Городец хорош в любое время года. Зимой он напоминает спящего сказочного богатыря, чей покой охраняют сосны на валу. Весной он неторопливо просыпается от зимнего сна, летом становится ярким и знойным, а осенью загорается рябиновым пожаром. Вы, наверное, и не знаете, откуда в Городце столько рябины. Тогда подбросьте дров в камин, устройтесь около него поудобнее и слушайте. А я расскажу о том, что однажды давным-давно, бархатной августовской ночью1983 года нашептали мне звезды над Городецким валом.          

            Зима в тот год была лютая и тревожная. Страшные слухи ползли по Волге, леденили кровь. Дикая, жестокая орда раскосых азиатов неслась по Волге, сжигая все на своем пути. Рассказывали, что не щадят ни старых, ни малых.

       Но тлела маленькой лампадкой надежда, что не дойдут, повернут, воротятся. Да только таяла сила русская, в кулак не собранная. Свирепел враг от упорства русских богатырей, черным вороном вился над деревнями и селами.

     К февралю стало ясно, что беды не миновать. Грозная сила, не сворачивая, двигалась к Городцу. Багровое зарево сплошной стеной колыхалось на горизонте, горький дым пожаров пропитывал воздух. К городу стекались окрестные жители, с надеждой взирая на мощные, неприступные укрепления. Долбили мерзлую землю, рыли землянки, надеялись отсидеться за городскими стенами…..

     В другой раз, выйдя в сени, княгиня бы залюбовалась, глядя на статных, широкоплечих богатырей, толпившихся во дворе. И поспешила бы отыскать глазами своего ненаглядного, князя своего. Лучше всех он ей казался. И ведь, сколько уж прожили, а все сердце екало, как увидит его издали. Будто в первый раз на свидание тайком бежала.

     Только в этот раз сердце стучало глухо, чуяло недоброе. Собирал князь дружину. Собирал, чтобы грудью заслонить дорогу к Городцу. Да только, что они? Горстка отважных песчинок. А перед ними рать несметная. Но князь так решил. Так тому и быть. Знала княгиня нрав своего суженого. Раз решил, назад не отступит. Ни лаской, ни угрозами его не остановить. Да и сама понимала: негоже князю отсиживаться в городе: не старик, не баба. Вот и сжималось ее сердце, глядя на молчаливые сборы.

    Всю ночь они просидели, не зажигая свечей, прислушиваясь, как тревожно спит город, сжавшись от страшных предчувствий. Перебирали в памяти, как жемчужинки перекатывали, то, чем жили, о чем мечтали. О завтрашнем дне не говорили. Знал князь, что оставляет свою лебедушку одну. Кто ее защитит? И она знала, что наутро идти ей рядом с конем, держась за стремя, до самых городских ворот и ни слезинки не проронить, не вскрикнуть. Княгиня она, не пристало ей выть да голосить. Вот и хотелось на прощанье сказать слова заветные, отвести беду. Да разве перед разлукой наговоришься?

      Наутро у ворот, прощаясь с мужьями заголосили, запричитали бабы. А она долго потом стояла на городской стене, глядя невидящим взглядом вдаль. Будто хотела…Да ведь как хотела! Ударилась бы оземь, обернулась птицей-вещуньей, полетела бы рядом, прикрыла, защитила. Не бывать этому. Оставил князь ей город, их родной Городец, где вместе загадывали, как новые храмы поставят, терема высокие возведут.

     Ушел князь и не вернулся. А через день  татары стояли под стенами города.

Мальчишки да жонки отчаянные ночью за вал тайком пробирались, искали на месте сечи своих отцов да мужей. Одному богу известно, как волокли назад, в город, либо в землю городецкую, родную навечно класть, либо травами да лаской к жизни возвращать.

    Первый княжий дружинник, Андрей Шачень, крепкий, сбитый, никакой силой не свалишь, лежал, еле дыша. Только к вечеру под нежным взором молодой жены Иринушки пришел в себя. Сказывал, что князь бился не щадя живота своего, да вдруг как сквозь землю провалился. И на поле, сколько его ни искали, так и не нашли.

Тайком воеводу Александра Юрьевича бездыханного с поля в город унесли. Спешил на помощь с Оки, да помощь мала оказалась. Вот и лежал он на княжьем дворе, весь израненный, бредил, звал в бреду князя. Сама княгиня от него не отходила. Только ей известными мазями раны смазывала. Лучшим другом он был князю, верным, надежным. Много лет они вместе воевали, сколько тягот пережили. Всякое бывало. А только дружба все крепче становилась.

     Сидела княгиня рядом с раненым, а сама горькую думу думала. Не осталось в городе защитников. Дети, старики да бабы. Знал это и враг. И не спешил брать город. Все равно не жить ему больше. А ведь князь ей Городец оставил. Не может она отдать его на растерзанье. И вспомнила, что около озера жил седой, как лунь вековой дед. Знала, что за советом к нему князь сам хаживал.

-         Знаю одно средство спасти город, не отдать его на поругание. Да хватит ли у тебя, голубушка, сил? А сделать надо вот что. Прикажи своим людям развести на Княжей горе большой костер. И шагни в него, не оглядываясь. И те, кто пойдут за тобой, обретут бессмертие. И будет Городец вечен. Будут идти века. Будет меняться ваше обличье. Но души будут гореть тем неистовым пламенем, в который вы войдете. Все вы будете любить костры. И у каждого будет отметина от того костра. И дана вам будет чудная сила воскрешать из пепла и праха наш славный город….Только идти надо, не оглядываясь.

 

          И вот пылает на Княжей горе костер. На княгине любимый князем наряд: по черному полю гроздья алой рябины вышиты. Как искры костра. Рубаха алая. Идти и не оглядываться. И не проронить ни слова.

         Ахнула толпа, разом выдохнула, когда рубаха слилась с костром. И тут же следом вместе с конем взлетел в костер воевода Александр Юрьевич. Как в пропасть кинулся. В наступившей напряженной тишине спокойно и ровно подошла к страшной черте между жизнью и бессмертием Зина, дочка коновалова. Тихая, робкая, молчаливая. Чуть что –робеет. Глаза долу опускает. А поди ты, сила какая в ней! Вошла в костер и растаяла.

Вот отделилась от толпы худенькая фигурка. И сначала нерешительно, а потом все быстрее и быстрее, словно боясь опоздать, метнулась в костер. Посадские узнали в ней Любавушку, что жила вместе с дедом за кузницей у самого вала.

Андрей Шачень, храбрейший воин. Еле от ран на ногах держится, а идет. Рядом Иринушка жмется. Катенька маленькая на руках. Так втроем и вошли в огонь.

Следом, переступая невидимую черту, входили в костер все новые и новые люди.

И становился город огромным факелом, испепеляя врагов и обретая бессмертие…

Искры того костра превратились в ягоды рябины. Такие, что были вышиты на княгинином наряде. С тех пор каждую осень бушует в Городце рябиновый пожар.

          Летом приезжают в Городец археологи. Каждой находке радуются, будто что-то свое, потерянное находят. Удивляются современные городчане. Приезжие, а все про Городец знают. Где улицы были, где дома стояли. В августе они праздник устраивают. День археолога называется. Татьяна Владимировна выходит к праздничному столу в своей любимой алой блузке и черной юбке с вышитой рябиной. Со своими ребятами приезжает ее помощник, Александр Юрьевич Рогачев. Усаживается рядом Зина Коновалова. Удивительного цвета у нее волосы. Будто отблеск костра на них. Озаряется счастливой улыбкой лицо Любы Удовиченко, мягкий говор которой и смуглый цвет кожи выдают в ней степную кровь. Основательный Андрей Шачнев, правая рука начальника,  по-хозяйски командует подготовкой к празднику. Съезжаются участники дальних экспедиций. И вот уже плывет по кругу чаша дружбы. Дивно! На ней алая рябина по черному полю.

                 А когда на августовском небе зажигаются звезды и теплый ветер доносит с Волги то речные запахи, то пряный аромат скошенной травы, они садятся у костра. И молча на него глядят. Будто видят в нем свой древний город. Может и правда, видят?!

 

 

С той августовской ночи прошло немало лет. И все это время мне постоянно встречаются люди, которых неудержимо тянет в Городец. Что, и Вас тоже тянет?! Тогда загляните-ка в себя! Может, увидите отметины того костра? Кто знает! Ведь идти надо было, не оглядываясь!