Захаров Д.Р. Летописная статья 1071. Усть-Шексна => Рыбинск?

Усть-Шексна => Рыбинск?

1.

Летописная статья 1071 (6579) года издавна привлекала внимание историков. Это довольно обширный текст, весьма сложного состава, объединивший под одним годом разновременные события, произошедшие в различных местах Древней Руси.

Для ярославских и рыбинских краеведов статья тем паче является драгоценным памятником. Именно в этой статье, впервые на страницах летописи, появляется Ярославль, пусть и не собственно город, но пункт отправления двух волхвов. Сами же эти волхвы – суть первые, смутные тени ярославцев.

Согласно традиции, год первого упоминания в летописи и является датой начала истории города. Но, ярославские краеведы, вооружились, за неимением прочего, латинской максимой «nomen est omen» (имя говорит само за себя), а за неимением лучшего, неким сказанием, полным нелепиц. В итоге, несмотря на возражения ученых, им удалось связать основание города с именем князя Ярослава Владимировича. Таким манёвром они удревнили дату основания города до отметки 1010 года.

Другие предложенные даты – 1024 и 1036 годы, укладываясь в предложенную логику, были ничем не хуже первой. Но имели они, один, к историческим реалиям не относящийся, изъян, – а именно: ведь чем старше, тем лучше. В своей работе ярославские краеведы руководствовались скорее олимпийским принципом «Выше, дальше, сильнее» (древнее), нежели чем здравым смыслом и научной строгостью.

Но как спорить с серьезными людьми, на стороне которых служебная прыткость и государственный тотем, к тому же вооруженный секирой? Положительно невозможно. Сказано в Писании: Жестоко ти есть противо рожна прати.

Рыбинские краеведы, обделенные такими заманчивыми офертами, удовольствовались только летописной датой, 1071 годом. Они связали свои предположения не с княжеским именем, а с географическим пунктом – устьем реки Шексны. Имеется в виду то место, где Шексна впадает в Волгу. Считается, что на этом месте существовало на 1071 год поселение Усть-Шексна, от которого и берет начало Рыбинск. Здесь, как полагают, и случилась развязка летописной истории – казнь волхвов.

В результате этих манипуляций с источниками, все интересы, включая административно-территориальный аспект, были учтены. Центр Ярославской области закрепил старшинство. Второй по значимости город, не забывший, судя по всему, времена Рыбинской губернии (1927-1929), немного уступил, зато не прибег к ухищрениям старшего собрата.

2.

Не мимоходом, а намеренно, замечу. Для краеведческого мирка вопрос даты «основания города» любимейшая тема для остроумных упражнений в исторических дисциплинах. Нужно относиться к этому обстоятельству с пониманием. Например, Мишель Экем де Монтень упоминал, что Демокрит, якобы, выколол себе глаза, чтобы судить об окружающем мире более объективно. Но разве можно требовать от рачителей истории родного края хотя бы и более скромной жертвы – всего-то: рассуждать о прошлом «без сердца»?

Всему на свете найдется оправдание. В многотомной «Археологии СССР» есть фраза: «С 903 года меря исчезают со страниц летописи». Но это – только часть краеведческой беды: вся Верхняя Волга, еще «вчера» бывшая предметом приложения усилий всего рода летописного Рюрика, надолго улетучивается из русской истории.

Б.А.Рыбаков писал, что светильник летописи постепенно разгораясь, осветил нам глубь веков. Складно сказано, да не про нашу землицу. Для нас этот светильник имел больше общего с лучом прожектора. Выхватил он было Ростов из небытия, а потом умчался левый нижний угол карты, и вдруг высветил, например, Доростол, о котором ни до, ни после, никто и не слыхивал. Охабил светильник нашу землю, и от такового небрежения, стал наш край Медвежьим Углом.

Краеведы, пользуя басни и предания, притягивая одну неочевидность к другой, лишь вынужденно следуют принципу сирийца Абу-ль-Фарадж бин Харуна, известного как Бар-Эбрей. Он утверждал, что знание – столь драгоценная вещь, что его не зазорно добывать из любого источника. Но известно, что далеко не все источники (а исторические и подавно) кристально чисты.

На этом безрадостном безрыбье статья 1071 года – сущая находка. Просто чудо, что волжское захолустье киевской державы вновь мелькнуло в летописи, да еще с каким блеском! Этим чудом мы обязаны одному человеку – Яну Вышатичу. Не случись бы в прошлом столь именитому человеку прибыть за данью на волжские берега, не совпало бы его прибытие с восстанием, наконец, не достиг бы  Ян (Янь) Вышатич возраста 90 лет, то какого возраста достиг бы ныне Рыбинск?

Убеленный сединами киевский старец Ян стал информатором летописца. Летописец (В.О.Ключевский, к слову сказать, подозревал этого летописца в Белозерском происхождении, и это многое объясняет) сохранил для потомства… Что именно? Доподлинно зная обстоятельства создания статьи, сложно назвать информацию Яна полностью объективной. Определим этот текст как версию событий с точки зрения Яна с поправкой на род занятий автора текста.

3.

Анализ статьи, начать следует с того, что более всего подозрительно. Маловероятно, что восстание началось до прибытия Яна. Гораздо логичнее предположить, что восстание стало реакцией данников на действия самого Яна Вышатича.

Как случилось, что обычное, с виду рядовое полюдье спровоцировало бунт, кажется, ясно – тому причиной неурожай. Но почему это полюдье проводил один из знаковых персонажей русской истории, а не какой-то местный представитель власти? И таким ли рядовым был именно этот сбор дани? Для ответа на эти вопросы нужно припомнить обстоятельства того времени.

На Руси идет междоусобная война между наследниками Ярослава Владимировича. Конфигурация властного триумвирата (позднее – дуумвирата) постоянно меняется. В конфликт вовлечены кочевники и европейские государства. Киев переходит из рук в руки, чернь грабит великокняжескую казну. Изгнанные князья бегут из Киева тоже не с пустыми руками, русских изгнанников на чужбине грабят европейские союзники.

Если предположить, что Ростовская земля оставалась в ведении короны, то есть Киева, – она меняла хозяев синхронно со стольным градом. И каждый новый хозяин имел много врагов, но мало средств для борьбы с ними. Вскоре дело дошло до того, что судьбу великокняжеского злата и серебра стал решать не кто иной, как Папа Римский. От латинян и слова-то доброго не дождешься, а уж денег – точно не вернут. Если пошло на то, значит, деньги нужны как воздух.

Вольно было Владимиру Святославовичу, раздавая серебро дружине, приговаривать, что имея дружину, серебра добудет. Ярославичам, в смуте, изначально нужно было добыть серебро, чтобы потом заиметь дружину. Киевских ресурсов уже не достает: тучные поля по Киевом отданы на прокорм полякам. Самое время пустить в оборот и непрофильный ресурс – скудное волжское захолустье.

Вот так и оказался именитый киевский добытчик на дальних берегах Волги. Вот почему явление здесь Яна было событием исключительным, а полюдье – вовсе не рядовым. Это был слуга нового хозяина, собиравший, в военное время, экстраординарный, (вторичный или внеочередной) сбор с новоприобретенного хозяином владения.

Вернемся к заявленной летописцем первопричине волнений – голоду. И припомним голод и восстание 1024 года в Суздальской земле. В то время на юге также пылает война между Ярославом и Мстиславом Владимировичами. Налогооблагаемая база Ярослава сокращена утерей Чернигова и, видимо, всей территории левее Днепра. А наймиты, трупы которых потом будут лежать на поле под Лиственом, создавая кровавую декорацию для циничной беседы Мстислава Удалого и Ярослава Мудрого, это наймиты – еще живы, и требуют оплаты.

Таким образом, схема: неурожай–голод–восстание – сомнительна. Куда как вернее будет схема: война – повышение налогов – изъятие семенного фонда – сокращение посевов – голод – восстание. Таким образом, не стоит путать причину и следствие: Ян не боролся с последствиями восстания, он был его непосредственной причиной. Не стоит также питать иллюзий в отношении статуса северо-восточной земли в Киевском государстве.

Получается, что ситуация, описанная в статье 1071 года не нова. Точно также обстояли дела и в 1024 и, отчасти, в 1096 годах. Но почему же тогда сходные события получили в статье 1071 года такое развернутое описание? Одна причина уже названа – происхождение автора статьи. Другая причина станет ясной, если задать следующий ниже вопрос.

4.

Какие скрытые цели преследует статья и какое преломление получила в ней реальность? Послужив князю земному в расцвете лет (хотя, если верить летописи, Яну было в ту пору 55 лет, возраст, по меркам того времени, скорее преклонный, чем цветущий), победив врага на поле брани, Ян Вышатич в последние годы жизни решил послужить царю небесному, победив врага всего рода человеческого, дьявола, но уже  на страницах летописи.

Потому не должно нас удивлять, с какой легкостью мытарь превратился в богослова. В жизни он пастух, требующий от белоозерцев смердов, словно хозяин требующий вернуть свиней, забежавших в соседний огород. На страницах летописи он уже пастырь, что заботится о стаде духовном.

Даже мелкие детали повествования обретают новый смысл. К примеру, сколько воинов нужно иметь мытарю для верного успеха своего предприятия? Сложно сказать. А вот пастырю, в любом случае, нужно 12 спутников. И, вот совпадение, у Яна Вышатича 12 отроков. Не больше и не меньше. Правда, был в яновом отряде еще и поп, но сгинул, чаю, того ради, чтобы не составлять конкуренции Яну на ниве премудростей Божиих.

И ведь не только Ян переживает странное перерождение. Разве подобает богослову-гроссмейстеру в диспуте иметь дело с какими-то второсортными жрецами примитивного культа, волхвами? О чем, собственно будут в таком случае прения?

И вот волхвы, вслед за Яном, немедленно вырастают интеллектуально. Еще вчера они были фокусниками-иллюзионистами, ловкостью рук добывавшими из тел людей продукты питания. А сегодня, в общении с Яном Вышатичем, они оказываются способны изложить стройную концепцию, достойную ариан или манихеев.

Поневоле вспоминаешь о том, что и помянутый выше Демокрит, также может быть назван волхвом.  В древнерусском языке волхв – это не только жрец, но еще и языческий философ. Картина мира, о которой толкуют волхвы – это не самоценная концепция, а сознательно исковерканная христианская доктрина. Скорее ересь, чем что-то инородное, толкование, а не оригинал, производная христианского, а не языческого культурного поля.

Вдобавок к этой странности, волхвы, по определению стоящие не только вне христианского, но и вне правового поля, оказываются еще и знатоками гражданского права. Требуют суда княжеского, отвергая суд Яна Вышатича.

Неясен смысл этого требования. Мы доподлинно знаем, из той же летописной статьи 1071 года, что другие волхвы, будучи допущенными к другому князю, были зарублены. Причем без всяких богословских прелюдий, собственноручно князем. В процессе подготовке к несостоявшемуся диспуту, охранитель православной веры укрыл под одеждами весомый, остро отточенный аргумент. И, сгорая от нетерпения, тут же им и воспользовался.

Подобно тому, как на месте мытаря вдруг оказался богослов, так на место волхвов заступают философ и правовед. Но на что же надеются эти ярославские эрудиты? Почему они мнят для себя какой-то иной сценарий встречи с князем?

5.

Объяснение может быть только одно. За инкриминированной этим людям личиной волхвов, скрыты вполне «цивильные», легальные члены общества, выступившие против произвола Яна. Они желают донести до князя неправды, творимые Яном, потому и требуют личной встречи. Дабы пресечь всякую возможность очной ставки, Ян наскоро казнил их и скрыл обстоятельства своих деяний за ширмой утверждения православной веры.

Таким образом, обвинения в убийстве людей, в бунте, одновременно и в еретичестве, и в язычестве – просто поклеп, шаткое оправдание превышения полномочий, а, может быть, и чего-то похуже: совмещения сбора дани с личным обогащением. Призыв Яна в последнем акте трагедии: «мстите своих» – лишь иллюзия восторжествовавшей справедливости.

Очевидно, в этом рассказе всё не то, чем кажется, а извечное стремление церковника всякому событию присвоить черты библейской истории (12 отроков-апостолов), только больше запутывает дело. Ян пытается изобразить преступление как подвиг, летописец под шумок пытается наподдать болгарским богомилам, а мы всё числим правдой?

Все оказались в выигрыше: нашлось место и для марксистских мантр о классовой борьбе, и для замечаний о смеховой культуре Руси, и для рассуждений о борьбе христианства с язычеством, и для краеведческих изысканий, разумеется. Все получили бонусы.

А как же осужденные и казненные волхвы? Их участь, достойная применения на практике принципа сui prodest? (кому выгодно), если будет уместно сказать – достойная ума аббата Фариа, осталась без внимания. Ведь ученые, бенефициары статьи, ознакомившись с делом волхвов, их судьбой нимало не озаботились, их больше занимали собственные дивиденды (материал для теорий и концепций) чем жизнь и смерть двух первых ярославцев.

6.

Что же есть в «сухом остатке»? С бытовой точки зрения, группа пришлых с Руси вооруженных людей грабит местное население и терроризирует целый город (Белоозеро), навязывая ему свою волю. С научной точки зрения, эти действия и составляют процесс окняжения. С точки зрения государственной, повторяется, в мелком масштабе, ситуация 945 года, когда повторный сбор дани с древлян свел в могилу князя Игоря (это частность) и нарушил отлаженную работу механизма полюдья (это целое).

Самый примитивный текстологический анализ выявит слово, которое одно встречается во всех трех первых летописных упоминаниях о северо-восточной Руси (1024, 1071, 1096): это слово – «дань». Слышно ли что-либо об употреблении дани в интересах земли? О походах против булгар, о строительстве градов, возведении церквей, монастырей – ничего похожего. И для чего все эти несчастья? Чтобы за тысячи верст отсюда продолжить собственную свару.

Стоит ли удивляться, что через сотню лет Долгорукий и Боголюбский, первый из обиды, второй уже из ненависти, пойдут на Русь войной? И внуки ограбленных, дотла сожгут ненавистный Киев и выдерут медный пол из тамошнего собора?

Мы искренне сожалеем о распаде «Киевской» Руси, не задумываясь о том, чем был этот Киев для Ростова, Ярославля, Белоозера? Каким он был хозяином? Думал этот хозяин о строе земельном, о теплой вере христовой, о защите сирых и убогих? Получается, не хозяином он был, а лютым зверем.

Где происходят те насилия, в которых насильники обвиняют своих жертв? Маршрут волхвов нам известен из летописи. Они шли от Ярославля к Белоозеру, сначала вверх по Волге, а потом по Шексне.  Впрочем, ничто, включая сам источник, не мешает современным исследователям понимать дело по-новаторски. По трактовке от О.В.Киреевой ярославские волхвы приносили человеческие жертвы в 300 км к северу (sic!) от Белоозера.

Так или иначе, Ян Вышатич оказался в Белоозере, затем, спустившись вниз по Шексне, на месте слияния (устья) Шексны и Волги, казнил выданных ему в Белоозере преступников. Последнее плечо маршрута вызывает недоумение. А предположение о быстрой казни волхвов и вовсе делает уязвимым.

С какой целью Вышатичу понадобилось транспортировать осужденных, опасных для него лично, преступников, на расстояние в 400 км с берега Белого озера на берег Волги? Это противоречит как здравому смыслу, так и интересам самого Яна.

Если прав Ян, то какой смысл выделять стражу, кормить дармоедов весь неблизкий путь, а если правы волхвы, то зачем откладывать на завтра решённое дело и, опять же, прилагать усилия к их охране и пропитанию? Невыгоды очевидны в любом случае.

Таким образом, возникает сомнение: в самом ли деле Ян казнил «волхвов» на месте слияния Шексны и Волги? Как нам понимать выражение летописи «вста на усть Шексны»? К какому географическому пункту следует отнести это название?

7.

Пусть этот вопрос покажется бессмысленным, а ответ очевидным. Действительно, если я вижу в трамвае шильдик с названием «Усть-Катавский вагоностроительный завод», я понимаю, что этот вагон собран в том месте, где река Катав впадает в реку Юрюзань. Как говорится, двух мнений тут быть не может.

Следовательно, на месте современного Рыбинска не позднее 1071 года существовало древнерусское поселение, которое называлось Усть-Шексна. Здесь Ян казнил волхвов. Это поселение следует рассматривать как начало Рыбинска. Эту дату следует считать точкой отсчета его истории.

Однако в этих построениях немного истины. Все-таки современный шильдик и древняя летопись – разные вещи. К примеру, где по данной логике, должен был находиться Усть-Шекснинский монастырь? Получается, что где-то в городской черте современного Рыбинска, либо в его ближней округе. Но этот монастырь был основан на Белом озере, при истоке из озера реки Шексны.

Все дело в том, что значение слова «устье» исторически имело в языке несколько значений, из которых на момент создания летописей наиболее употребляемым было значение «исток». Устье Шексны – это место ее истока из Белого озера. Выражение «на усть» обозначает место, где река берет свое начало.

Поэтому Яну для того, чтобы прибыть «на усть Шексны» не нужно было совершать длительный переход на Волгу. Ему довольно было преодолеть короткое расстояние, отделявшее собственно город Белоозеро от самого Белого озера, и здесь учинить действительно скорую расправу над волхвами.

Вполне возможно, что к месту впадения Шексны в Волгу Ян потом и прибыл, но уже без волхвов. Летопись ровным счетом ничего не знает ни об этих обстоятельствах, ни о месте слияния Шексны и Волги, ни о городе Усть-Шексна.

Всё прочее домысел, точнее – вымысел. Это другая история, к событиям, описанным в летописной статье 1071 года, она отношения не имеет. А развязка той истории, к которой принято «привязывать» истоки «столицы бурлаков», наступила там, где и кульминация, в 400 км севернее современного Рыбинска.

8.

Подведем итог.

В толковании источника следует быть весьма осторожным. Особенно критично – не толковать его буквально. Ярославские краеведы, например, прямолинейно понимают секиру, как предмет из древнего оружейного арсенала. Их не смущает то обстоятельство, что охота с топором на медведя так же нелепа, как охота на зайца с саблей. И медведь, и заяц, останутся живы. Разница в том, что с саблей на безобидного зайчишку можно ходить всю жизнь, а с топором на стремительного «увальня», медведя – единожды.

Рыбинские краеведы, в свою очередь, прямолинейно толкуя словосочетание «усть Шексна»,  толкуя именно что буквально, в согласии с нормами современного языка, но в отрыве от языковых реалий прошлого, ненароком перепутали начало и конец реки. Но стоит ли сия овчинка того, чтобы уподобляться придворным историографам, из числа тех, что из раза в раз трактуют бесславный конец как великое начало?

Разумеется, всё вышесказанное не означает, что на месте слияния Шексны и Волги не существовало древнерусского поселения. Более того, было бы странно, если такового поселения там бы не обнаружилось. Место, где одна река впадает в другую – излюбленная географическая локация для строительства города.

Не исключено также, что это поселение принадлежит к числу самых древних на Волге. Более того, было бы удивительно, если бы на таком важном месте, где завершает свой путь крупная торговая магистраль, Шексна, не возникло бы в глубокой древности пункта, который бы играл существенную роль в великой волжской торговле и доминировал над округой.

Речь идет лишь о том, что для привязки основания города Рыбинска или его предшественника к конкретной дате – 1071 год – нет ровным счетом никаких оснований, а именовать этот предшественник Усть-Шексной просто некорректно, неграмотно.

Безусловно, город в большинстве случаев существовал и до первого упоминания в летописи. Но неосторожные поиски краелюбов могут привести к последствиям, о которых говорил Георг Кристоф Лихтенберг: «Из любви к родине они пишут всякий вздор, который вызывает насмешки над нашей любимой родиной». Это именно тот случай, когда лучше быть, чем казаться.

В заключение можно сказать, что есть в России десятки древних городов, чья слава не умаляется тем обстоятельством, что их происхождение темно и не поддается точной датировке. И есть единственный город, для которого известна (с точностью до дня) не только дата начала строительства, но и дата завершения этого строительства. Символично, что это не реальный, а легендарный город – Китеж.

Публикуется впервые.

• Размещено: 10.07.2017
• Автор: Захаров Дмитрий Рудольфович
• Размер: 21.2 Kb
• © Захаров Дмитрий Рудольфович