Во все времена цензура использовалась властью в качестве мощного средства воздействия на общественное мнение и контроля поступающей в общество информации, выполняя функции информационного фильтра.

В городах Российской империи, где не было отдельных цензурных установлений, цензуру осуществляли губернаторы и чиновники губернской администрации. Система провинциальных цензурных органов состояла из губернатора, вице-губернатора, чиновника особых поручений и чинов политической и исполнительной полиции. Большая часть функций по осуществлению политической цензуры возлагалась на органы политического контроля. Ведущую позицию по этому направлению занимали чины политической полиции, то есть сотрудники губернских жандармских управлений. В основном они занимались политической цензурой, но, кроме этого, в провинции офицеры жандармских отделений осуществляли и тайную почтовую цензуру. Часть функций по этому направлению осуществляли и чины исполнительной полиции

Полицейское начальство на основании ст. 55 цензурного устава и циркуляра Главного управления по делам печати от 15 марта 1873 г. разрешало к публикации всякого рода афиши и мелкие объявления, которые помещались в повременных изданиях и отдельных листовках[1]. Организация просмотра кинематографических картин в уездных городах империи возлагалась центральной властью на начальника полиции, который руководствовался в своих решениях при разрешении картин к демонстрации циркулярными указаниями начальства[2]. Кроме того, полицмейстер и уездные исправники выдавали свидетельство на право разносной торговли книгами. Полицейские власти также осуществляли надзор за народными чтениями и публичными лекциями, следя за тем, чтобы лекторы не отклонялись от программы.

Одной из главных забот цензурных органов являлось наблюдение за местной периодической печатью, поскольку это был важнейший информационный канал. Нередко на страницах повременных изданий помещалась ложная или непроверенная информация. В задачи местных должностных лиц, наблюдающих за печатью, входило не допустить распространения таких сведений, поскольку они могли повредить образу власти или составить превратное впечатление у читателя о тех или иных государственных мероприятиях.

Такой случай имел место в Курской губернии в 1894 г. В № 57 газеты «Курский листок» от 19 мая в разделе корреспонденции из Старого Оскола были помещены сведения о трех убийствах, произошедших в лесу близ местечка под названием Горняшка 10 и 11 мая. В статье описывались страшные подробности обнаружения трупов трех женщин. Якобы у первой был «расплюснут» череп, вторую нашли с «надрезанным горлом», а третью – странницу–богомолку – убили в день трехсотлетия города (11 мая). Такая статья не могла не произвести «угнетающего впечатления» на читателей, и к тому же не лучшим образом характеризовала работу полиции, которая допустила три убийства. В своем рапорте губернатору 30 мая 1894 г. старооскольский уездный исправник с возмущением писал, что эти «сведения не верные и не точные»[3]. Восьмого мая в лесу действительно была обнаружили девушка с раной на голове. Ее доставили в земскую больницу, где потерпевшая скончалась через несколько дней, не приходя в сознание. А 10 мая умерла от чахотки А.А. Новикова, крестьянка из села Песчаного Новооскольского уезда. Она возвращалась с богомолья из Воронежа. Третий же труп обнаружен не был. Исправник просил губернатора сделать соответствующие распоряжения и поместить соответствующие исправления в газете «Курский листок» на основании ст. 138 Устава о цензуре. В начале следующего месяца губернатор направил письмо в редакцию газеты с этими пояснениями[4], а вскоре вышло и опровержение неточной информации.

Хотя недостоверная информация, размещенная на страницах газет и журналов, при ее обнаружении все же опровергалась, это не гарантировало от повторения подобных случаев. Неточные сведения продолжали появляться с завидным постоянством.

Но была у местных властей и другая проблема. Очень часто в периодических изданиях помещались сведения, которые с излишней откровенностью повествовали о деятельности местной администрации. Задачей политической цензуры в этом случае было если не опровергнуть помещенный материал, то хотя бы не допустить его размещения впредь, перепечатывания его в других изданиях, а еще лучше повлиять на автора таким образом, чтобы ничего подобного он больше не писал.

К примеру, в газете «Новое время» от 18 октября 1913 г. была размещена статья Л.И. Фаюткина (сотрудника газеты «Курская быль») с поэтическим названием «Как хороши, как свежи были розы»[5], в которой он критиковал действия губернской администрации и лично губернатора Муратова, Начальник Курского губернского жандармского управления полковник А.И. Мрочкевич потребовал принять меры к выяснению личности автора статьи. Вскоре удалось выяснить, что Леонид Иванович Фаюткин родом из Смоленской губернии, в Курске проживал с 29 июля 1913 г.[6]. Для характеристики его личности, нравственных качеств и политической благонадежности был послан запрос в Смоленское губернское жандармское управление, и, как выяснилось, в противоправительственной деятельности Л.И. Фаюткин замечен не был[7]. Полиции удалось узнать, что написать столь обличительную статью Фаюткина надоумил редактор газеты «Курская быль» Николай Евгеньевич Марков (член Государственной думы), но в своей газете печатать ее побоялся. Уже 2 декабря 1913 г. на приеме у губернатора Маркову со всей прямотой разъяснили, что если Фаюткин будет посылать корреспонденцию в другие издания или будет продолжать в своих статьях касаться действий местной администрации, то он будет выслан из губернии в 24 часа[8].

Этот случай наглядно демонстрирует тот факт, что не всегда гонения обращались на периодическое издание, нередко они были направлены против конкретного лица – автора нежелательной информации. Зачастую издания могло не носить выраженный антиправительственный характер, а вот такой человек со своими взглядами мог быть опасен.

Нередко к печати запрещались те или иные сведения без разрешения соответствующего начальства. В 1898 г. Министерство внутренних дел обнаружило, что к вину «Saint Lehon», разрешенному к ввозу в Россию, в форме брошюры прилагалось описание его чудодейственных свойств, которая была разрешена к печатанию полицейскими властями. Причем ввоз вина разрешался лишь при условии, что на этикетках и в описании не будет указания на его лечебное действие или болезни. Департамент полиции немедленно потребовал от губернаторов разъяснить, что печатание всех объявлений медицинских, косметических и других не врачебных средств, разрешалось лишь местными врачебными управлениями или отделениями, и такие объявления не подлежали цензуре в общем порядке[9]. Сразу же губернатором было сделано соответствующее распоряжение курскому полицмейстеру и уездным исправникам Курской губернии.

Одной из главных задач чинов политической полиции была борьба с распространением нелегальных изданий антиправительственного характера. В связи с этим в 1915 г. было принято предложение товарища министра внутренних дел Белецкого. Департамент полиции разослал во все жандармские управления и отделения краткие (в виде извлечений) сведения из особо заслуживающих внимания статей[10]. Офицеры знакомились с ними под расписку. Это должно было повысить общую политическую подготовку жандармов, а также помочь в деле политического сыска, ведь часто статьи эти переписывались от руки, поэтому, зная лишь номер и название газеты, невозможно было распознать «крамольную» литературу. Первый такой выпуск содержал, к примеру, выдержки из 13 газет. Среди них «Мысль» (орган партии социалистов-революционеров, издающийся в Париже), «Голос труда» и др.[11]

В начале XX века распространение нелегальной литературы (разного рода брошюр, листовок прокламаций) приобрело огромный размах. Прокламации и листовки оппозиционных партий встречались повсюду – и в городе, и в деревне. Поскольку они содержали обращение к местным жителями, ссылались на последние политические события, было выдвинуто предположение, что они местного происхождения. Губернатор в своем письме начальнику КГЖУ отмечал настоятельную необходимость в обнаружении виновных, так как распространение прокламаций в городе «принимало внушительные размеры»[12].

И действительно, сведения об обнаружении «революционной литературы» поступали в полицию почти каждый день. Так, в марте 1902 г. курский полицмейстер сообщал начальнику КГЖУ, что в письме на имя студента Старостина нашел несколько листовок под названием «Граждане», а за день до этого точно такие же были сняты с заборов на Московской и Спасской улицах. Листовки были также найдены на Ендовищенской улице и в других концах города[13].

Чины полиции осуществляли контроль за народными чтениями, которые зачастую использовались революционерами для противоправительственной агитации. Так, в марте 1908 г. исполняющий должность губернатора М. Гильхен отдал распоряжение полицмейстеру и уездным исправникам Курской губернии о необходимости более тщательного надзора со стороны чинов полиции за публичными лекциями и народными чтениями, поскольку, по его мнению, «неблагонадежные лица, получая разрешения на проведение лекций по земледелию и экономическим вопросам, читают их крайне тенденциозно, а главной их целью становится проведение агитации, направленной к противодействию аграрным реформам и возбуждению крестьянских волнений»[14]. Обо всех таких «злонамеренных попытках» он требовал немедленно сообщать губернатору, программы чтений и тексты лекций проверять более тщательно, а полицейский надзор за этими мероприятиями приказывал усилить.

В ноябре 1914 г. Департаментом полиции были получены сведения о том, что несколько просветительских обществ, главным образом Учебный отдел русского технического общества, Общество народных университетов, Юридическое общество, Музей труда предполагали издать для народа популярного характера листки и брошюры о трезвости и о войне. Однако основной их целью было освещение ряда политических и социальных вопросов. Планировалось также провести для рабочих ряд общедоступных лекций о государственном, бытовом и общественном строе западно-европейских государств, коснуться вопросов о веротерпимости и национальной автономии[15]. Департамент полиции расценил это как способ противоправительственной пропаганды, «особенно вредной в трудный для страны момент». Губернаторам предписывалось предпринять все необходимые меры для борьбы с такой пропагандой.

Курский губернатор отдал распоряжения губернских и уездных земских управ, городским головам, уездным исправникам, полицмейстеру о недопущении таких явлений[16].

Цензурные ограничения существовали также для библиотек и книготорговли. Рассмотрение каталогов библиотечных собраний, контроль за их пополнением и изъятием запрещенной литературы осуществляли жандармские офицеры, а на чиновника при губернаторе возлагалась обязанность рассмотрения прошений об открытии библиотек, их учет и контроль. На протяжении всего рассматриваемого периода цензурные требования ужесточались, ограничений становилось все больше, соответственно, все большее количество книг попадало под цензурный запрет[17]. Их перечень содержался в издаваемом Главным управлением по делам печати «Алфавитном указателе книгам и брошюрам», а также в выпускаемом центральным комитетом цензуры «Алфавитном списке сочинений, рассмотренном  иностранной цензурой». С 15 апреля 1914 г. они стали печататься во второй части издаваемого Главным управлением по делам печати журнала «Книжная летопись». Это приложение называлось «Алфавитный перечень запрещенных изданий: дополнение к общему каталогу запрещенных книг, имело 50 выпусков в год, и вмещало в себе «Алфавитный список сочинений, рассмотренных иностранной цензурой». К началу каждого нового года в свет выпускался и рассылался «Сводный алфавитный указатель запрещенным сочинениям», вышедшим в свет за истекший год[18].

В г. Щигры Курской губернии, на основании утвержденного министром внутренних дел 24 января 1901 г. устава, в том же году была открыта Щигровская общественная Марковская библиотека с кабинетом для чтения, но просуществовала она недолго. Сначала она действовала строго в рамках устава, но затем выявились вредные тенденции и она «стала служить делу объединения и сплочения неблагонадежных слоев населения г. Щигры» [19]. Осенью 1907 г. в помещении библиотеки был проведен обыск. Щигровский уездный исправник сообщил губернатору, что в результате обыска было изъято 200 экземпляров нелегальной литературы партии социалистов-революционеров, которая сразу же была уничтожена и гектограф с приспособлениями для печатания, который местный священник вынес накануне обыска[20]. Он также отмечал, что попечитель Харьковского учебного округа, посетивший библиотеку в прошлом году, «вынес впечатление о ней как о крайне вредной». На основании вышеизложенного уездный исправник предлагал вовсе закрыть библиотеку, и 20 ноября 1907 г. распоряжением губернатора В. Борзенко деятельность библиотеки была приостановлена[21]. Затем губернатор отправил запрос о ее полном закрытии министру внутренних дел.

В конце декабря 1907 г. министр внутренних дел ответил курскому губернатору: «На основании ваших соображений признано необходимым на основании пункта 3 литеры б) примечаний к ст. 175 устава о цензуре и печати (том XIV издание 1890 г.) и § 18 устава библиотеки, утвержденного министром внутренних дел 24 января 1901 г., закрыть библиотеку вовсе»[22]. Однако на основании Временных правил 4 марта 1906 г. о союзах и обществах вопрос о закрытии частной библиотеки необходимо было представить на усмотрение местного губернского по делам об обществах присутствия. В результате в 1908 г. библиотека была закрыта, а Николай Марков передал фонды этой библиотеки имени его брата (66 книг) Щигровскому уездному земству[23].

При рассмотрении «Каталога книг Суджанской земской общественной библиотеки» в марте 1914 г. инспектор по делам печати в г. Харькове обнаружил и те издания, которые были включены в алфавитный указатель запрещенных книг от 1 января 1914 г.: книгу А.В. Луначарского «Отклики жизни», Ф. Энгельса «От утопии к науке» и некоторые другие. Обнаружились и другие нарушения: не указывались тома и части сочинений в некоторых случаях, а в повременных изданиях – годы, «почему судить о них можно лишь при сличении на месте»[24]. Например, на сочинениях Лассаля не обозначался том, а на журналах – годы выпуска.

Свои замечания харьковский инспектор по делам печати направил курскому губернатору, а он ­ старшему чиновнику особых поручений Н.И. Златоверховникову, потребовав проверить этот каталог с точки зрения легальности содержащихся в нем книг. Осмотр был произведен 28 апреля в присутствии члена Суджанской земской управы Е.П. Веденьева, библиотекарши Ф.А. Череватой и суджанского уездного исправника А.В. Спасского. Было отобрано 36 экземпляров изданий, изъятых из обращения, и предъявлено требование исключить эти издания из всех каталогов библиотеки[25]. Всего изъяли 24 книги и 10 периодических изданий. Среди них: К.Маркс и Ф. Энгельс «Капитализм и коммунизм», издано в Москве в 1905 г., К. Каутский «Экономическое развитие и общественный строй», издано в Санкт-Петербурге в 1905 г. и другие его сочинения, Ж. Грав «Будущее общество», издано в Санкт-Петербурге в 1907 г., Э. Бернштейн «Массовая политическая стачка и положение германской социал–демократии», издано в Санкт–Петербурге в 1906 г., А.Бебель «О Бернштейне», издано в Одессе в 1905 г., Луначарский «Отклики жизни», издано в Санкт-Петербурге в 1905 г. Из периодических изданий изъяли номера «Русского богатства» (№ 11 за 1910 г. и № 6 за 1911 г.), «Всеобщей библиотеки» (№ 5 за 1906 г.), «Образования» (№№ 1, 6, 7 за 1907 г., №№ 9 и 10 за 1908 г.), «Вестника знания» (№№ 6, 7 и 8 за 1906 г.)[26].

В итоге, получив отчет от Н.И. Златоверховникова, губернатор потребовал от председателя Суджанской земской управы сообщить ему полный список периодических изданий и книг, выписанных для библиотеки в 1914 г., и поставил ее под особый контроль.

В Курской губернии была запрещена продажа некоторых сочинений сочинения Л. Толстого, брошюры «Сочинения Фердинанда Лассаля. Перевод В. Зайцева. Т. 1. Санкт-Петербург, издание Н. Полякова, 1870 г.». Конфискация встречавшихся экземпляров была поручена уездным исправникам[27]. Из библиотечных фондов изымались произведения идеологов и сторонников оппозиционных царскому режиму партий, а также любые сочинения, отражающие подобные взгляды. В 1894 г. Главное управление по делам печати на основании пункта 3 примечаний к ст. 175 устава о цензуре и печати (издания 1890 г.) воспретило к обращению в библиотеках и общественных читальнях II том сочинения К. Маркса «Капитал. Критика политической экономии» (1885 г.)[28]. Под запрет попали и сочинения К. Каутского, Э. Берштейна, некоторые произведения М. Горького и др.

Таким образом, деятельность полиции в области осуществления цензуры в регионе была весьма обширна и разнообразна. Производимая полицией цензурная деятельность была частью государственной цензурной политики, направленной на сохранение существующего строя, поддержание образа верховной власти и установление контроля за основными информационными каналами. Необходимо отметить, что цензурные запреты в Российской империи не носили тотального характера.

 

 

 

 

 

---