Поспелов Ж.М. Свадебные обычаи Ветлужского края Макарьевского уезда

28 октября, 2019
Ж.М. Поспелов. Свадебные обычаи Ветлужского края Макарьевского уезда (100.66 Kb)

[107]
  
Что город, то норов,
Что народ, то обычай.
Поговорка.
Все народы имеют свои обычаи, и каждый дорожить этими обычаями. В них он видит свое родное, которое так отрадно и так дорого для него. Здесь цивилизация не редко подает руку невежеству, и просвещенный европеец имеет нечто общее с диким обитателем островов Фиджи и Таити, хотя между ними и не может быть никакого согласия в воззрениях на свои обычаи.
Обычаи, под влиянием цивилизации, постепенно облагораживаются, видоизменяются, наконец, совершенно утрачивают свой первоначальный вид. Наш русский народ не менее других европейских народов имеет своих собственных обычаев, которые, переходя у него из рода в род, из поколения в поколение, имеют громадное влияние и на его отличительный уклад жизни. Всматриваясь ближе в этот уклад жизни русского народа, мы увидим большое разнообразие в его обычаях, чему главным образом способствовали разные исторические, физические и интеллектуальные силы его бытовой жизни. Так малорусы, в своей бытовой жизни, существенно отличается от великорусса, белорусы от жителя Мурмана и т. д., не говоря уже о разных кочующих и оседлых степных обитателях нашего обширного государства. Следя далее за развитием бытовой жизни русского народа, мы
[108]
увидим, что ярославец во многом отличается от рязанца, вологодец от харьковца, новгородец от тамбовца и т. д. Наконец перейдя в более тесную область одной какой либо губернии, мы увидим, что и тут один уезд имеет много отличного от другого уезда. Арзамасец держится своих обычаев, балахонец – своих; что нравится ардатовцу, то кажется смешным семеновцу, и наоборот. Даже один уезд нередко разнообразится в обычаях своей бытовой жизни. Такое разнообразие в обычаях, между прочим, заметно и в макарьевском уезде нижегородской губернии. Житель нагорной стороны этого уезда держится своих обычаев, житель луговой стороны – своих, а житель Приветлужского края почти ничего не имеет общего и с тем и другим своим соседом. Отделенный от остального мира большим пространством леса, он крепко держится своих собственных обычаев, завещанных ему от дедов и прадедов, и с детски наивною любовью относится ко всем этим своим обычаям. Но едва – ли не более всего заметно разнообразие в свадебных обычаях нашего народа. По существу своему этот акт жизни настолько важен, что народ не мог не обставить его разными обычаями, особенно имея в виду тех ведунов и колдунов, которые всегда появлялись там, где их не спрашивали, и своим появлением наводили ужас, как на новобрачных, так и на всех поезжан, начиная с «тысяцкого» и оканчивая «лагунником». По долгу своего бывшего пастырского служения, мне не редко доводилось наблюдать за свадебными обычаями жителей Ветлужского Края макарьевского уезда, и я решился взять на себя скромную задачу описать эти обычаи.
Насколько я успел выполнить эту свою задачу, судить, конечно, не мне. Но «не мудрствуя лукаво», скажу, что буду весьма доволен, если по соседству со мной найдется другой наблюдатель народной жизни этого края, который, задавшись той – же целью, т.е. целью этнографического описания этого края, восполнит то, что мною было опущено из вида, и таким образом довершит начатую мною задачу.
[109]
Весна… Красное солнышко начинает сильно пригревать; из земли выходит пар; озими встрепенулись; в селе виднеются местами зеленые лужайки; зазеленелась и береза. Праздник… Народ, и стар и млад, повысыпал на улицу; старики уселись на завалинках и бревнах; малые ребята копошатся и там и сям, а молодежь водит хороводы; красные девицы щеголяют в московских шерстяных сарафанах, белых коленкоровых рукавах, плисовых душегрейках, из под которых виднеется конец алой или голубой ленты, заплетенной в длинную косу, и в щегольских полусапожках, надетых на белые или расписные чулки; молодые парни тоже, для праздника, принарядились в шерстяные и кумачные рубашки, плисовые шаровары, суконные поддевки и черные с высокими подборами и медными подковами сапоги. Веселье принимаете более и более оживленный характер. Местные остряки не скупятся на каламбуры; девицы то и дело хихикают. Но вот, среди хоровода похаживает статный детина; одной рукой он уперся в бок, другой покручивает усики и с самодовольным видом оглядывает всех красных девушек. Это наш Чурила Пленкович, на которого, по народной былине:
Где девушки глядят — заборы трещать,
Где молодушки глядят – оконницы звенят,
А старые старухи костыли грызут,
Все глядучи на молода Чурилушку.
 
Это наш деревенский ловелас, от которого не одно девичье сердце вдоволь настрадалось, не одни алые уста горячо воспламенялись и не одни белые груди высоко воздымались. Но ни к одной из них на этот раз не льнуло сердце нашего Чурилы. Лишь одна Таня Большакова надрывала ретивое у молодца Василья Оглоблина. Для нее – то он и усики покручивал, для нее одной и в хоровод пошел, на нее лишь одну он больше всех и поглядывал. Как поглядит на нее, та и зардеет, словно маков цвет; как улыбнется ей, та и ног под собой не чует. А больше всего она полюбилась ему за скромную речь и за тихий нрав. Все девки так и лезут на парней. Лишь одна Таня Большакова отстраняется от долгих рук парня – нахала.
[110]
Между тем как парни и девки ведут хороводы, отец и мать Василья, сидя у косящатого окошка, ведут такую промеж себя беседу: «А пора – бы, мать, нам Васютку и поженить; как-бы не избаловался; да и тебе тяжело управляться одной со всем хозяйством». — «Как знаешь, отец, я не против этого». — «А к кому бы эдак посвататься?» — «Надо сперва его спросить: нет ли у него на примете какой невесты; ведь, ныне не прежние времена – парни и девки сами себе выбирают суженых». — «Да, теперь совсем ведется не по старому; а прежде на счет этого круто было. Помнишь, как твоего-то отца бурмистр высек за то, что он не хотел отдавать тебя за меня?.. Да и тебе тогда не мало досталось за твое упрямство, однако прожили свой век, не смеша людей. А ныне все стали жениться по любви; да что-то эта любовь не очень прочна; полюбятся, потом глядишь, жена и шмыгнет от мужа, или в свой дом друга приветит; и муж, глядя на нее, тоже сударушек заведет, и пойдет все в доме коромыслом». — «Ну, уж ты начнешь причитать без пути, без дела; как будто при женитьбе без любви и не может быть раздор между мужем и женой; еще скорее от нелюбого мужа или постылой жены все худое на разум пойдет… А я вот что тебе скажу: давно я замечаю, что наш Вася сильно засматривается на Таню Большакову, и иногда думаю своим худым разумом, что эта пара была бы хоть куда». — «Что же? Я не против Татьяны: девушка она смирная и работящая; одно немного не ладно, что одежонки мало, да и отец крутенек; ну, да одежа – дело нажитое, а отец будет в стороне. Надо ужо покалякать с сыном, а потом и сваху пошлем к дяде Вавиле; кстати, теперь лишняя работница нам очень нужна в доме… И на другой день в доме Вавилы происходит рукобитье, на котором окончательно решается участь влюбленных… Но при других обстоятельствах дело не так скоро делается. Большею частью препятствия бывают со стороны отца невесты и самой невесты: отец-крестьянин смотрит на свою дочь, как на рабочую силу и всегда не охотно с ней расстается, — разве уж черес-
[111]
чур она «баловаться» начнет или выгодный сват присватается. И сама невеста не всегда охотно идет замуж. У отца она живет на полной свободе; есть у нее и свой возлюбленный, за которого она рассчитывает выйти замуж, хотя расчеты ее большею частью и не оправдываются, — особенно если она по неосторожности родит. В таком случае впрочем, и вообще ей трудно выйти замуж. Тогда берет ее за себя или вдовец или бедняк-крестьянин, который рад жениться хоть на какой-нибудь девушке или вдове, лишь – бы иметь хозяйку в доме. Но если она при всем «баловстве» не родит, что впрочем, почти постоянно и бывает – при помощи некоторых женщин, специально занимающихся уничтожением плода – то может всегда рассчитывать на хорошую партию. И муж ее никогда не укорит и не будет тиранить за то, что она прежде времени лишилась своего девства. В Ветлужском крае Макарьевского уезда вообще на это дело смотрят весьма снисходительно. «Где уж нам, батюшка, разбирать честных девок, сказал мне один крестьянский парень, пожелавший жениться на одной чуть-ли не публичной женщине; да и где найдешь честных? Разве из двухсот выберется одна не тронутая, да и то навряд; ведь они еще с 13 или 14 лет начинают с нами баловаться. Если бы ты поглядел, что мы делаем по ночам в беседках, или когда моемся в бане – не малому диву дался бы»[1]). Са-
[112]
мому понятию «девство» здесь большею частью придают одно обширное значение, т.е. пока девица не замужем, она считается «девственницею». Такое понятие о девстве мне раз довелось слышать в доме одного священника при следующем обстоятельстве. Девушка, дочь одного крестьянина, изъявила желание выйти замуж за одного крестьянского парня, с которым она была в связи и от которого даже находилась в интересном положении. Но отец той девушки никак не соглашался выдать свою дочь за ее любовника. Тогда они попросили священника повенчать их тайком. Узнав подробно обстоятельства этого дела и справившись, что невеста достигла уже гражданского совершеннолетия, священник дал им слово повенчать их. Между тем отец узнает об этом, приходит к нему просить не венчать их. Священник, со своей стороны, начал высказывать ему всю неразумность его упрямства и, между прочим, намекнул, что дочь его в скором времени будет матерью. Тогда, в порыве своего неудовольствия на священника, за то, что он не соглашается на его просьбу, этот крестьянин сказал: «Наплевать мне на то, что она беременна; для меня хоть пять ребят принеси, только девство соблюди»[2]). Таким его аргументом священник все-таки не удовлетворился, и на другой день влюбленная чета была повенчана. Но главным образом свадьбы здесь часто расстраиваются из-за «выговора». Отец невесты очень много иногда запрашивает с женихова отца этого «выговора» и дело расстраивается. Само же сватовство, обыкновенно происходит таким образом: отец жениха, посоветовавшись с женой и сыном, приглашает с собою в ту деревню, в которой живет невеста, ближайшего родственника, или, если родствен-
[113]
ники бедны, богатого однодеревенца и едет с ним к отцу невесты (в своей деревне, по родственным и другим причинами редко устраиваются свадьбы). Там они останавливаются в доме какого-либо родственника со стороны отца невесты или вообще своего знакомого и просят его, или жену его, сходить к отцу невесты и сделать предложение: не пожелают – ли они выдать свою дочь замуж. Отец невесты обыкновенно тотчас не отказывает отцу жениха, если иногда и не желает выдавать свою дочь замуж, а идет к нему для переговоров. В этом случай он придерживается известной поговорки: «сват не свит, — добрый человек». Иногда, впрочем, дело устраивается в первую – же поездку, а к другому отцу приходится съездить раза два или три, прежде, чем он окончательно решится на сватовство, причем обыкновенно отговаривается тем, что сначала надо посоветоваться с матерью, родными и самой невестой. Когда все они насоветуют выдать невесту замуж, объявляют отцу жениха, чтобы приезжал окончательно свататься и привозил вина. При этом если невеста потребует жениха посмотреть, привезут и жениха. Он сходит в «беседку», посмотрит на невесту и невеста на него, спросит, согласна ли она за него выйти замуж; та скажет: «Сватайся к родителям, я против их воли не пойду», — и начинается формальное сватовство. Отец жениха со своей женой и родственниками отправляется к отцу невесты, входят в избу, молятся перед иконами; их сажают в передней угол. Затем будущие сватья, после довольно продолжительные разговоров, совершенно не идущих к делу, начинают вести речь и о деле. Эта речь обыкновенно ведется так: женихова родня говорит, что у них есть покупатель, у них товар, и не согласятся – ли они продать свой товар; говорят, что товар их молод, необходим в хозяйстве, не запасся еще одеждой и т. п., и, в конце концов, дело ладится. Порешив на счет товара, т.е. невесты, родители ее начинают высказывать свои условия, на которых они согласны выдать свою дочь замуж. Условия эти заключаются в «выговоре» столовых денег, которые женихов отец должен вы-
[114]
дать перед свадьбой отцу невесты. Выговор этот простирается от 10 до 50 и более рублей, смотря по состоянию тех и других родителей. Кроме денег выговаривается еще известное количество пшеничной муки, говядины, солода для невестиной родни; если же невеста очень бедна и не имеет задубленого или суконного полушубка, то отец ее выговаривает и этот полушубок; равно речь идет и о дарах, т.е., всякому ли свою родню дарить, или жениху — и ту и другую. Покончив все эти щекотливые разговоры, засвечают перед образами свечку и молятся; после молитвы родители подают друг другу руки («бьют по рукам»), посторонний человек разнимает их, и начинается попойка, на которую обыкновенно приглашается вся невестина родня; угощает всех отец жениха. За вином назначают и время свадьбы. В это – же время отец женихов спрашивает своего нового свата, приезжать ли с гостинцами и будет ли вечеринка (накануне свадьбы)? Тот соглашается. Редкий из них не соглашается, причем обыкновенно говорит: «У меня дочь не кошка, — со стола не спихнем ее; тоже двадцать лет она работала у меня, — неужели и стола (вечеринки) не выработала». Да и неудобно было бы ему отказать в вечеринки; после в семействе мужа стали бы корить его дочь: «Какой у тебя батька: и вечеринки не сделал». Между тем как совершится рукобитье, невеста, поклонившись отцу и матери в ноги и сев за перегородку, тотчас же начинает причитать, или, по местному выражению, «выть»:
Исполать, мои приятели,
Что заправдалися приятели
Отдать меня, младехоньку,
Во те, да во чужи люди,
Ко чужому отцу-матери.
Уж да в вас, мои приятели,
Вся правдушка солгалась,
И вся ложность оказалась.
Вез меня, да молодехоньки,
Не два солнышка светить будет,
Не два солнца обогреют вас;
Не корабль к вам и на двор взойдет,
 
[115]
Не сундук казны откроется.
Работала я, приятели,
Безо всякой без ложности;
То не думала, приятели,
Дождаться от вас этаго.
Все ходила на работу уж я первая,
Знать потом, мои приятели.
Стала я для вас уж лишняя;
Что потом, мои приятели,
Во поле не жнея была,
Во лугах, да не кошельщица.
Что потом, мои приятели,
Под окошко вам подкинута,
Что потом, моя родимая,
Во руках меня не держала,
В колыбелюшке не качала.
Ты послушай, моя родная,
О чем я стану кучиться,
О чем я низко кланяться,
Не речами, уговорами,
Тебе низкими поклонами,
Да горючим слезам[3].
Ты сходи, моя родимая,
Во беседушку веселую
К моим милыим подруженькам;
Поклоникаси, родимая,
Поклоникаси низехонько;
Позови, моя родимая,
Ты ко мне, да к молодехоньке,
Чтоб пришли мои любезныя,
Милыя подруженьки
Ко мне, да к молодехоньке,
К моему, да ко злодей-горю,
Ко злодей-горю великому.
 
По окончании этого причитания[4], мать невесты идет к ее подругам и приглашает их к своей просватанной дочери.
Те долго ждать себя не заставляют, и, собравшись наскоро,
[116]
идут к своей подруге-невесте. На пути они поют песни. Определенных песен на этот раз нет; поют, какую вздумают. Мне нередко доводилось слышать следующую песню:
Миленький по горенке похаживает,
Он тугой лучок натягивает,
Кленову стрелу накладывает,
Кленовой стреле, наказывает:
Ты лети, кленовая стрела,
Выше лесу, выше темненькаго,
Выше садика зелененькаго.
Ты убей, убей, кленовая стрела,
Ты убей, убей орлика на лету,
Cеру утицу на Волге на реке,
Сиза голубя на каменной стене,
Добра молодца на вороном коне,
Красну девицу в высоком терему.
 
Перед входом своих подруг в избу, невеста «воет»:
Что то мне почуялось,
Что-то померещилось;
Посередь зимы студеныя
Что летят да гуси-лебеди.
То идут мои подруженьки
Ко мне, да к молодехоньке.
Выйди-ка, родимая,
Встреть их, подруженек,
Середи двора широкова,
Ты поставь-ка двери на пяту
Моим милыим подруженькам.
 
При входе их в избу, невеста продолжает:
Не спасибо вам, любезныя,
Милыя подруженьки;
Зачем вас долго не было,
За какими недосугами?
Али батюшки и матушки
Вас ко мне не отпускали?
Знаю, мои милыя,
Буйны головы прочесали,
Рубчетны плетни заплетали[5],
 
[117]
Как сбирались, мои милыя,
Во смиренную беседушку[6].
Поглядите-ка, приятели,
Что у вас в избе за сад стоит,
Что в саду за мак цветет?
То стоят мои подруженьки;
Одна маковка да побледнее всех,
Ее мочит сверху дождичек,
А по правую сторонушку
Запекло да красным солнышком.
Попросите-ка, любезныя,
Милыя подруженьки,
У милых моих приятелей,
Чтоб мою, да девью красоту,
Золотую мою связочку
Уж как взять, да молодехоньке,
Мне ее да во белы руки;
Золотую мою связочку
Как прижать, да молодехоньке,
Мне ее да к ретиву сердцу.
Уж возьмите-ка, любезныя,
Милыя подруженьки,
Вы унесте-ка, родимыя,
Мою да девью красоту
Во батюшко, во темный лес.
Вы положьте-ка, подруженьки,
Мою да девью красоту,
Золотую мою связочку,
Как на то-ли, сухо дерево,
Как тому-ли суху дереву
Не бывать да двою зелену;
Ужо мне, да молодехоньке,
Не живать да в красных девушках.
Вы послушайте, приятели,
О чем я стану кучиться:
Посажай, моя родимая,
Что за тот-ли за дубовый стол
[118]
Моих милыих подруженек,
За любовь-то их великую,
Что пришли, мои любезныя,
Ко мни, да к молодехонке.
Ты чести-ка, пуще потчуй их,
Ты напой, моя родимая,
Ужо тем да зеленым вином;
Ты напой, моя родимая,
Ужо тем да пивом пьяныим,
Чтоб запели-бы, любезныя,
Милыя, подруженьки,
Ужо ту да песню жалобну,
В которой песне в свадебной
Песню жалобну и свадебну,
Поминается отец и мать;
Зазнобили-бы у молодехоньки
Мое сердце ретивое
От ныне и до веку,
До матушки до гробовой доски.
Девушки поют:
Как задумали родители
Меня за-муж выдавать,
От беседы, от подружек
Хотят младу отлучать.
Как меня, младу, отлучат,
Я не чаюсь живой быть.
Я пойду с такого горя
В нову горницу сидеть;
Уж я сяду, пригорюнюсь
У косящата окна,
И там буду слезы горьки
Проливать за то окно;
И там буду я глядеть
В чисто поле далеко,
И там буду я бранить
Чужу-дальну сторону.
Ты злодей, злодей, злодей
Чужа-дальна сторона,
Разлучила ты меня
С отцем, матерью родной,
Разлучила ты меня
[119]
С моим миленьким дружком.
 
Выслушав песню своих подруг, невеста просит своего отца и братьев, если они есть, запрячь для них «ворона коня» И прокатить их «вдоль улицы широкой». Те исполняют ее просьбу. После катания девушки снова поют песни в доме невесты; вот одна из таких песен:
Знала бы, знала, дура, замуж не пошла
Лучше-бы, я во девушках жила;
Глаже-бы, глаже я головку чесала,
Мелче-бы, мельче русу косу я плела,
В русу косу алу ленту вплетала,
Вплетучи, алой лентой увила.
Во беседу развеселу ходила,
Да против милаго на стуле сидела.
Против милаго широкаго двора
Выростала часта роща зелена;
В этой роще прелюбезны два древа,
Перво древо – садовая яблонка,
Друго древо – зеленая грушица.
С того древа два яблочка сорвала,
С того время любить дружка начала.
 
Девушек угощают пивом и вином. Затем они расходятся и в другой раз приходят к своей подруге-невесте уже не званые, а когда им вздумается. Уезжает домой и отец жениха в самом веселом расположении духа. Невеста остается одна среди своих близких родных, и снова «воет»:
Послушайте, приятели,
Родимая матушка,
Со кормильцем-батюшкой;
Словно, вам я не родимая,
В утробе не ношеная,
У белых грудей не леженая,
Вам-ли, мои милые,
Не раба я была, не работница,
Не слуга-то-ли я верная,
Не посылка-то-ли скорая,
В полюшке не жнеюшка-ль,
В зеленых лугах не кошелыцица?
Не дали груше вырости,
[120]
Не дали яблонке выцвести,
Не дали яблочку вызрети;
Не дали мне, приятели,
На ноги развы поднятися,
С годами собратися,
С умом-разумом справиться.
Уж как отдали вы, приятели,
Ко тем, да ко чужим людям,
Из теплых рук в холодныя,
Ко чужому отцу-матери.
А чужая мать – не матушка,
И чужой отец – не батюшка.
 
Своим «вытьем» невеста даже нарушаете ночной сон своих родителей, и утром, когда они еще спят, она будит их так:
Уж как спится вам, приятели.
Вся-то матушка темная ночь;
Уж как мне, да молодехоньке,
Не спалось всю темну ночь.
Не спалось, да много виделось:
Как ходила, молодехонька,
По краю-то речки быстрыя,
Оборвалась, молодехонька,
Во ту-ли речку быструю;
Как хваталась я, ималася,
За кусты те, за таловые,
За осоку я резучую;
И обрезало у молодехоньки
Обе, руки белыя…
Не в реке я закупалася,
А купалась, молодехонька,
В своих лишь горючих слезах;
И хваталась я, ималася
За свое-то горе горькое;
Не осокой мне обрезало,
А обрезало у молодехоньки
Печалью лютою, великою.
Другой вариант:
Ужо спится вам, приятели,
Вся-то матушка темная ночь;
Ужо мне, да молодехоньке,
[121]
Все не спятся ночи темныя
Со того, да со злодей-горя.
И вставала, молодехонька,
Но утру-то я ранехонько,
Умывалась, молодехонька,
Своими, да горючим слезами;
Утиралась, молодехонька,
Со правой руки рукавчиком.
Сидите, мои приятели,
За столом, да за дубовыим,
А мне, молодехоньке,
За столом уже нет местечка;
Как спасибо вам, приятели,
За хлеб, за соль, да за старую,
Не спасибо за теперешню.
Хлеба стопка простояла,
Суха ложка пролежала,
Хлеба-соли не отведала.
Вы скажите-ка, приятели.
Моему-то братцу-батюшке,
Чтоб запряг он коня добраго,
Посадил-бы молодехоньку
На того, да на добра коня.
Увези-ка, братец-батюшка,
Ты меня во темный лес;
Там я, молодехонька,
Найду себе горючь камень.
Я убьюсь, да молодехонька,
Об тот, да об горючь камень.
Как пройдет, да эта славушка,
Что убилась красна девушка,
Что о тот, да о горючь камень.
Знать, сама я ведаю,
Что это все не сбудется;
Лишь сама себя потешила,
Лишь сама себя помравила.
 
Днем, при посещении родственников или подруг своих, невеста тоже воет или причитает. Если придет к ней подруга, она так причитает:
Поди-ка, милая подруженька,
[122]
К моему-то горю-кручину,
К печалюшке великой.
Не чаешься ты, милая,
На себя-то горя-горькаго,
Не взначай горе подкатится…
Если придет к ней крестная мать:
Поди-ка, крестна матушка,
К моему-то горю кручину,
К печалюшке, великой;
Ты послушай, крестна матушка,
О чем я буду кучиться,
О чем я буду кланяться,
Надели меня, родимая,
Чистыим благословеньицем,
Чистыим, не рушимыим,
Как того-ли Спаса образом.
 
Если придет к ней дядя, она и дяде причитает:
Ты поди-ка, мой кормилец,
Мой кормилец, милый дядюшка,
К моему-то ко злодей-горю,
Ко злодей-горю великому.
Ты спроси-ка, мой кормилец,
Ужо тех моих приятелей:
Кого ждут мои приятели
К себе, да во любы гости.
Уж не тех-ли милых гостеек,
Гостеек, да незнакомыих.
Я не знаю, молодехонька,
Как придет пора, да времячко,
Как придут, да к молодехоньке
Эти гости незнакомые;
Помешается у молодехоньки
У меня, да ум со разумом
И со крепкою со памятью;
Испугается, да сердце ретивое
При тех милыих при гостейках.
Я не знаю, молодехонька,
Как мне их назвать будет,
Как назвать и возвеличать.
 
Незадолго до свадьбы родственницы жениха приезжают
[123]
к невесте с гостинцами и передают эти гостинцы матери невесты. Гостинцы эти состоят из конфет, пряников, opехов и сладких пирогов с черникой, малиной, изюмом и т. п. Всех приезжих сажают за стол и начинают угощать, или, по местному выражению, честить. Честят сильно, так что перед своим отъездом все гости, как говорится, лыка не вяжут. Во время пира они, между прочим, просят вывести к ним невесту, которая обыкновенно сидит за перегородкой. В сопровождении своих подруг нарядная невеста выходит к гостям, наливает пива и вина и потчует их. В тоже время она целует всех гостей-женщин, а те в это время ее рассматривают. После того она снова уходит за перегородку и начинает выть:
Не спасибо вам, приятели,
Что вывели младехоньку
На великий стыд, безчестьице,
Что по тем, да по чужим людям.
Обнесли вы, молодехоньку,
Обнесли и обезчестили,
При моих милых подруженьках.
У меня, у молодехоньки,
Скатилась со плеч головушка,
Я на силу ведь, приятели,
Собралася с умом-разумом,
Со своей я крепкой памятью.
Не погневайтесь-же, милыя,
Милыя мои гостейки,
Надо-бы, мои гостейки,
Вас честить пуще, подчивать
Ужо мни, да молодехоньке.
У меня, у молодехоньки,
Не стоят ноги резвыя,
Не глядят очи ясныя,
Не делают руки белыя
Со того, да со злодей-горя.
Накажука я приятелям:
Вы честите-ка, пpиятели,
По моей великой просьбе
Ужо тех, да милых гостеек.
 
[124]
Кланяйтесь, мои приятели,
Ужо им низехонько;
Говорите-ка, приятели,
С ними по малехоньку.
Ужо знать, мои приятели,
До поры вы дело сделали,
Ужо сильно познакомились;
Знать меня, да молодехоньку,
Отдаете вы, приятели,
Что во те, да во чужи люди,
Ко чужому отцу-матери,
Как из теплых рук в холодныя.
Уж вы знаете, приятели,
Мудрено, да мудренехонько
Жить во чужих людях
У чужова отца-матери.
Надо мне, младехоньке,
Два ума, два и разума,
Два обычая обонравые.
Как придет, да молодехоньке
Та пора, да времячко
Попроситься у приятелей,
У чужова отца-матери.
Ужо к вам, да во любы гости.
Отпустят, да молодехоньку
На закат до красна солнышка,
И пойду я, молодехонька,
За тем, за полем чистыим,
За тем, за лесом темныим.
Я. зальюсь, да молодехонька,
Ужо там, да горючими слезами;
Приду я к вам, приятели,
Ужо в гости, во любые,
Ничего-то вам, приятели,
Ничего-то не поведаю:
Каково-то жить в чужих людях,
У чужова отца-матери.
 
После пирушки гости разъезжаются, и в другой раз приезжают к невесте уже накануне свадьбы. В тот день утром невеста обыкновенно созывает своих подруг и про-
[125]
сит их истопить для нее баню. Те истопят и ведут ее в баню с песнями. В руках в это время они несут веник, увязанный бантиками. Баню обыкновенно выбирают где-нибудь подальше от села или деревни, чтобы большее пространство пройти им с песнями. В это время чаще других слышится след. песня:
Туман, туман при долине,
Лист широкий на малине;
Есть пошире на дубочке;
Манил молодец девочку.
Не свою манил, чужую,
Пойдет девка, поцелую.
Зачем чужу целовати,
Тоску к сердцу придавати;
Стала девица рыдати,
Стал молодчик унимати,
Платком слезы утирати.
Не плачь, девка, не плачь, красна,
Сам я холост, не женат;
Если вздумаю жениться,
Просим милости на свадьбу.
У меня на свадьбе будет
Пива, водки очень много.
Мне не диво твое пиво
Милы твои речи.
Твоя матушка-злодейка,
Твои сестры-лиходейки,
Разлучают нас с тобою,
Точно рыбицу с водою.
Щука рыба живет в море,
А я, девица, на воле;
Щука рыба по Дунаю,
А я, девка, погуляю;
Щука рыба с карасями,
А я, девка, с молодцами,
Со такими удалыми,
С ребятами холостыми.
 
В бани девушки моют и парят свою подругу-невесту тем разукрашенным веником, и при этом нередко щиплют, при чем спрашивают: как жениха зовут. При одевании невеста воет:
[126]
Как оставьте-ка, сударыни,
Меня в той бане жаркой,
Чтоб прошла такая славушка,
Что умерла-де красна девушка
Во той, во бане, жаркой.
 
Придя в дом, она просит своих подруг причесать ей голову:
Как заплетите-ка, сударыни,
Мою косу русую;
Как вплетите-ка, сударыни,
Разноцветну алу ленточку.
Подруги исполняют ее просьбу. Она благодарит их за баню жаркую и сажает за стол обедать. Сама же сидит возле стола и ничего не ест, только причитает:
Кушайте, мои сударыни,
Не дожидайтесь, мои милыя,
Чтоб честила я вас, подчивала.
Надоб мне, мои сударыни,
Стоять, да на резвых ногах,
И честить вас пуще, подчивать,
Чтоб не сердились вы, не гневались,
На меня, на молодехоньку,
На меня, на зеленехоньку.
 
По выходе из-за стола, она просит их не оставить ее на «завтрашний господень день» и кланяется им в ноги. Подруги уходят. В тот же день сестры, тетки и другие родственницы со стороны жениха приходят или приезжают к невесте с пирогами, и дожидаются там приезда жениха, который на вечеринку приезжает вместе с отцом и матерью. На вечеринку отец женихов обыкновенно привозит и условленный «выговор» за невесту, состоящей из денег, муки, шубы и проч., а жених привозит своей невесте платок, ситцу на сарафан, башмаки и т. п. В свою очередь и невеста его отдаривает – рубашкой, штанами и поясом. Иногда она дарит его отца с матерью: отцу дарит утирку (полотенце), а матери – рукава. Отец за подарок невесты платит ей от 1 до 2 рублей. На вечеринку обыкновенно собираются и девушки, которые постоянно поют и песни, и в своих песнях нередко
[127]
«срамят» жениха. Но если он при этом даст им денег (10-20 к.), то начнут хвалить[7]. На вечеринке, между прочим, поются след. песни:
Грянули весельцы вдоль по морю,
Грянули, раскрашены, вдоль по синему;
Топнули кони во широки ворота,
Топнули кони во решетчаты.
Дрогнуло сердце у Катюшеньки,
Дрогнуло ретивое у Васильевны.
Как мне жить на чужой стороне,
Как привыкать ко чужой семье;
Как назвать свекра батюшкой,
Как назвать свекровь матушкой,
Как взвеличать свово суженаго?
От горя-горя свекор-батюшка,
От горя-горя свекровь-матушка,
От сердца-сердца Николай господин,
Сударь мой Михайлович.
 
Или:
Во горенки во новой,
Во новой,
Стоял столик кедровой,
Кедровой,
Обит парчей голубой,
Голубой,
Серебряной бахрамой,
Бахрамой,
На столике убраным
Убрано,
Графин водки ставлено,
Ставлено.
Николай господин,
Дворянин,
По горнице проходил,
Проходил,
[128]
К столику подходил,
Подходил,
Графин водки в руки брал,
В руки брал,
В рюмку наливал,
Наливал,
Катюше подносил,
Подносил,
Васильевну просил,
Он просил:
Выпей рюмку от меня
Для меня,
Роди сына-сокола,
Сокола;
А тебя я подарю,
Подарю,
Куплю нитку жемчугу,
Жемчугу.
Носи жемчуг, не жалей,
Не жалей,
Роди сына, да лелей,
Ты лелей.
 
Или:
При вечерней вечеринушке,
У Катюши на девишничке,
Прилетал, да млад ясен сокол;
Он садился на окошечко,
На окошечко косящато,
На серебряную полочку,
На золочену прибоинку.
Занавеску он раздернул,
Красных девушек раздвинул
Он Катюшу взял за ручку,
Свет Васильевну за праву.
 
Или:
Уж ты сваха-шаболтошница[8]
Уж ты сватала, все хвастала,
У нас двор-то на семи верстах,
На семи верстах казенныих,
Осередь двора три горницы.
 
[129]
Как приехали, увидели:
У вас двор-то на пяти шагах,
На пяти шагах, на курочьих,
Осередь двора три банишки.
 
Или:
Не чаялась матушка
Молодехоньку избыть;
Избыла, родимая,
За единый за часок.
Отдала, родимая,
Во проклятый во домок,
За того детинушку,
За невежу, балуна.
Осержусь на батюшку,
Семь лет в гости не приду.
На восьмом уже годочке
Вольной пташкой прилечу.
Сяду я у батюшки
Во зеленыим саду
Стану я во садике
Какушкой куковать.
Большой брат возговорит:
Что за пташка во саду?
Средний брат возговорит:
Пойду пташку застрелю.
Меньшой брат возговорит:
Пойду пташку осмотрю.
 
Или:
Твой жених не хорош, не пригож
На горбу роща выросла;
В этой рощице грибы ростут,
Грибы ростут березовые;
В голове же мышь гнездо завила;
В бороде деток вывела.
 
А когда жених даст девушкам денег, продолжают:
 
Твой жених и хорош и пригож;
Его кудри наложеные;
Черные брови наведеныя,
Ясны очи, как у сокола;
Его щоки – что твой маков цвет,
Его губы – что твой мед сотовой.
[130]
Около полночи все гости разъезжаются и расходятся с вечеринки. Уходят и девушки. Снова они приходят к невесте-подруге утром, в самый день свадьбы, в то время, когда топится печь. Тут из пресного теста они делают пирог-короваец с начинкой. Втыкают в этот пирог пять лучинок и лучинки эти тоже покрывают тестом, а на среднюю или верхнюю лучинку сажают поросенка, сделанного тоже из теста; в рот этого поросенка всовывают соломинку; на поросенка прилепляют пастуха из того-же теста и дают этому пастуху в руку мочало или нитку в виде кнута. Когда пирог испечется, его вынимают из печи, втыкают в него прутики с сучками, обвешивают эти прутики разноцветной бумагой и увешивают лентами, так что из за этих лент теста совершенно не видно, кроме поросенка и пастуха. Пирог этот подают за обедом после венчания.
Между тем как в доме невесты, в день брака, с самого раннего утра занимаются стряпней, в доме жениха приготовляются ехать за невестой. Снаряжается поезд из родственников жениха. Поезд называется малым, когда он состоит из двух или трех пар, и большим – когда состоит из семи, десяти и более пар. В каждом поезде непременно участвуете дружка. Дружка этот выбирается из родственников и из посторонних лиц. Большею частью впрочем, приглашают особого специалиста по этой части. Специальность же его состоит в том, чтобы он всегда находился, что к чему сказать и что когда сделать. Это — древнееврейский архитриклин, распорядитель пира, душа общества; он-же ведун или знахарь и в тоже время противодействующая сила против колдунов; а под час он разыгрывает и роль шута. Без этого лица не делается, ни одной свадьбы. Свои речи и прибаутки он, как наследство, передает сыну или другому какому либо ближайшему родственнику, и всегда неохотно говорить об этом ремесле своем, доставляющем ему, кроме небольшого вознаграждения, почет на свадебном пиру и полное раздолье в пьянстве. Дружки на свою профессию смо-
[131]
трят вообще как на какое-то священнодействие и всегда исполняют свое дело с особенною важностью и серьезной физиономией, кроме особых случаев. Не прочь бывают они иногда, особенно под пьяную руку, и похвастаться своими чарами или заговорами. «Сам я не умею заговаривать, говорил мне один из второстепенных дружек, — а другие заговаривают на свадьбах; меня же раз чуть самого не заговорили. Был я дружкой в Усихе. Стою со стаканом в руке, а хвать у меня сапог и слезает с ноги; смотрю, испугался, и другой слезает. Я так испугался, что инда задрожал; но все-таки совсем не потерялся, а сказал: не шути, а то я так сшучу, что и не выйдешь отсюда. Смотрю, сапоги опять наделись, как следует. А в другой раз ехал с поездом в Елкино. Подъзжаем к елкинским воротам, вдруг лошади встали и шабашь. Били, били их, нейдут, да и только. Елкинский народ стоит у ворот да хохочет, а я хоть плачь. Бились, бились, на силу въехали. После я узнал, что наш поезд заговорил на пустой орех Степка-хромой. А вот наш Ефим Крюков так мастер был на эти штуки. Раз он был на свадьбе в Копорулихе. Там пьяные над ним и стали смеяться. Он взял, да и ушел без шапки домой. А дело было зимой. Хорошо же, говорит, не дойдете до дому, коли вздумали надо мной смеяться. Те, отпировавши, поехали домой; доехали до богдановского поля и что же? Бились, бились, так и воротились назад; целый день тут кривуляли, а домой не попали. Послали за ним; на силу уломали (уговорили). Приехал к ним; они попросили у него прощения; он простил их, и после доехали домой благополучно. В другой раз он ехал с дровами в Гузнеево. В это время ехал свадебный поезд, да и вздумал уронить у него воз. Хорошо же, говорит, поднимите. Только поезжане выехали из деревни, как у них у всех лошади сами распряглись из оглоблей и понеслись в разные стороны. Как ни бились их догонять, так и не догнали. А жених с невестой сидят в поле, да зябнут. Тогда пошли к Крюкову, поклонились ему в ноги и подняли его воз; вы-
[132]
ходят в поле, смотрят – лошади все стоят у оглоблей и ждут их». Подобные рассказы невольно и весьма сильно могут влиять на темную и невежественную массу народа, и потому, нет ничего удивительного, что этот темный народ всегда старается приглашать на свои свадьбы разных знахарей, в роде дружек, оказывать им всевозможный почет и посильно вознаграждать их, из опасения, чтобы что либо «не попритчилось» жениху и невесте….. Но я несколько уклонился от главного предмета.
Когда все поезжане, родственники женихова отца соберутся в его доме для поезда за невестой, при чем каждый из них привозит и передает ему каравай хлеба, — все садятся за стол. Им подают «варево», и они начинают есть. За столом вместе с ними сидит и жених, но он ничего не ест, хотя перед ним лежит и хлеб, и ложки. За первым варевом следует второе варево. Потом подают лапшу. Лишь только поезжане хлебнут лапши по три ложки, дружка кладет на блюдо с лапшой каравай хлеба, разрезывает его на четыре части и говорит: «кститесь и вставайте». (Отсюда поговорка: «из-за лапши женятся»). Все встают. Дружка наливает стакан пива и продолжает: «Господи, Иисусе Христе, Сыне божий, помилуй нас (крестится). Есть ли здесь Иван Михайлыч и Феодосья Лазаревна (отец и мать жениха)? Встаньте на резвы ноги, покажите ясны очи; в очи я вижу, погибели не чаю, обоих величаю. У меня, у дружки, ноги с подходом, руки с подносом, сердце с покором, язык с приговором, голова с низким поклоном. Я, дружка, чашу наливаю, Спаса призываю; примите чашу для любья, кушайте для здравья; будьте после чаши многолетны; у великаго Николы канун (мед) пейте, у матери пресвятой Богородицы хлеб кушайте. Умели вы своего сына вспоить, вскормить, на резвы ноги поставить; умейте, родители, под окошко встать, чистое благословенье дать – ехать жениться. Поедет ваш сын чистыми полями, быстрыми реками, темными лесами, черными грязями, уездными городами. Приедет ваш сын к сионским горам;
[133]
на этих сионских горах стоит высок нов терем. В этом терему сидит красна девица, шьет она, вышиваешь белыя полотна; ждет, поджидает к себе добраго молодца. Взъехать бы нам на cионские горы и подъехать ко широкому двору, попроситься у тех чужих людей на широкий двор; взъехать бы на добрых конях на широкий двор; со широкова двора нам взойти-бы на резвых ногах на калинов мост, со калинова моста в белу горницу и взять-бы ему красну девицу за белы руки, за златы перстни; ехать-бы в село Воскресенье, а в сели Воскресенье стоит храм господень. Придти-бы ему в храм господень, Богу помолиться, к евангелию приложиться, на одно подножье встать, да злат венец принять». После этой речи, обращенной к родителям жениха, дружка передает налитой стакан женихову отцу, который, в свою очередь, передает его кому-либо из поезжан. Затем дружка наливает другой стакан пива и обращает свою речь уже ко всем лицам, находящимся в избе: «Господи Иисусе Христе, Сыне божий, помилуй нас (крестится). Из кута по лавке, в кут по скамейке; есть-ли здесь маленькие ребятки — свиныя поросятки, зеленыя сопли, красны девицы — криношны блудницы, стары старушонки – худыя рубашонки, молодыя молодицы – косыя кички, банны затычки, под бруском лежащих, около столбушек стоящих, — примите чашу для любья, кушайте для здравья; будьте после чаши благодатны, у великаго Николы канун пейте, у матери пресвятой Богородицы хлеб кушайте. Благословите все добрые люди нашему князю новображному (новобрачному), чего он пожелает, то-бы ему получить в добром здоровья». После этой речи дружка передает налитой стакан тому, кто стоит около столбушки, у печки, под полатями; тут-де обыкновенно стоит портинник или колдун, и потому надо его задобрить. Вслед за этими вступительными речами дружки, отец и мать жениха становятся у тябла (глота); отец держит в своих руках икону, а мать – хлеб с солью. Жених, сын их, прикладывается к иконе и хлебу, кланяется отцу в ноги и просит у него благословения. Отец говорит:
[134]
«Господь тебя благословит; будь на тебе мое благословенье от ныне и до века». Затем икону он передает матери его, а хлеб берет себе. Благословляет мать, при чем сын поступает также, как и при благословении его отцом. Во время этого благословенья избную дверь держат, и никого не впускают и не выпускают из избы, опасаясь, с одной стороны, колдунов, с другой – скандала со стороны подруги жениха, если только она была у него. Потом все выходят на двор. Жених встает у своей лошади, три раза крестится и надевает шапку. Садится. За ним садится и весь поезд. Выезжают со двора. Здесь дружка напоминает жениху, чтобы он ни с кем не кланялся, что он в точности и исполняет. Все ему кланяются, а он и до шапки не дотронется. Не пригоже-де князю новображному поклоны воздавать[9].
Между тем, в ожидании поезда с женихом, к родителям невесты собираются все званые родственники, и каждый из них тоже приносить им в подарок каравай хлеба, а сама невеста сидит с своими подругами, и по обыкновению, причитает:
Выйди-ка, братец-батюшка,
На улицу широкую;
Погляди-ка вдоль улицы широкой,
Как не едут-ли чужие люди.
Ты возьми-ка, братец-батюшка,
В обе руки по топорику,
Заваляй-ка путь дороженьку,
Чтобы не пройти им, не проехать
К нашему, да широку двору.
 
Напрасная просьба к брату. Поезд уже стоит за деревней, и по деревне едет дружка и прямо подъезжает к дому невесты. Вот он уже входит в избу, молится Богу, садится на скамью; хозяин подносит ему стакан водки, он выпивает, причем хозяина и хозяйку поздравляет «с гостеньком полюбовным». За первым стаканом следует второй и
[135]
третий. После третьего стакана дружка встает, творит Иисycову молитву и спрашивает: «Кто сему дому в начале?» Хозяина отвечает: «Господь». — «А кто здешнему дому хозяины?» – «Я». — «Как вас по имени назвать, по отчеству возвеличать»? — «Сидор Карпыч». — «Был-ли у вас Иван Михайлыч»? — «Был». — «Были-ли у вас с ним речи тайные, слова полюбовные, промеж себя сватовство?» — «Было» «Был-ли промежду вас третий человек?» — «Был». — «Затопляли-ли вы свечку, молились-ли Богу?» — «Затопляли и молились». — «Бились-ли вы по белым рукам через столики дубовые, через скатерти шелковые, через пития медвяные, через закуски сахарные»? — «Бились». — «Разнимали-ли у вас белые руки?» — «Разнимали». — «Было-ли у вас с ним (отцом жениха) условье, чтоб быть сегодня свадьбе?». — «Было». – Ждали-ли вы сегодня гостей?»  — «Ждали». После этих допросов дружка продолжает: «Едет к вам в гости князь новображный на семидесяти парах; семьсот человек стоит с ним в чистом поле, в широком раздолье, стоит и не унывает, от вас весточки выжидает. Дайте ему ответствие: на ваш-ли княженецкий двор взъехать или на взъзжую квартиру? Если на ваш княженецкий двор, то просим покорно отворить ворота, в избу дверь, в избе дать место, чтоб ваших гостей не потеснить, а нашего князя под окошко посадить, и при этом просим покорно встретить с хлебом-солью, с милостью божьею». Отец невесты говорит: «Милости просим». Дружка выходить из избы, садится на лошадь и, не доезжая до поезда, сняв шапку, говорит: «Просим милости к нашей княгине новображной». Дружка едет вперед, за ним весь поезд, все въезжают на двор. На дворе у крыльца их встречает отец и мать невесты с иконою и с хлебом-солью. Жених получает от них благословение, также, как и от своего отца и матери родной. Потом родители невесты приглашают их войти в избу, при чем сами они идут вперед, за ними дружка, за дружкой жених, за женихом весь поезд. Между тем как происходит эта церемония, невеста, окруженная своими подругами, сидя в
[136]
кутнике, под податями, или за перегородкой, причитает:
Что у нас, мои приятели,
Вдруг воротца растворились,
Подворотенка простукнула,
Золото кольцо пробрякнуло?
Выйди-ка, моя сударыня,
Сестрица-лебедь белая,
На тот, да на широкий двор.
Не осенний-ли лед ломается.
Не вода-ль на двор вливается.
Ужо едут, знать, чужи люди,
На двор едут, усмехаются,
В избу идут, похваляются,
Похваляется, да чужой чуженец,
Похваляется, да доброй молодец,
Разлучу-де красну девушку
Со отцем, да и с матерью,
Да и с милыми подружками.
Поглядите-ка, подруженьки,
Не верба-ля в избу клонится,
Не береза-ли Богу молится?
Не бархат-ли по полу стелется,
Не за стол-ли жемчуг сыплется?
Молится, да покланяется
Ужо тот, да чужой чуженец,
Ужо тот, да доброй молодец.
Я сама да знаю, видаю,
Он годам меня постарее,
Умом-разумом исправнее.
Ты сходи-ка, братец-батюшка,
К тому, да чужу чуженцу;
Ты сажай-ка, братец-батюшка,
Ужо всех гостей названыих
Под окно, да под окошечко,
Во почетное во местечко.
Ты поди-ка, братец-батюшка,
О чем я стану кучиться
Тебе я, разъясен сокол:
Последи-ка, братец-батюшка,
Под окном, да под окошечком:
Что стоит у нас за темный лес,
[137]
И во том лесу во темныим
Что стоит за яблонка?
Или так мне, показалоса?
То стоят, да люди добрые,
То стоит, да чужой чуженец,
То стоит, да добрый молодец,
Людских басен призаслушался.
 
При входе в избу гости не садятся, а сначала поддружка (помощник дружки) наливает стакан пива, дружка произносить Иисусову молитву и ведет такую речь: «Взъехали мы на ваш княженецкий двор по вашему приказанию, — благословите нашего князя новображнаго и на княженецкое место сесть». Отец невесты отвечает: «Бог благословит». Затем поддружка снова наливает стакан пива; дружка произносит Иисусову молитву и продолжает: «Просим покорно нашим коням задать корма: хлеба печеного, а нет хлеба печеного, — овса молоченого; нет овса молоченого, — сена кошеного; нет сена кошеного, — соломы яровой; нет соломы яровой, — ржаной; нет ржаной соломы, и так постоят, только просим приставить к ним караульщика, чтобы все было сохранно в вашем доме честном». После того дружка, у которого всегда «ноги с подходом, руки с подносом, сердце с покором, язык с приговором» и который всегда наливает «в чашу стеклянну питье медвяно», продолжает так ораторствовать: «А ехал я чистыми полями, быстрыми реками, уездными городами; мне сказали: у вас в избе висят занавески, и за этими занавесками сидит невестка; как-бы мне на эту невестку посмотреть: обута-ли она, оболочена-ли (одета-ли); есть-ли у ней на ногах сапожки, на руках рукавички; надета-ли на ней лисья шуба? Мне-бы ее везти, — да руки-ноги не обморозить, бело личико не попортить». Дружка идет к невесте в кут под полати и на тарелке несет девушкам стакан вина, причем столпившейся в избе публике говорит: «Отшатитеся (посторонитесь) желудки, пузырь ползет; как-бы мне маленьких ребят не помять, старых старушек не поронять, красных девушек за груди не похватать, на молодых тетушках шубки не изорвать;
[138]
после станут дружку бранить-ругать: экой, скажут, дружка, экой пес». Девушки, при виде вина, говорят дружке: «У нас и без вина горько». Дружка идет назад к крестному отцу женихову. Тот кладет на тарелку немного медных денег. Девушки, увидя медные деньги, говорят дружке: «У нас невеста белая». Дружка снова идет к крестному отцу, который на этот раз кладет на тарелку серебряную монету. Между тем невеста причитает своим подругам:
Не бросайтесь, милыя подруженьки,
Вы на пиво пьяное,
На матушку золоту казну.
 
Но девушки на этот раз изменяют ей, — берут деньги, и которая побойчее, выпивает стакан вина. Тогда невеста надевает шубу, крестится и говорить:
Благослови меня, Господи,
Надеть мне шубу теплую.
 
Если-же она надевает шубу выговоренную, то замечает:
 
Как тепла она и не угревчева,
Как не греет у молодехоньки
Сердце ретивое.
После измены своих подруг, невеста всю надежду возлагает на брата, который выводить ее из кута иди из-за перегородки и ведет к столу. В это время все гости встают и опрастывают место возле жениха. Невеста причитает:
Ты постой-ка, братец-батюшка,
Ты бери-ка потихохоньку,
Ты веди-ка помалехоньку.
У меня, у молодехоньки,
Нейдут ноги резвыя,
Со того, да со злодей-горя.
Ты садись-ка, братец-батюшка,
Со мною молодехонькой,
На лавку белолипову,
Не отдавай-ка, братец-батюшка,
Из теплых рук в холодныя.
 
Брат ее садится возле жениха, а около себя сажает сестру-невесту. Его потчуют вином и пивом, осыпают разными насмешками, надевают бабью кичку (род повойника), но
[139]
он все это стоически переносит и сдается только тогда, когда крестный отец жениха даст ему выкуп за невесту (не менее рубля). Между тем его сестра-невеста продолжает:
Не сдавайся, братец-батюшка,
За стакан, да пива пьянаго,
За рюмочку, да зелена вина.
Пиво пьяное запойчиво,
Зелено вино разборчиво.
Не сдавайся, братец-батюшка,
На ту, да золоту казну;
Золота казна обманчива.
Разве пива ты не варивал,
Зелена вина не куривал,
Золотой казны не считывал?
Не спасибо, разъясен сокол,
Что сдался ты, братец-батюшка,
На ту, да золоту казну.
 
В конце песни брат ее, получив деньги, сажает свою сестру рядом с женихом, за что в это время она его и укоряет. Севши с женихом, она начинает выть дружке-другому виновнику того, что ей пришлось сесть рядом с чуже-чуженцом.
Не спасибо, дружка ласковый,
Дружка ласковый, обманчивый,
Раздробил мою головушку[10]
Зазнобил, да сердце ретивое.
Поднимаются ветры-вихори
Со восточный сторонушки;
Непогода поднимается,
Не гроза, а чужой чуженец,
Не гроза, а доброй мододец;
В твоих очах, да не в твоих руках,
Не в твоей, да воле-большине,
Не в твоей я белой горнице,
У своих, да у приятелей.
 
Последние слова невеста поет тогда, когда жених берет
[140]
ее за руку, и свою ногу закидывает за ее ногу; в это же время он обыкновенно старается подложить под себя конец ее шубы, для того, чтобы «волю ее прижать». Между тем невеста снова воет:
Погляди, моя родимая,
Что от печки от кирпичныя,
От залавка белолипова,
Через брусики лежачие,
Через скамьи-то стоячие,
Через столики дубовые,
Через тех, да через добрых людей,
Через скатерти все браныя,
Через яствица (кушанья) сахарныя,
Через питья все медвяныя,
На меня, да молодехоньку:
Нарядно ли я наряжена,
Возле ровни-ли посажена,
Что не ровня добрый молодец,
Не ровня, не верстанничек,
Хоть годами-то не старее
Умом-разумом исправнее.
 
После этого причитанья невесты, дружка произносит Иисусову молитву и, обращаясь к отцу и матери невесты, говорит: «Прикажите нашего князя новображнаго дарить; спасены ли у вас дары? Если не спасены (т. е. не припасены), своим будем дарить». Выходить сваха невесты. Дружка снова произносит Иисусову молитву и, обращаясь к жениху, говорит: «Встань, государь, на резвы ноги, очисти ясны очи; в очи я вас вижу, погибели не чаю, чашу вам наливаю, Спаса на помощь призываю; чаша стеклянна, в чаше прими для любья, выкушай для здравья (жених чашу принимает из рук дружки). После чаши здрав будь, государь мой; от великого Николы канун пей, от пресвятая Богородицы хлеб кушай, от княгини новображной дары получай, и княгиню новображную люби, да жалуй, да на добро поучай; чему сам горазд, и ее поучай, а на дары не повещуй» (т. е. не взыщи). После жениха дарят и других лиц; смотря по условию, или невеста дарит и
[141]
ту и другую сторону, или-же каждая сторона дарить своих родных[11]. По окончании этой церемонии дружка продолжаете: «По всей светлой светлице, по всей белой горнице из кута по лавкам, по залавкам, по скамейкам, по кривулькам, тут сидят дедушки и дядюшки, усаты, бородаты, холосты, не женаты: кто пожилой молодец – будь дядюшка; гвоздари, бочкари, малые ребята, — синие пупки, кривые желудки, зелены сопли, – кто из вас резвый? Тот кушай стакан пива». Резвый выпивает стакан пива. Затем зажигается свечка перед иконами; поддружка наливает стакан пива, дружка подает его отцу невесты, который, в свою очередь, передает его тысяцкому (крестному жениха), сам берет икону, а жена его хлеб с солью. Все встают. Дружка в то время произносит Иисусову молитву и ведет такую речь: «Батюшка княгини новображной! Встань, повыступи, прими чашу для любья и проч….. «Умел ты свое чадо милое на белых руках лелеять; твое чадо милое сызнова перерождается, в цветное платьице наряжается, горючим слезам заливается, шелковым платком утирается, во резвых ногах валяется и просит у вас чистого благословеньица, — пройти по середине пола, войти в новые сени, сойти на калинов мост, выйти на широкий двор, садиться на добрых коней, брать в левые руки тесмяные возжи, а в правые руки шелковые плети, бить нам добрых коней по правым бедрам, ехать нам по крутым горам; ехать нам горами, долами, крутыми берегами, темными лесами, топучими грязями, селами, городами, деревнями, слободами, подъехать нам к божьей церкви, взойти нам в божью церковь, чудному образу помолиться, в землю челом поклониться, на одно подножье встать, золотыми перстнями поменяться и на буйну голову злат венец надеть и злат крест поцеловать». Жених и невеста молятся в землю и получают благословение от отца невесты. За-
[142]
там дружка с той-же речью обращается к матери невесты, которая, в свою очередь, также благословляет их. Но перед благословением родителей, невеста не опускает случая повыть:
Уж вы дайте-ка, приятели,
Благословенье мне, великое,
Что идти, да молодехоньке,
Во матушку, да во божью церкву;
Ужо как мне перед вам стоять?
Разве золотом разсыпаться,
Жемчугом, да раскатитися.
Положите-ка, приятели,
Что во те, да во резвы ноги
Ужо тот, да горючь камень;
И ударюсь, молодехонька,
Я своим, да ретивым сердцем,
Чтоб прошла, да эта славушка,
Что убилась красна девица,
 
В это время обыкновенно жениху и невесте кладут в карманы по луковице и втыкают в одежду иголки – для того, чтобы их не испортили. Те-же предосторожности принимают и все поезжане. После благословения жениха и невесты все молятся и выходят из избы. Во время выхода из избы невеста опять воет, и на этот раз не совсем лестно для своих родителей.
Вы живите-ка, приятели,
Без меня, да молодехоньки,
Вы живите, богатите,
К вам на двор вода вольет,
По воде суда пойдут,
Сундук казны откроется;
Два солнца обогреют вас,
Два месяца светить будут,
Выживаете, приятели,
Как зверя стараго из леса
Меня, младу, вы из дома.
 
Жених ведет невесту за руку на двор. На дворе ее отнимают от него подруги, будто бы для перевязки. Дружка идет выручать невесту, но отходит от девушек с носом.
[143]
Тогда он берет с собой жениха. Жених дает им за нее деньги, и они выдают ему невесту, заставив наперед назвать ее по имени и отчеству. После того жених сажает ее в сани. Но и здесь девушки не дают ему покоя. Они всячески стараются помешать ему усадить свою невесту и хватают ее за одежду, за руки, за ноги и проч., и если жених оказывается при этом малосильным, то смеются над ним. Между тем дружка в это время с хлебом, солью и медным распятием три раза обходит вокруг поезда, отталкивая посторонних зрителей в сторону. Затем поезд выезжает из ворот и, отъехав небольшое пространство, останавливается. Дружка едет назад к невестину отцу. За ним караульный затворяет ворота. Он входит в дом и от лица жениха приглашает отца, мать и прочих родных с невестиной стороны в гости к жениху. Приглашение свое он выражает так: «Господи Иисусе Христе, Сыне божий, помилуй нас (крестится). Батюшка княгини новображной! Встань на резвы ноги, открой свои ясны очи и проч… Просит наш князь новображный к себе в гости. И просит вас покорно собраться в гости: против тысяцкаго – тысяцкому, против бояр – боярам, против дружки – дружке, против свах – свахам. Сделайте милость, не вдвое и трое, а вдесятеро приезжайте». После этого приглашения дружка просит позволения взять чего-нибудь на угощенье караульного или привратника. Ему дают стакан водки и на закуску кусок говядины, что он и передает привратнику. Затем дружка выезжает со двора и присоединяется к поезду. Этого приглашения впрочем, не бывает, если поезд из церкви опять приедет в дом невесты. Сам поезд происходит в таком порядке. Впереди едет дружка, за дружкой жених с крестным отцом, за женихом невеста со свахой и братом-ямщиком, а за невестою весь поезд. При выезде из деревни, мужики загораживают дорогу близь околицы в воротах и пропускают весь поезд только тогда, когда им дадут водки. Дорогой невестин брат или в сторону куда-нибудь своротит или вывалит невесту в снег. Дружка каждый раз обязан
[144]
к нему подъехать и угостить его вином, при чем весь поезд останавливается. Дорогою невеста воет:
Ты гори-ка, горько золото,
По моей, да буйной голове,
Ты конец, да русой косынки;
Ты воюй-ка воля-большина
По конец моих белых рук.
 
Подъезжая к церкви, продолжает:
Подъезжаю, молодехонька
Что ко той божьей церкви,
Что во той, во божьей церкви,
Знать принять мне, молодехоньке,
Батюшку золотой венец.
Ужо встать мне, молодехоньке,
На одно-то на подножьице;
Ужо возьмет чужой чуженец
Всю с меня, да волю-большину.
Что при тех, да при добрых людях.
При попах, да при священниках,
При дьяках, да поученыих.
Знать, расстаться молодехоньке
Со матушкой, да волей-большиной,
Со матушкой, да девьей красотой;
Поступить, да молодехоньке,
Ко чужому отцу-матери;
Нужно будет, молодехоньке,
Уважать мне там, да всякому.
Всякому — и старому, и малому.
 
Подъехав к церкви, жених высаживает невесту из саней и ведет ее в церковь. В церкви после обручения, каждый из них особенно заботится о том, чтобы первому встать на подножье – для того, чтобы «верх взять» и их поспешность иногда бывает довольно курьезна. После венчания свахи «окручивают» невесту или в самой церкви или в церковной караулке. Окручивание это состоит в том, что ее волосы (во время венчания распущенные) заплетают в две косы и надевают па голову «сороку» (повойник), — в знак того, что она стала уже бабою. Затем жених сажает ее вместе с собой в са-
[145]
ни и поезд едет домой в том же порядке[12]. Дорогою невеста снова воет или причитает:
Ужо та, да бабья красота
По подлавочью валялась,
И мне, младой, доставалась.
Уж я еду, молодехонька,
Тем, да полем чистым,
Что ко тем моим приятелям,
Ко чужому отцу-матери,
Ужо к их, да к широку двору.
Ты послушай, чужой чуженец,
Как сказал ты, добрый молодец,
Ваша та, да бела горница
Вся цветами изукрашена.
Как подъехала младехонька,
Ваша та, да бела горница
Злодей-горем изусыпана.
Вы встречайте-ка, приятели,
Того гостейка бывалаго,
Меня гостью не бывалую;
Не погневайтесь, приятели,
Что не ладно с горя свылося,
Во печалюшке сказалося.
Я сама, да знаю, ведаю,
Гладко бают, – лихо думают,
Мягко стелят, жостко спать живет,
Гладок пол, — да шиповат ходить.
Как встаю я, молодехонька,
По утру-то я ранехонько;
Умываюсь, молодехонька,
Своим, да горючим слезам,
И спрошу я вас, приятели,
На какую, молодехоньке,
Мне идти, да на работушку,
[146]
На работушку разовую.
Вы скажите-ка, приятели,
Своему-то сыну милому,
Чтобы съездил, разнадеженька,
По моих то он приятелей.
Знать у вас, мои приятели,
Богоданный сударь-батюшка,
Богоданная моя матушка,
Приключилась, молодехоньке,
Мне тоска, да несусветная.
Уж я вышла, молодехонька,
На широкую, на улицу,
Все глядела, молодехонька,
Во то, да во чисто поле,
На родимую сторонушку.
Ужо будут, знать, приятели,
Родной батюшка со матушкой.
Не могла я слова вымолвить,
Залилася горючим слезам.
На меня, на молодехоньку,
Что при встрече с родным батюшкой
И при виде родной матушки
Залилася горючими слезами
 
И ни слова не промолвила. Эту песню молодая воет во всю дорогу, если дом жениха недалеко от церкви, а если далеко, то проезжая только села и встречающаяся на пути деревни. Впрочем, она поет эту песню только в таком случай, когда поезд из церкви прямо едет в дом жениха. Но такие случаи бывают весьма редко, а из церкви весь поезд обыкновенно едет в дом невесты. Отец и мать невесты встречайте молодых у крыльца с иконой и хлебом-солью. В это время молодая воет:
Вы встречайте-ка, приятели,
Меня, да молодехоньку;
Нездорово, молодехонька,
Уж я Богу-то молилась.
Не спасибо вам, приятели,
Кормилец ты мой, батюшка,
Со родимою, со матушкой,
Дали вы мне сваху ненадежну,
[147]
Устыдила, обезчестила
При попах, да при священниках,
При дьяках, да при ученыих,
Что сняла да девью красоту,
Золотую мою связочку.
 
Затем все идут в избу, — сначала, отец и мать, за ними жених с невестой, дружка, за дружкой весь поезд. Дружка сажает всех за стол и говорит: «Нет ли у тебя, сват, другой избы, — молодых увести, да на стол собрать и покормить – они есть хотят. Да и моему храброму поезду на стол собери; наш тысяцкий пить-есть хочет, и, большой боярин (дядя жениха), и меньшой боярин (тоже ближайший родственник жениха) есть хочет, и сваха, и свахин повозник и лагунник (едущий позади всех за поездом), да и я, дружка, с поддружьем пить-есть хотим. Стряпоньки-поварихоньки, поворачивайтесь, пошевеливайтесь, в правой-то стороне кочергой загребайте, а в левой-то помелом заметайте, — к нам на передний стол подавайте, да и задний не забывайте, (Обращаясь к отцу невесты): у нашего Владимирушки нету солнышка, у нашего тысяцкаго пересохло в горлышке, перепялилась капустника, засела костычка». Молодых уводят обедать в другую избу или за перегородку; все поезжане садятся за стол и когда выхлебают одно кушанье, дружка говорит: «Повары-яворы, переменяйте яства сахарны». Посли всех кушаньев девушки подают свой изукрашенный лентами пирог. Дружка спрашивает стряпку: «Стряпонька-поварихонька, сама-ли ты нарушишь (разрежешь) эту ествицу или нам прикажешь?» — «Не мое дело, отвечает стряпка, спросите о том девок». Дружка обращается к девушкам. Tе дозволяют свою ествицу нарушить, но просят «краешки озолотить, а середочку осеребрить». Тысяцкий платит им за пирог от 20 до 50 и более копеек. Затем дружка приступает к срезыванию верхней корки пирога, при чем он должен остерегаться не уронить на стол ни одного бантика, — иначе за свою неловкость девушки на него накинутся, наденут кичку и сильно сконфузят. Когда гости немного поедят начинки этого пирога, дружка опять накладываем, на не-
[148]
го верхнюю корку и передает стряпке. Этот пирог додают девушки а лучинки с бантиками уносят с собой домой и хранят до чьей либо новой свадьбы. После разукрашенного пирога стряпка подает простой пирог, не помазанный маслом и ничем не начиненный. Подача его на стол означает окончание обеда. Все встают и благодарят хозяев за хлеб, за соль в «заезжем деле». После обеда молодых сажают за стол вместе с гостями, и начинается попойка (за обедом вина не пьют). Попойка продолжается до самой ночи, часов пять. В это же время подруги невесты катаются по деревне на тех разбанченных лошадях, на которых жених и невеста ездили в церковь венчаться. Напировавшись вдоволь, дружка встает и держит такую речь: «Вставайте и благодарите здешнего хозяина; (обращаясь к отцу молодой): ну, сватушеа, теперь время ночное; мы боимся ехать одни, дай нам провожатых». Сват сбирает провожатых, своих сродников, которые и едут к жениху, в том же порядке, как и от венца, причем сродники невесты едут позади сродников жениха. На дворы отец и мать жениха встречают новобрачных с хлебом-солью и благословляют иконой. Все входят в избу. Дружка творит Иисусову молитву и, обращаясь к отцу и матери молодого, говорит: «О чем вы нам кучились (просили), о чем клянялись, то мы устроили и обделали; только в том виноваты, что вы нас посылали за девицей, а мы привезли вам молодицу». Ему отвечают: «Покорнейше благодарим». Затем, по приглашению хозяев, все садятся за стол. Сваха приносит сундук с дарами, дружка наливает пива и вина, выкликает кого сначала следует дарить и подходит к свахе с тарелкой. Та кладет ему на эту тарелку дар указанному лицу, которому дружка и передает этот дар. Но прежде передачи даруемый выпивает пива и вина и затем уже полученным даром вытирает свои губы. После первого лица дарят второе, третье и т. д. После выдачи даров все садятся за ужин, за которым пьют и водку. После ужина молодых уводят в особую избу или в сенник спать. Званые гости остаются ночевать в доме молодого, причем
[149]
их шумный говор и веселые песни слышатся далеко за полночь. Утром снова начинается попойка, которая продолжается целый день; а молодой в это время едет звать к себе в гости тестя и тещу, которая у себя в доме кормит его блинами. Затем он забирает сундук своей жены с имуществом и вместе с тестем и тещей едет домой. Вечером в тот день бывает так называемый красный стол, за которым происходить «поцелуй». Стол ставят посреди избы. Впереди, возле тябла, сажают отца и мать молодого, рядом с ними, на другой лавки – отца и мать молодой. Возле них садятся по лавкам все поезжане. Молодой со своей женой стоит у стола и наливает в рюмку вина. Молодая берет эту рюмку и подносит ее своему свекру. Тот берет ее, и в это время молодая падает ему в ноги и лежит до тех пор, пока он не выпьет, — причем иногда свекор говорит: «горько» и молодая должна в это время поцеловать своего мужа. После выпивки отец целует свою молодую сноху и дает ей денег, которые кладет в блюдо, находящееся на столе. Если свекор богатый, то дает 10 — 20 р., а если бедный, то 1-3 рубля. После свекра молодая со стаканом пива подходит к свекрови, подносит ей это пиво, целует ее и тоже получает от нее или деньги или какой-нибудь подарок, вроде платка, сарафана или кички. Затем молодая берет рюмку водки и подносит своему мужу, который тоже дарит ей денег, сколько доведется. После мужа она подходит к своему отцу, матери и, наконец, ко всем поезжанам. Всем она кланяется, всех целует и от всех получает деньги. Иногда эта процедура повторяется до трех раз, и молодая собирает денег от 30 до 50 и более рублей, смотря по состоянию родителей и всех поезжан. Деньги эти поступают в пользу молодых. После всего этого начинается опять пировня, которая иногда продолжается дня два и более. Наконец все гости разъезжаются и крестьянская жизнь пойдет обыденным порядком.
Свадьбы здесь большею частью играют зимой перед масленицей. Летом не до свадеб, а осенью, когда всего лучше
[150]
было бы их играть – по изобилию хлеба и баранины, придерживаются того предрассудка, что женившиеся в осеннем мясоеде будто бы живут несчастно, и, кроме того, над женившимися в этом мясоеде, обыкновенно смеются: «вы и женились в овечий месяц»[13], говорят им, — оттого здесь свадьбы осенью и весьма редки. После свадьбы на масленицу все разряженные молодые считают нужным явиться на базар в село Воскресенское, где молодой обыкновенно закупает для родных своей жены больная ковриги и прочие сладости, которые и передает им в то время, когда приедет в гости к тестю. После масленицы на весь великий пост молодая остается гостить у своих родителей и в это время прядет для себя лен. Собираясь в гости, к своим родным, она всегда приглашаете всех новых сродниц, и замужних и девиц, к своей матери, в гости, в сборное воскресенье, в которое все они и являются туда. А в фоминое воскресенье малые ребятишки приходят в ту избу, где живут молодые (т. е. обвенчавшееся в том году), и говорят:
Молодая молодица,
Подавай наши яйца;
Не отдашь яйца,
Уведем молодца,
В хлеве запрем,
Помелом заткнем,
Да не выпустим.
 
Молодая раздает им всем пряники, чем они остаются очень довольны и затем уходят. В некоторых впрочем деревнях даже мужики приходят к молодой с такою угрозою, и их обыкновенно она угощает водкой, чем тоже они остаются весьма довольны. Наконец в петров день (29 июня), или накануне его, зять отправляется со своей женой к ее родителям в гости, и теща, или мать жены его, дарит им в это время деревянную чашку с приготовленным в ней сы-
[151]
ром, две ложки, солоницу и иногда – молотило, грабли и косу. Этим дарением и завершаются все обязательные для той и другой стороны свадебные обычаи.
Но мой очерк далеко был бы не полон, если бы я не коснулся в нем еще так называемых «воровских свадеб»[14].
Воровские свадьбы преимущественно устраивают бедные крестьяне. Бедному родителю жениха негде взять денег за «выговор» невесты и на свадьбу, и вот он предлагает своему сыну самому отыскать себе невесту. Сын начинает рыскать по «беседкам» и находит. Иногда находит скоро, а иногда очень долго странствует из деревни в деревню. Если он принадлежит к порядочному дому и красив собою, то скорее находит себе невесту, а если чересчур беден и особенно невзрачен на вид, то не скоро поймает ее. Из девушек преимущественно те соглашаются «по-воровски» обвенчаться, которым хочется поскорее «прикрыть свою голову», и родители которых из за собственных выгод удерживают их, как рабочую силу, у себя в доме, хотя им уже иногда бывает далеко за двадцать. Взяв со своей невесты слово где-нибудь на базаре
[152]
или в «беседке» на дворе, — причем всегда в залог любви и брачной жизни, кроме поцелуев, они еще обмениваются своими крестами, жених с торжествующей физиономией идет к своему отцу и сообщает ему радостную весть, что он нашел невесту. Отец едет к попу спросить: можно ли устроить такой брак. Поп сначала «поломается», но, в конце концов, всегда соглашается, когда крестьянин выложит ему на стол «красненькую», и поставить штоф водки. Назначается день свадьбы, о чем сообщается и невесте. Все это делается секретно. Ночью, накануне брака, дядя или старший брат жениха запрягает пару лошадей и едет с женихом в ту деревню, в которой живет невеста. Дядя остается в санях возле деревни, а жених идет к невесте или к ее тетке, при помощи которой дело устроилось. Тетка подходит к окну той избушки, в которой находится «беседка» и зовет свою племянницу домой. Та тотчас собирается. Девушки ничего не подозревают и продолжают веселиться и распевать свои песни. Между тем в это время позади дворов по сугробам быстро идут три тени, из которых у одной в руках «куфтырь» или узел с одеждой. Эти три тени достигают саней и во весь опор мчатся в село венчаться. В большинстве случаев влюбленным или, вернее сказать, сговорившимся, удается повенчаться до погони, а иногда они не успевают, и тогда происходить немало курьезов и скандалов. Первым долгом отец беглянки заявляется к попу и требует, чтобы он не венчал его дочь, иначе он завтра же поедет на него жаловаться «анхирею». Поп начинает уговаривать его. Тот в порыве гнева называет его «клокатым» (косматым) и идет по селу отыскивать свою дочь[15].
[153]
Иногда он ее находит, и в таком случай дает ей потасовку, если родные со стороны жениха не защитят ее; дочь его обыкновенно при этом говорит: «Хоть зарежь, батюшка, а не пойду не обвенчанная домой; а если силой увезешь, то или утоплюсь или удавлюсь». Отцу после такого протеста остается только покориться и войти в какую-нибудь сделку с новым непрошенным сватом, или плюнуть и уехать домой. В большинстве случаев он впрочем не находит своей беглянки, и тогда с другими своими родственниками сидит в церковной караулки, или возле самых церковных дверей, и дожидается того времени, когда приведут ее в церковь. Но вот тут-то «красненькая» и выручает беглых. Изобретательные причетники всеми силами стараются провести в церковь невесту. А если им это никак не удается, то прибегают к хитрости: или проводят ее в боковые двери, которая зимой ни для кого не отворяются, или один из них, в глазах родителей невесты, берет ключи от напольной церкви – как будто для венчания, когда родители убегут к напольной церкви, спешат обвенчать их дочь в главной церкви. А однажды, рассказывают, был такой случай. Зорко следили родители за невестой и не было никакой возможности провести ее в церковь; между тем был последней день мясоеда, в который можно было венчать. Тогда один из дьячков, одинакового роста с невестой, нарядить ее в свой тулуп, надел свою шапку поповскую и отправил ее в церковь, а сам остался дома. Этот костюмированный дьячок бойко прошел в глазах своих родителей в церковь, где тотчас же был снят тулуп, и началось венчание… После венчания все вышли из церкви и предложили родителям, подкарауливавшим свою дочь у церкви, поздравить своих детей с законным браком. Те только рука-
[154]
ми развели, и хотя мать не удержалась, чтобы не потрепать «молодую за хохол», но в тот же вечер сватья помирились и не мало хохотали над находчивостью дьячка.
Bcе эти воровские свадьбы почти постоянно и оканчиваются мировой сделкой. И я не знал ни одного случая, когда бы родители невесты жаловались на священника, обвенчавшего их дочь без их дозволения. В этом случай они руководствуются тем доводом, что «хоть жалуйся, не жалуйся, а уж теперь сам царь не развенчает; зачем же и жаловаться». После венчания, на другой же день, молодые обыкновенно едут к родителям невесты, валяются у них в ногах и почти всегда получают прощение; редкий отец не простит, особенно, когда молодой зять вытащит из саней полведерный бочонок вина. Другой отец впрочем поупрямится, так что раза два и три придется к нему съездить на поклон, и в конце концов все таки простит и благословит своих детей, причем выдаст дочери и все приданое, заключающееся в разной одежде.
В заключение настоящего очерка считаю нужным сказать еще слова два о статистике браков по Ветлужскому краю Макарьевскаго уезда. Общее число браков в этом край каждогодно бывает от 350 до 400. По народонаселению Ветлужского края (36.000 чел. обоего пола) процент этот далеко не значителен. Причина – бедность крестьян и дороговизна свадеб. Самая бедная свадьба обходится крестьянину не менее 50 рублей. Другой бы отец и женил своего сына, да как вспомнит, во что обойдется ему свадьба, и зачешет затылок… Большее число свадеб приходится на февраль, который ко всем остальным месяцам относится как 3:2. Самое меньшее число браков бывает в августе: от 1 до 5 браков на весь край. Самое большее число браков в последнее десятилетие, сколько мне помнится, было в 1865 и 1871 годах. И это увеличение браков в тот и другой раз зависало не от естественных, а от особенных причин. В первом случай какие-то злоумышленники распустили слух, что всех девок правительство хочет отослать в Польшу, к полякам, во втором – едва ли
[155]
не пьяные волостные писаря, не понявшие какого-либо распоряжения правительства или какой либо газетной статьи, распустили слух, что всех девок правительство хочет собрать и отправить в Москву, учиться акушерству. В этом году очень многие родители обращались ко мне за разрешением этого недоразумения, и мне большого труда стоило разубедить их, что этот слух ложен. Большее число браков, как и следует ожидать, бывает между холостыми и девицами. К общему числу всех браков, браки между холостыми и девицами относятся как 4:1. Браков холостых со вдовами, вдовых с девицами и вдовых со вдовами бывает самый незначительный процент. Большое число браков заключается моложе 20 лет, именно эти лета относятся к остальным летам почти как 1: 1. С наступлением всеобщей воинской повинности число это, по всей вероятности, изменится и большее число браков будет заключаться между 21-25 годами. Старше 65 лет не женятся и не выходят замуж. В эти годы старухи обыкновенно уже дают обет не есть говядины и стараются уклоняться даже от своих законных мужей-стариков; но старики все-таки продолжают льнуть к своим старухам. Природа берет свое и «живой о живом и думает».
Ж. М. Поспелов
Опубл.: Нижегородский Сборник / Под ред. А.С. Гациского. Т. VI. Нижний Новгород, 1877.
 
 
 
 
размещено 5.07.2007


[1] Беседки действительно слишком развращают наше крестьянское юношество. Здесь – в доме какой-либо бобылки – проводят почти всю ночь за глазами родителей и, вместо того, чтобы прясть, предаются всевозможным оргиям с парнями, которые, обыкновенно, приносят с собой кроме гостинцев, водки и вина. Здесь они вместе с падшими девушками, подпоив невинных и молодых девушек, развращают этих последних, и число проституток увеличивается; бобылки тоже из-за отопления своей кельи и других мелких корыстных расчетов обыкновенно занимаются сводничеством для тех и других. Родители знают, что там делается, и все-таки продолжают смотреть на эти рассадники разврата и сифилиса сквозь пальцы. – Оригинален здесь обычай и мытья в бане… Сами бани обыкновенно устраиваются позади селения с маленькими окнами без стекол, а вместо стекол, после топки, окна затыкают паклей или тряпками. Моются при свете лучины, без мыла и кое-как; главным образом стараются хорошенько пропариться, чему подвергают и маленьких детей, даже новорожденных младенцев. В натопленную баню идут вместе, не только родные – мужчины и женщины одного дома, но даже и чужие. Нередко собираются для мытья в бане парни и девушки совершенно чужие между собою. И тут сальность и цинизм не встречают никаких препятствий; разве только иногда какая-нибудь девушка ошпарит горячей водой или веником уж чересчур расшалившегося ловеласа; но это тоже даром ей не может пройти: ловелас задует лучину, и в темноте произойдет тогда полная суматоха.
[2] Если бы эти неосторожный слова отец невесты высказал перед каким либо средневековым феодалом, то, наверное, жестоко поплатился – бы за них в виду того права, которое представляло феодалу jus primae noctis.
[3] В Ветлужском крае очень часто употребляется дательный падеж вместо творительного.
[4] Всякое причитанье сопровождается слезами.
[5] Особый вид плетения волос у девиц.
[6] В прежнее время беседки действительно была смиренная, и девушки, собираясь для пряжи льна, только пели там песни и парней никогда к себе не принимали; но теперь беседки совершенно утратили свое первоначальное значение и сделались притоном разврата.
[7] На вечеринке жених должен сидеть, повеся голову. Если же он вздумает глядеть бойко и по сторонам, то это в некоторых селах Ветлужского края считается неприличным, причем девчонки с печи или с полатей иногда в насмешку показывают ему кошку, оборотив ее к нему задней стороной.
[8] Шобонница, заплатница.
[9] Кроме того, опасаются порчи со стороны лихою человека, которую легко-де сделать, если князь новображный скинет свою шапку.
[10] В это время дружка три раза ударяет женихе и невесту головами, — в знак их соединения.
[11] Своих родных женихова сторона дарить обыкновенно не в доме невесты, а в доме жениха, когда после, пира придут от невесты и сядут ужинать или обедать.
[12] При выходе из церкви жениха и невесты свахи особенно зорко наблюдают за тем, чтобы между ними кто либо из посторонних лиц не прошел иначе-де новобрачные будут жить несчастливо и несогласно. Равным образом, когда не желают жениху и невесте согласия в жизни, тогда выстригают на лбу у кошки и собаки немного шерсти, запекают эту шерсть в лепешки и при случае дают им сесть: они-де после того будут жить, как кошка с собакой.
[13] Лучшим временем для случки овец действительно считается октябрь и ноябрь месяцы.
[14] По-семеновски: свадьбы самокрутки, свадьбы уходом, уводом, убегом. Воровские свадьбы макарьевского Ветлужья, описываемый автором, впрочем во многом разнятся от семеновских самокруток, как это можно видеть из сравнения его описания со статьей священника А. В. Кордатова «Самокрутка» («Ниж. Сборник», том III, стр. 139-149), — вот, между прочим, оправдание нашего мнения о необходимости так сказать применения микроскопа к этнографическим исследованиям (стр. IX предисловия к V тому «Ниж. Сборника») и высказываемых и автором настоящей статьи, в начале ее, положений, подтверждающих выбранный им эпиграф: «что ни город, то норов»… Кстати, здесь заметить, что воровские свадьбы также в употреблении и у азиатских народов; у алтайских племен – черневых татар и телеутов (см. статью князя Н. А. Кострова. «Женщина у инородцев томской губернии» в «Сборнике историко-статистических сведений о Сибири», изд. Б. А. Милютиным), у кавказских племен (см. «Обычное право», Е. И. Якушкина, №№ 1294, 1302, 1304 и 1340), в олонецкой губернии (см. «Олонецкий Сборник» изд. олон. стат. комитетом, под ред. А. И. Иванова, статья г. Соколова). В виде некоторого подобия самокруток начинает входить в обычай и у так называемых высших слоев нижегородского общества, стремление все чаще и чаще устраивать свадьбы по возможности втихомолку, без званых гостей, для чего жених и невеста венчаются или без предварительного объявления дня свадьбы, или даже уезжают с этой целью из города, где живут, и где имеют следовательно много знакомых, в ближайшее село, или в Москву. – Ред.
[15] Надобно заметить, что духовенство Ветлужского края Макарьевского уезда не пользуется в среде своих прихожан должным уважением. Причин этому много; главная из них: по наклонности к расколу и приверженности к старым обрядам заметная холодность к православной вере со стороны самих прихожан; часто бездушное и небрежное исполнение священниками своих пастырских обязанностей, как в церкви, так и в приходе; их грубое обращение со своими прихожанами; их чрезмерная притязательность, — особенно при свадьбах и похоронах; их кляузничество между собою и с прихожанами; их нетрезвость, — особенно при крестинах, молебствиях и крестохождениях, их скудное материальное положение и зависимость от прихожан – от клока шерсти и до ложки сметаны или масла, и проч., и проч. Все это может только унижать, а не возвышать духовенство, и потому нет ничего удивительного, что даже дети духовные иногда дозволяют себе ругать своего духовного отца не только зa глаза, но и в глаза.
© Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов). Копирование материала – только с разрешения редакции