«Вечная земля». О Марии Федоровне Масловой

Родилась я в городе Сергаче в 1906 году, в семье крестьянина-середняка. Шести лет я осталась сиротой, отец мой утонул в реке Пьяне. Это было в январе. Он поехал на мельницу, стал переезжать через реку. А там есть места, которые ни  в какие морозы не замерзают. Он попал в такую полынью и утонул вместе с лошадью и пшеницей, которую повез молоть. Нам сообщили, и дед с братом поехали туда, чтобы привезти его домой. Но оказалось, что перевозить мертвое тело в другой уезд можно только с разрешения губернатора. И начались хождения по мукам. Все были неграмотные, надо было просить людей. Написали становому, он передал исправнику, а тот послал губернатору. Стали ждать разрешения. Ждали неделю, измучились, да и денег нет платить за квартиру. И дед похоронил его в том селе. Так мы никто его и не видели. Прошла еще неделя, и пришло разрешение, но выкапывать отца из могилы не разрешил священник: отпетое тело грех тревожить.

Остались мы без кормильца, без лошади и без копейки денег. Матери было двадцать восемь лет, а нас, детей, было четверо. Отец-то был столяр и плотник хороший, хорошо зарабатывал. Собрала она всю одежонку праздничную, платки атласные, что отец дарил, сарафаны, продала все, и купили они лошаденку. Ведь как же крестьянам без лошади – пропадешь! Землю сами обрабатывали, хлеб был, кормились. А обуться-одеться не нечто. Дед, бывало, день в поле, а вечер лапти плетет, всех обуть надо. И маленькие, и большие – все лапти носили. Одевались во все домотканое. Раз приехала из Сормова родственница, посмотрела на нашу нужду да и говорит матери: «У нас в Сормове много баб на лесопилке работает. Муж тебя устроит. Все хоть на расход заработаешь, ну что вы без копейки-то живете?» Поговорили с дедушкой и бабушкой, они ее отпустили. Летом она работала по крестьянству в поле, а зимой, как всё уберём, уезжала в Сормово и работала на заводе. И так несколько зим. Деньги высылала нам. Росли мы с дедушкой и с бабушкой.

Училась я три класса. Училась отлично, хотелось очень учиться дальше, но бабушка не пустила. Учительница не один раз приходила, уговаривала ее, но она говорила: «Ну, барынька, к чему ей учиться-то? Ведь, чай, ей не за барином быть, прясть да ткать надо учиться. Читать да писать умеет, и хватит с нее. Я вот ни одной буквы не знаю, да ведь прожила век-ат. Так что, барынька, больше не ходи, ноги не забивай. Да и девчонку не трави, она все плачет, просится учиться». А мне сказала: «Хватит тебе бездельничать-то. Вон какая кобыла выломила. Скоро свахи ходить будут. А ты ни прясть, ни ткать, ни сновать не умеешь. Вот придет в чужой-то дом такая неумеха. И нас застрамят, скажут, чему учили? Книжки читать? Да дети пойдут, их одевать, обувать надо. Чего будешь делать-та? Я вот восьмой десяток живу, а миткаля-то ни одного аршина не износила, все свое, и нижнее, и верхнее. Сукно из шерсти сами ткали да кафтаны мужикам и бабам шили. Онучи сами ткали, лапти плели сами. Вот так вот, голубушка. А грамота-та нам ни к чему».

Потом, уж после революции, мама больше в Сормово не ездила, все мы работали по хозяйству. Льна сеяли много. Работы с ним было много. Первое полоть, брать, колотить, стлать, снимать, сушить, мять, трепать, чесать, прясть, сновать, ткать, мочить, колотить. И только тогда шить.

Когда кончилась гражданская война, везде была разруха, да еще неурожай. Люди голодали, пухли от голода. В деревне ели мякину, колоколец, картошку. Молоко почти у каждого свое. Вот оно-то и спасало. Прожили это лихолетье. Только мама всё болела, и вскоре померла. До девятнадцати лет я прожила с бабушкой и дедушкой.

Девятнадцати лет я вышла замуж. Через год у меня родился сын. Я не работала, дома было свое хозяйство. Когда сын подрос, поступила на работу в детский сад завхозом. Потом работала продавцом от молокосоюза. Продавали мороженое, квас, творог.

Потом началась война. Мужа взяли на войну и брата тоже. У меня в то время было двое детей, да жена брата привезла мне своих. Она была грамотная, пошла работать, деньги высылала нам, а я ухаживала за детьми.

Муж мой с фронта не вернулся. Дети подросли. После войны я устроилась на работу в сергачскую санэпидстанцию завхозом. Проработала три  месяца, меня перевели статистиком. Потом при санэпидстанции были организованы курсы медсестер без отрыва от производства. Я решила попробовать. Сдала экзамен и была зачислена как вольнослушатель. Через год, когда сдавали зачет, многие отсеялись, а у меня плохих отметок не было. Трудно было, когда проходили общеобразовательные предметы, тут приходилось хитрить.  Трудными  для меня были химия и русский язык, так я что придумала: как только какой материал по химии дойдет до моих понятий, я первая руку поднимаю. Так же и по русскому языку. Но фактически я до сих пор знаю его не больше как за три класса, которые училась в детстве. Зато когда стали учить специальные предметы, я училась неплохо. В моем свидетельстве нет  ни одной тройки.

Работала медсестрой в сергачской больнице шесть лет, за работу получала благодарности. В 1961 году ушла на пенсию. Когда работала в больнице и потом участвовала в художественной самодеятельности – читала свои стихи, которых у меня много. Десятка два были напечатаны в районной газете, да больше того не напечатано.

Рассказы и песни, которые я записала, я слышала от своей бабушки, Сычевой-Петряковой Матрены Сергеевны, которая прожила сто три года, умерла в 1930 году. Причет я тоже слышала от нее, когда утонул мой отец. А он был у нее один сын и она почти каждый день плакала с причетами. Я и сама умею причитать.

Плясовые песни я слышала от бабушки и ее сестры, которая жила в селе Гусево, километра три от Сергача. Приходила она к нам в гости в престольные праздники, сидели за столом, угощались, пили брагу, и, когда было настроение, плясали под эти песни. Обе они – и бабушка, и ее сестра – были неграмотные, работали только в крестьянстве.

Ходовые песни мы пели сами на вечерках, кем они сочинены, я не знаю. Я знаю их очень много. Хочется, чтобы их не забывали. Я даже стихотворение написала:

Пролетели мои вешние года,

Ведь и я была когда-то молода.

Как хотелось мне тогда грамотной быть!

У крестьян детей было не принято учить.

Может, если бы я грамотной была,

Я б народу больше пользы принесла.

А сейчас меня кручинушка берет:

Всё, что знаю я, со мной вместе умрет.

Что хотелось бы народу передать,

Не умею я все это описать.

  С почтением

Маслова Мария Федоровна, г. Сергач.

 (Письмо от 23 сентября 1974г.)

Публикация Т.В.Гусаровой.