Кейн Джеймс. Двойная страховка

Глава 1

Я выехал в Глендейл оформить заем для трех новых водителей грузовиков в пивоваренной компании и по дороге вспомнил об одном клиенте из Голливуда, у которого истекал срок страховки. Решил заодно завернуть и к нему. Вот так, случайно, я и попал в этот «Дом смерти», о котором вы читали в газетах. Но когда я увидел его впервые, он вовсе не походил на «Дом смерти». Обыкновенный дом в испанском стиле, точь-в-точь как у всех у них в Калифорнии, с белыми стенами, красной черепичной крышей и пристроенным сбоку патио. Правда, стоял он как-то по-дурацки. Под домом гараж, над ним — первый этаж, а все остальные лезли вверх по склону холма, и как вам туда попасть — никому дела не было. К входной двери вели крутые каменные ступени. Делать нечего — пришлось припарковаться и подняться. Выглянула служанка.

— Мистер Недлингер дома?

— Не знаю, сэр. Кто его спрашивает?

— Мистер Хафф.

— А по какому делу?

— Личному.

Главная тонкость в нашем деле — ни словом, ни намеком не обмолвиться об истинной причине визита, пока не впустят в дом.

— Извините, сэр, но мне не разрешено никого впускать, пока не скажут, по какому делу.

Вторая тонкость. Начни я вдаваться в объяснения, по какому именно «личному» делу явился, только напустил бы туману, а это плохо. Скажи я честно, чего мне надо на самом деле, оказался бы в ситуации, в которую так часто попадают и которой так опасаются страховые агенты: служанка ушла бы, а затем вернулась и сказала «нет дома». Если бы я сказал, что подожду, то поставил бы себя в унизительное положение, а это еще никогда не помогало заключить сделку. Итак, чтобы всего этого избежать, надо попасть внутрь. Раз уж ты там оказался, они тебя выслушают, никуда не денутся. Поэтому любого страхового агента можно оценить по тому, как скоро он окажется в гостиной, на широком семейном диване, с одной стороны шляпа, с другой — все его охмурительные бумажки.

— Ясно. Я говорил мистеру Недлингеру, что, возможно, заскочу~ Ну ничего. В следующий раз заеду.

Чистая правда, кстати. Когда речь идет о страховке на автомобиль, мы всегда предварительно напоминаем клиенту, что срок подходит к концу, но этого я не видел вот уже год. Говорил я со служанкой тоном старого друга хозяина, не слишком довольного таким приемом. И это сработало. На ее лице появилось встревоженное выражение.

— Да нет, что вы~ входите, пожалуйста~

Если б я употребил все свои уловки, чтобы оказаться как можно дальше от этого дома, тогда, вероятно, жизнь моя сложилась бы совсем иначе.

* * *

Я бросил шляпу на диван. Довольно выпендрежная была у них гостиная, особенно эти кроваво-красные шторы. Впрочем, она мало отличалась от других гостиных в Калифорнии, разве что мебель была чуть подороже. С другой стороны, и мебель тоже не была какой-то особенной. Во всяком случае, ничего такого, что нельзя доставить из любого универмага утром, а днем оформить на все это барахло кредит. Испанская мебель из той породы, которая выглядит красиво, а сидеть жестко. Ковер размером двенадцать на пятнадцать мог бы сойти и за мексиканский, если бы не сделали его в Окленде, штат Калифорния. Правда, там были кроваво-красные шторы~ Но какое это имеет значение. Во всех «испанских» домах имеются красные бархатные шторы, висящие на железных штангах, иногда даже с красными бархатными тряпицами под гобелен. Все из одной помойки — гобелен с гербовым щитом над камином, гобелен с замком над диваном. С двух других сторон — окна и выход в холл.

— Да?

Там стояла женщина. Никогда ее прежде не видел. Года тридцать два, нежное лицо, бледно-голубые глаза, светло-пепельные волосы. Маленького роста, в голубой домашней пижаме. Вид у нее был усталый.

— Я хотел бы видеть мистера Недлингера.

— Мистера Недлингера сейчас нет. Я миссис Недлингер. Может, смогу вам помочь?

Делать было нечего. Пришлось расколоться:

— Нет, думаю, нет, миссис Недлингер. Я Хафф, Уолтер Хафф, из Генеральной страховой компании. Срок страховки на автомобиль истекает у мистера Недлингера через неделю или две. Я обещал ему напомнить, вот и подумал, дай заскочу. И разумеется, не хотел беспокоить вас и~

— Страховка?

— Да. Глупо, конечно, приходить днем, просто я оказался поблизости, ну и подумал — чем черт не шутит, может, застану. Как вы полагаете, когда лучше застать мистера Недлингера? Может, сегодня после обеда? Если он сможет уделить мне несколько минут, тогда бы я заехал вечером.

— А что это за страховка такая? Я как-то не проследила, хотя мне следовало бы знать~

— Мы все, как правило, не следим, пока вдруг чего-нибудь не случится. Самое заурядное столкновение, угон, поломка, загорание~

— О, да, да, понимаю~

— Дело вполне рутинное, просто следует страховку вовремя продлить, и защита интересов вашего мужа гарантирована.

— Меня это, конечно, не касается, но я знаю, что он подумывает о клубе автомобилистов. Там своя страховка, вот в чем дело.

— Он уже член клуба?

— Пока нет. Он давно хотел вступить, просто руки не доходили. Представитель клуба заходил к нам и тоже говорил что-то о страховке.

— В этом смысле нет ничего лучше клуба. Они точны, обязательны, всегда готовы пойти навстречу и бесконечно любезны. Слова дурного против них не могу сказать.

Этому тоже следует научиться. Никогда не оплевывать другую, пусть даже конкурирующую, компанию.

— И потом там дешевле.

— Да, для членов клуба.

— Мне кажется, только члены имеют право застраховаться.

— А насчет этого я вам вот что скажу. Если человек собирается вступить в клуб автомобилистов, ну, скажем, чтоб его обслуживали вовремя, помогали в трудный момент, позаботились о билетах и все такое прочее, тогда, если он приобретает еще и страховой полис, оно, конечно, выходит дешевле. Тут спору нет. Но если он собирается вступить в клуб только ради страховки~ Если посчитать все членские взносы, которые придется выплатить, чтоб получить страховую премию, то выходит куда дороже. Прикиньте все, и поймете — я могу помочь мистеру Недлингеру сэкономить малость деньжат.

А она все говорила и говорила, и мне ничего не оставалось делать, как поддерживать беседу. Впрочем, когда работаешь страховым агентом, приходится так часто вступать в разговоры с людьми, что уже перестаешь слушать, о чем они там говорят, только чувствуешь, клюнуло или нет. Вскоре я понял: этой женщине абсолютно безразличен клуб автомобилистов. Мужу, может, и нет, а ей точно наплевать. За этим крылось нечто другое, а все остальное — так, пустая болтовня. Возможно, она хотела провернуть сделку таким образом, чтобы выгадать что-то для себя, какие-нибудь несколько десятков долларов втайне от мужа. Такое бывает сейчас сплошь и рядом. И я раздумывал, что в этом случае сказать ей. Агент с приличной репутацией не влезает в подобные дрязги, но она все говорила и расхаживала по комнате. И тут я заметил то, чего прежде не замечал. Под голубой пижамой скрывались формы, которые могли свести с ума любого нормального мужчину. Поэтому далеко не уверен, что мне удалось достаточно убедительно произнести краткую и пылкую речь о высокой этике страхового дела.

Вдруг она взглянула на меня, и я почувствовал, как по спине у меня до самых корней волос пробежали мурашки.

— Вы занимаетесь страхованием от несчастных случаев?

Возможно, вы, в отличие от меня, не усмотрели бы в этом вопросе ничего особенного. Ну прежде всего, страховка от несчастных случаев продается, но не покупается. Вы можете приобрести любой страховой полис на разные случаи жизни: от пожара, от ограбления, даже от смерти, и никогда — от несчастного случая, который может произойти с человеком. Несчастный случай или нет — решает сама страховая компания, но полицейское расследование не ведется. Поэтому такой вопрос звучит несколько странно, я бы даже сказал — смешно. Во-вторых, когда затевается какое-нибудь грязное, темное дельце, первое, о чем они думают, — это свалить все на несчастный случай. Тут доллар лепится к доллару — за несчастный случай выплачивают самую приличную сумму, и еще это единственный вид страховки, которую вы можете оформить, оставив застрахованное лицо в полном неведении. Все сейчас жаждут лишь одного — денег. Знали б вы, сколько нынче развелось людей, которым куда милее и дороже свои близкие, так сказать, в мертвом, а не живом виде, о чем те бедняги и не ведают.

— Мы занимаемся различного рода страхованием.

Она снова переключилась на клуб автомобилистов, а я все старался отвести от нее глаза, но не получалось. Наконец она села.

— Так вы хотели, чтобы я переговорила с ним об этом, мистер Хафф?

Почему именно она должна говорить с ним о страховке, вместо того чтобы предоставить это мне?

— О, это было бы чудесно, миссис Недлингер.

— Просто для экономии времени~

— Да, время — это очень важно. Ему следует заняться этим безотлагательно.

Тут она предприняла еще один маневр:

— Я переговорю с мужем, а потом можете сами с ним повидаться. Допустим, завтра, скажем, в семь тридцать. К тому времени мы уже отобедаем.

— Завтра вечером как раз очень удобно.

— Я вас жду.

Я влез в машину, кляня себя на чем свет стоит. Превратился в дурака и размазню только потому, что какая-то бабенка как-то там особенно на меня посмотрела! Вернувшись в контору, я узнал, что меня разыскивает Кейес. Кейес возглавлял отдел исков и был самым тяжелым и утомительным человеком из всех, с кем мне доводилось иметь дело. Невозможно, например, просто сказать, что сегодня четверг, чтобы он при этом не взглянул на календарь, затем не проверил бы, какого он года, этого или прошлого, а потом не прочитал бы, в какой типографии он отпечатан, а потом не проверил бы, совпадает ли календарь с Мировым календарем. От такого количества лишней работы он бы должен быть худым как жердь. Однако напротив. С каждым годом он становился все толще, сварливее, вечно враждовал с другими отделами компании и только и знал, что сидел с расстегнутым воротничком рубашки и потел, и скандалил, и спорил, пока голова у тебя не начинала кружиться просто оттого, что ты находишься с ним в одной комнате. Но что касается фальшивых чеков, тут ему палец в рот не клади.

Когда я вошел, он вскочил и начал метать громы и молнии. Речь шла о полисе, который полгода назад я выписал водителю грузовика, а теперь этот парень спалил свою машину и пытался получить бабки. Но я Кейеса быстренько отшил:

— Чего теперь ныть-то? Я прекрасно все помню. И точно помню, как пристегнул к прошению памятку, где указал, что дело этого типа следует тщательно расследовать, прежде чем мы пойдем на риск. Мне сразу не понравилась его физиономия, и я не~

— Уолтер, я вовсе не ною. Я помню, что ты сказал, что дело надо расследовать. Вот она, твоя записка, у меня на столе. Просто я хотел сказать: если б другие наши отделы проявляли хоть половину твоего здравого смысла:

— О-о~

Вот он, Кейес, весь в этом. Даже когда собирается сказать что-нибудь приятное, все равно сперва настроение испортит.

— И вот еще, Уолтер. Они дали ход его полису, совершенно проигнорировав твое предупреждение, хотя оно, может, до сих пор лежит у них под носом. Они оплатили бы этот иск, когда грузовик позавчера сгорел, если бы я не послал туда сегодня утром кран, который грузовик и вытащил. И что ты думаешь обнаружили под мотором? Целую кучу стружки. Этот тип сам устроил пожар.

— Удалось его прижать к стенке?

— О да, он сознался. Завтра утром предстанет перед судом, и делу конец. Но я не к тому все говорю. Я просто удивляюсь, почему ты с первого взгляда на этого человека заподозрил неладное, а они~ Да ладно, от слов теперь толку нет. Хотел тебя предупредить, что послал докладную записку Нортону. Считаю, делом должен заняться президент компании. Хотя, положа руку на сердце, сомневаюсь, имеет ли президент компании хоть чуточку больше~

Он замолк, и я не стал его подначивать. Кейес был одним из старожилов. Он работал здесь со времен Старины Нортона, основателя компании, и был не очень высокого мнения о молодом Нортоне, унаследовавшем дело отца. Послушать его, так молодой Нортон все делал наперекосяк. И все сотрудники страшно боялись, как бы Кейес не столкнул их с шефом. Но что тут попишешь. Раз суждено иметь дело с молодым Нортоном, так и будем иметь с ним дело. И нет смысла позволять Кейесу втягивать нас в дрязги. Я никак не отреагировал на его выпад. Сделал вид, что не понимаю, о чем идет речь.

Когда я попал наконец в свой офис, Нетти, моя секретарша, уже собиралась уходить.

— Доброй ночи, мистер Хафф.

— Доброй ночи, Нетти.

— Ах да, чуть не забыла. Я оставила вам на столе записку. Насчет какой-то миссис Недлингер. Она звонила минут десять назад и просила передать, что ей удобно, если вы завтра придете. Сказала, позвонит и скажет, когда приходить.

— Ясно. Спасибо.

Она ушла, а я все стоял и смотрел на записку. Интересно, подумал я, какого рода предупреждение следует прикрепить к этому прошению. Если вообще следует.

Глава 2

Три дня спустя она позвонила и попросила передать, чтобы я заехал в три тридцать. Она сама открыла мне дверь. И никакой голубой пижамки. На этот раз на ней было нечто вроде белой матроски — длинная блуза, обтягивающая бедра, белые туфельки и белые чулки. Похоже, не один я оценил всю прелесть этих форм. Она и сама знала, причем знала прекрасно. Мы прошли в гостиную, на столе стоял поднос.

— Белли сегодня выходная. Я сама приготовила чай. Хотите чаю?

— Благодарю вас, нет, миссис Недлингер. Я только на минутку. На тот случай, если мистер Недлингер решил продлить страховку. Я подумал, он наконец решился, раз вы меня пригласили.

Внезапно я осознал, что ничуть не удивлен отсутствием Белли и тем, что она сама готовила чай. И твердо вознамерился уйти отсюда немедленно, и не важно — с продленным полисом или без него.

— Ну выпейте хоть чашечку! Я люблю чай. Приятное занятие — чаепитие, помогает немного расслабиться в середине дня.

— Вы, должно быть, англичанка?

— Нет, из Калифорнии. Родилась тут.

— Здесь не так много калифорнийцев.

— По большей части калифорнийцы — выходцы из Айовы.

— Я и сам оттуда.

— Надо же!

Белый костюм сыграл свою роль. Я сел.

— Лимон?

— Нет, спасибо.

— Два?

— Нет, вообще без сахара.

— Значит, не сладкоежка?

Она улыбнулась, и я увидел ее зубы. Крупные, белые, немного выступающие вперед.

— Я часто веду дела с китайцами. Они отучили меня от чаепития по-американски.

— Мне нравятся китайцы! Продукты для чоу мянь я всегда покупаю в маленькой лавочке у парка. У мистера Линга. Знаете?

— Знаю. Вот уже много лет.

— Ах вот как!

Она приподняла брови, и я заметил, что выглядит она вовсе не такой утомленной и увядшей, как в первый раз. А на лбу у нее были рыжие веснушки. Она поймала мой взгляд.

— Сдается мне, вы разглядываете мои веснушки.

— Нет, что вы~

— Нет, разглядываете! Из-за них я всегда носила тюрбан, когда выходила на солнце. Но люди так часто приставали, просили погадать, что пришлось с ним расстаться.

— А разве вы не предсказываете судьбу?

— Нет. Знаете, так и не удалось выучиться этому традиционному калифорнийскому ремеслу.

— Все равно, мне нравятся веснушки.

Мы сидели рядом и толковали о мистере Линге. Из заурядного бакалейщика он превратился в преуспевающего дельца, и каждый год мы были вынуждены обкладывать его недвижимость налогом на сумму двадцать пять тысяч долларов. Но вы даже представить не можете, каким потрясающим чуваком выглядел он теперь. Через некоторое время я все же вернулся к вопросу о страховке.

— Кстати, что там с полисом?

— Он все еще подумывает о клубе автомобилистов, но, наверное, продлит договор с вами.

— Что ж, очень рад.

С минуту она сидела молча, собирая край блузы в мелкие складочки и снова расправляя его.

— О той страховке~ Ну, от несчастного случая~ Я не сказала ему ни слова.

— Нет?

— Мне было неловко говорить с ним об этом.

— Понимаю.

— Язык не поворачивается предложить человеку застраховаться от несчастного случая. И все же~ Видите ли, мой муж — представитель лос-анджелесского отделения фирмы «Вестерн Пайп энд Сэпплай Компани».

— Она, по-моему, связана с укладкой трубопроводов?

— Да. В Лос-Анджелесе у него офис. Но большую часть времени он проводит на стройке.

— Но это же ужасно опасно! Лазить там по всяким ямам и трубам~

— Мне просто дурно становится, как только представлю!

— А компания его не страхует?

— Нет. Мне, во всяком случае, об этом ничего не известно.

— Человек, занятый таким опасным делом, должен~

И тут я решил, что, несмотря на ее привлекательные веснушки, мне следует все же выяснить, какую игру со мной затеяли.

— Слушайте, а что если я сам переговорю с мистером Недлингером? Эдак мягко и ненавязчиво. Не упоминая, где я почерпнул идею.

— Я просто не в состоянии говорить с ним об этом.

— Я же сказал, сам поговорю.

— Но ведь он спросит, что я думаю об этом. И я~ прямо не знаю, что тогда ему сказать. Я так ужасно волнуюсь~

Она соорудила еще один ряд складочек. И после довольно долгой паузы вымолвила наконец:

— Мистер Хафф, а нельзя ли мне самой оформить для него страховку так, чтоб он ничего не знал? У меня есть свои, небольшие правда, деньги. Я вам заплачу, он и знать ничего не будет, зато всем нам станет куда спокойнее.

Я прекрасно понял, куда она гнет. Даром, что ли, проработал страховым агентом пятнадцать лет. Раздавил сигарету в пепельнице, чтобы тут же подняться и уйти. Я собирался немедленно уйти отсюда, черт с ним, с непродленным полисом, и с ней! Бросить все немедленно, словно раскаленную кочергу~ Но я не сделал этого. Она смотрела на меня немного удивленно, лицо ее было совсем близко. И вот, вместо того чтобы уйти, я обнял ее, притянул к себе и поцеловал в губы. Крепко, до боли. Я весь дрожал, как листик на ветру. Она холодно взглянула на меня, потом закрыла глаза и ответила на поцелуй.

* * *

— А ты мне сразу понравился.

— Что-то не верится. Врешь.

— Разве я не пригласила на чай? Разве не велела прийти, когда Белли не будет? Ты мне понравился сразу, с первого взгляда. Мне понравилось, с каким важным видом ты рассуждал о своей компании и обо всем. Вот я и прицепилась к тебе с этим автомобильным клубом.

— Да уж, точно прицепилась~

— Теперь ты знаешь почему.

Я взъерошил ей волосы, и мы вместе взялись за складочки на блузе.

— Они у вас неровные выходят, мистер Хафф.

— Где же неровные?

— Внизу шире, чем наверху. Надо каждый раз захватывать материю равномерно — вот так, потом подвернуть, пригладить, и получаются очень славненькие складочки. Видишь?

— Я постараюсь.

— Ну, не сейчас~ Тебе пора уходить.

— Скоро увидимся?

— Возможно.

— Послушай, я не хочу долго ждать.

— Но Белли же не каждый день выходная. Я дам тебе знать.

— Когда дашь знать?

— Скоро. Только ты сам не вздумай мне звонить, слышишь? Сама позвоню. Обещаю.

— Ну ладно, так уж и быть. Поцелуешь меня на прощание?

— До свидания.

* * *

Я жил на Лос-Фелиз-Хиллз, в маленьком бунгало. Днем приходил слуга, филиппинский парнишка, но ночевать не оставался. В ту ночь шел дождь, и из дому я не выходил. Развел огонь в камине и сидел перед ним, пытаясь сообразить, к чему я иду. Я, конечно, понимал, к чему. Я стоял на самом краю пропасти, заглядывая в бездонную ее глубину. И старался уговорить себя отойти, отойти быстро и никогда к ней больше не приближаться. Но это я только так говорил. А сам продолжал стоять на краю обрыва, и в тот момент, когда, собрав всю волю, пытался оттащить себя от него, что-то заставляло меня придвинуться еще ближе и заглянуть еще глубже, чтобы рассмотреть, что там, на самом дне бездны.

Около девяти прозвенел звонок, и я сразу догадался, кто это. Там стояла она, в плаще и маленькой резиновой шапочке для плавания, на веснушках блестели капли дождя. Я помог разоблачиться, и она оказалась в свитере и джинсах — вполне стандартный голливудский наряд, но даже он выглядел на ней как-то необыкновенно. Я подвел ее к камину, и она села. Я сел рядом.

— Откуда ты узнала мой адрес?

Даже в такую минуту поймал себя на мысли, что вовсе ни к чему ей названивать мне в контору и задавать там разные вопросы.

— Из телефонной книги.

— А-а-а~

— Удивлен?

— Нет.

— Смотри-ка! Это мне нравится. Сроду не видывала такого самонадеянного типа.

— Что, муж в отъезде?

— В Лонг-Бич. Там закладывают новый колодец. Три шахты. Ему пришлось поехать. Ну а я вскочила в автобус и~ Уж мог бы, по крайней мере, сказать, что рад меня видеть.

— Замечательное место — Лонг-Бич~

— А Лоле я сказала, что иду в кино.

— Кто такая Лола?

— Моя падчерица.

— Сколько ей?

— Девятнадцать. Ну так ты рад меня видеть или нет?

— Да, конечно. Ведь~ я тебя ждал.

Мы немного поболтали. О том, как сыро на улице, выразили надежду, что дождь не превратится в потоп, как это случилось в ночь перед новым, 1934 годом, и решили, что я отвезу ее домой на машине. Потом она молча смотрела на огонь.

— Я совсем потеряла голову~

— Так уж и потеряла?!

— Ну, немножко.

— Жалеешь?

— Немножко. Ничего подобного прежде себе не позволяла. С тех пор как вышла замуж. Вот почему я здесь.

— Ты так себя ведешь, словно и впрямь случилось нечто особенное.

— Случилось. Я совершенно потеряла голову. Это тебе не что-нибудь.

— Ну и что?

— Просто я хотела сказать~

— Выдумываешь ты все!

— Нет, не выдумываю. Если б выдумывала, не приехала бы к тебе. Просто больше никогда не буду этого делать, вот и все.

— Ты так уверена?

— Конечно.

— Что ж, поживем — увидим.

— Нет, пожалуйста~ Видишь ли, я люблю мужа. И здесь, сейчас — больше, чем когда-либо.

Теперь уже я смотрел на огонь. Следовало распрощаться с ней, и немедленно, я точно знал. Но что-то не давало мне это сделать, а только подталкивало все ближе и ближе к краю. И еще я чувствовал: она говорит не то, что думает. Точь-в-точь как тогда, когда я увидел ее впервые. Тогда за ее словами тоже стояло другое. Никак не удавалось избавиться от этого ощущения, и я снова повернулся к ней:

— Интересно, почему «здесь и сейчас»?

— Ну, я беспокоюсь.

— Думаешь, в такую дождливую ночь ему там, на разработках, кран свалится на голову?

— Прошу, не надо так говорить!

— Но видно, именно это ты имела в виду?

— Да.

— Что ж, понять можно. Особенно если учесть весь набор.

— Я не понимаю. Какой набор?

— Ну, дождливая ночь, шахта, кран~

— И что?

— Упадет на него.

— Прошу вас, мистер Хафф, не надо! Не надо говорить такие вещи. Тут не до смеха. Вы меня пугаете до смерти. Почему вы так жестоки?

— Да потому, что именно ты собираешься опрокинуть на него этот кран!

— Я~ что?!

— Ну, может, не кран. Что-то другое. Что-то якобы случайно упадет ему на голову, и он погибнет.

Удар попал в цель, глаза ее засверкали. Прошла целая минута, прежде чем она заговорила. Ей надо было тут сыграть очень точно, но я застиг ее врасплох, и она никак не могла решить, как вести себя дальше.

— Ты~ шутишь?~

— Нисколько.

— Шутишь или рехнулся. Боже, да ничего подобного я в жизни не слышала!

— Я не рехнулся и не шучу. И ты слышала о таких вещах. Именно об этом ты только и думаешь, с тех пор как встретила меня. И именно поэтому ты сюда и заявилась.

— Ни секунды больше здесь не останусь! Слушать такие мерзости!

— О’кей.

— Я ухожу.

— О’кей.

— Ухожу сию же минуту~

* * *

Итак, я отступил от края пропасти, дал ей понять, что догадался о ее намерениях. Словом, сделал все, чтоб никогда больше мы не могли вернуться к этой теме, разве нет? Нет! Я только собирался это сделать. Я даже не встал, чтоб подать ей плащ. Я не отвез ее домой. Я обращался с ней как с приблудной кошкой. Но все время я твердо знал, что завтра вечером будет вот так же идти дождь и они там, в Лонг-Бич, будут себе бурить скважину, а я разведу в камине огонь и буду сидеть и глядеть на него. И ровно в девять снова раздастся звонок.

Войдя, она со мной даже не заговорила. Минут пять мы сидели у огня молча. Потом она сказала:

— Как только у тебя язык повернулся говорить мне такие вещи?

— Потому что это правда. Именно это ты собираешься сделать.

— Теперь? После того, что ты тут наговорил?!

— Да, после того, что я тут наговорил.

— Но, Уолтер, именно поэтому я и пришла к тебе сегодня. Я все обдумала. Мои две или три фразы ты мог понять превратно. Я даже рада, что ты заметил это и предупредил меня. Ведь я могла ляпнуть такое кому угодно и где угодно. И человек, не зная моих обстоятельств, все неправильно бы понял. Но теперь, я уверена, ты видишь сам, ничего подобного мне и в голову не могло прийти.

Это означало, что целый день она провела, трясясь от страха, вдруг я вздумаю предупредить мужа или выкину еще какой-нибудь фортель. И я решил продолжать игру.

— Ты назвала меня Уолтер. Как зовут тебя?

— Филлис.

— Филлис, можно подумать, оттого, что я обо всем догадался, ты откажешься от своей затеи. Нет, ты доведешь дело до конца, и я помогу тебе.

— Ты?!

— Я.

Снова я застиг ее врасплох, только на этот раз она даже не пыталась сыграть оскорбленную невинность.

— В таком деле не может быть сообщников. Это невозможно.

— Невозможно? Тогда послушай, что я сейчас тебе скажу. Тебе необходимо найти сообщника. Конечно, в идеале такие делишки лучше проворачивать в одиночку, чтоб ни одна душа на свете не знала, это уж точно. Но загвоздка в том, что одной тебе не потянуть. Не потянуть, потому что придется иметь дело со страховой компанией. Тебе нужен помощник. И никто не поможет лучше человека, знающего все ходы и выходы в страховом деле.

— А тебе зачем? Чего ты хочешь?

— Тебя. Это первое.

— Что еще?

— Денег.

— Ты хочешь сказать, что~ предашь свою компанию и сделаешь это ради меня и денег, которые мы получим?

— Именно. Совершенно верно. А тебе советую впредь не вилять, а говорить прямо, как есть, потому что если я начну дело, то доведу все до конца, и промашек быть не должно. Но мне нужна информация. Все подробности и детали. С этим~ не шутят.

Она закрыла глаза и вдруг заплакала. Я обнял ее и похлопал по спине. Смешно — после всего, о чем мы тут говорили, я утешал ее, словно малого ребенка, потерявшего пенни.

— Прошу тебя, Уолтер, пожалуйста! Не позволяй мне. Мы не должны~ Какое-то безумие~

— Да, безумие.

— И все равно мы сделаем это, я чувствую.

— Я тоже.

— Ты знаешь, к тому нет никаких причин. Он относится ко мне прекрасно, как только может относиться любящий муж к любящей жене. Я не люблю его, но ничего дурного он мне не сделал.

— И все равно ты на это идешь.

— Да. И помоги мне Бог. Потому что я все равно сделаю это.

Она перестала плакать и какое-то время молча лежала в моих объятиях. Затем очень тихо, почти шепотом, сказала:

— Он несчастлив. Для него будет лучше, если он умрет.

— Вот как?

— А разве нет?

— Не думаю. Не так уж плохи его дела.

— Знаю, знаю. Ты прав. Я сама стараюсь убедить его в том же. Но во мне сидит что-то такое~ Я не знаю, как назвать. Может, я ненормальная. Во мне есть что-то, что любит смерть. Иногда мне кажется, я сама — смерть. Смерть в алом саване, летящая в ночном небе над землей и такая прекрасная~ И печальная. И желающая осчастливить весь мир, всех-всех, кто его населяет. Унести их к себе, в ночь, от горестей и тревог, от несчастий. Ужасно, Уолтер. Я знаю, что ужасно. Я стараюсь это внушить себе. Но мне~ почему-то не кажется это ужасным. Мне кажется, что я действительно хочу сделать ему как лучше. Только вот он не понимает. А ты понимаешь меня, Уолтер?

— Нет.

— Никто не понимает.

— Но мы все равно сделаем это.

— Все, до конца.

— Все, до конца.

* * *

Через день или два мы вновь говорили об этом, но так спокойно, словно речь шла о прогулке в горы. Я хотел выяснить, какой был у нее план и не сделала ли она какого-либо неосторожного шага или жеста.

— Ты говорила ему что-нибудь? Я имею в виду — о страховке?

— Нет.

— Абсолютно ничего?

— Ни слова.

— Хорошо. Тогда какой же у тебя план?

— Сперва я хочу получить страховой полис~

— И чтоб он об этом не знал?

— Да.

— Господи Боже, да ведь они тут же тебя прищучат! Это первое, что их насторожит. Нет, это следует исключить с самого начала. Дальше?

— Он собирался строить плавательный бассейн. Весной. В патио.

— Ну?~

— И я подумала, можно так все подстроить, будто бы он разбил себе голову, когда нырнул и~

— Исключено. Это еще хуже~

— Но почему? Случается же такое с людьми.

— Не годится. Во-первых, некий болван, занятый тем же бизнесом, что и я, лет пять-шесть назад опубликовал в газете статью о том, что большая часть несчастных случаев происходит с людьми в ванной. И с тех пор ванны, бассейны и пруды сразу же вызывают подозрения. Компания тут же начинает оспаривать сам несчастный случай. Сейчас в Калифорнии как раз рассматривают два таких дела. Правда, ни в одном не фигурирует сколь-нибудь значительная сумма, но будь уверена, если всплывет вопрос о страховке, родственнички — первые кандидаты на виселицу. Потом, дело придется проворачивать днем, а разве ты можешь быть уверена, что кто-нибудь не подглядывает за тобой в этот момент через щелку в изгороди или с холма? Ведь бассейн — то же, что и теннисный корт, обязательно найдутся любопытные. Каждую минуту за тобой может кто-то наблюдать. И наконец, тут придется ждать удачного стечения обстоятельств, заранее спланировать ничего невозможно. Нельзя знать наперед, когда именно можно приступить к решительным действиям. Заруби себе на носу, Филлис, удачное убийство складывается из трех основных элементов.

Слова эти вылетели прежде, чем я успел спохватиться. Я метнул в ее сторону взгляд. Я ожидал, она хотя бы моргнет или потупит глаза. Ничего подобного! Наоборот, она вся так и подалась вперед, ко мне. А в глубине ее зрачков мерцал хищный блеск, как у леопарда.

— Продолжай. Я слушаю.

— Первое — это сообщник. В одиночку тут не справиться. Второе — время, место, способ. Все это должно быть обдумано заранее. Третье — наглость. Почему-то именно об этом забывают начинающие убийцы. Первые два правила они еще иногда соблюдают. Но третье знают только профессионалы. При убийстве непременно бывает такой момент, когда единственное, что может выручить, — наглость. А вот почему, я и сам не могу тебе сказать. И вообще, знаешь ли ты, что такое идеальное убийство? Ты вбила себе в голову бассейн и воображаешь, что сможешь обтяпать все так чистенько — ни одна душа не догадается. Да тебя раскусят через две секунды, через три — докажут, а еще через четыре ты сама во всем признаешься. Нет, все это не то. Идеальное убийство — когда на арену выходят гангстеры. И знаешь, как они действуют? Сперва берут жертву на мушку. Ну, допустим, обрабатывают девицу, с которой он живет. Около шести вечера она им звонит. Выходит в магазин якобы купить губную помаду и звонит. Вечером они собираются пойти в кино, он и она. В такой-то и такой-то кинотеатр. Они будут там около девяти. Итак, два первых условия соблюдены. У них есть сообщник, и время и место определены заранее. Теперь смотри, как они будут соблюдать третье правило. Они садятся в машину. Паркуются где-нибудь на улице с невыключенным мотором. У них есть шестерка. Он выходит из машины, бродит по улице и вскоре роняет платок, потом поднимает его. Это сигнал — жертва приближается. Они выходят из машины. Следуют за ним до кинотеатра. Вплотную. И прямо тут, при свете огней и на глазах нескольких сотен свидетелей, они его убивают. У него практически нет ни одного шанса. Он получает двадцать пуль из четырех или пяти автоматов. Падает, они бегут к машине и исчезают — и попробуй только пришить им это дело! У каждого заранее готово алиби, причем стопроцентное, видели их в течение всего лишь нескольких секунд, причем люди, напуганные до полусмерти и не понимающие, что происходит. И шанс привлечь их к суду практически равен нулю. Конечно, полиция знает, чьих рук дело. Их задерживают, допрашивают, а потом по распоряжению суда эти типы оказываются на свободе. Их нельзя обвинить. О да, свое дело они знают! Впрочем, ты и сама все прекрасно знаешь и понимаешь. И если уж затевать такое, надо действовать, как эти гангстеры, как тот тип из Сан-Франциско, который прошел уже через два судебных разбирательства, а все еще торчит за решеткой, и как его прищучить, никто не знает.

— Побольше наглости?

— Да, побольше наглости. Это единственный способ.

— Но если мы его пристрелим, несчастного случая не будет.

— Да, верно. Поэтому стрелять мы в него не станем, но я хочу, чтоб ты вдолбила себе в голову сам принцип. Побольше наглости. Это единственный шанс выйти сухим из воды.

— Но тогда как?

— Вот как раз к этому я сейчас и подошел. Еще один порок твоей идеи с бассейном в том, что тут не светят деньги.

— Но они же должны заплатить!

— Должны, но весь вопрос — сколько. Самые большие деньги получают по полису, страхующему от несчастных случаев на железной дороге. То, что люди считают зонами повышенной опасности, вовсе таковым не является. Они очень быстро скумекали, начав заниматься страховым бизнесом. Я хочу сказать, люди всегда считают или до недавнего времени считали поезда и железные дороги очень опасными, но статистика показывает, что в железнодорожных катастрофах погибает не так уж много народу. И страховые компании строят на этом свою политику, продают клиенту полис по высокой цене, учитывая, что он всегда немного беспокоится перед тем, как сесть в поезд. А компании все это обходится недорого, поскольку пассажир, как правило, благополучно добирается до места назначения. За несчастный случай на железной дороге выплачивают двойную страховку. Вот где настоящие деньги! И не надо накручивать и выдумывать черт-те что. Вот где наш шанс! Если обтяпаем дело, нам светит получить больше пятидесяти тысяч. А если обтяпаем чистенько, то они выплатят наличными, никуда не денутся, не думай.

— Пятьдесят тысяч долларов?

— Что, недурно?

— Еще бы!

— Лучше скажи здорово, пока я сам не сказал. Зря я, что ли, столько лет копаюсь в этом дерьме? Значит, так: твой муж будет знать все об этом полисе и одновременно не узнает ни черта. Он запросит его в письменном виде и одновременно нет. Он оплатит его своим собственным чеком и одновременно не оплатит. С ним произойдет несчастный случай, и одновременно это будет не несчастный случай. Он сядет в поезд и одновременно не сядет в него.

— Что ты мелешь?

— Узнаешь со временем. Первым делом надо уговорить его подписать полис. Я лично его продам ему. Только на самом деле не продам. Во всяком случае, не совсем. Возьму его в оборот, запудрю мозги, как обычно делаю с каждым перспективным клиентом. И еще — мне нужен свидетель. Поимей это в виду. Кто-то, кто будет слушать, как я его уламываю. Я докажу ему, что он будет застрахован от всего, что может случиться с его автомобилем, но что ни один из пунктов не предусматривает охраны его собственного здоровья и жизни. Буду долбить ему~ ну, нечто вроде: «Жизнь человека дороже, чем машина».

— Ладно, допустим, он купится.

— Да, как же, купится! А вот и нет. Я подведу его к последней черте и тут попридержу маленько. Думаешь, не смогу? Да я торговец, причем прирожденный! Но мне нужен свидетель. Обязательно. Хотя бы один.

— Найду.

— А ты будешь мне возражать.

— Хорошо.

— То есть скажешь, что ты обеими руками за всю эту автомобильную белиберду, но и слышать не желаешь ни о каких несчастных случаях, потому как тебя просто всю начинает трясти, и все такое прочее.

— Ладно, запомню.

— И договорись о нашей встрече не откладывая. Как можно быстрее. И сразу же позвони.

— Завтра?

— Да. Позвони и помни: нужен свидетель.

— Свидетель будет.

— Тогда завтра утром жду звонка.

— Уолтер~ все это так меня возбуждает~ Я прямо сама не своя и~

— Я тоже.

— Поцелуй меня~

Вы думаете, я рехнулся? Что ж, может, и рехнулся. Но попробуйте повариться в этом котле лет пятнадцать, как я, сами свихнетесь. Небось думаете, что мой бизнес — это то же, что и ваш бизнес, может, даже чуточку получше. Ведь страховой агент — это друг вдов и сирот, которым он всегда приходит на помощь в трудную минуту. Фигушки! Это самое большое надувательство, самая азартная игра, которая только существует в мире, хотя и не выглядит таковой. Вы делаете ставку на то, что ваш дом сгорит, мы — на то, что не сгорит, вот и все. А обман кроется в следующем: вы не хотите, чтоб ваш дом сгорел, когда делаете ставку, и забываете, что все это — игра. Но нас не проведешь. Для нас игра есть игра, а ставка — ставка, причем иногда сразу на двух лошадей. Без разницы, все равно ставка. Но вот, допустим, наступает момент, когда вы хотите, чтоб ваш дом сгорел, момент, когда деньги вам нужнее дома. Тут и заваривается каша. Мы-то очень хорошо изучили все колесики и винтики этого механизма и умеем, если надо, быть жесткими ребятами. У нас везде есть шпионы и соглядатаи. Мы знаем наперечет все фокусы и уловки, и, чтобы обвести нас вокруг пальца, надо быть умным человеком. Очень умным. И пока вы ведете честную игру, мы платим вам с улыбкой, и, возвращаясь домой, вы, наверное, думаете: надо же, какие чистые, славные, хорошие люди. Но только попробуйте затеять обман — вас тут же выведут на чистую воду.

Да, я агент. Я крупье в этой игре. Я знаю все трюки и уловки. Ночи напролет я лежу без сна, придумывая эти уловки, и потому всегда начеку. Но вот однажды ночью я задумал один такой фокус и начал воображать, что смогу повернуть колесо фортуны в нужную мне сторону, стоит только найти подходящую почву и бросить в нее семя. Сделать ставку. Вот оно как~ И тут я повстречал Филлис и понял — это и есть та самая почва. И если вам покажется смешным, что я готов убить человека ради какой-то пригоршни фишек, подумайте, так ли это смешно — всю жизнь пребывать под колесом фортуны и вдруг начать крутить его, как штурвал. Я видел слишком много сгоревших домов, слишком много разбитых машин, слишком много трупов с синеватыми дырками в виске, слишком много страшных вещей, которые проделывают люди, чтобы повернуть колесо в свою сторону, слишком много, чтобы вся эта мерзость не казалась мне больше реальной. И если вам это непонятно, то отправляйтесь в Монте-Карло или куда-нибудь еще, где есть крупные казино, посидите за столом и понаблюдайте за лицами людей, которые посылают вращаться по кругу маленький шарик из слоновой кости. А потом задайте себе вопрос: скольким из них будет дело до того, если вы выйдете сейчас из зала и пустите себе пулю в лоб? Может, лишь один из сидящих за столом, услышав выстрел, вздрогнет и потупит глаза, но вовсе не потому, что его волнует, жив ты или умер, а для того, чтобы посмотреть, не осталось ли на столе твоего жетона, который можно обменять на наличные. Нет, ты ему безразличен, этому типу. Кому-кому, а уж ему — точно.

Глава 3

— И еще один момент, на который хотелось бы обратить ваше внимание, мистер Недлингер. Это нововведение, оно появилось у нас в прошлом году, причем совершенно бесплатно для клиента. Мы гарантируем залоговые поручительства. Выписываем вам карточку, и в случае какого-либо дорожного инцидента по вашей вине вы просто достаете и предъявляете ее полиции. И если характер нарушения не влечет обязательного задержания, вас немедленно выпускают под залог. Полиция забирает карточку, тут же к делу подключаемся мы с вашим страховым полисом, и вы свободны вплоть до того момента, пока не придет срок судебного разбирательства. Поскольку такую же услугу предусматривает и клуб автомобилистов, а вы хотите вступить в этот клуб~

— Я уже раздумал.

— Что ж, в таком случае почему бы нам не оформить все прямо сейчас? Я постараюсь как можно подробнее объяснить, что мы обязаны~

— Хорошо, давайте.

— Тогда подпишите вот эти бланки, и вы будете застрахованы вплоть до того, как вступят в силу новые полисы, а произойдет это примерно через неделю. Вам совсем не обязательно вносить дополнительную плату за эту неделю. Я имею в виду — оплачивать страховку от аварии, пожара или угона. Если вы не возражаете, то впишите свою фамилию вот сюда, в оба бланка. Эти копии остаются обычно у агента, они подшиваются в дело и~

— Где писать?

— Вот здесь, пожалуйста, где точечки.

Это был массивный, почти квадратный мужчина в роговых очках, примерно моего роста. Я разыграл все как по нотам. И тут же, как только бланки были подписаны, переключился на страхование от несчастных случаев. Он слушал без особого энтузиазма, но я долдонил свое. Филлис вставила, что сама мысль о страховании от несчастного случая приводит ее в дрожь, и я продолжал. И не унимался до тех пор, пока не обрисовал не только все причины, по которым стоило бы обзавестись таким полисом и о которых мог сказать любой страховой агент, но и добавил еще от себя парочку, которые не могли прийти в голову ни одному агенту вообще. Он слушал, барабаня пальцами по ручке кресла, и, видимо, только и мечтал, чтобы я наконец заткнулся и ушел.

Но меня это не беспокоило. Меня беспокоил свидетель, которого привела Филлис. Мне почему-то казалось, она пригласит к обеду кого-нибудь из друзей дома, скорее всего даму, которая останется с нами в гостиной и будет присутствовать при разговоре. Так нет же! Она привела свою падчерицу, довольно хорошенькую девушку по имени Лола. Эта Лола все время порывалась уйти. Тут Филлис попросила помочь ей намотать шерсть для свитера, который она собиралась вязать, и только так смогла удержать девушку в гостиной. Она сидела и мотала. Я же вынужден был как-то удерживать ее внимание, время от времени вставляя в разговор довольно дурацкие шутки, чтобы она запомнила хоть что-то из нашей беседы. И чем дольше я на нее смотрел, тем меньше мне все это нравилось. Сидеть с ней здесь, зная, что мы собираемся сделать с ее отцом, — нет, это не входило в правила игры.

Мало того, когда я уже собрался уходить, я понял, какой сейчас следует сделать шаг, — надо предложить подвезти ее до кинотеатра, куда она собиралась пойти. Отец ее куда-то собрался ехать вечером, значит, машина будет занята, и, если я не предложу свои услуги, ей придется добираться автобусом. Мне вовсе не хотелось подвозить ее. Я вообще не хотел иметь с ней никакого дела. Но, когда она вопросительно взглянула на меня, не оставалось ничего другого, как предложить ей это, и она побежала за пальто и шляпкой. Минуты через две мы уже съезжали вниз с холма.

— Мистер Хафф~

— Да?

— А я и не собиралась ни в какое кино.

— Вот как?

— У меня свидание. У аптеки.

— Вот оно что~

— Вы потом нас подвезете?

— Ну конечно.

— Вы не сердитесь?

— Ничуть.

— А вы меня не выдадите? Я не хочу, чтоб они знали. Там, дома. По двум причинам.

— Нет, конечно нет.

Мы остановились у аптеки. Она выпорхнула из машины и через минуту вернулась с молодым человеком итальянского типа, очень миловидным, вернее смазливым.

— Вот, мистер Хафф, познакомьтесь, это мистер Сачетти.

— Добрый вечер, мистер Сачетти, садитесь, пожалуйста.

Они, обменявшись улыбками, влезли в машину, и мы покатили по Бичвуд к бульвару.

— Где вас лучше высадить?

— О, да где вам удобнее.

— Тогда на углу Голливуд и Уайн?

— Прекрасно.

Я довез их до угла, они вышли, и она, дотронувшись до моей руки, поблагодарила. Глаза ее сияли, как звезды.

— Огромное вам спасибо, вы так добры! Сказать вам кое-что по секрету? Нагнитесь.

— Слушаю.

— Если б не вы, нам пришлось бы топать пешком.

— А как же обратно?

— Пешком.

— Может, одолжить вам денег?

— Что вы, нет! Папа узнает — убьет. Я истратила все, что он мне дал на неделю. Нет, спасибо. И помните — им ни слова!

— Идите скорее, а то загорится красный.

Я приехал домой. Филлис явилась через полчаса, напевая песенку из фильма Эдди Нельсона.

— Ну как тебе мой свитер?

— Замечательный.

— Правда красивый цвет? Никогда прежде не носила ничего цвета увядшей розы. Думаю, мне идет.

— Да, думаю, да.

— Где ты высадил Лолу?

— На бульваре, у кинотеатра.

— Куда она пошла?

— Не обратил внимания.

— Ее никто не ждал?

— Не заметил. А что?

— Да так просто, интересуюсь. Она встречается с одним парнем по имени Сачетти. Омерзительный тип. Мы запретили ей с ним видеться.

— Нет, сегодня его, похоже, там не было. Во всяком случае, я не заметил. Почему ты не предупредила, что она будет?

— Тебе же нужен был свидетель~

— Да, но не такой же!

— А чем она плоха?

— Не в этом дело! Всему есть предел, в конце концов! Родная дочь человека, которого мы~ И мы используем ее. Только подумай, как и для чего мы собираемся ее использовать!

И тут лицо ее стало ужасно, просто ужасно. Голосом твердым и острым, как осколок стекла, она отрезала:

— Ну и что? Что тут такого? Пошел на попятную?

— Нет, но ты могла подыскать кого-нибудь другого. Я вез ее в город, а в кармане у меня все время лежало вот это~ — Достал бланк и показал ей. Одну из тех копий, что «обычно остаются у агента». Это был полис на персональное страхование от несчастных случаев на сумму двадцать пять тысяч долларов с примечанием, что при увечье или смерти данного лица на железной дороге компания обязуется выплатить двойную сумму.

* * *

Продолжая выполнять намеченный план, я раза два-три заглянул на работу к Недлингеру. Первый раз передал ему залоговое поручительство, посидел минут пять, посоветовал держать этот документ в машине и ушел. В следующий раз я принес ему маленькую записную книжечку с золотым обрезом в кожаном переплете, с выбитым на нем его именем — маленький сувенир от фирмы клиенту. И наконец вручил полисы на страхование автомобиля, а взамен получил от него чек на семьдесят девять долларов пятьдесят два цента. В тот же день, не успел я переступить порог своей конторы, как Нетти сообщила, что меня в кабинете дожидаются двое.

— Кто?

— Какие-то мисс Лола Недлингер и мистер Сачетти. Что-то в этом роде~ Я не расслышала его имени.

Я вошел, и она даже рассмеялась от удовольствия. Я ей нравился, сразу чувствовалось.

— Чем могу быть полезен?

— У нас к вам одна просьба. Но вы сами напросились.

— Я? Как это? Не понимаю.

— Ну помните, когда вы были у папы, вы говорили, что под его машину можно получить ссуду. Как бы под залог, если понадобится. Поэтому мы и пришли. Вернее, Нино.

Помочь я им действительно мог. Дело в том, что в клубе автомобилистов существовала такая практика — они одалживали своим членам деньги под залог. Вот мне и пришла в голову идея завести маленький бизнес. Организовать, если так можно выразиться, свою маленькую компанию, где я был бы и директором, и исполнителем. Раз в неделю я отводил весь день исключительно таким делам. Ничего общего со страховой компанией они не имели, но довольно часто я слышал вопрос: «А вы не могли бы одолжить денег владельцу машины под залог?» Действительно, сидя у Недлингера, я вскользь упомянул об этом, только не знал тогда, что это ее заинтересует. Я взглянул на Сачетти:

— Вы хотите одолжить денег под залог?

— Да, сэр.

— А что за машина?

Он ответил. Дешевка.

— Седан?

— Нет, двухдверная.

— Она на ваше имя и оплачена?

— Да, сэр.

Вероятно, они заметили выражение моего лица, потому что она хихикнула и поспешила вставить:

— В тот вечер он не мог за мной заехать. Машина была незаправлена.

— Ах вот оно что~

Мне не хотелось одалживать ему денег ни под эту машину, ни под что-нибудь еще. Я вообще не хотел иметь ни с ним, ни с ней никаких дел в какой бы то ни было форме или виде. Никаких. Я закурил и с минуту сидел молча.

— А вы непременно хотите одолжить денег именно под машину? Потому что если вы сейчас не работаете~ То есть я хочу сказать, если у вас нет стопроцентной уверенности в том, что сможете вернуть деньги, машину вы наверняка потеряете. В конечном счете весь бизнес с подержанными машинами держится только на уверенности людей, что они смогут вернуть занятые деньги, а когда подходит срок, выясняется, что сделать они этого не в силах.

Она обиженно взглянула на меня.

— К Нино это не относится. Верно, он сейчас без работы, но ссуда нужна ему вовсе не для того, чтобы швырять деньги на ветер. Видите ли, он сейчас как раз работает над своей диссертацией и~

— В какой области?

— В области химии. И как только получит степень доктора, тут же получит и работу, ему обещали. Обидно упускать такой шанс, место действительно хорошее. Ему непременно надо получить диплом. А чтобы его получить, надо прежде всего опубликовать диссертацию, а для этого надо платить то там, то здесь, за диплом тоже, например, положено платить~ Вот для чего ему нужны деньги. Он не на жизнь их будет тратить. У него есть друзья, они о нем позаботятся.

Надо было решать. Я никогда не пошел бы на это, если б не она, вернее, ее присутствие — оно было для меня совершенно невыносимо. Как можно быстрее сказать «да», и пусть убираются отсюда.

— Сколько вы хотите?

— Думаю, двухсот пятидесяти хватит.

— Так, так, понимаю~

Я быстренько прикинул. С процентами это составит двести восемьдесят долларов — непомерно большая сумма, учитывая, какую машину ему предстоит выкупать.

— Так. Дайте мне день-другой. Думаю, мы решим этот вопрос положительно.

Они вышли, но через секунду она вновь возникла в комнате:

— Вы так добры ко мне, мистер Хафф. Мне, право, как-то неловко без конца приставать к вам с разными просьбами.

— Что вы, мисс Недлингер! Я всегда рад~

— Можете называть меня просто Лола, если хотите.

— Спасибо. Я всегда рад помочь вам, в любую минуту.

— Кстати, это тоже секрет. Только между нами.

— Конечно, я понимаю.

— Я ужасно благодарна вам, мистер Хафф.

— Не стоит, Лола.

Страховой полис от несчастного случая пришел дня через два. Теперь я должен был получить от Недлингера чек, причем не откладывая дела в долгий ящик, чтобы даты, проставленные на копиях, совпадали. Вы, надеюсь, понимаете, что я вовсе не собирался показывать ему этот полис. Он должен был попасть к Филлис, которая обнаружила бы его позднее в его сейфе как бы случайно. И говорить с ним о полисе я тоже не собирался. Но все равно, как ни верти, а чек следовало получить, и именно на указанную сумму, чтобы потом, когда они будут проверять, все сошлось. И чтобы они убедились, что он оплатил его сам. И тогда все будет соответствовать бланкам в наших архивах, и мои визиты в его контору тоже будут оправданны. Это, конечно, на тот случай, если я попаду под подозрение.

Я пришел к нему взволнованный, плотно прикрыл за собой дверь, чтобы секретарша не слышала ни слова, и сразу взял быка за рога:

— Мистер Недлингер, я попал в жутко неприятную историю и пришел просить вас о помощи~ Могу я надеяться?

— Гм, не знаю, не знаю. А в чем, собственно, дело?

Он явно ожидал подвоха. Этого я и добивался.

— Все так ужасно~ Хуже некуда.

— Ну, может, вы скажете наконец.

— Я взял с вас за страховку лишние деньги. Больше, чем полагается. Ну за ту, автомобильную~

Он рассмеялся:

— И это все? А я-то думал, что вы пришли занять денег.

— О нет, нет. Ничего подобного. Дело обстоит гораздо хуже, во всяком случае для меня.

— Но мне ведь возместят разницу?

— Конечно.

— Тогда все не так плохо, во всяком случае для меня.

— Все обстоит не так просто, вот в чем проблема, мистер Недлингер. У нас существует специальная комиссия, которая следит за расценками и за тем, чтобы каждая компания взимала процент, достаточный для защиты интересов клиента — держателя полиса. И именно из-за этой комиссии я и влип. Да и вы в какой-то степени тоже. Потому как они будут тягать меня раз пятнадцать по этому делу. И вас начнут доставать и так запудрят мозги, что забудете, как вас зовут. И все только потому, что я проставил неверную цифру в бумагах, когда приходил к вам. Помните, еще тогда, в первый раз. А обнаружил я это только сегодня, когда проверял счета за месяц.

— Ну и чего же вы от меня хотите?

— Есть только один путь уладить недоразумение. Ваш чек, разумеется, уже депонирован в банке, и тут ничего не поделаешь. Но если вы позволите мне заплатить вам наличными сумму, проставленную в чеке, то есть семьдесят девять долларов пятьдесят два цента — деньги у меня с собой, то мы сбалансируем все и приставать они не станут.

— Что значит — сбалансируем?

— Видите ли, в нашей бухгалтерии есть какая-то специальная система карточек — в общем, все это довольно сложно объяснить, да, честно сказать, я и сам толком не понимаю. Во всяком случае, как сказал мне наш кассир, именно таким образом они регистрируют все поступления.

— Понимаю.

Он посмотрел в окно, и я заметил, что в глазах его промелькнуло странное выражение.

— Что ж, хорошо, почему бы нет?~

Я вручил ему деньги и взял чек. Все это была чистой воды липа. У нас действительно имелась специальная комиссия, но ей не было никакого дела до ошибок и просчетов агентов. Она занималась исключительно расценками. Я сроду не слыхивал ни о какой системе карточек и не говорил ни с каким кассиром. Все строилось только на том, что, когда предлагаешь человеку лишние двадцать долларов, он обычно не задает лишних вопросов и не углубляется в выяснения, как и почему он должен их получить. Я пошел в банк. И оприходовал чек. Я даже знал, что он написал на корешке своей квитанционной книжки. Одно слово: «Страховка». Как раз то, чего я и добивался.

Где-то через день Лола и Сачетти явились ко мне за ссудой. Я протянул чек, и она отбила на полу в кабинете нечто вроде чечетки.

— Подарить вам экземпляр диссертации Нино?

— О-о, я буду счастлив.

— Она называется «Роль коллоидов в редукции руд с низким содержанием золота».

— Прочитаю с удовольствием!

— Лжец, вы ее даже не откроете!

— Прочту обязательно, правда не уверен, что все пойму.

— Тогда вот, пожалуйста, с автографом.

— Спасибо.

— До свидания. Будем надеяться, что не станем докучать вам некоторое время.

— Будем надеяться.

Глава 4

Все, о чем я вам рассказываю, происходило в конце зимы, где-то в середине февраля. Естественно, в Калифорнии февраль мало чем отличался от любого другого месяца, тогда как в других местах царит настоящая зима. И вот с того самого времени и всю весну напролет я почти не спал. Не верите — попробуйте сами заварить такую кашу, и если не станете просыпаться по нескольку раз за ночь с мыслью, что вас подловили на какой-то промашке, значит, нервы у вас куда крепче. Существовала масса проблем, которые никак не удавалось решить. Ну например, как затащить его на поезд. Это действительно проблема. Тут должен был сработать закон случайности или слепого везения, иначе все могло сорваться. Кстати, развелось полно людей, которые сроду не садились в поезд. Ну, может, проехали разок, и все. Они везде и всюду ездят только на машинах. Именно так поступал и он, когда ему приходилось ехать куда-нибудь, и как заставить его ну хоть однажды поехать поездом~ Я прямо голову сломал, но так и не мог придумать. За это время разъяснилась только одна вещь, которая долго не давала мне покоя. Причина того странного выражения на его лице, когда я пришел просить чек. Я понимал, за этим что-то кроется. И если он посвятил свою секретаршу во все, особенно если сразу после моего ухода он вышел и похвастался ей, что вдруг нежданно-негаданно получил двадцать долларов, это могло довольно печально обернуться против меня позже, чего бы я там ни насочинял и как бы ни выкручивался. Однако дело обстояло иначе. Филлис удалось вызнать всю подноготную, и я даже удивился, до чего удачно для нас складываются обстоятельства. Он отнес расходы по страховке на счет компании, и его секретарша уже все оформила, как вдруг заявился я. И дело не только в том, что оформила. На руках у него остался аннулированный чек, я имею в виду тот, первый. Все, что ему оставалось делать, — это держать язык за зубами и не проболтаться секретарше, тогда он мог преспокойно прикарманить эти двадцать долларов. И он поступил, как он считал, мудро и держал язык за зубами. Даже Лоле ничего не сказал. Но ему так хотелось похвастаться кому-нибудь, какой он умный и ловкий, что он рассказал Филлис.

И еще одно беспокоило меня. Я сам. Я боялся, что стану работать хуже и обо мне в конторе начнутся разные пересуды. Ну, насчет того, что я не тяну, и все такое прочее. Ни к чему хорошему это не привело бы, я имею в виду потом, когда они начнут копать. И поэтому, пока каша варилась, я должен бы продавать страховые полисы так активно, как никогда в жизни. Я работал словно одержимый. Старался уловить самый мизерный шанс на продажу и так давил на клиента, что самому стыдно становилось. Можете не поверить, но в марте я улучшил показатели на двенадцать процентов, в апреле они подпрыгнули еще на два, а в мае, когда активность всех операций, связанных с автомобильным делом, как правило, и без того возрастает, добавил еще семь. Я даже умудрился установить контакт с крупным синдикатом, занимающимся подержанными автомобилями, и финансовое положение моей частной маленькой компании тоже резко улучшилось. С отчетностью все было в порядке. Так что этой весной в обеих конторах я чувствовал себя королем. И все снимали передо мной шляпу.

* * *

— Он собирается на встречу с однокурсниками. В Пало-Альто.

— Когда?

— В июне. Недель через шесть.

— Вот оно. То, чего мы ждали.

— Но он хочет ехать на машине. И хочет, чтобы я поехала с ним. И устроит жуткий скандал, если не поеду.

— Вот как? Слушай, ты слишком много о себе возомнила. Плевать, куда он там едет, на встречу с однокурсниками или в аптеку, но мужчина всегда предпочитает ехать без жены. Это он из вежливости тебя зовет. А ты делай вид, что тебя нисколько не интересуют его институтские товарищи, он и отстанет. И так легко отстанет, сама удивишься.

— Гм, мне это нравится!

— А тебе не должно нравиться. Попробуй, сама увидишь.

Так наконец подвернулся случай, но она обрабатывала его целую неделю, но так и не смогла отговорить от поездки на машине.

— Он говорит, что без нее не может, что ему придется там много ездить, на пикники и все прочее, и что на нанятой машине не разъездишься. И потом он ненавидит поезда. Его там укачивает.

— Скандалить пробовала?

— Еще как! Только и делала, что скандалила. А он все равно ни в какую. Один раз такое устроила, что Лола теперь со мной едва разговаривает. Считает меня жуткой эгоисткой. Конечно, могу еще раз попробовать, но~

— Ради Бога, не надо!

— Ну тогда, знаешь, за день до отъезда сломаю его машину. Зажигание или еще что-нибудь. Устрою серьезную поломку, так, чтоб пришлось отправить в ремонт. Тогда деваться будет некуда — поедет поездом.

— Даже не думай! Ничего подобного. Во-первых, ты уже скандалила, и они могут что-то заподозрить, и потом, поверь мне, Лолу уломать будет нелегко. Во-вторых, нам нужна машина.

— Нужна?

— Очень. Это крайне важно.

— Что-то не понимаю. Зачем?

— Узнаешь. Все узнаешь в свое время. Но машина нам обязательно нужна. Даже две — моя и твоя. Поэтому вытворяй, что душе угодно, но машину не трогай. Она должна быть в полном порядке. Нам на ней ехать.

— Слушай, может, отложим идею с поездом?

— Я же сказал. Или поезд, или все отменяется!

— Господи, ну что ты так кричишь на меня!

— Просто отсекаю ненужный треп, к тому же малоинтересный. Надо решить эту проблему, и делай все так, как я говорю. Это все, что мне от тебя надо.

— Я просто удивляюсь~

— Не надо удивляться.

Через несколько дней нам неожиданно повезло. Она позвонила мне в контору около четырех:

— Уолтер?

— Да.

— Ты один?

— Это важно?

— Да, ужасно. Случилась одна вещь.

— Еду домой. Перезвони туда через полчаса.

Я был в конторе один, но не хотел рисковать, разговаривая через коммутатор. Отправился домой и не успел войти, как зазвонил телефон.

— Пало-Альто отменяется. Он сломал ногу.

— Что?!

— Я толком еще не знаю, как это получилось. Он пытался удержать собаку, соседскую собаку, она гналась за кроликом. Поскользнулся и упал. Сейчас в больнице. Там у него Лола. Его привезут через несколько минут.

— Боюсь, все сорвалось~

— Похоже, да.

* * *

Я как раз обедал, и вдруг меня осенило: напротив, не только не сорвалось, но оборачивается самым прекрасным образом. Я бродил по комнате и отшагал, наверное, мили три, гадая, заглянет ли она сегодня вечером. И тут услышал звонок.

— Я только на минутку. Сказала, еду на бульвар купить ему что-нибудь почитать. Я прямо рыдать готова. Слыхал когда-нибудь о подобном?

— Знаешь, Филлис, все это ерунда. Что у него за перелом? Я имею в виду — серьезный?

— Возле щиколотки. Нет, не серьезный.

— Он на блоке?

— Нет. К ноге подвешен груз, снимут примерно через неделю. Это надолго.

— Он сможет ходить~

— Ты думаешь?

— Если ты его поднимешь.

— Что ты задумал, Уолтер?

— На костылях. Он сможет встать и ходить, если ты его заставишь. Раз нога у него будет в гипсе, водить машину он не сможет. И придется поехать поездом, Филлис, это как раз то, что нам надо!

— Думаешь?

— И еще одно. Я, кажется, уже говорил тебе. Он сядет в поезд и в то же время не сядет в него. Ладно~ Значит, возникает проблема опознания, верно? А костыли и нога в гипсе — что может быть лучше для опознания? О да, да, конечно! Поверь мне. Если удастся поднять его с постели и уговорить не откладывать поездку~ Ну, наболтай ему в том роде, что он должен отдохнуть после переживаний и все такое. Тогда дело на мази. Я чувствую, дело на мази.

— Но это опасно~

— Что тут опасного?

— Ну, рано подниматься с постели со сломанной ногой. Я была медсестрой, я-то знаю. Нога наверняка срастется неправильно, она будет короче другой.

— Это так тебя беспокоит?

Прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем она врубилась. Будет одна нога короче другой или нет, ему без разницы.

В конторе меня ждал большой конверт с пометкой: «лично в руки». Я распечатал его и обнаружил буклет «Коллоиды в золотодобывающей промышленности и методы их использования». Внутри, на титульном листе, надпись: «Мистеру Хаффу в знак признательности за оказанные услуги. Бенджамино Сачетти».

Глава 5

Поезд отправлялся вечером, в девять сорок пять. Часа в четыре я поехал на Сан-Педро-стрит переговорить с должником нашей фирмы — управляющим винодельческой компании. Шанса урвать с него хоть что-нибудь практически не было до августа, пока не начнет созревать виноград, но причина визита существовала, и весьма веская. Он объяснил, почему пока не может иметь со мной дела, я повыпендривался немного и вернулся к себе в контору. Нетти я сказал, что перспективы хорошие, и велел ей завести на винодельца карточку. Карточка автоматически фиксировала время визита — именно этого я и добивался. Я подписал пару писем и в пять тридцать ушел.

Явился я домой в шесть, обед у филиппинца был уже готов. И на нем тоже я собирался сыграть. Было третье июня. Обычно я платил ему первого, но сделал вид, что забыл зайти в банк и оставил его без денег. Сегодня днем, заскочив домой перекусить, я рассчитался с ним. Все это делалось для того, чтобы вечером ему не терпелось как можно раньше смыться и удариться в загул. Я сказал: «О’кей, можешь подавать», и он подал на стол суп прежде, чем я успел вымыть руки. Я старался есть с аппетитом. За супом последовал бифштекс с картофельным пюре, фасолью и морковкой, на десерт — фрукты. Я так нервничал, что едва двигал челюстями, но кое-как справился наконец со всем этим. Не успел допить кофе, как он уже перемыл посуду и переоделся в кремового цвета брюки, белые туфли и носки, коричневый пиджак, белоснежную рубашку с распахнутым воротом и был готов отправиться на свидание со своей девушкой. Прежде голливудский актер носил в понедельник то, что слуга-филиппинец надевал во вторник, но времена меняются, и теперь паренек из Манилы даст сто очков вперед хоть самому Кларку Гейблу.

Он ушел где-то без четверти семь. И когда перед уходом спросил, не нужно ли мне что-нибудь еще, я уже облачился в пижаму, делая вид, будто собираюсь лечь в постель. Я сказал ему, что устал, прилягу и попробую поработать немного. Взял бумагу и карандаши и начал писать, рассчитывая задолженность виноторговца, с которым беседовал днем. Такого рода расчеты всегда сохраняются, их обычно помещают в дело клиента. Я позаботился и о том, чтобы на паре бумаг красовалась сегодняшняя дата.

Затем я поднялся и позвонил к себе в контору. Ответил Джой Пит, сторож.

— Джой Пит? Это Уолтер Хафф. Сделай одолжение, зайди в мой кабинет. Там, на столе, увидишь расценочную книжку. Типа блокнота с отрывными листками, в кожаном мягком переплете, а на нем — мое имя золотыми буквами, под ним — слово «расценка». Забыл захватить ее домой, а тут она понадобилась. Будь другом, возьми ее и сразу же перешли мне с посыльным, о’кей?

— О’кей, мистер Хафф. Иду.

Минут через пятнадцать он перезвонил и сказал, что никак не может ее найти.

— Везде смотрел, мистер Хафф, и на вашем столе, и кругом. Нет никакой книжки.

— Должно быть, Нетти сунула ее в мой ящик и заперла.

— Давайте я позвоню и спрошу, куда она ее задевала?

— Да нет, не надо. Как-нибудь обойдусь.

— Вы уж извините, мистер Хафф.

— Ничего, не бери в голову. Обойдусь.

Я так запрятал эту книжку — ни одна живая душа не нашла бы. Тем более он. Но он теперь тот человек, который звонил мне вечером и может подтвердить, что я сидел дома и работал. Будут и другие. И не надо говорить ничего такого, чтобы он запомнил дату. Он вел журнал, куда записывал все, что делал, и ставил не только дату, но и время. Я взглянул на часы: семь тридцать восемь.

* * *

В четверть восьмого снова зазвонил телефон. Это была Филлис.

— Синий.

— Синий так синий.

Уточнение еще одной детали — костюм, который он наденет. Мы были уверены, что синий, но следовало знать абсолютно точно. Поэтому она вырвалась в магазин купить ему запасную зубную щетку и оттуда позвонила. Опасаться, что звонок засекут, оснований не было — она звонила не через коммутатор, а из автомата. Я встал и начал одеваться. И тоже надел синий костюм. Но прежде чем влезть в туфли, обмотал одну ступню толстым слоем марли и закрепил липкой лентой. Снаружи это выглядело как гипс на сломанной ноге. Я мог в случае надобности сбросить повязку за считанные секунды. Затем надел туфлю, которую едва удалось зашнуровать, но нужный эффект был достигнут. Проверил, взял ли очки в роговой оправе, точь-в-точь как у него. Они лежали в кармане пиджака. Там же находился кусок тонкой, но прочной бечевки, смотанной в маленький шарик. Там же лежала и самодельная рукоятка из толстого металлического прута, вроде тех, которые прикрепляют в магазине к крупным сверткам, чтоб легче было нести. Карман оттопыривался, но это меня мало волновало.

* * *

Без двадцати девять я позвонил Нетти.

— Тебе не попадалась моя расценочная книжка, сегодня, перед моим уходом?

— Нет, мистер Хафф.

— Нужна прямо позарез, но никак не могу вспомнить, куда ее сунул~

— Может, потеряли?

— Не знаю. Звонил Джою Питу. И он не нашел. Никак не пойму, куда делась~

— Может, мне заехать в офис, поискать?

— Да нет, не стоит. В конце концов, не так уж это важно.

— Я ее не видела, мистер Хафф.

Нетти жила в Бербанке, и разговор шел по междугородной. Запись покажет, что я звонил ей из своей квартиры в восемь сорок. Избавившись от нее, я разобрал аппарат и всунул под язычок звонка половинку визитной карточки. Теперь, когда телефон зазвонит, она выпадет. Ту же операцию я проделал и с дверным звонком в кухне. Меня не будет дома полтора часа, и я должен знать, звонил ли кто-нибудь по телефону или в дверь за время моего отсутствия. Если да, тогда я скажу, что был в ванной и из-за шума воды и закрытой двери ничего не слыхал. Но знать я должен.

* * *

Обработав звонки, я сел в машину, двинулся в сторону Голливудленда и вскоре запарковался на главной улице, в двух минутах ходьбы от дома. Машина не должна была привлекать внимания. С другой стороны, останавливаться поодаль тоже было нельзя, не идти же пешком. Тем более с такой ногой.

У поворота к дому росло большое дерево. Я выскользнул из машины, спрятался за него и стал ждать. Я прождал ровно две минуты, а показалось, что прошел час. И тут увидел свет фар. Из-за поворота выехала машина. Она сидела за рулем, он — рядом. Из-под локтя торчали костыли, прислоненные к дверце. Подъехав к дереву, машина остановилась. Пока все развивалось по плану. Наступал самый критический момент. Надо было выманить его из машины хоть на минутку, чтобы я успел влезть на заднее сиденье, где лежал его багаж. Будь он нормальным здоровым человеком на двух ногах, проделать это было бы несложно. Но заставить выйти практически калеку, да еще при том что рядом сидит молодая здоровая женщина, — все равно что вытянуть из болота бегемота.

Она начала в точности, как я велел:

— Я забыла бумажник.

— Разве? Мне показалось, ты брала.

— Я тоже так думала. Посмотри сзади.

— Нет, ничего там нет, кроме моих вещей.

— Ума не приложу, куда я его сунула!

— Ладно, поехали, а то опоздаем. Вот тебе доллар. На обратный путь хватит.

— Наверное, оставила на диване, в гостиной.

— Ну ладно, ладно, на диване так на диване. Давай, едем.

Теперь наступал тот момент, о котором я твердил ей раз двадцать. Она должна сделать все, абсолютно все, чтобы он вышел и принес бумажник. С трудом, но я наконец вбил ей в голову, что если она поведет себя неправильно, то только даст ему повод спросить: а почему бы тебе не выйти самой, вместо того чтобы мне переться на костылях? Я доказал ей, что единственно правильный ход — упрямо стоять на своем, не трогаться с места, пока он не разозлится, не выйдет из себя, боясь опоздать, и, как полный идиот, не потащится за этим самым бумажником. Она в точности следовала моей инструкции.

— Я не могу без бумажника!

— Зачем он тебе? Тебе мало доллара?

— Но там моя помада!

— Слушай, можешь ты наконец понять, что мы опаздываем? Это тебе не автомобиль — когда собрались, тогда и поехали. Это поезд, он отходит ровно в девять сорок пять и ждать не будет. Давай. Едем.

— Ах, значит, вот ты как со мной!

— Как?

— Я же сказала, там моя помада. А я не могу~

В ответ он исторг поток брани, и наконец я услышал, как застучали костыли по борту автомобиля. Не успел он скрыться за поворотом, неуклюже ковыляя к дому, как я нырнул в машину. Нырять пришлось в переднюю дверцу и перелезать на заднее сиденье, чтобы он, не дай бог, не услыхал, как хлопнула дверца. Этот звук почему-то всегда достигает ушей — звук захлопывающейся дверцы автомобиля. Я скорчился в темноте на сиденье. Там лежали его сумка и портфель.

— Ну, я все правильно сделала, Уолтер?

— Пока да. А как избавилась от Лолы?

— Избавляться не пришлось. Ее куда-то пригласили, я сама проводила ее на автобус.

— О’кей. Подай чуть назад, чтоб ему не пришлось далеко ходить. Теперь надо его маленько умаслить.

— Хорошо.

Она подала машину назад, к воротам, и вот он забрался в нее. Она сразу же тронула с места. Поверьте, нет ничего противнее, чем подглядывать за мужем и женой и слушать, о чем они говорят наедине. После того как она его немного умаслила, он начал жаловаться на Белли, которая, дескать, что-то не так подавала за обедом. Она подлила масла в огонь, перечислив, сколько Белли перебила посуды. Затем они переключились на какого-то типа по имени Хоби и на женщину по имени Этель, по всей видимости жену этого самого Хоби. Он сказал, что готов сказать Хоби прямо в лицо, что все отношения между ними кончены. Она сказала, что вообще-то ей всегда нравилась Этель, но та слишком много возомнила о себе в последнее время, и это ей надоело. Потом они стали вычислять, должны ли позвать еще раз Хоби и Этель на обед; тут выяснилось, что, поскольку они недавно побывали у них, следует ответить приглашением, но в последний раз. Когда наконец эта проблема была решена, всплыла другая: они стали спорить, стоит ли ему брать в Пало-Альто такси, и в конце концов решили, что стоит, пусть даже и дороговато, потому как если ему придется везде таскаться на костылях, то удовольствия от поездки будет мало, к тому же вредно для ноги. Голос Филлис звучал так естественно, словно ему действительно предстояло попасть в Пало-Альто, словно ни одной задней мысли в голове у нее не было. Поразительные они все же твари — женщины~

* * *

Лежа на заднем сиденье, я не мог видеть, где мы проезжаем. Я почти не дышал, боясь, что он услышит. Филлис должна была вести машину предельно осторожно, резко не тормозить, избегать столкновений словом, не делать ничего такого, что заставило бы его обернуться. Он и не обернулся. Ни разу. Во рту у него была сигара, и, откинувшись на спинку кресла, он курил. Через некоторое время она дважды нажала на клаксон. Условный сигнал — мы выезжаем на темную улицу в полумиле от вокзала, выбранную заранее.

Я приподнялся, зажал ему ладонью рот и с силой запрокинул назад его голову. Пытаясь освободиться, он вцепился в мою руку, не выпуская при этом из пальцев сигару. Я взял ее свободной рукой и передал Филлис. Она взяла. Затем схватил костыль и сунул ему под подбородок. Не стану описывать вам, что последовало дальше. Но через несколько секунд он уже сидел неподвижно, скорчившись на сиденье, со сломанной шеей, причем на теле не осталось ни единого следа, за исключением красной отметины от перекладины костыля чуть выше носа.

Глава 6

Да, мы верно использовали третий принцип — момент внезапности, обязательное условие каждого идеального убийства. Теперь следующие двадцать минут нам предстояло находиться на волоске от смерти. Но, впрочем, все будет зависеть от того, как будут дальше развиваться события. Она собралась было выбросить сигару, но я остановил ее. Ведь он закурил ее еще в доме. Она протянула мне сигару, тщательно обтерев кончик, а я достал бечевку. Обмотал ею мертвое тело, пропустив под шеей, под мышками, по спине, затем завязал и крепко стянул путы железной ручкой. Покойник — предмет тяжелый и неудобный, но я рассчитывал, что с помощью этой сбруи управиться с ним будет легче и быстрей.

— Ну все, Уолтер. Остановимся здесь или дальше, в конце улицы?

— Здесь. Все готово.

Она остановилась. Мы находились в узком переулке, примерно в квартале от станции. Тоже была проблема — выбор стоянки. Если ехать на привокзальную — десять шансов против одного, что носильщик заметит нас, откроет заднюю дверцу, чтобы взять багаж, и тогда мы пропали. Здесь безопаснее. И если выпадет подходящий случай, мы еще побазарим перед кем-нибудь. Я буду жаловаться, как далеко заставили меня идти, чтобы позднее при необходимости оправдать эту маленькую странность.

Она вышла и взяла шляпу и портфель. Ее муж принадлежал к тому типу людей, которые укладывают свои туалетные принадлежности в портфель, а ведь ими придется пользоваться в поезде — это тоже должно потом сыграть свою роль. Я поднял все стекла, взял костыли и вылез. Она заперла машину. В ней мы оставили его, скорчившегося на переднем сиденье, в сбруе.

Она шла впереди с сумкой и портфелем, я тащился следом, чуть поодаль, на костылях, с приподнятой и замотанной марлей ногой. Со стороны могло показаться — жена помогает мужу, но на деле нужно было, чтобы носильщик не мог меня как следует разглядеть, когда будет брать вещи. И не успели мы завернуть за угол, к вокзалу, как навстречу нам бегом устремился один. Все произошло, как мы рассчитывали. Он забрал у нее сумки, а на меня даже не взглянул.

— Девять сорок пять, на Сан-Франциско. Секция восемь, вагон «С».

— Понял, мэм. Восемь, вагон «С». Жду вас в поезде.

Мы вышли на перрон. Тут я велел ей держаться поближе, чтобы можно было в случае чего шепнуть пару слов на ушко. На мне были очки, шляпа, надвинутая на лоб, впрочем не очень низко. Я шел, опустив глаза, словно выбирая место, куда ставить костыли. Сигару изо рта не выпускал — и лицо немного прикрывала, и скривить его можно было, словно от дыма.

Поезд стоял на боковом пути, довольно далеко от здания вокзала. Я быстро пересчитал вагоны.

— Бог мой, да это третий~

Как раз тот вагон, возле которого стояли два кондуктора. И не только они, но и проводник, и носильщик, ожидающий вознаграждения. Надо срочно что-то придумать, иначе вся четверка прекрасно разглядит меня, прежде чем я успею войти в вагон, и этого будет достаточно, чтобы отправить нас потом на виселицу. Она бросилась вперед. Я видел, как она протянула носильщику деньги и он, почтительно кланяясь, отошел. Мимо меня он не прошел, он зашагал в другой конец перрона, туда, где находилась стоянка. Но тут вдруг меня заметил проводник и стал приближаться. Она придержала его за рукав.

— Он не любит, когда ему помогают.

Проводник не понял. Понял кондуктор:

— Эй!~

Проводник остановился. Наконец до него дошло. Все они деликатно повернулись ко мне спиной и продолжали болтать.

Я взобрался по ступенькам в вагон. Остановился на площадке в тамбуре. Для нее это был сигнал. Она стояла внизу, на перроне, рядом с кондуктором.

— Милый~

Я обернулся и посмотрел в сторону хвостового вагона.

— Может, пройдем туда, на открытую платформу? Лучше там попрощаемся. А то я вечно боюсь остаться в поезде, а вдруг тронется~ У нас есть еще несколько минут. Поболтаем.

— Ладно.

И я двинулся по вагону в хвост поезда, а она — в том же направлении по перрону.

Все три вагона были битком набиты людьми, уже готовящимися лечь спать, полки застелены, сумки выставлены в проход. Проводников тут видно не было, они сидели в своих купе. Я не отрывал глаз от пола, не выпускал сигары изо рта и не переставал кривить лицо. Но никто меня толком не разглядывал, хотя, с другой стороны, видели все. Заметив костыли, они тут же начинали убирать с моей дороги вещи. Я только кивал, бормоча:

— Спасибо, спасибо, извините~

Стоило взглянуть на ее лицо, я тут же понял — что-то неладно. И только на открытой платформе выяснилось, в чем дело. Там, забившись в темный угол, сидел мужчина и курил. Я сел напротив. Она протянула руку. Я сжал ее пальцами. Она не сводила с меня глаз — ждала подсказки, что делать дальше. Я еле слышно прошептал: «Стоянка~ стоянка-стоянка». Через секунду до нее наконец дошло.

— Милый~

— Что?

— Ты на меня больше не сердишься? Ну за то, что я там припарковалась?

— Да ладно, ерунда.

— Нет, честно, я просто уверена была, что там можно выехать на привокзальную стоянку. Но я совершенно не знаю этого района~ Я и понятия не имела, что тебе придется идти так далеко.

— Я же сказал, ерунда, забудь.

— Прости меня, ради бога, не сердись.

— Лучше поцелуй меня.

Я взглянул на наручные часы, поднял руку и показал ей. До отправления поезда оставалось еще семь минут. Ей нужно было иметь в запасе хотя бы минут шесть, чтобы успеть сделать то, что она должна была сделать.

— Слушай, Филлис, ну есть ли смысл ждать? Поезжай домой.

— Э-э~ а ты не обидишься?

— Ничуть. Какой толк торчать тут, под вагоном?

— Ну хорошо. Тогда до свидания?

— До свидания.

— Смотри, веселись там, развлекайся как следует. И огромный привет Лилэнду Стэнфорду.

— Ладно, передам.

— Ну-ка, поцелуй еще раз!

— До встречи!

Теперь надо было избавиться от этого типа, и чем скорей, тем лучше. Я не ожидал, что здесь будет кто-то торчать. Пассажиры редко выходят на открытую платформу, особенно после того, как поезд тронулся. Я сидел, судорожно пытаясь что-нибудь придумать. Я рассчитывал, он уйдет, докурив сигарету. Но не тут-то было. Он выбросил окурок и завел беседу.

— Смешные создания эти женщины~

— Да уж, что есть, то есть.

— Вы простите, я невольно подслушал ваш разговор с женой. Ну, о том, где она припарковалась и так далее. Это напомнило мне один случай, когда моя жена однажды возвращалась из Сан-Диего и~

Он рассказал мне о жене. Я не сводил с него глаз. Лица его в темноте видно не было, и я надеялся, что меня он тоже не может разглядеть. Наконец он заткнулся. Пришлось как-то реагировать.

— Да, чудные они иногда бывают, эти женщины~

— Все они одинаковые~

Поезд тронулся. Он медленно полз по окраинам Лос-Анджелеса, а мой спутник не унимался. И тут в голову пришла спасительная мысль: ведь я — калека, и начал судорожно шарить по карманам.

— Что-нибудь потеряли?

— Билет. Никак не могу найти.

— Кстати, о билетах. А где, интересно, мой?~ А-а, слава Богу, здесь.

— Ее рук дело, точно. Знаете, что она выкинула? Положила мой билет в чемодан, хотя я предупреждал, что туда класть не надо. Надо было сунуть мне в карман пиджака. Теперь~

— Да не волнуйтесь вы так, найдется.

— Нет, это уж слишком! Тащиться теперь через все вагоны только потому~

— Да не дурите! Сидите себе спокойно.

— Мне неловко заставлять вас~

— Что за ерунда! Пустяки. Оставайтесь здесь, а я схожу и принесу. Какое у вас место?

— О, вы так любезны! Секция восемь, вагон «С».

— Я мигом.

Поезд прибавил ход. Знаком мне должна была служить вывеска молокозавода, находившегося примерно в четверти мили от путей. Наконец я увидел ее и поднес спичку к сигаре. Сунул костыли под мышку, перекинул ногу через перильца и повис. Один из костылей задел шпалу, отлетел и так стукнул меня, что я едва не свалился. Ровно напротив знака я разжал пальцы и прыгнул.

Глава 7

Нет на свете места темнее, чем железнодорожное полотно в полночь. Поезд умчался вперед, а я, скрючившись, лежал на земле и ждал, когда прекратится звон в ушах. Я соскочил с левой стороны, на дорожку между путями, так что вряд ли меня заметят с шоссе. Оно находилось в двухстах ярдах. Я встал на четвереньки и принялся озираться, стараясь разглядеть, что там, по другую сторону путей. Там проходила грязная дорога, ведущая к двум небольшим фабричонкам. А вокруг раскинулись пустыри, погруженные во тьму. Пора бы ей уже и приехать. Ведь у нее было в запасе целых семь минут до отхода поезда, а весь путь от вокзала и до этой грязной дороги занимал не более одиннадцати. Я сам проверял и рассчитывал раз сто. Я сидел неподвижно и пялился во тьму, пытаясь разглядеть машину.

Не знаю, сколько я просидел, скорчившись между путями. Я уже начал думать, может, она врезалась в какой-нибудь автомобиль, или ее остановил фараон, или еще что-нибудь в этом роде~ Я уже совершенно расклеился.

Но тут вдруг послышался какой-то странный звук. Тяжелое, натруженное дыхание. Затем я услышал шаги. Секунды две-три слышался стук каблуков, и снова все стихло. Похоже было на кошмарный сон, в котором тебя преследует невидимое существо и ты не знаешь, кто это или что это, а ощущаешь только безотчетный, всепоглощающий ужас. И вдруг я увидел. Она!

Ее муж весил, должно быть, никак не меньше двухсот фунтов, но она тащила его, взвалив на спину и пошатываясь, через пути. Голова его свисала ей на плечо, щека к щеке — прямо кадр из фильма ужасов.

Я побежал и подхватил его ноги, чтобы облегчить ношу. Мы протащили тело еще несколько шагов. Она собралась уже сбросить его.

— Не здесь! Другой путь!

Мы перетащили его на рельсы, по которым прошел поезд, и свалили на землю. Я снял с тела сбрую, смотал бечевку и сунул в карман. Бросил невдалеке тлеющую сигару. Один костыль положил на тело, другой бросил рядом.

— Где машина?

— Здесь. Ты что, не видишь?

Я поднял глаза — действительно, она там, где должна быть. На грязной дороге.

— Все! Едем.

Мы перебежали пути, влезли в машину, и она уже завела мотор.

— Господи, а шляпа?

Я взял его шляпу и выкинул из окна на пути.

— Порядок. Ведь она могла откатиться, верно? Все, едем!

Она тронула машину с места. Миновав фабрики, мы выехали на улицу.

На Сансет-бульвар она проскочила на красный свет.

— Ты что, с ума сошла, Филлис! Давай аккуратнее. Надо следить за такими вещами. А если бы нас остановили и увидели в машине меня? Тогда кранты!

— Можно нормально вести машину, когда эта штука гремит над ухом?

Она имела в виду радио. Я специально включил его — это должно составить часть моего алиби на время отсутствия, ну, будто бы я дома на какое-то время отложил работу и решил послушать радио. И я должен был знать, что в тот вечер по нему передавали. И знать больше, чем можно почерпнуть из программы в газетах.

— Но мне нужно, Филлис! Неужели ты не~

— Ладно, отстань, не мешай вести машину!

Она вошла в раж и гнала со скоростью не меньше семидесяти миль в час. Я молчал, стиснув зубы. Когда мы проезжали мимо какого-то пустыря, выбросил из окна бечевку. Еще примерно через милю — рукоятку. Очки полетели в канаву у обочины. И вдруг, опустив глаза, я увидел ее туфли. Они были сплошь заляпаны грязью.

— Зачем тебе понадобилось его тащить? Не могла дождаться меня~

— А где ты был? Где ты был?

— Там. Я ждал.

— Откуда мне знать? Думаешь, так приятно сидеть в машине, когда рядом это~

— Я смотрел и не видел тебя. Ничего не видел и~

— Да оставишь ты меня в покое наконец или нет! Я веду машину!

— Твои туфли~

И я замолк. Через секунду-другую она завелась снова. Она орала как бешеная. Она орала и орала, проклиная меня, его, все на свете. Время от времени я огрызался. Вот до чего мы дошли — рычали друг на друга, как два бешеных диких зверя, и ни один из нас не мог остановиться. Словно нас каким наркотиком одурманили.

— Кончай, Филлис! Нам надо серьезно поговорить. Может, другого случая не представится.

— Ну так говори! Кто тебе мешает!

— Тогда первое: ты ничего не знаешь об этом полисе. Ты~

— Сколько можно долдонить одно и то же?!

— Просто я хотел сказать~

— Ты уже столько раз сказал, тошно тебя слушать!

— Далее. Следствие. Ты приглашаешь~

— Знаю, я приглашаю священника для отпевания. Ну сколько раз можно повторять одно и то же! Дашь ты мне наконец спокойно вести машину или нет?

— О’кей. Веди.

После паузы я спросил:

— А Белли дома?

— Откуда я знаю? Нет!

— Лолы тоже нет?

— Я же тебе говорила!

— Тогда остановишься у аптеки. Зайдешь и купишь мороженого или чего-нибудь еще. Чтобы потом свидетель мог подтвердить, что с вокзала ты поехала прямо домой. Только надо сказать ему что-нибудь такое, чтобы в сознании у него отложились время и дата. Ты~

— Иди ты к дьяволу! Убирайся отсюда! Я с ума сойду!

— Я не могу убраться, я должен сесть в свою машину. Неужели непонятно, что я не могу идти пешком? Это займет время, и мое алиби рассыплется. Я~

— Я же сказала — вон отсюда!

— Заткнись и поехали! Или я тебя придушу!

* * *

Поравнявшись с моей машиной, она притормозила. Я вышел. Мы не поцеловались. Мы даже не сказали друг другу до свидания. Я вышел из ее машины, пересел в свою, завел мотор и поехал домой.

Войдя в комнату, я первым делом взглянул на часы. Десять двадцать пять. Подошел к телефону. Карточка была на месте, под язычком звонка. Я вытащил ее и сунул в карман. Потом отправился на кухню и посмотрел на дверной звонок. Вторая карточка тоже была на месте. И ее я тоже положил в карман. Поднялся наверх, влез в пижаму и шлепанцы. Снял повязку с ноги. Затем спустился, бросил повязку и карточки в камин вместе с куском газеты и поджег. Стоял и смотрел, как они горели. Потом подошел к телефону и начал набирать номер. Еще один звонок — «закруглить» алиби. В горле у меня застрял ком, и хотелось плакать. Я бросил трубку на рычаг. Я был на пределе. Взять себя в руки, и немедленно. Я судорожно сглотнул пару раз. Надо попробовать голос, убедиться, что он звучит нормально. В голову пришла дурацкая идея — попробовать запеть, чтобы выбить этот ком из горла. Запел «Остров Капри». Пропел две ноты, и сквозь ком прорвалось какое-то гнусное кряканье. Я пошел в гостиную и налил себе выпить. Потом повторил. Стал бормотать под нос какую-то чушь. Но нельзя же бормотать всякую бессмыслицу~ Может, помолиться? Я пробормотал молитву пару раз. Потом пришлось начать сначала, потому что никак не мог вспомнить — нормально звучал голос или нет.

Наконец, решив, что говорить смогу, снова набрал номер. Десять сорок восемь. Я звонил Айку Шварцу, одному из агентов нашей компании.

— Айк, будь другом, я к тебе с просьбой~ Я тут сижу и сочиняю проект иска по задолженности одной винодельческой компании, хочу закончить к завтрашнему дню. Совсем заковырялся~ Посеял где-то свою расценочную книжку. Уж и Джой Пит искал и не нашел. Может, посмотришь в своей? Она у тебя с собой?

— Да, конечно, о чем речь! С удовольствием!

Я продиктовал ему исходные данные. Он обещал перезвонить минут через пятнадцать.

Я бродил по комнате, сжимая и разжимая кулаки. В горле опять нарастал ком. И я снова бормотал, снова и снова повторяя все только что сказанное Айку. Зазвонил телефон. Я снял трубку. Айк сообщил, что подсчитал, и начал диктовать. Он дал мне целых три варианта. Заняло это минут двадцать. Я записывал все. Писал и чувствовал, как выступившие на лбу капельки пота медленно стекают по носу. Наконец он иссяк.

— О’кей, Айк, как раз то, что надо. Именно этого мне и не хватало. Тысяча благодарностей!

Он повесил трубку, и все мое самообладание полетело к чертям. Я бросился в ванную. Меня рвало как никогда в жизни. Наконец приступ прошел, и я рухнул в постель. Но света не выключал еще долго. Лежал на спине, уставившись в пустоту. Время от времени меня пробирал озноб, я дрожал с головы до ног. Потом и это прошло. Я лежал неподвижно, словно одурманенный наркотиком. В голову начали лезть разные мысли. Я пытался отогнать их, но безуспешно. И только тут до меня дошло, что я наделал~ Я убил человека~ Я убил человека, чтобы заполучить женщину. Я целиком и полностью отдал себя в ее руки, я находился в ее власти, достаточно одного ее слова, чтобы приговорить меня к смерти. Я сделал все ради нее, но теперь я не желал ее видеть, никогда больше в своей жизни.

Вот как оно бывает: одной капли страха достаточно, чтобы превратить любовь в ненависть.

Глава 8

Утром, выпив стакан сока и чашку кофе, я удалился в спальню с газетой. Я боялся даже раскрывать ее при филиппинце. Да, конечно, вот оно, здесь, на первой странице.

Мужчина средних лет, отправившийся на встречу с однокурсниками, погибает на железнодорожных путях. Г. С. Недлингер, один из основателей нефтяной компании, погиб, упав с открытой платформы экспресса, следующего в Лилэнд-Стэнфорд.

«Вчера около двенадцати ночи на железнодорожных путях примерно в двух милях к северу от города было обнаружено тело мужчины с ранениями шеи и головы. Это Г. С. Недлингер, представитель „Вестерн Пайп энд Сэпплай Компани“ в Лос-Анджелесе, чье имя в течение многих лет было неразрывно связано с нефтяной промышленностью нашего штата. Мистер Недлингер выехал поездом вечером того же дня на встречу со своими однокурсниками в Лилэнд-Стэнфорд. Предполагают, что он свалился с открытой платформы. По сообщению полиции, за несколько недель до этого прискорбного случая он сломал ногу. По предварительным предположениям, неумение обращаться с костылями могло привести к потере равновесия и падению с открытой платформы, на которой его последний раз видели живым.

Мистеру Недлингеру было сорок четыре года. Он родился во Фресно, окончил университет в Лилэнд-Стэнфорде, затем целиком посвятил себя нефтяному делу, став одним из пионеров в разработке нефтеносных скважин в Лонг-Бич. В течение последних трех лет он возглавлял местное подразделение «Вестерн Пайп энд Сэпплай Компани».

Он оставил вдову, в девичестве мисс Филлис Белден из Маннергейма, и дочь, мисс Лолу Недлингер. До замужества миссис Недлингер работала старшей медсестрой в Институте здоровья Вердуго».

* * *

Без двадцати девять позвонила Нетти и сообщила, что меня хочет видеть мистер Нортон, причем срочно. Это означало, что они уже все знают и мне нет нужды разыгрывать комедию, явившись туда с газетой и сообщением о том, что погиб тот самый парень, которому прошлой зимой я продал полис. Я ответил ей, что догадываюсь, по какому именно делу меня хотят видеть, и что выезжаю немедленно.

Не знаю, как я умудрился прожить тот долгий день. Кажется, я уже рассказывал вам о Нортоне и Кейесе. Нортон — президент компании, толстенький коротышка лет тридцати пяти, унаследовавший дело своего папаши и настолько поглощенный копированием всех его жестов и поступков, что ни на что другое времени у него, по-видимому, не оставалось. Кейес возглавлял отдел исков, это был представитель старой гвардии, и, если верить его словам, молодой Нортон ни одного дела не провел еще как надо. Он высок, толст и сварлив, к тому же еще склонен к пространным теоретическим рассуждениям — голова начинала идти кругом, стоило побыть в его компании минут пять. Тем не менее Кейес — лучший специалист в своей области на всем побережье и единственный человек, которого я сейчас по-настоящему опасался.

Первым делом надо было идти к Нортону и рассказать все, что я знал, вернее — что мне полагалось знать. Я рассказал ему, что предложил Недлингеру застраховаться от несчастных случаев и о том, как его жена и дочь возражали и как в тот вечер не стал его больше уламывать, но зашел к нему в контору через пару дней и сделал новый заход. Все это совпадало с тем, что могла рассказать секретарша. Я сказал также, что в результате продал ему полис, но только после того, как обещал не говорить ни слова ни жене, ни дочери. Я рассказал, что взял у него бланки и затем, когда документы прошли оформление, вручил ему полис и забрал чек. Потом мы вместе с Нортоном отправились к Кейесу, и все началось сначала. Короче, как вы понимаете, на болтовню ушло все утро. Мы говорили, отвечали на бесконечные телефонные звонки, принимали телеграммы из Сан-Франциско, где сыщики Кейеса допрашивали пассажиров, ехавших с Недлингером в одном поезде, беседовали с полицией, секретаршей, с Лолой — они сами позвонили и стали расспрашивать, что ей известно. Попытались разыскать Филлис, но я строго-настрого запретил ей подходить к телефону, и она не подошла. Связывались со следователем и договорились о вскрытии. Между страховыми компаниями и следователями обычно существует взаимопонимание, поэтому вскрытия нетрудно добиться, стоит только захотеть. Можно и обязать сделать вскрытие, на этот счет существует даже особая статья, но тогда надо обращаться в суд за постановлением, а тогда обязательно выяснится, что покойник был застрахован, что впоследствии может выйти нам боком. Потом они втихаря могут воспользоваться этим обстоятельством. Потому что, если Недлингер умер от удара или сердечного приступа и только после свалился с поезда, это уже будет расцениваться не как несчастный случай, а как смерть по естественной причине, и мы платить не должны. К середине дня пришло медицинское заключение: смерть от перелома шейных позвонков. И они немедленно стали добиваться двухдневной отсрочки официального слушания дела.

Около четырех на столе у Кейеса громоздилась уже такая куча разных бумаг и телеграмм, что он вынужден был прижать ее прессом, чтоб не рассыпалась. Сам он кривлялся и гримасничал и так разворчался, что говорить с ним стало совершенно невозможно. Нортон же, напротив, становился с каждой минутой все веселей. Ему позвонил из Сан-Франциско некто по имени Джексон, и, судя по тому, о чем они говорили, я догадался: это тот самый тип, от которого мне пришлось избавиться, прежде чем спрыгнуть с поезда. Повесив трубку, Нортон записал что-то на клочке бумаги, лежавшем поверх кучи, и обратился к Кейесу:

— Чистой воды самоубийство.

Тут надо учесть вот что — если это самоубийство, компания денег не выплачивает. Страховка касается только несчастных случаев.

— Гм?

— Ладно, слушай меня внимательно. Во-первых, он застраховался. Причем втайне, ничего не сказав близким, ни жене, ни дочери, ни секретарше, ни кому бы то ни было еще. И вот тут, если бы Хафф был повнимательнее, он бы догадался~

— Догадался о чем?

— Не обижайся, Хафф. Не заводись. Но признайся, все это выглядело довольно подозрительно.

— Ничего не подозрительно. Такое случается сплошь и рядом, каждый день. Вот если б его пытались застраховать, да так, чтоб он ничего не знал, вот тогда действительно подозрительно.

— Верно. Хафф тут ни при чем.

— Да нет же, Кейес, я просто хотел сказать~

— Все записи, сделанные Хаффом, ясно показывают, если б и обнаружилось что подозрительное, он бы непременно заметил и поставил бы нас в известность. Уж лучше вы проверьте ваших собственных агентов~

— Ладно, оставим. Итак, он приобретает полис и держит этот факт в строжайшей тайне. Спрашивается — почему? Да потому, что понимает: если его семья узнает, они тут же догадаются о причине, поймут, что он задумал, можете мне поверить. А нам стоит только маленько копнуть его биографию, и мы тоже поймем, почему он решился на это. Ладно~ Второе. Он ломает ногу, но не требует почему-то с нас возмещения. Почему? Тоже странно, разве нет? У человека имеется полис, страхующий его от несчастного случая, а он ломает ногу и не требует денег. А все потому, что, решившись на самоубийство, он уже боялся высунуться с полисом, ведь семья тут же узнала бы и приняла меры.

— Какие меры?

— Позвонили бы нам, и мы тут же аннулировали бы договор, ведь так? Могу побиться об заклад, что так! Вернули бы ему взнос немедленно, он и глазом бы не успел моргнуть. И он это понимал. Э-э нет, не такой он дурак, ведь тогда наш врач явился бы к нему взглянуть на ногу и дал нам знать. Вот где собака зарыта.

— Ну а дальше?

— Итак, он решил воспользоваться этим предлогом, чтобы ехать поездом. На вокзал его провожает жена, он садится в поезд и быстренько спроваживает ее. Она уходит. Он уже готов совершить задуманное, но тут возникает помеха. Некий тип на открытой платформе. А свидетели ему не нужны. Уж будьте уверены, они ему совершенно ни к чему. Что же делать? И вот он избавляется от этого типа, сочинив дурацкую историю, будто у него нет билета, якобы он оставил его в портфеле, и как только свидетель уходит, он ныряет с платформы. Я, кстати, только что говорил с этим типом. Его зовут Джексон, он сейчас во Фриско по делу и возвращается завтра. У него насчет самоубийства нет никаких сомнений. Уже когда он предложил Недлингеру сходить за портфелем, у него возникло ощущение, что тот пытается избавиться от него, просто неудобно было отказывать калеке. Сдается мне, дело ясное. Типичное самоубийство. Никаких других вариантов.

— Так что из этого следует?

— Следующий наш шаг — расследование. Естественно, самим нам на суд являться не резон. Да они нас просто поубивают, узнав, что покойник застрахован. Можно послать следователя, даже двух, пусть посидят и послушают, но не более того. А Джексон считает своим долгом прийти и рассказать все, что знает. И есть шанс, хоть и небольшой, но все же шанс, что вердикт будет — самоубийство. Если да, то мы выкрутились. Если нет, будем думать, что делать дальше. Как бы там ни было, не все сразу. Сперва посмотрим, что покажет расследование. Кто знает, что вдруг еще обнаружит полиция. Можно выиграть и в первом раунде.

Кейес скроил очередную гримасу. Он был толст и сильно страдал от жары. Закурил сигарету. Затем понурился и отвернулся от Нортона, словно от нашкодившего школяра, на которого и смотреть-то противно. И наконец заговорил:

— Это не самоубийство~ — Он открыл свой разбухший портфель и стал швырять на стол какие-то толстые книги. — Вот здесь, мистер Нортон, все, что говорит статистика страховых обществ о самоубийствах. Почитайте, может, найдете для себя что-нибудь полезное.

— Я вырос в этом бизнесе, Кейес.

— Вы выросли в частных школах, Гротоне и Гарварде. И пока обучались там гребле на байдарках и каноэ, я изучал эти таблицы. Вот, взгляните, здесь рассортировано все. Самоубийства по расовой принадлежности, полу, роду занятий, месту жительства, времени года, времени суток, когда были совершены. По способам: самоубийства ядом, газом, самосожжением, утоплением, прыжком с высоты. Самоубийства ядом — снова подразделение: по полу, расе, возрасту, времени суток. По виду применяемых ядов: цианистый калий, ртуть, стрихнин, еще тридцать восемь наименований, причем шестнадцати из них в аптеках теперь уже не найти. А тут, мистер Нортон, прыжки. Они тоже подразделены: прыжки с высоты, под колеса движущегося поезда, под колеса грузовиков, под копыта лошади, прыжки из лодок~ Но среди этих миллионов случаев и способов нет ни одного, когда человек, задумавший покончить с собой, выпрыгивал бы из хвостового вагона поезда. Так не делают.

— Но ведь это возможно?

— Возможно. Однако поезд в том месте, где было найдено тело, шел со скоростью максимум пятнадцать миль в час. Станет человек, твердо решивший покончить с жизнью, выпрыгивать из него именно здесь?

— Почему нет? Сломал же он шейные позвонки!

— Бросьте, не морочьте мне голову. Он не акробат.

— Ну и что вы хотите сказать? Что это не несчастный случай?

— Послушайте, Нортон, когда человек приобретает страховой полис, по которому выплачивают пятьдесят тысяч долларов в случае, если он погибнет на железной дороге, и затем через три месяца он действительно погибает от несчастного случая на железной дороге, это не случайность. Этого просто не может быть. Если бы поезд потерпел крушение, тогда да, возможно. И все равно, даже тогда это выглядело бы весьма подозрительным совпадением. Весьма подозрительным. Нет, здесь не случайность. Но и не самоубийство.

— Тогда что же?

— Сами знаете что~

— Убийство?~

— Да, убийство.

— Так, погодите минутку, Кейес, погодите~ Я не понимаю. Вам известны еще какие-то подробности?

— Нет, никаких.

— Но должно же было что-то натолкнуть вас на эту мысль.

— Я же сказал — ничего. Тот, что провернул все это дело, действовал очень умно. Ни одной зацепки. И все равно это убийство.

— Вы подозреваете кого-то конкретно?

— Тот, кто выгадывает, автоматически попадает под подозрение.

— Вы имеете в виду жену?

— Да, я имею в виду жену.

— Но ведь ее даже не было в поезде.

— Тогда был кто-то другой.

— И вы догадываетесь кто?

— Понятия не имею.

— И это все?

— Я же сказал, ни одной конкретной зацепки. Ничего, кроме этих таблиц и моего предчувствия, называйте его чутьем, шестым чувством, опытом, как угодно. Ловкая работа, чистая. Но никак не несчастный случай и не самоубийство.

— Тогда что же нам делать?

— Не знаю. Дайте подумать минуту.

Он думал полчаса. Мы с Нортоном сидели тут же и курили. Немного погодя Кейес забарабанил ладонью по столу. Было ясно — он что-то придумал.

— Мистер Нортон~

— Да, Кейес?

— Вам остается одно. Это против правил, и в любом другом случае я бы возражал, но только не сейчас. Тут есть пара моментов, которые подсказывают мне, что человек, провернувший это дело, рассчитывал именно на существующую для таких случаев практику. А что обычно происходит в подобных ситуациях? Обычно мы ждем, пока клиент придет к нам сам и предъявит свои претензии первым. Так вот, я советую поступить иначе. Я советую немедленно, если возможно, прямо сегодня, а если не сегодня, то в день слушания дела подать на жену Недлингера жалобу. И заявить, что она подозревается в убийстве. Нанести ей удар, внезапный и сокрушительный. Я советую потребовать немедленного ее ареста и содержания под стражей на все сорок восемь часов, допускаемые в таких случаях по закону. Я советую припереть ее к стенке, давить и жать на нее, припугнуть с помощью тех деталей, которые раскопала полиция. Самое главное — изолировать ее от сообщника или сообщницы, кто бы он или она ни были. Надо воспользоваться их замешательством, помешать им обсуждать дальнейшие шаги. Сделайте так и попомните мои слова — вы обнаружите поразительные вещи!

— Но на каком основании?

— Да ни на каком.

— Но, Кейес, это невозможно. Допустим, мы так ничего и не узнаем. Будем на нее давить и все равно ничего не получим. Допустим, это все же несчастный случай. Тогда в какое положение мы попадем? Господи Боже мой, да она возбудит против нас гражданское дело, и судья присудит ей все до последнего никеля. И я далеко не уверен, что дело кончится гражданским иском. Может потянуть и на уголовный. И что тогда? Наш среднегодовой бюджет составляет порядка ста тысяч долларов. Мы объявляем себя поборниками интересов вдов и сирот. Людьми, действующими с самыми добрыми намерениями. И что же? Получится, мы готовы обвинить невинную женщину в убийстве только ради того, чтобы не платить ей законно причитающихся денег?

— Это незаконные деньги.

— Законные, пока мы не докажем обратного.

— Хорошо. Ваши рассуждения, конечно, верны~ Я же говорю, это против правил. Но позвольте мне также заметить, мистер Нортон, и заявить со всей ответственностью: тот, кто все придумал и провернул, — далеко не дурак. Он или она, а может, сразу двое или трое, не знаю, сколько их там, прекрасно понимали, что делают. И их не вывести на чистую воду, если сидеть вот так, сложа руки, и ждать подсказок. Они позаботились о том, чтобы подсказок не было~ Их не будет. Единственный способ припереть их к стенке — самим сделать первый шаг. И пусть будет драчка, скандал, что угодно, но взять их врасплох — единственная возможность чего-то добиться. Не гарантирую, что сработает. Но может сработать, уверен.

— Но, Кейес, мы не можем себе этого позволить.

— Почему нет?

— Кейес, мы уже проходили этот урок миллион раз, каждая страховая компания проходила. У нас выработалась определенная практика. Против нее идти нельзя. Это дело полиции. Мы можем, конечно, пойти навстречу полиции, помочь ей, если найдем чем. Если вдруг нападем на какую-то интересную информацию, то передадим полиции. Если возникнут какие-то подозрения, можем поделиться с ней. Мы имеем право предпринять любой разрешенный законом шаг, все, что угодно, но не это~

Он замолчал. Кейес подождал немного, но продолжения так и не дождался.

— А что здесь противозаконного, мистер Нортон?

— Ничего. Это вполне законно, но неправильно. Мы сразу попадем под обстрел. Мы останемся безоружными, беззащитными, если ошибемся. В жизни ничего подобного не слышал! Это тактически неверно, я имею в виду.

— Зато стратегически верно.

— У нас своя стратегия. Стратегия древняя, выработанная десятилетиями, и против нее не попрешь. А если действительно самоубийство? Тогда в удобный для нас момент мы получаем подтверждение нашим подозрениям и таким образом себя обезопасим. И дело миссис Недлингер доказывать, что это не так. Вот что я хочу подчеркнуть. И поверьте мне, сидя на бочке с динамитом, я вовсе не хочу попадать в положение, когда нам придется взять всю тяжесть доказательств на себя.

— Так значит, вы не собираетесь предпринимать против нее никаких действий?

— Пока нет, Кейес, пока нет. Может, чуть позже. Не знаю. Но пока есть возможность придерживаться нашей обычной политики, я не собираюсь вести себя иначе.

— Но ваш отец~

— Он поступил бы точно так же. Я как раз о нем подумал.

— Нет, он поступил бы иначе. Старина Нортон использовал бы этот шанс.

— Но, в конце концов, я же — не он.

— Дело ваше~

На слушание в суд я не пошел. Нортон и Кейес не пошли тоже. Ни одна страховая компания не захочет дать знать суду, что покойный был застрахован. Но мы послали туда двух следователей, вернее, соглядатаев, которые внешне ничем не отличались от остальной публики и сидели вместе с газетчиками. От них мы и узнали, что произошло. Свидетели, все до единого, выступили со своими показаниями и идентифицировали тело: Филлис, оба кондуктора, носильщик, проводник, два пассажира, полиция и этот тип по фамилии Джексон, который все твердил, что я пытался избавиться от него. Суд вынес следующее заключение: «~вышеупомянутый Герберт С. Недлингер погиб в результате перелома шейных позвонков вследствие падения с поезда около десяти часов вечера третьего июня, причем падение произошло при неизвестных суду обстоятельствах». Нортона это удивило. Он ожидал, что вердиктом будет самоубийство. Меня же — нисколько. Самый главный свидетель не проронил на суде ни слова: я еще задолго до всей этой истории крепко-накрепко вбил в голову Филлис, что он должен там присутствовать, поскольку ожидал, что всплывет вопрос о самоубийстве. Этим главным свидетелем был священник, которого она попросила сопровождать ее, чтобы заодно обсудить все детали по организации похорон. А когда суд видит, что на повестке дня похороны в освященной могиле, то вне зависимости от того, глотнул ли покойник яду, перерезал себе глотку или сиганул с пирса, наверняка будет вынесено заключение: «~при неизвестных суду обстоятельствах».

* * *

Выслушав соглядатаев, Нортон, Кейес и я снова удалились на совещание, на этот раз — в кабинет Нортона. Было около шести. Кейес пребывал в самом кислом расположении духа. Нортон же, разумеется, был огорчен, однако пытался сделать вид, что поступил он тем не менее правильно.

— Ну, Кейес, хуже не бывает?

— И быть не может.

— Что теперь?

— Теперь? Идем проторенной дорожкой — устроим ей засаду. Я откажу ей в выплате по иску на том основании, что несчастный случай не доказан, и заставлю ее подать на нас в суд. А там посмотрим.

— Ничего у вас не выйдет. Дело швах.

— Знаю, что швах. Но поступлю именно так.

— А почему именно теперь?

— Я еще раз переговорил с полицией. Сказал, что мы подозреваем убийство. Они тоже сначала подозревали, но затем передумали. Обмозговали все хорошенько и решили, что нет. У них, Кейес, тоже есть справочники и таблицы. Они знают, как совершаются убийства. Какими способами. И сроду не слыхали, чтобы кто-то убил или пытался убить человека, выбросив его из хвостового вагона медленно идущего поезда. Словом, точь-в-точь повторили ваши слова. Как может убийца быть уверен, что сброшенный человек погибнет? А вдруг не погибнет, а только ушибется, что тогда? Нет, они твердо уверены в несчастном случае. Странный, дурацкий, но все же случай, и не более того.

— А они допросили всех, кто был в поезде? Не нашелся ли там хоть один человек, знакомый с женой Недлингера? Господи, мистер Нортон, только не говорите мне, что они не проверили и этот вариант. В поезде должен был быть кто-то. Это я вам точно говорю.

— Они пошли еще дальше. Они допросили проводника открытой платформы. Его место на узкой скамейке в тамбуре, прямо у двери. И он абсолютно уверен — никого, кроме Недлингера, там не было. Потому что, если бы кто-то проходил, ему бы пришлось посторониться. Он помнит, как вышел Джексон минут через десять после того, как тронулся поезд. Он помнит, как мимо него проходил инвалид на костылях. Он помнит, как Джексон вернулся с портфелем и как он вернулся второй раз. Джексон не сразу сообщил об исчезновении пассажира. Он решил, что Недлингер пошел в туалет или куда-нибудь еще, и только около полуночи, уже собираясь лечь спать, он сказал об этом проводнику, так как у него остался портфель, в котором, как он думал, находится билет Недлингера. Минут через пять в Санта-Барбаре проводник получил телеграмму от начальника парковых путей в Лос-Анджелесе и уже только тогда конфисковал багаж Недлингера и начал записывать имена свидетелей. Там никого не было. Бедолага свалился с платформы, вот и все. Мы проиграли. Это несчастный случай.

— Если несчастный случай, почему тогда вы отказываетесь ей платить?

— Погодите минутку. Я рассказал, что думаю. И что думает полиция. Но есть целый ряд деталей, говорящих в пользу самоубийства.

— Ни одной.

— Достаточно, Кейес. Достаточно для того, чтобы направить дело в суд, и пусть решают. Возможно, я ошибаюсь. Полиция тоже может ошибаться. И до начала слушания дела нам надо собрать как можно больше фактов. Вот такой у меня план. Пусть суд решает, и, если решит, я уплачу ей с радостью. Но так просто дарить эти денежки я не собираюсь.

— Все, конечно, правильно, если подозревать самоубийство.

— Там видно будет. Посмотрим.

— Что ж, посмотрим.

* * *

Я последовал за Кейесом в его кабинет. Он включил свет.

— Он посмотрит!~ Я вел слишком много дел, Хафф. И вот когда провернешь их миллион, то чувствуешь, сам не можешь объяснить почему, но чувствуешь~ Это убийство~ Ну допросили они проводника, ладно. Никто из вагона не выходил. А может, кто-то заскочил туда снаружи, как знать? Откуда они могут знать?

Он замолк, взглянул на меня и начал рычать и чертыхаться, как полоумный.

— Я же говорил вам! Я же говорил, надо было сразу припереть ее к стенке! Арестовать, не дожидаясь этого идиотского слушания! Я же говорил!~

— У тебя есть версия? — Сердце мое бешено билось.

— Не было его в поезде! Сроду не было! — Он орал и бил кулаком по столу. — Он не садился в этот треклятый поезд! Кто-то взял его костыли и сел вместо него. И конечно, этому выродку надо было избавиться от Джексона! Ведь его не должны были видеть живым, после того как проехали место, где подложили тело. А теперь против нас эти идиотские опознания, данные под присягой~

— Эти~ что? — Я понимал, что он имеет в виду. Я рассчитывал на опознание с самого начала и именно поэтому принял все меры, чтобы никто из присутствующих в поезде не мог меня как следует разглядеть. Я все рассчитал — костыли, повязка на ноге, очки, сигара плюс немного воображения.

— Да все эти свидетели на слушании дела. Скажи, ну разве могли они разглядеть толком того человека? Сколько они его видели? Всего несколько секунд, в темноте, три-четыре дня назад. И вот инспектор поднимает над покойным простыню, вдова говорит: «Да, это он». И конечно же, все они твердят вслед за ней, как попугаи: «Он, он~» А мы-то идиоты!~ Если бы Нортон как следует поприжал ее, опознание и все прочее можно было опротестовать! Полиция не дремала бы, и мы могли найти выход. Но теперь!~ И он еще собирается направить дело в суд и оспорить иск! Попробуй теперь оспорить опознание. Это невозможно. Да любой законник распнет свидетелей на кресте, если они вдруг изменят свои показания. Вот к чему приводят консерватизм и косность, все это осторожничание! А еще ссылается на своего папашу~ Помяни мое слово, Хафф, да Старина Нортон уже давно бы выбил из этой бабы признание. Он отдал бы ее под суд, и этой стерве уже светило бы пожизненное в Фолсоме. А мы? В каком положении оказались мы? Дело решенное, мы его проиграли~ Мы его проиграли~ И вот что еще я тебе скажу, Хафф. Тип, провернувший такое дельце, на этом не остановится. Он разорит нашу компанию, помяни мое слово. Следующего удара мы просто не переживем. Господи ты Боже мой! Потерять пятьдесят кусков, и все из-за тупости, полного и абсолютного идиотизма!

В глазах у меня зарябило. Он завел свою шарманку снова, высказав на этот раз предположение, как и каким именно образом убрали Недлингера. Он сказал, что убийцу, кем бы он там ни был, наверняка ждала машина в Бербанке и что он соскочил с поезда именно там. Что она уже ждала его, и они отправились в двух разных машинах, в одной из которых находился труп, к определенному месту, где уложили труп на рельсы. По его расчетам, ей вполне хватало времени добраться до Бербанка, а затем вернуться домой и даже еще успеть купить по дороге мороженое. В аптеке она появилась в десять двадцать. Он даже это проверил. Он ошибался только в одном — в способе, но вообще настолько был близок к истине в своих рассуждениях, что губы у меня онемели, и я долго не мог выговорить ни слова. Так крепко я сжимал их, чтоб не вскрикнуть~

— Ясно, Кейес. Ну и что же вы собираетесь предпринять?

— Так~ Нортон собирается выманить ее из норки, дать ей возможность предъявить иск. Это меня устраивает. Он хочет покопаться в прошлом покойного, узнать, что привело его к самоубийству. Это меня тоже устраивает. Я же собираюсь вплотную заняться вдовой. Следить за каждым ее шагом, каждым движением. Я хочу знать про нее как можно больше. Рано или поздно, Хафф, этот парень объявится. Они должны встретиться. И как только я узнаю, кто он, держись!~ А она пусть себе подает в суд. И как только предстанет перед ним в качестве свидетеля, будь уверен, Хафф, я заставлю Нортона скушать все это до крошки. И он ответит за каждое свое слово, и полиция тоже. О нет, я так просто не сдамся!

* * *

Он держал меня на крючке, я понимал это. Стоит Филлис сорваться во время свидетельских показаний, потерять голову, и все может окончиться бог знает чем. А если она не подаст в суд, выйдет еще хуже. Ее отказ от денег будет выглядеть сверхподозрительно. Даже полиция насторожится. Я боялся звонить ей, ведь ее телефон наверняка прослушивается. В ту ночь я занимался тем же, что и предшествующие две, — пытался напиться. Я осушил целую кварту коньяка но без должного эффекта. Ноги стали ватными, в ушах звенело, а глаза по-прежнему сверлили тьму, и мысль работала непрестанно в поисках выхода. Что делать?~ Я не знал. Я не мог спать, не мог есть. Я даже не мог напиться.

Филлис позвонила на следующий день. Вечером, вскоре после обеда, как только ушел филиппинец. Какую-то долю секунды я даже не решался снять трубку, хотя понимал, что надо.

— Уолтер?

— Да. Ты где? Дома?

— В аптеке.

— Ага, уже лучше. Какие новости?

— Лола ведет себя так странно, я даже не хочу звонить из дому. Приехала сюда, на бульвар.

— А что с Лолой?

— Истерика, наверное. Нервный срыв. Смерть отца сильно на нее подействовала.

— Может, дело не только в этом?

— Да нет, не думаю.

— Ладно. Давай выкладывай все, и побыстрей. Что происходит?

— Много чего. Я боялась звонить. Не могла выбраться из дому до похорон и~

— Похороны были сегодня?

— Да. После слушания дела.

— Что еще?

— Завтра должны вскрывать сейф мужа. В присутствии адвоката. Говорят, так положено. На случай, если возникнут споры о наследстве.

— Все правильно. Полис там?

— Да. Положила неделю назад.

— Что ж, пока все идет по плану. Где это будет, в конторе твоего адвоката?

— Да.

— Тогда отправляйся туда. Там будет еще налоговый инспектор. Ему положено присутствовать. Они найдут полис, и ты передашь его адвокату. Попроси предъявить от твоего имени иск. Это самое главное, остальное потом.

— Предъявить иск?

— Да. Погоди минутку, Филлис. Тут есть одна деталь, но только не говори адвокату, во всяком случае пока. Они не собираются платить~

— Что?!

— Не собираются платить.

— Но ведь они должны!

— Они считают, совершено самоубийство. Ждут, что ты подашь в суд. И пока суд не вынесет решение, не заплатят. Только ты сейчас ничего не говори адвокату, он сам потом узнает. Пусть подает в суд, а ты ему не перечь. Придется немного ему заплатить, зато это наш единственный шанс. И еще одно, Филлис~

— Да?

— Мы не можем больше встречаться.

— Но я хочу тебя видеть!

— Мы не должны встречаться. Они считают, что это самоубийство, но все равно будут настороже. И если засекут, что мы встречаемся, докопаются до истины. Так быстро, и опомниться не успеешь! Станут ходить за тобой по пятам, следить и вынюхивать, поэтому не только видеться, но и звонить мне не надо, только в самом пожарном случае. Да и то не из дому, а из аптеки. Причем не из одной и той же все время. Поняла?

— Господи! Да ты, похоже, напуган до смерти!

— Напуган. И даже очень. Им известно больше, чем ты думаешь.

— Значит, мы действительно в опасном положении?

— Надеюсь, что нет. Но надо соблюдать крайнюю осторожность~

— Тогда, может, мне не подавать в суд?

— Наоборот, ты должна подать. Иначе нам крышка.

— О-о~ Да~ Хорошо. Понимаю.

— Подавай. Но смотри, будешь говорить с адвокатом, взвешивай каждое слово. Не ляпни лишнего.

— Хорошо~ Ты меня не разлюбил?

— Конечно, нет. Ты же знаешь.

— Ты обо мне думаешь? Все время?

— Все время.

— Ну а еще какие новости?

— Вроде бы никаких. У тебя все?

— Да, думаю, да.

— Тогда давай прощаться. А то вдруг еще кто-нибудь ко мне зайдет.

— Ты так говоришь, словно хочешь от меня отделаться.

— Нет, просто здравый смысл.

— Ну ладно. Сколько это еще продлится?

— Не знаю. Возможно, долго.

— Умираю, до чего хочу видеть тебя!

— Я тоже. Но мы должны быть осторожны.

— Что ж, тогда пока?

— Пока.

Я повесил трубку. Люблю я ее, как же, как кролик любит змею. Этой ночью я сделал то, чего еще никогда в жизни не делал. Я молился.

Глава 9

Примерно через неделю после этого Нетти влетела ко мне в кабинет и быстро захлопнула за собой дверь.

— Там опять мисс Недлингер. Хочет вас видеть, мистер Хафф.

— Задержи ее на минутку. Мне надо сделать звонок.

Она вышла. Я позвонил. По какому-то совершенно необязательному делу. Просто нужно было время, чтобы взять себя в руки. Я позвонил домой и спросил филиппинца, не звонил ли мне кто. Он сказал, что нет. Тогда я попросил Нетти впустить Лолу.

Да, она сильно изменилась с того последнего раза, что я ее видел. Тогда она была ребенком. Сейчас передо мной стояла женщина. Возможно, так казалось из-за черного платья, но и по лицу было видно, что пережила она немало. Я чувствовал себя последним подлецом, но тем не менее пожал ей руку, усадил, спросил, как поживает миссис Недлингер. Она сказала, что хорошо, невзирая на все печальные обстоятельства. А я сказал, что это просто ужасно и что я был просто потрясен, узнав обо всем.

— А как мистер Сачетти?

— Давайте не будем говорить о мистере Сачетти.

— Мне казалось, вы друзья.

— Я не хочу говорить о нем.

— Простите~

Она встала, подошла к окну, снова села.

— Мистер Хафф, вы когда-то оказали мне одну услугу. И мне показалось, вы хорошо ко мне относитесь.

— Так оно и есть.

— И с тех пор я считаю вас своим другом. Поэтому и пришла~ Я хочу поговорить с вами~ как с другом.

— Конечно, конечно. Я рад.

— Но только как с другом, мистер Хафф. А не с агентом, занятым страховым бизнесом. И разговор должен быть строго конфиденциальным. Только между нами, мистер Хафф. Договорились?

— Конечно.

— Ох, совсем забыла, я же могу называть вас Уолтер~

— А я вас — Лола~

— Странно, но мне почему-то так легко с вами~

— Валяйте, выкладывайте, что случилось.

— Это об отце.

— Слушаю.

— Вернее, о его смерти. Я чувствую — здесь что-то не так. Что-то за этим кроется.

— Не вполне понимаю вас, Лола. Что кроется?

— Я и сама не понимаю что. Просто чувствую~

— Вы были в суде?

— Да.

— Там один или два человека, а потом еще несколько говорили с нами и высказали предположение, что ваш отец~ возможно, покончил с собой. Вы это имеете в виду?

— Нет, Уолтер, не это.

— Тогда что же?

— Не знаю. Не могу заставить себя сказать. Слишком страшно. Но эти мысли~ они приходят мне в голову не в первый раз. Я измучилась от подозрений, от того, что мне кажется, за этим стоит нечто большее~ чем думают все.

— Я вас не понимаю~

— Моя мать~ Когда она умерла~ С ней было то же самое~

Я ждал. Она судорожно сглотнула, помолчала. Мне показалось, она вообще раздумала говорить, но потом вдруг решилась и продолжила:

— Уолтер, у моей мамы были больные легкие. Специально для нее купили маленький коттедж в Лейк Арроухеде. И вот однажды в середине зимы мама поехала туда со своей близкой подругой на уик-энд. Как раз в разгар спортивного зимнего сезона, когда там полно людей, и вдруг она прислала отцу телеграмму, что хочет задержаться на всю неделю вместе с той женщиной. Ну, он ничего такого не подумал, послал ей телеграфом немного денег и написал — пусть живет там сколько хочет, если это полезно для здоровья. В среду на той же неделе мама заболела воспалением легких. В пятницу ей стало совсем плохо. Ее подруга пешком прошла по заваленному снегом лесу двенадцать миль, чтобы вызвать врача, — наш домик находился далеко от гостиниц и мотелей, на другой стороне озера, его надо обходить. Она пришла в гостиницу в таком состоянии, что ее пришлось положить в больницу. Врач тут же отправился к маме, но когда пришел, увидел, что она умирает. Она прожила каких-то полчаса~

— Так~

— И знаете, кто была ее лучшая подруга?

Я знал. Я сразу это понял, и по спине у меня побежали мурашки.

— Нет.

— Филлис~

— Ну и?~

— Скажите, что могли делать две женщины в заброшенном домике в такой холод, в самый разгар зимы? Почему они не остановились в гостинице, как остальные приезжие? Почему моя мама не позвонила, а прислала телеграмму?

— Вы хотите сказать, не она ее посылала?

— Не знаю, я ничего не знаю. Только уж очень странно все выглядит. Зачем понадобилось Филлис проделывать такой длинный путь? Неужели она не могла зайти куда-нибудь и позвонить? Почему она не взяла лыжи и не попробовала пересечь озеро напрямик, ведь это заняло бы полчаса? Она прекрасно бегает на лыжах. Зачем понадобилось идти три часа пешком? Почему она не торопилась привести врача?

— Погодите минутку, Лола. Что ваша мать сказала врачу, когда он~

— Ничего. Она была в горячке, без сознания. И потом, через пять минут врач начал давать ей кислород и~

— Так, погодите, Лола. Как бы там ни было, врач есть врач, и если у нее действительно было воспаление легких~

— Да, конечно, врач есть врач, но вы не знаете Филлис. А я вам могу кое-что рассказать. Во-первых, она медсестра. Считалась одной из лучших медсестер Лос-Анджелеса. Именно так она познакомилась с мамой, когда маме стало совсем плохо и ее поместили в больницу. Она медсестра и специализировалась как раз на легочных заболеваниях. Ей не хуже, чем любому врачу, известно, когда наступает кризис, все по минутам. И еще она знала, как вызвать воспаление легких.

— Что вы хотите сказать?

— Думаете, Филлис не могла выставить мою мать на всю ночь на холод и продержать там, пока она не замерзнет до смерти? Вы думаете, Филлис на это не способна? Вы думаете, она и вправду такая вот милая, нежная, добрая овечка, какой кажется? Отец тоже так думал~ Он считал, как это мужественно и благородно с ее стороны проделать весь долгий путь, чтобы спасти жизнь подруги~ Года не прошло, и он на ней женился. Но я думаю иначе. Потому, что~ знаю ее. Я начала подозревать ее сразу же~ как только услыхала о смерти мамы. И теперь тоже~

— Ну и что, вы считаете, я должен делать?

— Пока ничего. Просто выслушать меня.

— Но все, что вы говорите~ Эти обвинения, причем нешуточные~ Вы намекаете на возможность~ Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать?

— Да, именно это я и хочу сказать. Именно это.

— Но, насколько мне известно, ее не было с вашим отцом, когда случилось несчастье.

— Ее и с мамой не было тогда. И все равно — ее рук дело.

— Мне надо хорошенько подумать. Дайте мне время.

— Конечно.

— Вы сегодня немного взволнованны~

— Я еще не все вам сказала.

— Что же еще?

— Не могу. Не в силах~ говорить об этом. Не хочется верить, что такое возможно. Ладно~ Не обращайте внимания. Простите меня, Уолтер, что ворвалась к вам со своими разговорами. Но я так несчастна~

— Кому-нибудь, кроме меня, вы говорили?

— Нет, никому.

— Не сейчас, а тогда о вашей матери?

— Нет, никому. Ни слова.

— Я бы на вашем месте тоже не сказал. Особенно~ мачехе.

— Я даже дома теперь не живу.

— Вот как?

— Сняла маленькую квартирку. В Голливуде. У меня есть деньги. Небольшая, правда, сумма. Наследство от мамы. Не могу больше жить с Филлис. Не в силах~

— О-о~

— Можно, я еще как-нибудь зайду?

— Да, да, конечно. Я дам вам знать, когда удобней прийти. Оставьте телефон.

Наверное, полдня я размышлял, стоит ли говорить об этом Кейесу. Я понимал, что должен сказать, что это в моих же интересах и позволит хоть как-то себя обезопасить. В суде такие показания не стоят ни гроша. Они и слушать ее не станут, потому что одновременно человека можно судить только за одно преступление, а не за то, что он совершил, вернее, мог совершить чуть ли не три года назад. Однако, если Кейес вдруг обнаружит, что я узнал о прошлом от Лолы и молчал, это чревато серьезными неприятностями. Но я не мог заставить себя сказать ему. И не мог придумать никакого существенного оправдания, кроме разве того, что дал девушке слово молчать.

Около четырех Кейес зашел ко мне и притворил за собой дверь.

— Знаешь, Хафф, а он объявился!

— Кто?

— Убийца Недлингера.

— Что?!

— Он ей постоянно звонит. По пять раз на неделе.

— Кто он?

— Не важно. Но это тот, кого мы ищем. Теперь увидишь, как я возьму его в оборот.

* * *

Вечером я вернулся в контору под предлогом сверхурочной работы. Дождавшись восьми, когда Джой Пит завершает обход нашего этажа, я вошел в комнату Кейеса. Попробовал выдвинуть ящик письменного стола. Он был заперт. Попробовал шкаф с выдвижными металлическими ящиками, где хранилась его картотека, — тоже заперто. Попробовал подобрать ключи из тех, что были в моем распоряжении. Они не подошли. Я уже готов был сдаться, как вдруг заметил диктофон. Я знал, он иногда пользовался этой штуковиной. Снял чехол. Диск был на месте. Записан примерно на три четверти. Спустился, проверил — Джой Пит торчал внизу. Снова поднялся к Кейесу, надел наушники и включил диктофон. Сперва шла разная чепуха — письма клиентам, инструкции следователя по делу о поджоге, предупреждение клерку об увольнении. А потом вдруг это:

СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА

мистеру Нортону

по делу агента Уолтера Хаффа.

Секретно — досье Недлингера.

По поводу вашего предложения взять агента Хаффа под наблюдение в связи с делом Недлингера могу заявить, что категорически с вами не согласен. Естественно, в данном случае, равно как во всех других подобных случаях, агент автоматически попадает под подозрение. Я не пренебрег возможностью принять определенные меры по проверке Хаффа. Все его утверждения полностью совпадают с фактами, а также документами, имеющимися у нас, и с документами, найденными у покойного. Я даже проверил, не поставив его в известность, где находился он в ночь, когда было совершено преступление. Выяснилось, что весь вечер и всю ночь он был дома. Я расцениваю это как алиби. Человека с его опытом наверняка может насторожить и оскорбить слежка, и в таком случае мы можем потерять весьма полезного в расследовании столь сложного дела сотрудника. Кроме того, позволю себе заметить, что послужной список этого агента абсолютно безупречен и не позволяет заподозрить его в каком-либо мошенничестве. Со всей настойчивостью рекомендую отказаться от этой затеи.

С уважением~

Я выключил диктофон, затем включил снова. Настроение резко изменилось. У меня не только отлегло от сердца, но почему-то стало даже весело.

Снова пошла какая-то ерунда, а потом вдруг:

СЕКРЕТНО — ДОСЬЕ НЕДЛИНГЕРА.

Резюме — устные доклады наблюдателей на конец недели. От 17 июня сего года.

Лола Недлингер ушла из дому 8 июня, поселилась в двухкомнатной квартире в Лайс Арме, Юкка-стрит. Считаю, наблюдение можно прекратить.

Вдова не выходила из дому до 8 июня, затем выехала на автомобиле, останавливалась у аптеки, откуда сделала телефонный звонок; в течение последних двух дней выезжала, останавливалась и заходила в супермаркеты и магазины готового платья.

Вечером 11 июня некий неизвестный мужчина заходил в дом. Пробыл с восьми тридцати пяти до одиннадцати сорока восьми. Описание: высокий, темноволосый, возраст 26-27. Визиты повторялись: 12, 13, 14 и 16 июня. В первый же вечер за ним установлена слежка.

Личность установлена — Бенджамино Сачетти, Лилак-Корт, авеню Норт Ла Бри.

Я не хотел, чтобы Лола приходила ко мне в контору. Но, узнав, что она вычеркнута из списка подозреваемых и что между нею и Сачетти не выявлено никакой связи, решил пригласить ее куда-нибудь. Позвонил и спросил, не хочет ли она со мной пообедать. Она восторженно ответила, что это предел ее мечтаний. Я отвез ее в Санта-Монику, в ресторан «Мирамар», объяснив, что всегда приятно есть и смотреть на океан. Но истинной причиной было совсем другое — я не хотел, чтобы нас видели вместе в городе, где на каждом шагу можно наткнуться на знакомого.

Во время обеда мы болтали. Я выслушал целую повесть: сперва — как она ходила в школу, потом — почему не поступила в колледж и далее в том же духе. В целом разговор был сумбурный и несколько взвинченный, да это и понятно — оба мы находились под определенным стрессом, что, впрочем, не мешало нам отлично понимать друг друга. Верно она тогда сказала — нам было легко вдвоем. Я ни разу не упомянул о нашем последнем разговоре, и только когда мы сели в машину, чтобы прокатиться по набережной вдоль океана, сказал:

— Я долго думал над тем, о чем вы тогда рассказали.

— Можно, я еще скажу?

— Валяйте.

— Так вот, я тоже думала. Обдумала все хорошенько и решила, что была не права. Знаете, всегда так бывает, когда очень любишь человека, а потом вдруг теряешь его. Так и тянет обвинить кого-нибудь третьего. Особенно того, кто вам неприятен. Я не люблю Филлис. Наверное, это отчасти ревность. Я очень любила маму~ Папу тоже, разве что самую капельку меньше. А потом вдруг он женился на Филлис. Не знаю, мне показалось, что это противоестественно, что этого не должно быть. И потом-потом все эти мысли, все мои подозрения, когда мама умерла. Они превратились в уверенность, когда он женился на Филлис. Я еще подумала — вот ради чего она убила маму. А когда погиб отец~ уверилась вдвойне. Но какие у меня факты? Никаких. С этим нелегко смириться, но приходится. И я отказалась от этих мыслей и сейчас хочу, чтобы и вы тоже забыли все, что я вам тогда наговорила.

— Что ж, я по-своему рад.

— Вы, наверное, очень низкого теперь обо мне мнения.

— Вовсе нет. Я все обдумал. Очень тщательно. Тщательно еще и потому, что для нашей компании это тоже важно. Но здесь нет ни одной зацепки. Только подозрения. И конечно, вы должны были хоть с кем-то ими поделиться.

— Я рассказала вам все как есть. Теперь мне кажется, я ошибалась.

— Наверное. Однако помните, Лола, то, что вы скажете полиции, если вам вообще придется с ней говорить, будет носить уже не частный характер. Смерть вашей матери, смерть отца — вам нечего добавить к тому, что они уже знают. Так есть ли смысл вообще с ними говорить?

— Да, я понимаю.

— На вашем месте я не стал бы делать никаких заявлений.

— Вы думаете~ мне нечего им сказать?

— Уверен.

И мы поставили на этом точку. Но надо было выяснить еще насчет Сачетти, да так, чтобы она не догадалась, зачем и почему мне это надо.

— Скажите-ка мне лучше, что произошло между вами и Сачетти?

— Я же сказала: не хочу о нем говорить!

— Как вы с ним познакомились?

— Через Филлис.

— Филлис?~

— Да, его отец врач. Я уже, кажется, говорила, она работала медсестрой. Ну вот, он и заходил к ней по просьбе отца, хотел уговорить вступить в какую-то ассоциацию, но потом~ потом он обратил внимание на меня~ и перестал приходить к нам. А потом, когда Филлис узнала, что я с ним встречаюсь, она начала говорить моему отцу разные гадости о нем. И мне запретили с ним встречаться. Но я не послушалась. И все равно встречалась. Я понимала, за этим что-то кроется~ Но так и не знала что, пока не~

— Ну а дальше? Пока — что?

— Не стоит больше говорить об этом. Не хочу. Я же признала, что была не права и~

— Пока — что?

— Пока не погиб отец. И тогда вдруг почему-то он потерял ко мне всякий интерес. Он~

— Ну?

— Он встречается с Филлис.

— И?~

— Разве трудно догадаться, о чем я подумала? Неужели обязательно заставлять меня говорить?~ Я подумала, может, они сделали это вместе~ Я подумала, его встречи со мной были так, для отвода глаз. Ну не знаю, для чего еще, так мне, во всяком случае, показалось~ Может, для того, чтобы иметь возможность видеться с ней и никто не заподозрил~

— Я думал, он был с тобой~ в ту ночь.

— Должен был. В университете были танцы, и я пошла. Мы договорились встретиться там. Но он вдруг заболел. Прислал записку, что не сможет прийти. Тогда я села в автобус и поехала в кино. И никому ничего не сказала.

— Как это понимать — заболел?

— Он действительно простудился, я знаю. Сильно простудился. Но~ пожалуйста~ давайте не будем больше. Я хочу все забыть. Я не хочу, не желаю больше вспоминать! Пусть даже это правда. Хочет встречаться с Филлис — его дело. Мне все равно. И вам бы я не сказала, если бы мне не было все равно~ Это~ его дело. И нет причины подозревать его в чем-то только потому, что он с ней. Это непорядочно~

— Не стоит больше об этом.

В ту ночь я снова долго лежал без сна и пялился во тьму. Итак, я убил человека ради денег и женщины. Деньги мне не достались, женщина тоже. Женщина оказалась убийцей. Не только законченной убийцей. Она подло обманула меня. Использовала меня как орудие, чтобы заполучить другого мужчину, и имеет против меня достаточно улик, чтобы вздернуть на первом попавшемся суку так высоко, где и птицы не летают. И если он посвящен во все, они вздернут меня вдвоем. Я даже рассмеялся в темноте хриплым, истерическим смешком. А затем подумал о Лоле, о том, какая она милая и нежная и как ужасно я с ней поступил. Начал подсчитывать разницу в возрасте. Ей девятнадцать, мне тридцать четыре. Разница в пятнадцать лет. Потом подумал, если ей уже около двадцати, то разница всего четырнадцать лет. Внезапно я сел и включил свет. Я понял, что все это означает.

Я в нее влюбился.

Глава 10

В довершение ко всему Филлис предъявила иск компании. Кейес отверг его на том основании, что несчастный случай не доказан. Тогда она подала в суд через адвоката, который вел обычно дела мужа. Она звонила мне раз пять, всегда из аптеки, и я давал ей советы. Меня начинало мутить уже при звуке ее голоса, но рисковать было нельзя. Я посоветовал ей приготовиться к тому, что они попытаются доказать не только самоубийство. Я не стал особенно распространяться на эту тему, пересказывать ей, что они там думают и делают, но вскользь дал понять: вопрос об убийстве наверняка будет затронут, и ей надо быть готовой к нему, когда она предстанет перед судом. Я специально не хотел слишком взвинчивать ее. А она словно забыла, чьих это рук дело, и искренне возмущалась тем, что компания затеяла какую-то грязную игру и не желает выплачивать причитающиеся ей по праву деньги сейчас же, немедленно. Это меня как нельзя более устраивало. Правда, такое поведение весьма своеобразно характеризует природу человека, в особенности женщины, но мне нужно было, чтобы она предстала перед судом именно в таком состоянии — искренне убежденная в своей правоте~ И если она не сорвется и будет твердо стоять на своем, что бы там ни раскопал Кейес, она выиграет. Не может не выиграть, в этом я не сомневался.

* * *

Прошло около месяца, слушание дела было назначено на начало сентября. Все это время, раза по три-четыре на неделе, я встречался с Лолой. Я звонил ей домой, и мы ехали обедать, а потом просто катались. У нее была своя маленькая машина, но мы обычно ехали в моей. Я совершенно потерял голову. Возможно, свою роль сыграло и то, что я все время думал, как чудовищно поступил с ней и как ужасно будет, если она узнает. Но, наверное, дело не только в этом. Ее обаяние и прелесть, то, что нам было так легко и хорошо вместе, тоже сыграли свою роль. Я чувствовал, что счастлив с ней. И она тоже. Уверен. Я в таких вещах понимаю. И вот случилось это~

Мы сидели в машине на набережной, милях в трех от Санта-Моники, и смотрели, как восходит луна над океаном. Правда, глупо и романтично сидеть и смотреть, как восходит луна над Тихим океаном. Но тем не менее именно этим мы и занимались. Набережная в том месте проходит точно с востока на запад, и когда с левой стороны поднимается луна, это, доложу вам, зрелище. И вот, как только она поднялась из-за горизонта, Лола вложила свою руку в мою. Я легонько сжал ее пальцы, но она тут же выдернула руку:

— Я не должна так поступать.

— Почему?

— По многим причинам. Прежде всего это нечестно по отношению к тебе.

— Лично я не против.

— Я тебе нравлюсь, правда?

— Не то слово. Я от тебя без ума.

— Я тоже, Уолтер~ Не знаю, что я без тебя делала бы, особенно последние недели. Только~

— Только что?

— Ты уверен, что хочешь знать? Не обидишься?

— Лучше уж знать, чем теряться в догадках.

— Все из-за Нино~

— Так~

— Мне кажется, он до сих пор очень много для меня значит и~

— Ты его видела?

— Нет.

— Тогда это пройдет. Давай я буду твоим врачом. Буду лечить тебя. И болезнь пройдет, гарантирую. Ты только дай мне немного времени, и я обещаю — все будет в порядке.

— Ты очень славный доктор. Только~

— Опять только?

— Я видела его~

— Нет, не думай, сейчас я говорю правду. Я с ним даже не говорила. Он не знает, что я его видела. Только~

— Ты прямо зациклилась на этих «только»!

— Уолтер~

Она волновалась все больше и очень старалась, чтоб я этого не заметил.

— Он этого не делал!

— Нет?

— Знаю, ты сейчас ужасно расстроишься, Уолтер. Но ничего не поделаешь. Ты имеешь право знать правду. Прошлой ночью я за ним следила. О, я и раньше следила за ним, много раз. Видно, совсем сошла с ума~ Но только прошлой ночью мне впервые удалось подслушать, о чем они говорят. Они поехали в Лукаут, припарковались, и я тоже припарковалась неподалеку и шла за ними по пятам. О, как все ужасно! Он сказал, что влюбился в нее с первого взгляда, но понимал, что безнадежно~ пока все не произошло. Но и это еще не конец. Они говорили о деньгах. Он потратил все, что ты ему дал, но так и не получил диплома. Только заплатил за диссертацию, а все остальное потратил на нее. И вот они обсуждали, где раздобыть еще денег. Ты слушаешь, Уолтер?

— Да.

— Если б они совершили это вместе, она должна была бы дать ему денег, ведь так?

— Да, наверное.

— Но они ни слова об этом не сказали. О том, что она собирается с ним поделиться. Сердце у меня так и застучало, когда я сообразила, что все это значит. А они все говорили и говорили~ Наверное, целый час. О массе разных вещей. Но из того, что было сказано, я поняла — он здесь ни при чем, он вообще ничего не знает. Клянусь! Уолтер, ты понимаешь? Он здесь ни при чем!

Она так разволновалась, что пальцы ее впились в мою руку, как стальные. Я уже не слушал ее. Я понимал — за этим стоит что-то другое, другое, гораздо более важное, чем невиновность Нино.

— Я все же не понимаю, Лола. Я уже решил, ты отказалась от той идеи~ ну, что вообще кто-то был в чем-то виноват~

— Нет, не отказалась. Никогда не отказывалась~ Да, одно время я старалась отбросить эту мысль. Но только потому, что думала: здесь замешан он. А это было бы слишком страшно~ В глубине души я не могла поверить, что он мог~ Но я должна была убедиться, должна была точно знать! А теперь~ о нет, Уолтер, я вовсе не отказываюсь от этой мысли. Она убила отца, не знаю как. Но это точно. Я чувствую. И теперь я накажу ее. Да, накажу, чего бы мне это ни стоило!

— Как?

— Она ведь подала на вашу компанию в суд, так? У нее хватило наглости пойти на такое. Прекрасно! Скажи там, в вашей компании, пусть не беспокоятся. Я приду и буду на суде рядом с тобой, Уолтер. Я подскажу, о чем надо ее спрашивать. Я расскажу им~

— Погоди, Лола, погоди минутку~

— Я расскажу все, что им надо знать. А я знаю больше, куда больше, чем я тебе говорила, Уолтер. Пусть спросят ее об одном случае, когда я зашла к ней в спальню и вдруг увидела ее в какой-то идиотской красной накидке из шелка, похожей на саван. Лицо у нее было сплошь залеплено белой пудрой и раскрашено красной помадой, а в руках она держала кинжал, и кроила перед зеркалом страшные рожи и~ О да, я подскажу, пусть спросят ее об этом! И пусть еще спросят, почему за неделю до смерти папы она ездила на бульвар в магазин и приценивалась к черному платью. Она не подозревает, что я знаю. А я зашла в магазин ровно через пять минут после ее ухода. И продавщица как раз убирала платья. И еще сказала — вещи, конечно, замечательные, но только она не понимает, зачем сугубо траурные туалеты понадобились миссис Недлингер. Кстати, именно тогда я захотела, чтобы папа поехал в Пало-Альто. Хотела выяснить, что она затеяла, пока его не будет дома. Я им скажу~

— Обожди минутку, Лола. Ты не можешь этого сделать. Они~ никогда не станут задавать ей такие вопросы и~

— Они не станут, так я задам! Встану перед судом и выскажу ей все прямо в лицо. И меня услышат. Ни судья, ни полицейские, никто меня не остановит! Я выбью из нее признание, пойду туда и выколочу! Я заставлю ее говорить. И никто меня не остановит!

Глава 11

Не знаю, когда впервые мне пришло в голову убить Филлис. Может, уже в ту страшную ночь где-то в глубине подсознания я понимал, что должен убить ее, потому что мир слишком тесен для двух людей, раз им известно друг про друга такое. Но я точно помню, когда, где и как я решил убить ее. Сразу после той ночи, когда мы вместе с Лолой любовались восходом луны над океаном. Уж слишком страшила меня мысль о том, что Лола может выступить в суде и тогда Филлис расколется и скажет всю правду. Наверное, я так и не смог толком объяснить, какие чувства испытывал к Лоле. Ясно только, что совсем не такие, как к Филлис. Стоило мне увидеть Филлис, и меня всякий раз охватывало какое-то странное, нездоровое возбуждение. Совсем не то, что теперь. Когда я был с Лолой, в мою душу вселялись мир и покой, мы могли проехать целый час, не обмолвившись ни словом, а потом она бросала на меня взгляд, и по-прежнему в словах не было нужды. Я ненавидел себя за то, что натворил. Часто возникала мысль: если б я был твердо уверен, что она так и останется в неведении, тогда~ тогда, может быть, я бы женился на ней, и позабыл обо всем этом кошмаре, и был бы счастлив до конца своих дней. А уверен я мог быть только в одном случае — только когда избавлюсь от того, кто знает. Судя по рассказу Лолы о Сачетти, знает обо мне только один человек — Филлис. А все остальное, что Лола говорила о своих намерениях, подсказывало действовать быстро, не дожидаясь, пока начнется суд.

Но и Сачетти я не собирался предоставить такую возможность — отнять у меня Лолу. Надо устроить так, чтобы он остался под подозрением. Полицию провести трудно. Лола же так никогда до конца и не будет уверена в его невиновности.

* * *

На следующий день, провернув кучу всяких текущих дел в конторе, я отослал помощника по какому-то поручению и взял папку Сачетти. Положил на стол. В папке хранился ключ от его машины. У нас было такое правило — каждого должника заставляли сдавать ключ от машины, он хранился вместе с распиской и прочими документами. Разумеется, Сачетти исключением не был. Ссуду он получил еще зимой. Я вынул ключ из конверта, во время ленча сходил в мастерскую и сделал копию. Вернувшись, я отослал клерка с новым поручением, положил оригинал в конверт, а папку убрал в шкаф. Итак, теперь у меня был ключ от его машины, и никто никогда не узнает, что я снимал с полки эту папку.

* * *

Теперь надо разыскать Филлис, но я боялся сам звонить. Я должен был дождаться ее звонка. Проторчал дома три вечера подряд, и наконец на четвертый день зазвонил телефон.

— Филлис, нам надо встретиться.

— Давно пора.

— Ты же знаешь, почему мы не могли. Теперь мы должны встретиться и обсудить кое-что связанное с судом. После него, думаю, бояться будет нечего.

— А разве нам можно встречаться? Ты же вроде говорил~

— Да, да, все так. Они за тобой следят. Но сегодня выяснилась одна вещь. Очень важная. Они сняли всех сыщиков, кроме одного, а он уходит с поста в одиннадцать.

— Ну и что?

— Но их же было трое, дежурили по очереди. А теперь, поскольку ничего подозрительного не замечено, полиция решила сократить расходы, оставили одного сыщика. Приходит днем, уходит в одиннадцать, если, конечно, ничего особенного не заметит. Как только уйдет, можно встретиться.

— Хорошо. Тогда подъезжай к дому~

— Нет, это рискованно. Но встретиться надо обязательно. Знаешь, давай так: завтра ночью около двенадцати постарайся незаметно выбраться из дома. Садись в машину. Если кто-то вдруг зайдет, постарайся спровадить гостя до одиннадцати. Потом везде выключи свет — пусть думают, что ты легла спать. И тогда топтун отвалит. И никаких подозрений у него не возникнет.

Говорил я все это на случай, если вдруг Сачетти заявится к ней завтра. Я хотел, чтобы он убрался восвояси и лег спать задолго до того, как я отправлюсь на встречу с Филлис. Все остальное было сплошное вранье. Я имею в виду сыщика. Надо было выманить ее на встречу, да так, чтобы она не нервничала и ничего не заподозрила. А сколько там хвостов за ней ходит — один, два, три или шесть — я не знал, да и знать не хотел. Даже к лучшему, если кто и ходит. Пусть попробуют угнаться за мной, когда обнаружат, что ее убрали~ Придется тогда мистеру Сачетти объяснять и это.

— Выключишь свет в одиннадцать~

— Выключить свет, выгнать кошку на улицу и запереть дом.

— Да, именно. Так где тебя ждать?

— В Гриффит-парке. Это в двухстах ярдах от Лос-Фелиз, по Ривер-сайд. Буду ждать тебя в машине. Поездим и поговорим. Только не ставь машину на улице. Лучше под деревьями, там у моста есть маленькая полянка. Поставишь машину так, чтобы я могла ее увидеть, и выходи.

— Это между двумя улицами?

— Да. Давай ровно в двенадцать тридцать. Я постараюсь выехать минуты на две раньше, так что сиди в машине и жди. Долго ждать не придется.

— Значит, двенадцать тридцать, в двухстах ярдах вверх по Ривер-сайд? Да, и смотри не забудь запереть гараж, а то какой-нибудь прохожий заметит, что машины нет на месте.

— Я там буду, Уолтер.

— Да, и вот еще: мы с тобой так долго не виделись, я за это время купил новую машину. — Я назвал ей марку. — Маленький такой темно-синий пикап. Увидишь — не ошибешься.

— Синий пикап?

— Да.

— Смешно~

Я знал, почему ей смешно. Ведь в течение последнего месяца она раскатывала именно в синем пикапе, причем в том же самом, только об этой детали она не догадывалась.

— Да, я понимаю, смешно ездить в консервной банке, но, знаешь, большая машина требует слишком больших расходов. А тут подвернулась на выгодных условиях, я и купил.

— Самая смешная вещь, которую я слышала в своей жизни!~

— А что тут такого?

— Да ладно. Ничего. Значит, завтра в двенадцать тридцать?

— В двенадцать тридцать.

— Знаешь, я вообще-то тоже хотела тебе кое-что сказать, но~ Подождем до завтра.

— Пока.

— Пока.

* * *

Повесив трубку, я взял газеты и принялся изучать развлекательную программу. В центре города был театр, где шло ночное шоу. Одно и то же представление всю неделю. То, что надо. Я поехал туда. Пришел я в одиннадцать тридцать и занял место на балконе, оттуда меня не было видно снизу. Я очень внимательно следил за всем, что происходит на сцене, особое внимание обращал на шутки, поскольку завтра это должно было составить часть моего алиби. В одном из последних номеров увидел знакомого актера. Он играл роль официанта. Когда-то я застраховал его жизнь на семь тысяч долларов, продав полис на смешанную страховку. Звали его Джек Кристолф. Что ж, тоже как нельзя более кстати. Я дождался конца представления и взглянул на часы — двенадцать сорок восемь.

* * *

На следующий день я позвонил Джеку Кристолфу. Мне сказали, что он на студии, и я перезвонил туда.

— Слыхал, ты сногсшибательно играешь в новой картине, как ее~ «На языке револьверов»?

— Да, говорят, недурно. Ты видел?

— Нет, но мечтаю посмотреть. Где идет?

Он назвал пять кинотеатров. Все помнил наизусть.

— Обязательно пойду при первой же возможности. Слушай, старик, скажи, а как насчет небольшой страховочки? Надо же немножко позаботиться и о бабках, которые ты теперь заколачиваешь. Об их сохранности.

— Не знаю, право, не знаю~ Хотя вообще-то мысль интересная~ Да, ты знаешь, пожалуй~

— Тогда увидимся?

— Так~ Всю эту неделю я занят. Здесь выступаю до пятницы, а потом думаю махнуть куда-нибудь на уик-энд. Устроить маленькую передышку. Но на следующей неделе — в любое время.

— А что у тебя вечерами? Если попозже?

— Что ж, пожалуй, можно договориться.

— Как насчет завтра?

— Сейчас еще не знаю. Слушай, позвони мне завтра, где-то в обед, ну, около семи. Тогда я точно буду знать. Если получится, буду страшно рад тебя видеть.

Вот почему сегодня вечером я собрался в кино смотреть эту картину, ведь завтра я должен был встретиться с актером. Нужно же будет сказать ему хоть пару приятных слов о его игре.

* * *

Часа в четыре я поехал в Гриффит-парк посмотреть и рассчитать все. Я выбрал место для моей машины и место для машины Сачетти. Совсем рядом, только площадка для моей машины располагалась ближе к тропе, по которой днем катаются на лошадях. Там, выше, она вьется по холмам, а здесь выходит прямо на автомобильную трассу. Парк, они называют это парками, на деле представлял собой смотровую площадку для обозрения Голливуда. Она располагалась высоко над ним и долиной Сан-Фернандо, и люди, проезжающие на автомобилях и катающиеся на лошадях, обозревают сверху окрестности. Пешеходы заглядывают сюда редко. Я собирался рассчитаться с ней именно здесь, а потом поехать вверх, по холмам. Доеду до одной из площадок, где останавливаются машины и люди любуются долиной, вольюсь в толпу, скажу что-нибудь насчет стоянки, в общем, завяжу разговор. Но долго стоять я там не собираюсь. Машина затем должна слететь с откоса, а я из нее выпрыгну. Выпрыгну и пойду по узкой тропинке к своей машине, потом поеду домой. Отсюда до того места, где я собираюсь столкнуть машину Сачетти вниз, мили две по шоссе, а по тропинке всего сто ярдов, потому что она проходит почти напрямую, а шоссе вьется по холмам. Через минуту после так называемой аварии я уже смоюсь, даже толпа не успеет собраться.

Я поехал вверх по холму и стал выбирать подходящее место. Совсем крошечная площадка, машин для двух, не больше, и то если они маленькие. На более просторных площадках каменные парапеты. А здесь нет. Я подошел к краю и глянул вниз. Да, футов двести по прямой и еще сто, если машина начнет кувыркаться. Я даже потренировался. Подъехал к краю, выключил скорость и распахнул дверцу. Отметил про себя, что дверцу, когда она сядет в машину, следует притворить неплотно, иначе не успею ее распахнуть. Конечно, есть шанс, что Филлис сумеет сориентироваться, выскочит из падающей машины и останется в живых, а потом донесет на меня. Есть шанс, что и я прыгну неудачно и полечу в пропасть вместе с ней. Что ж, прекрасно. В таких ситуациях риск неизбежен.

Я пообедал в одиночестве в рыбном ресторане в центре города. Официант меня знал. Я обменялся с ним какими-то дурацкими шутками. Но так, чтобы в голове у него отложилось — сегодня пятница. После обеда вернулся в контору и сказал Джою Питу, что должен еще поработать. Пробыл до десяти. Когда я выходил, он сидел внизу за своим столиком и читал детективный журнал.

— Что-то вы сегодня припозднились, мистер Хафф.

— Да. И все равно еще не закончил.

— Берете работу домой?

— Нет. Иду в кино. Есть такой актеришка — Джек Кристолф, я с ним завтра встречаюсь, и надо пойти посмотреть фильм, где он играет. А то еще обидится. Завтра времени на это нет. Вот и иду сегодня.

— Да, уж больно они себя любят, эти актеры!

Подъехав к кинотеатру, я вышел из машины, побродил по улицам до одиннадцати и зашел. На этот раз я купил билет в партер. Купил программку, сунул ее в карман, предварительно убедившись, что на ней проставлена дата. Надо было еще обменяться парой слов с контролершей, но так, чтобы она запомнила сегодняшний вечер и меня тоже. Я выбрал одну, стоявшую у дверей, не из тех, что ходят по проходам и рассаживают публику. Нужен свет, чтобы она меня как следует разглядела.

— Сеанс уже начался?

— Нет, только что закончился, сэр. Следующий в одиннадцать тридцать.

Я это знал. И потому специально явился раньше, в одиннадцать.

— Господи, как долго ждать~ А что, Кристолф играет главную роль?

— Нет, он появляется только в конце, сэр.

— Выходит, ждать чуть ли не до часу, чтобы увидеть его физиономию?

— Завтра тоже идет, сэр, если вам не хочется ждать допоздна сегодня. А деньги вам вернут в кассе.

— Завтра? Так~ завтра. Завтра у нас суббота, верно?

— Да, сэр.

— Нет, завтра никак не смогу. Придется смотреть сегодня.

Я выжал из ситуации максимум возможного. Теперь надо только заставить ее запомнить меня. Ночь была душная, и верхняя пуговка на ее форменном платье была расстегнута. Я протянул руку и застегнул ее. Так быстро, контролерша и опомниться не успела.

— Надо быть аккуратнее.

— Слушайте, вы что, так и прикажете стоять здесь и обливаться потом ради вашего удовольствия?!

И она снова расстегнула пуговку. Теперь меня наверняка запомнит. И я вошел в зал.

Девушка провела меня по проходу и усадила. Я тут же перешел в другую половину зала, посидел там с минуту, а затем выскользнул через боковой выход. Потом я, конечно, скажу, что оставался до конца фильма. А поздний свой визит в кинотеатр объясню разговором с Кристолфом. У меня был еще Джой Пит, этот чурбан тоже скажет свое слово. У меня была девушка-контролер. Конечно, я не смогу доказать, что оставался в зале до конца картины, но ведь абсолютных алиби не существует. Такое примет любой суд, оно куда убедительнее большинства прочих. По моему поведению в этот вечер вряд ли можно сделать вывод, что я шел на убийство.

Я сел в машину и отправился прямо в Гриффит-парк. В такое позднее время можно позволить себе и немного превысить скорость. Добравшись до места, взглянул на часы — одиннадцать двадцать четыре. Припарковался, выключил мотор, взял ключ. Потом пошел по Лос-Фелиз и оттуда — вниз, к Голливуд-бульвару. Расстояние примерно в полмили. Я отшагал его быстро и был на бульваре уже в одиннадцать тридцать пять. Там сел в трамвай и уже без пяти двенадцать вышел на Ла Бри. Пока расчет времени подтверждался идеально.

Я дошел до Лилак-Корт, где жил Сачетти. Это был квартал, застроенный маленькими однокомнатными домиками в два ряда, расходящихся от центральной площади. Максимальная квартирная плата — три доллара в неделю. Я зашел с улицы. Не хотел идти через парк, так как меня могли принять за какого-нибудь праздношатающегося бродягу. Зашел с улицы и прошел мимо бунгало Сачетти. Номер я знал. Одиннадцатый. Внутри горел свет. Значит, с этим о’кей. Пока все идет по плану.

Я прошел через всю улицу до автостоянки, находившейся немного на отшибе. Люди, живущие здесь, держали там свои машины. Если они у них имелись, конечно. Настоящая выставка подержанных, старых и просто разбитых колымаг, ну и, разумеется, в самом центре этой свалки находился его пикап. Я влез, вставил ключ в зажигание и тронулся с места. Откуда ни возьмись на площадку вдруг вынырнула машина. Я быстро отвернулся, чтобы водитель не успел разглядеть в свете фар моего лица, и выехал со стоянки. Доехал до Голливуд-бульвара. Было ровно двенадцать. Проверил бензобак. Почти полный.

Я не слишком торопился, но все равно приехал в Гриффит-парк в двенадцать восемнадцать. Немного проехал по Глендейл, потому что не хотел приезжать раньше чем на две-три минуты. Подумал о Сачетти и о том, как он собирается доказывать свое алиби. Которого у него, можно считать, нет. Худшее на свете алиби — это спать дома в своей постели, если только никто в это время не позвонит или не зайдет. Как он оправдается? Да никак. У него даже телефона нет.

Я пересек железнодорожное полотно, развернулся, проехал немного назад и вверх по Ривер-сайд, еще раз развернулся в сторону Лос-Фелиз и припарковался. Выключил мотор и фары. Было ровно двенадцать двадцать семь. Я обернулся и посмотрел сквозь заднее стекло. Моя машина стояла на месте, примерно в ста ярдах. Оглядел поляну. Ее машины видно не было. Еще не приехала.

Я снял часы. Минутная стрелка подползла к двенадцати тридцати. Значит, она не приехала~ я сунул часы в карман. Вдруг хрустнула ветка — где-то там, в темноте, в кустах. Я прямо подскочил. Опустил правое стекло и стал смотреть, что там такое. Пялился, наверное, не меньше минуты. Еще раз хрустнула ветка, уже ближе. Затем вдруг сверкнула вспышка, и что-то с силой ударило меня в грудь~ Выстрел! Я знал, что произошло. Не один я думал, что мир слишком тесен для двоих, если они знают друг о друге такое. Я приехал убить ее, но она меня опередила~

Я сидел, откинувшись на сиденье, и слышал в кустах удаляющиеся шаги. Сидел с пулей в груди, в краденой машине. Украденной у человека, которого Кейес выслеживает вот уже полтора месяца. Я выпрямился и положил руки на баранку. Уже потянулся к ключу зажигания, но тут вспомнил, что машина должна оставаться здесь. Открыл дверцу. На лбу сразу выступил пот — от усилий, которые пришлось затратить, чтобы повернуть ручку. Кое-как выбрался. И поплелся по дороге к своей машине. Идти прямо не удавалось. Все время хотелось присесть, снять эту ужасную тяжесть с груди, но я понимал: если сделаю это, мне никогда до машины не добраться. Вспомнил, надо приготовить ключ — и вытащил его из кармана. Наконец дошел и влез в машину. Вставил ключ в зажигание и надавил на акселератор. Это последнее, что я помнил.

Глава 12

Не знаю, были ли вы когда-нибудь под наркозом. Время от времени выныриваешь из ямы, потом снова погружаешься во тьму. Сперва где-то в глубине сознания начинает мерцать слабый серый свет, такой мутный серый свет. Потом он становится ярче. И все это время, пока он становится ярче, пытаешься вытолкнуть ужасную душную пробку из легких. И стонешь, так страшно стонешь, словно тебе больно, но это не боль. Просто ты пытаешься вытолкнуть пробку из легких и поэтому специально издаешь эти звуки. Но в самом дальнем уголке сознания продолжает работать мысль. И ты понимаешь, что с тобой произошло. И даже если сквозь этот серый свет и пробиваются какие-то посторонние, совершенно идиотские мысли, главная твоя часть — все равно там, и соображать ты можешь, хотя и не слишком хорошо, но все-таки.

Мне кажется, соображать я начал еще до того, как пришел в себя. Я знал, что рядом со мной кто-то находится, но не знал кто. Я слышал, как они разговаривали, только не понимал о чем. Потом вдруг разобрал. Это была женщина, она просила меня открыть рот. Мне дали лед. Наверное, медсестра. Но кто там был еще, я так и не понял. Я долго-долго думал, потом догадался — надо чуть-чуть приоткрыть глаза и тут же закрыть их, быстро, тогда я увижу, кто там. И я проделал эту операцию. Сперва ничего не удавалось различить. Потом я увидел больничную палату, столик возле постели, а на нем масса разных предметов. Светло — наверное, день. Одеяло на груди было приподнято — видно, из-за толстой повязки. Я приоткрыл глаза шире. У столика сидела медсестра и смотрела на меня. Но там, у нее за спиной, был еще кто-то. Надо дождаться, пока она отодвинется, чтобы увидеть. Но я и так знал, кто там.

Там был Кейес.

Прошло уже, наверное, не менее часа, а я все лежал с закрытыми глазами. Но думал. Вернее, пытался. Всякий раз, вдыхая поглубже, чтобы вытолкнуть из легких эфир, я чувствовал острую, режущую боль в груди. Это от пули. Мне надоело возиться с этим застрявшим в легких комом. И тут со мной заговорила медсестра. Она поняла, что я пришел в себя, и я должен был отвечать. Подошел Кейес.

— А знаете, эта программка вас спасла~

— Какая?

— Ну, кинопрограмма. Она была сложена вдвое. Не слишком толстый листок, но этого оказалось достаточно. И рана недолго кровоточила. Пуля попала в легкое, счастье, что не в сердце. Чуть в сторону, на какую-то восьмую дюйма, и все было бы кончено.

— Пулю достали?

— Да.

— А женщину?

— Да.

Я не произнес больше ни слова. Я думал — все, мне конец.

И просто тихо лежал в постели.

— Они ее взяли, и мне многое надо рассказать тебе, дружище~ Да, славная вышла история, ничего не скажешь. Я сейчас уйду на полчаса. Пойду хоть позавтракаю. Может, к тому времени тебе станет лучше.

Он вышел. Он вел себя так, словно ничего страшного я не натворил, говорил со мной доброжелательно. Я ничего не понимал. Через пару минут в палате появился санитар.

— У вас тут есть газеты?

— Да, сэр, попробую достать.

Он вернулся с газетой и сам нашел то, что меня интересовало. Он понял, что я хотел там прочитать. Это было не на первой странице. Маленькая заметка на второй полосе, где обычно печатают местные новости. Значит, они не придали этому случаю большого значения. Заметка гласила:

«ПОД ПОКРОВОМ ТАЙНЫ

Стрельба в Гриффит-парке

Двое были задержаны после того, как Уолтера Хаффа, страхового агента, обнаружили раненым за рулем автомобиля на Ривер-сайд вскоре после полуночи.

Полиция расследует обстоятельства, связанные со стрельбой, во время которой пострадал Уолтер Хафф, страховой агент, проживающий в Лос-Фелиз-Хиллз. Вчера вскоре после полуночи его обнаружили без сознания за рулем собственного автомобиля в Гриффит-парке. Пуля попала ему в грудь. По подозрению в покушении на жизнь Хаффа задержаны двое:

Лола Недлингер, 19 лет.

Бенджамино Сачетти, 26 лет.

Мисс Недлингер проживает по адресу: Лайси Армс Апартмент, Юкка-стрит. Адрес Сачетти: Лилак-Корт Апартмент, авеню Ла Бри.

В Хаффа, очевидно, выстрелили, когда он ехал по Риверсайд-драйв в направлении от Бербанка. Полиция, быстро прибывшая на место происшествия, обнаружила мисс Недлингер и Сачетти, они пытались вытащить раненого из машины. Невдалеке был найден револьвер с одним израсходованным патроном. Оба задержанных отрицают, что покушались на жизнь Хаффа, но отказались дать какие-либо объяснения по поводу происшедшего.»

Мне принесли апельсиновый сок, а я лежал и пытался сообразить, что все это означает. Вы думаете, я купился на весь этот бред? Ну, что Лола в меня стреляла или Сачетти из ревности? Ничего подобного. Я знал, кто стрелял в меня. Та, с кем я договорился встретиться. Она знала, что я там буду, и хотела избавиться от меня. Никто меня не переубедит. Но что там делали эти двое?~ Я все думал и думал и никак не мог сообразить. Разве только одно — Лола в ту ночь опять следила за Сачетти. Это объясняло ее присутствие в парке. Но его-то как и зачем туда занесло? Полная бессмыслица~ И пока я бился над загадкой, сознание неотступно сверлила мысль — я пропал, пропал, и не потому, что совершил преступление и теперь все всплывет, а потому, что Лола узнает. Это самое страшное.

* * *

Кейес вернулся только днем. Увидев газету, придвинул стул к моей постели.

— Пришлось заскочить в контору.

— Да?~

— Какой-то совершенно безумный день. Безумный день после безумной ночи.

— А что происходит?

— Сейчас расскажу тебе кое-что. Этот Сачетти, ну, что подстрелил тебя в парке, и есть тот самый тип, которого мы выслеживали все время. По делу Недлингера.

— Быть не может~

— Очень даже может. Я собирался тебе сказать еще тогда, помнишь, но Нортон считает, что агентов не следует посвящать в такие подробности, ну, я и не сказал. Вот~ Тот самый человек, Хафф. Что я тебе говорил? Что я говорил Нортону? Разве не говорил, что в этом деле есть нечто странное?~

— Что еще?

— Звонили из твоей конторы.

— И?~

— И добавили кое-какие факты, о которых нам следовало знать с самого начала. Мне и Нортону, если б мы полностью доверились тебе и посвятили во все. Если б ты знал о Сачетти, давно бы уже рассказал нам о том, что стало известно только сегодня. А это ключ ко всему делу.

— Он брал ссуду.

— Да, правильно! Он взял ссуду. Но дело не в ней. Это не важно. Важно другое — он был в твоей конторе в тот день, когда ты продал полис Недлингеру.

— Не помню, не уверен.

— Точно. Мы все проверили. Допросили Нетти, просмотрели все бумаги, сравнили их с материалами, имеющимися у полиции. Он был там, и девушка тоже. Это все объясняет и придает делу совершенно иной оборот. Ведь раньше мы не догадывались~

Что значит — иной оборот?

— Мы же знали, что Недлингер держал все от семьи в тайне. И у секретарши проверили. Он никому ничего не сказал. А потом вдруг семья откуда-то узнает о полисе, вот в чем фокус.

— Ну~ не знаю.

— Да, узнает. Ты что думаешь, они укокошили его за просто так? Они знали, а теперь и мы знаем, что они знали. Все сходится.

— Ну и что? Да любой суд примет такое допущение и не найдет здесь криминала.

— Я не суд. Я говорю только ради собственного удовлетворения, чтоб доказать еще раз свою правоту. Видишь ли, Хафф, ведь я мог, мог, черт побери, потребовать расследования на основе своих подозрений! Но я не пошел в суд. Я с ума сходил, потому что не знал этого и подозрения мои ни на что не опирались. Зато теперь знаю. И мало того, получается, что тут замешана еще девчонка.

— Кто?

— Ну эта девушка. Дочь. Она тоже там была. Я имею в виду, в твоей конторе. О да, конечно, подумаешь ты, как это возможно, чтобы дочь осмелилась поднять руку на своего отца! Но такое случается. И довольно часто. И из-за пятидесяти кусков случится еще не раз.

— Я~ я не верю.

— Сейчас поверишь. Теперь вот что, Хафф. Мне не хватает только одного. Одного маленького звена. Они решили тебя убрать за что-то, с чем ты мог выступить в суде. Это я понимаю. Но за что?

— Что значит «за что»?

— Ну что-то ты про них знаешь такое, из-за чего они хотели с тобой разделаться? Ну были в твоей конторе, ладно. Но этого мало. Должно быть что-то еще. Что?

— Я~ не знаю. Не приходит в голову.

— Должно прийти. Может, о чем ты сейчас не помнишь, что показалось тебе не важным, но важно для них. Что?

— Да ничего. И быть не может.

— Должно быть. Должно.

Он встал и начал расхаживать по палате. Кровать содрогалась под тяжестью его шагов.

— Заруби себе на носу, Хафф. У нас осталось еще несколько дней. Постарайся вспомнить. — Он закурил сигарету и продолжал долбить свое. — Да, вся прелесть в том, что у нас еще несколько дней~ Ты сможешь появиться в суде только через неделю, самое раннее. Это нам на руку. Немного поможет полиция, постращают их там, поработают резиновым шлангом или чем-нибудь в этом роде, и рано или поздно парочка расколется. И в первую очередь девчонка. Это уж как пить дать~ И поверь мне, это все, что нам надо. Тебе, конечно, пришлось худо. Зато теперь, когда они в наших руках, мы их прижмем к стенке. Это выход. А пока уточним кое-какие подробности. С Божьей помощью до вечера управимся.

Я закрыл глаза. Передо мной неотступно стояла Лола, вокруг — фараоны, которые, может быть, даже избивают ее, чтобы заставить расколоться, признаться в том, чего она не знает, о чем имеет понятия не больше, чем какой-нибудь лунный житель. Лицо ее прыгало перед моими глазами, и вдруг что-то ударило ее по лицу и изо рта полилась кровь.

— Кейес~

— Да?

— Действительно было. Ты можешь этим воспользоваться.

— Слушаю, мой мальчик, слушаю тебя внимательно.

— Я убил Недлингера.

Глава 13

Он сидел, тупо уставившись на меня. Я рассказал ему все, абсолютно все, даже про Лолу. Странно, но это заняло лишь минут десять. Потом он поднялся. Я ухватил его за рукав.

— Кейес~

— Мне надо идти, Хафф.

— Ты только проследи, чтобы они ее не били.

— Мне надо идти. Зайду потом, попозже.

— Кейес, если ты позволишь им бить ее, я~ я убью тебя. Теперь ты все знаешь. Я рассказал тебе, рассказал только по одной причине. Только по одной. Чтобы они ее не били. Ты должен мне обещать. Ты мой должник, Кейес~

Он стряхнул мою руку и вышел.

Выкладывая ему все, я надеялся, в душе моей наступит наконец мир и покой. Очень у меня накипело. Я ложился с этим спать, видел это во сне, дышал этим. Я не находил себе покоя. Единственное, о чем я в состоянии был думать, — это о Лоле, вернее, о том, что она теперь все узнает и поймет, кто я такой.

* * *

Около трех пришел санитар и принес дневной выпуск газеты. О моем признании Кейесу не было ни строчки. Однако они успели покопаться в своих досье и писали о смерти первой миссис Недлингер, о смерти самого Недлингера и о том, что меня ранили. Какая-то женщина, не то писательница, не то журналистка, умудрилась проникнуть к Филлис в дом и переговорить с ней. Это она назвала его «Домом смерти» и написала о кроваво-красных шторах. Увидев весь этот бред на газетных страницах, я понял, что птичке петь недолго. Раз уж даже тупая журналистка заметила все эти странности.

* * *

Кейес появился только в половине девятого. Войдя в палату, он первым делом спровадил медсестру, затем и сам вышел на минутку. Вернулся он уже с Нортоном, с человеком по фамилии Кесвик, адвокатом корпорации, которого вызывали у нас по самым серьезным делам, и Шапиро, постоянным председателем законодательного департамента. Все они столпились у моей кровати, и Нортон начал:

— Хафф~

— Да, сэр.

— Вы об этом кому-нибудь рассказывали?

— Никому, кроме Кейеса.

— И больше никому?

— Ни единой душе~ Господи, нет конечно.

— Из полиции здесь никого не было?

— Были. Я видел их там, в холле. О чем-то перешептывались, думаю, обо мне. Но сестра их не пустила.

Они переглянулись.

— Тогда, думаю, начнем. Кейес, пожалуй, будет лучше, если вы ему объясните.

Кейес уже открыл рот, но тут Кесвик остановил его и отозвал Нортона в сторону. Потом они подозвали Кейеса. Потом — Шапиро. Время от времени до меня долетали отдельные слова. Я понял, они собираются сделать мне какое-то предложение, но проблема состояла в том, могут ли они все выступать свидетелями. Кесвик был за предложение, но не хотел, чтобы потом его имя связывали с этим делом. Наконец они решили, что Кейес возьмет все под свою личную ответственность, а их на суде не будет. Затем все на цыпочках вышли. Даже не попрощавшись. Странно~ Они вели себя так, словно не я вовлек их компанию в грязную историю. Они вели себя так, словно я — некое мерзкое животное с ужасающей язвой на морде и на меня неприятно смотреть, вот и все.

Затем Кейес вернулся и сел у постели.

— Хафф, ты совершил ужасную вещь.

— Знаю.

— Думаю, не стоит больше заострять внимание на этом.

— Нет, не стоит.

— Мне очень жаль. Я~ ты мне в каком-то смысле даже нравился, Хафф.

— Я знаю. Взаимно.

— Мне вообще редко кто нравится. Не очень-то можешь позволить себе такую роскошь, занимаясь нашими делами. Когда вся людская порода~ каждый кажется жуликом~

— Знаю. Ты доверял мне, а я тебя подвел.

— Гм~ Ну, не будем об этом.

— Да, уж что теперь~ Ты ее видел?

— Да. Всех видел. Ее, его и жену.

— Что она сказала?

— Ничего~ Видишь ли, я и сам ничего не сказал ей. Она сказала~ Она считает, в тебя стрелял Сачетти.

— За что?

— Из ревности.

— О-о~

— Она очень переживала из-за тебя. Но когда узнала, что рана не опасна, она~ В общем, она~

— Обрадовалась?

— В общем, да. Хотя и старалась не показывать. Она считает это доказательством, что Сачетти ее любит. Что тут поделаешь~

— Понимаю.

— Но о тебе она тоже очень-очень беспокоилась. Сразу видно, она к тебе неравнодушна.

— Да. Я знаю. Она~ ко мне неравнодушна.

— Она за тобой следила. Спутала с ним. Вот как оно получилось.

— Я догадывался.

— Я говорил с ним.

— О да, ты мне уже сказал. А он что там делал?

Он снова принялся бродить вокруг постели. Единственным источником света была лампочка в изголовье. И я плохо его видел, только чувствовал, как кровать содрогается от тяжелых шагов.

— Тут целая история, Хафф.

— Вот как? Что за история?

— Ты умудрился связаться с настоящей коброй, вот что. Эта женщина, у меня прямо кровь стынет в жилах, только подумаю о ней. Это патология. Хуже не бывает.

— Не понял?

— Ну, в общем, этому есть специальное название. Какой-то термин. Надо иногда заглядывать в книжки по современной психологии. И я это делаю. Только Нортону не говорю. А то подумает, что я слишком много о себе возомнил или еще что. А в книгах попадаются прелюбопытные вещи. И к нашей работе они имеют самое непосредственное отношение. Короче — там объясняются причины, почему люди иногда совершают такие поступки. Читать довольно противно, зато многое проясняется.

— И все же я не понимаю~

— Сейчас поймешь~ Сачетти вовсе не был влюблен в Филлис Недлингер.

— Нет?!

— Он был с ней знаком. Лет пять или шесть. Его отец врач. У него был санаторий в горах, в Вердуго-Хиллз, примерно в четверти мили от госпиталя, где она работала старшей медсестрой.

— О, да-да, припоминаю.

— Ну вот. Там с ней Сачетти и познакомился. А потом вдруг у его старика начались неприятности. В санатории умерли сразу трое детей.

По спине у меня пробежали мурашки. А он продолжал:

— Все они умерли от~

— Воспаления легких.

— Так ты об этом слышал?

— Нет. Продолжай.

— Ах да, ты слышал об этом эрроухедском деле.

— Да.

— Так вот. У него умерли трое детей. И старик хлебнул. Начались неприятности, не с полицией, нет, они не обнаружили ничего подозрительного, ничего по своей части. С департаментом здравоохранения и с клиентурой. И карьере его пришел конец. Вынужден был продать санаторий. И вскоре умер.

— От пневмонии?

— Нет. Просто от горя и старости. Но Сачетти казалось, во всей этой истории есть что-то подозрительное. Эта женщина все не выходила у него из головы. Очень уж часто она там бывала и слишком интересовалась детьми. Но ничего против нее у него не было, никаких доказательств. Только предчувствие. Ты меня слушаешь?

— Продолжай.

— И он ничего не предпринимал. Вплоть до того момента, пока не умерла первая жена Недлингера. Оказалось, что один ребенок из погибших состоял в родстве со второй миссис Недлингер и после его смерти ей причиталось какое-то весьма солидное наследство. Вернее, эти деньги должен был унаследовать ребенок, а потом они уже перешли к миссис Недлингер. Короче говоря, после всех юридических церемоний миссис Недлингер унаследовала его долю. Запомни это, Хафф. Самое ужасное в этой истории, что один из умерших должен был унаследовать деньги.

— А другие двое?

— Ничего. Двое других погибли для того, чтобы убийца замела следы. Только представь себе, Хафф! Эта женщина пошла на убийство еще двоих детей просто потому, что хотела избавиться от одного и потом так все запутать, чтоб это выглядело каким-то недосмотром со стороны медперсонала, как это случается иногда в клиниках. Я же говорю, патологическая личность.

— Дальше!

— Когда умерла первая миссис Недлингер, Сачетти решил организовать в своем лице нечто вроде частного сыскного бюро. С одной стороны, он хотел, пусть посмертно, оправдать отца, а во-вторых, эта женщина стала для него прямо-таки навязчивой идеей. Он не влюбился, нет. Он хотел узнать правду.

— Да, понимаю.

— Он учился в университете, готовил диплом. Воспользовавшись каким-то предлогом, решил побывать у нее дома и поговорить. Ведь они были уже знакомы, и повод нашелся — он пришел предложить ей вступить в какую-то там ассоциацию терапевтов и медсестер, думая, что она ничего не заподозрит. Но тут он увидел Лолу. Это была любовь с первого взгляда. И весь его замечательный план докопаться до истины полетел к чертям. Он не хотел делать Лолу несчастной, к тому же зацепиться было не за что. Вот он и оставил эту идею. В дом ему заходить было неловко, если учесть, в чем он подозревал мачеху, вот они и стали встречаться на стороне. И только одна маленькая деталь подсказывала ему, что, возможно, он все-таки был прав: мачеха, пронюхав, что происходит, начала говорить Лоле о нем всякие гадости, а потом и вовсе запретила с ним видеться. Причина, очевидно, крылась в одном — некто по имени Сачетти не должен был приближаться к ее дому на расстояние меньше чем на милю. Ты следишь за ходом моих мыслей?

— Да.

— И вот настал черед Недлингера. И внезапно Сачетти осознал — эта смерть не случайность, и женщиной следует заняться всерьез. Он перестал встречаться с Лолой. Он даже не объяснил ей почему. Он пошел к этой женщине и завел с ней роман, он шел на все, занимался с ней любовью. Потому что понимал, если приходить к ней за этим, она не станет противиться и двери ее дома будут всегда для него открыты. Дело в том, что она была опекуншей Лолы. Но как только Лола выйдет замуж, ее опекуном становится муж. Видишь ли~

— На очереди была Лола~

— Да, совершенно верно. Сперва она хотела устранить тебя, человека, который так много про нее знает, потом заняться Лолой. Конечно, тогда Сачетти еще ничего про тебя не знал. Но насчет Лолы догадывался наверняка.

— Дальше.

— Вернемся к событиям прошлой ночи. Лола за ним следила. Вернее, за его машиной, в которой находился ты. Это она въезжала тогда на стоянку.

— Да, я видел машину.

— Сачетти вернулся домой не поздно. Вдова его выпроводила. Он уже собирался лечь спать, но его терзало предчувствие, что этой ночью что-то должно произойти. Во-первых, ему показалось, она выпроваживала его чересчур резко и настойчиво. Во-вторых, днем она расспрашивала его о Гриффит-парке, когда ночью туда закрывают проезд и какие именно дороги~ Все это могло означать только одно: она затевает поздней ночью в этом парке нечто, правда, в какой день, он не знал. И вот, вместо того чтобы лечь спать, он решил поехать к ее дому и проследить. На стоянке обнаружил, что машина исчезла. Увидев это, он едва не потерял сознание от страха, потому что у Лолы был ключ. Не забывай, он знал, что на очереди Лола.

— Продолжай.

— Он поймал такси и поехал в Гриффит-парк. Он метался по нему вслепую, не зная, что там готовится и где надо искать. И начал, естественно, не с того места — с дальнего конца поляны. И тут вдруг услышал выстрел. Бросился туда. И он, и Лола подбежали к тебе одновременно. Он подумал, что стреляли в Лолу. Она — что в него. Но когда Лола увидела тебя в машине, она подумала, что стрелял Сачетти, и разыграла перед полицией целую сцену.

— Теперь понимаю~

— Эта женщина, вдова, она настоящий маньяк. Она очень опасна. Сачетти рассказал мне, что раскопал еще пять случаев, когда у нее умирали пациенты, причем в двух из них она умудрилась получить какие-то деньги. Это было до того, как умерли трое детей.

— И все от воспаления легких?

— Нет, только трое. Те, что постарше, умерли во время операции.

— А как она это делала?

— Этого Сачетти так и не узнал. Но считает, что она смешивала сыворотку с каким-то лекарством. Хочет вытрясти из нее этот секрет. Считает, это важно.

— Ну и?~

— Плохи твои дела, Хафф.

— Знаю.

— Сегодня днем мы все обсудили. Там, в конторе. Право решать было за мной. Есть только один выход. Я догадался обо всем давным-давно, еще когда Нортон твердил о самоубийстве.

— Да, ты оказался прав.

— Мне удалось убедить их, что дело не должно дойти до суда.

— Но ведь и замять его нельзя.

— Да, нельзя, мы понимаем. Но одно дело, когда выясняется, что агент компании совершил убийство, и совсем другое — когда в течение двух недель все газеты страны трубят о судебном процессе.

— Понимаю~

— Поэтому ты должен написать заявление, где ты подробно опишешь все. Официальное признание на мое имя, которое будет заверено нотариусом. Ты отправишь мне его по почте заказным в четверг, на следующей неделе, чтобы я получил его в пятницу.

— В следующий четверг~

— Да. Тем временем мы постараемся приостановить расследование этого случая со стрельбой. Скажем, что ты еще слишком слаб и не можешь давать показания. А теперь вот что. Для тебя под вымышленным именем будет зарезервирована каюта на пароходе. Он отправляется вечером из Сан-Педро в Бильбао и дальше на юг. Ты сядешь на этот пароход. В пятницу я получу признание и тут же передам его полиции. Я узнаю обо всем первым. Вот почему Нортон и его приятели только что ушли. Нам не надо свидетелей. Это сделка, частная договоренность между мной и тобой, и если когда-либо ты посмеешь утверждать, что таковая существовала, я буду все отрицать и ты ничего не докажешь. Я все предусмотрел.

— Я не стану этого делать.

— Сообщив в полицию, мы тут же назначим вознаграждение за твою поимку. И вот что, Хафф~ Если тебя поймают, мы выплатим эту сумму не моргнув глазом, ты предстанешь перед судом, и уж тут мы приложим все усилия, чтобы тебя вздернули. Мы не хотим, чтобы дело дошло до суда, но если дойдет, уж мы расстараемся на полную катушку. Ясно тебе?

— Да, ясно.

— Перед тем как сесть на пароход, передашь мне квитанцию об отправке признания. Я должен быть уверен, что получу его.

— А как с ней?

— С кем?

— С Филлис.

— Я о ней позабочусь.

— И еще одно, Кейес~

— Да?

— Я все думаю, что будет с Лолой. Ты говорил, что контролируешь ситуацию. Я так понял, ты будешь держать ее и Сачетти под стражей вплоть до начала суда. Суда, который не состоится. Так вот, запомни одно — я хочу быть уверен, что она ни в коем случае не пострадает. Я хочу, чтобы ты дал честное слово, торжественно поклялся мне в этом, Кейес. Иначе не видать тебе никакого признания и дело пойдет в суд со всеми вытекающими отсюда последствиями. И я взорву к чертовой матери весь этот корабль! Ты понял, Кейес? Что с ней?

— Мы задержали пока только Сачетти. Он не возражает.

— Ты меня слышал? Что с ней?

— Она на свободе.

— Она~ что?

— Мы выпустили ее под залог. В таких случаях это возможно. Так что~

— Она про меня знает?

— Нет. Я же обещал ничего не говорить.

Он встал, взглянул на часы и вышел на цыпочках в коридор. Я закрыл глаза. Потом вдруг почувствовал — рядом кто-то стоит. Открыл глаза. Лола~

— Уолтер~

— Здравствуй, Лола.

— Мне ужасно жаль~

— Со мной все в порядке.

— Я не знала, что Нино о нас знает. Наверное, догадался. Он не злой. Но он~ очень вспыльчивый~

— Ты его любишь?

— Да.

— Я просто хотел точно знать.

— Как это ужасно, все, что случилось с тобой.

— Ничего страшного. Полный порядок.

— Я хотела тебя просить~ об одной вещи. Но не знаю, имею ли право~

— О чем?

— Ну, чтобы ты не возбуждал против него дела. Не подавал в суд. Зачем тебе это?

— Не буду.

— Иногда~ я почти любила тебя, Уолтер.

Она сидела и смотрела на меня, а потом вдруг наклонилась, совсем близко.

Я быстро отвернул голову. Лицо ее приняло обиженное выражение. Она сидела еще долго. Я не смотрел на нее. В душе моей наконец воцарились мир и покой. Я знал — она никогда не будет моей. И быть не может. Я никогда не посмел бы поцеловать девушку, отца которой убил.

Она уже стояла у двери, и тут я попрощался и пожелал ей счастья. Она вышла, и сразу вернулся Кейес.

— Я согласен, Кейес. Насчет признания.

— Что ж, разумное решение.

— Согласен на все. И спасибо.

— Не надо. Не стоит меня благодарить~

— Но я действительно благодарен тебе~

— Нет причин. — Глаза его приняли странное выражение. — Не думаю, что тебя схватят, Хафф. Но знаешь~ может, в конечном счете я предоставлю тебе наилучший выход. Может, так для тебя будет лучше~

Глава 14

Итак, все, что вы только что прочитали, и есть мое признание. Я писал его целых пять дней и наконец в четверг днем закончил. То есть вчера. Я послал его по почте заказным, а около пяти явился Кейес и забрал у меня квитанцию. Я рассчитался с ним сполна, даже больше, чем сполна, и в глубине души радовался этому. Я надеялся, что когда-нибудь она прочтет все и не будет думать обо мне слишком дурно, когда узнает, как и почему так получилось~ Около семи я оделся. Я был еще довольно слаб, но ходить мог. Перекусив, послал за такси и отправился в порт. Войдя в каюту, тут же лег на койку и провалялся почти до середины следующего дня. Когда стало совсем невмоготу торчать в каюте в одиночестве, вышел на палубу. Нашел свободный шезлонг и долго сидел в нем, разглядывая проплывающие мимо берега Мексики. Но все время меня преследовало странное ощущение, что я на самом деле никуда не плыву. Я вспомнил Кейеса и выражение его глаз в тот день, странные его слова и гадал, что же он имел в виду. И вдруг я понял. Я услышал рядом сдавленный удивленный возглас. И еще не обернувшись, уже догадался, кто это. Потом посмотрел. В соседнем шезлонге сидела Филлис.

— Ты?~

— Привет, Уолтер.

— Этот Кейес~ Он настоящий сводник.

— О да. Он романтик.

Я присмотрелся. Лицо у нее было изможденное и постаревшее по сравнению с тем, когда я видел ее в последний раз, вокруг глаз тоненькие морщинки. Она протянула мне какой-то листок:

— Видел?

— Что это?

— Пароходная газета.

— Нет, не видел. Меня это мало интересует.

— Там напечатано объявление.

— Какое?

— О свадьбе. Лолы и Нино. Пришло по радио, сразу после полудня.

— О, так они женятся?

— Да. Все это так романтично!~ Знаешь, Кейес их отпустил. И они отправились в Сан-Франциско провести медовый месяц. Твоя компания выплатила Нино какую-то компенсацию.

— Вот оно что~ Выходит, теперь все известно. Я имею в виду нас.

— Да. Все известно. Хорошо, что мы здесь под чужими именами. Я видела, как пассажиры читали газету за ленчем. Это сенсация!

— Тебя она, кажется, не слишком волнует?

— Я думаю о другом~

Тут она улыбнулась — какой-то необычайно нежной и грустной улыбкой. Я подумал о пяти пациентах, трех маленьких ребятишках, миссис Недлингер, Недлингере и о себе. Не верилось, что женщина, столь милая и мягкая, когда она того хотела, была способна на такое.

— О чем ты думаешь?

— Мы тоже могли бы пожениться, Уолтер.

— Могли бы. А что дальше?

Не знаю, сколько мы просидели вот так, молча глядя на море. Потом она снова заговорила:

— Нас уже ничего не ждет, Уолтер.

— Нет. Ничего.

— Я даже не знаю, куда мы едем. А ты?

— Нет.

— Уолтер~ время пришло.

— О чем ты, Филлис?

— Настало и для меня время соединиться со своим женихом. Тем единственным, которого я по-настоящему любила. В одну прекрасную ночь я брошусь с палубы корабля. И вот постепенно ледяные пальцы начнут все глубже и глубже впиваться в мое сердце~

— Что ж, я отпускаю тебя~

— Что?

— Я хотел сказать, я иду с тобой.

— Нам остается только это, верно?

Кейес оказался прав. Мне не за что было его благодарить. Он просто избавил государство от расходов на возню со мной.

* * *

Мы прошлись по палубе. Матрос драил шваброй желоб у перил. Он явно нервничал и, перехватив мой взгляд, заметил:

— Там акула. Так и плывет за кораблем.

Я не хотел смотреть, но не удержался. Внизу, в темно-зеленой воде, мелькнул проблеск грязно-белого цвета. Мелькнул и исчез. Мы вернулись к шезлонгам.

— Придется немного подождать, Уолтер. Пока не взойдет луна.

— Да, при луне, я думаю, лучше.

— Я хочу видеть плавник. Этот черный плавник, режущий воду в лунном свете~

Капитан понял, кто мы. Я догадался об этом по его лицу, когда он выходил из радиорубки. Значит, сегодня. Иначе он наверняка приставит к нам стражу, прежде чем сдать властям в первом же порту.

Снова началось кровотечение. Внутреннее. Из легкого, задетого пулей. Не сильное, но я все время сплевываю, и в слюне — кровь. И еще я все время думаю об акуле. Она не выходит у меня из головы.

* * *

Я пишу все это в каюте. Уже почти половина десятого. Она в своей каюте, готовится. Пудрит лицо, делает его мертвенно-белым, рисует под глазами черные круги, а губы и щеки красит кроваво-красным. И надевает эту кроваво-красную штуку, которая выглядит ужасно, чудовищно. Это огромный квадрат красного шелка, она заворачивается в него, рукавов нет, и руки, когда она ими двигает, похожи на какие-то обрубки.

* * *

Я не слышал, как отворилась дверь в каюту, но сейчас, когда я пишу, она рядом со мной. Я это чувствую.

* * *

Луна~

Использованы материалы: https://royallib.com/book/keyn_dgeyms/dvoynaya_strahovka.html

• Размещено: 03.07.2018
• Автор: Кейн Д.
• Размер: 253.09 Kb
• © Кейн Д.