Т.XVII. Статьи из «Колокола» и другие произведения 1863 года. М., 1959.
С.9: «В самом деле, что за хаос эта русская жизнь: всё кверх ногами, всё вниз головой, все играют роли, и все не то, что представляют; никого не узнаешь по платью, а все одеты в форму //(с.10) да в мундир».
С.84-85: «Всякий имеет право звать с собой ближних и дальних. Не пойдут за тем, кто ошибся в деле, не пойдут за тем, кто ошибся в себе. Но силен будет голос того, у кого в сердце глубоко и //(с.85) и громко звучат те ноты, которые непреодолимо волнуют его окружающие массы, составляя их религию, их поэзию, их идеал, их радость и печаль, их хорошие слезы и человеческую боль… Если при этом тот, кто зовет, весь отдается делу, не имеет кумира разве его – народы пойдут с ним». [Здесь и далее курсив автора. – Б.П.]
С.91: «Всемирные монархии Чингизов и Тамерланов принадлежат к самым начальным и самым диким периодам развития – к тем временам, когда сила и обширность составляют всю славу государства. Они только возможны с безвыходным рабством внизу и неограниченным тиранством наверху. Была ли нужна или нет наша имперская формация, нам на сию минуту дела нет – она факт. Но она сделала свое время и занесла одну ногу в гроб – это тоже факт. Мы стараемся от всей души помочь другой ноге.
Да, мы против империи, потому что мы за народ!».
С.93: «Серьезное понимание у народов является очень поздно, плодом больших испытаний, потрясений, неудач; самые развитые народы ошибаются века целые под влиянием мечтаний и фантазий».
С.99: «Меньшинство с возбужденной мыслью, верой, сомненьем, выделяясь из массы, не имеющей никакого определенного направления, - из массы дремлющей, равнодушной, становится по необходимости светским духовенством, т[о] е[сть], начиная пропагандой и проповедью, часто оканчивает властью и ведет паству по своей дороге».
С.142: «Ниже ученых и журналистов никто не падает в раболепии перед властью».
С.207, о Российской империи: «Во имя сильной, несокрушимой империи народ был раздавлен, обобран, во имя ее держалось крепостное право, чиновничество, рекрутчина. И это не все. Отнимая все гражданские права у простого человека, у этого круглого раба, поддержали в нем кичливую мысль о непобедимости Российской империи, в силу которой у него развилось, вместе с высокомерием относительно иностранцев, смиреннейшее раболепие перед непобедимыми своими властями».
С.216: «Личность человека вовсе не так поглощена государством и не так подвластна ему, как проповедуют по немецким теориям великорусские патриоты. Втеснять человеку поневоле племенную солидарность в преступлениях – последнее отрицание всякого нравственного достоинства его. В праве свободных людей не делать злодейств и не хвалить их никто не сомневался».
С.217: «Бывают минуты утомления и горечи, в которые кажется, что надобно переждать, что ничего не сделаешь против стихийного бешенства, спущенного с цепи и намеренно разъяренного, что не пересилишь словом горячечный бред и не совладаешь доводами с диким безумием… вовсе не ищущим себе логических оправданий. На деле выходит не так. Нет сил молча выжидать, оттого что нет возможности отсрочивать боль и печаль… оттого что тут и схоронено и посеяно все, что у нас есть. Мы не монахи, чтобы стоять немыми свидетелями ужасов, совершающихся около нас, - у них была за временными бедствиями целая вечность и за слезой молитва, у нас нет ни молитвы, ни вечности; наша любовь, наши упованья, наши интересы – все временные, даже локальные, и мы не имеем интересов разве их». [Вся пунктуация, включая многоточие, авторская. – Б.П.]
С.285-286: «Государство без сильного среднего состояния поражает нас отсталой дикостью в самых обычных вещах, оно выводит нас из торной колеи наших образованных привычек, и мы теряемся. При известных условиях в буржуазном государстве жить легко и удобно.
Среднее состояние, как гуммиластиковая подушка, смягчает все столкновения, стирает все разности, мешает революции, мешает реакции, разоряет богатого, поглощает бедного, все уравновешивает, все приводит в порядок, ограничивает кражу //(с.286) и обман и возводит их зато в тариф и привилегию, не позволяет извозчику брать лишний франк, ни истцу заплатить адвокату или нотариусу золотым меньше, оно-то сметает с улиц нечистоту и с нечистотой – мелкую торговлю и нищих. (…)
Может, буржуазия вообще предел исторического развития, к ней возвращается забежавшее, в нее поднимается отставшее, в ней народы успокоиваются от метания во все стороны, от национального роста, от героических подвигов и юношеских идеалов, в ее уютных антресолях людям привольно жить.
Какой-то внутренний голос, какая-то человеческая скорбь заставляют нас протестовать против окончательного решения; претит нам сознаться, что все реки истории (по крайней мере все западные) текут в мареммы мещанства…».
[Маремма (Maremma) – здесь: море. Слово итальянского происхождения, от «marittima» - «морская, расположенная на море». В современной Италии это название исторической области в Тоскане. Употребление этого слова в тексте А.И.Герцена («в мареммы», вместо привычного русского «в моря») объясняется, по-видимому, стилистически: в произведении идет речь о ситуации в Неаполе в начале 1860-х гг. – Б.П.]
С.294: «Мы любим русский народ и Россию, но не одержимы никаким патриотическим любострастием, никаким бешенством русомании; и это не потому, чтоб мы были стертыми космополитами, а просто потому, что наша любовь к отечеству не идет ни до вымыслов несуществующего, ни до той стадной солидарности, которая оправдывает злодейства и участвует в преступлениях. Для нас всегда существовали интересы выше и дороже всех патриотизмов в мире; мы никогда не подкрашивали объективной истины никакими красками личными, семейными или племенными и так же не обинуясь говорим теперь о будущности русского народа, как, не оглядываясь и не рассчитывая, стали со стороны Польши с самого начала восстания».