В.Мараев. Структура истории материальной культуры (10.39 Kb)
Структура истории материальной культуры
Фактология и – особенно – вещеведение прошлого имеет условно-коническую структуру, то есть:
чем дальше вглубь веков, тем меньше фактов, что и заставляет создателя субъективной иллюзии, считающего ее объективной реальностью, придерживаться эволюционистской схемы, легко объясняющей правильность такого положения вещей.
чем дальше отстоят от нас по темпоральной шкале события и объекты, тем меньшей видится нам дистанция между ними.
чем дальше от нас события и объекты, тем сильнее соблазн расценивать их как некий комплекс (в современности нам сложно образовать комплекс из атомарных объектов, между которыми десятилетия и километры).
за объектами, отстоящими от нас на большую дистанцию, мы можем разглядеть иллюзорные множественность и линейность.
в дальнем временном срезе некоторые объекты способны занимать неоправданно большие зоны и наводить исследователя на ложные выводы о месте предмета в объектном мире конкретной страты.
Соседние точки на горизонте могут создать иллюзию близости друг от друга, но, помимо того, что между ними «миллион световых лет», любая точка фокуса задает свою независимую перспективу.
Попытаемся подробнее разобрать предложенные тезисы. Чем дальше вглубь веков, тем меньше фактов, то есть тем меньше дошло до нас остатков и свидетельств. Исследователя, создавшего субъективную иллюзию и считающего ее объективной реальностью, это заставляет придерживаться эволюционистской схемы, легко объясняющей правильность такого положения вещей тем, что, якобы, не только качество, но и количество артефактов и информации о них возрастало одновременно с развитием человеческого общества. Тем не менее, количество дошедших до нас, а, тем более, обнаруженных остатков обязательно значительно меньше количества созданных в конкретной темпоральной страте объектов, да и число свидетельств может приравняться к контемпоральному или превысить его лишь за счет более поздних фальсификаций. С этой точки зрения структура исторического вещеведения и фактологии видится, как условно-коническая лишь по причине либо невозможности обнаружения остатков и свидетельств, либо их полной утраты, которые тем существеннее, чем больше темпоральная дистанция между конкретной исторической стратой и стратой исследования.
Именно эта геометрическая модель, при всей условности, присущей, впрочем, любым моделям, достаточно удобна для анализа некоторых сложных и смутных моментов в историческом знании в целом и в истории материальной культуры в частности. Насыщенный объектами и информацией «конус» имеет фокус, расположенный на линии «горизонта», конечную точку темпоральной глубины познания, а обратной своей стороной – основанием – обращен к исследователю и ограничен всей современной ему объектной и информационной стратой. Отсюда возникает явление линейной перспективы (темпоральной ретроспективы), с присущими ей законами. Например, чем дальше отстоят от нас по темпоральной шкале события и объекты, тем меньшей видится нам дистанция между ними. Это хорошо заметно, в частности, по спискам исторических дат, вернее – по их насыщенности. В далеко отстоящих от исследователя временных периодах неудобно оперировать короткими отрезками времени – они искажены перспективой, поэтому, когда речь идет о значительно удаленных по времени событиях, пользуются тысяче- и столетними интервалами, что неприменимо для отрезков, удаленных на 10 – 50 лет. Приближенные же исторические факты и объекты, при этом, требуют более подробной «графической» проработки.
Чем дальше от нас по шкале времени располагаются информация, события и объекты, тем большим становится соблазн расценивать их как некий комплекс, хотя, в современности нам сложно образовать комплекс из атомарных объектов между которыми десятилетия и километры, но, обращаясь к предыдущему тезису, темпоральная дистанция при большом удалении от нас становится «визуально» пренебрежимо малой, что, конечно же, не соответствует историческим реалиям. То, что может на значительном удалении казаться осмысленным комплексом объектов и событий, на деле, чаще всего, оказывается никак не кореллирующими друг с другом событиями и объектами (не всегда – целостными), значительно удаленными друг от друга в пространстве и времени и не имевшими ни прямых, ни косвенных связей друг с другом. Случается, что элементами «комплекса» становятся, например, объекты, не «дожившие» друг до друга.
За материальными объектами и событиями, отстояшими от нас на значительную дистанцию мы изрядно рискуем разглядеть иллюзорные множественность и линейность. Иллюзия множественности часто возникает при искажении перспективой линейных (в данном случае – темпоральных) отрезков, в результате чего последовательно существовавшие объекты (происходившие события), иногда со значительными перерывами между ними, «визуально» наблюдаются в одной темпоральной страте. Говоря о линейности, как иллюзии, мы подразумеваем, что некоторые объекты, реже – события, находящиеся на разном темпоральном удалении от нас, могут иметь в «плоскости наблюдения» незначительные «линейные расстояния» друг от друга и некоторое морфологическое сходство (часто для этого достаточно всего одного критерия), что и создает «оптическую иллюзию» сходства и последовательности (достаточно вспомнить распространенное заблуждение о происхождении арфы от охотничьего лука).
В силу того, что в темпоральной ретроспективе, в отличие от линейной перспективы, ощутимо уменьшается лишь общее количество объектов и сведений, а не их физические размеры и содержание, в дальнем временном срезе некоторые объекты или сведения способны занимать неоправданно большие зоны и наводить исследователя на ложные выводы о месте данного предмета или информации в объектном и информационном мире конкретной страты. То же касается и событий, масштаб которых практически не искажается темпоральной ретроспективой.
Соседние точки на «горизонте» могут создавать труднопреодолимую иллюзию близости друг к другу. Горизонт же исторического знания условен или, если быть более точным – назначен в соответствии с целями и задачами исследования, так что одна предельная точка перспективы может и не находится непосредственно на линии горизонта, но приближаться к ней и «оптически» с ней сливаться точно так же, как она может быть и крайне приближена к «фокусу» соседней перспективы. Однако, рассуждая в категориях линейной перспективы, ни в коем случае нельзя пренебрегать законами неевклидовой геометрии, указывающими на то, что помимо того, что между предельной точкой – фокусом – перспективы и соседней точкой «миллион световых лет», любая точка фокуса задает свою – и только свою – независимую перспективу. На практике это выглядит приблизительно так – фокус ретроспективного исследования почти совпадает с некой точкой, которая исследователю, по каким бы то ни было соображениям, тоже интересна или кажется созвучной точке фокуса, что приводит к аппликации существующей (насыщенной объектами и информацией) ретроспективы на иную, «слегка», «незаметно» смещенную. В результате утрачивается понимание того, что чем дальше темпоральные страты этих двух ретроспектив от насущной страты исследователя, тем значительнее разница и расстояние между ними, а «сходство» наблюдается только в той страте, где и находится исследователь. При этом не стоит забывать, что перспектива образована параллельными линиями и страты в ней равновелики, хотя и разнонасыщены, и «конусы» имеющие близкорасположенные вершины – лишь видимость из определенной точки, на самом деле – это «коридоры», ведущие в разные стороны.
Вне модели линейной перспективы стоит отметить, что в темпоральных стратах могут наблюдаться объекты, как бы составляющие их (страт) существенную часть и полностью – морфологически – соответствующие объектам из гораздо более древних страт. В этом случае существенную роль играет исчезновение одних реалий и сохранность других, не связанные с деятельностью человека и обусловленные, например, долговечностью материала. В частности, наблюдается эксплуатация долговечных предметов, прошедших археологизацию, но впоследствии обнаруженных, таких, как осколки античных амфор в Причерноморье, использовавшихся эпизодически в качестве масляных светильников и подсвечников вплоть до конца ХХ в., что в свою очередь могло бы дать основания для утверждения того, что в объектном мире региона на протяжении двух с половиной тысячелетий присутствовала, хотя бы частично, керамика идентичная древнегреческой. А сохранение неархеологизировавшихся объектов с изменением их функций, таких, как античная архитектура Рима, на некотором темпоральном удалении делает возможным заявление о том, что в архитектуре итальянской столицы любой эпохи есть заметный процент сооружений, точно соответствующих древнеримским канонам и технологиям. Подобные заявления, сделанные на материале классического искусства, могут показаться радикальными и полемически заостренными, но, когда речь идет, к примеру, об этническом искусстве или археологии средневековья, такие выводы не вызывают, обычно, никаких нареканий.
Справедливости ради хотелось бы отметить, что в «историческом переживании» география также несколько подвержена размерным искажениям, но искажения эти не могут быть описаны в категориях линейной перспективы и заслуживают отдельного исследования, возможно, в рамках других – не геометрических – моделей.
Мараев В.Н. СПбГУ.
Опубликовано 25 ноября 2011 г.