Анатолий Цукер На стихи современников
[фрагмент]
[76]
Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ:
— Я помню время, когда считалось невозможным положить на музыку стихи таких поэтов, как Борис Пастернак, Семен Кирсанов, Евгений Винокуров. Таривердиев своими сочинениями доказал, что сложный стих обладает своей богатой музыкальностью. Композитор относится к ткани стиха с большой бережностью. Его грациозная манера не нарушает внутренней поэтической логики, но и не дублирует ее, а всегда дополняет и развивает.
[77]
Л. Мартынов, E. Винокуров, Б. Ахмадулина, С. Кирсанов, Б. Пастернак, А. Вознесенский, Д. Самойлов, Е. Евтушенко— вот далеко не полный перечень современных поэтов, стихи которых стали основой вокальных сочинений Таривердиева. Поэты разные, каждый — неповторимая индивидуальность, у каждого свой художественный мир. Но есть черты, объединяющие их и объясняющие выбор композитора. Таривердиев сравнительно редко обращается к стихам, имеющим так называемую «песенную» структуру: квадратное строение строфы, равномерную метрику, строго рифмованные строки. Гораздо больше его привлекают стихи со сложной лексикой, часто порывающие с традиционным классическим стихосложением, обладающие свободной системой рифмовки, а подчас и вообще лишенные ее, приближающиеся к прозаической речи. Особенно же важна для Таривердиева ритмическая организация стиха; здесь он отдает предпочтение ритмам, лишенным регулярности, уравновешенности, острым, подвижным, напряженным.
Приведем признание самого композитора: «Обращаясь к творчеству поэтов, которые близки мне по духу, я стараюсь писать музыку на стихи преимущественно со сложной ритмикой. По-моему, «трудные» стихи дают современному композитору громадный простор, их можно, если допустимо такое выражение, «оркестровать». Это интереснейшая задача»[1]
Интерес к «сложной» поэзии, проявившийся уже в романсах на стихи Маяковского, а затем и в последующих вокальных циклах, стремление вскрыть ее внутреннюю музыку, найти соответствующие ее природе собственно музыкальные приемы и средства воплощения — все это обусловило искания композитора в области интонационной, ритмической выразительности, типов вокализации, композиционных особенностей и в целом способствовало стилевому обогащению музыки Таривердиева.
Евгений ВИНОКУРОВ:
— Мне нравится путь, избранный Микаэлом Таривердиевым в его романсах, нравится прежде всего тем, что композитор смело берется за решение совсем не легкой задачи. Он избирает стихи принципиально неромансовые по своему складу, трудные в музыкальном отношении, близкие прозе и создает на их основе подлинную музыку, строгую и благородную. Композитору словно необходимо ощутить сопротивление материала, и в этом смысле его можно уподобить поэтам, берущим в жизни совсем не поэтические явления и претворяющим их в истинную, высокую поэзию, и там, где Таривердиеву удается преодолеть поставленные перед собой трудности, там, где он ломает им хребет, рождается яркая, наиболее оригинальная музыка. Сложность задачи вознаграждается большим, настоящим успехом, ибо это успех на нелегких, неисхоженных дорогах.
Еще одно качество стихов, привлекающих Таривердиева, — их особая поэтическая емкость, повышенная информационная нагрузка, уплотненность языка, когда каждое слово оказывается весомым, ударным, становится важнейшей смысловой единицей, носителем богатой образности, нередко сочетающей в себе сугубо конкретное и условно-символическое значения. Отсюда пристальное внимание композитора к деталям поэтического текста, разнообразие используемых им приемов декламации. Эта черта, также наметившаяся в цикле на стихи Маяковского и продолженная, по-разному претворенная в романсах на стихи современных поэтов, требует в свою очередь от исполнителей подчеркнуто выпуклой, рельефной подачи слова.
Зара ДОЛУХАНОВА:
— Когда я впервые познакомилась с вокальными циклами Таривердиева, я сразу ощутила в них сильную, какую-то особенно концентрированную выразительность, представляющую богатейший материал для камерных певцов. Работая над его сочинениями, я поняла, что они требуют от исполнителя речитативного мастерства, умения донести до слушателя каждое слово. Не случайно композитор всегда использует совершенные поэтические тексты. Не владея речитативным даром, актерскими данными, к его музыке трудно подойти. При этом богатая и тонкая декламационность не исключает в романсах Таривердиева широкой мелодической линии, кантилены. Композитор гибко сочетает эти два типа вокализации, строя на их соотношении внутреннюю драматургию романса.
[79]
Нина ЛЕБЕДЕВА:
— Мне довелось быть исполнительницей многих вокальных циклов Таривердиева: «Акварелей», романсов на стихи Е. Винокурова, Б. Ахмадулиной, М. Цветаевой, Л. Мартынова, записать их на пластинку. В его музыке заложена такая образная глубина, что любому певцу, если он склонен думать, размышлять, она предоставляет непочатый край возможностей. Романсы Таривердиева мобилизуют не только вокальные, но и актерские качества исполнителя. Текст и музыка взаимосвязаны в них настолько тесно, что просто петь их нельзя. Эту музыку нужно глубоко прочувствовать, понять, «сыграть». Тонкая в передаче настроений, сложная по мысли, по своему философскому замыслу, она непроста в исполнении, требует осмысленности каждой интонации, зрелости не только вокальной, но и человеческой.
Эта содержательная, философская глубина также в большой мере предопределена в романсах Таривердиева характером избранных стихов. Когда речь идет о том, что композитор тяготеет к сложной поэзии, следует, конечно же, иметь в виду не только ее стилистику, но и строй образов. Размышляя о современной поэзии, Е. Винокуров как-то сказал: «Мне думается, что есть поэты двух категорий: „поэты без тайны” и „поэты с тайной”… В произведениях последних есть та глубина, к которой хочется возвращаться, которую трудно до конца исчерпать, — так много содержится в подтексте, в самом воздухе этих стихов». Все избранные Таривердиевым поэты — это „поэты с тайной”, и композитор испытывает творческую потребность если не разгадать, то хотя бы приблизиться к этой тайне. […]
[1] Таривердиев М. Из беседы с композитором. — Муз. жизнь, 1978, № 18, с. 19.
Источник: Цукер А. Микаэл Таривердиев: Монография. М.: Сов. композитор, 1985. С. 76-79