Нижегородский край в конце XVI – первой половине XVII в. Документы приказного делопроизводства

* * *

ВВЕДЕНИЕ

         395 лет минуло с той поры, когда «ополчение всея земли» освободило Москву от польско-литовских захватчиков, создав благоприятные условия для прекращения Смуты и возрождения российской государственности. То обстоятельство, что земское ополчение под руководством Д.М.Пожарского и К.Минина начало свой освободительный поход в 1612 г. из Нижнего Новгорода, обусловило устойчивый интерес историков к этому городу на Средней Волге и всему Нижегородскому региону. Внимание специалистов традиционно привлекали социально-экономическое развитие края на рубеже XVI-XVII вв., различные аспекты региональной политической истории (прежде всего, события 1608-1610 гг. и формирование ополчения в 1611 г.), биографические сведения о нижегородце Кузьме Минине и его современниках. Этим и иным вопросам посвящены работы выдающихся отечественных историков С.Ф.Платонова, Ю.В.Готье, П.Г.Любомирова, С.И.Архангельского, В.И.Буганова и др.[1] Благодаря их исследованиям место Нижегородского края в системе земель Российского государства XVI-XVII вв. можно представить достаточно наглядно.

         К концу XVI в. Нижний Новгород и его уезд окончательно перестали быть «восточным пограничьем» Московской Руси. Как отмечал С.Б.Веселовский, «уничтожение господства татар в Среднем Поволжье создавало условия безопасности жизни и труда прежде всего в уездах, смежных с бывшим Казанским царством: в Нижегородском, Курмышском, Алаторском, Арзамасском и Муромском. В эти уезды прежде всего и потянулось колонизационное движение крестьянства из центральных уездов Московского государства. Что касается московских служилых людей, то все Среднее Поволжье, территория бывшего Казанского царства, очень долгое время служило для московского правительства местом принудительных поселений и ссылок служилых людей в опалах. Это вполне понятно, так как частые восстания народов Среднего Поволжья и отсутствие в нем рабочих (русских) рук делали поселение там и заведение хозяйства весьма трудным и небезопасным предприятием»[2]. Последнее обстоятельство обусловило тот факт, что среди служилых людей, получавших в последней трети XVI – первой четверти XVII вв. поместья в Нижегородском уезде, встречается немало «жильцов» свияжских, чебоксарских, цивильских и др.: правительство, поселяя их в городах на территории бывшего Казанского царства, предоставляло им право получать половину поместного оклада «в старых, давно заселенных и безопасных уездах, преимущественно поблизости – в Нижегородском, Арзамасском, Муромском, Курмышском и др.»[3].

         В итоге на рубеже XVI-XVII вв. Нижегородский уезд представлял собой крупную административно-территориальную единицу, со сравнительно высокой плотностью населения. Уезд, включавший в себя станы Березопольский, Закудемский и Стрелицкий, волости Лысковскую, Терюшевскую, Толоконцевскую, занимал центральную часть территории современной Нижегородской области. Судя по писцовым книгам, на западе и юго-западе уезд отделялся от Муромского уезда речками Кутра и Кишма, на юге от Арзамасского уезда – рекой Сережа. На востоке и юго-востоке Нижегородский уезд граничил с Курмышским уездом, но обилие «анклавов» одного уезда на территории другого свидетельствует о неустойчивости границы, на что были свои причины (давняя зависимость Курмыша, со времени его основания, от Нижнего Новгорода). На севере и северо-востоке граница Нижегородского с Галичским и Козмодемьянским уездами проходила по заволжским лесам; на северо-западе Нижегородский уезд граничил с Балахнинским, а также (на небольшом протяжении) с Гороховецким уездами[4]. В первой четверти XVII в. в Нижегородском уезде насчитывалось порядка 600 селений (всего до 30 тыс. дворов), в которых проживало порядка 150 тыс. человек мужского пола – преимущественно крестьяне, среди которых различались частновладельческие (принадлежавшие двум боярам и примерно четырем сотням «служилых по отечеству»), монастырские, дворцовые и черносошные[5]. По национальному составу преобладало русское православное население; в деревнях и селах Терюшевской волости компактно проживала мордва-«терюхань».

         Административный центр уезда – «Новгород Низовския земли» – на рубеже XVI-XVII вв. принадлежал к числу крупнейших городов Русского государства. В этот период в городе проживало около 3,5 тыс. человек мужского пола, в большинстве своем – посадские люди (купцы и ремесленники). Сохранившиеся писцовые книги позволяют говорить о Нижнем Новгороде как о значительном центре ремесла и торговли. Источники фиксируют свыше 100 наименований ремесел: нижегородцы занимались металлообработкой, бортничеством, изготовлением одежды и обуви; развивалось речное судостроение. Средоточие водных и сухопутных дорог создавало благоприятные условия для развития торговли. Нижегородский уезд поставлял на рынок хлеб, продукты бортного и рыбного промыслов, но, кроме того, товары на нижегородский торг поступали со всей России и из-за рубежа: соль из Балахны, с Камы и Астрахани, рыба с волжских промыслов; кожи, ткани и иные товары везли купцы из Москвы, Ярославля, Костромы, а также из Западной Европы, Персии и Средней Азии[6]. К услугам торговцев в Нижнем Новгороде были сотни амбаров и лавок; в источниках упоминаются торговые ряды железный, рыбный, солодовенный, рукавичный и др. По свидетельству иностранцев, Нижний Новгород к концу XVI в. приносил казне доход до 7 тысяч рублей ежегодно, занимая по этому показателю шестое место среди российских городов[7].

         Будучи административным центром края, Нижний Новгород на протяжении всего рассматриваемого периода сохранял военное значение. В городе находился гарнизон, в составе которого к началу XVII в. было несколько сот стрельцов и пушкарей, а также служилые иноземцы («немцы», то есть выходцы из Западной Европы, и «литовцы»). Власти старались поддерживать в боеспособном состоянии Нижегородский кремль, построенный еще в начале XVI в. и затем неоднократно реконструировавшийся; в его башнях размещался «наряд» (артиллерия). Постепенно, по мере ослабления военной опасности во второй четверти XVII в., происходило некоторое сокращение гарнизона и наряда; в 1635 г. из Нижнего Новгорода в сибирский город Тару была переведена хорошо вооруженная рейтарская рота «из литвы и черкас»[8]. Однако вплоть до конца XVII в. Нижний Новгород оставался внушительной военной крепостью.

         Кремль, вмещавший до 500 деревянных строений и два каменных собора (Спасо-Преображенский и Михаило-Архангельский), был средоточием власти в Нижегородском уезде. Под защитой кремлевских стен находились дворы воеводы и дьяка, возглавлявших уезд; здесь же, на случай «осадного сидения», были построены дворы бояр и дворян, монастырские подворья. Здесь же размещалась съезжая (приказная) изба – орган управления краем[9]. Сюда поступали указы и распоряжения столичной власти, и здесь организовывалось их исполнение: подготовленные писцами и подьячими, скрепленные подписью дьяка и печатью воеводы, рассылались документы по всему уезду, в его станы и волости, доходя в случае необходимости до каждого села и деревни, починка и сельца[10]. При этом управленческая практика уездных властей копировала (на местном уровне) порядки, царившие в столичных приказах: по меткому замечанию А.А,Спицына, «Москва всему дает гон и все дозирает в своих личных интересах»[11]. К грамотам и выписям из столичных приказов в приказной избе добавлялись наказные и доездные памяти, черновики («отпуски») отписок в столицу об исполнении, челобитные местного населения – бумаги множились и накапливались, образуя то, что спустя много лет стали называть «архив приказной избы».

         Издание документального наследия – один из путей познания исторического прошлого. Поэтому усилия историков традиционно направляются на введение в научный оборот архивных документов. Издание средневекового актового материала по истории Нижегородского края началось еще в середине XIX в. публикациями П.И.Мельникова (А.Печерского) в неофициальной части «Нижегородских губернских ведомостей»[12]. К настоящему времени эти бессистемные публикации, выполненные непрофессионально, без учета опыта археографов того времени[13], давно уже стали библиографической редкостью и не имеют научного значения. Подлинная история нижегородской эдиционной археографии началась с деятельности А.Я.Садовского, председателя Нижегородской губернской ученой архивной комиссии (НГУАК) в 1909-1918 гг. Разбор и описание сохранившихся столбцов XVI-XVII вв. А.Я.Садовский и его сотрудники старались сочетать с изданием наиболее исторически значимых документов, получая необходимую профессиональную подготовку на занятиях открытого в 1911 г. Нижегородского отделения Московского археологического института. Итогом работы группы А.Я.Садовского должно были стать научное описание и издание всего массива нижегородских средневековых актов и писцовых книг, но из-за революции и последующих событий эта работа не была завершена. Однако вышедшие до 1917 г. издания НГУАК, несмотря на их разрозненность и некоторую бессистемность, а также недостатки в передаче текста источников, не утратили научного значения до сих пор[14]. Эти работы, вместе с качественными изданиями столичных ученых[15], вот уже почти столетие остаются надежной базой исследований по истории Нижегородского края XVI-XVII вв.

         В советское время рассматриваемый исторический период, к сожалению, нечасто становился объектом внимания археографов. Среди наиболее значительных публикаций документальной «нижегородики» следует отметить два крупных академических издания – о вотчине боярина Б.И.Морозова и о восстании С.Разина[16],а также книгу Г.Н.Анпилогова, содержащую ряд документов конца XVI в. из фондов столичных приказов[17]. В 1961 г. вышел в свет сборник документов «Нижний Новгород в XVII веке», подготовленный историком-архивистом Н.И.Приваловой, с научным введением С.И.Архангельского[18]. Книга, включающая 201 документ и приложения (выписки из «Нижегородского летописца» 1610-1685 гг., из Вкладной книги Нижегородского Печерского монастыря 1690-1691 гг. и ряда других источников, очерки по истории денежного счета и метрологии XVII в., перечни и указатели), полностью сохраняет свое значение для современных историко-краеведческих исследований. Однако в соответствии с концепцией сборника в него включены документы, относящиеся только к городу Нижнему Новгороду, но не затрагивающие уезд. В последующие годы необходимость новых, расширенных документальных изданий осознавалась нижегородскими историками, но, к сожалению, реализовать благие пожелания не удалось.

         В итоге приходится констатировать, что публикация документальных источников по средневековой истории Нижегородского края еще очень далека от завершения. Из общей массы сохранившихся нижегородских актов и писцовых книг XVI-XVII вв., рассеянных по различным древлехранилищам (по предварительной оценке, 4-5 тысяч единиц хранения), лишь небольшая часть издана более или менее удовлетворительно. К тому же сам принцип отбора документов для публикации по их значимости весьма субъективен. Актуальным становится по возможности полное (в идеале – пофондовое) издание сохранившихся документов, опираясь на которое, историк сам сможет определить тематику будущих исследований.

         Издаваемый ныне сборник – попытка наиболее полной публикации сохранившихся дел Нижегородской приказной избы, призванная расширить источниковую базу исследований по средневековой истории края путем введения в научный оборот документов, в большинстве своем ранее не публиковавшихся. Выбор фонда продиктован стремлением показать исторический опыт управления регионом через делопроизводство органа административной власти, действовавшего в конце XVI-XVII вв. Подлинные столбцы приказной избы, хранившиеся в Нижнем Новгороде, были разобраны к 1918 г. группой сотрудников НГУАК и отложились в фонде Нижегородской приказной избы и коллекции НГУАК (ныне в Центральном архиве Нижегородской области, фонды 1402 и 2013, соответственно). Ввиду большого объема сохранившихся дел (до полутора тысяч единиц хранения кон.XVI-XVII вв.) для данного издания были избраны хронологические рамки от самых ранних дел, относящихся к правлению преемников Ивана IV, до завершения правления Михаила Романова и принятия Соборного уложения при царе Алексее Михайловиче (1585-1648 гг.). Сложность и многогранность социально-экономических и политических процессов, происходивших в Нижегородском уезде в этот насыщенный событиями исторический период, показательность данных процессов для истории России в целом, обусловили традиционный интерес специалистов к указанным архивным комплексам.

         Деятельность приказных изб достаточно хорошо изучена в отечественной историографии. Обычно в приказных избах решались два блока вопросов – административно-судебные и финансовые, поэтому создавались особые структурные подразделения – столы судный и денежный. Происходившая в первой четверти XVII в. массовая раздача черносошных и дворцовых земель в поместья и вотчины служилым людям требовала регулирования отношений в сфере землевладения, поэтому появляется поместный стол; при необходимости могли создаваться и другие столы[19]. В приказных избах, управлявших значительными уездами (к их числу относилась и Нижегородская изба), каждый стол возглавлял «старый» подьячий, у которого в подчинении были «молодые» подьячие и младшие служители. Для исполнения конкретных поручений, связанных с поездками по уезду, обычно привлекались служилые люди – городовые или уездные дети боярские, стрелецкие сотники и т.п. Работой приказной избы руководил дьяк, а общее руководство осуществлял воевода, являвшийся высшей административной властью в уезде. Оба этих должностных лица назначались в столице, при этом в Нижний Новгород, в силу его значения, на воеводство направлялись видные чины Государева двора – обычно стольники, зачастую из числа титулованной знати; среди дьяков иногда попадались местные выходцы (Василий Юдин, Клементий Патокин), но чаще это были представители столичных приказов. Для воевод и дьяков была характерна частая сменяемость (обычно их служба в уезде не превышала год-два), и, будучи ставленниками центральной власти, они лишь обеспечивали неукоснительное исполнение указаний Москвы; местные интересы, судя по всему, им были чужды. Так что фактически прохождение того или иного дела зависело от подьячих приказной избы, готовивших документы: будучи местными уроженцами и хорошо зная местные условия, подьячие имели возможность влиять на принимаемые решения.

         Вся деятельность приказной администрации в XVI-XVII вв. тщательно документировалась, при этом номенклатура документов оставалась единой и для столицы (в приказах), и для уездов (в приказных избах); на нее ориентировались органы самоуправления (земские избы), вотчинники и помещики[20]. В силу этого, а также благодаря неплохо разработанному формуляру, документы зачастую однообразны. Но в этом однообразии есть и свои преимущества. Академик С.Б.Веселовский, выдающийся знаток приказной документации, редактируя издание актов писцового дела, отмечал: «Что касается однообразия некоторых актов, то оно кажется редактору не отрицательным, а положительным элементом… Дело в том, что понимание приказных актов XVII века не так просто, как это кажется на первый взгляд. В них много слов, вышедших уже из употребления, еще больше таких, значение которых изменилось, есть своеобразные обороты речи, обычные всегда и везде неточности, описки, обмолвки и т.п. Еще важнее то, что склад жизни и понятий людей XVII века настолько отличен от современного, что в большинстве случаев совершенно недостаточно истолковать текст по правилам грамматики и синтаксиса. Чтобы перейти от отдельного текста, как отражения в представлении его автора современных ему фактов, к познанию самих фактов, необходима сложная работа сопоставления текстов и фактов. В этой трудной задаче сходства и однообразие актов могут оказать большую пользу. Тщательное сопоставление сходных текстов помогает понять их буквальный смысл, темные и неправильные обороты речи, отличить существенное от несущественного, привычные формулы от особенностей данного случая, словом, дает возможность понять все изгибы языка и мысли авторов, чтобы перейти затем к истинному познанию фактов»[21]. Замечание С.Б.Веселовского имеет большое методологическое значение: за устойчивыми формулировками делопроизводственных актов, порой весьма однообразных, необходимо видеть реальную жизнь общества XVII в., интересные страницы далекого прошлого Нижегородского края.

         Действительно, за сухими, «трафаретными» формулами поручных записей 1622-1623 гг. отчетливо различима финансово-экономическая жизнь посада Нижнего Новгорода. Здесь важны и указания на профессиональные занятия посадских людей (калачник, шубник, рыбный прасол, соляной прасол и др.), и размеры исков, и косвенно восстанавливаемые деловые связи между поручителями. Не менее интересны и служилые кабалы 1610-1639 гг., восходящие, вероятно, к вотчинному архиву князей Болховских – видных феодалов Нижегородского края, игравших заметную роль в Смутное время и последующий период. При анализе этих актов следует учитывать величину кабальной суммы при похолоплении каждого человека: в кабалах 1610, 1621, 1624 и 1626 гг. она составляла 2 руб. за человека, а в кабалах 1630, 1631, 1637 и 1639 гг. – 3 руб. за человека[22]. Примечательны и описания людей, давших на себя кабальные и становившихся холопами: их внешний облик, происхождение и т.п. Но наибольший научный интерес представляют, на наш взгляд, документы, связанные с дворянством Нижегородского края.

         История нижегородского «служилого города» кон.XVI-XVII вв., к сожалению, до сего времени не написана, несмотря на наличие обобщающих работ по этому вопросу и исследований по другим уездам[23]. Между тем, изучение истории нижегородского дворянства представляется весьма актуальным, прежде всего, для правильного понимания действий «служилых по отечеству» в бурных событиях первых десятилетий XVII в. Как известно, дворянская конница составляла основу вооруженных сил Московской Руси, поэтому военная служба была повседневностью для дворян и детей боярских, отражаясь – прямо или косвенно – в документах. Практически ежегодно, в зависимости от обстановки, половина «служилого города» из каждого уезда (и Нижегородского в том числе) выдвигалась в места боевого развертывания – к Переславлю-Рязанскому, под Тулу, в Одоев или Мценск, где стоял «Большой полк». Другая половина при этом оставалась в своих поместьях или вотчинах, проживая на господском дворе, где стояли деревянные жилые постройки отапливаемые (избы) и неотапливаемые (горницы), а также мыльни, житницы и др.[24]. Затем обе половины «служилого города» менялись местами. Впрочем, как справедливо замечал Ю.В.Готье, «провинциальный городовой дворянин большую часть времени был на службе»; лишь со второй половины XVII в. «связь дворян с их имениями крепла и развивалась, пока не достигла в XVIII в. своего полного развития»[25]. Однако же на военную службу, как всегда, нелегкую, дворяне не рвались, от участия в походах пытались уклоняться – сказывались «в нетях», отговаривались «нездоровьем»…[26] Правительство с этим боролось, лишая ослушников поместий и вотчин, и отголоски тех событий можно найти в документах, публикуемых ныне в сборнике (характерный пример – дело Василия Волынского).

         Но не только этим интересны документы о нижегородских дворянах и детях боярских. Публикуемые в сборнике отказные грамоты – неплохо сохранившийся, часто встречающийся (и кстати, весьма однообразный по формуляру) источник – дают возможность выяснить историю семей не только крупных феодалов, но и многочисленных представителей служилой мелкоты, о которых без этого по сохранившимся десятням было бы известно лишь то, что они «были»[27]. Ведь вотчинно-поместное землевладение, наглядно показанное в отказных грамотах из Поместного приказа, тесно связано с историей отдельных семей служилого сословия, и сведения грамот о родстве (в особенности по женской линии, «через кику», как тогда говорили) – по сути единственный источник, объясняющий взаимоотношения различных семей. Как справедливо указывал В.Б.Кобрин, «проникновение в семейные отношения русского средневековья оказывается возможным только при использовании генеалогических методов, при изучении не только родства, отношений по вертикали, но и брачных связей, отношений по горизонтали. Изучение такой «семейной» генеалогии может сделать более конкретными и наши представления о социальной и политической истории XVI в.»[28]. А взаимоотношения внутри семей, порой весьма  непростые, но скрывающиеся за устойчивыми оборотами приказного делопроизводства, помогают воссоздать социальный портрет помещиков и вотчинников XVI-XVII вв.

         Наконец, не меньший интерес для историка представляют свидетельства о деятельности должностных лиц, в том числе «младшего звена» – приказных подьячих и детей боярских, исполнителей конкретных поручений. Из публикуемых документов Нижегородской приказной избы появляется возможность не только узнать их имена (вероятность их упоминаний в документации столичных приказов, как правило, невелика), но и полнее представить характер поручений, последовательность действий. Даже делопроизводственные пометы на документах могут оказаться любопытны: например, разница между датами подготовки документа и его получения в Нижнем, может свидетельствовать о быстрой доставке документа (и, следовательно, о заинтересованности в нем той или иной стороны), либо, напротив, о волоките (так что исследователю придется задуматься о ее причинах). В итоге можно сделать вывод, что информационные возможности документов конца XVI – первой половины XVII вв., включенных в издаваемый сборник, поистине неисчерпаемы: нужно «всего лишь» задать источнику вопрос и суметь, как говорят источниковеды, вступить с ним в диалог.

*        *        *

         Поставленные перед сборником задачи предопределили основные принципы, которых мы старались придерживаться: 1) полнота пофондового издания, вследствие чего отбор и тематическое выявление документов не проводились; 2) научно-критический характер публикации текстов; 3) доступность публикуемой информации для читателей-неспециалистов (чему призваны служить приложения). Документы сборника расположены в хронологическом порядке, при этом за основу принята дата составления документа или, если она отсутствует, дата пометы о получении документа, приблизительная дата по упоминаниям в тексте (такие случаи оговариваются). По нашему мнению, расположение документов в хронологической последовательности не затрудняет анализ их содержания, тем более, что опись также сформирована по хронологическому принципу.

         В издаваемый сборник включены все документы, находившиеся в делопроизводстве Нижегородской приказной избы в период конца XVI – первой половины XVII вв. (до принятия Уложения 1648 г.) и отложившиеся в фондах Центрального архива Нижегородской области (ЦАНО. Ф.1402 «Нижегородская приказная изба» и Ф.2013 «Коллекция Нижегородской губернской ученой архивной комиссии») – всего 110 документов, составляющих 126 единиц хранения (см. переводные таблицы). Документы других архивов к изданию не привлекались; исключение сделано лишь для одного дела из фондов Отдела редких и рукописных книг Научной библиотеки им.Н.И.Лобачевского Казанского государственного университета (документ № 1), ввиду труднодоступности как самого документа (принципиально важного по содержанию), так и имеющейся публикации. Публикуемые документы поступили в виде столбцов в НГУАК, где при обработке в 1911-1917 гг. столбцы были расклеены, и сформированы архивные единицы хранения[29]; тогда же было начато их архивное описание, оставшееся незавершенным[30]. В дальнейшем дела хранились в составе коллекции НГУАК, переданной в губернский (позднее – областной) архив. В 1950-е гг. (точную дату установить не удалось) дела приказных изб Нижегородской, Арзамасской, Алатырской и Балахнинской были выделены из коллекции в самостоятельные фонды, но, к сожалению, работа была проведена непоследовательно, и часть дел приказных изб остается до настоящего времени в коллекции НГУАК. Так как документы приказных изб принадлежат к числу активно используемых дел ЦАНО, дальнейшее переформирование фондов нецелесообразно.

         Публикуемые дела хранятся в несброшюрованном виде, в обложках без клапанов. Это обстоятельство привело к тому, что отдельные листы-«сставы» документов, выпадая из обложек, были вложены когда-то в другие единицы хранения, не будучи связаны с ними по содержанию[31]. Поэтому нередко в составе одного документа публикуются листы из разных единиц хранения. При публикации эти случаи оговорены, как и правильный порядок следования листов, восстановленный составителем сборника, но перенумерация и переформирование дел не производились из-за их активного использования исследователями. Перенумерация листов с целью восстановления их правильной последовательности допускалась нами лишь в рамках единицы хранения и оговаривалась в листах-заверителях[32].

         Писцовые и переписные книги, возможно, также хранившиеся в Нижегородской приказной избе и ныне учтенные в коллекции НГУАК, в публикуемый сборник не включались. В сборник, однако, включены выписи с писцовых и переписных книг, составлявшие неотъемлемую часть приказного делопроизводства (прилагались к отказным грамотам, подтверждая размеры и границы землевладения; см., например, документы №№ 6, 7). Документы, относящиеся к территории других уездов, публикуются лишь в тех случаях, когда дело вела Нижегородская приказная изба. Так, в сборник включены служилые кабалы, по которым ставки были в Муромской, Луховской, Суздальской губных избах (соответственно, документы №№ 41, 44, 78), потому что эти документы составляют единый комплекс с нижегородскими кабальными записями и находились когда-то с ними в одном столбце. В сборник мы не включили тексты нескольких нижегородских приказных документов, выявленных в коллекции НГУАК только в виде копий XIX в.: скорее всего, эти копии сняты членами НГУАК с оригиналов, хранящихся ныне в РГАДА, но вопрос требует дальнейшего изучения.

         Издание средневековых документов всегда было и остается нелегкой задачей. Ключевая проблема здесь – выбор принципов передачи древнерусского текста при публикации. Как известно, на этот счет у археографов существуют разные взгляды, что приводит порой к острой полемике: одни отстаивают принцип передачи текста в форме, максимально приближенной к оригиналу (с сохранением титлов, выносных букв и т.п.), другие полагают возможным передачу текста в облегченной форме (с раскрытием титлов, внесением выносных букв в строку и т.п.)[33]. Спор этот имеет долгую историю: он велся еще во времена К.Ф.Калайдовича и П.М.Строева, впервые выработавших компромиссное решение о максимальном приближении к оригиналу только в издании источников древнейших[34]. Тогда же возник и другой вопрос, связанный с правилами передачи текста – возможное совмещение интересов историков и филологов (лингвистов) при издании средневековых документальных памятников. Проблемы эти остаются актуальными и по сей день.

         Не предлагая кардинального решения этих проблем, сошлемся все же на авторитетное мнение С.Б.Веселовского: «Издание приказных актов XVII века представляет особые трудности, хорошо известные тем, кто этим занимался. Издатели придерживаются самых разнообразных приемов передачи текстов, но нет ни одного издания, которое было бы признано образцом и не вызывало тех или иных возражений. Это объясняется тем, что нет возможности установить такие приемы издания, которые удовлетворяли бы одновременно историков и филологов и не представляли бы особых трудностей с точки зрения типографской техники. Сохранение титл и взметов и особого начертания некоторых букв осложняет задачу редактора и типографии и ненужно для историка, а всякие поновления текстов и приспособления их к современной типографской технике могут быть нежелательны с точки зрения филолога. Таким образом, приходится избирать путь компромиссов, который, конечно, всегда может вызвать возражения»[35].

         По нашему мнению, тот компромисс, который исторически сложился к настоящему времени – издание русских документов XVI-XVII вв. по упрощенной форме – вполне устраивает потенциальных пользователей (прежде всего, конечно, историков). Лингвисты же, заинтересованные в максимально точной передаче текста и его внешних особенностей (надстрочных знаков), едва ли вообще удовлетворятся наборным (типографским) изданием: оптимальным здесь было бы фототипическое издание или цифровое копирование рукописи. Набор текста по «усложненным» правилам, каким бы тщательным он ни был, всегда чреват опечатками, ибо “humanum errare est”[36].

         С учетом всего изложенного подготовка текстов документов к изданию проводилась в соответствии с «Правилами издания исторических документов в СССР» (Изд. 2. М., 1990). Учитывались также правила предшествующих лет и методические рекомендации специалистов, в первую очередь, «Методическое пособие по археографии» (М., 1991. Ч.I). Текст документов воспроизводится полностью и передается гражданским шрифтом, с заменой отсутствующих букв («ять», «зело», «кси» и др.) соответствующими буквами современного алфавита. Орфография документов сохраняется, но «ер» в конце слов опускается, а мягкий знак («ерь») ставится по правилам современной орфографии (в словах типа «стольник», «большой», в именах типа «Васька»). Частица «же», написанная в документах в виде выносной буквы «ж», при публикации воспроизводилась обычно как «ж» перед последующим гласным и как «же» перед согласным. Членение текста на слова производится в соответствии с современными правилами. Знаки препинания в публикуемых текстах расставлены также по современным правилам;[37] членение на абзацы проведено в соответствии с логикой текстов и формуляром документов. Славянская буквенная цифирь передается арабскими цифрами; встречающиеся в документах словесные обозначения чисел передаются полностью словами во всех случаях; архаические формы числительных сохраняются. Падежные окончания, встречающиеся в документах под титлами при числовых обозначениях дат, отделяются дефисом (типа: «лета 192-го»). Поврежденные фрагменты текстов, восстанавливаемые по смыслу, приводятся в квадратных скобках, и к ним сделаны примечания, оговаривающие характер и размер утрат. Встречающиеся в выписях из писцовых и переписных книг сигла (то есть слова, написанные в виде одной обведенной кругом буквы) передаются в виде буквы, заключенной в круглые скобки (например, (д), то есть «двор»; (в), то есть «во дворе»). При издании документов, состоящих из двух и более листов, конец каждого листа отмечается в тексте двумя наклонными чертами, после которых в круглых скобках указывается номер следующего листа. Присутствующие в подлинниках дьяческие записи, пометы, скрепы и справы должностных лиц, адреса и даты получения грамот приводятся после основного текста каждого документа, с соответствующими пояснениями.

         Материал публикуется по схеме: 1) порядковый номер документа в сборнике; 2) дата и заголовок документа; 3) текст документа; 4) примечания к тексту, в которых оговариваются утраты, зачеркивания и т.п.; 5) легенда, включающая в себя: а) архивный шифр; б) количество листов-«сставов»; в) состояние документа (указываются утраты начала или конца, степень поврежденности; хорошая сохранность документов не оговаривается); г) размер листов; д) типы знаков бумаги;[38] 6) тексты адресов, скреп, справ, записей об уплате пошлин, рукоприкладств послухов, а также различных помет на документе;[39] 7) внешние особенности оформления документа, наличие печатей и оттисков штампов (киноварь и краски в оформлении публикуемых актов не использовались); 8) комментарии к документу.

         При составлении заголовков к документам мы пользовались «Кратким словарем видов и разновидностей документов» (М., 1974), но опирались также и на методические рекомендации коллег из РГАДА, в первую очередь, на подготовленные ими развернутые замечания и дополнения к новому изданию словаря. Особо отметим, что в заголовках мы указывали лишь учреждения-отправители и адресаты, но не перечисляли должностных лиц, от имени которых отправлялся или которым направлялся документ[40]. Кроме того, если в поручной записи указано больше двух поручителей, то в заголовке дела указывается один поручитель, а вместо остальных – «и др.»; если же поручителей всего двое, то в заголовок вынесены имена обоих.

         Некоторые документы из числа включенных в сборник публиковались и ранее, но в нашем издании приведены ссылки лишь на те публикации, которые не потеряли научного значения до сих пор[41]. Включая в состав сборника ранее публиковавшиеся документы, мы следовали пожеланию В.О.Ключевского: «…Было бы весьма желательно, чтобы исследователь в этом издании имел под руками все важнейшие из сохранившихся производств по избранному отделу архивного материала, точно определенному и по возможности объединенному, не теряя времени на собирание документов, рассеянных по разным изданиям, старым и новым»[42]. Кроме того, к отдельным документам признано необходимым дать исторические комментарии, в которых, как правило, приведены основные биографические сведения об упоминаемых должностных лицах и обращается внимание на примечательные события или обстоятельства дел.

         Нуждается в объяснении включение в состав сборника приложений. Нетрудно заметить, что адресованы они неспециалистам. Интерес к средневековой истории региона в последние полтора – два десятилетия заметно возрос, так что сегодня события XVI-XVII в. привлекают внимание не только специалистов, но и широкого круга краеведов, учащихся, работников культуры. Как следствие этого, фонды приказных изб Центрального архива Нижегородской области становятся все более востребованными, однако частая выдача в читальный зал архива серьезно осложняет проблему обеспечения сохранности подлинных документов XVI-XVII века. Не секрет, что многие любители отечественной истории не имеют навыков чтения палеографического текста и вообще работы с особо ценными документами (ОЦД).[43] В итоге архивисты оказываются перед дилеммой: либо выдавать ОЦД всем желающим, несмотря на бесполезность в ряде случаев такой выдачи и угрозу сохранности документов, либо отказывать пользователям-неспециалистам, нарушая, таким образом, их права.[44] Наилучшим выходом из непростой ситуации мы считаем научное издание всех средневековых документов архива, которое позволит, с одной стороны, познакомить широкую общественность с документальным наследием родного края, а с другой стороны, максимально ограничить выдачу подлинников ОЦД в читальный зал. В этом смысле предлагаемый вниманию читателей сборник документов – своеобразный «фонд пользования» к документам Нижегородской приказной избы.

         Составление сборника, подготовка текстов, археографическое оформление документов и их комментирование выполнил сотрудник комитета по делам архивов Нижегородской области, к.ф.н. Б.М.Пудалов; им же написано введение, подготовлены приложения и терминологический словарь. Указатели (географический и именной), а также переводные таблицы номеров документов и шифров дел подготовила начальник отдела Центрального архива Нижегородской области Ю.В.Лесохина. Набор текста сборника выполнили сотрудники ЦАНО Н.И.Зайцева и Т.А.Савчиц; помощь в сверке текстов документов оказывали сотрудники ЦАНО к.и.н.В.Ю.Альбов, А.В.Краева, П.В.Поляков. Составитель искренне благодарит коллег к.и.н.М.Ю.Зенченко (РГАДА) и С.В.Сироткина за методические рекомендации и дружескую помощь в процессе работы. Особая признательность рецензенту д.и.н.В.Н.Козлякову, чьи замечания были весьма полезны при подготовке сборника.

*        *        *

         Работая над сборником «Нижегородский край в конце XVI – первой половине XVII вв.», я постоянно ощущал незримую поддержку своих старших коллег и наставников, которым обязан очень многим. Незабвенная Надежда Ивановна Привалова (1900-1987) – «Надя-умница», человек-легенда, подготовившая в 1961 г. сборник документов «Нижний Новгород в XVII веке», надолго ставший одиноким «островком» высочайшего профессионализма среди местных краеведческих публикаций. В ее личности особенно ярко воплотились те качества, которыми по праву гордится архивная служба: ум, знания, профессионализм, трудолюбие и высокая культура. Галина Михайловна Вострякова (1918-2005) – замечательный архивист-практик, разделившая когда-то с Н.И.Приваловой все трудности и успех подготовки сборника 1961 г. Тем, кому довелось работать с ней, навсегда памятны и методические консультации, основанные на богатейшем опыте, и умение читать «с листа» сложнейший палеографический текст, и беседы о прочитанных книгах, и архивные были – о том, как она и ее подруги, совсем юные архивистки, работали в годы Великой Отечественной войны на лесозаготовках в керженских лесах… Нина Илларионовна Куприянова (1919-2006) – признанный авторитет среди нижегородских архивистов и историков, автор многочисленных статей и книг, составитель «Записок краеведов». Человек строгий, порой резкий, не прощавший леность и нерадение, она не жалела драгоценного времени для нас, тогда еще молодых архивистов, помогая оттачивать навыки работы с приказной скорописью, и ее занятия останутся в памяти навсегда.

Сихъ бо ради людей примите книгу сию, а мене, прегрешнаго в человецехъ, не клените, но почитающее исправливайте.

Словеса же убо писаная

приидоша в конець,

уму же да не будеть когда

прияти конець.

Аминь.

* * *

№ 1.

         (л.1) (…) [ку]пчаа шесть рублев денег московскых ходячих генваря с пятого на десять числа до такова ж дни на год. А за росты мне, Ивану, у Якова служити по вся дни, а полягут денги по сроце, и мне, Ивану, у Якова за росты служити потому ж по вся дни и всякое дело делати.

         А на то послуси Федор Панфилов сын Чижов да Клим Афонасьев сын Маланин да Костянтин Микитин сын да Иван Гаврилов сын Попов. А кабалу писал Сергее Мосеев сын Патокин лета 7093-го.//

         (л.1об.) 93-го генваря в 20 день. Государеву воеводе Григорью Дмитриевичю Шетневу козма-и-дом(ь)янской поп Сава явил служивую запись на пятнатцеть лет, а в записи пишет:

         Се яз, Ондрей Михаилов сын Прокофьева, родиною устюженин, дал есми¹ на себя сю запись в Нижнем Новегороде козма-и-домьянскому свещеннику Саве Еуфимьеву сыну в том, что мне, Ондрею, женитися у Савелья на ево на купленой девке немецково полону на Дарье на Кириллове дочери. И женясь, мне, Ондрею, жити у Савелья во² дворе служити и своею женою пятнатцать лет от лета 709-третьяго генваря от девятово на десят числа да до лета 710-седмаго генваря по то ж число, а в те урочные лета мне, Ондрею, и жене моей пити, ясти и одежа носити Савельева ж. А что при (…)//

         (л.2) (…) [во дво]ре служити и всякое дело делати. А полягут денги по сроке, и мне, Марье, да своими дочерми у Семена во дворе служити потому ж, а кои на заимщиков в лицах, на том сребро и служба.

         А на то послуси Сергей Мосеев сын Патокин  да Федор Панфилов сын Чижов. А кабалу писал Костинка³ Микитин сын лета 7093 году⁴.//

         (л.2об.) 93-го февраля в 1 день. Явил служилую кабалу князь⁵ Дмитрей Болховской государеву воеводе Григорью Дмитреевичю Шетневу, а в кабале пишет:

         Се яз Кондратей Яковлев сын Нерезвово, родиною⁶ Стародуба Ряполовского, занял есми у князя Дмитрея Ивановича Болховского пять рублев денег московских ходя[чих] (…)».

Примечания: ¹ Писец сначала пытался написать «сю», потом исправил эти буквы на «ес». ² В букве «о» не замкнута правая часть круга, поэтому буква напоминает «с». ³ Прочитывается неуверенно, так как две последние буквы и начало следующего слова скрыты печатью библиотеки. ⁴ Отсюда и до конца листа текста нет (примерно треть листа чистая), и здесь почерком XIX в. сделаны вычисления по переводу даты: «7093-5508=1585». ⁵ Повторено дважды. ⁶ В ркп. вместо буквы «и» написана«ять».

Научная библиотека им.Н.И.Лобачевского Казанского государственного университета. Отдел редких и рукописных книг. (НБЛ, ОРРК). № 2436

Публ.: Пудалов Б.М. К биографии Саввы Евфимьева (фрагмент Нижегородской кабальной книги 1585 года) // Мининские чтения. Нижний Новгород, 2002. С.40-45 (исследование и текст).

Комментарии

         Публикуемый документ определен нами как список с подлинника, так как на сохранившемся развернутом листе нет помет о взятии пошлин. В пользу последнего предположения свидетельствует и знак бумаги, который стал основой для датировки документа 1620-ми гг.

         Четыре сохранившихся страницы содержат отрывки четырех служилых кабал (кабальных записей), явленных в Нижегородской приказной избе перед воеводой Григорием Дмитриевичем Шетневым в 1585 г. В первой и третьей записи отсутствует начало, а во второй и четвертой – концовка. Наибольший научный интерес представляет кабала, явленная Саввой Евфимьевым – вторая по порядку (л.1об.). Ее текст привлек внимание нижегородского историка и краеведа А.Я.Садовского, руководителя НГУАК (см.: Садовский А.Я. Новый документ о протопопе Савве Еуфимьеве // Действия НГУАК. Сборник. Т.XV. Вып.IX. Н.Новгород, 1916. С.15-16). А.Я.Садовскому, однако, пришлось работать с копией, снятой, вероятно, П.И.Мельниковым (А.Печерским) во время его работы во Временной комиссии для разбора древних актов и рукописей (1849-1852 гг.). Оригинал вместе с другими нижегородскими средневековыми документами был в 1879 г. передан в распоряжение Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете, поэтому в настоящее время фрагмент кабальной книги хранится в Научной библиотеке им.Н.И.Лобачевского Казанского государственного университета (об истории нижегородской коллекции документов, оказавшихся в Казани, см:Галай Ю.Г. Из истории изучения феодального актового материала в Нижнем Новгороде // Нижегородский край в эпоху феодализма. Н.Новгород, 1991. С.52-61; Хачко А.Ю. Казанская коллекция нижегородских рукописей XVII века. Автореферат дисс.… канд.ист.наук. Казань, 2001).

         Проведенная нами сверка текста оригинала, хранящегося в Казани, с копией, опубликованной А.Я.Садовским, позволила выявить значительные текстуальные разночтения. Прежде всего, заметно, что копиист XIX в. пытался орфографически «пригладить» текст XVI в. («служилую» вместо «служивую», «немецкого» вместо «немецково» и т.п.). Далее, копиист попытался «реконструировать» концовку документа, которая в оригинале утрачена: слова «а опосля волен яз Ондрей Михайлов с немецкою Дарьею на все на четыре…» в тексте отсутствуют, а завершение («писал Костка Микитин сын лета 7093 году») взято из другого документа (л.2). Примечательно, что писец путал правописание «ять»: в ряде слов он писал «е» вместо «ять» («-городе», «сроке»), но есть пример написания «ять» вместо «и» в безударной позиции («родhною»). Наконец, самое интересное, что в тексте явленной кабалы священник назван Саввой лишь в начале, а далее он последовательно именуется другим вариантом этого же имени – «Савелий», как, видимо, и предпочитали называть его земляки.

         В содержании фрагментарно сохранившихся кабальных записей интересен факт денежных операций, проводимых в Нижнем Новгороде князем Дмитрием Ивановичем Болховским. О хозяйственной деятельности семьи князей Болховских сохранилось немало документальных свидетельств первой половины XVII в. (см. публикуемые в настоящем сборнике документы), так что служилые кабалы дополняют общую картину за более ранний период. Любопытны и имена писавших кабалы или выступавших в роли послухов. Здесь наиболее интересен Сергей Моисеев сын Патокин (фамилия редкая) – возможно, родственник ли это Клима (Климента) Иоакимовича Патокина, нижегородского дьяка в 1648-1651/52 гг.

№ 4.

         (л.1) «Царю государю и вели[кому князю Борису Федоровичю всеа уси]¹ бьет челом и являет холоп твой Ми[халко Молчанов]² на Олексея Карпова.

         В нынешнем, государь, во 113-м году прислана ко мне, к холопу твоему, твоя государева царева и великого князя Бориса Федоровича всеа уси грамота, а велено мне, холопу твоему, в твоей государеве дьячей избе сыскати по извету дьячи избы подьячево Фили Ларивонова да площадново подьячево Володи Кирилова, что они извещали на кабацких старост на Олешу Галки с товарыщи про твое, государь, кабацкое вино, которые чинят твоей государеве усие и великого князя Бориса Федоровича всеа уси казне прибыль, велено ли им давать по ведру вина. И я, холоп твой, того не сыскал, и не бывало, что им давать по ведру вина твоего царского жалованья и твоего государева указу нет. И в той в твоей государеве усие и великого князя Бориса Федоровича всеа уси грамоте написано: буде того не сыщется, что велено давать кабацким старостам по ведру вина, и мне, холопу твоему, по твоей государеве усие и великого князя Бориса Федоровича всеа уси грамоте велено доправити на том дьяке Олексее Карпове за твое государево царево и великого князя Бориса Федоровича всеа уси вино за три ведра по цене деньги.³

         И я, холоп твой, учал ему говорити противу твоей государевы царевы и великого князя Бориса Федоровича всеа уси грамоты, что те деньги послати к тебе, государю царю и великому князю Борису Федоровичю всеа уси с отчетом с подьячим с Федором Русиновым. И тот дьяк Олексей Карпов меня, холопа твоего, противу того лаял и безчестил и позорил и называл твоим государевым царевым и великого князя Бориса Федоровича всеа Руси изменником: «Два–де вас воры ведомые во всем в твоем Московском государстве (а другово вора имянем не сказал), да и тот–де тебе не пособит, на ково–де ты и надеешся». А я, холоп твой, // (л.2) надеюсь во всем на тебя, государя царя и великого князя Бориса Федоровича всеа уси самодержца, а окроме Бога и тебя, милосердого государя царя и великого князя Бориса Федоровича всеа Руси, надежи не имею ни на ково. Да он же говорил мне, холопу твоему, будто я Михаила Спирина посылаю по городом, а того не сказал, для чево, «и с ним–де умышляешь и посулы у него емлешь и с ним пируешь, да и с Володею Лакшиным⁴».

         Милосердный государь царь и великий князь Борис Федорович всеа уси самодержец, смилуйся: вели, государь, мое челобитье и явку записати, что дьяк Олексей Карпов меня называл изменником и⁵ вором⁵, а я, холоп твой, тебе, милосердному государю царю и великому князю Борису Федоровичю всеа уси самодержцу, и государыне благоверной царице великой княгине Марье Григорьевне всеа уси и твоим государевым царским детем не изменник. Царь государь и великий князь Борис Федорович всеа уси, смилуйся, пожалуй!».

Пометы и записи. На л.1 об. поздние пометы: «№ 20-й/29», «№74». Ниже запись: «Доношение какого-то Михалки Молчанова царю Борису Федоровичу о том, что дьяк Алексей Карпов безвозмездно требует из кабаков по ведру вина, и решение царя на это доношение: взыскать деньги за все то вино, какое этот дьяк брал из питейных безмездно. Дело было в 7113 году от создания мира». Запись сделана, вероятно, кем-то из членов «Временной комиссии для разбора древних актов и рукописей» (Н. Новгород, кон. 1840-нач.1850 гг.). На л.1, 1об. фиолетовые мастичные оттиски печати НГУАК.

Публ.: Н.Новгород в XVII в., № 2, с.26-27.

Комментарии.

         Основание датировки документа – указание в тексте на год 7113 как «нынешний» и на Бориса Годунова как правящего монарха (умер 13 апреля 1605 г.). Датировка не противоречит тому, что известно об упоминающихся в документе персоналиях:

         Карпов Алексей – дьяк, 1604/05 г. (Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие, с.228); он был дьяком в Нижнем Новгороде уже 18 апреля 1604 г. (ЦАНО. Ф.579. Оп.589. Д.28, л.2). До этого (не ранее 1602 г.) в Нижнем Новгороде дьяк Василий Панов (Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие, с.395; Н.Новгород в XVII веке, № 1, с.25).

         О Михаиле Васильевиче Молчанове и Алексее Карпове см. в «Росписи русского войска, посланного против самозванца в 1604 г.» (Станиславский А.Л. Труды по истории государева двора в России XVI-XVII веков. М., 2004. С.410): выставили соответственно 7 и 2 конных.

№ 5.

         (л.1) «Се яз, Кузьма Лавривонов сын, родиною шуянин, дватцати пяти лет, ростом середней человек, рожеем долголик, нос прям, очи серы, волосом рус, да с своею женою с Ориною с Яковлевою дочерью, родиною шуянка ж, заняли есмя в Нижнем Новегороде у князя Никиты Федоровича Болховского четыре рубли денег московских ходячих сентября от 21 числа на год до такова ж дни. А за рост нам, заимщиком, у князя Никиты служити по вся дни во дворе. А поляжет сребро по сроце, и нам, заимщиком, у государя своего у князя Никиты Федоровича за рост по тому ж служыти по вся дни во дворе. А которой нас, заимщиков, по сей кабале дву в лицех, на том деньги и за рост служба.

         А на то послуси: Мартьян Костянтинов сын. А кабалу писал Максимко Михайлов сын Романов лета 7119 году».

Пометы и записи. На л.1 об. запись о ставке (другим почерком): «119 сентября в 21 день перед воеводою перед князем Александром Ондреевичем Репниным, перед дияком перед Васильем Ивановым став заимщики Куземка Ларионов з женою своею с Оринкою сказали, что они у князя Никиты Болховсково деньги заняли и кабалу на себя такову ему волею дали, и в книгу писана». Далее другим почерком: «Диак Василей Иванов» (автограф). Ниже рукоприкладство: «Послух Мартиянко руку приложил». Внизу листа помета: «Пошлины взяты». В левом верхнем углу листа помета: «Запис[ать]. На л.1 об. поздние пометы: «№ 14. Кабальная запись 7119 г.», «1611 арх. № 1». На л.1 и л.1 об. фиолетовые мастичные оттиски печати НГУАК.

         Документ (и аналогичные ему), названный в публикации «Н.Новгород в XVII в.» «заемной кабалой», корректнее определить как «служилая кабала», в соответствии с определением, предлагаемым М.Ю.Зенченко: «Долговое обязательство, юридически оформляющее личную зависимость заимщика, обязанного служить у кредитора за проценты с занятых денег до выплаты долга; иногда просто фиксировала отношения зависимости, без получения займа или при фиктивном займе». В документе заметны признаки именно служилой кабалы: «А за рост нам, заимщиком, у князя Никиты служити по вся дни во дворе»; к тому же не исключено, что заем был фиктивный, так как заимщики готовы к продолжению службы: «А поляжет сребро по сроце, и нам, заимщиком, у государя своего у князя Никиты Федоровича за рост по тому ж служыти по вся дни во дворе». В этой связи примечательна сумма займа: четыре рубля, то есть по два рубля за человека.

№ 6.

         (Д.18, л.1) «Лета 7128 июня 1 день. По государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Руси наказу ис Помесного приказу за приписью дьяка Герасима Мартемьянова и по выписи с книг Иван Иванович Маленкин¹ да подьячей Иван Гаврилов отделили в поместье в Нижегородцком уезде в селе Давыдове да в деревне Шульгине Григорью Никитичю Орлову против взя//(Д.17, л.1-2)того его поместья, что у него взято и отдано боярину князю Ивану Ивановичю Шуйскому в селе Давыдове крестьянъских живущих и пустых дворов и мест пустых дворовых и бобылей: (в) Наумко Кондратьев, (в) Марко Федоров, (в) Ларька Назаров, (в) Федька Ондреев, (в) Ивашко Овдокимов, (д) пуст Филинской, (в) Ромашко Иванов, (д) пуст Ларинской Зиновьева, (в) Семейка Мокеев, (в) Ивашко Осипов, (д) пуст Сергейковской Яковлева, (д) пуст Савинской Кондратьева, (д) пуст Кондрашкинской приходца, (в) Стенька Павлов, (в) Савка Федоров, (м) дворовое пустое Васькинское Лукоянова, (м) дворовое пустое Флоровское Иванова, (м) дворовое пустое Коняхинское Ильина, (в) Тренка Минин, (в) бобыль Богдашко плотник,² (в) бобыль Тренка Юрьев. Пашни паханые в селе пятнатцать чети, // (Д.18, л.2) да пашни ж перелогу сто шестьдесят восмь четвертей в поле, а в дву по тому ж, земля добра. Да³ за Окою за рекою³ в деревне Шульгине: (в) Куземка Митрофанов, (в) Володька Петров, (в) Ивашко Иванов, (в) Фетька Назаров, (в) Ефтюнка Семенов. Пашни паханые в деревне две четверти с осминою, да пашни перелогу семь чети с осминою в поле, а в дву по тому ж; земля худа.

         И всего Григорью Орлову отделено в селе и в деревне шестънатцать дворов крестьянских, а людей в них шеснатцать⁴ человек; да пять дворов пустых, да три места дворовые пустые, да два бобыля; пашни паханые семнатцать четвертей с осминою, да пашни ж перелогу сто семьдесят пять четвертей с осминою в поле, а в дву по тому ж; – дача ево сполна сто девяносто три четверти. А сена к селу Давыдову и к пустоши Вертягине всем помещиком, опричь деревень, по врагом и меж пашен дватцать две десятины, да за Окою за рекою сена две тысячи сто копен вопче по дачам.

         К сей выписи Иван Иванович Маленкин печать свою приложил».

Пометы и записи. На л.3 вверху пометы XVIII в.: «№ 103. Запис[ано?] по Дмитрову»; другим почерком (XVIIIнач.XIX вв.?): «Тут подлинная выпись с оддельных книг Нижегороцкаго уезду Березопольского стану на село Давыдово и на деревню Шульгино Григорью Никитичу Орлову 128-го году июня в 1 день».

Список, современный оригиналу. На 2 л. Размер листов: 38,5х15,5 см (л.1); 31х15,5 см (л.2). Знаки бумаги: кувшин одноручный с литерами (л.1) – типа Гераклитов, № 438 (1422 г.).

         Судя по палеографическим признакам (знаки бумаги и тип письма), документ, названный «Список слово в слово», написан одновременно или вскоре после оригинала. Текст совпадает с сохранившейся частью оригинала, что позволяет восстановить часть текста, утраченную в оригинале. На листе, утраченном в оригинале (д.18, между л.1 и л.2), читался текст (в списке, д.17, на л.1-2).

№ 7.

         (л.1) «Список с выписки¹ из мордовских и из татарских земель.

         Выпись из писцовых книг писца Дмитрея Лодыгина да дьяка Дементья Обрасцова 120¹-го и 130-го годов. В Нижегородском уезде в Запьянском стану написано по государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Руси указу, а по челобитью Нижегородскаго уезду деревни Старого Андосова татар Учкая Учасова с товарыщи: дано им мордовские же деревни Старого Андосова, что на реке на Анде, земля и сенныя покосы из наддачи из денежного оброку, что наперед сего было в денежном же оброке в полуторех рублех. А по нынешнему письму в той деревне Старом Андосове (в) татарин Васька Табушев. Всего в деревне Старом Андосове шесть дворов татарских, что были мордовские дворы, да пять дворов пустых мордовских; а по роспросу и по скаске из тех дворов мордва розбежались безвестно от податей и от насильства курмышских помещиков; да двенатцеть мест дворовых старые пустыя. А по мере пашни паханыя и с перелогом и с лесною порослью против Васильевых книг Борисова триста чети в поле, а в дву по тому ж, земля добра, сена по речке по Анде да по речке по Мурлене да по Помре две тысечи копен; лес большой, черная рамень. А татаром Кучкаю Отяшеву с товарыщи и мордве, которая в ту деревню из бегу в старые свои дворы придут на прежния свои жеребьи и пашнею и сенными покосы и всякими угодьи владеть по старым межам и урочищам, как² было истари, и оброку им с тое³ земли и з сенных покосов за всякие государевы доходы и за посопной хлеб платить в государеву казну в Нижнем Новегороде и старым оброком по девяти рублев на год. Да с того оброку платить по государеву указу до тех мест, покамест тое их деревню мордва возьмут из живущаго выти».

Примечания: ¹ Так в документе. ² В оригинале ошибочно «ка». ³ Исправлено из «тех».

Комментарии: В 7129 (1620/21) г. писцы Дмитрий Васильевич Лодыгин, Василий Иванович Полтев и дьяк Дементий Образцов описывали Нижегородский посад и уезд (см.: Веселовский С.Б. Сошное письмо. Исследование по истории кадастра и посошного обложения Московского государства. Т.II. М., 1916. Приложение к гл.XII). В документе есть также ссылка на «книги» Василия Борисова, то есть на дозор посада и уезда (включая бортные и мордовские земли), которые проводили Василий Борисов и подьячий Третьяк Аврамов в 7096 (1587/88) г. (см. там же).