Мининзон И.Л. Дорога к острову Буяну

И. Л. МИНИНЗОН

ДОРОГА       К      ОСТРОВУ       БУЯНУ.

НИЖНИЙ  НОВГОРОД

2008

Памяти Татьяны Ассельборн

У каждого учителя, когда он, наконец, овладеет более-менее элементарными основами своего ремесла, неизбежно появится вопрошающая мысль – а какова, в конце-концов, конечная цель моего преподавания? Одни из учителей, не мудрствуя лукаво, примут за эту конечную цель саму работу – дачу ученикам знаний, скажем, по географии (автор этих строк – учитель  географии). Другие примут за конечную цель другой вариант той же повседневной работы – воспитание детей в духе разумной  дисциплины, уважения  к старшим и сверстникам, уважения к науке, способность к сосредоточенной работе, способность к произвольному вниманию. Все это очень хорошо, но можно поставить перед собой и другие цели, для достижения которых повседневная работа – не более чем средство. Можно поставить цель воспитательную – уроки географии и вообще вся деятельность учителя  должны воспитывать в детях высокие гражданские чувства – любовь к Родине, порядочность, чувство долга и т.д. Можно поставить перед собой и более скромную цель – воспитать в детях любовь к предмету, географии, желание испытать чувство нового, когда, роясь в школьной, районной, или областной библиотеке, находишь интересную книгу, или статью в журнале о дальних странах, которую затем с увлечением прочтешь.
Автор этих строк, вполне признавая и относясь с уважением ко  всем этим вариантам  целей деятельности учителя, ставит перед собой другую цель. Будучи географом, занимаясь географическими изысканиями в различных разделах географии и смежных наук и преподавая в школе по совместительству, он, прежде всего, рассматривает своих учеников, как потенциальных помощников, сотрудников в своих поисках. Поэтому и цель моего преподавания, которой подчинено все – воспитание учеников в полном смысле этого слова, т.е. молодых людей, которые были бы увлечены географией, как я сам, и вместе со мной, под моим руководством занимались бы географическими исследованиями. Эта цель,  которую я подробно изложил в моих статьях в журнале «Педагогическое обозрение» (Н.Новгород): «Дорога к острову Буяну» (№3,2001) и «Изучаем язык земли» (№4,2003), а также в статье «Новый Лаокоон…» («Учительская газета»,11.02.2003), разумеется, требует от учителя, чтобы он был профессионалом в той науке, за преподавание которой он берется. Как минимум нужно, чтобы он, например, занимался географическими изысканиями хотя бы на краеведческом уровне и публиковал результаты своих исследований, хотя бы в местной печати.
По опыту общения со своими коллегами, я знаю, что многие учителя, выходя из стен университета, или пединститута, где они получили вкус к научной работе, и рады бы ее продолжать в школе, но либо не позволяют материальные условия (нет необходимого снаряжения, научного оборудования, нет денег на организацию не только экспедиций, но и длительных экскурсий), либо нет возможности где-нибудь опубликовать результаты своих изысканий, без чего всякая научная работа, даже на краеведческом уровне, теряет смысл.
Между тем существует научное направление, которое не требует ни материальных затрат, ни надобности в редких книгах, но которым могут с успехом заниматься учителя географии, тем более, что газеты обычно охотно публикуют результаты изысканий в этой области. Это научное направление – анализ литературных произведений с позиции географической информации.
В каком городе могут развертываться события драмы Островского «Гроза»? Где путешествовал Павел Иванович Чичиков, герой «Мертвых душ» Гоголя? Что более всего напоминает описание поместья Онегина – Псковщину, или Болдино («Евгений Онегин» писался и там и тут)? На эти и на многие подобные вопросы, возникающие при чтении литературных произведений, можно ответить, только если проанализировать литературное произведение глазами географа, с позиции физико-географической, экономико-географической, историко-географической информации.
Что это значит? Это значит, что необходимо составить описание природы, хозяйства, зачастую – особенностей быта персонажей, пользуясь текстом произведений, как источником, а затем сопоставить это описание с географическим описаниями различных местностей по картам, атласам, различным литературным источникам. Подобная техника научной работы доступна школьникам, начиная с 8 класса и поэтому именно со школьниками этого возраста я и начинаю сотрудничать, рассматривать их как своих потенциальных коллег.
Подобное научное направление, которое можно назвать географическим литературоведением, ведет свое начало с монографии нашего земляка, которому я многим обязан и в науке, и в жизни, доктора географических наук, доцента кафедры физической географии Горьковского пединститута Льва Людвиговича Трубе  (1921-1988) «Остров Буян: Пушкин и география» (Горький,1988). В этой небольшой, но емкой книге Лев Людвигович наглядно, на многочисленных примерах продемонстрировал, какие новые неожиданные горизонты исследования литературных произведений открываются, если внимательно читать беллетристику, в данном случае произведения А.С.Пушкина, глазами географа. С тех пор я и иду этой дорогой, проторенной моим учителем в географии – дорогой к острову Буяну, как я назвал это направление в одной из своих статей.
Взявшись за преподавание географии в школе, и, как я уже упомянул выше, имея цель воспитать учеников-сотрудников, я, изучая различные произведения с позиции географии, стал поручать им проведение сначала первоначальной обработки материала (т.е. выуживания из произведения различной географической информации), затем организации ее в связный рассказ, а позднее – и сопоставление ее с научным описанием той, или иной местности.
Под моим руководством Ира Махалова, Маша Юрина, Маша Малкина, Ира Касатова, Даша Осадченко, Лена Зрилова, Лена Бульканова и Юля Коптяева  исследовали с позиции географической информации (как физико-географической так и историко-географической) фольклор, в том числе Библию и Евангелие.  Женя Медова, Женя Кравченко, Маша Халезова, Оля Лазукина, Оксана Балакирева, Наташа Юрасова, Лена Митинская, Эльвира Саретдинова, Надя Бандуркина, Катя Михайлина, Оля Бухвалова, Ксюша Катранова, Наташа Смирнова, Лера Аляутдинова, Юля   Котова, Саша Прыгин, Лена Пугачева, Наташа Веселова, Настя Седова, Марина Круглова, Лена Карабанцева, Зумруд Алиева, Женя Захарова и Наташа Сапунова  исследовали различные произведения классиков мировой литературы – от Джеффри Чосера, Джонатана Свифта и Даниэля Дефо до   Марка Твена, Томаса Гарди и Джеймса Олдриджа. Наташа Дьяченко, Маша Захарова, Андрей Романов, Катя Шубенкова, Наташа и Саша Кузнецовы, Маша Стенова, Ксюша Бредихина, Лена Моргун, Любаша Рябова, Лена Широкова, Инга Киселева, Марина Степанова, Любаша Кречина, Женя Мотов, Настя Назарова, Аня Скороход, Наташа Комарова, Наташа Бочкарева, Любаша Кудашкина, Лена Сутягина, Лена Михайлина, Оксана Пенкина исследовали различные произведения отечественной литературы – от «Слова о полку Игореве» до «Хаджи Мурата» Л.Н.Толстого, «Острова Сахалин» А.П.Чехова и «Грядущему веку» Г. Маркова.
По результатам своих изысканий мои ученики оформляли экзаменационные работы по географии за 9 и 11 классы, или экзаменационные работы по природопользованию за 11 класс, которые с успехом и защищали. Работы моих учеников, как в соавторстве со мной, так и самостоятельные, были опубликованы в различных газетах; общее число публикаций перевалило за шестьдесят.
Но излюбленная тематика наших исследований, все же – исследования произведений А.С.Пушкина; подобную тематику я унаследовал от Льва Людвиговича Трубе. Очерки, помещенные ниже и представляют собой газетные статьи по этой тематике, опубликованные мною в соавторстве с моими учениками. К ним я счел нужным приложить мои статьи, в работе над которыми мои ученики участия не принимали; в большинстве своем они выполнялись мною во время школьных каникул. Хвастаться вообще нехорошо, но не могу не отметить, что научная значимость некоторых из них оказалась достаточно высокой, чтобы они были опубликованы в виде статьи в научном сборнике, издаваемом Арзамасским пединститутом ( см. примечание к очерку «Там, где гуляла барышня-крестьянка»), или под них была отведена целая страница в серьезном экономическом еженедельнике «Экономика и жизнь» (см. очерк «Путешественник, экономист, социолог»). Кстати, эти две статьи в серьезных «взрослых» изданиях –  экзаменационные работы: первая – четырнадцатилетней девочки, а вторая – шестнадцатилетнего юноши. Пушкин, как известно, в своих «Записках о воспитании» скептически относился к публикациям школьников во «взрослых» изданиях и это единственное, в чем я категорически не согласен с великим поэтом!
Я был далек от мысли сделать своих учеников географами, или литературоведами (хотя многие из моих учеников учились, или учатся на филологических, или географических специальностях). Самое главное, к чему я стремился, помимо того, чтобы иметь помощников и соратников в лице моих учеников, – это привить им прочные навыки аналитического, критического чтения текста, каких не имеет подавляющее большинство выпускников не только средней, но и высшей школы. Я надеялся, что навыки осмысленного, аналитического прочтения произведений Пушкина, да и вообще любых литературных произведений, любых текстов весьма пригодятся им в дальнейшей учебе в вузе, да и в последующей жизни. Так и оказалось. Лишь в одном случае моя надежда рухнула – когда смерть похитила в семнадцатилетнем возрасте одну из моих наиболее талантливых учениц,  Таню Ассельборн, памяти которой я посвящаю этот сборник.
На кого рассчитан этот сборник? По моему замыслу, этот сборник, во-первых, может оказаться полезным тем из учителей географии, которые имеют вкус и желание заняться исследовательской работой и приохотить к ней своих учеников, но которые по ряду причин не имеют возможности заняться изысканиями на местности; для таких случаев исследовательская работа в области географического литературоведения вообще и географического пушкиноведения в частности самая подходящая. Естественно возникает вопрос о базе для подобных изысканий. База имеется практически в каждой школе, или районной библиотеке: собрание сочинений  А.С.Пушкина, других писателей и поэтов, их биографии, Большая Советская энциклопедия с картами, Словарь В.И.Даля, учебники по географии Нижегородской области, работы о пребывании Пушкина в Нижегородской губернии. Серьезные газеты обычно охотно печатают материалы, посвященные анализу произведений писателей, лишь бы это произведения были связаны с нашим краем и были приурочены к памятным датам, связанным с писателем, или его произведением.
Во-вторых, этот сборник может представить интерес и для учителей истории (ибо ряд статей посвящен анализу произведений не только с позиции историко-географической, но и исторической информации). Наконец, он будет по меньшей мере любопытен для учителей литературы и просто для всех, интересующихся, пусть даже пассивно, творчеством А.С.Пушкина, в том числе и школьников.
Внимательное изучение помещенных ниже очерков, может, на первый взгляд, породить некоторое недоумение: они подаются как пример подхода к литературным произведениям с позиции географической информации, между тем в некоторых из них география вроде бы и не присутствует; это касается очерков «За фасадом любовной истории», «Большой подтекст «Маленьких трагедий», «И был глубокий эконом» и некоторых других. Этим смущаться не нужно, а нужно знать, что в последние десятилетия предметы изучения географии, даже школьной, значительно расширились: помимо классических физической и экономической географии к ним добавились историческая география и социальная география, в том числе география различных экономических и социальных проблем человечества в целом, стран, территорий; в предмет же экономической географии зачастую включается региональная экономика. В этом, по моему мнению, заключается еще одна роль помещаемых ниже очерков: они на конкретных примерах, на своеобразном материале дают представление о том, какими разнообразными могут быть географические исследования. Остается только пожелать пытливому читателю самому вступить на путь подобных исследований, на «дорогу к острову Буяну».

«ДУБРОВСКИЙ» ГЛАЗАМИ ГЕОГРАФА.

160 лет назад в своем нижегородском имении Б.Болдино, А.С.Пушкин закончил роман «Дубровский». В основу произведения было положено множество источников: и сообщение приятеля Пушкина П.В.Нащокина о белорусском дворянине Островском, у которого богатый сосед отнял имение (в первоначальном варианте роман и назывался «Островский»), и дело Козловского уездного суда 1832 года (Козлов – современный Мичуринск Тамбовской области) «О неправильном владении поручиком Иваном Яковлевым сыном Муратовым имением, принадлежащим гвардии подполковнику Семену Петрову сыну Крюкову…», имевшееся в копии у Пушкина; почти дословный текст дела поэт включил в текст романа.
Известна была Пушкину и история двух дворян Дубровских: один, живший в начале Х1Х века в Нижегородской губернии, жаловался на незаконное отнятие у него имения; другой, живший в середине ХУ111 века в Псковской губернии, помогал своим крестьянам справится с карательным отрядом. Кстати, еще в ХУ11 веке обширными землями в Нижегородском уезде владели Троекуровы (такова же фамилия одного из главных героев повести).
Такое разнообразие  возможных источников романа заставляет задаться вопросом, где же развертывается действие  «Дубровского»? Изобразил ли Пушкин какой-то обобщенный уголок России, или же он имел в ввиду территорию конкретной губернии, Нижегородской, Псковской, или Калужской?
Ответ на этот вопрос содержится в самом тексте романа, точнее, в тех его строках, где дается описание лесов и других уголков природы. Прочитаем же это произведение глазами географа.
Растительный мир, упоминаемый в романе остаточно однообразен: упомянуты березовая роща, дубы и сосны. Территория, описываемая Пушкиным, стало быть, находится на стыке широколиственных лесов и подступающих из лесостепи сосновых боров. Если бы сосновые боры являлись элементом смешанных лесов, или южной тайги, то обязательно присутствовала бы ель
Интересен описываемый в романе рельеф местности: он пологохолмистый, речки здесь извилисты, запружены. При описании помещичьих усадеб Троекурова и князя Верейского упомянуты обширные пруды («озера» по терминологии того времени). Все это также характерно для области широколиственных лесов и лесостепи.
В романе помимо речки Кистеневки описана Волга, на высоком берегу которой лежит Арбатово, имение князя Верейского. Описание ландшафта заречной стороны очень любопытно: местность по ту сторону реки всхолмленная, хорошо заселенная и освоенная. Именно такой характер местности имеет левобережье Волги выше Н.Новгорода. Ниже наоборот: местность на левобережье равнинная, малоосвоенная. Кстати сказать, на роль Арбатова вполне подходят Катунки, ныне Чкаловского района, с его старинным парком, возвышающимся над волжской кручей.
Дополнительное указание на характер изображенной в романе местности дает описание Кистеневской рощи. Это заболоченный лиственный лес в балке, входящей в речную долину; в середине леса имеется обширная прогалина, где протекает ручей. Подобные обширные облесенные балки характерны для долин рек также в лесостепной области.
Итак, из анализа пушкинского текста с позиции географической информации следует, что описываемые в нем события происходят в одной из приволжских губерний, в ее правобережной, нагорной части, расположенной на стыке зоны широколиственных лесов и лесостепи, причем находящаяся по другую сторону Волги местность – всхолмленная и хорошо освоенная.
Единственная губерния, где имеются все эти элементы ландшафта – Нижегородская.
Более того, реально существует и село, расположение которого как две капли воды напоминает описание Арбатова. Это Катунки современного Чкаловского района, бывшее поместье князей Грузинских.
Следует с несомненностью заключить, что А.С.Пушкин дал в своем романе «Дубровский» пусть сборное, обобщенное, но описание именно, нижегородских ландшафтов.
( «Нижегородский лес», №21,1993 г.; «Нижегородская правда»,29.12.1993)

«ДЕРЕВНЯ,  ГДЕ  СКУЧАЛ   ЕВГЕНИЙ…»

Роман А.С.Пушкина «Евгений Онегин» недаром назван энциклопедией русской жизни. В нем представлены все слои тогдашнего российского общества, все уголки страны – от глухой деревни до столицы.
В «Отрывках из путешествия Онегина» изображены Кавказ и Крым, Одесса, Москва, Поволжье, в том числе знаменитая Нижегородская ярмарка. Описания городов и отдельных местностей даны Пушкиным удивительно верно и географически точно.
Тем неожиданнее для нас оказались результаты анализа второй – седьмой глав романа, где описывается жизнь Онегина в деревне, доставшейся ему по наследству от дяди.
Пушкинисты давно выяснили, что усадьба дяди Онегина напоминает усадьбу Михайловского нынешней Псковской области, где Пушкин жил в 1824 – 1826 гг., и где он написал 111 – У11 главы романа. Более того, описание запоздалой зимы в У главе («зимы ждала, ждала природа/ снег выпал только в январе») попросту «списано» поэтом с реальной зимы на Псковсщине начала 1826 г.
Но дальше начинаются несообразности. Уже описание пейзажа, вид на который открывается из усадьбы, свидетельствует, что это не северный край, а, скорее, лесостепь: изображена совершенно безлесная местность – поля, луга, селения.
Растительный мир в романе – это липовый лесок, неподалеку две сосны, под которыми похоронен Ленский. Среди поля растут два дуба, между ними происходила дуэль. Описан также смешанный лес их сосен, лип, берез и осин. Открытая местность названа в романе степью.
Между тем в окрестностях Михайловского во времена Пушкина росли ельники, елово-сосновые и хвойно-широколиственные леса. Судя по описанию растительности, географический фон этой части романа располагался много южнее Псковщины.
Необычно описание конной прогулки в этой местности в начале зимы, когда «трещат морозы» (гл.1У, стих ХL111):
«…Скакать верхом в степи суровой?
Но конь, притупленной подковой,
Неверный зацепляя лед,
Того и жди, что упадет.»
Это явно не Псковщина. Первая половина зимы там весьма мягкая, что связано с вторжением теплых воздушных масс с Атлантики, морозов и наледей на полях практически нет. Подобная зима характерна, скорее, для лесостепных местностей с континентальным климатом, где морозы первой половины зимы сочетаются с незначительным снеговым покровом, обледенением почвы.
Для автора этих строк, как географа, несомненно, что из всех местностей, связанных с пребыванием там А.С.Пушкина, более всего претендует на прототип географического фона 11 – У11 глав романа Болдинско – Лукояновская  округа Нижегородской губернии. И растительный мир, и основные черты климата соответствуют этому краю.
Но тогда возникают вопросы: откуда Пушкин, не бывавший еще в Болдине, так хорошо знал наш край и зачем он поместил псковскую деревню в нижегородское окружение?
На первый вопрос ответить легко: о нашем крае Пушкину могли много рассказать отец и дядя. На второй же вопрос можно дать предположительный ответ.
Пушкинисты неоднократно отмечали, что еще современники узнавали во многих знакомых А.С.Пушкина, в соседях по Михайловскому реальных прототипов героев романа. Самого Пушкина это крайне раздражало. Вероятнее всего, желая избежать обычных в таких случаях кривотолков, поэт не только изменил фамилии и имена людей, но и географический фон романа. Как бы то ни было, под гениальным пером Пушкина Михайловское и Болдино слились в обобщенный, но вполне реальный образ типичной русской деревни первой трети ХХ века.
(«Нижегородский рабочий», 26.03.1994; «Нижегородская правда»,23.09.2004; совместно с Еленой Петровой.)

ПОВОЛЖСКОЕ  ПУТЕШЕСТВИЕ  ОНЕГИНА.

Одним из излюбленных литературных приемов описания отдельных уголков страны является отправление писателем своего героя в путешествие. Именно этим приемом воспользовался А.С.Пушкин, отправив главного героя своего романа «Евгений Онегин» в путешествие из Петербурга через Новгород и Тверь в Москву, а оттуда через Н.Новгород вниз по Волге до Астрахани. Далее путь Евгения лежал на Кавказ и в Одессу. Как видим, значительная часть пути его пролегла по Поволжью.
В.Г.Белинский недаром назвал этот роман «энциклопедией русской жизни», ибо перед читателем развертываются картины всего тогдашнего российского общества, а также характерные черты быта и жизни населения многих уголков России.
Что же представляло собой Поволжье в 1829 – 1830 гг., когда Пушкин описал путешествие своего героя?
Вот 111 стих главы «Отрывки из путешествия Онегина», описывающий верхневолжские города:
«…Мелькают мельком, будто тени,
Пред ним Валдай, Торжок и Тверь.
Тут у привязчивых крестьянок
Берет три связки он баранок,
Здесь покупает туфли – там
По гордым волжским берегам
Он скачет сонный. Кони мчатся
То по горам, то вдоль реки…»
В те времена города и села Верхней Волги действительно славились своими баранками, особенно Торжок. Баранки тогда пекли не только с маком и на меду, но и замешивали на сметане, на густом мясном бульоне. Такие баранки были не только вкусной, но и сытной пищей, и недаром Евгений купил их три связки, может быть, одни на сметане и мясном бульоне, а другие на меду, с маком. На постоялом дворе достаточно было опустить баранки в кипяток, чтобы есть вкусную, питательную похлебку, а другие, сладкие баранки хороши были с чаем.
Верхневолжские же городки, особенно Кимры и Тверь, славились своими сапожниками, умеющими потрафлять вкусу даже такого щеголя, каким был Евгений Онегин.
В этом же стихе содержится и описание сильнопересеченного ландшафта Верхней Волги – Валдайской возвышенности, где дорога действительно то идет по «горам», то спускается в долину реки.
Интересно описание Нижегородской ярмарки в 1Х стихе:
«…Перед ним
Макарьев суетно хлопочет,
Кипит обилием своим.
Сюда жемчуг привез индеец,
Поддельны вина европеец.
Табун бракованных коней
Пригнал заводчик из степей,
Игрок привез свои колоды
И горсть услужливых костей.
Помещик спелых дочерей,
А дочки – прошлогодни моды.
Всяк суетится, лжет за двух
И всюду меркантильный дух.»
Надо заметить, что «Макарьев» – это не современный город Макарьев Лысковского района Нижегородской области, где общероссийский рынок – ярмарка существовал до 20 – х гг. Х1Х в., а простонародное название Нижегородской ярмарки на Стрелке.
На ярмарку действительно привозили жемчуг из Южной Индии и Цейлона, где были знаменитые жемчужные промыслы. «Поддельное вино» – это не суррогат вина, а натуральное виноградное вино, только не сортовое, на бутылки с которым  однако же наклеивали поддельные этикетки известных фирм Клико, Лафит и т.д. В те времена, как и теперь, находилось достаточно простаков, «клевавших» на яркую заморскую этикетку.
Точно также не следует думать, что «бракованные кони» – это кони с какими-то физическими недостатками (хромые, кривые на один глаз, с одышкой и т.п.). В те времена под бракованием понимали отбор коней из табуна военными приемщиками : основным покупателем лошадей была армия. Выбраковывались же кони главным образом потому, что не подходили под стандартный рост и масть.
Привлекала ярмарка и огромное количество карточных шулеров и игроков в кости (предшественников нынешних «наперсточников») и помещиков, желавших повыгоднее выдать замуж своих дочерей.
Но вернемся к путешествию главного героя романа Далее Евгений поехал вниз по Волге:
«Взманить охотников нетрудно:
Наняв купеческое судно,
Поплыл он быстро вниз реки.
Надулась Волга – бурлаки,
Опершись на багры стальные,
Унывным голосом поют
Про тот разбойничий приют,
Про те разъезды удалые,
Как Стенька Разин в старину
Кровавил волжскую волну.»
У современного читателя могут вызвать недоумение 1 – 5 строчки: зачем нужны были бурлаки, раз судно плыло ВНИЗ по течению? Дело в том, что в середине лета, когда Онегин плыл по Волге, днем там часто дуют сильные южные, юго-западные и юго-восточные ветры. Они-то и мешали плыть купеческим судам, чьи корпуса высоко возвышались над водой. В случае особо сильных ветров и приходилось прибегать к помощи бурлаков.
«Разбойничий приют» – это, несомненно, Жигули, в лесистых оврагах которых на протяжении столетий укрывались волжские разбойники.
Интересно в «путешествии Онегина» и описание Астрахани (стих Х1):
«…Среди степей своих песчаных
На берегу соленых вод
Торговый Астрахань открылся.
Онегин только углубился
В воспоминанья прошлых дней,
Как жар полуденных лучей
И комаров нахальных тучи,
Пища, жужжа со всех сторон,
Его встречают…»
Необычно то, что название города Астрахань поэт употребляет в мужском роде. Дело в том, что раньше город назывался Хаджи –Тархан, Цитрахан, а поскольку окончание «хан»воспринималось как известный титул (это слово мужского рода), то и Астрахань еще в первой половине Х1Х в. Считали названием мужского рода. Сам город в отличие от других поволжских городов, располагался невысоко над уровнем Волги, ее обширной поймы с озерами, кишевшими комарами.
Недоумение может вызвать и сообщение поэта, что Астрахань лежит « на берегу соленых вод», т.е. моря. На современных картах Астрахань расположена далеко от Каспия, но в пушкинские времена, когда уровень Каспийского моря лежал выше, город находился на берегу моря.
Нам дороги скупые пушкинские строчки о родном Поволжье. В этом году. Когда исполняется 190 лет со дня рождения великого поэта, особенно есть повод еще и еще раз внимательно вчитаться в пушкинские строки, в которых каждый обязательно откроет для себя нечто новое.
(«Большая Волга», 2.06.1994)

ЗАГАДКА СЕЛА ГОРЮХИНА.

160 лет назад, в 1837 г., в У11 книжке журнала «Современник» была опубликована (увы, посмертно!) пушкинская повесть «История села Горюхина», входящая в цикл повестей «покойного И.П.Белкина». Повествование в ней, как и в других повестях этого же цикла, ведется от вымышленного лица помещика Ивана Петровича Белкина.
Послужив в военной службе, И.П.Белкин после смерти родителей вернулся в родное село и решил написать его историю. Он нашел на чердаке своего дома старые календари, которые велись его прадедом и содержали сведения о Горюхине второй половины ХУ111 в. Изучив эти календари, летопись сельского дьячка, записав сказки и предания своих крестьян, И.П.Белкин создал произведение, в котором отразил историю деревни, хозяйство и быт ее обитателей и природу ближних окрестностей.
Труд И.П.Белкина внешне, с чисто литературоведческой точки зрения, – пародия на создававшиеся во времена Пушкина различные описания имений, выполненные их владельцами.
А если взглянуть на это произведение более пристально? А.С.Пушкин был тонким  наблюдателем русской деревенской жизни. В 1825 – 1826 гг. он жил в с.Михайловском Островского уезда Псковской губернии, а в 1830 г. в с.Болдино Лукояновского уезда Нижегородской губернии. Уместно поставить вопрос: что могло послужить реальным прототипом Горюхина – северо-западная Россия или Поволжье?
Ответ на этот вопрос дают нам имеющиеся в повести упоминания о природе, хозяйстве жителей. А также о ближних и дальних окрестностях Горюхина.
«Автор» повести И.П.Белкин отмечает, что угодья села примыкают к непроходимому болоту, где растет клюква. В окрестностях села есть березовая роща и еловый лес, в которых жители собирали орехи, бруснику, чернику; в лесах водились медведи. Река на окраине села была широка и глубока, т.к. по ней плавали на лодках.
Все это соответствует природе Псковщины и, особенно, окрестностям Михайловского, лежащего в зоне южной тайги, а не Болдина, расположенного в лесостепи. Река Сороть, что протекает у Михайловского, довольно значительна, а речка Азанка у Болдина – ничтожная пересыхающая речонка. Более напоминают Псковщину и такие занятия жителей, как охота на медведей и рыболовство.
Еще более убеждает нас в том, что реальный прототип Горюхина – Михайловское, записи прадеда Белкина в календарях (эти записи относятся к 1744 – 1764 гг., или около того), где отмечается, что в первой половине мая были морозы и сохранялся устойчивый снежный покров.
Подобные особенности климата, существенные для ХУ111 века, в разгар т.н. «малого ледникового периода», были особенно характерны для Прибалтики с ее близостью к морю, в те времена сильно и надолго промерзавшему.
Итак, анализ повести с позиции физико-географической информации приводит нас к выводу, что реальный прототип Горюхина – Михайловское.
Но вот если мы вчитаемся в описание хозяйства горюхинцев и обратим внимание на географическое положение селения, то придем к совершенно иным выводам!
Начнем с того, что упоминаемый в повести ассортимент выращиваемых горюхинцами полевых культур – рожь, овес, ячмень и гречиха, – лишь в наши дни преимущественно распространен на севере России. Сто пятьдесят лет тому назад и ранее это были обычнейшие культуры Среднего Поволжья, о чем свидетельствуют, между прочим, и документы по Болдину 40- 50-х гг. Х1Х века.
В повести говорится, что центр уезда, где располагалось Горюхино, получил статус города только в ХУ111 веке и единственное случившееся в нем крупное событие – большой пожар. Это полностью соответствует Лукоянову, ставшему городом в 1779 г.; в 1816 г. он выгорел почти нацело. Городок же Остров был известен как город еще в средневековье.
В повести соседями горюхинцев указаны буйные нравом карачевские вольные хлебопашцы, т.е. государственные, лично свободные крестьяне. В пушкинские времена по соседству с Михайловским государственных крестьян не было, а вот земли Болдина граничили с землями селений Пикшень и Пермеево, населенных государственными крестьянами. В ХУ111 в. они устраивали форменные сражении с болдинцами за угодья.
Наконец, судя по автобиографическим заметкам И.П.Белкина, положения Горюхина по отношению к обеим столицам также указывает на Поволжье. В 1812 г. «автор», ребенком был отвезен на учебу в пансион в Москву. Между тем, если бы прототипом Горюхина было бы Михайловское, то Белкина бы отвезли, скорее всего в Петербург, более близкий.
Итак, анализ «Истории села Горюхина» с позиции географической информации привел нас к неожиданному выводу: природа окрестностей этого вымышленного селения в точности совпадает с природой окрестностей Михайловского, а географическое положение – совпадает с Болдиным.
Под гениальным пером  А.С.Пушкина черты северо-запада России и Поволжья, Михайловского и Болдина совершенно гармонично слились в Горюхине, этом вымышленном селе, соединившем в себе типичные черты русских деревень различных регионов России на рубеже ХУ111 и Х1Х вв.
(«Большая Волга»,5.12.1997; совместно с  [Татьяной Ассельборн]).

ЗАГАДКА  «ДЖОНА  ТЕННЕРА».

165 лет назад, в 1833 г., Александр Сергеевич Пушкин выехал в путешествие в Поволжье и Приуралье собирать материалы  для «Истории Пугачева» и, как известно, возвращаясь в Петербург, по пути заехал в Болдино, где пробыл с начала октября до середины ноября 1833 г. Но значение этого путешествия значительно больше, чем сбор исторических материалов. Фактически в поездке Пушкин подвел итог своему практическому знакомству с жизнью российской глубинки, начатому в 1824 г. в Михайловском и продолженному в 1828 в Малинниках Тверской губернии, а в 1830 году – в Болдине.
Разнообразные черты жизни и быта провинциальной России, в частности, Поволжья и Нижегородского края, их природные особенности отразились в «Евгении Онегине», «Истории села Горюхина», повестях Белкина, «Дубровском»…Тем более обращает на себя внимание статья Пушкина «Джон Теннер», написанная в 1836 г. и тогда же опубликованная в журнале «Современник».
Статья эта необычна: без каких-либо комментариев Пушкин пересказывает, а зачастую дословно воспроизводит воспоминания Джона Теннера, много лет жившего дикарем среди индейцев США. По своему содержанию она выпадает из ряда всего написанного поэтом в ту пору (1833 – 1836гг.). Заметки по русской истории и географии, повести, поэмы и стихотворения – какое отношение ко всему этому имеет статья о жизни индейцев США?
Мы считаем, что имеет, да при том самое непосредственное! Если вчитаться,то обнаруживаются неожиданные параллели между бытом и нравами индейцев и бытом и нравами обитателей населения России, в частности, Поволжья.
…Вот индейцы, спаиваемые купцами, за бесценок отдают им драгоценные шкурки пушных зверей. Да ведь это же типичные сцены из жизни русских, марийских, удмуртских охотников! Другой эпизод – о суеверии индейцев, их вере в чудесные, пророческие сны. Но это же типично для самых широких слоев русского общества, от крестьян до дворян. Вспомним сон Татьяны из «Евгения Онегина»!
Джон Теннер, попав в плен к индейцам, был усыновлен племенем и «жизнь приемыша была самая горькая». А это весьма характерно для русских крестьянских общин того времени: «мир» брал сироту к себе с тем, чтобы, когда приемыш подрос, использовать его как дарового работника, отправить в услужение к барину, сдать в рекруты вместо своего односельчанина. Жизнь такого «сына деревни» была незавидной.
Цитируя записки Теннера, Пушкин приводит упоминание о неоднократных голодовках, а ведь 1833 год был в Поволжье голодным, везде сельское население было доведено до крайности, ему грозил ужас голодной смерти, в чем Александр Сергеевич мог убедиться лично в Болдине.
Очень многие эпизоды, на которые обратил внимание Пушкин – попытка замять дело об убийстве по пьяной лавочке ценными подарками, охота на медведей, почтительно-восторженное отношение к удалым конокрадам, буран, застигающий путников в пути, плавание на челне по реке, – характерны для русской глубинки, в частности для Поволжья и Нижегородского края, и частично такие мотивы даже были использованы ранее Пушкиным в «Истории села Горюхина», «Метели», «Капитанской дочке» и других произведениях.
В связи с этим встает вопрос, как же истолковать эту статью Пушкина. Во-первых, можно сделать вывод, что при изучении записок Теннера Александр Сергеевич прежде всего обратил внимание на те стороны, которые обнаруживают сходство с чертами жизни и быта населения России. Но мы считаем, что можно пойти и дальше и усмотреть некоторые аналогии между нравами американского «демократического» общества и русского дворянства и купечества.
Вот выдержка из вводной части пушкинской статьи: «Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую – подавлено неумолимым эгоизмом», « рабство негров(читай: крепостных) посреди образованности и свободы», «со стороны избирателей алчность и зависть; со стороны управляющих робость и подобострастие» ( здесь нужно заметить, что в николаевские времена  русские дворяне избирали судей, уездных и губернских предводителей дворянства, а купцы – членов городской управы). С нравами подобной российской дворянской и купеческой «демократии Пушкин был знаком по Нижегородской губернии, где хлопотал о вводе в наследство. Нравы эти рельефно отразились в «Евгении Онегине», «Дубровском» и других произведениях.
Осмелимся высказать гипотезу, что в «Джоне Теннере» А.С.Пушкин под видом критики американских порядков дал критику российской действительности.
Подобный жанр рецензии был достаточно распространен в прошлом. Сам Пушкин использовал его в «Записках Видока», где, разбирая биографию парижского сыщика, метал стрелы в небезызвестного Ф. Булгарина.
(«Нижегородская правда»,»21.05.1998; совместно с Екатериной Сучковой).

ЗАСТАВА  СЕМИ  БОГАТЫРЕЙ.

165 лен назад, в 1833 г., возвращаясь из поездки на Урал, где он собирал материалы для «Истории Пугачева», А.С.Пушкин остановился в селе Большое Болдино. Во время пребывания здесь он написал несколько произведений, в том числе известную нам с детства «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях».
В содержании этого произведения переплетаются два сюжете. С одной стороны, общемировой: о тайном соперничестве молодости со старостью, о желании царицы любым путем извести молодую царевну для достижения своей безмерной власти. С другой стороны, чисто русский сюжет о богатырской заставе: семь молодцев несут дозорную службу на границе Руси, отбивая набеги татар, кочевников Северного Кавказа («пятигорские черкесы») и вообще различных мусульманских народов («сарацины»).
По стилю это – типичная литературная сказка, сочетающая фольклорные мотивы и профессиональное литературное творчество. И, как всегда бывает при рассмотрении произведений А.С.Пушкина, созданных «болдинскими осенями» 1830 и 1833 годов, задаешься вопросом: в какой мере произведение отражает местный, нижегородский материал?
Оказывается, историко-географические элементы сказки находят неожиданные параллели в ближних и дальних окрестностях Болдина.
Начнем с того, что подобные богатырские заставы по северной ветви реки Пьяны существовали здесь еще в Х1У веке, в эпоху Суздальско – Нижегородского княжества. С конца же ХУ1 до середины ХУ11 века по Теше и Алатырю, неподалеку от Болдина, проходила Арзамасско – Пузская засечная черта, имевшая уже не только местное, но и общероссийское значение, Она представляла собой сочетание массивов лесов, где устраивались засеки, т.е. валились деревья в сторону возможного проникновения неприятеля с искусственными препятствиями – надолбами, рвами. Сама засечная черта располагалась в сильно пересеченной местности («горы» в сказке!) на границе лесных массивов и лесостепи («поле») по берегу реки (не отсюда ли эпизод охоты  богатырей на диких уток?).
Между прочим, эта засечная черта имела своей целью затруднить проникновение вглубь Руси не только «сарацин» и «татар», но и кочевников Северного Кавказа, совершавших опустошительные набеги в Среднее Поволжье и Нижегородский край в начале ХУ11 века.
А как же пещера в горах, где семь богатырей установили хрустальный гроб с царевной? Оказывается, такая пещера действительно существовала – и всего в полусотне верст от Болдина! Она была всем хорошо известна, знал ее и А.С.Пушкин. Это – знаменитая Борнуковская пещера, расположенная на крутояре реки Пьяны. Она имела (говорим в прошедшем времени, потому что была разрушена в 60-е годы) обширные залы с постоянным током холодного воздуха. Вход туда был труднодоступен.
Внимательное прочтение бесхитростной сказки еще раз демонстрирует нам глубинные связи творчества великого поэта с Нижегородским краем.
(«Нижегородская  правда», 19.11.1998; совместно с Еленой Андрюшковой).

«…И  БЫЛ   ГЛУБОКИЙ   ЭКОНОМ».

Изучение материальной стороны быта и жизни великого русского поэта до настоящего времени было затруднено труднодоступностью материалов, большей частью хранящихся  в архивах, или в малодоступных изданиях. Но теперь, в связи с выходом Полного академического собрания сочинений А.С.Пушкина, где помещены не только письма самого Александра Сергеевича, но и его адресатов, в том числе старосты его болдинского имения М.И.Калашникова и управляющего О.И.Пеньковского, затруднение отчасти преодолено. В совокупности письма Пушкина и его болдинских адресатов позволяют составить весьма полное представление о Пушкине – сельском хозяине и хозяйстве его поместья. Что же представляло собой его болдинское имение?
Но сначала несколько слов об управленческих и хозяйственных способностях самого Пушкина. У нас в сознании прочно внедрено представление о нем, как живущем исключительно в мире литературы и наезжавшем в Болдино лишь для литературных занятий в спокойной обстановке, вдали от суеты большого света.
Однако сам Александр Сергеевич и по отзывам современников, и по его письмам был человеком весьма практичным. В 1830 г. его отец. С.Л.Пушкин, выделил ему 200 душ из общего числа 474 души (имеются в виду души мужского пола) своей нижегородской вотчины, центром которой было село Болдино Лукояновского уезда и куда входило и сельцо Кистенево Сергачского уезда.
Позднее, нанимая О.М.Пеньковского, А.С.Пушкин в письме к нему от 20.11.1834 г. пишет, что Сергей Львович выдал ему доверенность на ведение дел и в Болдине, где числилось 563 души, и в Кистеневе, где к этому времени было уже 494 души. Это свидетельствует, что отец великого поэта высоко ценил деловые способности своего сына.
В своей инструкции Пеньковскому Пушкин предписал «…наблюдать, чтобы казенные повинности и подати были в свое время сполна уплачены; положенный же с оброчных крестьян оброк получать без недоимок и ко мне высылать; буде окажутся дурного поведения и вредные вотчине крестьяне и дворовые люди, таких отдавать во всякое время в зачет будущего рекрутства.».
Подобную программу Пушкин проводил в жизнь и ранее, и через Калашникова, и лично в свою бытность в Болдине в 1830 и 1833 гг. Так, в письме болдинских крестьян, датируемом  концом октября – ноября 1833 г., упомянуты пять мужиков – «воров», предназначенных к сдаче в солдаты, причем один из них – лично по распоряжению самого Пушкина.
Что же представляло собой Болдино тех времен? Во владении Пушкина было 145 дворов, где по 8 ревизии (периодические переписи податного населения) было 564 души мужского пола и 552 женского; в каждом дворе проживало, т.о., около 8 человек, малая семья – отец, мать и дети, иногда с престарелыми родственниками. Времена больших неразделенных семей, характерные для ХУ111 столетия, ушли в прошлое.
Вотчина была старинная, давно освоенная, и хотя по карте восстановленного растительного покрова здесь около 300 лет назад были сплошные дубравы, в пушкинские времена расстилались обширные безлесные пространства. В письме к Плетневу 9.09.1830 г. Александр Сергеевич писал, что здесь «… степь да степь…езди верхом, сколько душе угодно». Ближайший более-менее значительный лесной массив, куда болдинские крестьяне ездили за дровами, находился в 25 верстах, за Тешей.
Разраставшейся вотчине пахотных земель не хватало, и крестьяне постоянно расчищали небольшие барские лески, о чем доносили они сами, а также Калашников и Пеньковский.
А.С.Пушкин установил в своем владении годовой оброк в 3600 руб., который крестьянская община платила по частям: «до Покрова» и «после Покрова», 1200 и 2400 руб. соответственно (по данным 1832 г.). Таким образом, на душу приходилось денежного оброка около 6 руб. в год, что по тем временам было невысокой цифрой. Для сравнения, в нижегородской вотчине Орловых-Давыдовых денежный оброк к 1830 г. доходил до 39 руб.
Помимо оброка, крестьяне Пушкина выполняли повинности на барщине. В те времена в Болдине господствовало трехполье: яровое поле, засеваемое овсом, озимое – рожью и пар. Судя по письму-отчету Пеньковского, в 1834 г. крестьянам было роздано для посева 180 четвертей овса (около 318 ц) и 20 четвертей ржи (около 35 центнеров). Эти 20 четвертей предназначались на засев 150 десятин (около 165 га). Учитывая обычную в те времена урожайность (самое большее сам-десят), урожайность ржи составляла максимум 3 ц/га.                 По нынешним временам – это ничтожная цифра; в самые неурожайные годы теперь получают вдовое больше! Для своего потребления болдинские крестьяне, кроме того, выращивали картофель и гречиху.
Урожай с барского поля частью закладывался на хранение в «хлебный магазин», где хранился и страховой запас, и запас на посев, частью отправлялся на ярмарку в Лысково.
В те времена, из-за неразвитых средств сообщения  цены на продукты сельского хозяйства сильно колебались даже в пределах одной губернии. Так, по отчету Калашникова, в декабре 1832 г. цена четверти ржи в Лыскове составляла 17 руб., т.е. примерно полтора рубля за пуд. Между тем в том же году осенью цена ржи в розничной торговле в Нижнем Новгороде составляла всего 51 коп. за пуд. Из-за массового привоза хлеба на осенние продажи в губернский город, цена его падала. Крестьяне были вынуждены продавать хлеб осенью пусть даже за низкую цену, чтобы выручить деньги и заплатить подати. Из-за этого, как писали крестьяне Пушкину, лишь 15 домохозяев запасли хлеб и на пропитание, и на посев; большинство было вынуждено весной покупать рожь на семена.
В господском хозяйстве Пушкина были многочисленные амбары, сараи. Рига (помещение для сушки снопов). По тем временам рига была благоустроена. Калашников распорядился установить там капитальные печи, топившиеся дровами.
Полевые работы в те времена проводились примерно в те же сроки, что и теперь. Так, Калашников в письме, датированном сентябрем 1834 г., сообщает. Что рожь уже сжата полностью, после чего приступили к уборке овса. 15 октября Пеньковский доносит, что урожай весь уже собран, снопы в перестроенных ригах уже просушены и начата молотьба. Просушка и молотьба ржи и овса продолжались всю зиму.
…Итак, перед нами типичный помещик тех времен, живущий в столице и оставивший свое имение на попечение старосты и управляющего, которых он снабдил подробными инструкциями. От Калашникова и Пеньковского к Пушкину стекается постоянно информация о всяких хозяйственных мелочах; информируют Пушкина о делах в его имении и крестьяне.
Время от времени Пушкин сам в 1830, 1833 и 1834 гг. наезжает в имение и вникает в хозяйственную деятельность.
Хозяйство в его имении – типичное, оброчно-барщинное хозяйство средней полосы России, с классическим ассортиментом полевых культур, с типичной агротехникой и обычной урожайностью. Все возникавшие в его имении проблемы – экономические и социальные – также типичны. И будь Пушкин только помещиком, вряд ли его хозяйство привлекло к себе внимание, хотя оно и завидно хорошо документировано!
Но в том и состоит гениальность Пушкина, что эти обычные черты хозяйства и крестьянского быта Болдина послужили основой, как это давно выяснили литературоведы, для создания таких замечательных произведений, изображающих русскую деревню, как «Евгений Онегин», «История села Горюхина», «Повести Белкина», «Дубровский»…
(«Экономика и жизнь», 15.04.1999; совместно с Ольгой Тарасовой)

“ВОЙСКО  В  ГОРЫ  ЦАРЬ  ПРИВОДИТ»

Болдинскими осенями 1830, 1833 и 1834 гг. А.С.Пушкин, задержанный в деревне холерным карантином или хозяйственными делами, вспоминал о событиях, свидетелем которых ему довелось быть, и впечатления о виденном часто ложились в основу произведений болдинского цикла. Так было и со «Сказкой о Золотом Петушке».
Литературоведы справедливо считают, что в образе  царя Дадона, желавшего царствовать «лежа на боку», охотника до любовных утех, человека, часто забывавшего о своих обещаниях, отразились черты императора Александра Павловича. «Плешивый щеголь, враг труда» – так его впоследствии  аттестует поэт в десятой главе «Евгения Онегина», написанной и, увы, сожженной болдинской осенью 1830 г.
А вот явно кавказские элементы этой сказки6 высокие горы, куда царь привел свои войска, шемаханская царица (Шемаха – город в Азербайджане) заставляют нас вспомнить, что в 1829 г. поэт совершил путешествие на Кавказ вслед за армией генерала И.Ф.Паскевича, успешно действовавшей в турецкой Армении. Впрочем, гораздо важнее то, что по мотивам этого путешествия велики поэтом создано знаменитое «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года», где Александром Сергеевичем были подняты (и даже намечены пути решения, верные и посейчас!) проблемы взаимоотношения  России с народами Северного Кавказа. Проблемы, которые отнимают жизнь и здоровье наших земляков – современников…
Как теперь в Чечне, так и во времена Пушкина в Черкесии было неспокойно. Подстрекаемая Англией Турция боролась с Россией за столь важную в стратегическом отношении область, опираясь на верхушку племен, используя мусульманскую религию горцев и их борьбу за свободу против деспотического царского режима.
Русское же правительство и его «главноуправляющие» на Кавказе – сначала «либерал» Ермолов, а затем «реакционер» Паскевич – овладевали Северным Кавказом, сжимая горцев кордонными линиями, т.е. оттесняя горцев в бесплодные горы, вырубая леса, истребляя непокорное население, порой вырезая целые аулы, беря заложников. Доведенные до отчаяния горцы мстили всем русским, не разбирая, кто прав, кто виноват.
С гневом и болью Пушкин писал: «Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены. Они час от часу углубляются в горы и оттуда направляют свои набеги. Дружба мирных черкесов ненадежна: они всегда готовы помочь буйным своим соплеменникам…
В крепости видел я черкесских аманатов (заложников), резвых, красивых мальчиков… Их держат в жалком положении. Они ходят в лохмотьях, полунагие и в отвратительной нечистоте. На иных видел я деревянные колодки».
В противовес официальной линии Пушкиным была выдвинута программа мирного освоения Кавказа:»Должно, однако ж надеяться, что приобретение восточного края Черного моря, отрезав черкесов от торговли с Турцией, принудит их с нами сблизиться. Влияние роскоши может благоприятствовать их укрощению: самовар был бы важным нововведением. Есть средство более сильное, более нравственное, более сообразное с просвещением нашего века: проповедание Евангелия. Черкесы очень недавно приняли мусульманскую веру».
Другими словами, в основе стратегического плана А.С.Пушкина лежали недопущение связей Черкесии и Турции, вовлечение горцев в общероссийскую торговлю, распространение православия, кстати сказать, занесенного русскими на Северный Кавказ еще во времена Киевской Руси, но затем вынужденного уступить мусульманству.
Полностью «Путешествие» было опубликовано в 1836 г. В какой же мере стратегическая программа Пушкина была принята во внимание? Из всех ее пунктов в царствование императора Николая Павловича осуществилось лишь сооружение в 1837 – 39гг. Черноморской укрепленной линии, отрезавшей Северный Кавказ от Турции.
…Свыше ста шестидесяти лет прошло со дня публикации «Путешествия». За это время строка пушкинской сказки, вынесенная нами в заголовок, неоднократно, в том числе и в наше время, служила символом обстановки на Северном Кавказе. Кто знает, учти мы опыт прошлого, проникнись мыслями великого русского поэта-гуманиста, может и потребовались бы такие жертвы для решения «кавказской проблемы» в нынешние времена.
(«Нижегородская правда», 24.04.1999; совместно с Ильей Дуцевым)

ПУТЕШЕСТВЕННИК,  ЭКОНОМИСТ,  СОЦИОЛОГ.

Систематизируя высказывания А.С.Пушкина по различным проблемам социальной и экономической географии России, рассеянные по его различным произведениям, прежде всего наталкиваешься на суждения по проблеме, как ее теперь называют экономгеографы, «транспортной инфраструктуры», конкретно – строительства и содержания шоссейных дорог. Вот характерное высказывание из У11 главы «Евгения Онегина»:
«…Теперь у нас дороги плохи,
Мосты забытые гниют,
На станциях клопы да блохи
Заснуть минуты не дают.
Трактиров нет…»
Или характерная цитата из «Дорожных жалоб»:
«На большой мне, знать, дороге
Умереть господь судил,
На каменьях под копытом,
На горе под колесом,
Иль во рву, водой размытом
Под разобранным мостом».
Попытки местных властей улучшить дороги А.С.Пушкин оценивал весьма скептически; более того, считал, что уж лучше бы их не было вовсе. В «Путешествии из Москвы в Петербург»  находится такое парадоксальное заключение:
«…Лучше, если бы губернаторы менее об них (т.е. о дорогах – И.Л.) заботились… Например, губернатор приказал делать парапеты вместо рвов и дорога превратилась в ящик с грязью».
Кажется странным, что говоря о путях сообщения, А.С.Пушкин ни в одной статье, ни в одном стихотворении ни словом не упомянул о железных дорогах. А ведь уже в его времена в Западной Европе осуществлялось их строительство. Пушкин знал об этом и незадолго до своей смерти даже заказал кн. Козловскому для своего журнала статью о паровых машинах. По-видимому, причина была в том, что, как во времена Пушкина, так и теперь, железные дороги строились прежде всего исходя из военно-стратегических соображений, для удобства переброски войск. Пушкина же прежде всего интересовали дороги как средство путешествия частных лиц и перевозки коммерческих грузов.
Сам Пушкин оценивал перспективы шоссейного строительства в России весьма скептически. В той же У11 главе «Евгения Онегина» он считает, что не менее чем
«Лет чрез пятьсот
Дороги, верно,
У нас изменятся безмерно.
Шоссе Россию там и тут
Соединив, пересекут.
Мосты чугунные чрез воды
Шагнут широкою дугой…»
Надо сказать, что в этом скепсисе Пушкин не был одинок. Мрачные перспективы шоссейного строительства в России высказывались и много позже. Так, например, в своих воспоминаниях А.И.Игнатьев приводит анекдот министра внутренних дел Сипягина: на только что починенном мосту провалилась помещичья тройка, а мужик на телеге, переезжающий реку вброд, кричит кучеру: «И куда тебя дурака несло! Аль не видишь, что мост?!»
Поднимает Пушкин и такую важную и для своего (и нашего) времени проблему, как проблема межнациональных взаимоотношений. Впервые, по-видимому, он затрагивает ее в поэме «Цыгане». Вольный цыганский табор и все более и более сжимающая свои когти бюрократическая Россия – во что вылиться это противостояние? Пушкин правильно подметил, что дело не в национальности цыган, а в их вольности, противной властям.
Много лет спустя это же подметил А.И.Герцен. В своей вятской ссылке он был свидетелем, как правительство насильственными мерами приобщало кочующих цыган к оседлой жизни. За этим стояло стремление подчинить этих вольных людей своей регламентации.
Особенно А.С.Пушкин выделяет кавказскую проблему, размышлению над которой он уделяет место в «Путешествии в Арзрум». Пушкин ясно видит то отчаянное положение, в которое попали черкесы. Черкесские племена использовались Турцией и стоявшей за ее спиной Англией как средство, чтобы закрепиться на Кавказе, этом важнейшем стратегическом регионе. В свою очередь, Россия, стремясь не допустить закрепления на Кавказе Турции, овладевала этим регионом жестокими военными мерами.
А.С.Пушкин, не отрицая военных мероприятий ( им, в частности, была предложена постройка Черноморской укрепленной линии, отрезавшей Черкесию от Турции), предлагал для замирения Северного Кавказа вовлекать черкесов в общероссийскую торговлю и распространять среди них православие, которое во времена Киевской Руси проникало на Кавказ.
Важнейшей для России середины прошлого столетия была подмеченная Пушкиным проблема развития товарного производства, складывания общероссийского рынка. Еще в первой главе «Евгения Онегина», Пушкин описывает своего героя, умеющего судить о том,
«…как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золото ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.»
Помещики онегинских времен, т.е. первой трети Х1Х в. большей частью избегали продажи «простого продукта», т.е. сельскохозяйственной продукции со своего поместья, поскольку из-за неразвитости путей сообщения, узости рынка, преобладании сельского населения над городским продукция сельского хозяйства либо с трудом находила сбыт на местном рынке, либо продавалась зачастую по бросовым ценам. Гораздо проще и надежнее было заложить в Дворянский банк свои земли и беспечно жить на полученную сумму. Так и поступали многие помещики.
С проблемой низкой доходности крепостного хозяйства А.С.Пушкин столкнулся в 1830 г., когда вступил во владение своим поместьем. Несмотря на все усилия Пушкина, его управляющего и старосты, болдинское имение давало весьма малый доход: оброк был 6 руб. с души, а выручка от продажи овса и ржи нестабильна. В общем доход с вотчины был около 4000 руб. в год, на что семейному человеку, к тому же тратящему значительные суммы на покупку книг и журналов (таковы обязательные условия  плодотворной литературной работы) прожить было невозможно. Известный исследователь материальной стороны жизни Пушкина А.В.Аникин в своем исследовании «Муза и мамона» прямо писал, что семья великого поэта временами находилась на грани нищеты.
Увеличь же Пушкин оброк до тогдашней обычной величины 20 руб. в год, ему пришлось бы столкнуться с социальным взрывом, как другим помещикам. И так в царствование императора Николая Павловича в Центральной России фактически шла непрерывная гражданская война между крепостными и помещиками.
Очень важной проблемой во времена Пушкина была проблема создания гигиенических условий и борьбы с эпидемическими заболеваниями. В те же «Дорожных жалобах»
читаем:
«Иль чума меня подцепит…
иль со скуки околею где-нибудь в карантине».
А вот характерный диалог двух помещиков в безымянном стихотворении:
«Куда же ты?
– В Москву, чтоб графских именин
Мне здесь не прогулять.
– Постой, а карантин?
Ведь в нашей стороне индейская зараза».
Уделяет Пушкин внимание и санитарному состоянию городов. В свое время его поразило плохое санитарное состояние Одессы, о чем он писал в «Евгении Онегине».
«…В Одессе грязной –
И тут я слова не солгал.
В году недель пять-шесть Одесса…
Потоплена…
В густой грязи погружена
Все домы на аршин загрязнут…»
Плохое санитарное состояние Одессы усугублялось отсутствием надежного источника снабжения чистой пресной водой:
«Однако в сей Одессе влажной
Еще есть недостаток важный:
Чего б вы думали? – воды».
Подытоживая еще раз поднятые в произведениях Пушкина различные проблемы социальной и экономической географии России, хочется отметить, что в первую очередь А.С.Пушкин уделяет внимание проблемам развития транспортной инфраструктуры. Вслед за этим по частоте упоминаний в произведениях идет национальная проблема, а затем медико-экологические проблемы и проблемы складывания общероссийского рынка и развития товарного производства вглубь и вширь.
Худо ли бедно, но царская Россия могла справиться с проблемой транспортной инфраструктуры, хотя и однобоко – бурное железнодорожное строительство за счет шоссейного. Медленно, но решались проблемы борьбы с эпидемиями и создание благоприятных санитарных условий жизни в городах. Решалась и проблема развития общероссийского рынка.
Но есть одна проблема, поднятая Пушкиным, которая, к сожалению, не решена до сих пор: национальная. Почему это произошло? Отчасти ответ на этот вопрос можно найти в произведениях великого поэта.
А.С.Пушкин отмечал, что национальная проблема обостряется в России из-за вмешательства в нее других стран. Так, стихотворение «Клеветникам России» явилось откликом на шумиху, поднятую в европейской «демократической» прессе после подавления Польского восстания 1831 г. Наряду с призывами проводить мероприятия в помощь пострадавшим полякам (сбор средств), акции протеста и т.п. раздавались призывы осуществить интервенцию в Россию для решения польской проблемы.
В «Путешествии в Арзрум» Пушкин специально отмечает подстрекательскую роль Турции в решении черкесской проблемы.
Но великий русский поэт-гуманист верил, что не военным путем решаются национальные проблемы. В «Памятнике» он проводил мысль мирного сосуществования различных народов России, объединившихся вокруг «Руси великой» и русского языка. Он ставил себе в заслугу, что «чувства добрые я лирой пробуждал». Гуманистическое направление мышления  Александра Сергеевича Пушкина и сейчас  должно явиться руководством к действию для решения национальной проблемы.
(«Экономика и жизнь», 24.07.1999; совместно с Ильей Дуцевым).

ЗАПИСКИ  ФРАНЦУЗА  И  УРОК  ПРАВИТЕЛЬСТВУ.

Приезды в Болдино, путешествие по Поволжью и в Приуралье в 1833 г. не только дали А.С.Пушкину обильный материал и вдохновили его на создание выдающихся литературных произведений, но и  повлияли на дальнейшее творчество великого поэта. В этом еще раз убеждаешься, перечитывая «Записки бригадира Моро де Бразе, касающиеся до Турецкого похода 1711 г.».
История обращения Пушкина к этим запискам необычна, загадочна и во многом поучительна. Удивительно, что литературоведы практически оставили в стороне эту тему.
Французский дворянин Моро де Бразе служил в армии Петра Великого во время его Прутского (Турецкого) похода 1711 г. и в 1753 г. издал свои записки. А спустя ровно 100 лет А.С.Пушкин перевел их, снабдил предисловием и комментариями и подготовил к печати для журнала «Современник», где они и появились в 1У томе за 1837 год.
«Записки» де Бразе входят в серию материалов об эпохе Петра 1, которые Александр Сергеевич собирал в последнее десятилетие своей жизни. Однако, в распоряжении Пушкина уже были обширные сведения по тому же Прутскому походу. Что же привлекло русского писателя-историка в записках иностранца, на что обратил он свое внимание?
Автор их упоминает о раздоре на военном совете 14 июля 1711 года между иностранными и русскими генералами: первые настаивали на необходимости перед вторжением в Молдавию устроить базы снабжения с достаточным запасом продовольствия; русские же полководцы требовали стремительного продвижения вперед и их мнение одобрил император.
Моро де Бразе подробно описывает дальнейший поход, происходивший в условиях безводной степи и страшной жары, нашествия саранчи, съевшей всю зелень. Многочисленные селения, отмеченные на картах, отсутствовали; жители их, вероятно, погибли от эпидемий, потрясавших тогда Молдавию и Украину.
Ослабленные переходом русские войска были окружены превосходящими турецкими силами, И Петр был вынужден заключить тяжелый мир; Россия потеряла Азов.
Читая в подготовленных к печати записках де Бразе описания природных явлений, невольно обращаешься к тому, что происходило в Поволжье в пушкинские времена. В своих письмах Александр Сергеевич сообщает о страшной засухе 1833 и 1834 гг., об эпидемии холеры 1830 г., опустошавшей селения. В те же годы Россию посещала саранча.
Создается впечатление, что поэт с таким вниманием изучал «Записки Моро де Бразе» и решил предложить их широкой публике именно потому, что там изложены причины, приведшие Россию к поражению в той войне с Турцией, причины природного, климатического характера. Те же самые стихийные бедствия (засуха, нашествие саранчи, эпидемии, эпизоотии) потрясали Россию пушкинских времен.
Более того, судя по тому, что Пушкин в 1835 г. представил «Записки» Бенкендорфу, публикация имела целью дать урок правительству.
Ведь точно так же, как безуспешными оказались попытки осторожных генералов-немцев убедить Петра Алексеевича в необходимости создать стратегические резервы продовольствия, безуспешны были попытки создать подобные запасы на случай стихийных бедствий в николаевской России, хотя Николай Павлович считал себя чуть не продолжателем деяний Петра Великого.
Современникам Петра 1 и Николая 1, внимательно присматривавшимся к природным явлениям, было ясно, что не случайный характер носят, например, засухи в начале ХУ111 и первой трети Х1Х в., они повторялись и по два и по три года подряд! Нынешние климатологи рассматривают эти столетия как переходный климатический период с повышенной частотой экстремальных явлений природы.
На такие размышления и натолкнуло нас чтение этого малоизвестного произведения А.С.Пушкина.
(«Нижегородская правда», 21.11.2000; совместно с Татьяной Малеевой)

ГДЕ  МЕЛА  «МЕТЕЛЬ»?

«Повести покойного И.П.Белкина» во многом навеяны впечатлениями о пребывании Александра Сергеевича Пушкина в болдинском уединении осенью 1830 г.
Перечитывая «Повести», мы то и дело натыкаемся на такие подробности в описании местности, которые живо напоминают нам ландшафты Лукояновского уезда, известные Пушкину и по личным впечатлениям, и по картам, и по рассказам местных жителей. Характерный пример – «Метель». Сам Пушкин в черновике отметил, что действие происходит в  Нижегородской губернии, но что же нижегородского, лукояновского есть в этой повести?
Один из героев повести, Владимир, из-за метели сбился с пути. Однако, несмотря на сильный снегопад, лошадь его не вязла в сугробах, он проезжал свободно везде, где ему хотелось. Это и составляет климатическую особенность юго-восточного уголка нашей области, в том числе Лукояновского района, где в январе (время действия повести) глубина снежного покрова не превышает в среднем 20 см, а из-за частых оттепелей на полях образуется твердый наст.
Сама местность, где блуждал Владимир, – поля, изрезанные оврагами, в сочетании с лесами, также характерна для Лукояновского уезда.
Уточняет место действия повести описание растительного мира: сосновые рощицы и похожие друг на друга леса в балках. Подобную дубраву Владимир спутал с жадринской рощей ( в с. Жадрино должно было состояться его тайное венчание с Марьей Гавриловной, героиней повести). Подобный растительный покров также типичен для Лукояновского уезда.
Более того, в повести настолько подробно указан маршрут героев и даже расстояние между селениями, что появляется возможность отыскать реальный прототип местности, где развертывались события.
…Пока Владимир блуждал в метели, отыскивая дорогу в Жадрино, другой герой повести, офицер Бурмин, спешил по почтовому тракту к себе в полк. Желая сократить путь, а, вернее всего, чтобы избежать ветра, поднявшего метель, ямщик свернул с дороги и поехал по льду реки. Это привязывает место действия повести к отрезку от Лукоянова до Архангельского, где почтовый тракт идет по левому берегу Теши, текущей порой в узкой долине с обоими высокими берегами, и где, спустившись на лед, можно хоть немного укрыться от господствующего здесь зимой юго-западного ветра.
Тогда на роль Жадрина, села у реки, близ которого располагался лес, больше всего подходит Архангельское, село, следующее за Шатками, где была почтовая станция (Бурмин спешил в Вильну, что на западной границе, и ехал, следовательно, в направлении на Арзамас, а далее на Нижний, или Муром).
Деревушка, где жил Владимир, из которой до Жадрина было двадцать минут езды, то есть около 10 верст, это Кержемок, отделенный от Архангельского – Жадрина лесным массивом («жадринским лесом»). На современных топографических картах от Кержемка на большую дорогу показано благоустроенное шоссе, но даже в конце Х1Х века на подробных картах здесь показана лишь сеть малопроезженных лесных дорог; немудрено, что в метель Владимир сбился с пути.
Тогда Ненарадово, родина Марьи Гавриловны, отстоящее в пяти верстах от Жадрина – Архангельского, это, несомненно, Пасьяново, большое село, соседнее с Архангельским…
Разумеется, наши соображения не более чем гипотеза, но мы и не претендуем на окончательную истину. Наша цель – еще раз обратить внимание вдумчивых читателей произведений Пушкина на географические мотивы в творчестве великого поэта.
(«Нижегородские новости», 16.11.2000 г.; совместно со Светланой Новиковой).

О  ЧЕМ  ПОВЕДАЛА  ГОЛОВА?

180 лет назад тогда еще мало кому известный Александр Пушкин закончил поэму «Руслан и Людмила», которая сразу же поставила его в ряды выдающихся русских литераторов. Произведение это продемонстрировало не только поэтический талант автора, но и его огромную эрудицию в области русского фольклора, истории и географии. Читая поэму, мы встречаемся с образами былинных богатырей, и с эпизодами осады Киева печенегами, и с географическими описаниями местностей Восточной Европы – от Финляндии до Лукоморья (северный берег Азовского моря).
Даже те эпизоды, которые кажутся фантастическими, имеют реальную историческую подоплеку. Таким, например, является момент встречи Руслана с головой богатыря. В основе лежит географическая реалия: в ряде местностей России бытовали в прошлом географические термины «голова», «чело», «шелом». Так называли курганы, или холмы-останцы в балках, напоминающие голову человека, или шлем. Зачастую с подобными возвышенностями связаны были местные предания, что-де это голова ушедшего в землю богатыря…
Так вот, подобные местные географические термины и происшедшие от них названия наиболее распространены в Поволжье. Скажем, знаменитые холмы Шелом близ г. Тетюши в Татарстане. А в Нижегородской области и вовсе целая россыпь подобных названий: и Шеломки, и целых три деревни Головино, не считая Головкова, Головачевки и т.п. Один из нас в Богородском районе Нижегородской области слышал даже предание, связанное с холмом-останцем, аналогичное вышеупомянутому.
В языках тюркских народов Поволжья, – чувашском, татарском и башкирском существует местный географический термин «баш» («бас»), что означает «голова». Самое известное – Баскунчак в Астраханской области, Подобные названия есть и в Нижегородской: Абашево, Басы и т.п.
Откуда же Пушкин мог почерпнуть подобные сведения при создании поэмы? Ведь в Нижегородском крае он впервые побывал в 1830 г., а свое путешествие по Поволжью совершил три года спустя. В географической и этнографической литературе того времени подобных сведений не имелось. И здесь мы должны вспомнить, что в 1812 г. в Нижний Новгород эвакуировались из Москвы многие ее жители, в том числе и дядя поэта В.Л.Пушкин, историк Н.М.Карамзин, поэт К.Ф.Батюшков и другие. Эти любознательные, с разносторонними интересами люди были близкими друзьями А.С.Пушкина. Именно от них он и мог почерпнуть сведения, которые позднее использовал в поэме.
Во всяком случае рассмотрение с позиции географии поэмы «Руслан и Людмила» позволяет поставить вопрос о возможности раннего интереса Пушкина к Нижегородскому краю, где находилась его родовая вотчина – село Болдино.
(«Нижегородская правда», 22.08.2000; совместно с Анной Ефимовой).

ТАМ,  ГДЕ  ГУЛЯЛА  БАРЫШНЯ – КРЕСТЬЯНКА.

В этом году исполняется 170 лет первой публикации пушкинских «Повестей Белкина», написанных великим поэтом болдинской осенью 1830 г. Хотя во всех повестях описываются обыденные жизненные ситуации рядовых россиян, но наиболее безыскусной, трогательной и милой является, безусловно, «Барышня-крестьянка». Эта мажорная повесть о любви молодого барина Алексея Берестова к своей прелестной соседке Лизе Муромской, нарядившейся крестьянской девушкой, содержит многочисленные мелкие подробности, которые живо напоминают нам о ландшафтах болдинской округи, хозяйстве и быте помещиков и тамошних крестьян пушкинских времен. Взглянем же на эту новеллу глазами географа.
В повести упоминаются лески, заросли кустарников, поля, луга, овраги, где водились зайцы. Все это типично для юго-востока Нижегородской губернии. Даже такая мелкая подробность, как незаметный в поле овраг, куда свалился во время скачки Григорий Иванович Муромский, составляет характерную особенность болдинской округи: под черноземом здесь залегают лессовидные суглинки, и овраги в таких местностях имеют не отлогие, как обычно, а вертикальные стенки, и потому даже вблизи порой незаметны.   Крестьяне здесь разводили овец, и в таком множестве, что для утилизации шерсти помещик Иван Петрович Берестов устроил в своем поместье суконную фабричку. Были в поместьях и яблоневые сады. Все это также типичнейшие черты юго-востока Нижегородской губернии тех времен.
Более того, в повести указаны некоторые специфические особенности болдинской округи. В имении Муромских был устроен «английский сад». В пушкинские времена под этим термином подразумевали то, что теперь паркостроители называют пейзажным, или ландшафтным парком. Это парк, где сохраняется естественная природа: рельеф, зачастую неровный, поляны, куртины деревьев и кустарников, которые не стригли, позволяя расти свободно.
Так вот, в окрестностях Болдина известны села Апраксино и Черновское, гдн до сих пор сохранились старинные ландшафтные, английские парки и яблоневые сады и где бывал в свое время А.С.Пушкин. В ту эпоху эти села входили в Сергачский уезд, располагаясь на самой его границе с Лукояновским, где находилось Болдино.
Интересно, что по разысканиям наших краеведов, и, прежде всего, В.В.Ниякого, можно указать и на реальные прототипы некоторых персонажей «Барышни-крестьянки». Так, в повести упомянут рачительный хозяин Иван Петрович Берестов. Между тем в пушкинские времена в Апраксине у своей сестры Н.А.Новосильцовой жил помещик  Д.А.Очстафьев.В то время он обустраивал свое имение Погиболку Княгининского уезда, куда впоследствии и переселился. Своим опытом хозяйствования он поделился в статье, опубликованной в «Земледельческой газете» ровно 160 лет назад, в январе 1841 г. Из нее видно, что Д.А.Остафьев применял у себя многопольное плодосеменоводческое хозяйство, передовое по тем временам (чередование пара, зерновых, овощных и кормовых культур).
Внимательное прочтение пушкинской повести еще раз показывает нам не только правдоподобие описанной в повести ситуации, но и реальное соответствие с чертами природы, хозяйства и быта жителей болдинской округи первой половины Х1Х века.

(«Нижегородская правда», 18.01.2001 г.; совместно со Светланой Новиковой; эта и предыдущая заметки были объединены нами в статье  «Опыт пространственной расшифровки двух «Повестей Белкина», опубликованной в сборнике «Пушкин на пороге ХХ1 века: провинциальный контекст», вып. 4, Арзамас: АГПИ,2002, с.44-48)

БОЛЬШОЙ  ПОДТЕКСТ  «МАЛЕНЬКИХ  ТРАГЕДИЙ».

Много загадок таят болдинские осени 1830, 1833, 1834 годов, но самое, пожалуй, необычное в произведениях знаменитого цикла А.С.Пушкина заключается в их географическом пространстве. Удивляют и места действия: чуть не пятая часть поэтических и прозаических произведений переносит нас в Англию, Испанию, Францию, Грецию, Турцию, Литву. Если взять, например, «Маленькие трагедии», написанные осенью 1830 года и 170 лет назад опубликованные, то во всех из них действие происходит за пределами России.
Причиной этого, как считают, являлось желание Александра Сергеевича избежать прямого намека на личные обстоятельства: размолвки с отцом из-за наследства («Скупой рыцарь»), холерной эпидемии, задержавшей поэта в Болдине («Пир во время чумы») и т.д.
Все это так, но не нужно забывать, что интересы великого поэта никогда не замыкались в рамках собственной жизни и собственных впечатлений и даже в рамках России: события за рубежом живо интересовали Пушкина. А события тридцатых годов в Западной Европе имели огромное значение для судеб всего субконтинента.
В июле 1830 года во Франции произошла революция. Карл Х уступил трон «королю-буржуа» Луи-Филиппу. «Ни сантима для престижа!» – таков был его девиз. Воплощением этого короля – бездушного скупердяя под оболочкой  благородного дворянина и явился Скупой Рыцарь, не дававший сыну «наслаждаться жизнью». Недаром действие этой трагедии разворачивается во Франции.
Весь 1830 год в различных провинциях Австрии нарастает движение буржуазии за политические права. Она действительно могла повторить слова Сальери: «Нет правды на земле, но правды нет и выше!». Привилегии дворянина, «гуляки праздного», имеющего почет в силу слепого случая – права рождения, более нетерпимы! Все, что дворянство могло сделать для страны, оно сделало и теперь должно уйти, как должен уйти из музыки и жизни Моцарт. Бунт австрийца Сальери – это бунт австрийского буржуа, добившегося всего собственным упорным трудом.
В 1825 году в Англии разразился жесточайший торгово-промышленный кризис, последствия которого ощущались и пять лет спустя. Но в это самое время английские рабочие активизируют забастовочную борьбу, развертывают профсоюзное движение (А.С.Пушкин специально отметит положение английского пролетариата в «Путешествии из Москвы в Петербург», начатом в Болдине в 1833году). В пушкинские времена забастовочная борьба в Англии в большинстве случаев заканчивалась неудачей. Объявлять забастовку во время экономического кризиса, когда резко возрастала безработица и казна профсоюза была пуста, казалось так же бессмысленно, как протестовать  против чумной эпидемии.
Тем не менее Вальсингам и его товарищи из «Пира во время чумы» бросили вызов. И здесь Пушкин подметил ту особенность национального английского характера, на которую обратил внимание спустя 15 лет Ф. Энгельс в «Положении рабочего класса в Англии», – протестовать и бороться в, казалось бы, безнадежном положении, чтобы заявить, «…что он, человек, должен не применяться к обстоятельствам, а подчинять их себе, протестовать, потому что молчание означало бы примирение».
В конце 1823 года в Испании воцарился феодально-абсолютистский режим, достигший к 1830 году своего апогея. Гражданские и церковные власти преследовали малейшее свободомыслие, малейшее «отклонение от нормы» во всех сферах жизни. Прежде всего это вызвало протест дворянства и буржуазии. Под внешним обликом ловеласа и бретера Дон Гуана скрывается человек нового, буржуазного мира с его моралью вседозволенности для того, у кого есть средства. При чтении «Каменного гостя» как-то упускается из виду, что Дон Гуан убил на поединке не рядового дворянина, а Командора, то есть человека, награжденного командорским крестом ордена Сант Яго, представителя высшей власти, опоры режима.
Перечитывая «маленькие трагедии», мы ощущаем, что наше Болдино и в пушкинские времена не было тихим убежищем. Социальные противоречия, характерные для капитализма, потрясали континент, в людских трагедиях отражались трагические события эпохи. И это предвидел и воплотил в образах литературных героев в нашем Болдине наш Пушкин.
(«Нижегородская правда», 6.11.2004; совместно со Светланой Новиковой)

БЫЛ  ЛИ  НЕСЧАСТЕН  РУССКИЙ  КРЕСТЬЯНИН?

После смерти 29 января (10 февраля по новому стилю) 1837 года Александра Сергеевича Пушкина осталось много незаконченных его произведений. К их числу относится начатая осенью 1833 года в Болдине статья «Путешествие из Москвы в Петербург». Избрав жанр литературного путешествия, А.С.Пушкин задался двоякой целью: познакомить читающую публику с запрещенной в те времена книгой Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» и подвести некоторый итог своим наблюдениям над российской действительностью. Значительное место в этой статье занимает тема экономического и социального положения русского крестьянства (это главы 1У, У, У11, 1Х, Х11) и, рассматривая их, мы нашли немало параллелей с жизнью и бытом крестьян Нижегородской губернии. Это и понятно: многие впечатления о крестьянине Пушкин как раз и почерпнул во время «болдинских осеней» 1830, 1833 и 1834 гг.
Основным в жизни крепостных крестьян той эпохи было взаимоотношение с помещиками. Пушкин, вслед за Радищевым, описывает нередкое в России тех времен превращение крестьян всей деревни в дворовых, то есть отнятие помещиком у них скота, инвентаря, земли и обеспечение их одеждой, обувью, пищей и т.д. в уплату за работу на скотном дворе, в поле и т.п. При этом их положение практически ничем не отличалось от положения рабов. Такие факты известны были, например, в вотчине Шереметевых в Горбатовском уезде.
Личная жизнь крестьян, особенно женщин, всецело зависела от помещика, старосты. «Несчастье жизни семейной есть отличительная черта во нравах русского народа», – пишет А.С.Пушкин. Особенно жесток был упоминаемый великим поэтом обычай насильственной выдачи замуж. В Нижегородской губернии он был распространен широко, и, кажется, последний из наших писателей, кто застал его, был Н.И.Кочин, автор романа «Девки».
Вслед за Радищевым Пушкин описывает тяжесть рекрутской повинности, хотя и не видит другого способа комплектования русской армии в те времена. Однако, А.С.Пушкин указывает выход: сдавать в солдаты крестьян, вредных для общества (пьяниц, воров, бездельников и т.п.). Сам Пушкин точно так и поступал в своей болдинской вотчине, о чем свидетельствует его переписка со старостой Калашниковым и управляющим Пеньковским.
Вместе с тем А.С.Пушкин считал, что экономическое положение русского крепостного крестьянина лучше, чем положение французского крестьянина-собственника своего клочка земли и тем более лучше положения английского пролетария той эпохи. Все русские крестьяне, даже нищенствующие, имеют свой дом, корова есть почти на каждом дворе, «повинности вообще не тягостны», имущественное неравенство смягчается помощью крестьянской сельской общины, многие крестьяне на оброке и промышляют чем вздумается. Самое же главное – благосостояние помещиков всецело зависит от благосостояния крестьян, и доводить последних до разорения для помещиков было попросту невыгодно.
Эти строчки Пушкина кажутся вставленными, чтобы усыпить цензуру. Но обратимся к данным известного историка крестьянских движений в Центральной России В.А.Федорова. В пушкинскую эпоху, в 1830-37 гг. в Нижегородской губернии произошло 8 волнений крестьян, значительно меньше. Чем в любой другой губернии центра. Всего же за 1801-1860 гг. произошло 168 волнений, примерно десятая часть всех волнений в Центральной России, куда кроме Нижегородской входило еще 6 губерний. Рассматривая мотивы крестьянских волнений, В.А.Федоров выяснил, что на первом месте была смена владельца, когда крестьяне пользовались случаем, чтобы потребовать перевода их в государственные крестьяне, или в удельные (то есть принадлежавшие непосредственно царю). Другими словами, основная причина носила социальный, а не экономический характер; как известно, количество крестьянских волнений у нас резко возросло после так называемого «освобождения крестьян», то есть реформы 1862 г.
Следует заметить, что изучение той части переписки А.С.Пушкина, где речь идет о хозяйстве болдинского имения, типичного, кстати, для Центральной России, подтверждает мысль о сравнительно благополучном экономическом положении крепостного крестьянина, если его помещик хоть сколь- нибудь задумывался о будущем. В Болдине, как и во многих других селах Нижегородской губернии, имелся хлебный магазин со страховым запасом зерна на случай неурожая. Поэтому самое большее, в чем можно упрекнуть Пушкина при чтении этой статьи, – распространение его наблюдений по Нижегородской губернии и по его поместью на всю Россию.
В качестве доказательства своего тезиса о сравнительном благополучии русского крестьянства, Пушкин приводит данные о его сметливости, смелости, вряд ли могущих проявиться в массе, будь русское крестьянство и впрямь забитым и голодным.
В связи с этим заметим. Что известные династии нижегородских купцов Бугровых, Черновых и других были по происхождению крестьянами; отец механика Кулибина был крестьянином с. Бор; нижегородским крестьянином был С.Иванов, исправивший часы на Спасской башне Московского Кремля. В.И.Даль,  известный знаток быта русского народа, друг Пушкина, много лет проживший в Нижегородской губернии, проиллюстрировал слова Пушкина о сметливости русского крестьянина в своем очерке «Русак».
Внимательное прочтение этой незаконченной статьи А.С.Пушкина заставляет нас еще раз проанализировать, казалось бы, тривиальную, а на самом деле малоизученную проблему экономического положения нижегородского и вообще русского крестьянства первой трети Х1Х века.
(«Нижегородские новости», 9.02.2002; совместно с Екатериной Ворониной).

ЗА  ФАСАДОМ  ЛЮБОВНОЙ  ИСТОРИИ.

Широта интересов Александра Сергеевича Пушкина, обширный географический его кругозор общеизвестны. Болдинской осенью 1833 года из-под его пера появляются произведения, действие которых происходит в Петербурге («Медный всадник»), в Приуралье («История Пугачева»), на степной границе Руси («Сказка о мертвой царевне и семи богатырях»), в Литве («Будрыс и его сыновья»). Среди этих произведений несколько особняком стоит поэма «Анджело», действие которой происходит в одном из городов-государств Италии.
Старый правитель передает свою власть Анджело и тот, решив навести порядок в государстве, усилил строгости. Отыскав закон о смертной казни за прелюбодеяние, новый правитель обрек на смерть патриция Клавдио, соблазнившего юную Джульетту.
Как и многие произведения болдинского цикла,  замысел этой поэмы можно связать с обстоятельствами жизни Пушкина: «сменой власти» в Болдино, когда семья Пушкиных была недовольна действиями старосты М.И. Калашникова и пригласила на должность управляющего И.М.Пеньковского. Вместе с тем осведомленность великого поэта в европейских делах привела к тому, что в «Анджело» отразились и события в  Италии того времени.
На первый взгляд, это может показаться странным. 30-е годы Х1Х века – время многочисленных  революционных заговоров в мелких государствах Италии, образование революционной организации «Молодая Италия» во главе с Мадзини (1831 г.). А в переработанной А.С.Пушкиным трагедии Шекспира «Мера за меру», которая и легла в основу «Анджело» и речи нет о бедственном положении народа, политическом гнете и т.п. Здесь всего лишь – о строгостях в области нравственности, об усилении репрессий за нарушение религиозных правил, общепринятых норм морали и т.п.
Но внимательное изучение общественной жизни Италии того времени (кстати, наиболее доступный источник – статьи об Италии начала – середины Х1Х в. нашего земляка Н.А.Добролюбова) показывает, что именно этим и характеризовалась общественно-политическая обстановка в итальянских государствах!
Дело в том, что сравнительно благополучное экономическое положение городской и сельской бедноты, мелкой буржуазии Италии тех времен, их невежество и косность, строгая приверженность католицизму приводили к политической пассивности народных масс. Действия революционеров-заговорщиков никогда не поддерживались народом. Политические движения опирались на узкий круг образованного дворянства и буржуазии, которых и опасались правители итальянских государств.
Отсюда неуклонная активность этих правительств в отношении надзора над преподаванием, журналистикой, соблюдением религиозных предписаний, нравственности. Разумеется, это имело отношение лишь к образованным классам, к которым принадлежал патриций Клавдио.  Власти справедливо усматривали тесную связь между неуважением к нормам нравственности (освященными религией и законами) и неуважением к законам государства, неуважением к «законному порядку» вообще. Все это прекрасно понимал и отразил в «Анджело» А.С.Пушкин.
Кстати сказать, аналогичная ситуация наблюдалась и в николаевской России после подавления выступления декабристов, когда правительство резко усилило надзор за элементарной нравственностью (это было одной из задач вновь сформированного корпуса жандармов). Случаи полицейского и даже уголовного преследования за нарушение норм нравственности были многочисленными, хотя сам Николай Павлович, как и Анджело, образцом нравственности отнюдь не являлся.
В Н.Новгороде, например, в 20-30-е годы Х1Х века прогремело дело помощника соляного пристава Л.Р.Робинзона, супруге которого, Варваре, велено было возвратиться к мужу, «…а буде воспротивиться, доставить к семейному очагу за крепкими караулами» (Б.М.Пудалов «Евреи в Нижнем Новгороде».1998).
В том и состоит гениальность Александра Сергеевича Пушкина, что за фасадом распространенной любовной истории он смог увидеть глубокие процессы в обществе.
(«Нижегородская правда», 4.12.2003)

ЗАГАДКА  Л.

Законченные произведения А.С.Пушкина, знакомые нам еще с детства, всего лишь частица творчества великого поэта. Множество стихотворных и прозаических произведений так и остались в черновых записях, не востребованных им в течении всей его последующей жизни.
К числу таких неоконченных произведений относятся написанные осенью 1833 года в Болдине шестнадцать стихотворных строчек, первые четыре которых содержат зашифрованные наименования географических пунктов:
Если ехать вам случиться
От **** на *,
Там, где Л. струится
Меж отлогих берегов,
От большой дороги справа
Между полем и селом
Вам представится дубрава,
Слева сад и барский дом.
А.С.Пушкин, как известно, немало поездил по России, общая протяженность его путешествий составила свыше 30 000 км, но какие конкретно дорожные впечатления послужили основой этого стихотворения?
Прежде всего, что за город обозначен значком *? Единственный город, в котором побывал Пушкин и название которого соответствует и рифме, и размеру строки, это Псков; число звездочек, вероятнее всего соответствует числу слогов в слове.
Нет ли на трактах, соединявших Псков с Петербургом, Москвой и Одессой, по которым в свое время путешествовал Пушкин, речки, название которой начинается на букву Л и состоит из трех слогов, что соответствовало бы размеру строки? Такая речка действительно существует, это Лучеса, левобережный приток Западной Двины, которая пересекает старинный тракт из Украины на Псков в 50 верстах южнее Витебска.
Если обратиться к географическому описанию Лучесы, то легко убедиться, что в своем среднем течении, где ее пересекает тракт, речка протекает в невысоких берегах; растительный покров в долине реки – дубравы, широколиственные леса.
Какой же город зашифрован значком ****? Из всех городов по этому тракту размеру и рифме соответствует лишь Чернигов. А.С.Пушкин останавливался в этом городе в 1824 году, направляясь из южной ссылки в псковскую, из Одессы в Михайловское.
…Нам дорого все, что написал Александр Сергеевич в Болдине, в том числе и это незаконченное стихотворение. Бесхитростные строки его еще раз напоминают нам, что творчество великого поэта на земле нижегородской питалось не только его болдинскими впечатлениями, но и всем пережитым им ранее.
(«Нижегородские новости», 11.02.2004)

ЗАГАДКА  ЕЗЕРСКОГО.

В обширном творческом наследии А.С.Пушкина немало неоконченных произведений, Одним из них является написанное осенью 1833 г. в Болдине стихотворение «Родословная моего героя (отрывок из сатирической поэмы)», часто именуемое «Езерский».
По первоначальному замыслу Александра Сергеевича это стихотворение являлось частью поэмы «Медный всадник».
Описывая историю рода Езерских, Пушкин упоминает в числе предков героя выходца из Скандинавии Варлафа, бывшего послом Киева в Константинополе, участников битвы при Калке (1224 г.) и Куликовской битвы (1380 г.), государственных деятелей средневековой Руси и сподвижников Петра Великого. Таким образом, «Езерский» по своей идее примыкает к стихотворению «Моя родословная», написанному Пушкиным в 1830 г. в том же Болдине. В обоих стихотворениях звучат мотивы гордости славными предками тех родов, которые во времена поэта были оттеснены «новой знатью».
Но кто таков Езерский? В различных исторических справочниках и монографиях мы не найдем русской дворянской фамилии с такой генеалогией. Так может, мы имеем здесь дело с обобщенным образом некогда славного рода, сошедшего со сцены в пушкинские времена? Подобное предположение, однако, противоречит всему опыту исследований произведений великого поэта, черпавшего сюжеты и конкретные факты для своих произведений (даже сказочных!) из реальной жизни.
Прежде всего обратимся к происхождению фамилии: в ее основе лежит «езеро», старинная форма слова «озеро». В России были известны две дворянские княжеские фамилии с тем же корнем: Заозерские и Белозерские. Первый род, как поздний по происхождению (ХУ век) и не отмеченный на протяжении всей истории Руси, мы должны исключить. Остается династия Белозерских, ведущая свое происхождение от киевских князей.
Само Белоозеро в летописях отмечено впервые в известном эпизоде приглашения варягов.
Кстати, в Софийской 1 летописи старшего извода, на которую и ссылается Пушкин в стихотворении, действительно упомянут варяг Фарлаф, участник переговоров русских с византийцами в 903 г.
Белозерское княжество входило в Ростово-Суздальскую землю, и князья Белозерские вместе с суздальскими боярами упомянуты в «Задонщине» и «Сказании о мамаевом побоище» в числе участников Куликовской битвы в полном соответствии со стихотворением Пушкина!
Очень скоро Белозерское княжество распалось на несколько мелких, и родовое прозвище перешло к князьям Белосельским, которые стали именоваться Белосельскими-Белозерскими. В ХУ1 – ХУ11 веках представители этой княжеской фамилии неоднократно занимали посты воевод и посланников, но подлинный расцвет рода, опять же в полном соответствии с текстом стихотворения пришелся на ХУ111 век.
Среди Белосельских-Белозерских были управляющий Адмиралтейств-коллегией, посланники в европейские страны, кавалеры высших российских орденов. Один из них, Александр Михайлович Белосельский-Белозерский, старший        современник Пушкина, был писателем.
Но с воцарением Александра 1, когда на смену старой знати приходит бюрократия, как тогда говорили, без роду, без племени (Аракчеев, Бенкендорф, Клейнмихель и др.) славный род князей Белосельских-Белозерских оттеснили от руля государства, чотя свое богатство часть представителей этого рода даже приумножила, породнившись с купцами (перейдя в третье сословие, как писал об этом явлении в «Езерском» Пушкин).
Великий поэт был прекрасно осведомлен о всех перипетиях истории рода, ибо среди его петербургских и московских знакомых было несколько представителей рода Белосельских-Белозерских, в том числе Эспер Александрович, один из немногих петербургских аристократов, решительно вставших на сторону Пушкина в его столкновении с Дантесом, и известная поэтесса Зинаида Александровна, в замужестве Волконская, московском салоне которой А.С.Пушкин бывал в 1826-27 годах.
Естественно, что А.С.Пушкин не мог наделить своего литературного героя подлинной фамилией и избрал для него псевдоним, оказавшийся, впрочем, довольно прозрачным…
Все это еще раз свидетельствует о глубоких познаниях Пушкина в отечественной истории и о связях его творчества с реальностью.
(«Нижегородская правда», 14.02.2004)

«…И  ДРУГ  СТЕПЕЙ  КАЛМЫК»

1 октября 1833 года, завершив поездку в Поволжье и Приуралье для сбора материалов о восстании Пугачева, А.С.Пушкин приехал в Болдино, где в течении недели приводил в порядок материалы своего путешествия. В следующем, 1834 году, то есть 170 лет назад, «История Пугачева» в двух томах вышла из печати.
Являясь серьезным историческим трудом, это произведение Пушкина в то же время имеет все достоинства беллетристики – легко воспринимается и наводит на размышления, что заставляет обращаться к нему еще и еще раз.
Недавно, перечитывая в очередной раз «Историю Пугачева», обратил внимание на перечень народов, упомянутых в связи с событиями 70-х годов ХУ111 века. Многие народы, представители которых участвовали в восстании Пугачева (казахи, башкиры, татары, чуваши и другие) упомянуты лишь вскользь, а о калмыках же написано весьма обстоятельно, начиная с истории их появления на берегах Волги и Яика. Причем сделано даже примечание о трудах друга Пушкина Н.Я.Бичурина, в которых содержатся сведения об этом народе. И это не первый интерес великого поэта к калмыцкому народу. О калмыках он писал и в «Путешествии в Арзрум», и в знаменитом «Памятнике», причем с интересом и уважением.
Калмыкия, а тем более юго-восток Казахстана, Джунгария (область между Монгольским Алтаем и Тянь-Шанем), Западная Монголия, то есть все то, что называется западом Центральной Азии, где некогда обитали предки калмыков, кажется страшно отдаленной от Болдина и Нижегородского края, где творил Пушкин. Но это только на первый взгляд. Даже беглое знакомство с географическими названиями Нижегородского края, в том числе и окрестностей Болдина, заставляет вспомнить историческую родину калмыков.
Так, у нас есть речка Урга, а в Монголии – город Урга (Улан-Батор). «Урга» означает «ставка хана», «возвышенное место». Притоком нашей Урги является речка Уронга (Урынга), такая же река есть в Джунгарии («урянг» – одно из монгольских племен).  Нижегородские деревушки Улангерь и Уланки содержат характерный для монгольских названий корень «улан» (улан – один из титулов монгольской знати). Нижегородская речка Сарга имеет одинаковый корень в названии ,что и центральноазиатская река Саргоу; название реки Алатырь перекликается с названием озера Алаколь («ала» – светлый, пестрый)…
Эти параллели нижегородских и центральноазиатских географических названий имеют глубокие исторические корни: наш край с середины первого тысячелетия нашей эры был одним из «конечных пунктов» миграций народов Центральной Азии, в том числе предков нынешних калмыков.
Великий русский поэт обладал обширным географическим кругозором и большой глубиной познаний; вот почему чтение его произведений постоянно наводит на размышления о связях отдаленных уголков Земли. Не составляет исключения и «История Пугачева», повествующая о событиях весьма отдаленных, но связанных с Нижегородским краем. Чтение ее наводит на мысль о древних связях нашего края и далеких уголков Азии.
(«Нижегородские новости», 16.09.2004)

НИЖЕГОРОДСКАЯ  ЯРМАРКА  НА…  БАЛТИЙСКОМ  МОРЕ.

В годовщину гибели Александра Сергеевича Пушкина мы еще раз вспоминаем, что Россия потеряла в его лице не только великого поэта, но и крупного ученого, историка и географа. Разносторонняя эрудиция гения, его обширный кругозор привели к тому, что даже небольшие его произведения несут подчас значительную научную информацию. В творческом наследии великого поэта немало подобных творений, которые анализируются уже несколькими поколениями ученых, всякий раз отыскивающих нечто новое. Таким является известная нам с детства «Сказка о царе Салтане, о сыне его Гвидоне и о прекрасной царевне Лебедь».
Историко-географы, в первую очередь наш земляк доктор географических наук Л.Л.Трубе (1921-1988), выяснили, что в основе сюжета сказки лежат обобщенные А.С.Пушкиным исторические свидетельства и данные фольклора о плаваниях в Балтийском море в те времена, когда остров Буян – его реальный прототип о. Руян – Рюген, принадлежащий ныне Гемании, – был центром балтийских славян (до Х11 века). Позднее память об этом месте вошла в русский фольклор, тем более, что русские корабли плавали по Балтийскому морю до ХУ11 века, когда Русь после войны со Швецией потеряла выход к Балтике.
Купцы-корабельщики держали путь «на восток, мимо острова Буяна, в царство славного Салтана», под которым, судя по описанию быта, подразумевалась Московская Русь. В таком случае остров, где правил князь Гвидон, расположенный к западу от острова Буяна, – один из островов Датского архипелага. Это может быть остров Мен, Фальстер, или иные.
Природные особенности Балтийского моря описаны Пушкиным географически точно: там наблюдаются и ветры, периодически дующие, то на запад, то на восток, и встречные течения. Поэтому парусные суда в состоянии двигаться в обоих направлениях, а бочку с царицей и царевичем могло отнести далеко на запад.
Центральные и западные острова расположены в зоне широколиственных лесов (дуб на острове Гвидона!), там и сейчас встречаются белки и лебеди, как это упомянуто в сказке.
Интересно, что эпизод с вокняжением на заморском острове выходца из Руси, бытовал в фольклоре поморов и во времена Пушкина, и позднее.
Но для нас, нижегородцев, оказывается особенно любопытным ассортимент товаров, которыми торговали купцы в сказке: меха (соболей, чернобурых лис), кони (донские жеребцы), стальные изделия (булат), драгоценные украшения и «неуказанный товар». Под последним во времена Пушкина понимали либо товар не указанный в таможенной декларации, попросту, контрабанду, либо товар, не соответствующий многочисленным в те времена указам о качестве (большей частью это были поддельные, суррогатные вина, ткани и т.д.). Так вот, это не что иное, как обычный ассортимент Нижегородской ярмарки, с которой А.С.Пушкин познакомился во время своего пребывания в нашем крае, а еще ранее – литературно. Кстати сказать, давая в 1Х главе «Евгения Онегина» описание Нижегородской ярмарки, Пушкин как раз упоминает и коней, и драгоценности, и поддельные вина.
Под гениальным пером великого поэта черты Балтики и Нижегородчины слились в причудливую, фантастическую по сюжету, но в то же время в деталях совершенно достоверную картину.
( « Нижегородская правда», 8.02.2005. Совместно с Еленой Андрюшковой).

СМЕШЕНИЕ  КАМЧАТСКОГО  С  НИЖЕГОРОДСКИМ.

В годовщину гибели великого русского поэта, перечитывая его незаконченные произведения, наброски и планы статей, мы не перестаем удивляться обширности творческих замыслов Александра Сергеевича. В самый канун дуэли, 20 января 1837 года он подготовил материал к планировавшейся статье о Камчатке. А.С.Пушкин сделал многочисленные выписки из двухтомника С.П.Крашенинникова «Описание земли  Камчатки»; издание 1786 года было в личной библиотеке поэта.
Что же в первую очередь заинтересовало Пушкина в описании этого далекого края? Если вчитаться в его выписки из книги Крашенинникова. То обнаруживаются неожиданные параллели между природой полуострова и земли Нижегородской, а также сходство черт  быта населения обоих краев.
А.С.Пушкин отмечал, что судоходная река Камчатка меняет русло и самое устье из-за песчаных наносов, на реке значительные острова. Но это же составляет особенность и наших крупных судоходных рек Волги, Оки, Ветлуги, Суры. И также, как по берегам Камчатки на тополях гнездились орлы, гнездились эти птицы на осокорях и по берегам наших крупных рек.
При описании камчатских промыслов Пушкин специально отмечает рыбные ловли, но и в Нижегородском крае пушкинских времен рыболовство было основным промыслом населения, а вяленая («недосушенная») рыба – обычной пищей как камчадалов, так и нижегородцев и вообще волжан.
Сбор птичьих яиц, ловля линяющих уток сетями, заготовка березового сока и употребление в пищу лилии-саранки было, хотя и в меньших масштабах, распространено как на Камчатке, так и в нашем крае в прошлые времена.
Жители Камчатки, отмечал Пушкин, страдали от отсутствия соли и железа, они даже выпаривали морскую соль, хотя морская соль имеет горький привкус. Но и наши предки-нижегородцы в пушкинские времена испытывали неудобства от этого же. Несмотря на привозную камскую соль и уральское железо, жители Нижегородской губернии добывали, хотя и в небольших количествах, местную соль, искали ключи, пусть даже не с чисто соленой, а даже с горьковато-соленой водой, копали местную железную руду.
Климат Камчатки весьма разнообразен: побережье полуострова лежит в области морского климата с его сыростью, сравнительно небольшими летними и зимними температурами. Но А.С.Пушкина, судя по его заметкам, более интересует климат внутренней части полуострова, где, как и в Нижегородском крае, суровая многоснежная зима, яркое весеннее солнце, жаркое лето, способствующее бурному росту растительности.
Создается впечатление, что, приступая к изучению новой для него географической страны, А.С.Пушкин старался в первую очередь отметить знакомые ему ранее черты природы и быта населения Поволжья, в частности, Нижегородского края, общие с Камчаткой. Кстати сказать, подобный подход в изучении географии и этнографии рекомендуется и в настоящее время.
(«Нижегородские новости», 10.02.2005).

Б О Г А Т С Т В О    С К У П Ы Х    С Т Р О К.

К 1830 году, году первого приезда Пушкина в Болдино, Александр Сергеевич стал широко известен как мастер поэтического описания природы. Пребывание его в Царском Селе, в Молдавии, на Украине, в Крыму, но Кавказе, в Михайловском отразилось в многочисленных стихотворениях и поэмах, где надо подробное описание различных уголков природы. И в то же время природе окрестностей Болдина, где поэт был трижды – в 1830, 1833 и 1834 годах, посвящены только стихотворения «Румяный критик мой, насмешник толстопузый…» и «Осень», причем в обоих описание природы весьма скупое…
Но давайте вчитаемся повнимательнее в эти строчки: какие черты болдинских ландшафтов подметил Пушкин? Окрестности села в описании великого поэта – это пологохолмистая местность с обширными балками (долами), где текут ручьи, кое-где запруженные. Территория почти вся сплошь освоена, леса немногочисленны и состоят преимущественно из дубов а также, судя по цвету осеней листвы, – из кленов, осин и берез.
Почва здесь – чернозем на легких пылеватых суглинках (лето отмечено как пыльное), способ полеводства – трехполье (упомянуты озими).
Селения по своей планировке вытянуты в линию, озеленение практически отсутствует.         Описана климатическая особенность местности: морозы наступают в октябре и раньше, чем установится снеговой покров. Снег лежит полгода, лето жаркое и засушливое.
Если сопоставить получившееся описание природы болдинской округи с научным географическим описанием той же территории, то нельзя не поразиться точности пушкинских строк. Несмотря на их лаконичность, схвачены все основные черты здешних ландшафтов.
Более того, внимательный разбор показывает, что поэт к тому времени умел не только мастерски описывать природу, но и квалифицированно анализировать, обобщать географические особенности того, или иного места.
Дело в том, что природа окрестностей Болдина имеет много общего с обширной территорией от Прибалтики до Поволжья и Молдавии. Недаром ботанико-географы относят это обширное пространство к одной и той же северо-голарктической флористической области и прибалтийско-волжско-днепровскому флористическому округу. Не так-то просто очертить комплекс признаков, по которым Болдино отличается и от окрестностей Михайловского, и от окрестностей Петербурга, и от Молдавии…
Так вот, скупые пушкинские строки с точки зрения географа удивляют тем, что в них подмечен практически весь комплекс особенностей, по которым природа и хозяйство Болдина отличаются от всех прочих мест, где Пушкин бывал ранее. Описаны только те черты природы, которые в совокупности не присутствуют в других, знакомых поэту местах. Этим, может быть, и объясняется лаконизм болдинской пейзажной поэзии.
…В последнее десятилетие своей жизни Пушкин все чаще проявляет себя не только как литератор, но и как ученый, в первую очередь – географ. В его творчестве наука и поэзия сливаются в нераздельное целое. Два болдинских стихотворения как нельзя лучше иллюстрируют этот тезис.
(«Нижегородская правда», 4.06.2005; совместно с Марией Крайновой)

НАВЕЯНО  НА  ЗЕМЛЕ  НИЖЕГОРОДСКОЙ.

Пребывание А.С.Пушкина в наших краях в 1830, 1833 и 1834 годах, его знакомство с природой и историей земли Нижегородской оказали влияние на создание и тех произведений великого поэта, которые посвящены совсем иным землям. К числу таких относятся заметки Александра Сергеевича по истории Украины, написанные в 1831 году.
Пушкин, кратко обрисовав черты природы Украины и начальные века ее летописной истории, начиная с легендарного Олега, отметил затем, что в результате раздоров и войн «столица государства была перенесена во Владимир». Здесь Пушкин правильно подметил, что, начиная с Х11 века, с Юрия Долгорукого, сына Владимира Мономаха, Северо-Восточная Русь (ее центром в конце Х11 века учреждается Владимир) становится сильнейшей в Восточной Европе. Ее князья сначала захватывают Киев, а потом, с Андрея Боголюбского (при нем был основан Городец) носят титул великого князя киевского, живя во Владимире.
И много позднее князья, стремясь приобрести главенство на Руси, домогаются титула великого князя владимирского. В их числе был суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович (60-е годы Х1У века).
Далее Пушкин, переходя к эпохе нашествия татаро-монголов, отмечает, что из всех русских князей только глава Северо-Восточной Руси Юрий Всеволодович (основатель Н.Новгорода) не прислал своих воинов на битву при Калке 1223 г. Пушкин писал, что «он ожидал ослабления уделов в результате войны». Как следствие раздора князей русско-половецкая армия была разбита татаро-монголами.
Таковы краткие исторические заметки великого поэта.
Как мы полагаем, далеко не случайно в них дважды на протяжении очень краткого текста упомянута Северо-Восточная Русь: навеяно это пребыванием Пушкина на владимирской и нижегородской землях и его знакомство с историей этих мест.
Но есть еще один аспект связей Нижегородского края и Украины, несомненно известный Пушкину: поселения выходцев с Украины, существовавшие в болдинской округе. Центром их было село Новая Слобода, что в 20 км к юго-западу от Болдина. Переселенцы из Малороссии, крепостные графа Разумовского, они даже в конце Х1Х века, по наблюдениям В.Г.Короленко, отличались особенностями говора, одежды, жилища…
Далекими друг от друга кажутся земли украинские и земли нижегородские. Но, вчитываясь в краткие заметки Пушкина по истории Украины, размышляя над ними, мы обнаруживаем тесные связи этих уголков Восточной Европы.

размещено 5.06.2008

• Размещено: 01.01.2000
• Автор: Мининзон И.Л.
• Размер: 121.61 Kb
• © Мининзон И.Л.