Грунт земли в селе Катунках преимущественно глинисто-песчаный. Местные жители делят землю на две почвы: на черную и серую; черною называется суглинок, а серою – супесь. Хорошо удобренная земля называется назём.

Посев состоит из пшеницы, овса и льна, иногда ячменя и гречихи.

Озимый хлеб всегда почти поспевает к Ильину дню, а сенокос – к Петрову дню.

Хороший урожай хлеба зависит всегда от удобрения и благовременных дождей. Влияние же на произрастание хлебов воды Волги не имеют, так как местность правого берега, на которой сеется хлеб, возвышается над уровнем реки сажен на 15, и потому хлеб орошается единственно одними дождями.

Лет за 12 до настоящего времени родилось в здешней пшенице множество головни, то есть в колосе, вместо пшеницы, были черные зерна, которые по раздавлении обращались в уголь, но, благодаря здешнему изобретению, теперь головни в пшенице не видать: катунцы стали пшеницу мыть перед посевом известью – полупудом извести вымывают четвертей пять пшеницы.

Сколько мне известно, пшеница во многих местах Нижегородской губернии родится с головнею. А средства истребить головню еще не знают, почему было бы желательно, чтобы открытие катунцев распространилось и в других местах.

Земледельческими орудиями служат сохи и бороны,  а у некоторых имеются еще и косули, употребляемые при заращении полей… Жатва хлеба производится серпом, других орудий не знают. Одна жнея нажинает в день от ста до двухсот снопов; в некоторых местах жнут и мужчины.

Молотят хлеб преимущественно молотилами, или иначе цепами, а кто посправнее – одною или двумя молотильнями, то есть одноколками, особенным образом устроенными и запряженными в одну лошадь.

Веют хлеб лопатой, веялок ни у кого нет.

У каждого почти деревенского жителя можно встретить праздничную сбрую для лошади, праздничную телегу и сани или, по крайней мере, обшивни.

Скот здешний, как-то: лошади, коровы, овцы и свиньи, породы чисто русской. Овцы бывают серые, белые и черные. Скота здесь держат мало, такое количество скота зависит от недостатка кормов. Свиней держат тоже очень мало.

 

 

Во всех деревнях находятся колодези глубиною от трёх до 10 сажен с хорошею водою, а во многих сверх колодезей есть и ручейки или ключи.

Дома свои ставят как вздумается домохозяину, так, например, один выставляет свой дом на аршин в улицу, а другой на столько же взад.

Лет еще за шесть до настоящего времени дома строились с одним красным окном и двумя по сторонам его волоковыми (малыми), но теперь уже строятся с тремя красными окнами и покрываются тесом, преимущесвенно в желоб, соломой же и драницами кроются овины, сараи, дворы и иногда бани.

Освещением домов служит преимущественно березовая лучина, пригоняемая по воде на плотах из унженских лесов, и продающаяся здесь от 15 до 20 копеек за десяток.

Костюм у мужчин: двубортный кафтан, у женщин – сарафан и короткая с борами шубка – «галанка»; в последнее время очень многие стали носить немецкую одежду (с.176).

 Не говоря уже о сельских, даже деревенские, насколько лишь позволяет достаток, ни в чем почти себе не отказывают: каждый имеет праздничный халат и кафтан, а из молодых – если не смазные, то непременно козловые сапоги; пищею преимущественно служат: щи, осенью, когда колят овец, у всех почти мясные, а в другое время года постные, но забеленные сметаной, каша из пшена либо из своей пшеницы, жареный картофель, яичница, вареный картофель, забеленный сметаной, дынники, пшенники и т.п., и в заключение – пирог с кашей, луком, морковью, иногда пустой или просто ситник из ржаной муки, просеянной сквозь сито. Сельские жители очень любят пить чай. Так что даже бедные, терпящие нужду, почти ежедневно пьют его, выпрашивая иногда для этого копейки две-три под окнами достаточных поселян.

Они часто бывают подвержены разным болезням, преимущественно горячке, лихорадке и чахотке. Некоторые пользуются в болезнях домашними способами врачевания. Так, например, от горячки привязывают к подошвам ног хлеб или глину с уксусом или приставляют горчичники, ко лбу привязывают кислую капусту, пьют малину или чай до поту; в чахотке пьют козье молоко; от зубной боли полощут во рту ромом или вином, настоенным хреном, а чаще выдергивают больной зуб. Наружные болезни также лечат кто как знает, так, камчуг лечат палым медом, привязывая его на красное сукно, другие мешают этот мед с землёю из ласточкина гнезда, что считается действительнее»,  к нарывам привязывают хлеб с солью и тому подобное.

Между катунскими жителями замечательная черта та, что они очень религиозны и усердны к церквям, в сравнении с прочими жителями уезда. В праздничные дни они являются в церковь к службам по первому звону, стоят с благоговением и любят стройное пение, для чего имеются из среды их певчие в каждой церкви.

Расколу в Катунках мало, в сравнении с прочими селами Балахнинского уезда, влияния на православных не имеют никакого.

При всей, однако ж, религиозности прихожан села Катунок все-таки можно встретить между ними довольно предрассудков и суеверий, существующих издавна, так, например, младенцев мужского пола кум, а женского – кума после крещения передают матери через пирог, лежащий на столе, для того де, чтобы новокрещеный шел на хлеб, на соль.

Отец невесты, решившись отдать дочь свою замуж, утверждает свою волю рукобитием, которое состоит в том, что оба свата – отец невесты и отец жениха – дают друг другу руку, но не обнаженную, как обыкновенно, а непременно каждый в поле, чтобы молодые супруги жили не голо.

Перед браком большею частью невесте, а иногда и жениху, кладут в карман рябину, как имеющую на себе крест, для того, чтобы их не испортили злые люди.

Подруги невесты просят её перед выходом из дому к венцу сдернуть со стола салфетку, и если невеста сдернет, то верят, что одну из подруг ее в этом году выдадут замуж.

Молодых после венца сажают за стол на шубу, хотя бы свадьба случилась летом, или на кошму, для того, чтобы они жили богато,

Младенцев, страдающих от грыжи, пронимают сквозь осину, то есть раскалывают осину и сквозь нее протаскивают ребенка.

Младенцу, начинающему переступать, перерезывают след от ноги ножом, или, по здешнему выражению, «перерезывают страсть», чтобы не боялся ходить.

Малых детей, у которых нет аппетита, кормят кусочками от сорока милостин, взятых тайком у нищего в корзинке.

Беременные женщины в кумы не ходят потому, что один из младенцев – свой или крещеный, будет-де несчастным на весь век.

Если увидят народившийся месяц с правой стороны, то верят, что счастливо его проживут.

Купленную корову новый хозяин сводит со двора прежнего владельца непременно на своей веревке, для того, чтобы двора держалась да съемок с молока был хорош.

Если заяц перебежит дорогу, ожидают себе в дороге несчастья.

Если испеченный хлеб мыши едят к исподней корке, то ожидают понижения цен на хлеб, а если кверху – то дороговизны.

Если мыши проедят на стене висящую или в сундуке лежащую одежду, то верят: в дому скоро будет покойник.

Верят также, будто к покойнику, если ворон каркает на дому.

Больных «с глазу» спрыскивают, для чего вливают наперед в чашку холодной воды, кладут в нее щепотку соли и, вынув из печи шесть угольков, опускают их в воду с приговором: «от мужского, от женского, от девичьего, от черного, от серого» и при шестом угле – «от белого глаза», и этою водой невзначай спрыскивают больного. Младенцам, страдающим «от глазу», слизывают переносье, оплевываясь при этом на три стороны.

Чтобы смягчить сердце злого человека, ставят свечку к иконам, как говорится, вверх ногами.

 

 

У сельских же жителей (т.е. в селе Катунки) ничего подобного тому, что имеет в своем хозяйстве каждый деревенский житель, встретить нельзя, так как все они живут бобылями  (не имеют собственного хозяйства, земельного надела), и кроме ремесленного инструмента, самовара да разве часов стенных, ничего у них нельзя встретить. Катунские жители земледелием не занимаются, но все они люди ремесленные и торговые.

 

Близ села Катунок, не далее как в полуверсте, пролегает от Нижнего в Кострому большая почтовая дорога, к тому же собственно река Волга имеет большое влияние на хозяйство здешних обывателей, именно: сюда по ней привозят корьё и разный другой материал для кожевенных заводов, алебастр для леквасных заводов, здесь покупают дрова для пароходов, нанимают рабочих на разные речные посуды и проч.; для всего этого требуется довольно народу, а потому многие из села Катунок и ближайших деревень привычные уже к этому и обязаны жизненным своим продовольствием преимущественно Волге.

Жители села Катунок отличаются веселым характером и трудолюбием – никакое дело из их рук не валится.

Жители села Катунок все чисто русские. Они трудолюбивы, промышленны, их занятия издавна состояли в ремеслах и промысле, который преимущественно направлен был на выделку опойков. Кожевенное производство существует здесь около 90 лет. Первым кожевенным заводчиком был Самарин, ему стали подражать другие и разбогатели от этого промысла. Искуснейший мастер был Яков Самарин, правнук первого заводчика, умерший в 1864 году. Он дубил и выделывал непромокаемые овчины с волосом, приготовлял их по особоизобретенному им способу; этим же составом придавал он непромокаемость кожам, холсту и другим тканям. Надо жалеть, что он оставил по себе неизвестным этот состав, да и при жизни мало распространял в торговле изделия этого рода.

До того времени жители ходили в бурлачество, шили рукавицы и женские крестьянские башмаки - коты. Катунские опойки и доныне считаются лучшими.

В настоящее время (2-я половина XIXв.) одни катунские жители занимаются выделкой опоек и кож, другие – чеботарною работой, третьи – скорняжеством и собиранием по окрестным уездам кошачьих шкур, которых собирают в год тысяч до сорока, но здесь не выделывают, а продают для выделки спасским заводчикам (Лукояновского уезда); четвертые занимаются торговлей, рыбным промыслом и перевозкою с приволжских берегов Юрьевецкого уезда до Нижнего Новгорода дикого камня-булыжника, а из Оки, вверх по Волге, алебастра, сбывая его по прибрежным городам, доезжая иногда до Рыбинска.

Главная река Волга, в нее впадает в нижнем конце села речка Чертуха, на которой устроено несколько клейных и леквасных заводов, принадлежащих местным жителям. Леквасное производство не составляет отдельной самостоятельной отрасли промышленности, а обусловливается исключительно существованием кожевенных заводов, «леквасом» называется алебастр, приготовленный в виде призмы, для отделки (чистки, шлифовки) кожи.

 

 «Фабрик в Катунках нет, но заводов много. Именно: 30 кожевенных, 8 клейных и 5 кошомных; около 70 леквасных заводов при деревнях, лежащих близ речек, один овчинный в деревне Рылкове, один бульонный в деревне Санагиреве и один калевый в той же деревне, на котором делается калевая краска желтого цвета, идущая на ситцы, три кирпичных завода при деревнях Козьмине, Белоглазихе и Опалихине и один известковый при деревне Задней, близ которой из добытого в горе камня и обжигается известь. Другие же жители деревень всего более занимаются ложкарным и веретенным ремеслами.

Кожевенные заводы. На кожевенных заводах выделывают опойки, как белые, так и черные, из телячьей шкуры. Шкура эта, или так называемое сырье, привозится сюда из Ярославля, Москвы, Сибири и других мест. Сырье первоначально кладется на заводе в зольник, где с него слезает шерсть, потом в гнилую воду, отсюда в дубильник, в котором, будучи засыпано корьем, дубится, и так далее; всего в деле белый опоек бывает месяца два, а черный полтора. Для выделки  белых и черных опойков требуется: известь, шадрик, корье ивовое, жир тюлений, деготь, квасцы, сандал и леквас. Главное на заводе, от чего много зависит достоинство опойков, это вода, которая должна быть непременно двух, самых противоположных, свойств: самая мягкая свежая и самая жесткая – гнилая, почему и бывает всегда на заводе два таких колодезя. В Катунках, за неимением на месте воды обоих свойств, особенно мягкой, проведена вода почти во все заводы из одного колодезя – святого, а куда она не проведена по неудобству, в том заводе хороших белых опойков почти не бывает… Кожа, то есть шкура коровья или коневья, требует вполовину меньше уход; только из дела не выходит дольше. Опойков и кож на всех заводах выделывается более 500 тысяч штук. Главный сбыт этого товара – в Москве; кроме же Москвы отправляют его раз пять в год в Украйну, также на ярмарки ростовскую и особенно нижегородскую. Товар отправляется в означенные места на лошадях; водой же его никогда не отправляют. Работа на кожевенных заводах идет круглый год, но перед нижегородской ярмаркой усиливается. В это время число рабочих возрастает вдвое против обыкновенного, а именно, на заводах работает до 600 человек мужчин, 300 женщин и до 100 детей.

Клейные заводы. Клей варится из стружки или мездры, идущей с опойков, выделываемых на катунских  кожевенных заводах; но как с одних этих заводов мездры для всех клейных заводов недостаточно, то привозят ее в большом количестве из Казани, Астрахани,  села Богородского Нижегородской губернии и с Нижегородской ярмарки. Из 10 пудов сырой стружки выходит один пуд клею, а из сухой – пуд выходит из двух пудов 20 фунтов. На восьми заводах клею вываривают около 4500 пудов… Катунский клей считается самым лучшим в России. Он идет в государственную экспедицию заготовления кредитных билетов, на кинешемские, шуйские и московские фабрики и для столяров. Клей варят с половины апреля до 20 сентября, но лучшее время для варки его – весна и сентябрь, потому что в летнее жаркое время, при 23градусах теплоты, он, вместо того, чтобы сохнуть, течет с сеток; в таком случае его составляют в холодное место. От чего происходит замедление в варке. На всех клейных заводах работает человек 40 рабочих – взрослых и малолетних.

Кошомные заводы. Кошмы (полости, войлоки), идущие для прокладки домов, выделываются из шерсти, которая идет с тех же опойков.  Для пяти катунских заводов требуется шерсти в год до 7000 пудов; 5000 пудов выходит собственно с катунских опойков, а около 2000 пудов прикупают. Из этого количества выделывают кошом мелкого сорта около 400 000 штук весом в 7000 пудов. Кошмы эти отправляют в Петербург, на тихвинках, где продаются рублей по 25 серебром за тысячу; впрочем, ныне такие деньги стали давать на месте. Хозяину от кошом, за всеми расходами, остается около 1 рубля серебром с тысячи.

Леквасные заводы. Леквас делается из алебастра, привозимого сюда с реки Оки и покупаемого здесь от 6 до 10 копееек ассигн. за пуд. Из 100 пудов выходит 4000 штук леквасин, а в 1000 леквасинах 16 пудов. Из обожженного и просеянного уже алебастра два человека могут сделать тысячу в один день. Леквас идет на отделку овчин, валенок черных опойковых и для битья шерсти, идущей на русские сукна. Он продается на месте по 5 рублей асс. за тысячу, а в Шуе (в 100 верстах от Катунок) на овчинных заводах, где главный его сбыт, от 3 до 5 рублей серебром, смотря по времени года.

Ложки делаются в Катунках из осинника, пригоняемого сюда по реке Волге из Унженских лесов. Один человек делает в день от 70 до 100 ложек. 1000 некрашеных ложек продается по 10 р.асс., а крашеные – в полтора раза дороже; впрочем, здесь красят мало ложек, которые чаще красятся около села Пуреха (Балахнинского же уезда); березовых ложек вовсе почти не делают, хотя цена им двойная. Продажа ложек производится каждый воскресный день на базаре в селе Пурех в 22 верстах от Катунок.

Веретёны делаются из березы, вывозимой большею частию из окрестных лесов. Один человек натачивает в неделю от 700 до 1500 веретен, продаются же они от 85 копеек до 1 рубля серебром за тысячу. Продажа веретен бывает в селе Пурех и в посаде Пучеже Костромской губернии, в 18 верстах от Катунок, а из этих мест развозят их, как и ложки, в разные места России. Веретенное ремесло много хуже ложкарного.

Как ремесла, так и заводы в сельскохозяйственном быту имеют немалое значение: ими оплачивается оброк и обеспечивается более или менее, при помощи хлебопашества, домашнее содержание, и потому наша местность, сравнительно  с другими, чисто хлебопашескими, находится в довольно благоприятных условиях хозяйства.