрой.
Следующим важным обстоятельством является факт использования общих источников как близким к митрополиту писателем, так и составителем Летописца. Последний, как уже отмечалось выше, активно привлекал материалы Царского архива. На использование материалов этого же хранилища книжником круга Макария указывает, в частности, несомненный факт совпадения последних известий основного текста Степенной книги и Свода 1560 г. Он побуждает думать, что при создании Степенной книги (а несколько позднее и Свода 1560 г.[28]) было использовано продолжение Летописца начала царства до 1560 г., в начале 60-х гг. XVI в. после смерти А.Ф. Адашева хранившееся в Царском архиве (т.н. «списки черные»). Таким образом, составитель Летописца и книжник макарьевского круга имели доступ к одному хранилищу.
Обратим внимание и на состав источников Летописца. В литературе справедливо указывалось на то, что его составитель уделял значительное внимание внешнеполитической проблематике, используя делопроизводственные документы (включая, вероятно, и разрядные записи), а также материалы Царского архива. Несомненен и факт привлечения составителем Летописца (его ранней редакции, повествующей событиях 1533–1552 гг.) и летописных источников, среди которых выделяется Воскресенская летопись, как было указано выше, составленная и переписываемая при митрополичьей кафедре[29]. Включение ее материала в Летописец было вполне естественным: крупнейшая летопись первой половины XVI в. – Никоновская – в своей ранней редакции доводила изложение до 1520 г., в то время как Воскресенская содержала рассказ о событиях по 1541 г. включительно. Таким образом, как видим, составитель Летописца и митрополичий книжник использовали общие источники (по крайней мере, один – Воскресенскую летопись).
Принимая во внимание личность вероятного составителя Летописца начала царства (А.Ф. Адашева), его несомненный интерес к внешнеполитической проблематике, привлечение им делопроизводственных материалов и документов из Царского архива, А.А. Зимин пришел к выводу о «светском» характере памятника, в котором практически не представлена «церковная» тематика. По мнению историка, «сведения церковного характера занимают совершенно ничтожное место… и главным образом касаются назначений на высшие церковные должности, а также поездок Ивана IV по монастырям»[30]. Учитывая очевидную необходимость верификации вывода, сделанного более 50 лет назад в историографическую эпоху, в которую «церковный» характер памятников древнерусской литературы не принято было акцентировать, специально рассмотрим соответствующие известия[31].
Рассказ о «поимании» Юрия Дмитровского (1533 г.) имеет явно «церковный» характер[32]. На это указывают пояснения Летописца относительно активной роли дьявола в конфликте малолетнего великого князя с дядей («…ненавидя добра и враг дияволъ, иже всегда радуется о погибели человhчьстеи… Сего бо ради ненавидяи добра враг диявол вложи мыслью сию… вниде во князя Онъдрhя Шуиского»)[33].
Февраль 1534 г. – описание чуда от иконы вмч. Варвары[34], отсутствующее в Воскресенской летописи.
Летописец содержит гораздо более подробный рассказ, нежели его летописный источник, о приезде в Москву новгородского архиепископа Макария в январе 1535 г. Сравним соответствующие пассажи:
| Воскр. | ЛНЦ |
| «Тое же зимы, генваря 11, приhхал к великому князю Ивана Васильевичю всеа Русии и къ его матери великой княгинh Еленh изъ ихъ отчины изъ Великого Новагорода богомолець ихъ архиепископъ Макарей поздравьствовати государя на великихъ государьствhхъ»[35]. | «О архиепископе. Тое же зимы, мhсяца генваря 11 день, приhхал к великому князю Ивана Васильевичю всеа Русии и къ его матери великои княгине Елене из их отчины богомолець ихъ архиепископъ Макареи Великого Новагорода и Пъскова, поздравствовал великого государя Ивана Васильевича на великих государствех, благословилъ его и челом ударил великому князю крестъ самфиръ, золотом обложенъ, да крабицу хрустальну, серебромъ золоченым оковану, с финифтомъ, и иные многие дары. И князь великии архиепископа почтив, его отпустил въ свою отчину того же мhсяца в 28 день, в четверток мясопустные недhли»[36]. |
Как видим, Летописец содержит весьма объемный рассказ. Его происхождение могло обусловливаться привлечением материалов как митрополичьих, так Царского архива. Принимая во внимание упоминание о «почтении» владыки великим князем, дает основания полагать, что первый вариант выглядит несколько более предпочтительным.
Явно митрополичий характер носит переработка помещенного в Летописце рассказа о переложении мощей митрополита Алексия в новую раку (1535 г.). Если, Воскресенская летопись содержит относительно краткий рассказ, то соответствующий фрагмент Летописца намного подробнее[37] – он сообщает не только о мощах Алексия, но и о переложении мощей митрополита Петра еще при Василии III.
Явно церковный характер имеет и представленная в Летописце переработка летописного рассказа о битве под Себежем во время русско-литовской войны 1534–1537 гг. Так, если Воскресенская летопись под 1536 г. сообщает о победе русских войск, то Летописец начала царства делает дополнение о победе «божиею помощию и пречистые его матери посещением и преподобнаго чюдотворца Сергия молитвами»[38] (как нами уже отмечалось ранее, в середине XVI в. получили распространение рассказы о чудесах радонежского святого, защищавшего Русь от иноплеменников[39]). Это дополнение хорошо согласуется с последующим рассказом о строительстве в Себеже вскоре после битвы по указанию Елены Глинской Троицкой церкви, приделы которой были посвящены Успению Богородицы, Покрову и Сергию Радонежскому (Воскресенская летопись сообщает о строительстве церкви по указанию великого князя)[40].
Несомненную связь с московской церковной топографией носит отсутствующий в Воскресенской летописи, но содержащийся в Летописце рассказ о чудесном исцелении 7 апреля 1536 г. некой «жены расслабленной» во Введенской церкви «за Торгом», которая была построена еще Василием III[41].
Явно церковный характер носит добавление Летописца к рассказу о весеннем походе 1536 г. воеводы И.В. Горенского под Любеч: составитель Летописца материал своего источника дополняет указанием на «Божью милость и Пречистые Его Матери владычицы и приснодевицы Марии» русским войскам[42].
Очевидный интерес к церковной тематике проявлен в помещенном в Летописце рассказе о пожаре во Владимире 13 апреля 1536 г., в ходе которого сгорела половина Рождественского монастыря, но «иконы и сосуды церковные и книги Божиим милосердием выносили всh цhлы»[43].
23 апреля 1536 г. – сообщение о втором чуде от образа вмч. Варвары[44].
20 июня 1536 г. – пространный рассказ о посещении Троицы великим князем Иваном Васильевичем и его братом Юрием со многими боярами (в Воскресенской летописи этот и прочие аналогичные рассказы отсутствует)[45]. Сообщения о последующих посещениях Троицы сыновьями Василия III в следующем году Летописец помещает под 26 июня и 29 сентября[46].
24 января 1538 г. – поездка Ивана и Юрия Васильевичей, а также их матери «в Можаескъ помолитися образу святаго великого чюдотворца Николы»[47].
22 сентября 1538 г. – поход великого князя с братом к Троице «къ чюдотворцовои памяти Сергееве помолитися»[48].
Под 25 января 1539 г. в Летописце помещено отсутствующее в Воскресенской летописи известие о приезде в Москву новгородского архиепископа Макария[49].
Гораздо более подробный (в сравнении с Воскресенской летописью) рассказ содержит Летописец начала царства и о поставлении на митрополичью кафедру Иоасафа: Летописец сообщает имена владык, присутствовавших на его хиротонии 9 февраля 1539 г.[50] В Воскресенской летописи отсутствуют и помещенные в Летописце рассказы о поставлении Иоасафом на владычные кафедры кирилловского игумена Досифея (Ростовская), ферапонтовского игумена Ферапонта (Суздальская) и песношского игумена Гурия Заболоцкого (Смоленская)[51].
22 апреля 1539 г. – поход Ивана IV с братом к Троице[52].
11 января 1540 г. – перенесение из Ржева в Москву чудотворных образов Богородицы и Николая (в Воскресенской летописи рассказ содержится в кратком виде; она, в частности, не указывает точную дату данного события)[53].
10 июня, 21 сентября 1540 г. и 22 сентября 1541 г. – поездки Ивана и Юрия Васильевичей в Троицу[54].
Январь 1542 г. – сведение Иоасафа с митрополичьей кафедры и ссылка его в Кириллов[55].
19 марта 1542 г. – поставление Макария на всероссийскую кафедру[56].
25 мая 1542 г. – поездка Ивана и Юрия в Троицу[57].
18 июня 1542 г. – поставление Феодосия на новгородскую кафедру[58].
Август 1542 г. – смерть ростовского архиепископа Досифея[59].
21 сентября 1542 г. – поездка Ивана и Юрия в Троицу[60].
8 декабря 1542 г. – поездка Ивана, Юрия и Владимира Андреевича на богомолье в Боровск, Можайск и Волоколамск[61].
25 февраля 1543 г. – поставление на Ростовскую кафедру Алексия, троицкого игумена[62].
Зима 1542/43 г. – смерть суздальского епископа Ферапонта и его захоронение в Ферапонтовом монастыре[63].
16 сентября 1543 г. – поездка Ивана и Юрия в Троицу, Волоколамск и Можайск[64].
Ноябрь 1543 г. – завершение строительства Вознесенской церкви в Москве[65].
22 января 1544 г. – пожар в Москве, уничтоживший митрополичьи избы на митрополичьем дворе, сообщение о том, что митрополит в это время находился в Можайске, а затем в Пафнутьевом монастыре[66].
Зима 1543/44 г. – смерть крутицкого епископа Досифея[67].
21 января 1544 г. – поставление на Суздальскую кафедру Ионы Собина, чудовского игумена[68].
24 января 1544 г. – поставление на крутицкую кафедру Саввы, симоновского игумена[69].
3 марта 1544 г. – поездка Ивана и Юрия в Калязинский Макарьевский монастырь, а затем к Троице[70].
21 мая 1545 г. – объезд великим князем целого ряда монастырей: Троицы, Кириллова, Ферапонтова, Спасо-Прилуцкого, Корнильево-Комельского, Павлово-Обнорского, Борисоглебского на Устье монастырей, а также обителей Переяславля[71].
15 сентября 1545 г. – поездка Ивана и Юрия в Троицу[72].
15 сентября 1546 г. – поход Ивана к Троице[73].
16 января 1547 г. – венчание Ивана на царство с чином венчания «по отеческому древнему преданию»[74].
25 января, 17 февраля 1547 г. – поездки Ивана в Троицу[75].
3 июня 1547 г. – спадение и ремонт колокола «у благовестника»[76].
22 апреля 1548 г. – поставление на Рязанскую кафедру чудовского архимандрита Михаила[77].
21 апреля 1548 г. – поход Ивана и Юрия к Троице[78].
22 сентября 1548 г. – поход Ивана к Троице[79].
17 марта 1549 г. – поставление на Суздальскую кафедру симоновского настоятеля Трифона, а на Ростовскую троицкого Никандра[80].
10 августа 1549 г.– рождение царевны Анны, крещенной в Новом Девичьем монастыре старцем Андросовы пустыни Андреяном и старцем Сарайской пустыни Геннадием («действовал свещенническая» троицкий игумен Серапион Курцев)[81].
Декабрь 1549 г. – пространное поучение Макария Ивану IV, отправляющемуся под Казань[82].
6 января 1551 г. – сообщение об изготовлении и поставлении в одной из московских церквей нового колокола[83].
14 июня 1551 г. – поставление на новгородскую кафедру Серапиона Курцева, троицкого игумена[84].
18 июня 1551 г. – поставление на Суздальскую кафедру Афанасия, кирилловского игумена[85].
Май 1552 г. – совместные молитвы царя с митрополитом Макарием в Москве[86].
21 мая 1552 г. – пространное послание Макария русскому воинству в Свияжск[87].
16 июня 1552 г. – написанная (отредактированная) явно духовным лицом пространная речь царя супруге Анастасии перед Казанским походом[88].
16 июня 1552 г. – молитвы царя в Успенском соборе и благословение его Макарием[89].
Между 16 и 21 июня 1552 г. – послание царя митрополиту[90].
3–10 июля 1552 г. – посещение Иваном IV Владимирского Рождественского монастыря[91].
13 июля 1552 г. – послание Макария царю[92].
Июль 1552 г. – ответное послание царя митрополиту Макарию[93].
8 июля 1552 г. – молитвы царя в Муромской Рождественской церкви[94].
13 августа 1552 г. – молитвы царя в Рождественской церкви в Свияжске[95].
23 августа 1552 г. – установка походных церквей Михаила, Екатерины и Сергия Радонежского в русском лагере под Казанью по приказу царя; упоминание о том, что царь регулярно молился в этих церквях[96].
23 августа 1552 г. – благословение благовещенским протопопом Андреем царя «крестом животворящим» под Казанью[97].
Ночь с 1-го на 2-е октября 1552 г. – молитва Ивана IV «наединh со отцем своим духовным Андрhем протопопом»; рассказ об услышанном царем чудесным образом звоне колоколов Симонова монастыря[98].
2 октября 1552 г. – молитвы царя перед штурмом, его длительное нежелание от них отрываться, вторичное благословление Андреем царя «животворящим крестом»; молитвы царя после взятия Казани[99].
2 октября 1552 г. – въезд во взятую Казань вместе с царем его духовника Андрея с «животворящим крестом»[100];
4 октября 1552 г. – молебен «протопопа Андрея со игумены и со священники» по случая закладки Благовещенского собора в Казани[101].
6 октября 1552 г. – освящение Благовещенского собора в Казани благовещенским протопопом Андреем и другими священниками[102].
Октябрь 1552 г. – поездка царя в Суздальский Покровский монастырь и в Троицу[103].
Октябрь 1552 г. – торжественная встреча царя митрополитом в Москве, речь царя митрополиту и ответ Макария[104].
Как видим, в первоначальной редакции Летописца начала царства фиксируется не менее 70 известий либо исключительно «церковного» характера, либо имеющего отношение к церковным делам, либо рассказы, подвергшиеся «церковной» обработке. Очевидно, что эти фрагменты не ограничиваются сообщениями о назначении высших иерархов Церкви и о поездках царя на богомолье, а мнение о том, что «автор этого памятника не говорит… о “знамениях” и “чудесах”, о которых церковники середины XVI в. много писали в своих сочинениях»[105], не может быть принято. Важно отметить, что все эти известия фиксируются на протяжении всех (!) 20 лет, о которых повествует Летописец.
Принимая во внимание весьма значительный объем ряда рассмотренных рассказов (прежде всего, послания/речи Макария царю и ответы последнего)[106], не приходится сомневаться в том, что составитель Летописца привлекал письменные источники[107]. По мнению А.А. Зимина речь могла идти исключительно о материалах, отложившихся в Царском архиве – согласно мнению историка, соответствующие грамоты Макария могли содержаться в этом хранилище в силу того, что они были адресованы царю[108]. Не исключая такой возможности полностью, отметим, что с Царским архивом вряд ли можно связывать происхождение целого ряда других фрагментов Летописца (например, сообщения о хиротониях епископов, смерти некоторых из них, о поездке Макария в Можайск и Пафнутьев монастырь, о чудесах от образа вмч. Варвары, о пожаре во Владимирском Рождественском монастыре). Учитывая непрерывность нити соответствующих известий, которые фиксируются во всех без исключения летописных записях Летописца (в среднем по 3–4 сообщения в год), можно думать, что, скорее всего, к его составлению были привлечены материалы либо митрополичьего архива, либо записи летописного характера, которые могли вестись при всероссийской кафедре в 30–50-е гг.[109]
Возражая против самой возможности привлечения митрополичьих материалов к составлению Летописца, А.А. Зимин указал на факт отсутствия в нем рассказов о канонизационных соборах 1547 и 1549 гг., а также о Стоглавом соборе[110]. Признавая бесспорность этого факта, укажем и на другой аналогичный факт – соответствующих рассказов нет и в Степенной книге, митрополичье происхождение которой несомненно; более того, при включении в нее материала т.н. третьей редакции Жития митрополита Ионы рассказы о соборах 1547 и 1549 гг. были пропущены (вероятно, в силу того, что они не имели непосредственного отношения к жизнеописанию Ионы)[111]. Очевидно, что, отмечая благочестие царя, составитель Летописца акцентировал внимание читателя главным образом на его «светских» деяниях – прежде всего, на победах над врагами.
* * *
Подведем итоги. Они сводятся к следующему.
1. К созданию Летописца начала царства наряду с материалами Царского архива и делопроизводственной документацией, судя по всему, привлекались и источники, происхождение которых было связано с митрополичьей кафедрой.
2. Первыми (или, во всяком случае, одними из первых) читателей Летописца были книжники, работавшие при митрополичьей кафедре и близком ей Чудовом монастыре. Именно они почти сразу же после написания Летописца и его продолжения до 1556 г. сняли с него копию (рукопись, содержащая Патриарший список Никоновской летописи) и вскоре привлекли материал этого памятника к составлению Степенной книги.
Сказанное выше побуждает думать, что составитель Летописца начала царства – по всей видимости, речь шла светском лице, проявлявшем интерес к внешнеполитической проблематике – был гораздо теснее связан с Макарием и возглавляемой им кафедрой (и, вероятно, книжниками его круга), нежели было принято считать ранее. Это в свою очередь позволяет допустить, что между книжниками – светскими и духовными лицами – в рассматриваемый период непроницаемой границы не существовало.
С незначительными изменениями статья опубликована: Проблемы отечественной истории и историографии XVII–ХХ веков: сборник статей, посвященный 60-летию Я.Г. Солодкина. Нижневартовск, 2011. С. 5–21.
[1] Например, см.: Miller D. The Velikie Minei Chetii and the Stepennaia kniga of Metropolitan Macarii and the Origins of Russian National Consciousness // Forschungen zur osteuropäischen Geschichte. 1979. Bd. 26. S. 263–382; Макарий (Веретенников). Жизнь и труды святителя Макария, митрополита Московского и всея Руси. М., 2002; Он же. Святитель Макарий, митрополит Московский (очерки о жизни и деятельности). СПб., 2010; Усачев А.С. Степенная книга и древнерусская книжность времени митрополита Макария. М.; СПб., 2009.
[2] Клосс Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII вв. М., 1980.
[3] Левина С.А. О времени составления и составителе Воскресенской летописи XVI века // ТОДРЛ. Т. 11. М.; Л., 1955. С. 375–379; Она же. К изучению Воскресенской летописи // ТОДРЛ. Т. 13. М.; Л., 1957. С. 689–705; Она же. Списки Воскресенской летописи // Летописи и хроники. 1984 г. М., 1984. С. 38–58.
[4] Кучкин В.А. О фоpмиpовании Великих Миней Четий митpополита Макаpия // Пpоблемы pукописной и печатной книги. М., 1976. С. 86–101; Костюхина Л.М. Роль филиграней в палеографическом исследовании Макарьевских миней-четьих // Филигранологические исследования (теория, методика, практика): сб. ст. М., 1990. С. 76–86; Она же. Палеография русских рукописных книг XV–XVII вв. Русский полуустав. М., 1999. С. 23–32, 58–71; Abhandlungen zu den Grossen Lesemenäen des Metropoliten Makarij (Kodikologische, miszellanоlogische und textologische Untersuchungen). Bd. 1. Freiburg, 2000.
[5] Емченко Е.Б. Стоглав: исследование и текст. М., 2000.
[6] Покровский Н.Н. Томский список Степенной книги царского родословия и некоторые вопросы ранней текстологии памятника // Общественное сознание и литература XVI–XX вв. Новосибирск, 2001. С. 3–43; Он же. Неоконченный манускрипт: Степенная книга царского родословия // Вестник истории, литературы и искусства. Т. 1. М., 2005. С. 280–293; Lenhoff G. How the Bones of Plato and Two Kievan Princes were baptised: Notes on the Political Theology of the «Stepennaja kniga» // Die Welt der Slaven. XLVI. 2001. S. 313–330; Idem. The «Stepennaja kniga» and the Idea of the Book in Medieval Russia // Germano-Slavistische Beiträge. Festschrift für Peter Rehder zum 65. Geburstag. Münhen, 2004. S. 449–458; Idem. The Chudov Monastery and the Stepennaia Kniga // Forschungen zur osteuropäischen Geschichte. Wiesbaden, 2010. Bd. 76. S. 97–116; Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам. Т. 1–2 / под ред. Н.Н. Покровского и Г.Д. Ленхофф. М., 2007–2008; Сиренов А.В. Степенная книга: история текста. М., 2007; Он же. Степенная книга и русская историческая мысль XVI–XVIII вв. М.; СПб., 2010; Усачев А.С. Степенная книга…
[7] Клосс Б.М. Никоновский свод… С. 206–265; Амосов А.А. Лицевой летописный свод Ивана Грозного. Комплексное кодикологическое исследование. М., 1998; Морозов В.В. Лицевой свод в контексте отечественного летописания XVI века. М., 2005.
[8] Лавров Н.Ф. Заметки о Никоновской летописи // ЛЗАК за 1926 год. Л., 1927. Вып. 1 (34). С. 87.
[9] Ее публикацию см.: ПСРЛ. Т. 29. М., 2009. С. 9–116.
[10] ОР БАН. Ф. 31 (Основное собрание). 32.14.8. Данная редакция опубликована, см.: ПСРЛ. Т. 13. М., 2000. С. 75–267.
[11] Предположение о доведении Летописца начала царства сначала до 1558 г., а затем до начала 1560 г. выдвинул Б.М. Клосс (см.: Клосс Б.М. Никоновский свод… С. 201).
[12] См.: Лавров Н.Ф. Заметки… С. 89. Главным аргументом историка бы несомненный пиетет, проявленный составителем Летописца к фигуре Макария.
[13] Исключением из этого правила стал крупнейший труд по истории русского летописания А.Н. Насонова, поддержавшего данное предположение Н.Ф. Лаврова, см.: Насонов А.Н. История русского летописания XI – начала XVIII века: очерки и исследования. М., 1969. С. 408.
[14] Об участии А.Ф. Адашева в ведении летописания в 50-е гг. XVI в. см.: Ясинский А.Н. Сочинения князя Курбского как исторический материал. Киев, 1889. С. 15; Лавров Н.Ф. Заметки… С. 90; Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники: очерки по истории русской общественно-политической мысли середины XVI века. М., 1958. С. 29–30, 38–41; Насонов А.Н. История… С. 408; Клосс Б.М. Никоновский свод… С. 195–196; Буланин Д.М. Адашев Алексей Федорович // СККДР. Вып. 2, ч. 1. Л., 1988. С. 8–10.
[15] Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники… С. 29. На факт использования составителем Летописца материалов Царского архива указывали и другие исследователи, см.: Лавров Н.Ф. Заметки… С. 88; Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947. С. 362–368; Шмидт С.О. Российское государство в середине XVI в.: царский архив и лицевые летописи времени Ивана Грозного. М., 1984. С. 59–60.
[16] Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники… С. 29–30.
[17] Подробнее см.: Солодкин Я.Г. К реконструкции митрополичьего летописания второй половины XVI в. // История русской духовной культуры в рукописном наследии XVI–ХХ вв.: сб. науч. тр. Новосибирск, 1998. С. 38–54.
[18] Клосс Б.М. Никоновский свод… С. 43–51.
[19] Так, Б.М. Клосс высказал мнение об участии митрополита Иоасафа («благословение»?) в составлении Воскресенской летописи (см.: [Клосс Б.М.] Предисловие к изданию 2001 года // ПСРЛ. Т. 7. М., 2001). На митрополичье происхождение летописи указывает и материал ее ранних списков. Так, как нами было отмечено ранее, один из ее древнейших списков – Мазуринский середины XVI в. (РГАДА. Ф. 196. № 1530) – создавался, судя по всему, в митрополичьем скриптории (или скриптории близкого к нему Чудова монастыря). Подробнее см.: Усачев А.С. Создание Степенной книги с позиций истории книги: предварительные замечания // Книга в пространстве культуры. Вып. 1 (3)’2007. М., 2007. С. 130.
[20] Согласно нашим наблюдениям, рукопись, содержащая этот список, была написана на бумаге, которая активно использовалась в середине – второй половине 50-х гг. XVI в. (см.: Усачев А.С. Степенная книга… С. 141–153).
[21] См.: Лавров Н.Ф. Заметки… С. 72; Клосс Б.М. Никоновский свод… С. 191.
[22] О датировке данной рукописи см.: Лихачев Н.П. Палеографическое значение бумажных водяных знаков. Ч. 1. СПб., 1899. С. 320–326, 332; Клосс Б.М. Никоновский свод… С. 191–192; Он же. Предисловие к изданию 2009 г. // ПСРЛ. Т. 29.
[23] На этот факт первым обратил внимание Д. Миллер, см.: Miller D. Official history in the reign of Ivan Groznyi and its seventeenth-century imitators // Russian History. 1987. Vol. 14, Nos. 1–4. P. 341.
[24] Об этом, например, см.: Околович Н.Ф. Жития святых, помещенные в Степенной книге / вступ. ст., публ., коммент. А.С. Усачева. М.; СПб., 2007. С. 52–80; Кусков В.В. Степенная книга как литературный памятник XVI века: дис. … канд. филол. наук. М., 1951. С. 297–298.
[25] Клосс Б.М. Никоновский свод… С. 192–193.
[26] Основным аргументом Б.М. Клосса, изучавшего списки Никоновской летописи до появления специальных работ о древнейших списках Степенной книги Н.Н. Покровского и А.В. Сиренова, является целый ряд несомненных совпадений во вводной статье «История, сиречь повестник, о епископиях…» в Патриаршем списке Никоновской летописи и в Степенной книге (см.: ПСРЛ. Т. 9. М., 2000. С. XXI; Степенная книга. Т. 2. С. 456; Клосс Б.М. Никоновский свод… С. 192–193). Однако эта статья впервые в рукописной традиции Степенной книги появляется лишь в списке рубежа XVI–XVII вв. – Пискаревском (см.: ОР РГБ. Ф. 228 (Собрание Д.В. Пискарева). № 177/612) – и отсутствует в Волковском, Томском и Чудовском списках, отразивших древнейшую редакцию памятника. Таким образом, факт использования Патриаршего списка Никоновской летописи при оформлении текста одного из поздних списков Степенной книги не является весомым доказательством того, что этот список мог использоваться при создании ее древнейшей редакции.
[27] Подробнее об этом см.: Усачев А.С. Степенная книга и материалы Царского архива XVI в. // Отечественные архивы. 2009. № 1. С. 22–28; Он же. Степенная книга… С. 249–259.
[28] Согласно Б.М. Клоссу, он был создан в середине 1560-х гг., см.: Клосс Б.М. Никоновский свод… С. 202–203; Он же. Об издании летописного Свода 1560 г. // Летописи и хроники. 1980 г. М., 1981. С. 215–222.
[29] Лавров Н.Ф. Заметки… С. 88. Н.Ф. Лавров особую близость к Воскресенской летописи отмечал в помещенной в Летописец Повести о смерти Василия III; согласно мнению исследователя, при составлении Летописца была использована первая редакция Воскресенской летописи, доведенную до этого события.
[30] См.: Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники… С. 30.
[31] Ниже будут рассмотрены известия исключительно «церковного» характера, сообщения, имеющие непосредственное отношение к церковным делам, а также рассказы, подвергшиеся «церковной» обработке. В силу того, что для нас особый интерес представляет первоначальная редакция Летописца, материал его продолжения до 1556 г. (и гипотетических продолжений до 1558 и 1560 гг.) ниже нами специально анализироваться не будет.
[32] Впрочем, отметим, что в Летописце не фиксируются следы использования созданной в середине XVI в. при митрополичьей кафедре Повести о Московском пожаре 1547 г., сообщающей о своеволии бояр в период малолетства Ивана IV, обнаруженной и введенной в научный оборот А.А. Зиминым (см.: Зимин А.А. Повести в сборнике XVI в. Рогожского собрания // Записки отдела рукописей Государственной библиотеки им. В.И. Ленина. М., 1958. Вып. 20. С. 186–204).
[33] ПСРЛ. Т. 29. С. 10. Ср.: Т. 8. С. 286.
[37] Если рассказ Воскресенской летописи занимает 7 строк, то соответствующий фрагмент в Летописце начала царства занимает 31 (формат данных томов ПСРЛ сопоставим). Ср.: ПСРЛ. Т. 8. С. 289; Т. 29. С. 16–17.
[38] Ср.: ПСРЛ. Т. 8. С. 291; Т. 29. С. 25.
[39] Усачев А.С. Степенная книга… С. 221–224. Например, в Степенную книгу был включен рассказ о чудесной помощи Сергия жителям Опочки, осажденной литовцами; Казанская история повествует и о помощи Сергия русскому воинству под Казанью (см.: Степенная книга. Т. 2. С. 299–302; ПСРЛ. Т. 19. М., 2000. Стб. 143).
[42] Ср.: ПСРЛ. Т. 8. С. 291; Т. 29. С. 25.
[46] Там же. С. 30. О богомольных походах Ивана IV к Троице в первые годы его правления подробнее см.: Борисов Н.С. Некоторые истоки религиозно-политических взглядов Ивана Грозного // Особенности российского исторического процесса: сб. ст. памяти академика Л.В. Милова (к 80-летию со дня рождения). М., 2009. С. 136–162.
[50] Ср.: ПСРЛ. Т. 8. С. 295; Т. 29. С. 34. (если в Воскресенской летописи этому рассказу уделено 2 строки, то в Летописце начала царства – 11).
[51] Ср.: ПСРЛ. Т. 8. С. 295; Т. 29. С. 34–35.
[53] Ср.: ПСРЛ. Т. 8. С. 295; Т. 29. С. 36.
[54] ПСРЛ. Т. 29. С. 37–38, 41.
[71] ПСРЛ. Т. 29. С. 47. Какие именно обители в Переяславле посетил великий князь, Летописец не сообщает.
[96] Там же. С. 97. Так, Летописец сообщает о молитве царя в церкви Сергия после одной из битв под Казанью (см.: Там же. С. 100).
[103] Там же. С. 111–112.
[104] Там же. С. 112–115.
[105] См.: Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники… С. 30.
[106] Например, см.: ПСРЛ. Т. 29. С. 34–35, 45–46, 57–58, 75–78, 86–91, 112–115.
[107] На это, в частности, указал Н.Ф. Лавров (см.: Лавров Н.Ф. Заметки… С. 88).
[108] См.: Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники… С. 30.
[109] Косвенно на московское происхождение соответствующих рассказов указывает отсутствие точных дат смерти иерархов Церкви, скончавшихся вне пределов Москвы.
[110] Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники… С. 30.
[111] Ср.: Усачев А.С. Житие митрополита Ионы третьей редакции // Вестник церковной истории. 2007. № 2. С. 18–22; Он же. Степенная книга… С. 210–211.
