УСТАВ О ЦЕНЗУРЕ 1804 г. Первый в России цензурный устав, утвержден 19 июля 1804 г. У. (а также изданные в том же году уставы российских университетов) впервые в истории российского законодательства создавал единую правовую и организационную базу государственной цензуры. У. определял задачи цензуры и система государственных учреждений, призванных осуществлять цензурные функции. У. отличался сравнительной краткостью и включал всего 47 параграфов. В У.сохранялась не только просветительская фразеология, но и в значительной степени идеология Просвещения. В качестве главной задачи государственной цезуры устав указывал на необходимость «доставлять обществу книги и сочинения, способствующие к истинному просвещению ума и образованию нравов, и удалять книги и сочинения, противные сему намерению» (§ 2). Цензура должна была наблюдать, чтобы в издаваемых книгах и журналах не было ничего противного «Закону Божию, правлению, гражданственности» и личной чести граждан. Таким образом, главной задачей издательской политики устанавливалось содействие просвещению, введенному, правда, в определенные законом рамки. При этом границы допустимого и подлежащего запрету У. устанавливал весьма широко и недостаточно определенно, что оставляло место как для цензурного произвола, так и для возможности расширительного толкования требований устава.
У. вводил личную ответственность цензора за содержание пропущенного им произведения. Цензору запрещалось делать собственные поправки или изменения в тексте рукописи. Он должен был отсылать свои замечания издателю, чтобы тот сам исправил или исключил места, которые цензор счел недопустимыми. Цензор должен был отсылать свои замечания издателю, чтобы тот сам исправил или исключил места, которые цензор счел недопустимыми. В случае запрещения рукописи он должен был объявить автору о его причинах, при этом рукопись удерживал у себя. Если же в рукописи ставилось под сомнение «бытие Божие» или содержались высказывания, направленные «против веры и законов отечества» либо «оскорбляющие верховную власть», цензор был обязан объявлять об этом правительству. Таким образом, хотя сам принцип предварительной цензуры освобождал автора от ответственности за содержание рукописи, в ряде случаев такая ответственность устанавливалась, независимо от соблюдения автором законного порядка представления рукописи в цензуру.
§ 17 указывал, что в случае присылки цензору рукописи, оскорбляющей личную честь гражданина, благопристойность и нравственность, цензор должен был запретить эту рукопись для опубликования, объявив автору о причинах такого запрещения. Рукопись при этом цензор удерживал у себя. Следующий параграф устава предписывал цензору в случае, если на рассмотрение поступала рукопись «исполненная мыслей и выражений, явно опровергающих бытие Божие, вооружающая против веры и законов отечества, оскорбляющая верховную власть или совершенно противная духу общественного устройства и тишины», не только безусловно запрещать такую рукопись, но и немедленно объявлять об этом правительству для отыскания сочинителя и поступления с ним по законам. Таким образом, хотя сам принцип предварительной цензуры освобождал автора от ответственности за содержание рукописи, в ряде случаев такая ответственность устанавливалась, независимо от соблюдения автором законного порядка представления рукописи в цензуру.
В то же время У.подчеркивал (§ 21), что цензура руководствуется «благоразумным снисхождением, удаляясь всякого пристрастного толкования сочинений»: когда место, подверженное сомнению, имело двоякий смысл, рекомендовалось истолковывать его «выгоднейшим для сочинителя образом». Это положение устава с одной стороны развивало принятый в либеральной европейской юриспруденции принцип «всякое сомнение в пользу подсудимого», с другой — свидетельствовало о распространении в российской словесности (и признании правительством) практики обхода цензуры путем намеков и особого «эзопова языка», получившей широкое распространение в русской литературе и особенно публицистике.
§ 22 обещал литераторам и обществу, что «скромное и благоразумное исследование всякой истины, относящейся до веры, человечества, гражданского состояния, законоположения, управления государственного или какой бы то ни было отрасли правления, не только не подлежит и самой умеренной строгости цензуры, но пользуется совершенною свободою тиснения, возвышающей успехи просвещения». Формулировка этого параграфа восходит к ХVIII в., когда в цензурном законодательстве некоторых стран, например Пруссии, под влиянием идей Просвещения появились указания на то, что цензура не должна препятствовать «скромному и серьезному исследованию истины».
Общее руководство цензурой принадлежало Министерству народного просвещения. Непосредственно цензурные функции осуществляли цензурные комитеты, создаваемые в каждом учебном округе при университетах (Московском, Казанском, Дерптском, Виленском и Харьковском). Цензорами в этих учебных округах назначались университетские профессора, прежде всего деканы факультетов, а возглавляли цензурные комитеты ректоры соответствующего университета. В Петербургском учебном округе, где университет еще не был открыт, цензурный комитет образовали из «ученых особ»; с открытием в столице университета (1819 г.) Петербургский цензурный комитет перешел в подчинение ректора, но состав цензоров не изменился. В отдаленных городах для просмотра периодических изданий должны были привлекаться директоры местных гимназий. В обязанности цензоров входил просмотр всех сочинений, издававшихся данным университетом, и вообще всех рукописей, подлежащих изданию на территории данного учебного округа.
На решения цензурных комитетов можно было жаловаться в Главное правление училищ, бывшее основным коллегиальным органом Министерства народного просвещения, однако на практике эта норма почти не применялась.
У. предоставлял издателям право переиздания прошедших цензуру произведений без нового цензурного рассмотрения, но в случае внесения в них каких-либо дополнений и исправлений требовалось новое цензурное разрешение.
Разрешалась публикация произведений под псевдонимом или без указания имени автора, но имя содержателя типографии должно было указываться на титульном листе во всех случаях.
У. требовал представления в цензуру из типографии отпечатанного экземпляра книги или журнала для сличения с получившей цензурное разрешение рукописью.
И передача цензуры в ведение Министерства народного просвещения, и либеральные формулировки первого цензурного устава соответствовали общему духу реформ первых лет царствования Александра I. Но уже через несколько лет после его введения последовал ряд законодательных и административных мер, призванных ограничить действие наиболее либеральных положений У.
25 июня 1811 г. в ведение Особенной канцелярии министра полиции, был передан общий надзор за книготорговлей и типографиями (а также сбор сведений о разрешениях на печатание книг и выход периодических изданий), театральная цензура и контроль за заграничными изданиями. Особенная канцелярия должна была пресекать распространение и таких изданий, которые «хотя и были пропущены цензурою, подавали бы повод к превратным толкованиям». В случае обнаружения канцелярией таких книг, министр полиции должен был сноситься о них с министром народного просвещения или представлять книги со своими замечаниями непосредственно на высочайшее усмотрение. В 1819 г. при упразднении Министерства полиции, Особенная канцелярия вошла в состав МВД, а в 1826 г. ее функции, как и большая часть аппарата, перешли в III отделение Собственной Е. И. В. Канцелярии. После 1815 г. цензурные строгости усилились. Это выразилось, в частности, в правительственном покровительстве деятельности Библейского общества и особом внимании цензуры к вопросам религии, что было связано с настроениями космополитического мистицизма, овладевшими императором Александром I и господствующими при дворе. Органической частью такой политики стало создание 14 октября 1817 г. Министерства духовных дел и народного просвещения. Главной задачей нового министерства было воспитание народа в духе веры и верноподданничества и подчинение просвещения религии. Цензура в Министерстве духовных дел и народного просвещения подчинялась Департаменту народного просвещения.
Министр народного просвещения гр. А. К. Разумовский в своем циркуляре указывал цензорам: «Между издаваемыми вновь романами выходят многие, которые хотя и не содержат в себе мест, явным образом противных какой-либо статье цензурного устава, но вообще по цели своей, двусмысленным выражениям и ложным правилам могут быть почитаемы противными нравственности. Часто бывает, что авторы романов, хотя, по-видимому, и вооружаются против пороков, но изображают их такими красками или описывают с такою подробностью, что тем самым увлекают молодых людей в пороки, о которых полезнее было бы вовсе не упоминать. Каково бы ни было литературное достоинство романов, они только тогда могут являться в печати, когда имеют истинно нравственную цель». Такое указание по сути дела зачеркивало большинство либеральных формулировок У. и водило в практику его применения принцип «полезности» литературного произведения. В 1819 г. замечание министра вызвал пропуск цензурой классического сочинения М. В. Ломоносова «О размножении и сохранении русского народа», в которой автор проявил рационалистический подход к церковным обрядам и высказал несколько вольных мыслей о духовенстве. А в 1824 г. цензурный комитет запретил рукопись анонимную «Нечто о конституциях», содержащую на самом деле критику конституционализма и доказательства превосходства неограниченной монархии, а к тому же принадлежащую перу одного из самых ярых обскурантов М. Л. Магницкого.
Таким образом, несмотря на в целом либерально-просветительскую направленность У., широта и неопределенность его формулировок ставило конкретное применение норм устава в зависимость от политической конъюнктуры. Так, например, в первые годы действия устава цензура была довольно снисходительной, а в период министерства кн. А. Н. Голицына отличалась свирепостью и произволом.
Лит.: Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 г. СПб., 1862; [Щебальский П. К.] Исторические сведения о цензуре в России. СПб., 1862. С. 11—12, 34, 37; Материалы, собранные Особой комиссией, высочайше учрежденной 2 ноября 1869 г. для пересмотра действующих постановлений о цензуре и печати. СПб., 1870. Ч. 2. ; Варадинов Н. В. Сборник узаконений и распоряжений правительства по делам печати, СПб.; М., 1878; Скабичевский А. М. Очерки по истории русской цензуры, 1700—1863, СПб., 1892; Рождественский С. В. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения, 1802—1902, СПб., 1902; Лемке М. К. Очерки по истории русской цензуры и журналистики ХIХ столетия. СПб., 1904; Мезьер А. В. Словарный указатель по книговедению. М.; Л., 1934. Ч. 3; Оксман Ю. Г. Очерк истории цензуры зарубежных изданий в России в первой трети ХIХ в. // Учен. зап. Горьков. гос. ун‑та им. Н. И. Лобачевского. 1965. Вып. 71; Раскин Д. И. Российская империя ХIХ — начала ХХ в. как система гос. учреждений, службы, сословий, гос. образования и элементов гражд. общества. Lewiston-Queenston-Lampeter, 2001; Жирков Г. В. История цензуры в России XIX в.: учеб. пособие, СПб., 2000; Гринченко Н. А. История цензурных учреждений в России в первой пол. XIX в. // Цензура в России: история и современность: сб. науч. тр. СПб., 2001. Вып. 1.
Д. И. Раскин
Цензура в России. Материалы к энциклопедическому словарю
распечатать
Смотри также:
