Уважаемый читатель. Сегодня мы поговорим о проблемах интерпретации в музейной деятельности различных вариантов русской традиционной культуры. Старшее поколение музейных работников помнит об однотипности музейных экспозиций, особенно в краеведческих музеях. Музей тогда стоял на марксистско-ленинской позиции отражения действительности, поэтому вся экспозиционно-выставочная и научно-просветительная работа строилась однобоко и, в общем-то, не интересно. Но культура наша глубока и разнообразна. Исповедовать одну позицию, одну сторону культуры, одну идеологию как безусловно верную – удел политиков и обслуживающих их журналистов, что приводит к разногласию в обществе.
Рассмотрим конкретный пример различных позиций на отражение в музейной деятельности различных направлений в культуре, в частности, относительно старообрядческой культуры.
Одна из Каргопольских научных конференций, состоявшейся в Каргопольском музее Архангельской области, была посвящена проблемам изучения старообрядческой культуры. Вашему вниманию предлагается полемические заметки, навеянные содержанием статей изданного сборника по материалам той конференции[1].
Те заметки вызвали неоднозначную реакцию. Оно и понятно. На то и заметки полемические, чтобы вызвать полемику. Представители науки, в том числе историки, приняли основное содержание и согласились, что старообрядческую культуру следует рассматривать как социальное явление и что в этом социальном явлении нужно усматривать особенности нашей многоёмкой национальной культуры.
Однако, неприятие и, более того, раздражение, вызвала статья у представителей двух противоположных идеологических направлений. В старообрядческой лавке в Москве сборник отказались принять на реализацию ввиду наличия в сборнике ереси. Обсуждать эту самую «ересь» владельцы книжной лавки отказались. «Ересь» – и все тут; с нашей позицией не совпадает, стало быть, это и есть «ересь». Такую же ересь или крамолу увидела и сторонница православия кандидат исторических наук Г.Н. Мелехова[2].
В чем здесь дело? Почему голоса противоборствующих сторон однозначно не принимают смысл полемических заметок? Первый напрашивающийся сам собою вывод – автор этих заметок не прав. Но правы ли его оппоненты? Давайте порассуждаем.
Основной пафос полемической статьи заключается в убеждении, что как само старообрядчество, так его культура – явление социальное, а потому исходя из этого и следует её изучать как одну из составных частей нашей культуры. Далее. В этом социальном явлении, не смотря на противоречивость идеологических убеждений старообрядчества и официального православия, у них есть общие корни, следовательно, и общая история. Но те и другие оппоненты такой постановки вопроса не захотели увидеть. Увидели лишь частные проблемы, которые они и могли увидеть, исходя из своих представлений, не принимая во внимание, что есть и другие мнения. Чтобы было боле понятно, поясню образным примером. Представим, что мы говорим о фруктах. Однако, один оппонент подразумевает при этом только яблоки, другой – только груши. Груша не яблоко, яблоко не груша, следовательно, автор статьи не прав. И оба оппонента не могут или, скорее всего, не хотят признать, что и яблоки, и груши, и сливы, и виноград, и т.д. – все это и есть фрукты. Все они разные вещи, но объединяет их одно – они фрукты, произрастают на деревьях в виде плодов, а не в земле в виде корнеплодов. Так и православие со старообрядчеством. Хоть и по-разному сложились их исторические судьбы, но корни у них одни – христианство. А христианству предшествовала более чем тысячелетняя история языческая. В этой истории из многочисленных племён сложился русский народ со своим языком, культурой, обычаями, нравами, верой. В пылу полемики о православии и старообрядчестве мы об этом забываем, как забываем и о самом христианстве. Забываем и тот непреложный факт, что семь веков не было никакого разделения и только три века существовал раскол. Существовал. Сегодня раскола нет, ибо нет явления – старообрядчества как такового. Остались лишь последние «из могикан», редкие группы или одиночки, пытающиеся придерживаться «древлего благочестия».
Весьма уважаемая мною Галина Николаевна Мелехова в своей эмоциональной статье (а всегда ли уместны эмоции в научных изысканиях?) упрекает меня в том, что призывая признать общность корней (а следовательно, и истории, что она, кстати, признаёт), я призываю к возрождению языческих жертвоприношений, в том числе человеческих. Да никак этого не следует. Следует лишь необходимость изучения явления. А изучая и анализируя опыт поколений, мы призваны определить то наиболее существенное, что помогает прогрессивному развитию общества, чтобы не черпать из опыта прошлого всё, что там было, а лишь то, что способствует совершенствованию социально-политического устройства.
К сожалению, практика допускает иногда реанимацию старого, отжившего и внедрение его в современную жизнь лишь на основании того, что это было раньше, что это наша история. Вот и в нашем древнем Каргополе вдруг по соизволению властей в исторической зоне, на набережной появляется вначале предприятие по торговле пивом с кафе под метким местным определением «Эшафот», а потом ярко сияющей рекламой кафе-пивнушка «Ярпиво». Исторический факт торговли спиртными напитками в Каргополе совсем не является основанием возрождения поголовного пьянства, пусть даже это и кажется местным властям выгодно для пополнения бюджета. Надо ведь подумать вначале (на то и голова дадена), насколько пополнится местный бюджет и что мы от этого «пополнения» потерям. Потеряем, прежде всего, человеческий облик людей. Ибо он будет представляться только сквозь призму «Ярпиво», «Балтики», «Клинского», «Бочкарёва» и прочих «золотистых» напитков.
Кстати о жертвах. Жертвоприношения были всегда и повсеместно. Многие народы прошли через человеческие жертвоприношения. И это есть непреложная истина. Человеческий же разум, если он развивающийся разум, анализируя прошлое, использует лишь тот опыт поколений, который способствует развитию как самого Homo-sapiens, так и общества в целом. Однако, понятие жертвенности сохранилось и до наших дней. И даже соответствующие термины появляются в документах делопроизводства. В Москве, совсем в недавнее время, появились Московская государственная специализированная школа акварели Сергея Андрияки с музейно-выставочным комплексом, Московская государственная картинная галерея Народного художника СССР А. М. Шилова, Московская государственная картинная галерея Народного художника СССР Ильи Глазунова. Все они образованы на основе даров коллекций известных мастеров живописи Москве. В музейной практике всегда подобного рода передачи-дарения оформлялись актом, протоколом, договором дарения. И тот, кто передавал свои коллекции музею, назывался дарителем, а музей именовался принимающим дар. В этом же случае, при оформлении соответствующих документов, закрепляющих передачу коллекций в собственность государства, были составлены договоры пожертвования; а передающие свои коллекции художники названы Жертвователями. Почему Дарители превратились в Жертвователей? Не есть ли это возвращение на подсознательном уровне к общим древним корням исторической памяти?
Жертвенность, как таковая, всегда была составной частью культуры. В одном случае, она проявлялась как обряд, в другом – как сама жизнь в человеческих поступках. С одной стороны, разновидностью пожертвований можно назвать столь известную в русской культуре благотворительную деятельность. С другой – жертвенность всегда была и существует в виде жертвы человеческой. С одной стороны, сам человек жертвует собой ради спасения других людей, ради победы в освободительной войне (А. Матросов, А. Гастелло, мать, прикрывающая своим телом ребёнка, спецназовцы, осознающие, что кто-то из них наверняка погибнет в борьбе с террористами). С другой – такую жертвенность принимает и православная церковь, совершая обряд благословления воинов на ратный подвиг. Жертвенность, в широком смысле слова, нельзя отрицать. Изучение уроков прошлого, анализ явлений, обрядов, поступков всегда полезен обществу для его же собственного блага.
Однако, по утверждению Г.Н. Мелеховой, рассуждения об общих корнях нашей истории и культуры не подлежат анализу. Такое заявление, на мой взгляд, может иметь далеко идущие последствия: другое мнение – не наше мнение, следовательно, «кто не с нами – тот против нас». Но мы уже знаем из нашей многострадальной как в целом русской, так и советской истории, что следовало за этим лозунгом. Всякая мировоззренческая позиция вырабатывает определённую идеологию, которая, в свою очередь, диктует исходящую из неё политику, а за ней следуют, как правило, репрессии против инакомыслящих.
Рассуждая о полемических заметках автора Г.Н. Мелехова говорит об образах-перевёртышах. Какое яркое определение! Она бросает упрёк своим оппонентам в непонимании ими существа изучаемого вопроса. Народные обычаи, обряды, в целом традиционная культура, по её мнению, изучается неверно, ибо никто (кроме неё, конечно) не исходит из православных представлений русского народа. Она убеждена, что нужно войти внутрь православия, понять его, а потом уж и писать о народных верованиях, иначе происходит искаженная картина, образ-перевёртыш. Это касается статей А. Б. Мороза, С. Е. Никитиной, И. Н. Шургина и других авторов сборника Такой призыв, во-первых, не нов, а во-вторых – опять-таки чреват последствиями. Достаточно заменить идеологию православия на любую другую и станет понятной шаткость такой позиции. Можно понять, изучать и, как следствие, провозглашать истинность позиций православия, исходя из православия, расизм – из расизма, сталинизм – из сталинизма, нацизм – из нацизма и т.д. И к чему все это приведет? Уж никак ни к примирению, ни к братскому состоянию, ни к взаимопониманию.
И стоит ли упрекать в создании образов-перевёртышей, если эти самые образы-перевёртыши в нашей истории создаются постоянно и бытуют как незыблемые, действительные образы, в то время, как попытка выяснить существо дела объявляется перевёртышем. Обратимся к фактам.
Да, христианство на Руси принималось мученичеством, огнём и мечом. И подвигом в христианстве считается подвиг мученичества, страдания за веру, подвижничества. И Христос принял мучения за веру, во имя людей. Принял мучения, призывал следовать своему примеру. Завет его воплотился в народной пословице: «Христос терпел и нам велел». Но вспомним события крещения на Руси. Народ принял мучения, вошёл в православие с именем Христа (хотя и не сразу). А от кого исходил в этом конкретном случае огонь и меч? Не от язычника! Не от врага рода человеческого! Не от князя Владимира, в язычестве пребывающего и создавшего пантеон языческих богов, а от христианина Василия, разрушившего созданный им этот самый пантеон языческих богов. А для распространения христианства на Руси не проповедники были призваны по примеру Иисуса Христа и его апостолов, а воеводы, крестившие население огнём и мечом, что вызывало ответные меры, в частности восстания волхвов. И церковь причислила к лику святых не христианина Василия, а язычника Владимира. Так где здесь образ-перевёртыш? А княгиня Ольга? И она к лику святых причислена с именем язычницы Ольги, а не с именем христианки Елены. И святой она является как Ольга, та самая Ольга, которая осуществила изощренные и коварные методы мести за своего мужа князя Игоря. Кстати, при крещении она нарушила одну из заповедей Христа: не обмани, обещав выйти замуж за византийского императора только после обряда крещения, а затем отказалась под предлогом невозможности брака с крестным отцом. Обман её был хорошо продуманным.
Но дело здесь не только в том, чтобы выискивать факты и «разоблачать», в том числе и старообрядцев, которые выбрасывают кружки после того, как из них напьются воды люди другой веры. Дело как раз в единстве нашей культуры, в единстве её корней. И никто не оспоривает заслуги князя Владимира, который принятием христианства на Руси укрепил государственную власть и создал условия на развития Русского государства, становления единого национального образования. Благодаря талантливому государственному деятелю Русь не растворилась среди степных народов и не стала прислужницей Византии.
Некорректно, на мой взгляд, отбрасывать по ту сторону баррикад и старообрядцев, являющихся составной частью единой русской культуры. И корни у нас одни, и история, хотя и разошлись по разным путям этой самой истории. В сюжете раскола русской православной церкви тоже ведь усматривается единство нашей культуры, хотя и наполненной противоречиями.
Парадокс истории. Два основоположника православия, по законам которого живёт ныне православная церковь. Князь Владимир и патриарх Никон. Один ввёл христианство на Руси, другой его реформировал. Один, языческий князь, причислен к лику святых, другой, православный патриарх, – нет. Формально их объединяют, с одной стороны, методы реализации социально-политических преобразований (огнём и мечом), с другой – оба не совершили подвиг мученичества. Но для истории, для русской культуры – они оба выдающиеся деятели, талантливые организаторы, великие преобразователи. И в этом случае следует искать не противоборства и противопоставления, а единства. Поняв единство корней и единство истории, можно понять и современное состояние культуры и перспективы её развития.
В связи с этим представляется полезным вспомнить учение одного из выдающихся русских философов Н. Ф. Федорова, который в своей философии общего дела призывал к братскому состоянию[3]. Именно братского состояния нам сегодня недостает. Всякие социальные преобразования в нашей истории приводили к социальным потрясениям, имеющим негативные последствия. Преобразования князя Владимира привели к восстаниям волхвов, усмирять которых потребовалось военная сила. Реформы патриарха Никона привели к расколу общества и опять-таки к военным действиям, в результате которых было пролито море крови (А. А. Амосов, например, считает «Соловецкое сидение» первым проявлением гражданской войны в России). Гражданскую войну породили революционные преобразования 1917 г. Сейчас мы переживаем новое смутное время и опять по причине радикальных революционных преобразований. Но всякое насилие, под какими бы благовидными лозунгами оно ни проводилось, всегда связано с противодействием этому насилию. насильственные же и скорые преобразования в области мировоззрения, социального сознания всегда чреваты печальными последствиями. Кстати и А. С. Пушкин, известный своим свободолюбием, полемизируя с А. Н. Радищевым, предупреждал от всяких революционных преобразований в обществе, видя в этом большую опасность[4].
О единстве русской культуры и её единых корнях можно рассуждать с разных позиций. Рассмотрим, для примера, обстоятельство, касающееся понятия образа и его материального воплощения.
Когда в дохристианские времена славяне верили в силы природы, у них сформировались определённые понятия и верования. Силы природы находили своё воплощение в образе богов, которые материально воплощались в виде деревянных идолов. Пантеон богов составляли Перун, Даждьбог, Хорс, Стрибог, Семаргл, Макошь. Популярными божествами были Лель, Купала, Лада. Мы и сегодня лелеем детей и любимых, и сегодня стремимся к тому, чтобы у нас в семье был лад, и сегодня мы празднуем Купалу в знак очищения души и приобретения любви. Покровителем скота, владыкой мира мёртвых, божеством знаний, творчества и медицины был Велес (Волос). Под влиянием православия Перун в народной традиции превратился в Илью Пророка, Купала (Купавон) – в Иоанна Крестителя, Макошь – в Параскеву Пятницу, Велес – в святого Власия и т.д. Дохристианские боги изображались в виде деревянных или (иногда) каменных скульптур – идолов. В христианстве идолы были заменены на изображение образа. Языческая скульптура заменена иконой. Живописные коны составляют иконостас в церквах, божницу в домах. Иконой благословляют новобрачных, напутствую на ратный подвиг. Икону выносят во время крестных ходов. Однако и сегодня на Русском Севере местные православные выполняют скульптурные изображения святых. Резные скульптуры святых можно увидеть в музее церковного искусства Тотемского музейного объединения Вологодской области и в Каргопольском музее Архангельской области. В Каргополе хранится также резная скульптурная икона Николая Можайского, которая в своё время была выносной во время крестных ходов. То есть не только в духовном, но и материальном плане до сих пор сохраняется единство мировоззренческих основ. Далее. Обратите внимание на современные формы увековечения памяти святых. Наряду с иконой и житиями во многих местах создаются памятники. В Дмитрове Московской области у привокзальной площади воздвигли каменный памятник Дмитрию Солунскому, давая тем самым понять простолюдину, что именно он основал Дмитров, а не какой-то там вездесущий Юрий Долгорукий. На Чукотке, там, где впервые солнечный луч озаряет просторы нашего государства, установлена не часовня с иконой, а памятник святому Николаю Чудотворцу, покровителю рода человеческого во всех его начинаниях, включая путешествия. Эти и другие памятники-идолы совсем не означают безграмотность их создателей. Это интуитивное стремление сохранить память. Сохранить то, что заложено в наших генах. А потому отрицать единство, взаимосвязь, взаимовлияние языческой и православной культур невозможно. Отрицание происходит лишь исходя из идеологических установок конкретного периода истории конкретными авторами, находящимися под влиянием очередной господствующей идеологии.
Мы имеем не разные и противоположные культуры. Мы имеем единство корней русской традиционной культуры. Свои традиции в народной культуре, свои традиции в православии. Но их объединяет единство корней. А потому теоретикам нашим от культуры следует не разоблачать друг друга, не обвинять в неправедности, а изучать и понимать то самое единство или ядро культуры. И музей в этом случае призван отражать в своей деятельности многоаспектный вектор в развитии культуры, помня при этом единство её корней.
[1] См.: Решетников Н.И. Старообрядческая культура как социальное явление. (Полемические заметки вместо предисловия) // Старообрядческая культура Русского Севера: Тезисы докладов и сообщений Каргопольской научной конференции. Каргополь, 1998.
[2] См.: Мелехова Г.Н. Северорусские православные обряды, обычаи и традиции, связанные с часовнями (по полевым материалам Каргополья и Кенозерья) // Там же.
[3] Н.Ф. Фёдоров – автор «Философии общего дела» и статей «Музей, его смысл и назначение» (1880-1980- гг.) «Выставка 1889 г.». Один из основоположников музееведческой мысли. Разработал теорию музея как собора лиц.
[4] Об этом пишет А.С. Пушкин А. С. в работе «Мысли на дорогах» под впечатлением от путешествия из Москвы в Петербург, когда он взял с собой в дорогу книгу А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву».
Публикуется впервые