Наталья Савченко (9кл.) Мне письма рассказали (6.64 Kb)
Ухожу. Вернусь ли я – не знаю,
Встречу ль вновь когда-нибудь тебя.
Ухожу туда, где умирают,
Ненавидя и любя.
Ухожу. Будь верной в дни тревоги.
Ну, чего ж еще тебе скажу…
Нелегки солдатские дороги, –
Вот и все, родная. Ухожу.
Г. Суворов.
Страницы военных лет меня всегда волновали и волнуют, хотя «от нас военные годы все дальше, все глуше громы незабвенных битв. А дни бегут скорее и скорее, они спешат, они торопят нас». Мой дед не участник войны: родился в тридцать втором году и годами для фронта не вышел.
Но каждый год 9 Мая берет из альбома фотографию, кладет ее в грудной карман пиджака около сердца и отправляется к памятнику погибшим воинам в годы Великой Отечественной войны (он находится в центре села), где проходит митинг, приготовленный учителями и учениками нашей школы. На этой фотографии его отец, мой прадедушка, который погиб, а точнее пропал без вести под Ленинградом в 1943 году. Потом дед всем говорит, что на митинге были они вместе с отцом, который слушал выступление внучат о том, через что он прошел сам.
Я попросила дедушку рассказать о жизни нашей семьи в годы войны и, вообще, о жизни в то время.
«Мне было 9 лет, – начал свой рассказ дед, – когда началась война. Был я в это время с ребятами в школе на практике, и учительница сказала, что началась война. Но мы не осознали, что в этом слове заключается что-то страшное и не понимали, почему все плачут. До сих пор помню эти рыдания, и стон матерей, жен и детей. Но эта чаша горя пока проходила мимо нашей семьи: отца не брали, у него была бронь.
И вот весной 1942 года война пришла и в нашу семью. Отец и еще несколько односельчан уходили на фронт. Мы с мамой моей пошли его провожать до Выксы. Шли 15 км пешком, так как поезд еще не ходил. Всю дорогу женщины и взрослые провожающие плакали. Помню, как отец сказал матери: «Маша, береги наших детей (а нас было четверо: я – старший – десятилетний, а младшему было полтора года), Анатолия сильно не нагружай, ему и так туго придется». А дальше он сказал почти точно так, как написал Г. Суворов:
Ухожу. Вернусь ли я – не знаю,
Встречу ль вновь когда-нибудь тебя.
Ухожу туда, где умирают,
Ненавидя и любя.
Ухожу. Будь верной в дни тревоги.
Ну, чего ж еще тебе скажу…
Нелегки солдатские дороги, –
Вот и все, родная. Ухожу…
Он простился с нами, прыгнул на ходу в поезд, и я больше не видел».
Дед замолчал, лицо сделалось каким-то бледным, глаза наполнились слезами. Я подошла к нему, он прижал меня к себе, и мы несколько минут сидели на диване молча со своими мыслями. И мне стало тревожно, не скрою, и что-то кольнуло в груди. Через некоторое время дед успокоился. Я спросила: «Дедушка, а как же дальше вы жили?».
Он продолжил: «После этой минуты жизнь нашей семьи была сосредоточена на ожидании отца и писем от него. Сначала приходили часто эти письма-треугольники, написанные карандашом, а потом редко. Мать всегда нам их читала и плакала. В этих письмах было все: и боль, и надежда, и любовь, и переживания.
В последнем письме он писал: «Родная, как мне хочется видеть тебя и наших птенчиков. Но пока это только мечта. Поцелуй их за меня крепко-крепко… А у нас здесь горит земля и небо». (Я уже взрослый их читал и запоминал).
В село уже пришло несколько похоронок. И вот эта страшная весть вошла в наш дом. На листке бумаги было написано: «Мошков Василий Федорович пропал без вести в январе 1943 года под Ленинградом».
Что было тогда дома!? А до этого за неделю умер младший брат, он прожил всего 2,5 года. И вот мама в 29 лет – вдова с тремя малолетними детьми.
Над его гробиком мать сильно плакала и просила у отца прощения (хотя ее вины никакой не было), что не смогла уберечь один цветочек (он так в некоторых письмах нас называл): «…Единственная и верная моя Маша!… Береги наших детей, наших цветочков».
Потеряны навсегда два самых близких и дорогих человека. Как дальше жить одной, растить и воспитывать детей в это страшное и тяжелое время. О таких вдовах М Исаковский писал:
Одной тебе – волей-неволей, –
А надо повсюду поспеть:
Одна ты и дома, и в поле,
Одной тебе плакать и петь.
Ежедневный тяжкий труд в колхозе по 10 – 12 часов, заготовка вручную дров на зиму, обработка 50-ти соток земли, чтобы вырастить овощи и картофель и не умереть с голоду, а ночами вязала носки и варежки для отправки солдатам на фронт…Да разве же все перечтешь?!
«А помогли ей все пережить, выстоять и нас поставить на ноги надежда, что придет отец, так как он пропал без вести, и … письма отца: «Моя любимая, дорогая Маша! Ненаглядные деточки! Не было ни дня, ни часа, когда бы я о вас не думал. Очень желаю вернуться к вам и продолжить нашу семейную жизнь».
«Родной мой сыночек, Анатолий! Помогай маме, береги и заботься о своей сестре и братьях. Помни, сынок. Что ты самый старший мужчина в доме…»
Отношения между отцом и матерью для меня всегда были примером. Я благодарен им за это».
– Да, дедушка, ваша мама настоящая русская женщина, которую всегда отличали скромность, трудолюбие, самопожертвование во имя детей, и верность.
«А война прошла через судьбы многих людей, оставила свой след в каждом доме, в каждом сердце, в каждой душе. Но не разучила мечтать и любить, помнить и ждать, верить и надеяться. Вот и моя мама до конца своей жизни ждала своего мужа, верила и надеялась. Видимо, и от этих дум, и от переживаний, и от ожиданий своего единственного и никем не заменимого, в последние годы жизни потеряла рассудок и сожгла, или куда-то закопала все отцовские письма, фотографии».
Письма потеряны, но тепло, оставшееся от них, дед пронес через годы, чтобы передать его нам, своим внукам. И эта связь поколений наполняет теперь мою жизнь более глубоким смыслом.
материал размещен 3.03.06
(0.2 печатных листов в этом тексте)
Размещено: 01.01.2000
Автор: Савченко Н.
Размер: 6.64 Kb
© Савченко Н.
© Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
Копирование материала – только с разрешения редакции