Об основателе нашего города Юрии Всеволодовиче написано немало. Есть в его портретах и глянец на холст, и позолота к рамке, найдется и нечто противоположное.
Великий князь. Политик. Воин. Строитель всего и вся. Русский святой.
«Но, позвольте, ведь это слишком на поверхности!» –– воскликнет современный историк-правдоискатель и укажет на иные, тоже хорошо известные факты.
Например, на, скажем мягко, не совсем достойное поведение князя во время Липицкой битвы 1216 года, когда последний, проявив перед сражением решительность на словах («пленных не брать!»), оказался первым в число бежавших. Термин «бегство» фигурирует и в описании отъезда Юрия на печально известную реку Сить –– как у создателя Никифоровской летописи, как и у восточного автора Рашид-ад-Дина («князь Юрий отбежа на Волгу»; «Эмир... Вике-Юрку бежал и ушел в лес»).
Если приводить подробности, картина будет еще хуже.
Постараемся, однако, обойтись и без панегириков, и без копания в грязном белье.
Биографический материал, взятый в полном объеме, позволяет понять сущность вещей глубже, чем отдельные –– пусть даже очень значительные –– факты.
Итак, 26 ноября 1189 года. У великого князя владимирского Всеволода Большое Гнездо рождается сын –– Юрий, во святом крещении получивший имя Георгий. В три года князь пройдет рыцарский обряд –– его торжественно-символически посадят на коня. В семнадцать он лишится матери. В восемнадцать пойдет в свой первый поход. В девятнадцать уже сам поведет войска на вторгшихся в Подмосковье рязанцев. Дебют оказался весьма удачным. Юрий с триумфом возвращается домой. И разве есть награда воину лучшая, чем женщина? Под 1211 годом летописцы дружно сообщают о венчании Юрия Всеволодовича с дочерью киевского великого князя.
Постигать «тайны брачныя постели» молодому князю пришлось недолго –– в следующем году умирает отец, и Юрий, как бы сейчас сказали, вступает в большую политику. Наследство, оставленное отцом, оказалось приятной, но тяжелой ношей –– титул великого князя Юрий получает в обход старшего брата –– Константина. Последний вовсе не желал оставаться на вторых ролях, требовал своего, законного, что и привело к неизбежному результату: изнурительной междоусобной схватке, протяженностью с Великую Отечественную войну.
1216 год –– не самый приятный период в жизни Юрия Всеволодовича. Вдребезги проигранная Липицкая битва между владимиро-суздальцами и новгородцами привела к перемене места жительства: стольный Владимир пришлось оставить и отправиться в унизительную ссылку в Городец. К счастью для Юрия –– ненадолго. Судьба, столь коварная в критические моменты, пока еще продолжает благоприятствовать ему: два года политического небытия заканчиваются смертью Константина. Юрий –– вновь во Владимире, вновь –– великий князь. Теперь до самого прихода татар жизнь потечет спокойно, размеренно, без крупных потрясений. Юрий Всеволодович –– верховный правитель огромной территории. У него семья –– трое сыновей и две дочери. Он еще сравнительно молод, но уже раздобрел на княжеских харчах: «бе бо телом толст и тяжек» –– в пику позднейшей иконографии напишет о нем современник-летописец.
Юрий Всеволодович с удовольствием строит церкви, раздает милостыню. По старой памяти хаживает иногда и в походы, но вообще это дело не любит, предпочитает либо отправлять на войну других, либо разрешать конфликты полюбовно.
Наверно, приди татары немного позже, Юрий Всеволодович так с миром и отошел бы в мир иной, дав летописцу повод записать: «в лето шесть тысяч такое-то скончася князь великий...»
Но явилась-таки божья гроза на Русь, и пришлось 49-летнему князю вновь садиться на коня. Конец его жизни был явно трагический –– к темной по обстоятельствам смерти самого Юрия прибавилась гибель всей княжеской семьи, вплоть до маленьких еще веточек семейного древа –– внуков (спаслась только старшая дочь Юрия, еще в 1226 году выданная за князя волынского и потому находившаяся в феврале 1238-го далеко от Владимира). Наверно, аналоги с событиями совсем недавними –– начала нынешнего столетия –– напрашиваются сами собой. В обоих случаях династическая нить прерывалась полностью. После 1238 года Русью будут править уже потомки брата Юрия –– Ярослава.
Пора подводить итоги. В течение почти полувека встречается на страницах летописей имя Юрия Всеволодовича. Половину этого срока он –– на великокняжеском престоле. Был неплохим политиком (кроме контроля над своей территорией, имел влияние на Новгород и Рязань), но могущества предшественников –– отца и дяди –– не достиг (те властно распоряжались и Киевом). По должности приходилось участвовать Юрию в походах, но полководческих талантов он не проявил: из 12 военных экспедиций лишь 5 оканчивались серьезным столкновением, причем победой –– только одна, в двух случаях благоприятный исход был весьма сомнителен (летописно-былинный богатырь Александр Попович «многих людей великого князя Юрия избиваше, их же костей накладены могилы велики и доныне на реке Ишне»), и два самых крупных сражения своей жизни Юрий Всеволодович проиграл –– первое стоило ему великого княжения, второе –– головы. В обоих случаях как военачальник действовал он крайне неудачно: и по пассивности тактики в условиях десятикратного (!) численного превосходства (1216 г.) и по отсутствию сколько-нибудь продуманного плана действий (1238 г.).
Образ его правления вполне сходился с характером Юрия –– скорее вспыльчивость, чем решительность, при общем миролюбии и спокойствии –– качества, часто присущие именно людям, родившимся под знаком Стрельца.
В целом Юрий Всеволодович был обычным, средним, может быть даже –– посредственным человеком своего времени. Мы бы, наверно, и не вспоминали о нем теперь, не отметься он в истории одним маленьким штрихом –– в качестве основателя Нижнего Новгорода. Для него, вероятно, это был лишь эпизод, для нас –– точка отсчета.
Публикуем фрагмент из Тверской летописи с описанием Липицкой битвы в качестве иллюстрации поведения Юрия Всеволодовича в критической ситуации. Здесь он достаточно ярко проявил себя как военачальник и человек. Читатель вправе сам решать, стоит ли наш герой того, чтобы и в дальнейшем ставить ему памятники, проводить чтения и защищать докторские диссертации.
И ста князь великий Юрий съ братомъ Ярославомъ на реце Гзе, а Мьстиславь и два Володимера (съ) Новогородци у Юриева, а князь Костантинъ на реце Липице; и узреша полкь стоящь, и послаша къ великому князю Юрию Илариона сотскаго, глаголюще: «кланяемъ ти ся, съ тобою намъ обыди нетъ, но съ Ярославомъ; а съ тобою одинъ есмь человекь.» А ко Ярославу послаша: «пусти мужи мое, Новогородци и Новоторжьци, и что еси заишолъ волости Новогородские и Волокъ, отдай назадъ; а миръ възми съ нами, а крови не проливай, а кресть къ намъ целуй.» Онъ же отвеща: «мира не хощу, а то все у мене, мужей не отдамъ; а далече есте шли, и вышли яко рыба на сухо.». И сказа Ларионъ тую речь Мьстиславу и Новогородцемъ, и послаша второе, глаголюще: «мы не кровопролитиа ради приидохомъ, но управитися межи себе, едино бо есме племя; а старейшинство дати Костантину, а вамъ Суздалскаа земля.» Они же реша: «въземъ насъ, всю землю възми.» Тако начаста ся радити кь боеви; ста князь великий Юрий съ братиею на горе Авдове, а Константинъ съ прочими князи противъ на горе Юриеве, подъ нею же потокъ Тунегь. И посласта кь Юрию третие, глаголюще: «или миръ възми или отступи, и мы къ тебъ идемъ; или мы отступимъ къ Липице, и вы къ намъ поидите.» Они же глаголаху: «ни мы отступымъ, ни къ вамъ не идемъ; перешедше землю, сеа ли тверди не можете перейти.» Стояше бо вь тверди, учинивше плетень съ колиемъ; а межи полкома бяше дебрь болотная, и нелзъ къ нимъ дебрию прейти. Князь же великий Юрий пиаше всю тую нощь съ братиею и з боляры, надеяше бо ся на твердь и на множество вой, бе бо ихъ бес числа, яко бы мнети десять Суждалтинъ на единого Новогородца. Пиющимъ же имъ, рече некто отъ прьвыхъ бояръ, Творимиръ, великому князю Юрию: «господине княже, добро бы сътворити миръ, а крови не проливати, а старейшиньство бы дати Костантину; аще бо и мало ихъ, но суть храбри отъ нашихъ Смоляне; а Мьстиславу, и самъ веси, яко въ всей братии дасть ему Бог храбрость:» бе бо Мьсиславъ легокъ и храберъ. Князь же великий иъсмиася тому и рече: «яко по своей воле велить ми ся стола отца своего отступити? а кто внииде въ Суждальскую землю ратию, а здравъ изъ неа изыиде? се же глаголю, аще кто иметъ на бою человека жива, то самъ будетъ убитъ, кроме точию на погоне, или кто прибегнеть в нашъ полкъ; а о князехъ мы размыслимъ, а то вы есть товаръ пришелъ въ рукы.» Рече инь некто князю: «правь еси, княже, право ихъ наврьжемъ седлы». И повеле князь прьваго съветовавшаго о миру, яко переветника, изврещи вонъ; а съ темъ же последнимъ начаша веселитися и пити. Князь же Мъстиславъ нача потвержати полки своа, глаголя: «братие, шли есмо далеко, а ныне приспе время; не обратите очию своею, ни позрите на товаръ, но пристойте кь боеви.» Хоте же Костантинь поити къ Володимерю на Ярослава, и рече Мьстиславъ: «брате Костаньтине, еда[1] како мы поидемъ мимо Юриевь, а они вдарять у тыль в смятутъ ны?» Въ то же время прииде Володимеръ съ Пьсковичи изъ Ростова, и рече Мъстиславь Новогородцомъ: «како хощете битися, на конехъ ли, или пеши?» И реша Новогородци: «не хотимь, княже, измрети на конихъ, но якоже отци наши билися иа Колакши пеше, тако и мы хощемъ», князь же Мьстиславъ радъ бысть тому; Новогородци же соседше съ коней, и порти сметавше, я сапози сметавше, боси потекоша, и рече Мьстиславъ: «гора намъ не поможетъ, ни победитъ насъ.» И послаша напередъ пешци, а сами за ними поидоша на конехъ, пришедши же къ дебри сташа, и кликнуша съ ону страну дебри, и връгоша вь Мьстиславли кии, а Мьстиславли съ сеа стороны врьгоша къ нимъ топор(и), и тако побегоша на нихъ Новогородци и Смоляне черес дебръ, и вышедше начаша сечи Ярославли полки, и бысть сеча зла. Князь же Мьстиславь виде своих секущихся, поиде по нихъ борзо, глаголя: «кто сихъ не жалуетъ?» и переиха на ону страну, и начатъ сещи а; такоже и вси вои его по немъ переихаша. Смолняне же обратишася на товары и не крепко биахуся, Мьстиславъ же име въ руце топоръ съ паворозомъ, и темъ сечаше ихъ; и прииха сквозе полкы Ярославли трижды. И тако Божиею помощию и святыа Софиа одоле Мьстиславь, победи Ярослава и братию его; Ярославъ же вьдавъ плещи побеже. Князь ведикий же Юрий стоа прямо Костантину, виде Ярославль полкь побегшь, в тьй вдасть плещи, побеже къ Володимерю; они же безъ милости изсекоша ихъ уганяючи, и не погнашася за великымъ княземъ къ Володимерю, аще бы погнашася, угонили бы Володимеръ. Бысть же сиа победа вь четвергь 2 недели по пасце, месяца априля 21, на память святаго мученика Иануариа и дружины его. О многыа победы, братие! кто не въсплачется слышавъ сию горкую победу надъ своею братиею, вытие прободеныхъ и глась протинаемыхь, и еще живыхъ сущихъ и кричащихъ отъ болезни? многое бо множество избытихъ, яко ни умь человеческий не можетъ смыслити; не токмо на боищи костры мертвыхъ, но и по многымъ местомъ лежаше трупие, овии мертви, а друзии еще дышуще; много же отъ нихъ и переимани и повязани, плачущеся гръкымъ плачемъ, видяще своихъ мертвыхъ не погребеныхъ. Князь же Костантинъ повеле погребати ихъ и имати телеса, (и)хже кто хотяше где погребсти. У князя же у Костантина тогда бяше въ полку два человека храбрыхь, Олешка Поповничь и человекь его Торопь, и Тимоня Золотой поясъ. Избытихъ же полка великого князя Юриа 9000 и 200 и 30 и 3 человекы; а у князя Мьстислава въ полку избытихъ 4 человекы Новогородци, а пятое Смолнянинъ. Се же избиении Новогород(ди): на прьвомъ съступе убиша Димитра Плесковитина, Онтона котелника, Иванка Прибышинича опонника, а въ загоне Иванка Поповича, (Сьмьюна Петриловиця) Терскаго данника. Князь великий же Юрий прибеже вь Володимерь въ единомъ сьрочке и подкладь выврьгь на пятомъ кони, а четыри одушивъ; бе бо теломъ толсть и стяжекъ. Володимерци же, видевше князя единого бежаща, възрадовашася, глаголюще: «наши одолели;» мнеша бо князя гонца съ вестию бежаща въ градъ. Князь же прибегь нача ездити къ вечеру по граду, повеле крепити городъ, и утврьдити повелеваше осаду, хотяше бо въ граде затворитися; Володимерци же слышавше въскричаша, глаголюще: «съ кимъ, княже, затворимся? братиа наша вся избыти, а инии испереимани.» Бе вышли вси Володимерци на бой, и до купца и до пашенного человека, а толико осташася церковнии людие, игумени съ черньци, и попы и диаконы, и кто церкви служитъ, и слепии и хромии. Бысть же плачь неутешимъ въ Володимере и въ Суждале, плачуще старии немощей детей своихъ, а жены мужей своихь, а малии отцевь своихъ и братий; не (бе) бо такого двора, идъже бы кричаниа и въпля не было, и странно бе видети человекы изъопухша отъ слезъ. Рече же къ нимъ князь великий Юрий: «толко, братие, стойте, а то ведаю все азъ; а не выдайте мя братие, абы есмы вышелъ по своей воле.» Ярославъ же прибеже къ Переяславлю на четвертомъ кони, а 3 удушивъ, и ни туть остася своего зла; но что ни есть тутъ гостя Новогородского повеле всехъ Новогородцовь вметаты въ погребы, а иныа въ избе затвори въ полтораста человекь, а Смолнянъ двадесять и пять, и ту издьхоша въ множестве. Князи же победивь, Константинь, и Мьстиславь и два Володимера, съ полкы поидоша по Юрии къ Володимерю. Тогда же въ неделю рано приидоша князи къ Володимерю, князь же Юрий посла къ нимъ пути прося съ молбою; они же сташа подъ городомъ. И тоя нощи загореся въ городе князя великого дворъ, и хотеша Новогородци полести кь граду, и не да имъ Мьстиславь. И бысть заутра, высла князь великий Юрий къ нимъ: «не дейте мене днесь, а заутра поиду изъ града.» И наутрие изыиде къ нимъ съ поклономъ, и рече Мьстиславу: «тебе, брате, животъ дати, и хлеба накормити; а азъ вь всемъ виноватъ.» И даша ему Городець Радиловь, и тако сьбрався въ судехь съ княгинею и з детми, и владыка Симонъ съ нимъ, глаголя: «суди, Боже, брату моему Ярославу, яко сего мя доведе.»
Тверская летопись [извлечение] // Полное собрание русских летописей. –– М., 2000. –– Т. 15. –– Стб. 320–324.
[1] Так в издании. – Н.И.
Археография
распечатать
Смотри также:
