Наше выступление посвящено деятельности суздальских князей, которые владели в середине – второй половине XIV в. великим княжеством Нижегородским. Сосредоточимся на периоде, следующим вслед за так называемым «включением» этого государственного образования в состав княжества Московского в конце XIV в. Интересовать нас будет, прежде всего, то, как эта деятельность представлена в официальных исторических сочинениях той поры – в летописях.
Нижегородское великое княжество – одно из крупнейших по территории и политическому весу княжество Северо-Восточной Руси с тремя крупными городскими центрами (Суздалем, Нижним Новгородом, Городцом). В 1392 г. московский великий князь Василий I сумел приобрести ярлык на это княжество у хана Тохтамыша. Случай был по тем временам почти беспрецедентным, т. к. ранее выкупались ярлыки, прежде всего, на выморочные владения. В то время как род суздальских князей был представлен немалым числом здравствующих членов, объединенных в три ветви потомков князя Константина Васильевича. Впервые одна из правящих династий Рюриковичей должна была оказаться за бортом истории. Это было начало новой политической линии Москвы в отношении своих соседей и родственников.
Долгое время судьба княжества после 1392 г. не привлекала внимания исследователей. Эта дата считалась временем окончательного присоединения, дальнейшая судьба княжившей здесь суздальской династии и самой территории княжества оставалась в тени.
Основным источником для данного периода истории, как известно, являются летописи. Однако своды, составленные и переписанные в пору, когда создание Московского государства стало свершившимся фактом, прошли определенную идеологическую обработку. Сведения, которые могли бросить тень на правящую династию, отсеивались своеобразной цензурой того времени. Это коснулось и деятельности Суздальских Рюриковичей, которые не исчезли, а более полувека продолжали борьбу за свои земли.
В летописании не отразилось множество фактов, связанных с их судьбой и известных по другим источникам. Так Борис Константинович, возглавлявший род и смещенный с нижегородского стола в 1392 г., к концу 1393 г. смог вернуться. Известен текст его жалованной данной грамоты нижегородскому Благовещенскому монастырю на рыбные ловли по реке Суре с титулом «великий князь» («Се яз князь великий Борис Костянтинович пожаловал…»), обозначением места и даты выдачи («Дана грамота в Нижнем Новгороде лета 6902-го декабря в 8 день»).
О том, что в мае 1394 г. Борис Константинович скончался в Суздале и, по-видимому, не как пленник, сообщают даже официальные московские летописи (Московский свод 1479, Ермолинская летопись), но только благодаря нумизматическому материалу мы знаем, что Борис Константинович в конце жизни стал княжить в Суздале, а наследовал ему старший сын Даниил. Из очень фрагментарно сохранившегося актового материала (архив нижегородских великих князей не сохранился, как и архивы прочих княжеств, за исключением Московского) известно о земельных владениях Даниила Борисовича на нижегородской территории, а его младшего брата Ивана – на городецкой.
Таким образом, под напором обстоятельств Москве пришлось пойти на уступки суздальским Рюриковичам. За ними был оставлен родовой Суздаль и некоторые, хотя и небольшие, земли из Нижегородско-Городецкой части.
Однако не ото всех суздальских князей удалось добиться лояльности. Незаслуженно, с их точки зрения, обойденные представители старшей ветви рода, сыновья старшего брата Бориса – Василий и Семен Дмитриевичи, ушли в оппозицию, а именно, искать правды у высших сил – в Золотую Орду.
Во второй половине 90-х гг. XIV в. Семен Дмитриевич совершил набег на Нижний Новгород с отрядом татарского царевича. Этот факт очень подробно освещен современными событиям летописями, сочувствующими процессу возвышения московского великого князя. Из них описания перешли в великокняжеское летописание второй половины XV – XVI в.
После трехдневной осады нижегородские воеводы вступили в переговоры и впустили осаждавших, которые вероломно нарушили клятву и придали город разграблению. Фигура князя Семена выглядит особенно неприглядно. Судя по летописным текстам, он оправдывался тем, что татары не в его воле, и он ничего не может с ними сделать. Далее описывается трусливое бегство этой компании, едва они заслышали о сборе московским князем войска, изображается ответный блистательный поход в татарскую землю, который продолжался три месяца и «никто не помнит, чтобы Русь так далече воева татарскую землю». Описывается также специальная экспедиция по поимке в татарских местах князя Семена или его жены, или детей, или бояр, или хотя бы кого-нибудь из этого списка. Была задержана и вывезена в Москву жена. В результате князь Семен был вынужден покориться, бить челом, а Василий I его милостиво простил и дал во владение Вятку. Однако, едва добравшись до Вятки, Семен умер и летописи отмечают, что служил он восьми ордынским царям, тщетно (! – П.Ч.) подымая рать на московского князя.
В следующий раз суздальские Рюриковичи попадают на страницы летописей в связи с событиями второго десятилетия XV в. Теперь героем становится князь Даниил Борисович. В современных этим событиям летописных сводах лаконично сообщается о взятии в 1410 или 1411 г. «новгородскими» князьями с татарами стольного города Владимира и ограблении церкви Пресвятой богородицы. В некоторых - передается, что нападавшие еще и «град попленили и пожгли». В отдельных - зафиксировано имя князя Даниила, но в других - о князья не упоминаются вовсе, и сообщается только о татарах.
В первом же реальном памятнике московского великокняжеского летописания – Своде 1472 г., который отразился, прежде всего, в Никоноровской (втор. пол. XV в., сохранившаяся рукопись – не ранее XVII в.) и Вологодско-Пермской (кон. XV – XVI в.) летописях, вместо небольшого сообщения появляется целая повесть «О Талыче царевиче и пленении Владимира». Она не имеет аналогов в более раннем летописании. В том числе ее нет и в основном источнике Свода 1472 г.– Cофийской I летописи. Повесть носит характер вставки в текст основного источника. Она содержит ряд ярких описаний: подробности нападения во время полуденного сна горожан, когда наместника в городе не оказалось, истязание ключаря Патрикея, ограбление храмов, множество награбленного золота и серебра (Повесть была использована при написании сценария фильма «Андрей Рублев» А. Тарковского). При этом подчеркивается, что «сия злоба произошла от своей братии – христиан». Эта повесть перешла почти во все общерусское летописание более позднего времени.
Из всех сведений, между прочим, ясно, что Даниил Борисович перешел в оппозицию к московскому князю и, более того, захватил Нижний Новгород. Но никакого внимания этому факту в официальном летописании не уделяется. На первый план выносятся злодеяния Даниила, который, объединившись с «погаными», надругался над православными святынями земли Русской.
На примере следующего эпизода особенно хорошо видна тенденция замалчивания официальным московским летописанием деятельности суздальских князей. По-видимому, Василий I решил выбить Даниила Борисовича из Нижнего Новгорода. Результатом стала битва под Лысковом. Очень короткое сообщение о ней сохранилось всего в двух вариантах. Первый – в Рогожском летописце (сер. XV в.), Симеоновской летописи (кон. XV, список – XVI в.) и Владимирском летописце (XVI в.), которые отражают тверскую редакцию митрополичьего свода начала XV в. Второй – в Тверском сборнике, составленном в 1534 г. (списки XVII в.) в Ростове и насыщенном тверскими материалами. Здесь мы слышим голос политического противника Москвы.
В обоих вариантах этот голос сообщает о том, что московское войско возглавлял брат Василия I – Петр (лишь Тверской сборник указывает имена противников князя Петра – братьев Даниила и Ивана Борисовичей), называет союзников сторон – князей ростовских, ярославских, суздальских (единства в стане суздальских князей не было) у Москвы, князей жукотинских (Жукотин - Джукетау) и мордовских у Борисовичей. Также рассказывается, что «сеча была зла» и каждый разошелся восвояси. Но уйти для московского войска – значило проиграть. Более краткая, но более древняя первая версия приводит такую фразу: «сташа же на костех князи новгородскыи Нижняго Новгорода». Это должно означать их полную победу.
Причина замалчивания этого факта очевидна. В отличие от набега на Владимир, его сложно было использовать для прославления московского князя и создания отрицательного образа его противников. Даже новый поход 1415 г., который возглавил другой брат великого князя – Юрий, не попал в официальное летописание. Хотя поход был успешным. Даниил не стал дожидаться подхода московских войск и бежал вместе со своими родственниками. Это сообщение также сохранилось в составе Тверского сборника.
Зато уже третий из известных московских великокняжеских сводов, Свод 1479 г., включил в свой состав уникальные сообщения о суздальско-нижегородских князьях 1416 – 1418 гг. Они заимствовано из более ранней летописи начала XV в., неизвестного происхождения, но уделяющей внимание ростовским и суздальским князьям (заключительная часть Московско-Академической летописи). Отсюда узнаем, как суздальские князья стали один за другим приезжать в Москву, но, пробыв здесь не более года, Даниил и Иван Борисовичи бежали.
В новом своде эти известия продолжали суздальскую тему вслед за повестью о Талыче. Повествование в результате конструировалось следующим образом. Даниил совершил нападение на Владимир с татарским отрядом и вместе с ним исчез неведомо куда, скорее всего в татарские земли, а спустя несколько лет явился на поклон к московскому князю. При этом влияние Свода 1479 г. было очень велико. Он лег в основу всего последующего великокняжеского и царского летописания.
Совершенно не отразился в летописях факт вокняжения в Нижнем Новгороде на рубеже второго – третьего десятилетий XV в. одного из суздальских Рюриковичей под протекторатом Москвы. Это был Александр Иванович. По поколенно-родовому счету он, как внук упомянутого Василия Дмитриевича, был следующим после братьев Борисовичей среди представителей суздальского дома. Об этом эпизоде мы узнаем только благодаря двум дошедшим текстам грамот Александра. Этот факт не попал в официальную историю, т. к. свидетельствовал о сложности взаимоотношений с суздальской династией, и, по-видимому, с Золотой Ордой, о неоднозначности результатов «присоединения» Нижегородского великого княжества.
Благодаря другой грамоте известно о втором самостоятельном вокняжении Даниила Борисовича. Документ не датирован. Лишь недавно, благодаря обнаружению текста молитвы над горбом Даниила и описанию древнего сборника в одной из старообрядческих книг удалось датировать событие серединой – второй половиной 20-х гг. XV в. Даниил, вероятно, воспользовался начавшейся смутой в московском княжеском доме (т.н. «последняя феодальная война» на Руси второй четверти XV в.) и при поддержке Орды смог восстановить власть в своем княжестве. Москва, занятая внутренними делами, предпочла оставить престарелого, к тому же бездетного князя доживать свой век в родных землях, а после забыть об этом.
Исчезновение суздальских Рюриковичей из летописания связано с тем, что к концу второго десятилетия XV в. источники альтернативной летописной информации значительно сократились. Сказывались результаты «централизаторской» политики Москвы.
В свою очередь картина представленная в летописании оказала решающее воздействие на историографию. Препарированный материал был хорошо усвоен историками, долгое время ориентировавшимися на поздние летописные своды, как наиболее подробные.
Общепринятой стала точка зрения, согласно которой судьба Нижегородско-Суздальского княжения была окончательно и бесповоротно решена в 1392 г. Борьба суздальских Рюриковичей за свою «отчину» представлялась, как отдельные выступления авантюристов, если и приводившие к результату, то «случайному, основанному на временном, неверном успехе». Эти князья характеризовались неизменно, как «отщепенцы от русского дела», «враги Руси», «изменники» и т.п.
Показательна фундаментальная работа Л.В. Черепнина «Образования Русского централизованного государства» (М., 1960). Автор посвятил Нижегородскому княжеству отдельный очерк, который завершил событиями 1392 г. и отметил лишь самые первые антимосковские выступления суздальских Рюриковичей. Ученый писал, что «летописи изображают переход Нижнего Новгорода под московскую власть как акт моментальный… присоединение произошло сразу и безболезненно! Так в жизни не бывает. Процесс подчинения города московскому правительству, несомненно, растянулся на какой-то, хотя и не очень продолжительный период». Однако этот период, по мнению Л.В. Черепнина измеряется месяцами, не более того!
Естественно с введением в научный оборот новых более ранних летописей, актового материала, нумизматического материала и других источников ситуация менялась. Однако логика осмысления часто остается той же самой, которая была заложена историками XVIII – XIX в., а по большому счету часто безвестными московскими книжниками XV – XVI вв.
Выступление на Российской научной конференции, посвященной 85-летию Главлита "История российской цензуры: история, опыт, результаты", организованной Нижегородским областным отделением Российского общества историков-архивистов (Нижний Новгород, 27 июня 2007 г.)
© П.В. Чеченков
размещено 2.10.2008