Гусарова Т.В. Из рассказов о Рождестве и Святках в Первомайском районе

Рожество… тут колядовали, как же, Святки. Это со старого с Нового году. Старый Новый год, восемнадцатого или девятнадцатого числа Крещение – Святки, каждый день Святки. Наряжаются  бабы, девки. Днём по улице ходят с гармонями. А раньше кельи были – по кельям все Святки. Стон стоял. Стон стоял! Тут одна баба была, она так все время наряжалась, и говорит, и смешно. В подушки невладу  положит кирпич, все умирают со смеху. Так те што сморозит! Сроду наряжалась, сроду! Мужиком.

Как же! Гадали. Это приходят гадать. В сени гадать. «Ну, давайте!» Кто на улицу выходит, варежку дают или крышку. Куды носом – там и жених. Ну вот. Ну так вот и пойдут – а кто знат, где жених-то. А то на пруд пойдут. На пруд пойдут, глаза завяжут, закрутят: куды пойдешь, там  жених. К окошку подойдут там: «Тетенька, скажи, кака судьба». Ну, кто скажет – хороша, а кто – «Негодна! Бедна!» Это ще до нас вот, у меня мамка рассказывала, каки-то овины раньше были, яма там была, сушили, это, зерно там сушили. Ну вот, договариваются девки: «Пойдемте в овин гадать!» Вот подол подымем, если ударит мохнатой рукой, то богатый жених, а если бедный – то голой. А брат послушал, грит, и туды. Вот они пошли. Скинули…штанов-то не было, подняли, он лопатой как урезал одну… без памяти летели, мохнатой, голой ли… Деревянной лопатой. Все было интересно. Всё убито, топерь ничаво… Усеньки ходили пели. Да, вот перед Рождеством, да.

Как не ягыдка красна

Во сырым бору росла,

Ой, виноградья, красно-зелено,

Тоусень, тоусень.

Пирогами собирали. Кто даст пирог, вот тому на имя споют.

Ой, тоусень, ой, тоусень.

Как по эту по оврагу

Катенька гуляла.

Да не знам мы вот её. Токо родители. Наши родители, а мы нет. Мы не ходили усенькать. Нет, нет. Целу горку  наберут пирогов. В каждом году в семье, что есть, всем пекут пирогов. И вот все дожидаются: усенькать придут, чаво. И вот кому споют эту усеньку, дают пирог, отдают свой. А другой каравод идет – другой. Вот караводом ходили.

Ничаво у нас не было. В кельи вот ходили. Тоже гоняли. Огня не давали. «Идите в клуб!» А мы… Деревня-то вот тут была, в километре она отсюдова, близко. Идем сюды в клуб-от, а были забиты, в окошко так, в окошко поглядим, не смеем, знать, народу много. Много народу – нет, скружимся и опять домой в деревню. Вот каки были. Мы не смели.

В своей-то деревне гармоней  не было. Робяты ходили со всех  деревень с гармонями-те. Мы и плясали, прибивали, токо даржись.

Записано от Федосеевой А.В., 1934 г., Сидоровой Е.Д., 1932 г.,

 Сидоровой Е.в., 1924 г. в с. Успенское Первомайского р-на 23.06.1994 г.

Вот как-то ходили усенькать. Воробья запекли. Нарошно, на смех. Разломишь – а там воробей дохлый. Целиком прям, посадят в пирог да и всё. С перьями. Вот они над маленькими и смеются: наберешь пирогов-те, а там воробьи. А то ребята отнимут всё…

Записано от Галкиной Т.Г., 1922 г.

в с. Лапша Первомайского р-на 24.06.1994 г.

На Рождество – эт славили. «Христос рождается, славите!» А на Святках плясали да пели песни. Под окна ходили которые…Мы мало ходили. Таусинки сбирали . И пели:

Таусинка, што не ягыдка красна,

Землениженка росла, таусинка.

А ежели жених у ей, там, где таусин –   там красота, таусин, как его зовут – называшь, и таусин еще поешь.  На Новый-д год гармонь играт, а мы пляшем да поем, в Святки вот. Варили вот…Носили все, кто чево, кто чево –  кто пшена, кто масла, кто… кто чево. Угощались. Садились обедать. А наши-то вот, к нам ходили, девки, гармониста нет – шутили: брат-то, мол, едет, на лошади. Егор вот Осипов, Гаврюшки Осипова. Гаврюшка вот ему брат троюродный. Он не играт, а Егор токо играт на гармони. Мы пошли за гармонькой в другу келью, а наши-те робяты сговорились: «Давайте, бай, розрежем ножом мехи-ту гармони-те». Враз вот внизу, вот как вы шли вдоль моста-то, старухи ходили, девки-те щё. Они подошли да шепнули: «Бай, опеть уходите, а то наши ребята хотят розрезать мехи-те гармони-то». Мы сразу…Елька, вот она померла, Гаврилова-то, шхватала, шопнула гармонисту етому, Егору-то, в ухо-то: «Подём, они хотят гармонь перерезать». Схватали и вернулись опять домой, в деревню к нам.

Гадали, а как жа. Повесили вот сумку, одну сумку железа наклали, в другу –то, я не знаю, железо-то, видно, кто сцопат –богатый будешь, а другу сумку… А  глаза завяжут, крутнут тее, другу сумку – за бедного выдешь. А то выдешь:        « Полю, полю беленький снежок, где залает – то мой миленький дружок». В которой стороне собака залаит, то ты туды выдешь, в эту сторону. Гадали-те. Глаза платком завяжут,  вот кто идет, какой мужик аль хто –  хватай его, как его зовут, этак будут мужика звать. Марфа-то вышла, глаза ей завязали, идет один, Пашкой его звали. Она – цоп его! «Что ты меня схватала!» Мы подошли, ржём: «Ой, Марфа, Пашкой будут у тебя мужика, первого жениха, звать!» И правда, Пашкой. И вышла за Пашку, вон Пашкой ведь звали этого… как его…забыла.

Записано от Яшиной А.Д.,

1906 г.,

в с. Обухово Первомайского р-на 25.06 1994 г.