Герцен А.И. Т.XXIV. Письма 1850-1852 годов. М., 1961.
С.221-222, из письма Прудону от 26.12.1851 г. (перевод с франц.): «Царство буржуазно революции прошло, царство фрондирующего либерализма, риторического республиканства, слов, абстракций – кончилось. Буржуазия продала свободу, честь, все, чтобы сохранить свои деньги, свои монополии… Боялись чрезмерной свободы – получат чрезмерный деспотизм, боялись варварства снизу – получат варварство сверху, не желали ничего уступить народу, так вот, народ остается спокойным, когда республиканцев расстреливают во имя порядка. Существовала ли // (с.222) когда-либо на свете более скудная, более бедная идея, чем идея порядка? (…) Страсть к порядку и стяжательству – вот чума, которая уносит этот мир; он идет к концу позорным образом, - впрочем, это его так же убьет, как убил бы коммунизм, и судьба его свершится. Но надо оставить мертвым погребать мертвых».
С.297, из письма Р.Вагнеру, июль 1852 г.: «Страсть, достойная уважения, непременно должна сочетаться с мощью, с непреодолимой силой – тогда, и только тогда она оправдана. Она должна быть такой, какая она и есть, т[о] е[сть] сокрушительной, неистовой; она увлекает, она жжет, она убивает… но она не отравляет капля за каплей, но она не размышляет целый год о том, как предать друга, и следующий год – как отомстить женщине доносом; страсть дает себя убить, но не позволяет себя выгнать из дому пинком».
С.303: «Люди так немы, иногда так неделикатно глухи, что приходится говорить то, что следовало бы только слышать, и кричать, о чем следовало бы едва намекнуть. Все это портит душу, делает ее грубее, отнимает тот пушок, который сопровождает только юное, только то, до чего грубо не касались».
Т. XXV. Письма 1853-1855 годов. М., 1861.
С.54, из письма В.С.Печерину, 21 (9) апреля 1853 г.: «Тоска современной жизни – тоска сумерек, тоска перехода, предчувствия. Звери беспокоятся перед землетрясением.
К тому же все остановилось. Одни хотят насильственно раскрыть дверь будущему, другие насильственно не выпускают прошедшего; у одних впереди пророчества, у других – воспоминания. Их работа [здесь и далее курсив автора. – Б.П.] состоит в том, чтобы мешать друг другу, и вот те и другие стоят в болоте».
С.55: «Я не смешиваю науки с литературно-философским развитием. Наука если и не пересоздает государства, то и не падает в самом деле с ним. Она – средство, память рода человеческого, она – победа над природой, освобождение. Невежество, одно невежество – причина пауперизма и рабства. Массы были оставлены своими воспитателями в животном состоянии. Наука, одна наука может теперь поправить это и дать им кусок хлеба и кров. Не пропагандой, а химией, а механикой, технологией, железными дорогами она может поправить мозг, который веками сжимали физически и нравственно».
С.140: «Разве национальности придумывают? Славянский мир представляет прекрасный элемент для федерализации, но как создаст он что-либо целое без России или в противовес ей? Разве эти народы не доказали, в сущности, своей полной неспособности организоваться? После революции, которая не оставит камня на камне от монархического и христианского здания, придет время этих народов, коммунистических и демократических по рождению, по крови. Но до того… (…)
Надо разрушить сепаратистские единства – возможно ли их создавать?».
С.257, из письма Т.Карлейлю, 14 (2) апреля 1855 г. (перевод с англ.): «Я никогда не был энтузиастом «всеобщей подачи голосов». Всеобщая подача голосов (как всякая форма, не имеющая необходимой связи с содержанием, сама по себе ни хороша, ни дурна) может принести совершенно нелепые результаты. Социализм метит гораздо дальше числового сложения голосов и вычитания меньшинств для определения арифметического достоинства закона. Социализм старается раскрыть законы наиболее естественного устройства общества в данных условиях, подготовленных историческим развитием, и воплотить их. «Анархия», «талант повиновения» - все это требует определительности; неясность, неопределенность очень опасны.
Если «анархия» значит беспорядок, произвол, разрыв круговой поруки, несоответствие разуму, - то социализм борется с ней еще более упорно, чем монархия.
Талант повиновения в согласии с нашей совестью – добродетель. Но талант борьбы, когда нас заставляют повиноваться против нашего убеждения, - тоже добродетель».
Т.XXVI. Письма 1856-1859 годов. М., 1962.
С.212, из письма сыну Александру, 29-30 (17-18) сентября 1858 г.: «…Не забывай, что самое колоссальное орудие многостороннего образования – чтение».
С.276, из письма сыну Александру, 22 (10) июня 1859 г.: «… Без чтения нет настоящего образования, нет и не может быть ни вкуса, ни слога, ни многосторонней шири понимания; Гёте и Шекспир равняются целому университету. Чтением человек переживает века, не так, как в науке, где он берет последний очищенный труд, а как попутчик, вместе шагая и сбиваясь с дороги.
Чтение газет и журналов очень хорошо, но я говорю о книгах, о нескольких книгах, без которых человек не есть полный человек».
С.318: «Здоровую пищу надобно для народа – а религиозных кликуш довольно было».
Т.XXVII. Письма 1860-1864 годов. Кн. 1, 2 (нумерация страниц сплошная по обеим книга). М., 1962.
С.24, из письма к сыну Александру, 5 марта (22 февраля) 1860 г.: «В гармонию жизни входят и любовь, и искусство, и наука, и пуще всего широкая гуманность – чем больше и богаче все это перемешано, тем полнее жизнь. А сделаться каким-нибудь Вертером – бедно».
С.128, из письма к сыну Александру, январь 1861 г.: «…Только то внутреннее хорошо, которое обобщило себя, и только одно оно – не скучает. У него есть интересы вечные, страсти неиссякаемые».
С.531, из письма дочерям Наталье и Ольге, 24 (12) ноября 1864 г.: «Жизнь – такой сложный инструмент, что то, кто имеет жалость и не хочет быть палачом, беспрестанно останавливается в раздумье. (…) Entweder oder [ультиматум, нем. – Ред.] – хорошо на поле сражения, но поле-то сражения само по себе мерзость».
Т.XXVIII. Письма 1865-1866 годов. М., 1963.
С.86-87, из письма неустановленному лицу (на франц.яз.; перевод издателей), 30 (18) июня 1865 г.: «Русский чувствует себя на Западе все более и более чужим и с каждым днем все глубже ненавидит все, что происходит у него на родине… Вряд ли даже в первые века христианст//(с.87)ва монахи германского происхождения, состарившиеся в римских монастырях, испытывали подобное душевное страдание, видя себя чуждыми одновременно и своей отчизне и усыновившему их отечеству».
С.175: «…Отсутствие любви к искусству равняется отсутствию таланта».
Т.XXIX. Письма 1867-1868 годов. Кн. 1, 2 (нумерация страниц сплошная по обеим книга). М., 1963.
С.30, из письма к жене: «…Старость только улыбаясь молодости – может ждать от нее любви».
С.40: «…Венеция – прекраснейшая из нелепостей, созданных человечеством, - она величественна в силу своей нелепости и служит лучшим объяснением, почему моллюски образуют чудесные раковины с жемчугом и перламутровыми створками; когда землею служит только вода, а точкою опоры – утесы, нужно строить, строить, украшать, вновь украшать. Город, принимающий летом и зимой ножные ванны, должен быть отменно причесан.
Ни за что на свете я не желал бы жить здесь. Но приезжать иногда на недельку – было бы большим удовольствием».
С.44: «Венеция захватывает своей странной красотой и необычайным богатством зданий, своей резкой оригинальностью. Венецию вне Венеции понять нельзя, особенно прошедшую. Она должна была быть аристократической республикой – дворцы, и внизу, как слизняки, льнущие к скалам, - бедные, задавленные плебеи. Размеры всего колоссальны…».
С.141-142, из письма к сыну Александру, 8 июля (26 июня) 1867 г.: «Люди могут очень хорошо поступать без всяких //(с.142) теорий и иметь очень хорошие теории, поступая скверно. Но тот, кто берется возводить свою жизнь к принципам, должен приобрести и больше единства, и больше аналитического смысла».
С.274: «Русская империя – это нечто чудовищное, нелепое, она должна превратиться в федерацию по образцу американской. Вот наше желание, наша надежда. Но может ли она двигаться вперед по этому пути – перед лицом Европы, идущей вспять, более абсурдной, чем Россия, - Европы, вооруженной до зубов и предающей прогресс сознательно и преднамеренно?».
С.352: «Смешны люди, которые себя переоценивают, - зато ведь и люди, не ценящие себя по пробе, - жалки».
Т.XXX. Письма 1869-1870 годов. Дополнения к изданию. Кн. 1, 2 (нумерация страниц сплошная по обеим книга). М., 1963.
С.484: «История для одних наука, для других орудие партии. События былые немы и темны; люди настоящего, входя в тайники, в которых они схоронены, берут свой фонарь и одни и те же факты освещают разно, изменяют тенями; прошедшее, чтоб получить гласность, переходит через гортань настоящего поколения; оно, как всякий предмет, готово раскрыть свою истину, но только желающему безусловно истины: большая часть историков не хотят быть просто органами чужой речи, а суфлерами; они заставляют прошедшее подтверждать их заготовленные теории. Такое вызывание прошедшего из могилы унизительно… Даже и в том случае, когда историки имели в виду пользу и поучение, искажая факты, их простить нельзя, - они слишком надменны и неучтивы к человечеству; нет никакой необходимости натягивать по-своему смысл исторических событий и насиловать их для моральной цели, потому что истинный смысл их бесконечно глубже и нравственнее личных нравоучений. Дело историка – понять этот смысл и раскрыть его».
С.487: «Целость истории состоит из прошедшего и будущего вместе».
Историки
распечатать
Смотри также:
