Чеченков П.В. «Град» и «посад» в Нижнем Новгороде XIV–XVI веков (по письменным источникам)

[12]

Для средневекового Нижнего Новгорода характерно традиционное деление на «город» (детинец, административный и религиозный центр) и «посад» (торгово-ремесленное поселение у стен крепости). Такой вывод логично вытекает из самого первого и поверхностного знакомства с источниками. Об этом свидетельствуют хотя бы данные о строительстве великим князем нижегородским Дмитрием Константиновичем каменного «Новгорода»  (1372) и церкви Николы на Почайне (1371)[1]. Следовательно, к началу 70-х гг. XIV в. под стенами крепости берег Волги был довольно густо населен. Поскольку князь поставил здесь каменную церковь, значит, это место играло большую роль в жизни всего города.

Вместе с тем, встает ряд вопросов: противопоставлялись ли данные части поселения друг другу, какие термины применялись для их обозначения, что они из себя представляли? Самое раннее описание городской территории Нижнего Новгорода содержит Писцовая книга 1621 – 1622 гг. Как правило, ее данные экстраполируются на более ранние периоды. Однако подобный прием не всегда надежен. Проанализируем в этой работе, что говорят о городской территории источники по нижегородской истории XIV – XVI вв.[2].

Термин «град» применительно к Нижнему Новгороду используется регулярно в летописании с XIV в. (град сыпати, град камен, град зажгоша, град повергше, стояша рати у града, внидоша в град, затворишася во граде и т. п.)[3]. «Посад» впервые появляется в памятниках нижегородского летописания XVII в. при описании пожара 1520 г. В Летописце о Нижнем Новгороде оно выглядит следующим образом: «Маия въ 17 день на Вознесеньевъ день загореся храм чюдотворца Николы на Почаине в Новегороде Нижънем. И погорѣ посад до Зачатья девичья монастыря, а верхъ до Рожества пречистыя Богородицы»[4]. Однако поскольку памятники, в которых содержится данное упоминание, созданы в середине  XVII в., уверенности в том, что оно восходит к XVI веку, нет, т.е. непонятно, является ли интересующее нас слово термином описываемой эпохи или времени составления летописных произведений.

При описании пожара 1531 г. «посад» фигурирует не только в местных летописцах, но в официальном летописании XVI в. Воскресенская, Львовская, Никоновская летописи со-

[13]

общают об этом так: «Того же лѣта июня, въ 3 часъ нощи … загорѣся въ Нижнемъ Новѣгородѣ на посадѣ повыше Козмы и Дамиана, и кину огонь на градъ и загорѣся кровля градскаа, и отъ тоѣ кровли загорѣся зелiе пушечное въ Ивановской стрѣлници, и отъ того падеся  стрѣлница та, и внутри загорѣ дворъ великого князя и иныхъ дворовъ погрѣ не мало» [5]. Более лаконичен в оценке последствий пожара, но по-своему интересен, Воскресенский Новоиерусалимский список Софийской II летописи: «посадъ и городъ выгорѣ весь…»[6].

Дополнительные сведения дают нижегородские летописные памятники XVII в. Надо отметит, что в них выделяется целая серия известий о пожарах. Некоторые из них подтверждаются данными общерусского летописания. Как правило, они отличаются полнотой изложения,  детализацией событий: в них указывается год, месяц, число, а иногда и время суток, место, где распространился пожар, и какие постройки уничтожены. Все это позволяет сделать вывод о том, что эти известия носят не случайный характер, а восходят к какому-то неизвестному нам источнику, вероятно, местному. Полностью доверять датам пожаров, приводимым летописцами Нижнего Новгорода, нельзя. Однако в большинстве случаев проверить их, к сожалению, нечем. Итак, один из списков Летописца о Нижнем Новгороде приводит известие под правильной датой. В другом писец принял цифру f (9) за в (2). В результате 7039 (1531) г. превратился в 7032 (1524) г. Остальной текст идентичен: «Июня въ 23 день въ четверток въ … [пропуск в тексте – П.Ч.] часу нощи погоре посад в Новегороде Нижънем от Рожества до Пятницы, и внутри града и стрельня Ивановская разсыпася вся до земли»[7]. Нижегородский летописец под правильной датой описывает события так: «В Нижнемъ Новѣгороде погорѣ от Рождественского ручья до церкви Пятницы [в ряде списков опущено «церкви» – П.Ч.], и згорѣло 1400 дворовъ, и лавки, и анбары, и многие церкви погорѣли [в ряде списков после «анбары» – «погорели, да внутри города церкви и дворы многие погорѣли» – П.Ч.]»[8]. Итак, все варианты схожи, но не повторяют друг друга и содержат избыточные сведения. Во всех случаях «посад» отчетливо противопоставлен «граду».

Первый документ, в котором находим такое противопоставление – указная грамота от 2 ноября 1538 г. в Нижний Новгород с распоряжением выделить Троице-Сергиеву монастырю рыболовные угодья в городской округе, а также «в Новѣгородѣ на посаде мѣсто на двор, да в городѣ мѣсто на осадный двор»[9]. С этого времени упоминания в актовых материалах «посада» и «посадских» становится регулярным.

[14]

  По данным XIV в. нам известно, что в «городе» находился Спасский собор и главная городская площадь, подворья нижегородского князя (вероятно, близь церкви Михаила Архангела) и епископа. В середине XV в. собственные князья в Нижнем Новгороде уходят в прошлое, а вместе с ними их бояре и дворня. Высшим административным лицом в городе, который мог иметь обширную резиденцию в кремле, становится наместник, позднее – воевода. Судя по Писцовой книге 1621 – 1622 г., в то время двор воеводы находился на бровке высокого берега, напротив Архангельского собора и современного корпуса Нижегородской филармонии[10]. Надо полагать, что еще более представительным сооружением был двор великого князя, о котором мы узнаем из описания пожара 1531 г. В XVI в. двор должен был поддерживаться в исправности. Ведь, как известно, здесь неделями проживали Василий III и Иван Грозный[11].

Из жалованной грамоты 1624 г. известно, что в 1523/24 г. Спасскому и Архангельскому соборам была выдана жалованная ружная грамота, которая гарантировала получение хлебной руги из государевых житниц[12]. В условиях частых набегов житницы должны были находиться внутри кремля. Судя по тому, что город часто был местом сбора войск (отсюда велось их снабжение, когда они уходили в поход) житницы должны были занимать немало места. В XVII в. большой участок кремлевской территории у Тайницкой башни (в районе здания манежа, построенного в 1841 г.) занимал «государев житничной двор, а в нем шесть житниц»[13].

Под защитой кремлевских стен стояли дворы служителей Спасского и Архангельского храмов, освобожденные от постоя воевод, детей боярских и «всякого ратного люда»[14]. Здесь же находились подворья крупнейших монастырей Нижегородского края. Самые ранние сведения, документально фиксирующие наличие двора на территории кремля, относятся не к местным духовным корпорациям, а к Троице-Сергиеву монастырю. Это, отмеченная выше, указная грамота от 2 ноября 1538 г. о выделении дворовых мест. Из другого акта, отводной грамоты 1538/39 г. ключников Нижнего Новгорода, городовых приказчиков и дворского, узнаем о реализации распоряжения и отводе участка «внутри города у Семена Ста(ро)го под городах», по Семеновской улице, размером в длину 20 саженей, в ширину – 7 саженей с одной стороны и 3,5  – с другой[15]. Ясно, что «Семен Старый» – это Симеоновский храм или монастырь. В XVII в. в кремле существовал Симеоновский монастырь, который располагался в подгорной части кремлевской территории под Ивановским съездом. Вероятно, это первое его упоминание[16].

[15]

В 1546/47 г. осадный двор «в городе» приобрел у Степана Семенова сына Скорятина Амвросиев Никольский Дудин монастырь. Ему же адресована данная грамота 1572/73 г. Петра и Дмитрия Федоровых детей Налецкина на дворовое место «внутри городе»[17]. Ранее, в 1539/40 г. Дудин монастырь получил данную грамоту нижегородских городовых приказчиков «по слову вел[икого] кн[язя] Ивана Васильевича» на дворовое место Миркура Лапшанского в Нижнем Новгороде. Однако не ясно идет речь о месте в «городе» или на посаде[18].

Имеются сведения о наличии своего двора в Нижнем Новгороде к 1575 г. еще одного знаменитого монастыря – Новодевичьего, но также не понятно в «городе» или на посаде (первое вероятнее, т. к. двор ранее принадлежал князю Михаилу Воротынскому)[19].

Из документов 1600 и 1610 гг. узнаем о наличии дворовых мест в кремле у Нижегородского Печерского и Московского Симонова монастырей (у последнего, как и у Троицкого, были свои угодья в Нижегородском крае). Эти акты содержат информацию о том, что представлял собой осадный двор. Материалы запечатлели следующую ситуацию: власти Печерского монастыря «пригородили место Симанова манастыря в Нижнем Новегороде внутри городе осадной двор к своему месту» и поставили там «городьбу» (ограждение, забор) и «хоромы» (строения). В числе  последних – «горница на потклете, против ее житьнъка да избенко»[20].

Интересны сведения об акте от 24 июля 1608 г., запечатлевшем продажу портным Василием Кириловым и стрельцом стрелецкой сотни Федором Семеновым сыном Мостининым с мачехой Федорой Павловой дочерью, вдовой Русина Ковалева двора внутри города за соборной церковью сапожнику Неустрою Кондратьеву. Информация о купчей дошла в составе описи архива Нижегородского Благовещенского монастыря[21]. Следовательно, двор о котором идет речь, стал через какое-то время собственностью данной духовной корпорации. Необходимо отметить, что дворовые места у Дудина, Печерского и Благовещенского монастырей «в городе» были, вероятно, задолго до указанных выше дат, но их существование не зафиксировано нашими документами.

Акты 1580-х гг. сохранили информацию об организации Духовского монастыря «в Нижнемъ Новгороде внутри городе у Егоровских ворот [т. е. около Георгиевской башни кремля – П.Ч.]». Так, в данной грамоте от 1 ноября 1580 г. «по слову царя и великого князя» излагается содержание челобитной строителя Порфирия, «что он строил храм Д-ха Пр-чстаго [так в публ. – П.Ч.] да придѣл Николы Чюдотворца в Нижнем в городѣ и братии собрал восемь

[16]

чл-вкъ, а Гд-рва де жаловане имъ руги хлѣба и денегъ не идет и рыбных деи ловел и пашен и сенных покосов к монастырю не дано…»[22]. Из краткой записи ясно: монастырь был совсем молодой, необеспеченный, с малочисленной братией, на кремлевской территории только обустраивался[23]. По данным XVII в. известно, что Духов монастырь находился в полугоре в северо-восточном углу кремлевской территории, где в XIX в. будет сад Дворца военного губернатора.

Как видим, дворы «в городе» принадлежали не только монастырям и соборам, но и светским феодалам. Упомянутые Скорятины являлись служилым родом, представители которого были «сведены» в начале XVI в. в Нижний Новгород из Новгорода Великого или Смоленска. Вероятно, к дворянам относились и Налецкие. Сохранились данные о подворье в Нижнем Новгороде Шаги и Колупая Михайловых детей Приклонских[24]. Приклонские были дворовыми детьми боярскими, а в ходе проведения тысячной реформы, их представители попали в число выборного дворянства («выбор из городов»). В XVI в. среди нижегородских помещиков они занимали видное место. В начале третьего десятилетия XVII в. у разных Приклонских было четыре двора в самом центре Кремля на пути от Спсского к Архангельскому собору[25]. Из Писцовой книги 1621 – 1622 гг. известно, что один из крупнейших дворов, находящийся в престижном месте (рядом с дворами воеводы, князей Барятинского и Воротынского) принадлежал представителям другого влиятельного рода – Ивану и Никите Борисовым детям Доможировым[26]. Доможировы выдвинулись на первые позиции еще в первой половине XVI в. В начале XVII в. Борис Доможиров числился в выборных дворянах и был самым крупным нижегородским помещиком[27]. С уверенность можно говорить о наличии в XVI в. на кремлевской территории дворов, принадлежавших представителям еще одного влиятельного рода нижегородских дворян – Жедринским. Писцовая книга 1621 – 1622 гг. зафиксировала за представителями этой фамилии шесть дворов в «каменном городе», да еще и дворы на посаде. Жедринские едва ли не самый упоминаемый в данном источнике дворянский род[28].

В упомянутой отводной грамоте 1538/39 г. Троицкому монастырю указывается, что ранее на этом месте «былъ дворецъ Балахонцов Мити дiака да Гордѣя Никитина, да дворецъ Олfерков Бурундуков, да  дворецъ Балахонцов Онисима Бородина». Из них источникам известен дьяк Дмитрий Васильев сын – состоятельный человек длительное время (1539/40 – 1562 гг.) исполнявший функции городового приказчика Балахны и приказчика дворцовой

[17]

Заузольской волости, сосредоточивший в своих руках основные нити управления Балахнинским уездом[29].

Вместе с тем, источниками засвидетельствовано наличие в кремле дворов представителей «неэлитных» слоев городского населения, среди которых стрелец, портной, сапожник.

Посад вдоль окско-волжского берега, как отмечалось, существовал уже в XIV в. К сожалению, никаких данных о его размерах до XVI в. в нашем распоряжении нет[30].

Летописец о Нижнем Новгороде сообщает, что 21 августа 1521 г. татары появились в окрестностях Нижнего Новгорода, воевали, жгли Березополье, взяли полон, а затем подошли к городу. Эта часть известия восходит к Хронографу редакции 1617 г.[31]. Далее следует уникальное дополнение: пришли под город «того же мѣсяца 28 день на 10-мъ часу дни [десятый час от рассвета – П.Ч.], быша до вечера, и пошли прочь, и въ верхънем конце сожгли церковь Рожества пресвятыя богородицы да 40 дворовъ по Гремячеи ручеи, да Печеръскои монастырь выжгли же»[32]. В Нижегородском летописце, по-видимому, ошибочно, событие отнесено к предыдущему году. Первая часть сообщения повторена почти дословно. Вторя, отличается: «стояли три дни, и пошли прочь. А граду ничего не сотворили»[33].

В рассказе обращают на себя внимание следующие обстоятельства. Во-первых, посад был защищен не очень хорошо, а ведь согласно имеющимся реконструкциям так называемый «Старый (Большой) острог» должен был выходить к Оке выше Благовещенского монастыря, а значит захватывать район Рождественской церкви. В-третьих, мы имеем сведения о восточной границе посада. Гремячий ручей, судя по всему, это овраг, выходящий к Оке чуть ниже современного Канавинского моста, разделяющий Гремячью гору (сейчас здесь ул. Заломова) с местностью, которую в XVII–XIX веках называли Петушками или Петушково (район современной ул. Суетинской), т.е. восточная граница пролегала вдоль ручья, протекавшего по дну этого оврага.

Западная граница известна благодаря описанию пожара 1531 г. Из текста нижегородских летописных памятников XVII века, выясняется, что вниз по течению Волги он протянулся до церкви Праскевы Пятницы. Бедствие, постигшее Нижний Новгород, по-видимому, действительно было колоссальным. Неслучайно, в отличие от прочих пожаров, оно удостоилось упоминания в официальном летописании. Об этом же свидетельствует и указание Воскресенского Новоиерусалимского списка Софийской II летописи. А там сказано, что посад выгорел весь. Значит, в нашем распоряжении

[18]

есть сведения о границах посада (от Рождества до Пятницы). В отношении местности вокруг Рождественской церкви – это подтверждается нашими предыдущими наблюдениями. Надо полагать, что район церкви Параскевы Пятницы являл собой западную оконечность посадской прибрежной территории. Вот на этом пространстве, вероятно, размещалось 1400 дворов[34].

Определить местонахождения церкви не так просто. Храмы, дожившие до начала ХХ в. были многократно описаны, лито- и фотографированы. Интересующая нас церковь, по сведениям П.И. Мельникова, была сломана еще в 30-х гг. XIX в.[35]. В его времена местность ниже Кремля по течению Волги называли Пятницкой горой. «Пятницкий конец» описывается в Писцовой книге 1621 – 1622 гг. Дворы, составлявшие окрестность церкви, находились «въ старомъ же остроге на нижнемъ посаде по берегу Волги реки… подлѣ нового жъ острогу»[36]. На данном участке Новый острог проходил «около верхнево посаду отъ каменного города, отъ Егорьевской каменной башни по егорьевской сторонѣ» до башни рубленой «нугольной, что на Егорьевской стороне». Таким образом, его стены не спускались в подгорную часть, а стояли на бровке откоса. Старый острог вздымался от самой «Волги реки отъ Панские слободы на угоръ до Егорьевские угольные башни»[37]. Все это в совокупности означает, что «Пятницкий конец» в XVII в. находился на и под склоном волжского берега на участке от современной пл. Минина и Пожарского до улицы Пискунова (по линии которой проходила стена Нового острога).

. начала ХХ а вью, т. к. в отличии от многих других,а, по крайней мере ее центр,   Собственно, такие размеры Нижнего посада XVI века соответствуют его границам, зафиксированным Писцовой книгой 1621 – 1622 гг., т. к. выше по Оке и ниже по Волге от указанной территории, начинались слободы[38]. На этой площади располагалось как минимум 1400 дворов. Как видим этих размеров нижний посад достиг уже в начале XVI в.

Очень соблазнительно увидеть в описании нападения на Нижний Новгород казанцев 1521 г. намек на существование особых территориальных единиц на посаде: «въ верхънем конце сожгли церковь Рожества пресвятыя богородицы да 40 дворовъ по Гремячеи ручеи». Напрашивается аналогия с делением на концы Новгорода Великого. Однако в нашем случае данных для этого недостаточно. Этот оборот мог отражать представления жителей о городском пространстве, не имеющих под собой никакой административной составляющей. Пространственными ориентирами на посаде, как видно из летописных материалов, служили храмы – центры приходов. Из них известны:

[19]

 Рождества Богородицы (1520[39]), Козьмы и Дамиана (1531), Николы (1371), Праскевы Пятницы (1531). Еще одной достопримечательностью посада был Зачатьевский монастырь (1355 – 1363). Также в качестве ориентиров упоминаются ключи Гремячий и Рождественский[40].

Из купчей (продажной) 1578/79 г. Михаила Кузьмина сына Исаева варильщику Василию Осипову сыну узнаем, что торг в это время находился там же, где он известен по материалам XVII в. – районе Никольской церкви[41]. Предметом продажи служит лавка на Почайне. В купчей, в качестве отличительных ориентиров, указаны соседние лавки и их владельцы. Из перечисления лавок  ясно, что место под лавку было выбрано неслучайно [42].

Выражение «верхний посад» впервые встречается под 1536/37 г. в связи с пожаром. По данным официального московского летописания в этом году казанский хан Сафа-Гирей собрался в набег на «костромские и галичские места», но, изменив первоначальному плану, безвестно из леса вышел под Муром и «пошелъ въскорѣ отъ Мурома въ Казань; и поплѣниша многыхъ христианъ грѣхъ ради нашихъ»[43]. Нижегородский летописец дополняет эту информацию: «Приходил казанъской царевичь воиною под Муромъ и посадъ около града пожег. И к Нижнему приходил, и у города стоял 3 недѣли, и у нижегородцов с татары бои великъ был от третьяго часа до 9-го. А татары верхнеи посад выжгли, и згорѣло двѣсти дворов»[44]. Здесь не только впервые фиксируется существование «верхнего посада», но и указывается его размер – 200 дворов, что значительно меньше нижней посадской территории (1400 дворов). Источник этих данных неизвестен, возможно, он местный. Скорее всего, известие примыкает к серии сообщений о пожарах. Поскольку посад сожгли татары, стоявшие у «города», то, вероятно, речь идет о территории у кремлевских стен. То есть, в это число не входят дворы так называемого Започаинья (наши источники этого термина не знают), которое  было уже заселено, так как 28 августа 1535 г. была освящена церковь Жен-мироносиц.

Данное известие содержится в ряде списков Нижегородского летописца, отразивших так называемую Полную редакцию. Ни Летописец о Нижнем Новгороде, ни наиболее ранние из сохранившихся редакции Нижегородского летописца (Строгановская и Титовская) этой информации не содержат. Составитель Полной редакции привлек в данном случае некий не известный нам внелетописный источник. Поэтому степень достоверности сообщения выяснить затруднительно. В тексте имеется указание на место расположения храма. Однако выглядит оно по-разному. В списках, которые М.Я. Шай-

[20]

дакова объединят в I вид Полной редакции, независимый от всех остальных, читается: «в Нижнем Новегороде на Щипачовѣ lдворѣt освящена церковь…»[45]. Списки II вида предлагают иной вариант: «в Нижнем Новегороде на Щипачевье [или «на Щипачевѣ»] освящена церковь деревянная…»[46]. Вероятно, первое первая версия более точное. Тексты II вида являются более поздними, по сравнению с I, который лучше сохранил особенности общего протографа всех списков Полной редакции[47]. Кроме того, прочтение фразы «на Щипачеве дворе» как «на Щипачеве деревянная» с перенесением для благозвучия второй части к слову «церковь» более вероятно, чем обратная операция.

Это первое упоминание Мироносицкой церкви в Нижнем Новгороде. Н.И. Храмцовский, на основании житии Макария Желтоводского, который яко бы родился в приходе данного храма,  относит ее основание к первой половине XIV в.[48]. Однако, как известно, житие Макария позднее и составлено за пределами Нижегородского края. Поэтому достоверность данных сведений сомнительна. На основании сообщения Нижегородского летописца можно сделать вывод о том, что посад не ограничивался подолом, а уже взобрался на волжские кручи, в частности к этому времени была освоена Ильина гора. Купчая (продажная) 1580/81 г. Василия Климентьева сына Бражницына Первому Емельянову сыну Строгнина зафиксировала продажу двора на Ильиной горе, т. е. в том же районе[49].

Интересные сведения о верхнем посаде дает данная 1575/76 г. старца Феофана Васильева сына игумену Дудина монастыря Антонию на двор в Нижнем Новгороде. Передаваемый двор находился «за городом за Черным прудом в межѣ возлѣ Орины Ковалевы, а з другую сторону острог, а позади его враг». На обороте грамоты рукоприкладство вкладчика: «К сей данной яз ……… дал есми двор свой загородцкой посадной в дом Николы Чюдотворца в Дудин монастыр по своей душе и руку приложил»[50]. Сочетание ориентиров Черный пруд, острог и овраг однозначно свидетельствуют в пользу того, что речь идет о месте, название которого (Черный пруд) нам известно до сих пор.  Следовательно, в данном месте посадская территория не только достигла Черного пруда, но и перешагнула дальше. Под «острогом» следует понимать укрепления, которые проходили вдоль современной улицы Пискунова. Принято считать, что они были построены в XIII или XIV в., затем в XV – XVI в. заброшены. В 1618 – 1619 гг. острог («ограда из стоячих заостренных бревен») был сооружен здесь заново боярином Б.М. Лыковым «по линии старых валов» и получил название Нового (Малого) острога[51]. Однако если современники во второй половине XVI в. все

[21]

еще воспринимали эту конструкцию как острог, то, возможно, он и не был заброшен. В таком случае, мысль И.А. Кирьянова о том, что татары, напавшие в 1521 г. на город и сжегшие Рождественскую церковь и Печерский монастырь, не смогли преодолеть какое-то препятствие, верна. Только это был не Старый острог, построенный Петром Фрязиным, как считал исследователь, а Малый острог, который, в отличие от первого, действительно не захватывал Рождественскую церковь.

Далее, согласно имеющимся реконструкциям, сделанным на основе Писцовой книги 1621 – 1622 г., Черный пруд находился внутри Малого острога. В этом же месте за его пределами имелся овраг (Ковалихинский). Следовательно, двор старца Феофана «за Черным прудом», зажатый между острогом и оврагом, находился уже за линией укреплений. Т. е. верхний посад к концу третей четверти XVI в. выходил за пределы Малого острога, по крайней мере, на отдельных участках.

[1] Полное собрание русских летописей (далее – ПСРЛ). Т. XV. М., 2000. Стб. 97, 100; Т. XVIII. СПб, 1913. С. 111, 112.

[2] Состоянию городских укреплений в это время посвящены наши специальные работы: Чеченков П.В. Нижегородский кремль в XIV – XV вв. // Нижегородский кремль. К 500-летию памятника архитектуры XVI в. Материалы второй областной научно-практической конференции. Нижний Новгород, 2002. С. 111 – 118; Чеченков П.В. Спорные вопросы истории Нижегородского кремля XIV – начала XVI в. // Материалы V Нижегородской межрегиональной архивоведческой конференции «Святыни земли Нижегородской. Нижегородский кремль». Нижний Новгород, 2010. С. 13 – 25

[3] ПСРЛ. Т. XV. Стб. 74, 100, 114, 133 – 134; 154; 162 – 163; Т. XVIII. С. 112, 116, 126, 137, 142. Используем данные Рогожского летописца и Симеоновской летописи, как отразивших наиболее ранний для событий XIV в. этап летописания.

[4] Шайдакова М.Я. Нижегородские летописные памятники XVII в. Нижний Новгород, 2006. С. 132 – 133. В Нижегородском летописце исчезла точная дата (17 мая), Почайна сменилась посадом, в некоторых списках пред упоминанием монастыря появилось уточнение «на низ Волги реки» (или просто – «на низ»). См.: там же. С. 140, 155, 174, 188.

[5] ПСРЛ. Т. VIII. СПб., 1859. С. 278; Т. XX. 1-я пол. СПб., 1910. С. 411; Т. XIII. М., 1965. С. 58.

[6] ПСРЛ. Т. VI. С. 411.

[7] Шайдакова М.Я. Нижегородские летописные памятники… С. 133.

[8] Там же. С. 140, 156, 174, 188.

[9] Материалы по истории Нижегородского края из столичных архивов. Вып. 3: Грамоты Коллегии экономии по Арзамасскому, Балахнинскому, и Нижегородскому уездам. Ч. 1 (1498 – 1613 гг.) / Под ред. А.К. Кабанова // Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. Сборник. Т. XIV. Нижний Новгород, 1913. № 6. С. 11 – 12 [раздел. паг.].

[10] Писцовая и переписная книги XVII века по Нижнему Новгороду // Русская историческая библиотека. Т. XVII. СПб., 1898. Стб. 59 [раздел. паг.]; Агафонов С.Л. Нижегородский кремль. Нижний Новгород, 2008. С. 37 – 38.

[11] ПСРЛ. Т. XXIV. Пг., 1921. С. 222; Т. VIII. С. 270; Т. XX. 1-я пол. С. 402; Т. XIII. С. 43 – 44, 155 – 156, 159 – 160, 458, 461; Т. VI. СПб., 1853. С. 264; Т. XX. 2-я пол. СПб., 1914. С. 473, 477.

[12] Антонов А.В., Маштафароа А.В. Вотчинные архивы нижегородских духовных корпораций конца XIV – начала XVII вв. // Русский дипломатарий. Вып. 7. М., 2001. С. 469. № 286.

[13] Писцовая и переписная книги XVII века… Стб. 61; Агафонов С.Л. Нижегородский кремль…. С. 38 – 39.

[14] Антонов А.В., Маштафароа А.В. Указ. соч. С. 469. № 287.

[15] Материалы по истории Нижегородского края… № 8. С. 12 – 14

[16] Писцовая и переписная книги XVII века… Стб. 26.

[17] Антонов А.В., Маштафаров А.В. Указ. соч. С. 448. №  170; С. 452. № 192.

[18] Там же. С. 447. № 168.

[19] Материалы по истории Нижегородского края… № 32. С. 56.

[20] Акты феодального землевладения и хозяйства. Акты Московского Симонова Монастыря (1506 – 1613 г.). Л., 1983. № 218. С. 265 – 266; № 231. С. 278; Материалы по истории Нижегородского края… № 83. С. 99.

[21] Антонов А.В., Маштафаров А.В. Указ. соч. С. 466. № 269.

[22] Материалы по истории Нижегородского края… № 37. С. 58 – 59; № 45. С. 63.

[23] Н.И. Храмцовский приводит данные об основании Духовского монастыря в 1574 г. «опальным дворянином», выселенном из Новгорода Великого после опричного погрома. Источником информации автора о монастыре являлось следующее издание: Исторические известия о нижегородском Духове монастыре и церкви Святого Духа, что во дворце. Нижний Новгород, 1855. См.: Храмцовский Н.И. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. Нижний Новгород, 1998 [переиздание книги 1857 – 1859 гг.]. С. 239, 241, 553 (прим. 343),  556 – 557 (прим. 377).

[24] Акты служилых землевладельцев. Т. III. М., 2002. № 344. С. 283.

[25] Писцовая и переписная книги XVII века… Стб. 59.

[26] Там же.  Стб. 59.

[27] Подробнее см.: Чеченков П.В. Элита нижегородского служилого «города» на рубеже XVI – XVII вв. // Материалы V Нижегородской межрегиональной архивоведческой конференции «Святыни земли Нижегородской. Нижегородский кремль». Нижний Новгород, 2010. С. 60 – 72.

[28] Писцовая и переписная книги XVII века…  Стб. 60, 65, 68, 90, 181.

[29] Подробнее см.: Чеченков П.В. Нижегородский край в конце XIV – третьей четверти XVI в.: внутреннее устройство и система управления. Нижний Новгород, 2004.

[30] И.А. Кирьянов утверждал, что уже в великокняжеский период застройка тянулась от Печерского монастыря (подчеркнем: это должно означать – от Старых Печер, ведь монастырь в XIV в. еще не был уничтожен оползем!) до современного Окского моста, а в нагорной части она доходила до современной улицы Пискунова. К этому же время было застроено Петушково. Однако основания таких выводов остаются неизвестными. За исключением ссылки на найденные в 1947 г. в районе нижней части ул. Краснофлотской богатые захоронения, относящиеся к XIV в. См.: История города Горького. Краткий очерк. Горький, 1971. С. 24.

[31] Шайдакова М.Я. Нижегородские летописные памятники… С. 53, 66.

[32] Там же. С. 133.

[33] Там же. С. 140, 147, 156, 174, 188. Цит. по Строгановской редакции. По разным спискам прослеживаются незначительные разночтения (перестановка слов, использование синонимов).

[34] Необходимо подчеркнуть, что полного доверия к числовым значениям, приводимым нижегородскими летописными памятниками XVII в., быть не может.

[35] Мельников П.И. О старом и новом городах в Нижнем Новгороде… С. 181.

[36] Писцовая и переписная книги XVII века… Стб. 137 – 141.

[37] Там же.  Стб. 15 – 16.

[38] Там же. Стб. 174 – 178. В Писцовой книге храмы Нижнего посада перечисляются сверху вниз по течению Оки-Волги. Церковь Проскевы Пятницы предпоследняя. Ниже нее только церковь Петра и Павла.

[39] Приводится время первых известий.

[40] О расположении Гремячего см. выше. Надо полагать, что Рождественский ключ соответствует «Турнову врагу» XVII в., Успенскому оврагу XIX в., современному Почтовому съезду.

[41] Писцовая и переписная книги XVII века… Стб. 38.

[42] Материалы по истории Нижегородского края… № 35. С. 57 – 58.

[43] ПСРЛ. Т. XIII. С. 116; Т. ХХ. 2-я пол. С. 441 – 442.

[44] Шайдакова М.Я. Нижегородские летописные памятники… С. 140, 147. Цитата приведена по спискам, отражающим Титовскую и Строгановскую редакции. В списках более поздней Полной редакции сохранилось указание на иной срок пребывания хана под городом – 3 дня (Там же. С. 156, 174, 188.). Хотя, Строгановская и Титовская редакции лучше отразили первоначальный текст, тем не менее, нельзя исключать возможности правильной передачи отдельных оборотов Полной редакцией. В Летописце о Нижнем Новгороде это сообщение отсутствует. Оно частично совпадает с другим источником Нижегородского летописца – Хронографом редакции 1617 г. Но в нем нет последней части, начинающейся со слов «и у города стоял» (Там же. С. 66 – 67.). Именно этот фрагмент нас интересует больше всего.

[45] Шайдакова М.Я. Нижегородские летописные памятники… С. 156.

[46] Там же. С. 174, 188. Прочие списки отражают еще более поздние этапы работы с текстом Нижегородского летописца.

[47] Там же. С. 86.

[48] Храмцовский Н.И. Указ. соч. С. 280 – 282.

[49] Антонов А.В., Маштафаров А.В. Указ. соч. С. 452. № 195.

[50] Материалы по истории Нижегородского края… № 34. С. 57.

[51] Кирьянов И.А. Старинные крепости Нижегородского Поволжья. Горький, 1961. С. 32 – 33 и схема-вклейка «Нижегородская крепость в первой половине XVII в.»; Агафонов С.Л. Агафонов С.Л. Горький. Балахна. Макарьев. 2-е изд, испр. и доп. М., 1987. С. 31 (илл. 10), 34, 38 – 39.