Лохова А.Г. О печи и печнике

Теперь уже перестали класть настоящую большую русскую печь в избах. В новых избах если и кладут, то небольшую, без припечка, и лежаночку маленькую делают. И кирпича много надо на хорошую печь и места многонько занимает, да и дров многовато идет. Большие печи только и встретишь в больших деревнях, в старых избах. А без печи изба просто немыслима. Печь в избе — это всё.

Хозяйки берегли печь, ухаживали за ней, всегда она у них в порядке. Загребать жар станут, так кочергой бы не ботнуть, следили, чтобы горшки и чугуны в печи зря не уходили, не попортить бы под. Шесток всегда чисто подметен крылышком, черенки ухватов каждую субботу мылись с кирпичом, а теперь уж кто чем. Медный душник всегда чисто начищен. Справа в запечке всегда стоял чугунок с натушенными углями для самовара, покрытий сковородой. Весной к Пасхе печка каждый год подбеливалась. И служила она семье большую службу долго и надежно.

В печь можно поставить и пирогой хлебы разом. На печи чуть ли не вся семья убирается. Стоит такая печь долго, разве что под переложат. А убористая она, страсть! Палатки и шесты на печи вмещали множество воякой всячины. На печи на кирпичах сушил и валенки, и одежду, вымоченную в дождь. Случалось сушили и яблоки, и рожь и тряпицы детские (пеленки).

Справа на плече лежали тяпки, скалки и мутовки. Под шестком толкушки и сковороды. Под печью кочерга, ухваты, сковородники. На малом плечике лежали спички, всегда под рукой.

А бывали хитрецы-печеклады, вдоль печи делали как-бы завалинку, так на ней усядутся пол-деревни ребятишек.

А вспомните какие хлебы выходили из русской печи, поставленные в печь «в вольну» — подрумяненные, душистые…

Пироги выходили пышные, пропеченные. Картошка, сваренная «у пылу» — вкусная. Варева упревали. Например: вынут, бывало к вечеру из печи чугун со студнем, откроют крышку-сковороду, запах! А щи? Садишься ужинать иногда поздно вечером, так нельзя сразу есть, горячо, а печь топили рано утром. Какая славная насолода для квасу или парешка получалась! Морковь, тыква и брюква парились иногда в одном чугуне, да по два дня. Возьмешь, бывало, кусочек брюквы или корочку тыквы, упаренной до шоколадного цвета, вкусно! Как говорят, пальчики оближешь. Раньше это было лакомством.

Но это еще не всё. Если устанешь с дороги, или назябся, или прихворнул – нет лучшего средства, чем полежать на печи. Всех «пользует, нагреет и разморит. Угреешься, вспотеешь и уснешь сладко и крепко. Печь в деревне излечивала все недуги.

— «Ложись, ложись», — скажут тебе; бывало, — «разгреби там пятки-то, пятки-то покали», — и лежали, калили пяты на горячих кирпичах, прогревались и выздоравливали… А в холода прибегут ребятишки в избу с улицы и щекой к горячему подтопку. Было у печи еще одно назначение: спасала от ремня. Пока бабка, ругаясь, собирается «отпороть окаянных,» ребятня уже на печи в самом дальнем углу.

А как же слушались и запоминались сказки тех же бабушек, которые рассказывались по вечерам на печи! Вечером в подтопке дрова горят ярко, потрескивают, а топят всегда под вечер, сидишь тут, сумерничаешь. А как ветер воет по зимним вечерам в трубе на разные лады, заслушаешься до жути. Но тепло, хорошо, на печке всегда лето.

До сих пор, мы, деревенские по рождению и по духу, по разным обстоятельствам уже давно живущие в городе, ездим, улучив время, по разным делам в деревню. И помочь, и отдохнуть от заводского шума и городской суеты; и считаем первейшим удовольствием помыться в деревенской бане, попить чаю из самовара, а устанешь или занеможится, так полежать-погреться на печи.

На печь не жалели ни трудов, ни расходов. Печника вызывали надежного, о цене не торговались, платили, сколько запросит.

По деревням были печеклады разные. Были плохие, ненадежные, из тех, что за все берутся и ничего путем не умеют. Сложит такой печь напрямую, затопишь – гудит, орет и дров много сжигаешь, несколько охапок, а тепла нет. Поистине, «топится весело, да не греет ничего».

Были и так себе, средней руки. Сложат, бывало, печь, печь как печь, вроде бы ничего, да вдруг в избе начинает мокнуть, а то окошки отпотевают. Бывает, что печь и печет плоховато. А бывает и совсем плохо: придымливает печь, немного будто, а накопится дым – хоть решетом выноси, и мигом закоптит всю избу.

А были печеклады-мастера. Как говорится, мастера большой руки. Они почти всегда потрафляли хозяевам. Сложат, так уж сложат. Всем печам печь. Вот таким мастером и был Иван Яковлевич Охлучин из деревни Фомина и славился он на всю округу. Черноватый, кудреватый, хмуроватый и малоразговорчивый, всегда в каком-то больщом фартуке, прихрамывающий. «С войны шкандыбляю», – говорил он.

Охлучин печекладил по деревням, беря очень умеренную плату с хозяев. Работал он не то, чтобы красиво – по мнению многих, где уж там красота: глина да кирпич! А легко. И вроде не очень быстро, но споро. Мог сложить он и подтопок, и голландку, и печь с плитой в две топки, по-своему, как другие не умели, да не считал это за стоящее дело. «Ну какая же это работа, это полработы, сложить такую печь!» – говаривал Охлучин.

По его словам, изо всей кирпичной работы он любил больше всего класть деревенские печи: «Вот, к примеру, сложить хорошую деревенскую печь – это работа и голове и рукам». И клал свои отличные печи, неся тепло людям.

И на вид печь у него получалась ладная, нигде никакой неровности, и после нигде никакой трещинки. Под ровнешенькой. В избе всегда сухо. Печет хорошо. Горнушки, где всегда сушатся носки и варежки, глубокие, выложены мысочком. Подтопок как игрушка, тяга у него хорошая, а побольше потопишь — жара в избе, и топили его только в большие холода. Заслонять заслонку и накладывать вьюшки удобно. Душник сделан так, что его удобно достать, и отдушина для самовара выложена на самом подходящем месте. Ничего не скажешь, добротная печь выходила.

Клалась печь так:

Иногда просто на полу, но тогда под печь подводились смоляные столбы, а иногда на особом фундаменте. Потом опечек; брусья деревянные ложатся, затем низ печи, самое малое кирпича в четыре. Постепенно выкладывается топка, чело, под. Потом свод. Свод кладется аркой.

Кирпичи тут кладутся на ребро, углом. Пространство между кирпичами заполняется глиной с песком. На верх, на свод, насыпают песок, иногда гравий и битое стекло, чтобы тепло дольше держалось. Потом все это застилается кирпичом. Раньше не клали никакого железа, а теперь иногда для скрепы кладут проволоку железную через ряд. Затем выкладывают вьюшки, заслонку, трубу, боров на подволоке. Это в основном, а так всяк печник по-своему. У Ивана Яковлевича, наверное, были какие то свои приемы, у него всегда выходили печи лучше других и по виду и по другим качествам. Потом затирают печь, заглаживают. Иван Яковлевич всегда сушил до суха половинку кирпича, и затирал ею печь начисто. И нужны тут только песок да глина, да немудреный инструмент: киречка, совок, отвес, брусок деревянный для заравнивания.

Да руки, руки мастера, и лучше такого мастера как Иван Яковлевич Охлучин.

Больше полувека прошло, а доныне стоят печи Охлучинской кладки у нас в округе – деревнях Городецкого, Чкаловского и Балахнинского районов, и служат людям во славу своего создателя И. Я. Охлучина и его учеников.