Зайцев А.Б. Символизм японских садов в конкретных примерах

Поэзия садов

Искусство поэзии и искусство садов. Их близость люди ощутили давно, заговорив о «поэзии садов». Но близость эта, воспринимаемая на эмоциональном уровне, во многом базируется на семантическом сходстве обоих искусств.

Как известно из семиотики, слово любого языка является символом. Однако символом может являться не только слово, но и объект. В поэзии такими символами являются слова, в садах – объекты природы или изделия человеческих рук. Оба искусства наполнены символическим смыслом, создающим подтексты одного, двух, а то и большего количества уровней, порождающим символы символов.

Японский язык создаёт самые благоприятные условия для создания произведений с несколькими смыслами, в частности, благодаря наличию большого количества омонимов. Скажем, «мацу» может означать сосну и дождь, «кутинаси» – гардению жасминовидную и «безмолвную любовь», «такэ» – бамбук, гору и свирель, «мирумэ» – морскую траву и свидание, «мо» – одежды и скорбь, «токонацу» – гвоздику китайскую и «вечное лето». За счёт употребления омонимов стихотворение приобретает двойной, а то и тройной смысл, ускользающий от того, кто читает стих в переводе. Вот, к примеру, первое стихотворение из «Исэ моногатари»:

От фиалок тех,

                      Что здесь, в Касуга, цветут,

    Мой узор одежд.

          Как трава из Синобу

            Без конца запутан он.

Этот стих сочинил один кавалер, встретивший в селении на равнине Касуга, покрытой фиалками, двух девушек. Очарованный их прелестью, он оторвал полу от своей одежды из узорчатой ткани Синобу и, написав на нём стихотворение, послал им.

Чтобы понять двойной смысл стиха, следует, прежде всего, знать, как окрашивалась ткань в древней Японии. На гладкую поверхность камня накладывали различные травы и цветы, поверх них расстилали ткань, а затем проводили по ней каким-нибудь плоским и тяжёлым предметом. От давления из растений выступал сок, который и окрашивал ткань. Получался прихотливый спутанный узор. Такими тканями особенно славилась местность Синобу. Но дело в том, что омоним «синобу» может переводиться и как название местности, и как «любовное томление», а образ молодых фиалок – иносказательное обозначение двух молодых девушек. Тогда спутанность узора превращается в метафору «волнения сердца», и стихотворение получает второй смысл:

    К этим девушкам,

                  Что здесь, в Касуга живут,

    Чувством я объят.

      И волнению любви

     Я не ведаю границ.

Кроме того, существуют устойчивые ассоциации, «работающие» и в поэтике как таковой, и в «поэтике садов». Если говорить о растениях, то например, слива ассоциируется с весной; бамбук – с честностью и стойкостью духа; глициия – с женской красотой; сакура – с быстротечностью юности; дейция городчатая (унохана) – с кукушкой. Унохана и кукушка – один из парных образов хэйанской поэзии.

Говоря о значении символов в японской поэзии, в том числе, «поэзии садов», нельзя забывать и об их магической роли. Известный поэт-символист Вячеслав Иванов в своей работе «Заветы символизма» писал: «Символизм в новой поэзии кажется первым и смутным воспоминанием о священном языке жрецов и волхвов, усвоивших некогда словам всенародного языка особенное, таинственное значение, им одним открытое, в силу ведомых им одним соответствий между миром сокровенного и пределами общедоступного опыта». Но магическая роль символа в садах ещё более значима.

Это чаще всего гомеопатическая (по Д. Фрэзеру) или имитативная (по С. Токареву) магия, в которой подобие вещей воспринимается как их идентичность. Достаточно вспомнить о трепетном отношении китайцев и японцев к камням, о которых в китайском трактате XVII – XVIII веков «Слово о живописи из сада с горчичное зерно» сказано: «Нет многочисленных тайн изображения камня. Секрет раскрывается одним словом – они живые». Разыскивание для садов камней красивой формы, в которых таится нечто божественное, выявление их красоты путём расстановки было, как правило, занятием буддистских священнослужителей. Их называли «монахи, договаривающиеся с камнями».

Священнослужитель мог, обработав исходный материал, извлечь из него статую. Считалось, что большие камни уже скрывают её в себе. Если так, то можно говорить о поклонении Будде, ещё не вышедшему из камня, большому камню, таящему в себе статую Будды. Этот камень должен был занять достойное место благодаря искусству расстановки камней Известно, что во многих странах над статуями совершался ритуал «открывания глаз», но в Японии он совершался и над камнями.

В настоящее время сакральный аспект не имеет определяющего значения при создании садов. В ходе своего развития искусство садов превратилось из символического, основанного на системе символов, в искусство, использующее символы лишь в той или иной мере. Однако в начале XX века язык маги ещё звучал в японских садах.

Водный сад пяти постоянств

Этот небольшой сад площадью его 132 кв.м, принадлежал известному скульптору Асакура Фумио (1883 – 1964), которого называли «восточным Роденом». Редкий случай водного сада цубо /1, 2/.  Цубо в обиходном значении этого слова  – единица измерения площади, равная 3,3 кв.м. Это не значит, что площадь сада цубо должна быть именно такой. Она может быть и больше, и даже меньше. Это слово взято для того, чтобы подчеркнуть малые размеры сада. Однако при всей своей малости сад цубо является микрокосмом – маленькой вселенной, созданной на тесном пространстве. Порой в этой «вселенной» можно разместить только некое подобие сада с небольшим количеством растений или совсем без них, но японцы создали искусство, позволяющее ощутить «Великое в малом»,  благодаря которому цубо представляется воплощением и философии жизни, и находчивости людей, живущих в городских домах в единении с природой.

Для непосвящённого зрителя это только чудесный садик с интересной композицией и несомненными эстетическими достоинствами. Но на самом деле он глубоко символичен и полон скрытого подтекста. Сохранились воспоминания современников о том, что Асакура Фумио планировал этот сад как объект для медитации.

Согласно китайским представлениям о мироздании, воспринятым в Японии, все изменения в мире обусловлены беспрерывным взаимодействием и взаимопревращением двух начал – Инь и Ян, которые выражают дуализм множественного мира парами противоположностей, одно из которых невозможно без другого. Всё относительно, всё течёт и меняется. То, что мгновенье назад было Инь, стало Ян. Они действуют друг в друге и переходят друг в друга. В Ян существует зародыш Инь, потенция стать Инь, и наоборот. Ян порождает Инь, а Инь порождает Ян.

В садах, как и в живописи, символом Инь является вода, символом Ян – земля.  Сад Асакура – это сад воды, мягкого, женского начала, но среди воды поднимаются островки земли, твёрдого, мужского начала Ян. На этих островках лежат пять крупных окатанных валунов, создавая ощущение надёжности и покоя. Это ощущение усиливается благодаря их округлым формам, не совсем характерным для видовых камней японского сада /3, 4/.

Символично число этих камней – пять. Оно может означать пять буддистских заповедей:

не причиняй вред живому, не воруй, не прелюбодействуй, не злоупотребляй доверием и не лги, не употребляй опьяняющих напитков. Пять путей достижения состояния Будды: путь стяжания добродетелей, путь соединения с истиной и борьбы со злом, путь истинной мудрости, путь прозрения, путь достижения цели. «Пять постоянств», пять достоинств конфуцианской этики: человеколюбие, справедливость, верность обычаям предков, мудрость и искренность. Именно об этих постоянствах напоминают, прежде всего, пять камней сада Асакура Фумио. Недаром этот сад называется – «Водный сад пяти постоянств». А карпы, плавающие в водоёме, говорят об упорстве и силе, необходимых человеку для обретения этих достоинств

Сад оживляют деревья и кустарники: дейция городчатая, на которой весной распускаются белые цветы, деревья сливы и камелии сазанквы, с декабря по январь усыпанные также белыми цветами. Их сменяют розовые гроздья лагерстремии индийской. Несколько кустарников занимают средний ярус, а над водой склоняются перистые листья папоротников.

Стремившийся сохранить духовную чистоту, символ которой Асакура Фумио видел в белизне цветов. Но при этом в колористическом решении сада воплотился один из основных принципов японской эстетики – принцип незавершённости, недосказанности.

Существует чудесный рассказ об известном мастере «пути чая» Сэн-но Рикю и его ученике, которого Рикю попросил подмести дорожки в чайном саду. Тот тщательно выполнил задание, но Рикю остался недоволен. Ученик подмёл ещё тщательнее, но результат был тем же. Так повторилось несколько раз. Наконец ученик, не выдержав, попросил Рикю указать, что же тут не так. Учитель подошёл к клёну, потряс его, и несколько алых листьев упало на дорожку.

То же сделал и Асакура Фумио. К белизне цветов он добавил один единственный куст розовой лагерстремии, чтобы избежать завершённости.

Сад Ито Дэнэмона (1861 – 1947)

Символика этого сада тесно связана с биографией его хозяина. Ито Дэнэмон, угольный промышленник, родился в семье, не отличавшейся знатностью и богатством. Когда Дэнэмону было 7 лет, умерла его мать. Благодаря своей предприимчивости Дэнэмон сумел стать известным человеком в угольном бизнесе. Его вторая, 25 – летняя супруга Янагивара Бякурэн, на которой он женился в возрасте 52 лет после смерти первой жены, принадлежала к аристократической фамилии, находившейся в родстве с императорским домом.

Бякурэн («Белый лотос») была прекрасной поэтессой, получившей широкую известность после публикации первого же сборника «Фумиэ»  (Фумиэ – медная пластинка с распятием или изображением девы Марии, которую заставляли топтать ногами как доказательство того, что человек не является христианином, в XVII—XVIII вв.). Вскоре она стала центром литературных салонов высшего общества. Отдавая дань красоте и таланту Бякурэн, её называли Королевой Цукуси (Цукуси – самая богатая провинция о. Кюсю).

После 10 лет брака Бякурэн порывает с преуспевающим бизнесменом Дэнэмоном и сбегает от него со студентом Токийского университета.

Усадьба Дэномона, построена в 1916 году на о. Кюсю, в г. Фукуока. Её сад состоит из четырёх зон: сад при входе с южной стороны особняка, главный сад с северной стороны и двух внутренних садов /5/. Главные ворота ведут в сад при входе. Его искусно подстриженный деревья и кустарники элегантно оттеняются свободно раскинувшимися перистыми листьями саговников, растущих на Кюсю в диком виде. Между ними проходят две дорожки. Левая ведёт в тенистый внутренний сад, устланный мхом, с фонарём и тобииси, а правая – к главному входу в здание и внутренним воротам /6, 7, 8/ .

Через внутренние ворота мы попадаем в открытый двор, пройдя через который по гравийной дорожке оказываемся в главном саду. Завершение создания главного сада усадьбы было приурочено к знаменательному событию в жизни Данэмона — бракосочетанию с Янагивара Бякурэн. Для Ито Дэнэмона, нувориша, страстно мечтавшего войти в высшее общество, это было особенно важно. Когда он сватался к Бякурэн в первый раз, был получен отказ из-за его низкого происхождения. Потребовалось вмешательство высокопоставленного лица, чтобы брак состоялся. Думается, Дэнэмон очень надеялся на появление новой династии с его фамилией в жилах которой потечёт императорская кровь.

Композиционно главный сад достаточно типичен. Одну из его сторон занимает главный дом усадьбы. С трёх других сторон сад окружают густые посадки   деревьев и кустарников,  в обрамлении  которых раскинулся газон, пересечённый извилистым ручьём с двумя небольшими водоёмами. В центре широкой дуги, образованной этим ручьём, поставлена круглая беседка /9/. Однако в саду нас ждут и неожиданности.

Прежде всего, это использование бетонных конструкций и конструктивных элементов, которые во многих местах заменяют садовые камни, соседствуя с натуральными. /10, 11/. Причём бетонные цилиндры, заменяющие садовые камни, расположены не только на берегах, но и в самом ручье /12/.

Замечательно даже не само по себе наличие в саду, казалось бы, не сочетаемых природных камней и искусственных геометрических объектов.  Благодаря стилистическому единству сада, это соседство удивляет, но не вызывает резкого отторжения. Использовать геометрические формы начал ещё Кобори Энсю (1579–1647), но подобные формы созвучны и модерну начала XX-го века. Бетонными сделаны и   мосты, и сами берега ручья, через который эти моты перекинуты, и остров в пруду. Интересен двойной мост из бетонных дуг, редкий в японских садах, но остров поражает особенно /13, 14/. Он представляет собой плоскую залитую бетоном площадку неправильной формы. Посреди этой площадки возвышается каменистый холм с двумя искусно сформированными бонсаями и кустиком между ними. Фонарь, поставленный на острове, расположен так, что он и деревья оказываются в вершинах воображаемого треугольника – символа числа «три». На острове, окружённом такими же бетонными берегами ручья, расставлены несколько камней и цилиндрических столбиков, встречающихся также на берегах по всему руслу. При всей необычности бетонного острова, как, впрочем, и всего одетого в бетон ручья с его столбиками, с ним возникают определённые ассоциации. Этот остров удивительно напоминает «пейзаж на подносе» – бонкэй. Миниатюрные и не очень, живые пейзажи, создаваемые на подносах /15/.

Весь главный сад полон скрытого подтекста. Это магическое послание богам о процветании и даровании потомства, и только посвящённые в язык символов могут прочесть это тайное послание.

При взгляде на фотографию общего вида сада можно заметить, что он содержит  две структурно различных области. Одна состоит из густых зарослей свободно растущих вдоль ограды деревьев и кустарников, окружающих  поляну – вторую область, отличающуюся от первой своей рукотворностью /16/. Подавляющее большинство растений во второй области сформированы  человеком. Большинство, но не все. Некоторые лесные деревья и кусты всё же проникли на поляну, стараясь найти общий язык со своими цивилизованными собратьями, и не без успеха. Вызывающе рукотворным оказался и ручей, протекающий через поляну. Его русло словно вырезано острым ножом из полосы бетона, образующего берега.

Естественным камням, оказавшимся на этом бетонном ложе вместо мягкой родной земли, приходится не слишком уютно, тем более, что рядом стоят странные цилиндрические столбики, делающие вид, что они тоже камни.

Что же это за сад? Какая концепция лежит в его основе? Природное и человеческое. Природа и человек. Сад говорит на двух языках, стараясь донести до зрителя мысль об их единстве  – языке природы и языке человека. На языке природы говорят растения, на языке человека, языке символов – бетонные конструкции ручья.

Если приглядеться к бетонным столбикам на острове и по берегам ручья, можно заметить, что они сгруппированы совершенно определённым образом

Это может быть один цилиндр, три или пять. Все числа полны смысла. «Три» весьма универсально и может означать буддистскую триаду – Будду настоящего, прошлого и будущего или небо, землю и человека. О значении числа «пять» говорилось выше, в связи с садом Асакура Фумио. Но главное число – неделимая Единица, Абсолют, Великий предел, Тайцзи. Оказывается, эта Единица, Великий предел “круга перемен” зашифрован в самой структуре ручья. Триада 1, 3, 5 – это нечётные мужские цифры, символ мужского начала – Ян, и все цилиндры, являющиеся в то же время фаллическими символами, сгруппированные по этому принципу, располагаются у воды – символа женского начала – Инь. Единство противоположностей Инь – Ян – то, благодаря чему существует сама жизнь, жизнь природы и человека в их единстве. Единстве не как объединении двух элементов, а как неделимом целом.

Нечётные простые числа считаются в Японии счастливыми, поскольку не делятся на два. Не делится на два и семейное счастье. Оно общее для супругов. С этим, кстати, связан обычай дарить а свадьбу нечётную сумму денег.

Есть свадебное подношение и в саду. Это упоминавшийся выше остров, ассоциирующийся с «сухама-дай» – свадебный подарочный столик, символизирующий «остров блаженных» Хорай и преподносимый с пожеланием долголетия и счастья /17, 18/. Не случаен и арочный мост, соединяющий «два берега у одной реки».

Таким образом, главный сад усадьбы Ито Дэнэмона может восприниматься трояко. Для  зрителя, не понимающего его символического значения — это чудесный сад, полный эстетических достоинств. Для человека, знакомого с традиционной восточной символикой он наполняется глубоким философским смыслом. Но только тот, кто знаком с историей семьи Ито Дэнэмона, прочтёт это послание полностью.

Сад Фудзита Котаро (1863 – 1913)

Фудзита Котаро был бизнесменом, связанным с горнодобывающей и металлургической промышленностью. Сторонник движения за восстановление императорской власти, приведшего к Реставрации Мэйдзи.

Двухэтажный главный дом его усадьбы, построенный в стиле сёин, охватывает расположенный внутри участка сад с востока и юга.

Сад в японском стиле создан выдающимся мастером садов Огавой Дзихэем в 1909 году /19/. По просьбе Котаро в саду сделан пруд,  имитирующий по форме озеро Бива, и вода в пруд поступает из этого же озера. Существует мнение, что желание Котаро сделать в саду копию Бива продиктовано не только красотой этого озера. Дело в том, что кроме всего прочего Котаро занимался торговыми перевозками по озеру Бива. Суда его компании совершали регулярные рейсы между городами Оцу и Нагахама, что давало немалый доход. Понятно, что вид озера Бива в собственном саду вызывал у Котаро приятные ассоциации. Впрочем, традиция воспроизведения реальных пейзажей в собственных садах имеет глубокие корни.

Через водоём перекинут мост Гарюкё, «Мост спящего дракона». Составленный из продолговатого каменного блока и старых жерновов, он делит пруд на верхний и нижний /20/

Есть и небольшой островок, прототипом для которого послужил остров Тикубусима на оз. Бива.

По берегам водоёма растут преимущественно травы и невысокие кустарники, и только с севера и запада к нему подступают густые деревья /21/.

У западной оконечности водоёма стоит павильон с фениксом на крыше, привезённый около 1720 года из Китая и затем попавший в эту усадьбу. Павильон находится на том месте, где на побережье озера Бива располагается город Нагахама, один из пунктов торговых перевозок, которыми занимался Котаро. Рядом с павильоном на берегу виднеется большой плоский камень, специально привезённый из Нагахама и служивший причалом для прогулочных лодок /22, 23, 24/.

«Мост спящего дракона» и павильон с фениксом находятся в непосредственной близости друг от друга, напоминая о тесной связи образов дракона и феникса в китайской и японской мифологии. С них и начинается путь в мир ассоциаций и символов сада Фудзита Котаро. С первого же шага мы оказываемся в Китае II – III веков, когда за власть в стране боролись три враждующих царства.  На службе у правителя царства Шу находились два человека, постоянно в летописях упоминающиеся вместе – полководец Чжугэ Лян и философ Пан Тун. Прозвище первого было –  Спящий дракон, а второго – Птенец Феникса! И они, как и Фудзита Котаро, боролись за страну, объединённую под властью императора.

Дракон в мифологии постоянно связывается с водой, и в усадьбе Котаро он отдыхает на поверхности озера Бива. Но это озеро названо так, поскольку схоже по форме со струнным инструменом бива, любимым музыкальным инструментом богини Сарасвати («Текущая вода»), также неизменно связанной с водной стихией. В Японии она повелительница не только вод, но и драконов, в этих водах живущих, поэтому часто изображается с драконом /25/. Коме того, будучи одной из Семи Богов Удачи, она может приносить удачу и в финансовых делах, что немаловажно для бизнесмена, каковым являлся Котаро.

Вечно молодая, но древняя богиня, она была верной помощницей Брахмы при творении Вселенной, и эта её ипостась также прочитывается в композиции усадьбы Фудзита Котаро при взгляде с птичьего полёта /26/. Усадьба размещена на участке почти правильной прямоугольной формы, отгороженном от всего окружающего корпусами дома с востока и юга и посадками высоких деревьев на севере и западе. Участок разделён тематически на две почти равные области: область воды – Инь и область незаполненного пространства газона – Ян. Это разделение подчёркнуто изгибающейся линией стриженных кустарников, кажущейся несколько инородной в общей природной стилистике сада, но символизирующей Великий предел – Тайцзи. Само незаполненное пространство газона – древняя священная площадка сики со священным деревом на ней – плакучей сакурой /27/, символизирующей красоту и быстротечность жизни. Она же ассоциируется с «зародышем Инь» в Ян. В области Инь «зародыш Ян» символизируется островом. При таком подходе сад представляет собой не только прекрасный образец садового искусства, но и космогоническую картину мира.

Горный приют спящего дракона

В начале 20-х годов XX-го века происходит активная вестернизация Японии. В ответ на это зарождается движение за возрождение традиционной культуры. Среди политиков и бизнесменов появляются эстеты, увлекающиеся чайной церемонией, театром Но и т. п. К таким людям и принадлежал Кавати Торадзиро.

Когда Торадзиро исполнилось 40 лет, он приобрёл холмистый участок площадью 9,9 га в живописном месте  близь г. Одзу (преф. Эхимэ). Расположенный на извивающемся подобно дракону берегу полноводной реки Хидзикава, этот участок вдаётся в неё небольшим песчаным мысом. Участку принадлежит и небольшой остров, отделённый от берега узким проливом и названный островом священной горы Хорай (28, 29)

Проект усадьбы, названной «Гарю сансо» («Горный приют спящего дракона»), был разработан самим Кавати Торадзиро, и строительство её было завершено в 1907 году. У слова «гарю» есть и другое значение – видный деятель в безвестности (не имеющий возможности применить свои способности), а первый иероглиф «га» может означать удаление от мира, жизнь в уединении.

Главному дому придан вид  простой деревенской постройки под мискантовой крышей, как нельзя лучше вписывающийся в окружающий пейзаж /30/.

Замечательно всё, что связано с токонома «Туманной луны», находящейся в одной из комнат главного дома /кагэцу-но ма/. Окно в токонома подобно луне, а полки под ней и слева от неё – полосам тумана. Обратная сторона окна выходит в домашнюю божницу, и когда там зажигают свечу, на стенке справа восходит луна, то скрывающаяся в дымке, то появляющаяся снова при колебании огня свечи. Удивительно изысканно!

Лунная тема читается и в небольших столбиках, установленных в саду. Они напоминают  стелы у святилищ, посвящённых Кукаю, основателю буддистской секты Сингон. Одной из практик этой секты была медитация на полную луну, символ просветлённого ума /32/.

Над крутым берегом реки нависает Фуро-ан, «Павильон Бессмертных», поддерживаемый мощной опорой в виде клети. Прозрачный, он словно парит над пропастью /33/.

Со стороны холма к павильону подступают заросли деревьев во главе с огромным подокарпом крупнолистным, раскинувшим свои ветви сразу за Фуроан. Его называют также «сосной Будды». Символично, что кроме искусственных опор павильон опирается на мощные ветви самого подокарпа,  Павильон Бессмертных, опирающийся на сосну Будды /34, 35/!

Фуро-ан перекликается с главным домом использованием эффекта отражённого света. Только отражается в нём не искусственная луна, а настоящая. Когда восходит полная луна, свет её, отражаясь от поверхности реки, даёт отсвет на плетёный потолок Павильона Бессмертных, прекрасно имитирующий отражение луны на подёрнутой рябью поверхности воды /36/. Днём же этот отблеск создаёт солнце /37/.

Тема луны  – одна из основных в этой усадьбе. Об этом намекает уже каменная ступка для приготовления моти, вмонтированная в стену при входе в усадьбу /38/. Ведь на Луне живёт заяц, толкущий в ступе снадобье бессмертия. Эта стена со ступой – ещё один скрытый для непосвящённого образ. Кладка стены имеет специальное название – «нагарэ цуми» («кладка-поток»). Для полноты образа в стену вмонтирован камень-лодка, и стена – это река с отражающейся в ней луной /39/.

Отражение луны в токонома, отражение на потолке Фуро-ан, отражение луны на стене–потоке! Эту усадьбу по праву можно было бы назвать «Усадьбой лунных отражений».

Со стороны реки Павильон Бессмертных  отделён всего лишь узким проливом от Острова Небожителей, с которого открывается вид на этот павильон /40/.

Большой сад с заимствованным пейзажем включает в себя  окрестные холмы, реку и «остров Хорай». Атмосферу сада, проникнутого духом старины,  создают и подпорные стены с грубой каменной кладкой, напоминающей о средневековых замках, и старые деревья, насчитывающие сотни лет, и фонари, покрытые лишайником, и тобииси, в качестве которых местами уложены жернова, и мох, мох, мох. Он растёт вдоль дорожек, покрывает стены кладки, камни и тёдзубати. Мох сопровождает нас от ворот до самых глубин сада, смягчая краски и звуки, погружая в мир умиротворённости и покоя, мир естественной красоты природы, раскрывающейся на каждом шагу /41, 42/.

1. Асакура Фумио. Сад цубо

2. Асакура Фумио.Сад  цубо 2

3. Асакура Фумио. Валуны

4. Асакура Фумио. Валуны 2

5. Ито Дэнэмон. Общий вид

6. Ито Дэнэмон. Сад при входе, ворота внутреннего сада

7. Ито Дэнэмон. Внутренний сад

8. Ито Дэнэмон. Внутренние ворота

9. Ито Дэнэмон. Главный сад

10. Ито Дэнэмон. Цилиндры

11. Ито Дэнэмон. Цилиндры 2

12. Ито Дэнэмон. Цилиндры 3

13. Ито Дэнэмон. Двойной мост

14. Ито Дэнэмон. О остров

15. Ито Дэнэмон. Бонкэй

16. Ито Дэнэмон. Главный сад

17. Ито Дэнэмон. Сухама-дай

18. Ито Дэнэмон. Сухама-дай 2

19. Фудзита Котаро. План

20. Фудзита Котаро. Мост Гарюкё

21. Фудзита Котаро. Пейзаж сада

22. Фудзита Котаро. Гасэндо

23. Фудзита Котаро. Феникс

24. Фудзита Котаро. Причал

25. Фудзита Котаро. Сарасвати

26. Фудзита Котаро. Вид сада сверху

27. Фудзита Котаро. Сакура

28. Кавати Торадзиро. План

29. Кавати Торадзиро. Хорай

30. Кавати Торадзиро. Главный дом

31. Кавати Торадзиро. Кагэцу-но ма

32. Кавати Торадзиро. Стелла

33. Кавати Торадзиро. Фуро-ан

34. Кавати Торадзиро. Подокарп – опора

35. Кавати Торадзиро. Подокарп – опора 2

36. Кавати Торадзиро. Фуо-ан, луна

37. Кавати Торадзиро. Фуро-ан, солнце

38. Кавати Торадзиро. Ступка

39. Кавати Торадзиро. Лодка

40. Кавати Торадзиро. Вид с Острова Небожителей

41. Кавати Торадзиро. Мох

42. Кавати Торадзиро. Мох 2

Публикуется впервые