Дементьева И.Г. Эстафета вдохновения

Ирина Дементьева

Памяти Владимира Васильевича Половинкина

(8.03.1926–1.06.2013)

Эстафета вдохновения

Что носят женщины в своих сумочках?

Кроме пудры-помады и документов там постоянно обнаруживается нечто, казалось бы, постороннее – фотографии, значки, неизвестные ключи. Почему? – А это самое надежное место для хранения памятных вещиц: на них наталкиваешься постоянно, и они постоянно о чем-то напоминают.

Или о ком-то…

В моей косметичке хранятся два полупрозрачных сереньких коктебельских камушка, похожих на агаты… Их подарил мне Владимир Васильевич Половинкин в память о писательском Доме творчества в Коктебеле. Как старший товарищ – младшему, как друг семьи – дочери друзей, и, наконец, как писатель – писателю.

Да, я вижу эти камушки каждый день. И каждый день вспоминаю – это Половинкин мне подарил. Конечно, за долгое время «дружбы домами» многое было друг другу дарено-передарено. Но эти камни – особенные, во-первых, потому что не маме, а – мне лично… Во-вторых, потому что – не книга, которую прочел и поставил на полку, не сувенир или платочек, про которые будешь вспоминать время от времени… И еще потому, что эти камушки – с самого поэтичного на свете побережья, освященного плодотворным пребыванием там многих и многих писателей, потому что они – эстафета вдохновения, тайное пожелание активного творчества, негласное признание мэтром моей принадлежности к одному с ним сообществу…

Впрочем, Владимир Васильевич и гласно не стеснялся признавать успехи товарищей по поэтическому цеху. И был при этом удивительно честен. Стоит вспомнить его статьи в прессе – как руководителю писательской организации ему частенько приходилось брать на себя и юбилейные поздравления, и освещение новых книг, и разборы «творческих полетов»… Так же тактично и деликатно он мог сделать и устное замечание или поправку. Долгие годы возглавляя литературное объединение «Феникс», он прочел и выслушал бесчисленное множество хороших и плохих стихов – и ученических, и зрелых, с проблесками таланта и откровенно графоманских – прочел, строго оценил и умудрился никого при этом не обидеть, потому что говорил честно и справедливо, открыто и аргументировано, как равный с равными.

Нет, я не ходила в литературные объединения. Со свойственным дипломированным филологам снобизмом я считала, что подобная «школа» мне не нужна. Но мне посчастливилось общаться с поэтом Владимиром Половинкиным в других обстоятельствах, и не было в наших отношениях такого штампа «ученик – учитель», хотя и много было чему у него поучиться, и надо бы мне поучиться… Тем ценнее его отзывы – сразу ясно было, что твои произведения прочитаны пристрастным, внимательным и взыскательным читателем, и если он высказал какие-то замечания, то только затем, чтобы ты мог сделать свои стихи лучше. И напрасно я сказала «читателем», нет – такой заинтересованный подход к чужому творчеству мог продемонстрировать только профессиональный Писатель – в самом широком смысле этого слова.

А кто такой профессиональный писатель? – Тот, которого учили литературному труду? Или тот, кто научился сам, и, преодолевая всяческие языковые трудности, беспощадно правит свои тексты, добиваясь совершенства?

Что первично в работе писателя? – Работа со словом или какая-то еще другая работа, которая приносит с собой впечатления, встречи, знание жизни, да и материальное обеспечение этой самой жизни?

Владимир Половинкин, как и многие наши писатели-«аксакалы», пришел в литературу из другой профессии. И хотя первые публикации у него состоялись еще в детстве, в газете «Клич пионера», он поступил учиться в Горьковский институт инженеров водного транспорта, работал в конструкторском бюро, окончил аспирантуру, преподавал, защитил кандидатскую…  «Никогда не думал, что можно заниматься только писанием стихов», – это цитата из его автобиографии.

Да, наверное, и все его поколение так не думало. Для этих людей первичен был жизненный и трудовой опыт, их творчество должно было питаться от жизненных «корней», стихи должны были из чего-то «вырасти». Вот и росли, рождались у поэта Половинкина не только нежные лирические стихи, но и сюжетные – о людях, о судьбах, стихи-баллады, стихи – драматические отрывки, стихи – документальные очерки, почти поэтическая публицистика… А там и проза не заставила себя ждать. Тема, которую считают главной в творчестве Владимира Половинкина, – тема трудовой Волги – требовала расширения поэтических рамок… Путевые очерки (а Половинкину довелось не только по российским рекам путешествовать, но как руководителю студенческой практики во многих странах Европы побывать) печатались в газетах, журналах. Его материалы затрагивали серьезную проблематику труда и быта речников. «Мне хотелось привлечь внимание к Волге, к ее трудностям. К настоящим трудностям, которые все настоятельнее и нетерпеливее требуют большой экономической перестройки на речном транспорте. Я много плаваю, и река все больше входит в меня…», – говорил писатель после выхода одной из прозаических книг. Несколько книг очерков оставил нам Владимир Половинкин, о многих людях и их судьбах рассказал, поднявшись в этой прозе до жизненных философских обобщений, которые были бы неподвластны его перу, не будь он Поэтом…

Многие наши литераторы старшего поколения не имели систематического филологического образования. Об этом сожалела моя мама (Лигия Лопухова). Считал, что этого ему не хватает, и Владимир Васильевич Половинкин – кандидат технических наук, доцент института инженеров водного транспорта, ученый-кораблестроитель, преподаватель с большим стажем – вся необходимая писателю в работе «филология» была почерпнута им из книг. Но образование не делает человека поэтом! Да и филологом (любителем словесности, если буквально) – тоже.

А Половинкин был истинным любителем словесности!

Я мало знаю людей, способных читать наизусть чужие стихи – классиков ли, современников ли… И однажды была свидетелем искрометного, живейшего диалога Владимира Половинкина с замечательной женщиной, журналистом и художником Альбиной Гладышевой. Это было в автобусе, во время долгого пути в Болдино, на поэтический праздник. Они перебрасывались стихами Ахматовой, Гумилева, Пушкина и еще кого-то, кого я (филолог!) к стыду своему не сразу узнавала, как теннисными мячами. Они разыграли перед нами целый поэтический спектакль, полный сдержанной страсти и нежности, со всем богатством интонаций и полутонов (насколько их можно было расслышать за шумом моторов). Какой там литературный праздник, самодеятельность, Лучинник… Артисты отдыхают! А Владимир Половинкин, поэт (не филолог!), закаленный многочасовыми лекциями перед студенческой аудиторией, а потому говоривший четко и внятно, читал нам стихи о чужой любви своим удивительно глубоким голосом. Причем, он никоим образом не стремился к первенству в этом своеобразном соревновании, порой тактично уступал «трибуну» своей собеседнице или подхватывал «упавшее знамя» и продолжал тему, если она вдруг останавливалась. Не помню, сколько это продолжалось, но все мы были заворожены происходившим. Неповторимые, удивительные моменты!

И вот уже нет с нами участников того незабываемого диалога (они ушли из жизни в одном, 2013-м году), но восхищение их знаниями, эрудицией и любовью к литературе – осталось. Как будто побывала на открытом уроке, где мне еще раз ненавязчиво дали понять непреходящую ценность того, что создано до нас. Как будто Половинкин откуда-то из своего далека деликатно напомнил: «Ира, обратите внимание вот на это…». Обращаю.

Со временем, конечно, забудутся особенности его устной речи, легкая картавинка, способность передать улыбку не только мимикой, но и голосом, порой неожиданная строгость и твердость этого голоса… Забудется звук, останется только то, что зафиксировано на бумаге. Но люди, знавшие Владимира Половинкина, нет-нет, да и вспомнят его интонации, читая написанное им: он был точен в словах и умел передать речь на письме. И люди будут помнить впечатление от его речи.

А владеть аудиторией Владимир Половинкин умел. В этом я убедилась во время наших «творческих десантов» по воинским гарнизонам области (я работала в Нижегородском фонде культуры, одной из наших просветительских программ была «Армия и культура»). Перестроечное время потребовало от наших деятелей культуры бескорыстного служения. И к их чести следует сказать, что они и сами не требовали гонораров и несли, так сказать, «культуру в массы» бесплатно.

«Десанты» придумали председатель фонда культуры Юрий Адрианов и директор фонда, старый армейский культпросветчик, ветеран войны Анатолий Терехов. Они с Половинкиным подружились, и тот даже посвятил Терехову стихи. Мы возили к военнослужащим писателей и поэтов, ансамбль девчонок-барабанщиц, хоровую капеллу мальчиков, народных артистов Александра Правилова и Владимира Степанова, художников с их выставками, лекторов-историков из архива и музеев… Мы были нужны, нас ждали. Выезжал с нами и Владимир Половинкин.

Он умел «держать зал». И когда он обращался к зрителям со сцены, его одинаково внимательно слушали и мальчики-новобранцы, и воины-ветераны, вернувшиеся из «горячих точек». Половинкин читал стихи о военном детстве, о погибшем отце, о той ответственности, которую ощущает он, сын защитника Отечества, за то, что не все благополучно в этом Отечестве: «И горько, стыдно мне, что не могу поведать правду нынешнюю павшим. Горит огонь на волжском берегу, горит – как знак беды народной нашей». Это тревожное чувство передавалось и выступавшим, и зрителям. И каждый знал: человек, стихи которого «Товарищи, помните жизнь отстоявших…» высечены на стеле у Вечного огня (а теперь эти его слова увековечены в камне и в других городах России, не только в Нижнем), имеет право так говорить.

И каждый участник «десанта» понимал, что живое слово писателя и живая музыка необходимы людям почти «по жизненным показаниям», как переливание крови при ранении.

Трудное было десятилетие – последнее десятилетие двадцатого века… Владимир Половинкин возглавлял тогда писательскую организацию. Оголтелый рынок развивался бурно, передел собственности охватывал все сферы жизни, нищета прогрессировала. Удержать организацию на плаву, дать писателям уверенность в том, что их труд востребован («вы пишите, вы пишите – вам зачтется», как пел Окуджава), постоянно напоминать народу, что писатели еще есть, и они в большинстве своем выражают его, народа, мысли и чувства, что они пишут и готовы поделиться своим творчеством с читателями… А еще выезжать на встречи, ходить в высокие кабинеты, говорить, доказывать, выступать в печати…  Все это небывалое многообразие дел пришлось взвалить на свои плечи сильному и уверенному человеку.

Вряд ли тогда с этим справился бы кто-нибудь другой. Масштаб личности Половинкина позволил ему сделать это. И, конечно, – чувство ответственности, без которого не может состояться ни один настоящий писатель.

Владимир Жильцов в предисловии к одной из книг Владимира Васильевича написал: «Отличительная черта поэта и человека Половинкина – честность и порядочность. Это сказывается во всем».

Писатель Владимир Половинкин оставил нам книги и песни. Любовь к литературе, к родному городу, к Волге. И еще – память.

Он родился 8 марта, и много лет, пока жива была моя мама, у них с Половинкиным существовало негласное соревнование – кто первый позвонит другому в этот день: то ли Лигия Петровна поздравит Владимира Васильевича с днем рождения, то ли он поздравит ее с женским днем. Я приняла у мамы эту эстафету, и с радостью хваталась за телефонную трубку – старалась пораньше…

Теперь у меня остались только его книги и коктебельские камушки.

Последняя наша встреча – почти мимолетная – состоялась на традиционных Горьковских днях в литературном музее. Мы сидели на разных рядах, слушали выступавших… Покидая почтенное собрание чуть раньше и проходя мимо меня, Владимир Васильевич дружески сжал мое плечо. Мы улыбнулись друг другу и попрощались.

На выставке в фойе Дома ученых 20.05.14 (фото В.Г.Грошева)

• Размещено: 04.03.2015