Бондаренко В. “Ты все еще любишь меня?..”

—  | |  —

Читатель, забудь о том,

что ты читатель.

–  Ты все еще любишь меня? – Это она. Это ее вопрос. Ее интонация. Как будто.

–  Я не помню, – ответил я. Или рассказчик. Или кто-то еще. Не помню точно.

–  Как же можно забыть о таких важных вещах? – Кажется это снова она.

–  Нельзя. Но я забываю. Когда исчезает память о любви, появляется сама любовь. Просто потому, что у нее больше нет образца.

Наверное, я разговаривал бы с ней именно таким старомодно – литературным слогом, если бы только и в самом деле, что называется, жил на этой земле. Но рассказчики не живут на этой земле, они ее описывают.

Впрочем, это еще не конец нашего рассказа.

–   Слова, даже самые искренние, нередко скрывают отсутствие подлинных чувств. – Не исключено, что она ответила бы мне именно так, если бы я был в состоянии запомнить хоть что-нибудь из ее слов. Во всяком случае, женщины любят синтаксис. В каком-то смысле они и есть синтаксис.

Как пишут в романах, шли годы. Она, кажется, говорила. Они, кажется, забывал ее слова за несколько секунд до того, как она успевала их произнести. Они были счастливы.

Во всяком случае, так казалось рассказчику. Все люди, которых он забывал, каждое утро рождались заново. Все вещи появлялись вместе с людьми. Каждое утро. Он забыл об обидах. Во всяком случае, отсутствие памяти лишает нас возможности сравнивать женщин между собой. Больше не было «хороших» или «плохих» женщин. А вместе с ними «хороших» или «плохих» рассказчиков.

– Ты все еще любишь меня? – спрашивала она его по утрам.

– Я не помню, – отвечал он, – я ничего не помню!

Странно, но она сразу же успокаивалась. Ведь на самом деле ей вовсе не хотелось, чтобы он запоминал ее вопросы. Теперь каждый вопрос можно было задавать тысячи раз. Все равно каждое утро он слышал его впервые.

Странно, но иногда мне кажется, что на свете всегда существовали только эти два человека. И так как кроме них на земле никогда никого не было, только они вдвоем по-настоящему любил друг друга. Во всяком случае, у рассказчика никогда не было другого образца. А так как образец у рассказчика все-таки был, то у него никогда не было любви.

Любовь, если я точно помню, всегда существует до первой реплики, фразы, диалога или просто начала повествования. А потом она становится рассказом. Но все рассказы, даже очень небольшие, существуют для того, чтобы их забывать. И только тогда они становятся похожи на любовь.

С любовью.

В. Бондаренко