Дугин Александр. 418 масок субъекта (эссе о Сергее Курехине)

“72. У нас больше нет места в этом мире, где сердца людей ожесточились подобно железу или подобно цементу мертвого храма.

72″. Чем более жестокими и дикими они будут, тем больнее будут им пытки и тем совершенней перемелет их смерть.” Луи Каттье “Вновь обретенная Весть”, книга XXII

1. Два постмодернизма

Постмодернизм не есть нечто фиксированное и строгое, раз и навсегда данное и описанное. Речь идет лишь о прогрессивном осознании исчерпанности ценностных систем и художественных методов, свойственных эпохе “модерна”. Постмодернизм единодушен в отрицании модернизма, в попытке его преодоления, но там, где речь заходит о новом, альтернативном утверждении, это единодушие мгновенно пропадает. Одни постмодернисты целиком наследуют сам дух “нового времени”, видя в постмодерне только новый (хотя и особенный) этап непрерывного культурного развития. Но есть и иные носители того же постмодернистского импульса, понимающие, однако, постмодернизм как конец целого периода в цивилизации, связанного с “новым временем”, как внезапно открывшуюся возможность обратиться (пусть в новой форме) к тем реальностям, на отрицании которых базируется эта цивилизация. Постмодерн — в своем сарказме и осмеянии серьезности авангардистской рефлексии — делает возможным духовную реабилитацию “премодерна”, т.е. мира традиции, со свойственными ему культурой, аксиологией, этикой и т.д. Иными словами, можно определить этот второй вариант постмодернизма как разновидность Консервативной Революции…

Сергей Курехин, безусловно, принадлежал к этому консервативно революционному направлению.

2. Поп-механический “тоталитаризм”

Курехин собирает в своей “Поп-механике” практически все виды искусств — балет, музыку, мелодекламацию, цирк, театральные постановки или кукольный театр, эротический перформанс, живопись, декоративное искусство, кино и т. д. Причем, такое слияние разрозненных элементов проходит сквозь все его творчество — с навязчивостью, подчеркивающей неслучайность, глубинную обоснованность метода для самого художника. Кажется, что мы сталкиваемся с настоящим хаосом, с тотальным синкретическим смешением всех стилей и жанров в странном полусмешном-полусумасшедшем представлении (в котором непонятно, когда весело хлопать, а когда мрачнеть). На первый взгляд, такое смешение — чистый авангардизм, т.е. шаг вперед по отношению к распределению жанров даже в модернистском контексте, где самые радикальные попытки выйти за пределы стиля все же подчиняются внутренней логике, присущей данной сфере искусств. У Курехина же — особенно в его масштабных, тотальных, массовых “Поп-механиках” — просматривается (впечатляюще) стремление сочетать именно все, все вместе взятое. По мере развития “Поп-механики” неумолимо расширялось не просто количество элементов, используемых в шоу, но и количество жанров, дисциплин… Самые последние этапы творчества Курехина (многих поставившие в тупик) характеризуются тем, что в этот контекст постепенно включается политика (естественно, экстремистская), ритуал, научные опыты. Единицы представления расширяются от личностей до коллективов, от объектов до видов, от стилей до жанров, от персоналий до дисциплин.

В этом стремлении к тотализации творчества — объяснение последних увлечений Сергея. Те, кто не поняли смысла этой ориентации, видимо, никогда всерьез не задумывались над сущностью того, что он делал и раньше. В противном случае, обращение к политике, геополитике, эзотеризму не воспринималось бы как нечто странное, “скандальное”. Экспансия за пределы жанровой ограниченности, некоторый постмодернистский “империализм” в искусстве логично перетекли в область политического, где оперируют с особенно большими величинами — историей, социальными учениями, массами. Естественно, что “империалиста” в творчестве более всего привлекает евразийский масштаб в политике, а стремление к пределам в искусстве естественно трансформируется в увлечение политическим радикализмом…

3. Скоморохи — жрецы премодерна

Если в отношении “модерна” смешение всех видов искусства (шире, культуры) в нечто единое является, действительно, новым и беспрецедентным, то в более широком историческом контексте все выглядит иначе. Дело в том, что ортодоксальные виды современного искусства — как то: музыка, балет, живопись, театр, литература и т.д. — сложились как незыблемые самостоятельные жанры довольно поздно — начиная с Возрождения, а кристаллизовались и совсем уж недавно — с началом Нового времени. Оказывается “модерн” или современное искусство получили жанровую спецификацию (от которой они жаждут освободиться в постмодернизме) строго в момент перехода от общества традиционного к обществу профаническому.

А что же было до этого?

Здесь мы сталкиваемся с некоторым интересным обстоятельством. Все современное искусство в христианской (и постхристианской) цивилизации развилось из некоего общего комплекса, в котором сосредоточилось наследие дохристианского (“языческого”) религиозного и эзотерического культа. В Европе это была культура труверов или миннезингеров, в России (с еще большей наглядностью) эту же функцию выполняли $скоморохи#.

Христианство, и особенно строго Православие, осуждает всякое внерелигиозное искусство (особенно это касается музыки, плясок, светских песен, театральных представлений и т.д.), справедливо считая все это продолжением дохристианской сакральности. Позднее ставшие светскими развлечениями, игра на музыкальных инструментах, пляски, поэзия, театральные представления и т.д. изначально были инструментами магических и теургических ритуалов. Их исполняли специальные категории жрецов или пророков (вспомним кельтских “бардов” и “ваттов”, бывших членами жреческой иерархии друидов). До сего времени некоторые примитивные народы, у которых распространен шаманизм, сохраняют такое же отношение к искусству. Пение, пляски, представления, рецитация мифов и т.д. — дело исключительно шамана, который и является центральной и основной фигурой в сфере того, что в профанической цивилизации стало называться “искусством”. Даже в Ветхом Завете упоминается о подобной практике: например, пророк Елисей (ученик Илии) начинает пророчествовать, когда слышит игру на гуслях специально приглашенного музыканта. Но в самом изначальном обществе пророк и музыкант были не двумя различными персонажами, а одним и тем же лицом. Так, в ессейских кругах понятия “пророческая школа” и “музыкальная школа” были синонимами!

Христианство вытеснило эти дохристианские теургические культы из социальной реальности, но они не исчезли полностью и стали достоянием особых групп, довольно маргинальных, но сохраняющих вопреки всему основы древнейшего знания, принципы культовых практик. На Руси главным братством такого рода после окончательного искоренения волхвов и их традиций, стали “скоморохи”, “веселые люди”.

Скоморохи в своих представлениях фактически воплощали в себе в синтетическом состоянии все то, что позднее получит название искусства в модернистском смысле. Они играли на музыкальных инструментах, плясали, показывали театрализованные представления, рассказывали предания в стихотворной форме, водили с собой дрессированных зверей и т.д. Но все эти элементы их деятельности были объединены общим сакральным знанием космологического порядка — их шутки (даже самые грубые) были формой изложения символической доктрины, пляски представляли собой теургические магические жесты, в своих песнях они передавали инициатические секреты, вытесненные христианской догматикой. При этом и сами они и их зрители впадали в состояние транса, т.е. особого духовного настроя (прелести), в котором ясно ощущается присутствие потустороннего мира. Не удивительно, что при это важную роль играло употребление алкоголя или иных психотропных веществ (возможно грибов).

Именно скоморохи (и их традиция) являются для России начальным автохтонным синтезом того, что позднее станет искусством и его жанрами. Пляска перейдет в балет, пение — в оперу, игра на музыкальных инструментах — в симфоническую музыку, пересказ мифов — в литературу, дрессировка зверей и шутовство — в цирк и т.д. Важно заметить, что в отдельную область — оккультные науки — выделилась и сакральная сторона учения скоморохов.

Единственно, что секуляризация русского общества шла под прямым воздействием Запада, поэтому на становление светской культуры больше повлияли продукты разложения западных эзотерических организаций (которые, тем не менее, были прямыми аналогами русского скоморошества). Это привело к некоторому культурному дуализму, сохраняющемуся и до сих пор: высшие классы русского общества считают “культурой” результаты расщепления единого комплекса европейских “труверов” или “жонглеров”, тогда как народные массы во многом наследуют автохтонное “скоморошеское” понимание “развлечения” или “веселья” (с этим, в частности, связано культовое значение “пьянки”, но это особая тема).

4. Зловещий смех

То, что всегда делал Сергей Курехин — не просто творческий поиск, это упорное и последовательное воссоздание того органического единства, которое предшествовало и классике, и модерну, и гипермодерну (рок-музыке, авангардизму и т.д.). Поражает, с каким постоянством он воспроизводил все основополагающие черты традиционного, “докультурного”, “архаического” жречества. Будучи по образованию классическим музыкантом, пианистом и композитором (одним из лучших российских джазистов), он с самого начала тяготел к введению в свои концерты животных, зверей. Не одноразовый эпатаж — а настойчивая уверенность в осмысленности представления животного на сцене как в самозначимом глубоко символическом акте. Звери в традиции — календарные и космологические символы. Каждый вид — буква в священной книге, внятной жрецам. Кролики, львы, коровы, курицы Курехина (как медведи, собаки и козы русских скоморохов) суть тотемические и астрономические знаки. Подобно римским авгурам (предсказателям по птичьему полету) Курехин особенно интересуется орнитологическим символизмом — воробьям, к примеру, он посвящает свою гениальную “Воробьиную Ораторию” (одно время он был воодушевлен проектом постановки монументального памятника воробьям).

В “Поп-механике” постоянно возникала тема театра, постановки. Иногда концерт фактически полностью превращался в спектакль. Внешняя абсурдность сюжета (как и у скоморохов) скрывает символические ряды. Так же объясняются и внешне странные (почти комические) телепередачи (знаменитые “Грибы”) — под видимой нелепостью скрыты эзотерические доктрины. После публикации на русском текстов Теренса Маккены (“Пища богов”) о влиянии на психику психоделических грибов и об их связи с сакральными культами у древних народов идея о том, что “Ленин был грибом”, должна восприниматься далеко не так бредово. Магическая подоплека большевизма становится все более очевидной; Курехин лишь опережает строгие научные исследования, облекая серьезнейшие доктрины в гротескные формы, вызывающие смех.

Кстати, о смехе. Сам феномен смеха не так очевиден и прост, как кажется. Традиция считает, что это привычное в человеческом обществе действие на самом деле есть форма контакта с потусторонним, и поэтому в некоторых магических практиках с помощью смеха вызывают духов (сопоставьте с этим запрет на смех и улыбку во многих аскетических практиках, а также ритуальный характер смеха в средневековом обществе; например, алхимический и оккультный, оперативно-магический “мессидж” у Рабле).

Смех, который вызывал Курехин, странен и неоднозначен. Тот, кому казалось, что он понимает смысл его улыбки, заблуждался еще больше, чем тот, кто откровенно недоумевал. В этом смехе есть что-то изначальное, крайне невеселое. В принципе, и сами скоморохи часто предстают в истории как двусмысленные персонажи. Воплощая в себе архетип “пришельца”, “иного”, “чужого”, скоморохи вызывали одновременно и интерес и отторжение (даже ужас). Они были как бы посланцами “с той стороны”.

Есть мнение, что с годами “Поп-механика” становилась все мрачнее, от “лучезарного юмора” переходя к “зловещему мракобесию”. На самом деле, лишь прояснялся изначальный проект Курехина. Становясь более понятным от полноты реализации, он начинал пугать.

5. Растворение личности

В “Поп-механике” участвовало множество знаменитых личностей — музыкантов, певцов, актеров, художников, поэтов, общественных деятелей. Но все становились своего рода манекенами в странном действе Сергея Курехина, в сознании которого они приобретали особое культовое функциональное значение, совершенно отдельное от того статуса, который был присущ им сам по себе. Сквозь всех начинала просвечивать какая-то особая реальность, особое неопределенное существо… Причем это не личность самого режиссера, организатора и манипулятора странного хаоса, но нечто иное, “магическое присутствие”, размытые, но довольно зловещие черты “кого-то еще”. Улыбаясь, сам Курехин говорил о предчувствии рождения в космической среде “нового существа”, которое должно вот-вот обрести физиологическую оболочку. И снова в этом слышатся нотки архаической теургии, волевой манифестации в привычном контексте грозной потусторонней реальности…

Слово “скоморох” произошло от слова “маска”. В последней “Поп-механике” (октябрь 1995) все участники были в масках. У Курехина все становится масками, странным карнавалом, зловещим водоворотом, в котором растворяется личность, привычная реальность, где все ожидания неизменно обманываются. Персона исчезает…

Но вспомним этимологию слова “персона” — так назывались именно “маски” в греческих трагедиях. Генон подчеркивает инициатический смысл античного театра. — Смена масок одними и теми же актерами иллюстрирует инициатическую идею того, что индивидуум не есть вещь в себе, законченная и абсолютная реальность. Это — лишь игра высших духовных сил, временное образование, сотканное из грубых элементов, готовое в любой момент раствориться. А за всем этим — холодно и неизменно — стоит неподвижное небесное Присутствие, вечное “Я”. Вовлекаясь в водоворот абсурдных и не имеющих самостоятельного значений ситуаций, в некоторую космическую “Поп-механику”, вечное “Я” забывает о своей природе, начинает отождествляться с маской. Сакральный театр призван напомнить о том, что это заблуждение, что важно лишь грозное Присутствие, а люди — только тени потусторонних объектов. Поп-механика — как и раек скоморохов — модель мира, “римейк” архаического святилища.

6. 418

Жизненный проект Сергея Курехина амбициозен в высшей степени. Поп-механика должна стать до конца тотальной. По ту сторону модерна все яснее вырисовываются черты новой реальности. Искусство, каким оно было в эпоху “модерна”, исчерпано. Вместе с ним исчерпана культура модерна, философия модерна, политика модерна… Человек модерна подошел к роковой (для себя) черте. Апокалиптические мотивы нынешней цивилизации стали почти “рекламной” очевидностью.

А за гранью мрака пробиваются невидимые пока лучи. Новый эон, новый мир, новый человек.

Люди с психологией “soft” видят грядущее в тонах инфантильного оптимизма — нью-эйдж, экология, дзэн-буддизм, пережитки “хиппи”. Курехину гораздо ближе апокалиптические краски Алистера Кроули. Новый эон будет жестоким и парадоксальным. Век коронованного младенца, обретения рун, космического буйства Сверхчеловека. “Рабы будут служить и страдать”.

Восстановление архаической сакральности, новейшее и древнейшее одновременно синтетическое сверхискусство — важный момент эсхатологической драмы, “бури равноденствий”.

Кроули утверждал в своей “Книге Законов”, что только тот, кто знает смысл числа 418, сможет перейти в новый эон, в котором наступит эра подлинного постмодернизма — без стонов и компромиссов.

Последняя “Поп-механика” проходила под знаком 418. Фактически, это была кроулианская постановка, иллюстрирующая конец эона Озириса.

Что-то подсказывает, что скоро мы увидим вокруг нас странные знаки.

Использованы материалы: http://www.avtosabakan.ru/Art/Russian/MIF/kurehin.htm

размещено 5.09.2008

• Размещено: 01.01.2000
• Автор: Дугин А.
• Размер: 17.19 Kb
• © Дугин А.