В канун Нового года и Рождества турфирмы не скупятся на самые фантастические предложения, обещая удивительные и незабываемые поездки почти в любую точку мира. Мы тоже хотим предложить нашим читателям увлекательное путешествие по Испании. Не торопитесь отказаться. Оно сродни волшебной рождественской сказке. Мы отправимся с вами не в современную Испанию, а перенесемся в позапрошлый век и составим компанию одному из первых американских писателей, получивших признание в Европе - Вашингтону Ирвингу, который в 1829 году, будучи в Испании, побывал в Альгамбре.
Сегодня любому пользователю Интернета это по-восточному звучное слово откроет доступ к фотографиям сказочно красивого средневекового дворцового комплекса времен владычества мавров в Гранаде. Не составит труда узнать и график работы музея, и порядок заказа билетов в него. Да и попасть в Альгамбру, одно из мест «туристического поклонения», в наше время тоже вполне реально. Но сегодня это не та Альгамбра, что пару веков назад. В те времена в нее не устремлялись потоки туристов и в ней жили тайны и легенды. В.Ирвинг побывал именно в той Альгамбре и написал о ней, сделав свои впечатления достоянием многочисленных читателей. «Я тщательно соблюдал местный колорит и достоверность, дабы явить цельную, правдивую и живую картину того микрокосма, того необычайного мирка, в который меня забросил случай и о котором иностранцы имеют крайне туманное представление. Я прилежно стремился обрисовать его полуиспанский, полувосточный облик – в смешении героического, поэтического и несуразного; озарить живым огнем следы былой красоты и очарование осыпающихся стен; поведать о царственных и рыцарских заветах, которыми жили те, чьи шаги по дворцовым плитам давно отзвучали» - писал он в «Предисловии к пересмотренному изданию» в 1851 году[1].
А согласится ли сам писатель взять нас с собой? Похоже, он согласен, но…
«Однако, прежде всего мне надо сделать несколько предварительных замечаний об испанском ландшафте и о том, каково путешествовать по Испании. Торопливое воображение рисует Испанию краем южной неги, столь же пышно-прелестным, как роскошная Италия. Таковы лишь некоторые прибрежные провинции; по большей же части это суровая и унылая страна горных кряжей и бескрайних степей, безлесная, безмолвная и безлюдная, первозданной дикостью своей сродни Африке. Пустынное безмолвие тем глуше, что раз нет рощ и перелесков, то нет и певчих птиц. Только стервятник и орел кружат над утесами и парят над равниной да робкие стайки дроф расхаживают в жесткой траве; но мириад пташек, оживляющих ландшафты иных стран, в Испании не видать и не слыхать, разве что кое-где в садах и кущах окрест людских селений.
В глубинных областях путешественник вдруг окажется среди нескончаемых полей, засеянных сколько видно глазу пшеницей или поросших травой, а иногда голых и выжженных, но тщетно будет он озираться в поисках землепашца. Покажется наконец на крутом склоне или на каменистом обрыве селеньице с замшелым крепостным валом и развалинами дозорной башни – укрепления былых времен, времен междоусобиц и мавританских набегов; но и нынче испанские крестьяне не утеряли обыкновения держаться сообща, ибо надобность защищать друг друга остается, пока кругом рыщут разбойничьи шайки.
Хотя Испания по большей части лишена древесного убранства и не пленяет мягкой прелестью возделанных земель, все же в суровом испанском ландшафте есть свое особое благородство: он вполне под стать здешним жителям, и полагаю, что я стал лучше понимать горделивых, закаленных, непритязательных и воздержанных испанцев, их мужественную стойкость в невзгодах и презрение ко всякой неге и роскоши, с тех пор как повидал их страну.
Вдобавок в этой жесткой простоте испанской земли есть нечто настраивающее душу на возвышенный лад. Нескончаемые равнины Кастильи и Ла Манчи, во всю ширь раскинувшиеся перед глазами, красит именно их нагота и нескончаемость: они торжественно-величавы, подобно океану. Блуждая по этим бескрайним степям, взгляд различает там и сям разбредшееся стадо и при нем пастуха, недвижного, как изваяние, с тонким посохом, торчащим ввысь, словно пика; или длинную вереницу мулов, медлительную, как верблюжий караван в пустыне; или одинокого всадника с ружьем и кинжалом, степного бродягу. Так что и в стране, и в обычаях, и в самом облике жителей есть что-то арабское. Все и везде ненадежны, и все при оружии...
Дорожные опасности предрешают и способ путешествия, в миниатюре подобный восточному каравану. Arrieros, или погонщики, собираются в конвой и отправляются затем в назначенный день вооруженной кавалькадой; желающие присоединяются к ним и усиливают отряд. Таким-то первобытным способом и происходит обмен товарами и вестями. Без погонщика мулов здесь шагу не ступишь; а он уверенно бороздит страну, пересекая полуостров от Пиренеев и Астурии к Альпухарре, Серранье де ла Ронда и до самого Гибралтарского пролива. Он экономен и неприхотлив: переметные сумы из грубой материи вмещают весь его запас провианта, у луки висит кожаная бутыль с вином или водой: ведь путь лежит по выжженным горам и безводным равнинам; разостланная попона - его постель, вьючное седло- изголовье. Он низкого роста, но ладно скроен и мускулист - видно, что крепок, смугл до черноты; его решительный, но спокойный взгляд порой вдруг вспыхивает; держится он открыто, по мужски вежливо и никогда не пройдет мимо вас без степенного напутствия «Dios garde a usted! Va usted con Dios,caballero!» («Храни вас господь! Господь с вами, кабальеро!».
У испанских погонщиков неистощимы запас песен и баллад, скрашивающих их бесконечные странствия. Напевы их диковаты, просты и монотонны. Поют они старательно, громко, заунывно, сидя боком в седле, и мулы их, похоже, с несказанной важностью прислушиваются и вышагивают в такт пению. Поют старинные романсы о битвах с маврами, житийные стихи или какие-нибудь любовные песенки, а едва ли не чаще – баллады о дерзких контрабандистах и отважных бандольеро, ибо испанские простолюдины почитают пройдоху и грабителя лицами поэтическими. Частенько погонщик тут же и сочиняет песню, и в ней описываются окрестные виды или дорожные происшествия. В Испании бездна певцов - импровизаторов: говорят, что это пошло от мавров. С какой-то смутной усладой внимаешь их напевам, оглашающим дикую и унылую местность под неизменное позвякиванье колокольцев.
Особенно живое впечатление оставляет встреча с вьючным обозом на каком-нибудь перевале. Сначала слышатся колокольца передних мулов, незатейливым переливом нарушающие высокогорную тишь; а может статься, голос погонщика, который укоряет ленивого, неповоротливого мула или во всю мочь распевает старинную балладу. Наконец видны и сами мулы, мерно шествующие извилистою тропой по скалистым кручам – то под обрыв, в полный рост вырисовываясь на небесном фоне, то в гору, выбираясь из выжженного ущелья. Они приближаются, и вот уже перед глазами колышется их пестрое убранство: шерстяные попоны, султаны, ковровые чепраки; провожая их взглядом видишь неизменное трабуко, притороченное позади вьюков, и припоминаешь, что дорога ненадежна.
Древний эмират Гранада … занимал когда-то одну из самых гористых областей Испании. Необозримые сьерры, цепи гор, на которых нет ни деревца, ни кустика, испещренные цветными мраморами и гранитами, возносят опаленные вершины к иссиня-черным небесам; однако в их каменном лоне укрыты зеленые и плодородные долины, где сад одолевает пустыню и где самые скалы словно поневоле рождают инжир, апельсины и лимоны и облекаются миртом и розою.
В этой горной глуши взору вдруг предстают стены крепостей и селеньиц, примостившихся на уступах скал, подобно орлиным гнездам, и окруженных мавританскими укреплениями, или развалины дозорных башен, венчающие каменные пики, - на память приходят рыцарские времена, войны христиан и сарацинов и легендарное покорение Гранады. На высоких перевалах через сьерры путник то и дело принужден спешиться и ведет свою лошадь вверх или вниз по крутым каменистым склонам, словно по обломанным лестничным ступеням. Иногда дорога вьется над пропастью, и бездна не отгорожена парапетом, - а затем ведет вниз темной и опасной кручей. Иногда она следует по неровным краям barrancos- оврагов, источенных зимними потоками, чуть видной тропой контрабандиста, а зловещий крест, свидетельство грабежа и убийства, воздвигнутый поодаль на груде камней, напоминает путешественнику, что разбойники не дремлют и что сейчас он, может статься, бредет под оком незримого бандольеро. Иногда, пробираясь извилистым путем по узкой лощине, путник вдруг слышит сиплое мычание и видит над собой на зеленом выгоне стадо свирепых андалузских быков, предназначенных для арены…Густое мычание этих быков и тот грозный вид, с каким они поглядывают вниз со своих скалистых круч, придают еще дикости и без того диким местам[2].
Ну, что ж! Согласие, как вы поняли, получено. Нам нужно хорошенько запастись
добродушием и быть искренне готовыми довольствоваться малым; ведь нам предстоит «странствие поистине контрабандисткое: как устроимся, так и ладно, с кем сведет бродяжья судьба, с тем и хорошо». «В Испании как же иначе и путешествовать. А если эдак настроиться и приготовиться, то что за страна для путешественника! В любом постоялом дворе приключений не меньше, чем в зачарованном замке, любая трапеза едва ли не колдовство! Пусть кто хочет жалуется, что им не хватает шлагбаумов на дорогах и гостиниц – всех тех удобств, которым потчует благоустроенная и на общий лад цивилизованная страна, а по мне лучше кое-как карабкаться по горам, пробираться наобум, наугад, наудачу; и пусть нас встречают с немудрящим и все же неподдельным гостеприимством, которое придает столько очарования старой романтической Испании!»[3].
Вместе с Ирвингом и его спутниками мы ярким майским утром в половине седьмого отправимся верхом на лошадях из Севильи, через ее пригород Алкалу да Гвадайра, где живут пекари, которым Севилья обязана отменными и вкусными хлебами, где расположены водохранилища, сооруженные римлянами и маврами, от которых к городу тянутся стройные акведуки[4]. Мы задержимся у развалин старого мавританского замка, где Гвадайра огибает холм у подножия развалин, журча среди камышей и кувшинок, где склон порос рододендронами, шиповником, желтым миртом, дикими цветами и благоуханным кустарником, а вдоль берегов тянутся апельсиновые, лимонные, гранатовые рощи, откуда доносится пение раннего соловья, переправимся через речку по живописному мосту, у въезда на который стоит ветхая мавританская замковая мельница, защищенная башней желтого камня.
В Гандуле мы побываем во дворце, бывшем обиталище маркиза Гандульского, где кое-что будет напоминать о былом великолепии: терраса, по которой когда-то разгуливали прекрасные дамы и благородные кавалеры; пруд и заброшенный сад, заросший виноградом, с обомшелыми пальмами. Там нам встретится толстый священник, который нарвет и любезно преподнесет нашей спутнице букет роз.
В послезакатный час мы доберемся до Арахаля, маленького нагорного городка и поужинаем там в постоялом дворе. Хозяин в честь нас созовет певцов и музыкантов, соберет окрестных красоток и трактирный дворик –патио станет сценой подлинно испанского празднества. Гитара будет гулять по рукам. Шутник-сапожник, подлинный Орфей здешних мест, перебирая струны, как истинный мастер, споет любовную песенку, потом к общему восторгу зрителей станцует с пышногрудой андалузянкой фанданго, а прелестная дочка хозяина Пепита отличится в болеро с молодым красавцем драгуном.
Арахаль мы покинем ярким, душистым утром, и весь постоялый двор выйдет нас провожать. К полудню мы остановимся перекусить у заросшего ручья, к пяти часам прибудем в Осуну, расположенный на откосе город с пятнадцатитысячным населением, церковью и разрушенным замком. А наутро углубимся в горы. Этот дикий и глухой край безмолвных долин и логовин, разделенных горными кряжами, издавна славен бандитами. В девятом столетии здесь правил беспощадною рукой мусульманский разбойничий главарь Омар ибн Гассан, непокорный даже халифам кордовским. Во времена Фердинанда и Изабеллы сюда вторгался частыми набегами Али Атар, старый мавританский властитель твердыни Лоха, тесть Боабдила, и места были прозваны «садом Али Атара»; здесь скрывался знаменитый испанский головорез Хосе Мария.
Днем, перебравшись через Фуэнте ла Пьедра неподалеку от соленого озерца с таким же названием, мы увидим Антекеру, древний город воителей, укрытый в лоне мощной сьерры, пересекающей Андалузию. К ночи мы достигнем городских ворот. В старинном городе, далеко отстоящем от торных путей, торговые караваны не вытоптали давних обычаев. Мы увидим стариков в монтеро, стародавних охотничьих шапках, когда-то обычных повсюду в Испании, молодежь в маленьких шляпах с круглой тульей и подвернутыми кверху полями, как опрокинутые чашки на блюдечках, женщин в мантильях и баскиньях .На постоялом дворе нас будет ждать обильный стол и уютные, чистые комнатушки и мягкие постели.
На другое утро мы совершим раннюю прогулку к развалинам старого мавританского замка, который был в свое время воздвигнут на руинах римской крепости. Усевшись на развалинах осыпающейся башни, мы насладимся великолепным и многокрасочным зрелищем, которое прекрасно само по себе и вдобавок овеяно романтической памятью и туманными легендами, ибо это сердце края, славного битвами мавританских и христианских витязей. Под нами, в горной теснине – древний воинственный город, столь часто упоминавшийся в летописях и балладах. Вон из тех ворот, вон по тому склону прогарцевал отряд испанских кабальеро, храбрейших и знатнейших: они отправились покорять Гранаду и все были иссечены в горах Малаги, и вся Андалузия погрузилась в траур. А за воротами простерлась долина - сады, поля, луга,- уступающая прелестью разве что прославленной долине Гранадской. Справа над долиною – кряж и Скала Влюбленных, откуда бросились дочь мавританского властителя и ее несчастный любовник, когда их настигла погоня.
Когда мы будем спускаться вниз, из церкви и монастыря под горой донесется призыв к заутрене. На базарной площади уже будет толпиться народ, в изобилии будут продаваться свежесорванные розы: ведь андалузянке, замужней и незамужней, нужна, для завершения наряда, роза в иссиня-черных волосах.
Мы покинем Антекеру в восемь утра и поедем вдоль речушки, мимо садов и цветников, источающих весенние ароматы и звенящих соловьиным пением, минуем высокогорный городок Арчидону и в полдень сделаем привал на чудесной лужайке, окруженной пригорками в оливах. Плащи наши будут расстелены под вязом, стреноженные лошади будут пастись на сочной траве. Мы перекусим бараньей лопаткой, цельной куропаткой, здоровенным куском соленой трески, россыпью апельсинов, инжира, орехов и винограда, запивая все это изобилие отменной малагой.
К вечеру мы выберемся из обрывистой и скалистой теснины, именуемой Puerto del Rey – дорога короля: это один из больших перевалов в Гранаду, и король Фердинанд здесь повел свою армию. Мы поедем вверх по дороге, опоясывающей горный склон, и к закату окажемся на плато, откуда увидим воинственную твердыню Лоха, от стен которой отступился Фердинанд. Арабское название ее обозначает крепость, и она стерегла и охраняла Гранадскую долину как форпост. Здесь властвовал буйный Али Атар, тесть Боабдила, здесь Боабдил собрал войско и двинул его в тот злосчастный набег, который кончился смертью престарелого вождя и пленением молодого. Недаром Лоха воздвиглась, словно часовой, у врат перевала, недаром называлась ключом Гранады. Есть в ней диковатая живописность: она выстроена посреди каменистых осыпей. Руины мавританского крепостного замка венчают уступ, образующий центр города. У подножия горы, извиваясь по ущельям, омывая рощи, сады и луга, течет река Хениль, пересеченная мавританским мостом. Выше города – дикая пустошь, ниже – пышная растительность и свежайшая зелень. Подобный же контраст являет и река: до моста она широко и плавно струится между травянистых берегов, отражая рощи и сады, за мостом становится быстрой, шумной и бурливой. Кругозор замыкают снежные вершины царственной Сьерры-Невады – столь многообразен один из самых характерных пейзажей романтической Испании.
Спешившись у городских ворот, мы поручим нашим провожатым отвести лошадей на постоялый двор, а сами пройдемся, любуясь неповторимой красотой окрестностей. Мост выведет нас в чудесную аламеду, прогулочную аллею, колокола возвестят молитвенный час, а мы будем бродить, пока юная луна не заблистает над высокими верхушками вязов вдоль аллеи.
Гостиница, где мы остановимся, будет называться «Корона», вполне в духе здешних мест, у обитателей которых смелый, огневой нрав старинных времен. Ее хозяйкой будет молодая, красивая вдова-андалузянка в нарядной баскинье черного шелка, расшитой бисером и обрисовывающей ее гибкий стан, с ровной, легкой поступью и темными обжигающими глазами.
Под стать ей будет и брат, примерно ее лет, высокий и крепкий, хорошо сложенный, с оливково-смуглым лицом и темным блеском в глазах, одетый щеголем: короткий зеленый бархатный камзол по фигуре, унизанный серебряными пуговицами, панталоны такие же, с рядами пуговиц от бедра до колена; шея повязана красным шелковым платком, пропущенным в кольцо на плоеном нагруднике сорочки; опоясан кушаком того же цвета; боттинас, или длинные гетры мягкой коричневой кожи отменной выделки, с проймами на икрах, чтоб были видны чулки; и коричневые туфли, облегающие точеную стопу. Он и она – совершенные образчики андалузских махо и махи – щеголя и щеголихи.
К ним подъедет всадник, одетый в том же роде и едва ли не с тем же щегольством,- мужчина лет тридцати, коренастый, с резкими правильными чертами красивого лица, чуть тронутого оспой, со смелым, открытым и немного дерзким взглядом. На его массивном черном скакуне будет узорчатая сбруя в кистях и пронизях, за седлом – два широкоствольных мушкетона. Он будет напоминать контрабандиста, но брат хозяйки будет ему явно благоволить. Он проведет в гостинице весь вечер и очень недурно споет несколько молодецких горских романсов. Вообще в гостинице будет что-то от притона, а в постояльцах – от контрабандистов. Мы засидимся допоздна, внимая смешанным толкам пестрой компании. Будут звучать песни о контрабандистах, рассказы о грабителях, мавританские легенды. Наша красавица хозяйка поведает поэтическую историю про Лохскую Преисподнюю - темные пещеры, наполненные таинственным шумом подземных потоков и водопадов, где трудятся чеканщики монет, замурованные еще со времен мавров, и где мавританские правители хранили свои сокровища.
На следующий день мы выберемся в прославленную Гранадскую долину. Наша полуденная трапеза под сенью олив на берегу ручейка пройдет в местах, освященных историей, неподалеку от рощ и садов дворца Сото де Рома. Легенда гласит, что выстроил его граф Хулиан, сокрывший в нем от глаз людских свою безутешную дочь Флоринду. Потом здесь была загородная резиденция мавританских повелителей Гранады.
Будет безоблачный день. Прохладное дуновенье гор умерит солнечный зной. Вдали, над романтической Гранадой будут возвышаться красные башни Альгамбры.
Покончив с едой, мы расстелим плащи и устроим себе последнюю сиесту, убаюканные жужжаньем пчел среди цветов и голубиным воркованьем на оливах. Когда спадет жара, мы двинемся в путь и к закату прибудем к городским воротам Гранады, остановимся в гостинице, чтобы наутро отправиться осматривать пережившие века строения Альгамбры.
Ну, как? С нами и В. Ирвингом в Альгамбру ? Тогда
(Продолжение следует)
[1] Ирвинг В. Альгамбра; Новеллы - М.:Худож.лит.,1989г. –С.11.
[4] Здесь и далее текст В.Ирвинга (С.17-36) в переложении автора.
Археология
распечатать
Смотри также:
