О Пушкарском приказе

17 августа, 2021

Центральные органы власти

[348]

О Пушкарском приказе

Архив Пушкарского приказа, некогда хранившийся при Московском артиллерийском депо[1], надо считать погибшим. Уцелели только кое-какие отрывки, рассеянные теперь по казенным и частным архивам. Между прочим, в Московском главном архиве Министерства иностранных дел оказалась очень интересная опись дел приказа от 1633 г. по 1646 г.[2]; среди актов собрания гр. А. С. Уварова имеются дела Пушкарского приказа, преимущественно, за 1640/41 г.[3]; несколько документов напечатано Археографической комиссией в Актах, Сборнике кн. Хилкова и пр. В общем, материал недостаточный, и для знакомства с деятельностью Пушкарского приказа приходится привлечь делопроизводство других приказов, преимущественно, Разрядного и Четвертных, которые имели некоторые сношения с нашим главным артиллерийским управлением.

Недостаток материала не позволяет привести какие-либо данные относительно времени, когда возник Пушкарский или, как он прежде назывался, Пушечный приказ. Наиболее старое упоминание относится к 1577 г., когда приказом управляли кн. С. Коркодинов и Ф. Пучко-Молвянинов[4]. Далее идут отрывочные указания[5] на существование приказа, и только со времени царя Михаила можно год за годом перечислить лиц, управлявших приказом. Во главе приказа стоял родовитый боярин, реже окольничий. Некоторые из них подолгу управляли приказом, например, кн. Н. М. Мезецкий, кн. А. Ф. Литвинов-Масальский, кн. Ю. А. Долгорукий, кн. Ю. Ромодановский. При боярах иногда состояли товарищи, из которых нельзя не упомянуть о думном дворянине И. И. Баклановском, который служил в Пушкарском приказе около 20-ти лет[6]. Дьяков было 2—3 человека. Некоторые из них также по много лет занимали свои места. Так, И. Амирев, долго состоявший подьячим в Пушкарском приказе, был дья-

[349]

ком в том же приказе в течение 15 лет; А. Галкин служил в приказе 14 лет, Посник Задонский 10 лет и т. д. Очевидно, эти лица успели приобрести специальные познания по артиллерийскому делу и ценились на службе. Число подьячих доходило до 20 человек[7]. Они были распределены по трем столам: городовой, засечный и денежный. Штат служащих пополнялся дворянами по назначению Разрядного приказа и московскими сотенными людьми по назначению Земского приказа. Дворяне служили головами на Пушечном дворе, у зелейных мельниц и у пушечных запасов, служили бессменно по несколько лет, всего 6—7 человек[8]. Сотенные люди в числе 8 человек, «добрые, душею прямые и животом зажиточные», состояли в тех же учреждениях целовальниками[9].

Ведению Пушкарского приказа принадлежали важные и ответственные дела по приготовлению артиллерийских орудий и снарядов, починке старых и возведению новых укреплений, по устройству и поддержанию в порядке засек, по надзору за обширным штатом лиц пушкарского чина и пр. Но артиллерийское дело далеко не в полном составе находилось в заведовании Пушкарского приказа, компетенция которого то расширялась, то сужалась. Даже в таком специальном ведомстве московская приказная система проявила свою обычную неустойчивость. Если мы сравним списки городов, ведомых в Пушкарском приказе, через короткий промежуток между 1629[10] и 1637 гг.[11], то получим такую таблицу с обозначением числа служилых людей пушкарского чина по городам:

1629 г.1637 г.
Москва479499
Владимир4731
Нижний Новгород35
Муром169
Касимов31
Шатцкий30
Арзамас2923
Переяславль-Рязанский10989
Коломна4243
Зарайск5139
Калуга3938
Алексин3536
Боровск1312
Волоколамск722
Можайск2032
Вязьма2525
Торопец6263
Великие Луки5484
Торжок2018
Старица109

[350]

Михайлов4739
Ряский20
Пронск5749
Чернь1717
Гремячий4646
Данков4142
Сапожок3636
Венев2323
Кашира3332
Серпухов7063
Тула9489
Крапивна3841
Дедилов4845
Епифань3021
Лебедянь4443
Елец5451
Оскол5860
Воронеж5556
Валуйки103101
Ливны4242
Брянск4196
Белгород5551
Путивль9499
Карачев4424
Курск68
Рыльск7072
Севск6184
Болхов1824
Мценск4948
Одоев3336
Козельск3029
Белев4042
Мещевск1010
Медынь13
Масальск310
Тверь1111
Кашин1414
Ржев Вл.1214
Осташков3
Ст. Руса1
Псков150
Изборск19
Остров17
Опочка12
Печерский монастырь25
Новгород54
Ладога8
Порхов4
Гдов21
Ярославль1627
Ростов14
Кострома169
Галич41
Чухлома11
Суздаль1413
Солигалич27
Парфеньев11
Унжа9
Переяславль Залесский1415
Романов13
Вологда30
Белоозеро1611
Гороховец3
Борисово Городище6
Печерники39
Лихвин13
Новосиль31
Перемышль18
Бежецкий Верх5
Орел31

В 1629 г. всего пушкарского чина, присоединяя сюда засечных голов, приказчиков и сторожей, в ведении Пушкарского приказа было 3573 человека. Некоторые другие

[351]

приказы также заведовали нарядом и укреплениями в подведомственных им городах. Понизовые, мещерские и сибирские города, в которых в 1629 г. было 297 пушкарей, затинщиков и пр., по артиллерийской части ведались в приказах Казанского дворца и в Сибирском[12], которые ремонтируют остроги, собирают с пушкарей полоняничные деньги и пр.[13] В 1672 г. указ подтверждает, что служилые всяких чинов люди понизовых городов ведомы в Казанском дворце[14], но в 1680 г. пушкари Казанского разряда перешли в ведомство Иноземского приказа[15].

В приведенном выше списке нет поморских городов приказа Устюжской четверти. Этот четвертной приказ заведовал пушкарским чином в Устюге и Устюжне[16]. Когда в этих городах предстоял ремонт укреплений, то четверть вытребует от воевод чертежи и сметы предполагаемых перестроек[17] и старается разобраться в довольно сложных технических подробностях, составляет даже свой проект перенесения крепостных стен Устюга подальше от реки, размывавшей стены во время половодья, и выслушивает от местных жителей объяснения и возражения по поводу этого проекта[18]. Устюжская четверть устраивает на Тотьме город и пороховой погреб[19]. Замечательно то, что четверть следит даже за нарядом в пределах своего ведомства и как будто имеет свой склад артиллерийских орудий и снарядов. Снабжая пушками находившийся под ее управлением полк А. Шепелева, приказные дьяки соображают, что у них в запасе имеются только скорострельные пушки по 2 ½ аршина, а других орудий нет, и потому надо просить Пушкарский приказ прислать, что требуется для пополнения артиллерии полка[20].

Судя по списку городов от 1637 г., круг ведомства Пушкарского приказа значительно сужается, так как Новгородская четверть берет в свои руки заведование артиллерийским и крепостным делом в подчиненных ей городах[21]; хотя трудно думать, чтобы в приказе заседали люди, сведущие по этим делам, однако было разрешено немало технических вопросов: рассмотрены сметы и чертежи по постройке укреплений в Олонце, по ремонту башен и стен в Новгороде, Архангельске, Кунгуре и пр.[22]

[352]

Артиллерийское дело в Новгородском приказе велось до указа 2 ноября 1680 г., которым государь указал «солдат и стрельцов и казаков и пушкарей и иных чинов служилых людей всех городов, которые ведомы в Новгородском приказе, ведать в Разряде и в Иноземском приказе и списки тех чинов людей из Новгородскаго приказу прислать в Разряд и в Иноземский приказ к боярину ко князю М. Ю. Долгоруково с товарищи»[23]. Однако через короткий промежуток времени Новгородский приказ снова берет военное дело в свои руки и в 1686 г. посылает городового мастера для осмотра Нижегородской городовой стены и составления сметы необходимых починок[24].

Отношения между Разрядным и Пушкарским приказами отличались особой неустойчивостью, а иногда и неопределенностью. По-видимому, вся инженерная часть в первой четверти XVII ст. входила в компетенцию исключительно Разряда, а Пушкарский приказ ведал только «всякий бой вогненный»[25]. В 1617 г. Углицкий острог, «что не доделано», осматривал П. Дашков по наказу из Разряда. В 1619 г. перестройка острогов в Ельце и Калуге велась под наблюдением того же приказа, а наряд находился в ведении Пушкарского приказа[26].

В описи дел, вынесенных из Разряда в пожар 1626 г., упоминается много городовых дел, иногда с чертежами по различным городам: Ржев, Тверь, Ярославль, Новгород и др. В делах Разряда оказались даже кормовые книги Торопецким пушкарям, воротникам и затинщикам[27].

Пушкарский приказ получил городовые дела от Разряда не полностью: постройка и починка большей части южных городов, а также дела их пушкарей остались в ведомстве Разряда, который то забирает города под свою власть, то уступает Пушкарскому приказу. Примеров можно привести много. Город Валуйки в 1626 г. был в Разряде, а по смете 1629 г. — в Пушкарском приказе, затем возвращается в ведомство Разряда, а в 1633 г. Пушкарский приказ не знает, заведовать ли ему валуйскими пушкарями, или этот город числится за Разрядом, и требует от Разрядного приказа присылки сведений о числе пушкарей и о размерах пушкарского жалованья. От такой неурядицы пострадали валуйские пушкари, которым ни тот, ни другой приказ не платил жалованья[28]. По-видимому, заботу о них принял Пушкарский приказ, но в 1645 г. валуйские укрепления ремонтировались уже Разрядом, который в 1649 г. и собирает с валуйских пушкарей полоняничные деньги[29]. Воронежские пушкари в 1629 г. были за Пушкарским приказом, потом за Разрядом, в 1634 г. — снова за Пушкарским приказом. Во-

[353]

ронежский воевода недоумевает, должен ли он слушаться грамот Пушкарского приказа[30]. В Разряд переходят из Пушкарского приказа Епифань, Ряжск и Курск[31], а Хотмыжск, построенный под наблюдением Разряда, переходит в Пушкарский приказ[32]. Такая неустойчивость вызывала недоумения не только со стороны воевод, которые предпочитали посылать свои отписки одновременно в оба приказа, но и со стороны самих приказов. В 1659 г. Пронский воевода в своей отписке заявляет, что относительно починки худых мест в остроге он получил одну грамоту из Пушкарского приказа и две из Разряда. Пометой «Чтена. О городовом деле великаго государя указ в Пушкарском приказе» такое двоевластие было прекращено[33].

Засечное дело также не было сосредоточено в Пушкарском приказе, которому не были подведомственны засеки на восточной и на западной границах, например, Алаторская и Опочецкая засеки[34]. В «Описи» имеются дела 1639—1645 гг. по следующим засекам: Козельской, Перемышльской, Лихвинской, Белевской, Одоевской, Каширской, Тульской, Кропивенской, Коломенской, Зарайской, Веневской, Вожской и Кцынской. Арзамасская засека была в 1626 г. в Пушкарском приказе, а в 1635 г. — в Разряде[35]. Некоторые засеки, как Коломенская и Зарайская, с течением времени были упразднены; с другой стороны, Пушкарскому приказу было поручено заведование Ряжской засекой[36]. Между 1638 и 1641 гг. засечное дело было совершенно взято из Пушкарского приказа и передано в Разряд, который в ожидании татарских набегов с большой энергией принялся за починку засечных укреплений[37]. В 1641 г. засечное дело переходит обратно в Пушкарский приказ, который запрашивает Разряд о некоторых подробностях организации и заявляет, что присланы не все чертежи засек[38].

С января 1678 г., когда шли сложные приготовления к Чигиринскому походу, Пушкарский приказ теряет свое значение главного артиллерийского и инженерного управления и передает свои дела Пушкарскому столу Рейтарского приказа. 5 января 1678 г. Посольский приказ получает сведение, что «о пушкарских делах пишут в Рейтарский приказ»[39]. Действительно, сохранилось множество дел, указывающих, что Рейтарский приказ принял на себя все обязанности Пушкарского, архив которого так-

[354]

же был перенесен в Рейтарский приказ[40]. В одной из памятей от 30 июля 1679 г. находим следующие слова: «В Рейтарском приказе в Пушкарском столе ведомы Замосковных и Заоцких и Украинных городов пушкари, и затинщики, и разсыльщики, и приставы, и казенные кузнецы и плотники, всего в 78 городех 2518 человек»[41]. Рейтарский приказ в перечисленных городах следит за исправностью укреплений, ремонтирует также стены Московского Кремля, рассылает в полки наряд и зелье, имеет свой склад материалов, необходимых для приготовления снарядов и мастеров, специалистов этого дела и т. д.[42] Засечное дело также перешло в ведомство Пушкарского стола Рейтарского приказа[43]. Разрядный приказ и тут вмешивается в пушкарские дела. 15 сентября 1680 г. последовал царский указ, чтобы пушкари и пушкарского чина люди Севского, Белгородского, Тамбовского и Новгородского разрядов были ведомы в Разрядном приказе, в который должны были быть переданы списки служилых людей. Не прошло и года, как 12 июля 1681 г. пушкари тех же разрядов были опять подчинены Рейтарскому приказу[44].

Существовал ли Пушкарский приказ параллельно с Рейтарским? Самое название сохранилось во многих актах. В росписи 1680 г.[45] сметы Рейтарского и Пушкарского приказов помещены отдельно, но заметно, что Пушкарский стол и Пушкарский приказ представляют одно и то же. Действительно, расход в 4856 руб. «в Пушкарский стол к городовому делу» записан на приходе в Пушкарском приказе, где отмечено также получение 19000 из Рейтарского приказа, который помечает выдачу такой же суммы «в Пушкарский стол к городовому делу». Начальник Рейтарского и многих других приказов, И. М. Милославский, также смешивает название стола и приказа. В ноябре 1679 г. он памятью требует прислать в Рейтарский приказ из Посольского дело вдовы зелейного уговорщика Д. Бахерахата с иноземцем В. Меллером по иску последнего в 1000 руб. Посольский приказ пишет ответ в Пушкарский приказ, что иноземцы подсудны только ему, и в феврале 1680 г. посылает подьячего Ив. Нехорошева на двор к Милославскому с требованием передать все дело в Посольский приказ. Милославский, как доносил Нехорошев, сказал, «что в Пушкарском приказе до той инозем-

[355]

ки и до детей ея дела никакого нет»[46]. По-видимому, Пушкарский приказ вошел со всем своим архивом в состав Рейтарского приказа, хотя денежная отчетность могла быть и отдельная.

Сколько лет Рейтарский приказ заведовал артиллерийским делом, установить не удалось, но в конце 1682 г. Пушкарский приказ уже действует самостоятельно[47]. Он ведает Замосковными, Заоцкими и Украинными городами в числе 84, в которых было 3571 человек людей пушкарского чина[48], т. е. на 1000 человек более, чем в 78 городах Рейтарского приказа.

В 1700 г. прекратилось существование Пушкарского приказа, он был заменен Артиллерийским приказом.

Обязанности Пушкарского приказа были очень сложны и разнообразны. Административно-судебная деятельность поглощала много времени и сил, а еще более забот доставляла деятельность чисто технического характера.

В Москве и во многих городах, подчиненных приказу, пушкари, воротники, затинщики, казенные кузнецы и плотники, рассыльщики, сторожа, пушечные, гранатные, пороховые, колокольные, паникадильные мастера и подмастерья с учениками, засечные головы и сторожа и пр. — все обращались за своими нуждами в Пушкарский приказ и туда же платили полоняничные деньги[49]. Надо было устроить их слободами, отвести земли или платить жалованье, разбирать их ссоры и жалобы, судить и по гражданским, и по уголовным делам. Не всегда гладко проходил набор новых пушкарей. Приказ был стеснен тем, что мог привлекать на свою службу только вольных людей, предпочтительно, пушкарских детей и племянников. Когда таких людей найти было трудно, то принимал на свою службу и тяглых посадских людей, что встречало энергичный отпор и со стороны тяглого общества, и писцов, и приказов. Так, в Зарайске в 1625 г. некоторые из тяглых людей записались в пушкари, писцы это заметили и протестовали, но Пушкарский приказ все-таки послал осадному голове Дм. Любавскому грамоту, чтобы тем людям быть по-прежнему в пушкарях. В дело должна была вмешаться Владимирская четверть[50]. Как было раньше указано, число пушкарей иногда возрастало и, конечно, соответственно с этим увеличивались трудности набора новых артиллеристов. Такой случай указывает, что посадские люди по желанию или по принуждению на время причислялись к пушкарскому чину: в 1695 г. арзамасец посад-

[356]

ский человек Савка Петров «в прошлых годех был на время в воротниках и из воротников переменен, а на его место написан в воротники арзамасский житель Ст. Овчинников»; однако, С. Петрова все продолжали держать в воротниках, и он дважды просит Пушкарский приказ о своей отставке[51]. В то же время четвертные приказы с большой охотой переводили пушкарей, имевших торговлю и промысел, в посадские люди, отрывая их совершенно от военной службы. Когда Ив. Белобородов, белевский пушкарь, подал челобитную, чтобы быть ему в тягле по кузнечному промыслу, то Галицкий приказ навел справку, «бывали какие образцы, из пушкарей по промыслу в тягло и в посад имынованы ль». Оказалось, что в 1687—1691 гг. в Белеве «по Уложению и по торговым промыслам» 9 лиц перечислены из пушкарей в посадские[52].

Другой заботой Пушкарского приказа было наделение городовых пушкарей землей вместо ежегодного жалованья деньгами и хлебом. Когда пушкари перешли в ведение Рейтарского приказа, то из 2518 человек по 78 городам 2012 человек, т. е. около 80%, были устроены землями[53]. В апреле 1679 г. последовало распоряжение наделить землями всех пушкарей и это дело поручить Разрядному приказу, так как Рейтарский приказ заявил, на основании воеводских отписок, что «порозжих мест» около городов на расстоянии 2—5 верст нет и устроить землями пушкарей невозможно[54]. Справился ли Разряд со своей задачей, неизвестно. Как это трудно, хорошо знали пушкарские дьяки, которым приходилось вести за пушкарские земли упорную борьбу с посадскими людьми и областными приказами. Примером может служить бесконечная тяжба ржевичей, поддержанных Устюжской четвертью, с ржевскими пушкарями, которым энергично помогал Пушкарский приказ[55].

Круг ведомства Пушкарского приказа не ограничивался только пушкарским чином. Временно, с 1658/59 г., ему подчинены были переходившие от одного приказа к другому Тульские и Каширские заводы с приписанными к заводам волостями[56]. С сентября 1665 г. приказ заведовал многолюдным полком генерал-поручика Баумана[57]. В 1654 г. Пушкарский приказ собирает подати с корелян, бежавших из-за шведского рубежа и поселившихся в патриарших, митрополичьих и монастырских вотчинах, по окладу в 4 руб. 16 коп. с семьи[58]. В 1690 г. Пушкарскому приказу был подчинен Фе-

[357]

доровский в Переяславле-Залесском монастырь. Служебник этого монастыря Ис. Петров и его дела были вытребованы из Разряда в Пушкарский приказ, так как «Федоровский монастырь по делам ведом в этом приказе»[59].

Судебные дела отнимали много времени у приказных людей. Можно сказать, что «Опись» на три четверти состоит из перечисления судебных дел самого разнообразного содержания: и о беглых крестьянах, и о бесчестии, и о кабальном долге. Упоминается даже такое дело: «Судное дело из богадельни старицы Федосьи плавильнаго дела с учеником с Б. Савельевым в жестяных деньгах»[60]. Много дел было переносных из других приказов.

В 1639 г. Пушкарскому приказу было предписано «для поспешения» взять из Владимирского и Московского судных приказов города Мценск и Тулу и судить дворян этих городов по всем делам[61]. Приказ проделывал всю судебную процедуру: отдавал за пристава, собирал поручные, допрашивал, даже пытал, произносил приговор и приводил его в исполнение, бил батогами и пр.

Особое значение имеет работа приказа, так сказать, технического характера. На первом месте надо поставить приготовление пушек, для чего на Неглинной был устроен Пушечный двор. Тут отливались не только пушки, но и колокола, а также паникадила. Ближайшее заведование Пушечным двором возлагалось на двух дворян по назначению Разряда. Под их начальством в 1637 г. были следующие мастера и рабочие: 5 пушечных литцов, 37 учеников, 2 колокольных литца, 10 учеников, 6 паникадильных мастеров, 14 учеников, 1 плавильный мастер, 5 учеников, 7 паяльщиков, 2 пильника, 3 накатчика, 14 пушечных кузнецов, 8 плотников, 20 пушечных извозчиков[62].

На подмогу привлекались жители московских слобод. Так, мещане О. Фомин и Аврамов обратились в Посольский приказ, которому была подчинена Мещанская слобода, с такой жалобой: «Работаем мы твое великого государя кузнечное дело на Пушечном дворе безпрестань, а твоего великого государя жалованья нам за работу нашу нейдет ничего другой год, а держат нас на Пушечном дворе безпрестанно, в железа куют и в тюрьму сажают и батоги бьют безвинно»[63].

Большинство пушечных мастеров были русские, но без иностранцев не могли обойтись в течение всего XVII ст. В начале века был мастер Ганс Фалькен[64], в 1624 г. Ив. Тарел[65], с 1630 г. Юлиус Коет, который умел делать пушки медные и кожа-

[358]

ные[66], с 1641 г. долго служил Ив. Фальк с подмастерьем иноземцем Иваном Ивановым[67], до 1651 г. работал Ян Лангобар[68] и т. д. Каждый мастер, и русский, и иноземец, исполнял свою отдельную работу со своими подмастерьями и учениками. Ученики набирались из вольных людей, не приписанных к тяглу, преимущественно дети пушкарей или жившие на пушкарских дворах и присмотревшиеся к пушкарскому делу[69]. Перейти им в мастера было возможно только после многих лет пребывания в учениках и приготовления образцовой работы по специальному назначению. Ученики мастера Алексея Якимова работали на Пушечном дворе уже 22-й год, вылили большую пищаль «аспид», когда обратились с просьбой дать пушечное дело на «опыт», тем более, что сам мастер «при старости»[70]. Ученики мастера Давыда Кондратьева были допущены к испытанию раньше, после 10-летней подготовки; им было предложено сделать по пищали в 4 гривенки ядро[71].

Пушки отливались по образцам, для чего на Пушечном дворе хранилась «роспись пищальных образцов стараго и новаго заводу», или «роспись образцовая арталорейским пушкам со всякими запасы, что к тому строению надобно и почему те пушки ценою стали»[72].

Образцы были иностранные: «по немецкому образцу» или «против образца голландской пищали»[73], однако московские мастера не ограничивались копиями, но создавали весьма удачные оригиналы. Стоит указать хотя бы на то, что наш Пушечный двор приготовлял нарезные орудия в то время, когда Западная Европа довольствовалась гладкоствольными пушками[74]. Приготовление каждой пушки более крупных размеров продолжалось 1 – 1 ½ года[75]. После отливки пушка очищалась, украшалась рисунками и надписями и прилаживался к ней станок: «и из дела та пищаль вышла мерою и ядром по кружалу против прежней пищали, и вычищена, и высверлена, и летописныя слова против образцоваго письма, каково прислано под вашею государскою грамотою, и травы на той пищали высечены и расконфарены»[76]. При такой медленности производства Московский Пушечный двор не мог удовлетворить всех потребностей военно-

[359]

го дела, и мы находим малые пушечные дворы во многих городах; в Устюге, Устюжне, Вологде, Новгороде, Пскове, на Тульских заводах[77] и пр.

Были и частные предприниматели. Так, костромитин Архипко Комаев взялся сделать на Костроме пищали по присланным образцам, но дело у него не пошло, пищали оказались «худы, не против образца»[78]. Покупались также пушки иностранной отливки. В 1661 г. Любекский купец фон-Горн должен был доставить пушки в Архангельск. В 1666 г. куплены у иноземца Ан. Бутенанта 4 медных пушки. В 1672 г. Густав Вальтер привез из Любека по специальному заказу «пушечный образцовый строй со всем нарядом», за что он требовал вместе с 2 «водяными брызгалами» 1000 руб.[79] Готовые пушки подвергались испытанию, «пристрелу» в присутствии дьяка Пушкарского приказа[80].

Нарядом Пушкарский приказ снабжал не только подведомственные ему города, но и города других приказов, а также войско. В последнем случае Пушкарский приказ давал особый наказ заведующему полковой артиллерией. Требования других приказов о присылке наряда исполнялись Пушкарским приказом не всегда аккуратно. Для примера можно привести любопытную переписку между Новгородским и Пушкарским приказами. Первый в июне 1671 г. послал память, чтобы Пушкарский приказ отправил в Архангельск и в Холмогоры, вместо попорченных пожаром пушек, 12 пищалей медных московского литья и колесного мастера. Так как ответа никакого не было, то в феврале 1673 г., т. е. почти через два года, послана была вторая память о том же с указанием, что «Архангельский город порубежный и корабельная большая пристань, и без ружья быть для приходу на воинских кораблях опасно». Требование не было исполнено под тем предлогом, что в памяти не указывается ни длины, ни калибра желаемых пушек. Пушкарский приказ намекает, что он обижен недостатком канцелярской корректности Новгородского приказа, который еще в 1669 г. через Посольский приказ взял из Пушкарского приказа для строения Архангельского гостиного двора мастера Матиса Янцына, «не сослався с Пушкарским приказом памятьми». Новгородский приказ снова требует присылки, если не медных, то железных пушек Тульского литья «самых добрых и цельных… каковы есть в Пушкарском приказе». Ответ последовал самый решительный: железных пищалей нет. Опять посылается память о присылке медных пищалей с указанием веса ядра, и опять получается ответ, что в Пушкарском приказе и медных пищалей нет[81].

[360]

Обязанностью колокольных мастеров была отливка набатных или вестовых колоколов, которыми снабжались все укрепленные города. Но эта прямая задача Пушечного двора осложнялась тем, что колокольные мастера, по царскому приказанию лили большие и малые колокола для церквей и монастырей. Немало колоколов было отлито для колокольни Ивана Великого, которая, по крайней мере, в конце XVII в. «всяким строением и колоколами» была ведома в Пушкарском приказе[82]. В 1624 г. мастер К. Самойлов отлил, кроме вестовых колоколов, еще 11 в монастыри и 13 на Фроловские ворота к часам[83]. Так как колокола часто украшались различными изображениями, то при Пушкарском приказе состояли резчики и иконописцы. В 1673 г. иконописец Ив. Максимов был взят из Пушкарского приказа в Посольский, чтобы писать «персоны» в Титулярнике и в Книге об избрании на царство Михаила Феодоровича. Только в 1677 г. этот иконописец вернулся к своим занятиям в Пушкарском приказе[84]. В 1624 г. упоминается о резчике Ф. Тарасове, который был «у колокольнаго у резного дела»[85].

Иногда Пушкарскому приказу давались особые поручения по приготовлению различных вещей, например, отлить оловянные блюда, сделать в государевой казенной палате крюки к окнам и железные затворы[86].

Приготовление снарядов производилось в особом Гранатном дворе гранатными мастерами и их учениками. Среди мастеров попадались иностранцы[87]. Между прочим мы знаем о гранатном мастере Юсте Дектерковене, который в 1667 г. был командирован с сыновьями на Тульский завод для приготовления 4000 гранат ручных[88].

Московские мастера были авторитетами в своем деле и им иногда поручалась экспертиза гранат, приготовленных в других городах. Ученики гранатного дела, как более опасного и капризного, получали особенно тщательную подготовку, не только на практике, но и по книгам. Пушкарский приказ в 1667 г. очень хлопотал, чтобы не отпускали на родину могилевского еврея Исачка, так как «он научен огнестрельным и гранатным делам, стрелять гранаты умеет; да ему ж дана для ученья огнестрельных и гранатных дел и для всяких тайных промыслов немецкаго языка печатная книга»[89].

[361]

В 1671 г. среди служащих Гранатного двора почему-то оказался «Гранатнаго двора латный мастер» Ян Корет[90].

Пушкарский приказ в значительном количестве вырабатывал порох, который рассылал и по городам, и в полки, и казакам, и на царскую аргамачью конюшню «для острелки государевых лошадей», ловчего пути охотникам «для лосиныя охоты» и пр. Порох приготовляли мастера, русские и иностранцы, на двух зелейных мельницах. Вторая была построена в 1626 г. на Яузе, выше Андроньева монастыря на плотине мастером Павликом Лукьяновым[91]. Заведовали мельницами два дворянина, командированные Разрядом[92]. Мастерам помогали московские и городовые пушкари[93]. О количестве вырабатываемого на обеих мельницах пороха можно судить по тому, что в 1639/40 г. при неблагоприятных условиях было приготовлено 1676 пудов 36 гривенок зелья[94]. Мастера старались улучшить качество пороха и производили опыты; в приказе хранилась «коробочка с зелейными и селитренными опытами прошлых лет»[95]. Обе мельницы не успевали удовлетворить требование пороха, сильно возроставшее с ростом артиллерийского дела, и приказу приходилось покупать готовый порох у «порохового дела уговорщиков», из которых крупнейшим был иноземец Бахарахт, имевший мельницы на реках Яузе и Уче. В 1652—1654 гг. Бахарахт поставил в государеву казну зелья 2397 ½ пуда и требовал «за зелье, и за дело, и за убытки» 11340 руб. 77 ½ коп.[96]

Пушкарский приказ внимательно следил за сохранением пороха в безопасности и устраивал в городах пороховые погреба, вокруг которых запрещалось возводить постройки. Так, в Туле торговые люди понастроили лавок около башни, где хранилась зелейная казна; Пушкарский приказ послал во Владимирскую четь память с требованием отнести лавки подальше от башни[97].

В тесной связи с пороховым делом было добывание селитры, которую варили «из земли и сора»[98]. Так как селитры требовалось большое количество, то приказ не жалел в этом деле ни трудов, ни издержек, рассылал мастеров или дворян[99] по разным уездам отыскивать подходящую землю, заводил варницы, щедро помогал частным предпринимателям. Так, в Курске «уговорщикам» на устройство варниц было выдано 600 рублей[100]. Не щадили даже старинных городских валов, перегнившая земля которых могла дать много селитры.

[362]

В 1641 г. суздальский воевода доносил, что А. Ступишин был «у селитреннаго дела 2 года и вал испортил в 4 местех». Ступишин, призванный к ответу в Пушкарский приказ, оправдывался тем, что «к селитренному варенью тот вал годится»[101]. Воеводы стараются отличиться, отыскивая удобную для добывания селитры землю. Шацкий воевода посылает для этой цели мастера даже в степь[102]. Е. Быков, желая получить воеводскую должность, так перечисляет свои заслуги: «Да я же был послан в Карачев и в Карачевский уезд и в Кромы и в Кромский уезд для сыску селитренной земли; и я, сыскав в Кромах селитренную землю, опыт учинил и прислал тот опыт к Москве, и селитренному делу всякий завод и амбары и печки и сарай и что надобно к тому селитренному варенью, все сделал». Быкову пуд селитры обошелся в 43 коп.[103] Заметим, что темниковскому воеводе пуд селитры обошелся в 92 ¾ коп.[104] В 1621 г. варили селитру и в Москве, и этим делом занимались литвин А. Мануйлов, жидовские земли новокрещен Ицка и черкашенин Пр. Иванов[105].

Самый обширный по числу подьячих городовой стол Пушкарского приказа занимался ремонтом городских укреплений. О состоянии городов приказ получал сведения из двух источников: от воевод, которые ежегодно посылали свои донесения, о чем упоминается в некоторых наказах[106], или отправляли особые отписки, а также от дворян, специально рассылаемых Разрядом по городам «для дозору и городового береженья». Последние, однако, не всегда внимательно относились к своей обязанности. Так, в 1661 г. Пушкарский приказ доносил Разряду, что из 12 дворян семь «в Пушкарском приказе не являются и городов не дозирают и не оберегают и порух не осматривают и в Пушкарском приказе ни о чем о городовых порухах не извещают и на Москве их не сыскано»[107]. По-видимому, назначение таких дворян не было регулярным. Получив сведения о неисправностях в городских укреплениях, Пушкарский приказ приступает к починкам или по собственному побуждению, или после напоминаний из Разряда. В 1635 г. Разряд посылает в Пушкарский приказ такую память: «Писал великому государю из Болохова кн. Ю. Мещерский, что Волховской острог во многих местех погнил… и о той острожной поделке писал… в Пушкарский приказ многажды, и из Пушкарского приказу… указа к нему не присылали». 11амять заключается предложением сделать соответствующие распоряжения[108].

[363]

Прежде всего приказ требует от воеводы присылки чертежа и сметы необходимых исправлений или же для этой цели посылает специалиста-мастера горододельца с чертежником. Полученная смета рассматривалась, утверждалась или подвергалась исправлению, и приказ делал распоряжение о работах, указывая, какими силами и на какие средства должен производиться ремонт. Обыкновенно к работам привлекалось местное население, а руководство поручалось или воеводе, или посланному для этого дворянину[109], или городовому мастеру. Если нельзя было ограничиться ремонтом и требовалось построить новый город, то иногда приготовлялись модели. Так в 1631 г. голландец Ян Корнилов устроил «образец» земляного города, который предполагалось воздвигнуть в Ростове[110].

Среди городовых мастеров видную роль играли иностранцы, которым поручались более сложные работы. Упомянутый выше мастер Ян Корнилов фон-Роденбург служил в Москве более 16 лет и получал с помощниками очень большое жалованье в 200 руб. в месяц[111].

Одновременно с ним работали иноземцы: Корнило Клаус, также голландец, принимавший участие в постройке и Ростовского кремля; Кашпир Батен, Абрам Фалентин, Иван Разум, Иван Томасов, Томас Фалес, Давид Николь[112].

Важнейшие помощники городовых мастеров — чертежники были немногочисленны и кроме городового дела, занимались засечным, составляя планы в случае капитальных переделок. Другие приказы также вытребовали себе на временные работы таких редких специалистов, как чертежники, из Пушкарского приказа[113]. В 1639 г. было только 3 чертежника, из которых один был послан на Лихвинские засеки, другой на Шацкие засеки, а третий «взят в Оружейный приказ для травнаго дела, а иных чертещиков в Пушкарском приказе нет»[114]. За неимением чертежников планы составлялись воеводами или дворянами, посланными для осмотра города. Нашелся человек, способный чертить планы, даже в управлении Рязанского митрополита, который просил Пушкар-

[364]

ский приказ о разрешении построить на месте зелейной палаты новый собор и к своему прошению приложил чертеж[115].

Чтобы подготовить город к длительной осаде, надо было обеспечить его водой, и потому при Пушкарском приказе состоял штат колодезников. В 1637 г. их было 14 человек. От своих прямых обязанностей они также отвлекались удовлетворением казенных и даже частных потребностей[116].

Артиллерийской обороной более крупных городов заведовали осадные головы, подчиненные Разряду и Пушкарскому приказу[117]. Положение осадных голов Пушкарский приказ определяет в таких выражениях: «В осадные головы к пушкарям и пушкарскаго чину к людям отпускается, где в котором городе будет пушкарей и пушкарского чину людей человек 30 или больше, а меньше где в котором городе пушкарей и пушкарскаго чину 30 человек, и в те городы в осадные головы не отпускают. А ведают те осадные головы в городах, где кто будет отпущен, по городу наряд и великого государя в казне зелье и свинец и всякие пушечные припасы и городовых пушкарей и пушкарского чину людей и воротников судом и расправою, а судити им меж ими по 10 рублев, а больше 10 рублев не судить. И в летнее время с Егорьева дни вешняго октября по 1 число ведают огневую выемку, избы печатают. Где в котором городе отпущен будет осадный воевода стольник и знатной человек, в тех городех сведомо его, а где будет отпущен осадной воевода не стольник и не знатной человек, и в тех городех осадные воеводы тех осадных голов ни в чем не ведают»[118].

Распределение земли в острогах под осадные дворы также входило в крут ведомства Пушкарского приказа, но в это дело, с одной стороны, постоянно вмешивались другие приказы, которым были подведомственны города в судебно-административном отношении, а с другой стороны, сам Пушкарский приказ вносил мало интереса, даже не имел комплекта писцовых и переписных книг, а в случае нужды запрашивал другие приказы и требовал справки из писцовых книг[119].

Московское городовое дело было предметом, конечно, наибольшего внимания со стороны Пушкарского приказа. Городские стены подвергались частым осмотрам, причем тщательно отмечались все «худыя места», и постоянно производился более или менее сложный ремонт стен и башен, очистка и замощение бревнами проездов в воро-

[365]

тах. Ремонтом заведовал большею частью дворянин, присланный Разрядом; устраивалась даже особая канцелярия по этому делу в составе дьяка и подьячих[120].

Особый стол Пушкарского приказа заведовал засечным делом. Засеки требовали постоянного ремонта и в силу своего устройства, а также вследствие расхищения засечного материала окрестными жителями. Особенно трудно было охранять заповедный лес, тянувшийся вдоль засечной линии. Не помогало назначение строгих штрафов. За каждое срубленное дерево виновные или окрестное население должны были платить пеню в 10 рублей за дерево с гранью, 5 рублей за дерево без грани, за каждую тропинку по 5 рублей. За 1663—1668 гг. пенных денег пришлось бы взять с населения 20165 рублей, а позднее трудно было даже вычислить, так как лесу было срублено на версту и больше, и размер пени за десятилетие доходил до 37355 рублей[121]. Очевидно, о взыскании таких сумм нечего было и думать.

Засеки находились под наблюдением особых агентов — засечных голов и приказчиков, или воевод ближайших городов, которые должны были периодически лично осматривать приписанные к городу засеки[122]. Охрана поручалась дворянам тех уездов, которые находились под защитой засеки, а также окрестным крестьянам, «подымовным людям», списки которых хранились в Пушкарском приказе. В том случае, если ожидалось нападение татар, на засеки посылали московских пушкарей и свозили из городов тяжелый наряд[123].

Для своих потребностей Пушкарский приказ имел запасы разнообразных материалов, которые складывались на двух дворах: кн. Фед. Мстиславского и на Цареве Борисове. Упоминается еще пушечный амбар между Неглинными воротами и Глухой башней. Может быть, один из дворов помещался именно в этой местности[124]. В 1664 г. материалы, необходимые для Пушечного двора, складывались на дворе боярина Н. И. Романова, находившемся в ведении Оружейной палаты[125].

У пушечных запасов состояли в головах два дворянина, из которых некоторые, как Конон Владычкин и Василий Блудов, много лет занимали эту должность. Тут хранились старые негодные пушки, канаты, лопаты, заступы, лесной материал, медь, железо, свинец, лен и пр. Был даже янтарь, которого 10 фунтов было послано в 1631 г. патриарху Филарету на миро[126]. Из этих запасов часто брали для своих потребностей дру-

[366]

гие приказы: Оружейный приказ — лен, Аптекарский двор — медь для котлов, Большой дворец — свинец, а также нефть «делать для государева объезда свечи большия»[127]. Если помещений на этих дворах не хватало, то склады устраивались в других местах. «В прошлых годех по указу великаго государя в Китае-городе в палатех под церковью Покрова Пресвятыя Богородицы, что на Рву, и под пределы положено было на фитильное и на канатное дело лен и пенька и к пушечной стрельбе пеньковое и льняное отрепье и подъемные канаты. А в прошлых же в 179 [1670/71] и в 180 [1671/72] гг. в те ж палаты положено было на канатное и на фитильное дело пеньки 372 пуда, а те палаты были замкнуты замком и запечатаны великаго государя печатью пушечных запасов». Тут произошло крупное недоразумение, потому что духовенство сдало те же палаты под склады одному иностранцу, который и не досчитался своих товаров[128].

Работы Пушкарского приказа требовали значительных затрат, хотя городовое и засечное дело было натуральной повинностью местных жителей, которые доставляли и материал, и рабочие руки[129]. Иногда правительство на ремонт городских укреплений собирало согласно со сметой деньги, на которые и производились работы. При такой комбинации казна могла остаться в барышах. Так, для Рязанского городового дела в 1650—1651 гг. было собрано с сошных людей разных станов 9710 руб. 55 коп., а израсходовано только 8051 руб. 55 коп., «остаточных денег прислано к Москве в Пушкарский приказ 1659 руб. и те деньги в Пушкарском приказе вышли в расход на всякия дела»[130]. Иногда правительство видело, что городовое дело не по силам населению и брало на себя половину или. даже все расходы[131]. Починка московских стен всегда производилась на счет казны. По производству пушек и зелья Пушкарский приказ также пользовался некоторыми материалами бесплатно: Хлебный приказ выдавал хлеб на жалованье пушкарям, из Измайлова привозили на зелейные мельницы солому, жители Солецкой, Шелонской пятины, волости готовили к пушкам деревянные части и еще приплачивали приказу ежегодно по 3 руб. на свечи и дрова, крестьяне крупных монастырей поставляли оброчный уголь[132]. Все же расходы Пушкарского приказа были значительны и достигали по смете 1680 г. 35070 руб. 85 коп. Сумма в 35 тысяч слагается из таких расходов:

[367]

Московским пушкарям                                           2678 руб. 90 коп.

Городовым пушкарям                                             968 руб. 50 коп.

На городовое дело в Москве                                  25397 руб. 94 ½ коп.

На зелейные мельницы, за железо и селитру       6000 руб. 14 ½ коп.

Приказные расходы                                                25 руб. 36 коп.

Тут надо отметить, с одной стороны, ассигнование очень большой суммы на московское городовое дело, что могло быть лишь в редких случаях, а с другой стороны, преуменьшение расходов по другим статьям, по которым расход показан также в смете Рейтарского приказа, вобравшего в свой состав Пушкарский приказ. Последний на содержание пушкарей тратил во время своего самостоятельного существования более крупные суммы. В 1638 г. московским и городовым пушкарям на жалованье требовалось выдать 9108 руб. 46 ¼ коп.[133]

Правда, городовые пушкари по возможности устраивались землей, и содержание их с течением времени становилось дешевле, однако, как было показано выше, такая реформа осуществлялась медленно за недостатком свободных земель вблизи городов, и в 1679 г. 20% городовых пушкарей оставались безземельными. Велик был также расход на «оброчников» Пушкарского приказа, т. е. на многочисленных мастеров Пушечного двора и зелейных мельниц, кузнецов, плотников, извозчиков и пр. (К ним причислялись также московские пушкари и воротники). В 1654 г. всем этим людям пушкарского чина выдавалось месячного корма по 1700 руб. в месяц, т. е. по 20400 руб. в год[134]. Действительно, одному только мастеру Фальку с помощником и переводчиком уплачивалось 660 руб. в год. Расходы на приобретение материалов подвергались большим колебаниям и иногда выражались в значительных суммах: в 1666 г. испрашивалось более 11 тыс. рублей в уплату за доставленный частным предпринимателем порох, в 1677 г. одной селитры куплено на 3000 руб.[135] Приказный расход показан в смете 1680 г. чересчур малым. Кроме московского, не упоминается о городовом деле, которое также сопровождалось расходами от казны.

Для покрытия столь значительных расходов Пушкарский приказ должен был пользоваться ресурсами других приказов. Котошихин утверждает, что «городы в том приказе ведомы небольшие, и собирается денег с пол-3000 рублев; а берут деньги на строения и заводы из приказу Большие казны»[136]. Это показание не находит себе подтверждения ни в одном из просмотренных нами документов: с одной стороны, мы не знаем ни одного города, ведомого в Пушкарском приказе доходами[137], а с другой

[368]

стороны, деньги получались преимущественно не из Большой казны, а из четвертных приказов. В 1614 г. Нижегородская четверть выдала Пушкарскому приказу на расходы 3054 руб. 27 коп.; в 1643 г. Устюжская и Костромская — 7234 руб. 66 ½ коп.; в 1645 г. Устюжская — 9591 руб. 72 ¼ коп.; в 1654 г. Устюжская — 3400 руб.; в 1678 г. Новгородская — 3000 руб. и пр.[138] За время своего непродолжительного существования приказу Сбора ратных людей также пришлось выдавать деньги Пушкарскому приказу за отсутствием средств в четвертных приказах. В 1641 г. указано выдать из приказа Сбору ратных людей 500 руб. вместо Костромской четверти, а в 1642 г. — 5525 руб. 91 ¾ коп. вместо Устюжской четверти[139].

Таковы были сложные обязанности Пушкарского приказа. Для выполнения их необходимы были значительные специальные познания. По-видимому, в Пушкарском приказе была своя библиотека книг технического содержания. Выше было уже упомянуто, что из приказа была выдана ученику Исачке немецкая печатная книга о гранатном деле.

В 1637 г. из Пушкарского приказа в царские хоромы были взяты 29 иностранных книг, принять их велел боярин Борис Ив. Морозов, который уже три года, как принялся руководить образованием царевича Алексея Михайловича. Вот список этих книг:

«Книга, в ней писаны образцы столбом в церкви или в палате или у мостов каменных и поясы около столбов и около церкви, где доведется делать.

Книга, в ней писаны образцы всяким немецким городом, земляным и каменным и чертежикам, учат чертить.

Книга, в ней писано, как учить солдатов на бои с мушкеты и с копьи, со всяким оружьем и как им ставиться в таборах для крепости.

Книга, в ней писаны геуметрия да острономея и звездочет.

Книга, в ней писано, как ехать на море и узнавать, против котораго государства и земли.

Книга такова ж, как ехать на море и узнавать, против котораго государства и земли.

Книга всякому землемерью.

Книга, в ней писаны мудрости, какими обычаи узнать, до урочнаго места сколько верст или сажен.

Книга, в ней писаны мудрости геуметрия да про городовыя дела.

Книга, в ней писано про городовыя дела да про строенье в таборех. Книга звездочетная да землемерью.

Книга рознаго воинскаго дела.

Книга про строенье таборское.

[369]

Книга цифирная аритматика.

Книга цифирная ж.

Книга про городовыя дела.

Книга цифирная ж даритматика.

Книга цифирная ж даритматика.

Книга цифирная ж.

Книга, в ней писано, какими обычаи узнать, до урочнаго места сколько верст и сажен.

Книга, в ней писано начало всякие мудрости — аритматика и геуметрия и философия.

Книга, в ней писано геуметрицкая статья, которыя в кружалах ведутся.

Книга, как ехать на море и узнавать, против котораго государства и земли.

Книга, в ней писаны всякия мудрости геуметрицкия и аритматика, которые мастеры учили галанскаго князя Мауриц.

Книга, в ней писаны такия ж всякия мудрости учительныя, которые мастеры учили галанскаго ж князя Мауриц.

Книга, в ней писаны образцы про городовыя дела.

Книга, в ней писаны образцы водяного взводу да мудрости колесныя.

Книга, в ней писаны образцы про всякия городовыя дела.

Книга, в ней писаны, как учить делать каменнаго дела церквей или палат»[140].

Такие книги были взяты из Пушкарского приказа. В вышеприведенном перечислении нет книг, относящихся до артиллерийского дела: они должны были остаться в библиотеке приказа[141], начальники которого и мастера различных производств были, очевидно, достаточно образованны, чтобы восприять и применить к делу западно­европейскую науку.


[1] Иконников В. С. Опыт русской историографии. Киев, 1891. Т. I. Кн. 1. С. 480.

[2] РГАДА. Ф. 141.1646 г. Д. 87а.

[3] Описание актов собрания гр. А.С. Уварова. М., 1905. С. 507—559.

[4] АМГ. Т. I. №26. С. 39.

[5] ААЭ. Т. I. С. 379; СГГД. Т. II. № 219. С. 486.

[6] В 1670 г. деятельность Баклановского в Пушкарском приказе была, прервана посылкой его воеводой на Олонец, где надо было построить новый город вместо сгоревшего (РИБ. Т. VIII. С. 907).

[7] Списки подьячих см.: РИБ. Т. X. С. 391; Иванов П. И. Описание государственного Разрядного архива. М., 1842. С. 63.

[8] РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Д. 190. Л. 432; Д. 499. Л. 15 и др. Опись упоминает о детях боярских, «которыя ходили в Пушкарском приказе в неделях» (РГАДА. Ф. 141. 1646 г. Д. 87а. Л. 54).

[9] Описание актов собрания гр. А. С. Уварова. С. 522.

[10] ВМОИДР. 1849. Кн. 4.

[11] РГАДА. Ф. 210. Оп. 14. Д. 108. Л. 34 и след.

[12] Там же. Д. 108. Л. 68 и сл.; Ф. 141. 1657 г. Д. 62.

[13] РИБ. Т. II. С. 559; АИ. Т. III. № 85. С. 85; РГАДА. Ф. 141.1649 г. Л. 62.

[14] ПСЗ. Т. I. № 526. С. 907.

[15] АИ. Т. V. № 26. С. 135.

[16] РГАДА. Ф. 210. Оп. 14. Д. 108. Л. 24: «А опричь Устюга и Устюжны Железопольской в иных поморских городах, которые ведомы в Устюжской четверти, стрельцов и иных никаких служилых людей нет».

[17] РГАДА. Ф. 141.1631 г. Д. 81.

[18] Там же. 1641 г. Д. 16.

[19] Там же. 1671 г. Д. 70.

[20] Там же. 1663 г. Д. 46.

[21] Там же. Ф. 210. Оп. 14. Д. 108. Л. 27.

[22] РИБ. Т. VIII. С. 907; РГАДА. Ф. 141. 1661 г. Д. 66; 1636 г. Д. 26; Кунгурские акты XVII в. (1668—1699 г.). СПб., 1888. С. 42—43.

[23] РГАДА. Ф. 141.1680 г. Д. 396.

[24] Там же. 1686 г. Д. 80.

[25] АИ. Т. II. № 355. С. 424.

[26] РГАДА. Ф. 210. Оп. 10. Д. 7. Л. 89, 140, 142.

[27] Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI в. Опыт исторического исследования. СПб., 1888. Прил. С. 37—44.

[28] РГАДА. Ф. 210. Оп. 14. Д. 94. Л. 416.

[29] Там же. Оп. 12. Д. 265; Ф. 141.1649 г. Д. 62.

[30] Там же. Ф. 210. Оп. 9. Д. 109. Л. 86; АМГ. Т. I. № 665. С. 617.

[31] АМГ. Т. II. № 162—163. С. 105; РГАДА. Ф. 141.1649 г. Д. 62.

[32] ПСЗ. Т. I. № 36. С. 235—236; АМГ. Т. III. № 343. С. 321.

[33] АМГ. Т. II. № 174, 555, 1131. С. 113, 347, 662.

[34] РИБ. Т. II. С. 559.

[35] Там же. Т. IX. С. 431; Т. II. С. 558.

[36] РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Д. 499. Л. 15 и след.

[37] АМГ. Т. II. № 108—141. С. 60—91; РГАДА. Ф. 141. 1646 г. Д. 87а. Л. 102, 103; Ф. 210. Оп. 9. Д. 140.

[38] АМГ. Т. II. № 187. С. 120. В указе 1659 г.: «И впредь то засечное дело во всем указал великий государь ведать в Пушкарском приказе» (ПСЗ. Т. I. № 258. С. 489).

[39] РГАДА. Ф. 141. 1677 г. Д. 141.

[40] ДАИ.Т. VIII. №30. С. 91.

[41] РГАДА. Ф. 141.1679 г. Д. 170.

[42] Сб. МАМЮ. М., 1914. Т. VI: Псков и его пригороды. Кн. 2. С. 360; АИ. Т. V. № 47, 56. С. 70, 71, 86; ДАИ. Т. IX. № 69. С. 147; РГАДА. Ф. 159. Оп. 1. Д. 754; Книги Разрядные, по официальным оных спискам. СПб., 1853. Т. II. С. 1268; РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Д. 1000. Л. 217, 289.

[43] ДАИ. Т. VIII. №30. С. 89.

[44] РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Д. 620. Л. 210 и след.; Оп. 12. Д. 993. Л. 217 и след.; Д. 994. Л. 77.

[45] Милюков П. Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII в. и реформа петра Великого. М., 1892. Прил. I.

[46] РГАДА. Ф. 141.1679 г. Д. 294.

[47] ДАИ. Т. X. № 93. С. 414; РГАДА. Ф. 210. Оп. 10. Д. 188. Л. 5—6.

[48] РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Д. 1551. Л. 173.

[49] Там же. Ф. 141. 1649 г. Д. 62; 1677 г. Д. 1 (Посольский приказ требует справки, сколько взято из Пушкарского приказа полоняничных денег с 1647/48 по 1676/77 г.). Число пушкарей и мастеровых людей было такое: в 1629 г. в Москве 479 человек и в городах 3094 человек, всего 3573 человек; в 1637 г. в Москве 509 человек и в городах 2352 человек, всего 2861 человек (РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Д. 49; Оп. 14. Д. 108).

[50] АПД. Т. I. № 168–172, 196. С. 346–357, 390.

[51] РГАДА. Ф. 141. 1695 г. Д. 363.

[52] Там же. 1698 г. Д. 48.

[53] Там же. 1679 г. Д. 170.

[54] Там же. Ф. 210. Оп. 12. Д. 993. Л. 225—226.

[55] Там же. Ф. 141. 1680 г. Д. 189.

[56] ДАИ. Т. V. № 77. С. 392; Чарыков Н. В. Посольство в Рим и служба в Москве Павла Менезия (1637–1694). СПб., 1906. С. 455; РИБ. Т. XXI. С. 676, 680; Гамель И. Х. Описание Тульского оружейного завода в историческом и техническом отношении. М., 1826. С. 17.

[57] РИБ. Т. XXI. С. 1108, 1386.

[58] ДАИ. Т. IV. № 32. С. 85; Шумаков С. А. Обзор «Грамот Коллегия Экономии». М., 1899. Вып. I. С. 73.

[59] РГАДА. Ф. 210. Оп. 13. Д. 1238, 1431, 1436.

[60] РГАДА. Ф. 141. 1646 г. Д. 87а. Л. 242. Скреплял дело тот из дьяков, который вел разбирательство: в деле о коломничах «дьячьи приписи нет — диак Осип Пустынников послан в Вязьму вскоре, а диак Посник Задонский того дела не ведал» (Там же. Л. 47).

[61] РИБ. Т. X. С. 157.

[62] РГАДА. Ф. 210. Оп. 14. Д. 108; Оп. 9. Д. 49, 109.

[63] Там же. Ф. 141. 1680 г. Д. 198.

[64] Артиллерийский журнал. 1867. № 3. С. 466.

[65] ЧОИДР. 1882. Кн. 3. С. 343.

[66] РГАДА. Ф. 150. 1630 г. Д. 2.

[67] Описание актов собрания гр. А. С. Уварова. С. 516; РГАДА. Ф. 141. 1641 г. Д. 37; Ф. 150..1643 г. Д. 1.

[68] РГАДА. Ф. 150. 1661 г. Д. 3.

[69] Там же. Ф. 141. 1677 г. Д. 113.

[70] Описание актов собрания гр. А.С. Уварова. С. 549.

[71] АЮБ. Т. III. № 369. С. 475.

[72] Описание актов собрания гр. А.С. Уварова. С. 514; РИБ. Т. XXI. С. 677.

[73] Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. М., 1872. Т. I. С. 164, 321.

[74] Столетие Военного министерства. 1802—1902. СПб., 1902. Т. VI: Главное артиллерийское управление: исторический очерк / Сост. Д. П. Струков. Ч. 1. Кн. 1. С. 8.

[75] ДАИ. Т. XII. № 5. С. 18.

[76] Там же. № 5. С. 19.

[77] ААЭ. Т. III. № 291. С. 433—434; ДАИ. Т. VII. № 36. С. 197; Т. XII. № 5. С. 17; Артиллерийский журнал. 1865. № 9. С. 520 и пр.

[78] РГАДА. Ф. 141. 1646 г. Д. 87а. Л. 42.

[79] РИБ. Т. XXI. С. 676; РГАДА. Ф. 159. Оп. 1. Д. 51; Ф. 141. 1672 г. Д. 85; Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. 4-е изд. М., 1906. С. 106. Гл. VII. Ст. 11.

[80] АМГ. Т. II. № 243. С. 152.

[81] РГАДА. Ф. 141. 1673 г. Д. 71.

[82] ЧОИДР. 1882. Кн. 1. С. 265; Кн. 3. С. 291; Описание актов собрания гр. А. С. Уварова. С. 539, 542, 551; Скворцов Н. А., прот. Материалы по Москве и Московской епархии за XVIII в. М., 1911. Вып. 1. С. 14.

[83] ЧОИДР. 1882. Кн. 3. С. 393.

[84] РГАДА. Ф. 141. 1677 г. Д. 209.

[85] ЧОИДР. 1882. Кн. 3. С. 362.

[86] Описание актов собрания гр. А. С. Уварова. С. 526, 543.

[87] «Посланы гранатчики, которые огнестрельному делу навычны и учились у иноземцев» (ЧОИДР. 1883. Кн. 4. С. 76).

[88] РГАДА. Ф. 150. 1661 г. Д. 18; ДАИ. Т. V. № 51. С. 293.

[89] РГАДА. Ф. 141. 1667 г. Д. 273.

[90] Там же. 1671 г. Д. 298.

[91] ЧОИДР. 1882. Кн. 3. С. 453.

[92] РГАДА. Ф. 210. Оп. 14. Д. 108.

[93] ДАИ. Т. X. № 93. С. 414.

[94] Описание актов собрания гр. А. С. Уварова. С. 547.

[95] РГАДА. Ф. 141. 1646 г. Д. 87а. Л. 6.

[96] Там же. 1666 г. Д. 28.

[97] Там же. 1670 г. Д. 225.

[98] ЧОИДР. 1882. Кн. 1. С. 279.

[99] РГАДА. Ф. 210. Оп. 13. Д. 206. Л. 13, 59.

[100] Там же. Ф. 141. 1646 г. Д. 87а. Л. 50.

[101] АИ. Т. III. № 224. С. 383.

[102] РГАДА. Ф. 141. 1646 г. Д. 87а. Л. 123.

[103] АМГ. Т. II. № 388. С. 246.

[104] Сборник кн. Хилкова. СПб., 1879. С. 203.

[105] ЧОИДР. 1882. Кн. 1. С. 276.

[106] РИБ. Т. IX. С. 528; Т. X. С. 127; ААЭ. Т. III. № 291. С. 434. Неясно отношение Пушкарского приказа к приказу Городового дела, который получал деньги «на городовое зем­ляное дело» (РГАДА. Ф. 141.1641 г. Д. 37).

[107] АМГ. Т. III. № 288. С. 289.

[108] Там же. Т. II. № 61. С. 32.

[109] В 1660 г. ржевичи просили починку городового рва не отдавать в руки воеводы И. Г. Квашнина, потому что от него «чинятся многие убытки и продажа, и в прошлом в 167 [1658/59] г. делал тот же И. Квашнин во Ржеве казенный погреб и трубы и на тое поделку собрал… рублев с 700 денег, и тот погреб и трубы в отделке стали у того И. Квашнина меньше 80 рублев». Пушкарский приказ просит Разряд командировать во Ржев для городового дела дворянина мимо воеводы (АМГ. Т. III. № 256. С. 262).

[110] АИ. Т. IV. № 14. С. 47.

[111] РГАДА. Ф. 150. 1631 г. Д. 1, 4; АИ. Т. IV. № 14. С. 46.

[112] РГАДА. Ф. 150. 1647 г. Д. 17; Ф. 141. 1646 г. Д. 87а. Л. 29, 30, 163, 167; ЧОИДР. 1882. Кн. 3. С. 487, 537, 553, 617; Лаппо-Данилевский А. С. Организация прямого обложения в Московском государстве со времен смуты до эпохи преобразований. СПб., 1890. С. 382.

[113] ААЭ. Т. IV. № 17. С. 31 (Большой дворец); Описание актов собрания гр. А. С. Уварова. С. 582 (Большой приход).

[114] АМГ. Т. II. № 180. С. 116.

[115] Древние грамоты и акты Рязанского края, собранные А. Н. Пискаревым. СПб., 1854. С. 108.

[116] РГАДА. Ф. 210. Оп. 14. Д. 108; Описание актов собрания гр. А. С. Уварова. С. 520.

[117] РИБ. Т. IX. С. 471; Т. X. С. 63, 300; АПД. Т. I. № 168. С. 347.

[118] РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Д. 1551. Л. 173–174. Об огневой выемке в Ярославле см.: АМГ. Т. III. № 418. С. 376. Список городов, в которых в 1672 г. были осадные головы, см.: РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Д. 499. Л. 16.

[119] РГАДА. Ф. 141. 1671 г. Д. 2; 1673 г. Д. 159; АПД. Т. I. № 167,184. С. 343, 375.

[120] РГАДА. Ф. 210. Оп. 13. Д. 206. Л. 62.

[121] ДАИ. Т. VIII. № 31. С. 92—93.

[122] АМГ. Т. II. № 251. С. 160; Т. III. № 150. С. 136; ААЭ. Т. III. № 270. С. 415 и др.

[123] Описание актов собрания гр. А.С. Уварова. С. 516, 519, 522, 537; АМГ. Т. II. № 187, 224. С. 120, 141.

[124] Описание актов собрания гр. А.С. Уварова. С. 515, 518, 519, 531; АИ. Т. III. № 157. С. 282.

[125] Пушкин Б. С. Двор боярина Никиты Ивановича Романова // Старая Москва. М., 1912. Вып. 2. С. 7.

[126] АИ. Т. III. № 292. С. 473.

[127] Описание актов собрания гр. А.С. Уварова. С. 514, 523, 533; РИБ. Т. XXI. С. 794, 1666, 1687 и др.

[128] РГАДА. Ф. 141.1674 г. Д. 382.

[129] Лаппо-Данилевский А. С. Организация прямого обложения. С. 378, 379.

[130] Древние грамоты и акты Рязанского края. С. 112.

[131] РГАДА. Ф. 141.1670 г. Д. 443; ААЭ. Т. III. № 321. С. 472.

[132] РИБ. Т. XXI. С. 1507, 1730, 1741; ДАИ. Т. VII. № 36. С. 199; Описание актов собрания гр. А. С. Уварова. Станки и колеса приготовлялась также в Москве, где были особые мастера по этому делу; в 1669—1673 гг. упоминается о состоявшем при Пушкарском приказе «подъемном, станошном и колесном мастере» Матисе Янцыне (РГАДА. Ф. 141. 1673 г. Д. 71).

[133] РГАДА. Ф. 141. 1641 г. Д. 37.

[134] Там же. 1654 г. Д. 40.

[135] Там же. 1666 г. Д. 28; Ф. 159. Оп. 1. Д. 64.

[136] Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. С. 106.

[137] Временные поручения, как судные дела по Туле и Мценску, не могли дать больших доходов.

[138] РИБ. Т. XXVIII. С. 253—272; РГАДА. Ф.141..1641 г. Д. 37; 1645 г. Д. 97; 1654 г. Д. 40; Ф. 159. Оп. 1. Д. 64.

[139] РГАДА. Ф. 141. 1641 г. Д. 7, 37.

[140] РГАДА. Ф. 141. 1646 г. Д. 87а. Л. 567—570.

[141] Две книги: «О Оружейном дому, в чем быти устроенным наряду и всяким ратным припасом» и «Книга о наряде и о огнестрельной хитрости» были посланы в Пушкарский приказ из дел Тайного приказа (РИБ. Т. XXI. С. 681).

 

Опубл.: Богоявленский С.К. Московский приказный аппарат и делопроизводство XVI–XVII веков / отв. ред. и авт. предисл. С.О. Шмидт; сост., авт. вступит. ст., коммент., подгот. А.В. Топычканов. – М.: Языки славянской культуры, 2006. – 608 с. – (Наследие москвоведения).

© Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов). Копирование материала – только с разрешения редакции