Ю.В. Линник. Русское деревянное зодчество в зарисовках западно-европейских путешественников (XVII в.) (59.51 Kb)
Графическая реконструкция утраченных памятников архитектуры – методика относительно новая: её приёмы в 1821 г. начал разрабатывать и применять римский зодчий Дж. Баладье, когда восстанавливал арку Тита – благодаря ему она чудесно восстала из безнадёжных руин.
По следам итальянца пошёл Э.Э. Виолле-ле-Дюк: вначале врисовывал в Нотр-Дам её потери – а потом воссоздавал их в материале (1843–1864).
В России этот опыт успешно опробовал Ф.Ф. Рихтер при реставрации палат Романовых (1858).
Во всех этих случаях мы видим сохранившиеся, но в той или иной степени пострадавшие от времени объекты – энтропия сильно исказила их облик.
Графика тут восполняет реально существующее.
Иное дело – работа с документами: будь это зарисовки, фотографии, обмеры.
Многие памятники русского деревянного зодчества остались лишь в таких свидетельствах. Понятно, что в нашей стране графическая реконструкция получила особое развитие – и здесь, прежде всего, надо отдать должное Ю.С. Ушакову и А.Б. Бодэ.
В качестве их предшественника мы вправе назвать Аполлинария Михайловича Васнецова (1856–1933). Правда, задачи у него были не реставрационные, а художественно-исторические – живописец воскрешал ушедшее на своих полотнах.
Смелую интуицию мастер поверял изучением источников.
Ни одного отечественного – все иностранные: эта диспропорция не должна казаться уничижительной.
Чужие помогли осознать и оценить своё.
Было бы нормальным поблагодарить их за это.
Но не все разделяют сегодня такую позицию.
Вот картина А.М.Васнецова «Троице-Сергиева лавра» (1908–1913).
В центре композиции – шатровые храмы, существенно разнящиеся по облику:
1) первый отмечен весьма необычным конусовидным восьмериком, который сужается книзу;
2) особенность второго – ярусное бочечное покрытие.
При общей типологии – оригинальные решения; при единстве темы – богатство вариаций: картина показывает, как дифференцируется – накапливает разнообразие в процессе своего развития – начальный архетип.
Мы видим св. Сергия на фоне его только что построенной лавры.
А.М. Васнецов переносит нас в XIV век.
Но это экстраполяция на прошлое реалий XVII века!
В своём полотне художник синтезировал впечатления, полученные им от рисунков, сделанных зарубежными визитёрами во второй и третьей четверти этого столетии.
Назовём их имена, указав даты жизни, страну и – в круглых скобках – время посещения Московии:
– Адам Олеарий, Германия, 1599–1671 (1633–1635, 1636–1639);
– Августин Мейерберг, Австрия, 1622–1688 (1661–1664);
– Эрик Пальмквист, 1650–1676, Швеция (1673–1674).
А.М. Васнецов явно не был ксенофобом.
Как никак, а на Маковец – святое место для русского человека – он спроецировал образы, за достоверность которых могут поручиться лишь мимоезжие гости.
Правда, имеется исключение: сохранилось несколько икон XVII века с видами на Александро-Ошевенский монастырь, где изображена деревянная Никольская церковь – трёхступенчатый каскад её бочек и кокошников аналогичен решению, увлекшему воображение А.М. Васнецова.
Известность получил извод этого образа, хранившийся в коллекции Н.П. Лихачёва – тогда сюжет ошибочно связывался с Александро-Свирским монастырём.
Ясность в этот важный для нас момент внесена М.И. Мильчиком.
Теперь мы знаем: у нарисованной Никольской церкви на Русском Севере есть воплощённые подобия – храмы в Уне, Пияле, Варзуге.
Весь этот материал обобщён и осмыслен совсем недавно.
А.М. Васнецов не владел им.
Нет сомнений, что в момент написания картины художник вдохновлялся отнюдь не отечественной иконописью и архитектурой – импульсы к нему приходили из-за бугра: через оригиналы и переводы зарубежных изданий.
Кому-то сегодня это кажется зазорным?
Напрасно!
Запечатлённое тремя авторами – австрийцем, немцем и шведом – бесценно для историков русской культуры. На основе их трудов Михаил Витольдович Красовский (1874–1939) сделал весомый вывод: шатры стали доминантой в архитектурном пейзаже Московии – предопределяли главное впечатление от него. Учёный пишет: «Об этом можно вывести заключение хотя бы из того, что в альбомах Мейерберга и Олеария шатровых церквей в общей сложности больше, чем изображений церквей клетских» (1).
Весьма значимый перевес!
В 2011 г. была защищена докторская диссертация В.Р. Мединского «Проблемы объективности в освещении российской истории второй половины XV –XVII вв.» (2).
Тогда эту историю освещали снаружи – внутренняя саморефлексия ещё не окрепла.
Уже само название подразумевает определённый дефицит искомой беспристрастности в травелогах исследуемой эпохи.
Впрочем, этого качества всегда не хватает – и сие нормально: даже при максимуме толерантности чужое мы будем воспринимать сквозь призму своего.
Или дружно встанем под нивелир?
И обезличимся?
Вот нравственный минимум: не любить, но терпеть.
Вот нравственный максимум: терпение – через нарастающее взаимопонимание – переходит в любовь.
Можем ли мы этого требовать от себя сегодня?
Подвижки несомненны – и это знак прогресса.
Разумная терпимость вполне совместима с эмоциональной неприязнью.
Таковую культура учит скрывать.
Подчас идиосинкразия к чужому имеет глубокие этнопсихологические – или, о ужас – даже генетические корни. Этот идёт от природы – это как бы биологическая инерция: вряд ли социум сможет полностью погасить её. Однако обязан сдерживать.
Иностранцы смотрят на нас высокомерно?
Выказывают чувство превосходства?
Надо разобраться: такая позиция беспочвенна – или имеет основания.
Тут крайне важно различать культурологические и цивилизационные мерки.
Это настоящее чудо: культура обских угров.
Живая архаика!
Было бы глупо пенять манси и хантов – по шкале НТР – отсталостью. Программировать умеют многие – а шаманить избранные: они сегодня – достояние всей Ойкумены.
Любая культура самоценна – сравнивая их между собой, мы исключаем вопрос приоритетности.
Но всё меняется при использовании цивилизационной шкалы.
Выравнивание в этой системе отсчёта невозможно: кто-то лидирует – кто-то плетётся в хвосте.
Цивилизационно Европа шла впереди Московии.
Пётр I круто бросил страну вдогонку.
Надорвался.
Однако успел заманить в Петербург множество талантливых немцев. Как и Адам Олеарий, они наверняка морщились при виде некоторых сторон русского быта – и всё-таки с полной самоотдачей работали на наше отечество, принося ему колоссальную пользу.
Пожалуй, Пётр I был единственный правитель России, который не боялся придирчивого взгляда со стороны – сознавал катализирующую силу критики. Что-то картезианское было в стиле его мышления: начинал с радикального сомнения и в себе, и в державе; а потом, не убоявшись поколебать вековые устои, переходил к ярким преобразованиям.
Не наши порой нелицеприятно отзывались о наших.
Но разве русские исследователи не грешили этим?
В Тифлисе в 1859 г. вышла книга Адольфа Петровича Берже «Чечня и чеченцы» – там можно прочесть такое: «Несмотря на то, что чеченцы вышли из первобытного грубого состояния и ведут оседлую жизнь, нравы их всё ещё находятся на степени полудикости. Жестокость, корыстолюбие, недоверчивость и мщение составляют преобладающий элемент в характере чеченца» (3).
Мягко выражаясь, это спорно.
Подобные пассажи не трудно найти и в западных травелогах.
Порой этносам нелегко адаптироваться друг к другу.
Но ведь получается!
Надо ли сводить задним числом старые счёты?
В глазах В.Р. Мединского Адам Олеарий является презренным «немецким наёмником» (4).
Объективна ли – в терминах диссертанта – такая оценка?
Скажем несколько слов об этом незаурядном человеке.
Родился он в Ашерслебене, а умер в Готторпе: так именуется замок, в чьих стенах процвела династия, представители которой правили Россией с 1761 по 1917 годы.
Романовы-Гольштейн-Готторп: сегодня это официальный титул потомков Петра I.
Теперь понятно, откуда происходит название: Готторпский глобус.
Сконструровал это чудо, ставшее гордостью петровской Кунсткамеры, тот самый Адам Олеарий.
В Московии был транзитом – пробирался в Персию.
Очаровал русского царя.
Михаил Фёдорович предлагал ему – дважды, на прямом и обратном пути – должность придворного астронома и землеведа.
Не соблазнился.
Составил немецко-персидский словарь.
Осуществил блистательный перевод «Гюлистана» Саади.
Считался одним из лучших прозаиков своего времени.
В состав своего посольства включил поэта – моего собрата-сонетиста – Пауля Флеминга (1609–1640).
Вот образчик его творчества:
СОНЕТ ВЕЛИКОМУ ГРАДУ МОСКВЕ
О ты, союзница Голштинския страны,
В российских городах под именем царицы:
Ты отверзаешь нам далёкие границы
К пути, в который мы теперь устремлены.
Мы рек твоих струёй к пристанищу течём,
И дружество твоё мы возвестим Востоку;
Твою к твоим друзьям щедроту превысоку
По возвращении на Западе речём.
Дай небо, чтобы ты была благополучна,
Безбранна, с тишиной своею неразлучна;
Чтоб твой в спокойствии блаженный жил народ!
Прими сии стихи. Когда я возвращуся,
Достойно славу я твою воспеть потщуся,
И Волгу похвалой промчу до Рейнских вод.
1755
Тевтон, а не рычит!
Переложил на русский Александр Петрович Сумароков (1717–1777).
В книге Адама Олеария «Описание путешествия в Московию» зорко наблюдённое порой перемежается философским дискурсом.
Приведём характерный пример.
Путешественник обращает внимание на замечательную особенность нашей архитектуры: «Каменные церкви все внутри с круглыми сводами» (5). Заметим, что и деревянные шатровые храмы – особенно те, что имеют восьмериковую основу – асимптотически стремятся к этой совершенной геометрии.
Почему?
Отвечая на этот вопрос, Адам Олеарий задаёт нашим церквям воистину мировой контекст – усматривает в них возобновление и хранение древней традиции.
Форма храма космологична.
Через неё даётся представление о высшей симметрии вечности.
Самой планировкой тут инициируется обрядное круговращение, что соответствует ходу времён – его цикличности.
Учёный муж апеллирует к Диону Кассию и Марку Агриппе, Гермесу Трисмегисту и Нуме Помпилию.
Для сравнительного анализа привлекается римский Пантеон.
Без преувеличений: никогда больше я не встречал столь всеобъемлющего подхода к русскому зодчеству – его следовало бы подхватить и развить.
Многое на Руси Адаму Олеарию активно не нравится.
Отрицательно он пишет о Иване Грозном.
Приведём цитату: «Тиран Иван Васильевич,. как против христиан, даже собственных своих подданных, так и против турок, татар, язычников свирепствовал и тиранствовал страшно, бесчеловечно, чтобы не сказать – не по христиански» (6).
Именно это место вызывает возражения у В.Р. Мединского, полагающего, что Адам Олеарий – как никто другой – содействовал утверждению на Западе «стереотипного представления об Иване IV Васильевиче, как о кровожадном злодее» (7).
Это далеко не первая попытка осуществить апологию необычайно сложной, конвульсивной, кровавой фигуры.
Приснопамятный митрополит Ленинградский и Ладожский Иоанн (Снычёв) даже выступал с инициативой канонизировать свирепого самодержца.
Интересно выглядели бы наши святцы, где рядом стоят убийца – и его жертвы: пять русских святых, в смерти которых повинен Иван Грозный. Напомним их имена:
– Митрополит Филипп (задушен в Твери Малютой Скуратовым).
– Игумен Корнилий Псково-Печорский (погиб от руки царя – тот быстро опомнился и раскаялся – понёс тело убиенного к монастырской церкви Успения: дорожка стала красной – её назвали «кровавым путём»).
– Архиепископ Герман (существовали разные предположения о способе расправы с ним – верифицировано это: опричник отсек ему голову топором – при переоблачении мощей в 1888 г. скрываемое стало очевидным).
– Архиепископ Пимен – основатель Тихвинского монастыря: царь издевался над его саном – объявил скоморохом – велел жениться на белой кобыле и т. д. и т. п. Садизм и содомизм! Не выдержав издевательств, святитель преставился.
– Ефросинья Старицкая – утоплена в Шексне; её мёртвое тело плыло против течения.
На фоне этих ужасов вставали прекрасные русские храмы.
Среди них первенствовали шатры.
Назовём два шедевры – знаковых для нашей культуры: Вознесенье в Коломенском (1532) и Покрова на Рву (1561).
Первое воздвигнуто в честь рождения Ивана IV – второй ознаменовал взятие им Казани.
Происхождение этой духоносной формы до сих пор остаётся непрояснённым.
Летопись фиксирует: коломенская церковь строилась – по указанию лично Василия III – на деревянное дело.
Но ведь и черты каменной готики в ней проступают.
Где верная ниточка?
Три путешественника-европейца помогают её нащупать.
По дороге каждому из них встречались деревянные шатровые храмы нескольких типов.
Остановимся на одном из них – невероятном, фантастическом.
Мыслимо ли такое сужение восьмерика?
На кубарь похоже!
Или на модель грановитого конуса.
Создаётся впечатление, что перед нами какая-то аберрация – искажение – ошибка.
М.В. Красовский считал эти зарисовки у Адама Олеария неправдоподобными. По его мнению, внимание вояжёра привлекали прежде всего человеческие фигуры – тогда как «изображения зданий пририсованы, вероятно, впоследствии, по памяти, и поэтому особенно доверять этим изображениям вряд ли представляется возможным» (8).
Виновата субъективность?
Но ведь немало церквей этого типа мы находим и в альбоме Августина Мейерберга.
Конечно, у разных людей могут быть схожие иллюзии – или одинаковые деформации памяти. Но вероятность того, что два независимых наблюдателя исказили явь тождественным образом, в нашем случае всё же невелика.
Августин Мейербер поверяет Адама Олеария – Адам Олеарий укрепляет Августина Мейербера.
Один как бы поручается за другого.
Скепсис ослабевает.
Завязывается интереснейшая проблема.
Среди иллюстраций в записках Адама Олеария имеется вид Нижнего Новгорода. Естественно, что гравюра привлекла внимание Святослава Леонидовича Агафонова (1911–2002) – знаменитого реставратора Нижегородского кремля.
Художник на широком листе запечатлел панораму, включающую не менее пяти церквей интересующего нас типа.
Что же, каждый раз им искажалась реальность? Причём по одной и той же схеме – считай машинально.
Или рисовальщик нарочито привносил в действительность элементы своей фантазии? Почему-то он не озаботился тем, чтобы разнообразить её – повторял однажды найденный мотив, тем ослабляя меру его новизны.
С.Л. Агафонов исключает обе возможности.
Вместо слова искажение он очень удачно использует слово утрирование (9).
Разовьём эту ценную мысль: за утрированием стоит остранение – специфическое обострение и обновление восприятия.
Термин введён В.Б. Шкловским в 1914 г.
Он уместен в наших рассуждениях.
Процитируем С.Л. Агафонова: «Естественно, что художник, фиксирующий на бумаге особенности незнакомого города с непривычным для него природным пейзажем и постройками, не имел много времени для размышлений, поэтому изображал то, что представлялось его взору схематически, по первому впечатлению. Поэтому он запечатлел то, что одновременно и привлекало его внимание, и удивляло своей несхожестью с привычными формами европейской архитектуры. Эта странная конфигурация из двух встречных конусов всегда вызывала недоумение исследователей, хотя никто, как кажется, не делал попытки ее объяснения» (11).
Очень меткое выражение: «странная конфигурация из двух встречных конусов». Если дополнить его не менее точной формулировкой – «утрированное расширение сруба под венчающим шатром» (12) – то мы получим своего рода сжатый конспект, схватывающий суть непривычной, парадоксальной – или даже немыслимой для некоторых теоретиков – морфологии.
В Нижнем Новгороде много и успешно работал Лев Владимирович Даль (1834–1878). Первооткрыватель деревянного зодчества Русского Севера, он скептически отнёсся к материалам Адама Олеария – в частности, про ключевое для нашей темы изображение церкви в Нарве сказал без обиняков: эта форма «выдумана гравером» (13).
Л.В. Даль работал в Обонежье.
Вспомним его зарисовку Никольской церкви в с. Деревянное (1683).
Это характерное уширение восьмерика кверху!
И зигзаги фронтонного пояса под ним.
Почему-то у Льва Владимировича не возникла ассоциация с тем, что он видел и у Адама Олеария, и у Августина Мейерберга.
В системную связь эти явления впервые поставил С.Л.Агафонов.
Как не воздать славному нижегородцу?
Храм в Нарве – и кондопожское Успенье: поначалу это сопоставление кажется дерзким – сознание отвергает его. Но по зрелом размышлении становится очевидным нетривиальный изоморфизм.
В сравнительный ряд С.Л. Агафонов поставил следующие церкви Обонежья:
– Петропавловская, оз. Сандал (1620);
– Никольская, с. Линдозеро (1634);
– Богородицкая, с. Гимрека (1659);
– Успенская, с. Кондопога (1774).
Известна гипотеза, устанавливающая такую генетическую последовательность: от крепостных башен – к шатровым храмам.
С.Л. Агафонов и крепостные башни, и шатровые храмы выводит из повалуши.
Свежий взгляд!
Сдаётся, что тут не только углубляется история интересующей нас формы, но ещё теснее устанавливается её связь именно с деревянным, а не каменным зодчеством.
Ведь повалуша – это дерево.
Это башневидное завершение бревенчатых хором.
С.Л. Агафонов убеждён: всё начинается от жилых построек.
Если в архитектуре действует что-то похожее на биогенетический закон, то тогда мы смогли бы, включив интуицию, прозреть и за нарвским, и за кондопожским храмами их начальную эволюционную стадию: хоромы с повалушей.
Хочется поддержать вывод учёного: «церкви с расширяющимися кверху восьмериками являются счастливо дошедшим до нас типом древнейшего церковного христианского здания восточных славян» (14).
Хронология плохо просматривается – лот не уходит глубже XV века.
Когда были построены нижегородские шатры, запечатлённые Адамом Олеарием, самым ранним из трёх путешественников?
Зарисовки относятся к 1636 г.
Могли ли все церкви быть тогда новоделом?
Показано, что некоторые иллюстрации из «Описания путешествия в Московию» – своеобычные контаминации. Так, при воссоздании облика самого примечательного храма в нижегородской панораме – мы видим его слева на переднем плане – гравёр использовал рисунок, сделанный голландцем Антонисом Хутеерисом в 1615 г. на Северо-Западе России (15).
Для удревнения церкви мы получили 21 год.
Этого мало!
Экстраполируя от возраста шатровых построек, сохранившихся до наших дней (Никольская церковь в с. Лявля – 1587 г.; Успенская церковь Александро-Куштского монастыря – 1519 г.), мы можем рискнуть, утверждая, что Адаму Олеарию предстали объекты пятивековой давности.
Пусть это перебор.
Но правомерно предположить, что некоторые из шатров, зарисованных западными путешественниками, старше коломенского Вознесенья, выполненного в камне (1532).
Архивная статья С.Л. Агафонова, долгое время остававшаяся неизвестной – по сути, перед нами черновые наброски – была выложена на сайте «Открытый текст» только в 2011 г.
Пятью годами раньше на этом же сайте два автора – И.С. Агафонова, дочь реставратора и А.И. Давыдов, его ученик – опубликовали интереснейшую статью «О забытом типе храма в русском деревянном зодчестве».
Есть некоторая интрига в том, что они ещё не знали о изысканиях своего предшественника, чьей памяти сегодня верно служат.
Задача статьи – пусть опосредованно, но материально подтвердить гипотезу: у диковинных церквей, рассеянных по старинным гравюрам, были доподлинные прототипы.
Вот один из аналогов: костромская мельница.
Геометрически она являет из себя состыковку двух конусов.
Унисон с уже известной нам структурой очевиден!
Посмотрим, как эту перекличку – она осуществляется поверх времени и пространства – комментируют И.С. Агафонова и А.И. Давыдов: «В этих хозяйственных постройках данная конструкция была функционально оправдана, поскольку позволяла иметь ось вращения амбара. Вместе с тем, применённый в культовом зодчестве, такой конструктивный приём позволял создать яркую монументализированную форму (возможно, ассоциировавшуюся с языком пламени), отличавшую храм от мирского строения» (16).
При разительном перепаде семантических уровней – бросающееся в глаза сходство решений: на мой взгляд, это одно из самых дерзновенных – и успешных – системных сближений в истории деревянной архитектуры.
Другая параллель – и это стало полной неожиданностью – была найдена в книге Д.С. Лихачёва «Поэзия садов». Среди опубликованных там рисунков И.Г. Громанна, популярного в эпоху романтизма ландшафтного архитектора, мы к своему изумлению находим реплику храмов, знакомых нам по трудам Адама Олеария и Августина Мейерберга.
Форма – один к одному.
Функция – совсем другая: «Для любителей необычных вещей мы приводим на этом листе садовый домик (Gartenhaus) в московском вкусе (im Moskowitischen Geschmack). Высокая крыша сделанного в форме раструба дымохода – в китайском стиле» (17).
Русское – китайское – немецкое!
Разбег фантазии не знает границ – это говорит о силе импульса, полученного от Адама Олеария и Августина Мейерберга: их рисунки и ныне будоражат воображение.
Мы остаёмся любителями необычных вещей.
Ещё одно эхо экстравагантной структуры застанет нас на юбилейной выставке 1913 г. в Ярославле.
Но об этом чуть позже.
А пока обратим внимание на зигзагообразное – хочется сказать, гармошистое – покрытие четвериков у заинтересовавших нас церквей.
Это прообраз фронтонных поясов Обонежья.
Многое изменится, эволюционируя в направлении от полезности к чистой красоте – но будет удержана сама эта связь: шатры и ендовы (или их рудименты).
Посмотрим на Никольский храм в Линдозере.
Адам Олеарий мог бы его увидеть сразу после завершения строительства.
Здесь предвещано кондопожское Успенье.
Собственно, все достоинства этого шедевра в нём уже присутствуют – хотя впереди полоса в 140 лет.
Сравним эти храмы с церковью в нижегородской панораме, занимающей крайнее левое положение – она стоит как раз на стрелке Оки и Волги.
Вначале доминируют различия.
Но потом всё отчётливей проявляются сходства!
Инварианты существенны – и шатры, и ендовы (в Нижнем – функционально оправданные, в Обонежье – веселящие взор).
Удивляют сложные трансформации, которым подвергся архетип, двигаясь с Запада на Восток – от Наровы до Онеги.
Благодаря Адаму Олеарию и Августину Мейербергу мы можем представить исходные звенья этой эволюции.
А.Б. Бодэ констатирует: «Четвериковых церквей с многочастным покрытием, выполненным наподобие фронтонных поясов не сохранилось, но на их существование в прошлом указывают старинные изображения, например, церкви в Нарве по А. Олеарию или в Торжке по А. Мейербергу» (18).
Считая эти изображения ценными, А.Б. Бодэ тем не менее указывает на необходимость их критического восприятия: «Восьмерик церкви в Нарве изображён вообще в виде перевёрнутого конуса, каким он в реальности быть не мог. Возможно, так пытались передать характерную особенность постройки – крутой повал. Для развития подобных структур очень логично увеличение восьмерика и соответственно превращение конструктивного фронтонного пояса в декоративный» (19).
Мысли учёного интересны в двух отношениях:
1/ сделана попытка найти психологическую подоплёку странных зарисовок, будто бросающих вызов соображениям логики – художник не справляется с преизбытком новизны;
2/ эта новизна генерируется крутым повалом: на деталь, столь значимую для русского деревянного зодчества – особенно в северных областях – бросается новый свет. Мы начинаем понимать причину захватившей нас коллизии, увязывая все недоразумения с особенностями и самих повалов, и их восприятия.
Именно повал становится в нашем случае катализатором формообразования!
Мы попросили учёного уточнить своё понимание проблемы.
Позволим себе привести отрывки из его писем.
1
Это утрированный повал.
См. Мегрегу – похоже.
Но он такой в сочетании с пофронтонными покрытиями.
2
Да, это не выдумка, просто с некоторыми искажениями. Когда повал видят в ракурсе, из-за крыш, возможны такие впечатления.
На самом деле никто об этом ничего не знает.
Самим надо думать и разбираться – и всё равно догадка на догадке.
Возможно, мы здесь подходим к теме происхождения повалов. Позакомарные или пофронтонные покрытия в дереве в древности использовались шире, они более близки к каменным образцам.
Эти крыши отчаянно текли, тут ничего не сделаешь. В Заостровье вон 4-5 слоёв бересты, и то скоро переделали на простую прямоскатную крышу. В этой ситуации повал на восьмерике очень полезен, возможно он и пошёл расти в связи с пофронтонными покрытиями. Эта тенденция дала инерцию – и получились церкви с промежуточными повалами типа Кондопоги. Ведь не случайно именно они сочетаются с фронтонными поясами.
Вот такие мысли вкратце, по сути.
Вдохновлённые эвристичной концепцией, поднимемся по Волге из Нижнего Новгорода в Ярославль.
1913 г.
300 лет династии Романовы!
Пик – акмэ – «серебряного века»!
Полное нечувствие того, что скоро грянет Первая Мировая!
В Ярославле нас радушно встретил архитектор Александр Иванович Таманов.
Сегодня он больше известен как Александр Оганесович Таманян.
Это великий русско-армянский зодчий (1878–1936).
В Ярославле Таманов-Таманян овеществил образы Адама Олеария и Августина Мейерберга.
Да, это действующие павильоны – хотя по существу только декорация.
Однако инициативе мастера нет цены.
Перед нами первая попытка пусть не воссоздания, но блистательной импровизации на тему, подсказанную спорным – и всё же весьма значимым для нашей культуры – свидетельством.
Мысленно мы и раньше путешествовали в прошлое – теперь другое: архитектор сделал физически осязательной нашу высадку в XVII в. Понятно, что реминисценция осложнена и модерном, и неоклассицизмом.
Вернёмся к первоисточникам.
Более позднее путешествие Августина Мейерберга и дополняет, и уточняет наблюдения предшественника.
Представлен более широкий спектр шатровых церквей.
Одна их них – в селе Зимогорье – может быть сопоставлена с храмом в Нарве: есть и сужение восьмерика, и подобие ендов – но это уже скорее фронтонный пояс, находящийся непосредственно под шатром (19, рис. 31).
В четырёх милях от Зимогорья находится Едрова.
Там высится шатровая церковь с вполне обычным – грани параллельны друг другу – восьмериком (19, рис. 32).
Храм такого же типа мы обнаруживаем и в Медяном (19, рис. 41).
Вообще по альбому Августина Мейерберга можно проследить, как меняется степень сужения восьмерика – она радикальна в Коломне, но вполне умеренна в Шоше (19, рис. 34 и 45).
В Клину мы встретим церковь, уширение восьмерика которой вполне сравнимо с тем, что нам знакомо по Обонежью (19, рис. 47).
Восьмерики поставлены на разные основания: четвериковые – крещатые – ярусные
Рисунки в путевых записях Августина Мейерберга дают богатую информацию о храмах с каскадными покрытиями. Сегодня их принято связывать с Новгородской традицией – от Ильменя эта типология движется в сторону Онего; другая ветвь круто берёт вверх – и достигает Кольского полуострова.
Вот набросок церкви в Крестцах (19, рис. 27).
Как бы Августин Мейерберг зарисовал находящуюся неподалёку – и сохранившуюся до наших дней – Георгиевскую церковь в Юксовичах (1495)?
Наверно, это было бы столь же упрощённое и схематизированное, но в принципе верное изображение.
Сейчас мы смещаемся на Восток.
А если направить стопы к Северо-Западу?
Вскоре мы окажемся в Скандинавии.
Есть искушение начать эволюционный ряд наших каскадных церквей с норвежских ставкирок.
Церковь в Боргунде построена в 1150–1180 гг.
Как легко и свободно она рифмуется со своей сестрой в Юксовичах!
Это генетическая связь?
Или конвергенция?
«Заметки о России, сделанные Эриком Пальмквистом в 1674 г.», по-русски опубликованы в полном виде совсем недавно (20).
Там лишь одна таблица имеет для нас интерес.
Но её значение для истории русской архитектуры трудно переоценить.
Порыв шатра поддержан ярусом из трёх бочек!
Путешественник не может скрыть восторга: «Никольский монастырь построен из дерева и очень красив» (20).
Приводя рисунок из книги Э. Пальмквиста, М.В. Красовский говорит неопределённо: «Какой-то Никольский монастырь» (21).
Сегодня мы можем уточнить: Николо-Угрешский монастырь.
Э. Пальмквист поясняет: «Обычно здесь всегда несколько дней иностранные послы ожидают разрешения въезда в Москву» (22).
Дарования Эрика проявились необыкновенно рано.
Но и смерть поспешила: молодого шведа загубили датчане.
Были тогда в Европе свои разборки. Впрочем, это не мешало ей мыслить планетарно: важнейшая цель западных посольств – призвать Московию к равноправному союзничеству.
Во имя чего?
Надо сплотиться, одолевая рознь, дабы предотвратить опасность, которую сегодня называют исламской угрозой.
Прошло почти четыре столетия.
Какие-то узлы развязались – какие-то стянулись ещё туже.
Понятие иностранного агента сегодня употребляют некорректно, обнаруживая болезненные симптомы: не то ксенофобия – не то паранойя. Тогда как по отношению к Э. Пальмквисту данное словосочетание можно употребить со всей ответственностью и адекватностью.
Он вёл разведывательную работу.
Отсюда профессиональные знания в сфере картографии.
И цепкая наблюдательность!
Ныне это качество обернулось большим плюсом: мы располагаем текстом, которому – вне его эмоционального фона – можно доверять. Ну да, местами чувствуется субъективная неприязнь по отношению к нашему отечеству – но явственно и другое: желание досконально разобраться во всех его непонятностях.
XVII век отмечен тем, что чужеземцы в эту пору всматривались в Московию куда как пристальней, чем сами московиты – собственных Страбонов и Тацитов российская земля начнёт рождать несколько позже.
Чего же охаивать немчуру, австрияков, свеев?
Они сделали доброе дело для нас
Ю.В. ЛИННИК,
доктор философских наук, профессор кафедры философии ПетрГУ, снс НП «Водлозерский»
__________
1. Красовский М.В. Курс истории русской архитектуры. Часть I. Деревянное зодчество. Пд., 1916. С. 208.
2. Мединский В.Р. Проблемы объективности в освещении российской истории второй половины XV—XVII вв. Автореферат докторской диссертации. Интернет-ресурс: http://www.dissercat.com/content/problemy-obektivnosti-v-osveshchenii-rossiiskoi-istorii-vtoroi-poloviny-xv-xvii-vv
3. Берже А.П. Чечня и чеченцы. Тифлис, 1859. Интернет-ресурс: http://zhaina.com/2007/05/11/page,7,chechnja_chechency.html
4. Мединский В.Р. Цит. соч. Интернет-ресурс: http://www.dissercat.com/content/problemy-obektivnosti-v-osveshchenii-rossiiskoi-istorii-vtoroi-poloviny-xv-xvii-vv
5. Олеарий Адам. Описание путешествия в Московию. М., 1996.С. 314.
6. Там же. С. 233.
7. Мединский В.Р. Цит. соч. Интернет-ресурс: http://www.dissercat.com/content/problemy-obektivnosti-v-osveshchenii-rossiiskoi-istorii-vtoroi-poloviny-xv-xvii-vv
8.Красовский М.В. Цит. соч. С. 43.
9. Агафонов С.Л. О древности типа деревянных шатровых церквей с расширяющимся вверх восьмериком. Интернет-ресурс: http://www.opentextnn.ru/space/agafonov_muzeum/?id=3774
10. Там же.
11. Там же.
12. Там же.
13. Даль Л.В. Историческое исследование памятников русского зодчества //Зодчий, 1872, №7. С. 104
14. Агафонов С.Л. Цит. соч.
15. Агафонова И.С., Давыдов А.И. О забытом типе храма в русском деревянном зодчестве. Интернет-ресурс: http://www.opentextnn.ru/space/nn/church/?id=1254
16. Там же.
17. Лихачёв Д.С. Поэзия садов. М., 1998. С. 264.
18. Бодэ А.Б. Деревянные храмы Русского Севера. Архитектура и местное своеобразие. М., 2011. С. 68.
19. Там же. С. 68.
20. Альбом Мейерберга. Виды и бытовые картины России XVII века. Объяснительные примечания составлены Ф. Аделунгом, вновь просмотрены и дополнены А.М. Ловягиным. СПб., 1903.
20. Заметки о России, сделанные Эриком Пальмквистом в 1674 г. М., 2012. С. 223.
21. Красовский М.В. Цит. соч. С. 208.
22. Заметки о России, сделанные Эриком Пальмквистом в 1674 г. С. 223.
А.М. Васнецов. Троице-Сергиева лавра (1908–1913).
Церкви из Нарвы (Адам Олеарий) и Николо-Угрешского монатыря (Эрик Пальмквист), преломившись в сознании художника, образовали изумительное созвучье не где-нибудь, а на священном для русского сердца Маковце.
Адам Олеарий. Поминовение усопших. Это Нарва – западный форпост Московии. Иноземные гости пересекают границу – и сразу попадают в новое эстетическое измерение, контрастирующее с их привычным опытом. Сила первого впечатления: не она ли ответственна за гиперболы и деформации в передаче увиденного?
Эрик Пальмквист. Удивление и преувеличение неотрывны друг от друга. Бочки этого храма будто положены под огромную линзу.
Августин Мейерберг. Зимогорье.
Александро-Ошевенский монастырь. XVII в. По времени икона близка путешествию Эрика Пальмквиста. Задействуем сослагательное наклонение. А если бы швед завернул на Каргополь? И попытался бы изобразить Никольскую церковь находящегося неподалёку Александро-Ошевенского монастыря? Думается, что мы увидели бы нечто подобное московскому рисунку – не иначе.
Ю.С. Ушаков. Вознесенская церковь в с. Пияла. 1651 г.
Ю.С. Ушаков. Успенская церковь в с. Варзуга. 1674 г.
Ивану Грозному мы обязаны расцветом каменной шатровой архитектуры.
Это картины А.М. Васнецова. Храм Покрова на Рву нам явлен в строительных лесах.
Этот экземпляр книги Адама Олеария принадлежал М.В.Красовскому.
Автограф Михаила Витольдовича Красовского на форзаце книги Адама Олеария.
Церковь Флора и Лавра в с. Мегрега. 1613 г.
Фрактальное дробление восьмискатного покрытия могло привести к появлению как ендов, так и фронтонных поясов.
Адам Олеарий. Панорама Нижнего Новгорода.
Святослав Леонидович Агафонов перерисовывает изображения церквей из альбома Августина Мейерберга.
Дмитрий Васильевич Милеев (1878–1914).
Успенская церковь в Кондопоге. 1774 г. Уширение двух восьмериков акцентировано тонко и ненавязчиво. Архитектурная графика может быть высокой поэзией.
Костромская мельница.
Этот рисунок И.Г. Громанна Д.С. Лихачёв репродуцирует в своей книге «Поэзия садов».
Александр Иванович Таманов. Юбилейная выставка в Ярославле. 1913 г. Александр Таманов-Таманян создаёт каприччио на древнерусские темы, черпая вдохновение у Адама Олеария.
Ереван. Памятник Александру Оганесовичу Таманяну. Каскад на заднем плане – его вдохновенный проект.
Августин Мейерберг. Крестцы. Уступчатый сруб – каскадное покрытие – восхождение в небо. Близкие друг другу архетипы лестницы и пирамиды, совместившись, получили здесь оригинальное воплощение.
Юксовичи. Великолепный снимок Ивана Землякова.
Норвегия. Боргунд. Две церкви с каскадным покрытием. Неисповедимое родство. Таинственный унисон.
Снова Адам Олеарий. Троекратное повторение темы – своего рода графическое арпеджио.
Публикуется впервые
- Размещено: 29.01.2015
- Автор: Линник Ю.В. (YuLinnik@yandex.ru)
- Размер: 59.51 Kb
- © Линник Ю.В.