УСТАВ О ЦЕНЗУРЕ 1828 г. Целями принятия нового устава провозглашалась необходимость соединить цензуру внутреннюю и внешнюю (т.е. иностранную) и «способствовать успехам истинного просвещения, имеющего незыблемым основанием приверженность к вере и престолу, охранение добрых нравов и личной чести каждого». Устав был утвержден 22 апреля 1828 г. Новый устав учитывал опыт применения предшествующих цензурных уставов, но носил более унифицированный с другими законодательными актами характер, будучи при этом менее декларативным, чем Устав о цензуре 1804 г. и менее детализированным, чем Устав о цензуре 1826 г.
В У. впервые давалось определение объекта цензуры: «Под названием произведений словесности, наук и искусств разумеются книги всякого рода и на всех языках, эстампы, рисунки, чертежи, планы, карты, а также ноты с присовокуплением слов».
В соответствии с § 3 произведения словесности, наук и искусств должны были подвергаться запрещению, «1) когда в оных содержится что-либо клонящееся к поколебанию учения православной греко-российской церкви, ее преданий и обрядов или вообще истин и догматов христианской веры. 2) Когда в оных содержится что-либо нарушающее неприкосновенность верховной самодержавной власти или уважение к императорскому дому и что-либо противное коренным государственным постановлениям. 3) Когда в оных оскорбляется честь какого-либо лица непристойным выражением или предосудительным обнародованием того, что относится до его нравственности или домашней жизни, а тем более клеветою».
§ 6—15 конкретизировали нормы, которыми должны были руководствоваться цензоры: «руководствуясь в точности постановленными в § 3 правилами, цензура долженствует обращать внимание на дух рассматриваемой книги, на видимую цель и намерение автора и в суждениях своих принимает везде за основание явный смысл речи, не дозволяя себе произвольного толкования оной в дурную сторону». Объяснения автора на замеченные цензурою места допускались, если только они не противоречили явному смыслу авторского текста.
Формулировки относительно явного и тайного смысла текстов, допускавших двоякое толкование, выглядели компромиссом между либеральной формулировкой Устава о цензуре 1804 г. и жестко запретительной нормой Устава о цензуре 1826 г. В особенности должно было облегчать прохождение сомнительных мест разрешение авторских объяснений по поводу смысла этих мест.
Следуя тем же правилам при рассмотрении книг нравственного содержания, цензура не должна была делать «привязки к словам и отдельным выражениям», однако была обязана наблюдать, «чтобы и в сих словах и выражениях о предметах важных и высоких упоминаемо было с должным уважением и приличием. Цензура должна отличать благонамеренные суждения и умозрения, основанные на познании Бога, человека и природы, от дерзких и буйственных мудрований, равно противных и истинной вере, и истинному любомудрию». Цензура должна была при этом различать произведения дидактические и ученые, предназначенные для ученых и книги, издаваемые для «общенародного употребления».
В сочинениях исторических, а также в издаваемых частными лицами документах, записках (мемуарах), анекдотах и т. п. не должны были подвергаться запрещению описания «происшествий и дел» и даже собственные рассуждения автора (в случае их соответствия общим цензурным правилам). Однако на практике в публикациях на исторические темы подвергались запрещению «неудобные» для правительства факты (например, упоминания о восстании И. И. Болотникова и указания на «неразгаданность» смерти царевича Димитрия в сочинениях по истории Смуты, об опале М. М. Сперанского в его жизнеописании и т. п.), а также «нарушающие уважение к императорскому дому» сведения об убийстве Павла I или о личной жизни Екатерины II. Цензуре подвергались даже сочинения самой императрицы Екатерины II, например, некоторые ее письма к Вольтеру, в которых содержалось восхищение его трудами.
Никакой чиновник не имел права без разрешения начальства обнародовать дела и сведения, вверенные и известные ему по службе, но всякие общие описание или сведения, относящиеся к истории, географии или статистики России разрешались, если только они были изложены «с приличием» и без нарушения общих цензурных правил.
Всякие суждения о предметах, относящихся к «наукам, словесности и искусствам»: о вновь выходящих книгах (в том числе и издаваемых официальными учреждениями, если они касались науки, литературы и искусства), о театральных представлениях и других зрелищах, о новых общественных зданиях, об улучшениях по части народного просвещения, земледелия, фабрик и т. п., — устав разрешал, если только они не входили в противоречия с общими цензурными правилами.
В произведениях «изящной словесности» цензура должна была отличать безвредные шутки от злонамеренного искажения истины и от существенных оскорблений «нравственного приличия» и не требовать в вымыслах той строгой точности, «каковая свойственна описанию предметов высоких и сочинениям важным».
Хотя задачей цензуры провозглашалась охрана личной чести каждого от оскорблений и подробности домашней жизни от «нескромного и предосудительного обнародования», цензура не должна была препятствовать публикации произведений, «в коих под общими чертами осмеиваются пороки и слабости, свойственные людям в разных возрастах, званиях и обстоятельствах жизни».
Цензура не имела права входить в разбор справедливости или неосновательности частных мнений и суждений писателя, если только они не противоречили общим цензурным правилам, не должна была судить о том, полезно или бесполезно рассматриваемое сочинение («буде только оно не вредно») и не должна была исправлять слог или замечать ошибки автора в литературном отношении (если только явный смысл текста не подлежал запрещению).
У. устанавливал порядок прохождения через цензуру рукописей. Рукописи должны были представляться в цензуру чисто переписанными. Периодические издания, математические сочинения, лексиконы (словари), грамматики и т.п. можно было представлять в цензуру в корректурных листах. На представление в цензуру корректуры вместо рукописи нужно было испрашивать особое разрешение, представление же рукописи никаких разрешений не требовало, и рукописи представлялись без специального прошения. После получения цензурного разрешения и напечатания книги или номера периодического издания два печатных экземпляра присылались в цензуру со свидетельством содержателя типографии, что все напечатано в соответствии с одобренной рукописью. Категорически запрещалось внесение автором изменений и дополнений в уже процензурованную рукопись.
Цензор должен был сличить печатный материал с рукописью и подписать билет на выпуск книги в свет (в двух экземплярах, один из которых направлялся в типографию, а другой оставался в цензуре). Одобренные цензурой в рукописи или в корректуре периодические издания могли выпускаться из типографии и без билета, под личную ответственность директора или содержателя типографии. Билет на выпуск из типографии книги должен был выдаваться в срок не более трех дней, периодического издания — не более 24 часов.
Переиздания также представлялись в цензуру (в виде книг) на общих основаниях.
Цензоры не имели права что-то изменять в рукописи, тем более добавлять от себя в рукопись какие-либо примечания или толкования. Они должны были лишь отмечать красными чернилами недопустимые места, предоставляя автору или издателю исключить или заменить эти места. Но издатель, согласно уставу, мог сам «вверить» цензору исправление замеченных последним мест.
Книги должны были рассматриваться в цензуре не дольше трех месяцев, а статьи для периодических изданий в срок, определяемый периодичностью выхода издания (например, для журнала, выходящего раз в месяц — не дольше месяца). Если цензор считал нужным запретить книгу или статью, он докладывал об этом цензурному комитету, который решал вопрос о запрещении в заседании большинством голосов. Но возглавлявший цензурный комитет попечитель учебного округа в случае несогласия с мнением большинства комитета имел право остановить исполнение решения и представить рукопись в Главное управление цензуры, которое и решало вопрос окончательно. Если пропуск рукописи осуществлялся по предписанию высшего начальства (например, Главного управления цензуры), то ответственность с цензора снималась.
Запрещенные рукописи удерживались в цензурном комитете, а автор получал уведомление о запрещении со ссылкой на соответствующий параграф цензурного устава.
Одобрив рукопись, цензор не имел права требовать корректуры для вторичного просмотра, но если он замечал, что по неосторожности или из-за спешки сделал какое-либо важное упущение, он мог просить цензурный комитет об исключении из печатаемой или напечатанной книги того или иного места. В таких случаях необходимая перепечатка листов должна была осуществляться за счет цензора.
Официальные акты, обнародуемые Сенатом, министерствами и главными управлениями, Главным и Морским штабами и др. учреждениями, публиковались под надзором и под ответственность этих учреждений.
Книги собственно духовного содержания, т.е. изложение догматов веры, толкования Библии, проповеди и т. п. подлежали рассмотрению в духовной цензуре, находившейся в ведении Синода и Комиссии духовных училищ (с 1839 г. — Духовно-учебное управление, с 1857 г. — Учебный комитет при Синоде); духовные книги других христианских исповеданий — предварительному рассмотрению митрополитами и архиереями этих исповеданий (у протестантов — членами консистории), а затем общей цензурой. Книги о нравственности вообще, хотя бы и снабженные ссылками на Библию, подлежали рассмотрению общей цензуры, но отдельные места «совершенно духовного содержания» должны были рассматриваться также духовными цензорами.
Медицинские книги подлежали общей цензуре, но те из них, которые содержали лечебные наставления и правила, подлежали рассмотрению и одобрению Медико‑хирургической академии в С.‑Петербурге и медицинских факультетов университетов в других городах.
Учебные книги должны были издаваться Министерством народного просвещения и Синодом под их надзором и ответственностью. Акты, речи, рассуждения, программы и т. п., издаваемые от имени академий и университетов, подлежали надзору и выходили под ответственностью последних. Политическая часть «Санкт-Петербургских академических ведомостей» на русском и немецком языках и газеты Министерства иностранных дел на французском языке рассматривались МИД. Частные известия, публикуемые в приложениях к этим изданиям, подлежали одобрению полицейского начальства. «Военные ведомости» выходили под надзором и ответственностью Главного штаба, а «Сенатские ведомости» — канцелярии Сената.
Драматические сочинения для представления подлежали цензуре III отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, а их публикация в печати — общей цензуре. Афиши и мелкие объявления выходили с разрешения местного полицейского начальства.
У. устанавливал систему подчиненных Министерству народного просвещения центральных и местных учреждений, призванных осуществлять цензуру.
Нарушения У. подвергались преследованию в соответствии с уголовным законодательством, кодифицированным в 1832 г. в Уложении о наказаниях (т. 15 Свода законов Российской империи).
Одновременно с принятием У. (22 апреля) были утверждены «Положение о правах сочинителей», устанавливающее действовавшие в Российской империи нормы авторского права, и «Устав о духовной цензуре», определявший состав и структуры учреждений ведомства Синода, осуществлявших духовную цензуру, и их обязанности.
Хотя «Временные правила о цензуре» 12 мая 1862 г. и указы 6 апреля 1865 г. «О даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати» и «О некоторых переменах и дополнениях в действующих ныне цензурных постановлениях» существенно изменяли нормы У., формально вплоть до 1905 г. У. оставался основой российского цензурного законодательства и продолжал входить в 14 том Свода законов.
Лит.: Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 г. СПб., 1862; [Щебальский П. К.] Исторические сведения о цензуре в России. СПб., 1862. С. 11—12, 34, 37; Материалы, собранные Особой комиссией, высочайше учрежденной 2 ноября 1869 г. для пересмотра действующих постановлений о цензуре и печати. СПб., 1870.Ч. 2; Варадинов Н. В. Сборник узаконений и распоряжений правительства по делам печати, СПб.; М., 1878; Скабичевский А. М. Очерки по истории русской цензуры, 1700—1863, СПб., 1892; Рождественский С. В. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения, 1802—1902, СПб., 1902; Лемке М. К. Очерки по истории русской цензуры и журналистики ХIХ столетия. СПб., 1904; Мезьер А. В. Словарный указатель по книговедению. М.; Л., 1934. Ч. 3; Оксман Ю. Г. Очерк истории цензуры зарубежных изданий в России в первой трети ХIХ в. // Учен. зап. Горьков. гос. ун‑та им. Н. И. Лобачевского. 1965. Вып. 71; Раскин Д. И. Российская империя ХIХ — начала ХХ в. как система гос. учреждений, службы, сословий, гос. образования и элементов гражд. общества. Lewiston-Queenston-Lampeter, 2001; Жирков Г. В. История цензуры в России XIX в.: учеб. пособие, СПб., 2000; Гринченко Н. А. История цензурных учреждений в России в первой пол. XIX в. // Цензура в России: история и современность: сб. науч. тр. СПб., 2001. Вып. 1.
Д. И. Раскин
Цензура в России. Материалы к энциклопедическому словарю
распечатать
Смотри также:
