О ПРЕДМЕТЕ, МЕТОДЕ И ЗАДАЧАХ АРХЕОГРАФИИ
Л. Н. Пушкарев,
доктор исторических наук
Вот уже более двух веков публикуются у нас исторические источники, полтора века прошло с тех пор, как широко стали бытовать понятия археографии и археографической деятельности, более полувека археография существует как самостоятельная научная дисциплина, — а до сих пор ученые продолжают обсуждать вопрос о том, что представляет собою сам предмет археографии как науки, каковы методы археографической работы, в чем состоят ее задачи, — иными словами, каковы границы самого термина «археография», каково вкладываемое в него содержание.
Это — не признак беспомощности специалистов, занимающихся данными вопросами, и не праздное любопытство. Это — закономерное историографическое явление, объясняемое самим процессом становления археографии как науки, необходимый и крайне важный этап в ее формировании. Подобными же или близкими к ним вопросами занимаются сейчас источниковеды и архивоведы, текстологи и социологи. Поэтому вопрос о предмете, методе и задачах археографии перерастает узкие рамки одной вспомогательной исторической дисциплины, привлекает к себе внимание историков самого широкого профиля. Следует всемерно поддержать инициативу журнала «Советские архивы», воспользовавшегося выходом в свет работы профессора Московского государственного историко-архивного института М. С. Селезнева «Теория и методика советской археографии», изданной в качестве учебного пособия[1], для организации дискуссии по этому вопросу. Эта дискуссия тем более оправдана, что с откликами на работу М. С. Селезнева выступили такие крупные специалисты, как М. А. Варшавчик, С. А. Яковлев, О. В. Моисеев, М. Н. Черноморский, А. Т. Николаева и другие[2].
Оригинальное определение археографии мы находим у М. С. Селезнева. Он определяет ее и как область научных знаний, и как специальную историческую дисциплину одновременно, что, безусловно, противоречит правилам логики. Одно из двух — или область научных знаний (тогда археографию следует сопоставлять с такими науками, как физика, химия, математика, биология и т. д.), или специальная (вспомогательная) историческая дисциплина (и в этом случае ее можно сравнить с другими вспомогательными историческими дисциплинами).
М. А. Варшавчик и С. А. Яковлев дали довольно подробную и аргументированную критику определения археографии М. С. Селезневым, подчеркнув при этом необходимость включить в понятие археографии не только теорию и методику, но и практику публикации исторических источников. Полностью соглашаясь с их доводами, хотелось бы подчеркнуть особо два обстоятельства.
Во-первых, все науки (в том числе и исторические) развиваются в единстве и теоретико-методических разысканий, и конкретно-практических исследований. Голое теоретизирование, не опирающееся на практические исследования, — как это достаточно убедительно показала многовековая история науки, — так же бесплодно и бесперспективно, как и лишенный теоретической глубины ползучий эмпиризм и бездумное коллекционирование фактов. Лишь в единстве теории, методики и практики исследования может развиваться любая наука. И если уж говорить об археографии, то она, как никакая другая вспомогательная историческая дисциплина, всегда шла в своем развитии прежде всего от археографической практики. Историки сначала начали практически издавать исторические источники, а уж спустя долгое время стали размышлять над принципами и методами публикации памятников. И история свидетельствует: самых ярких результатов археография добивалась тогда, когда ею занимались ученые, объединявшие в себе и блестящего практика, и глубокого теоретика. Достаточно вспомнить имена П.М. Строева, А. А. Шахматова, С. Н. Валка, чтобы проиллюстрировать это.
Как нет и не может быть специальной, особой науки «теоретическое источниковедение», «теория архивоведения», «теоретическая хронология» и т. д., так и археография не просто «обобщает археографическую практику», как об этом говорит М. С. Селезнев, а включает практику публикации исторических источников в предмет своего изучения. Ведь и всевозможные правила издания исторических источников, и руководства по публикации — все они выросли из практической археографической деятельности, ее обслуживали и развивались лишь с учетом потребностей и источниковедения, и исторической науки в целом.
Что же включает в себя понятие археографической практики? Судя по всему, М. С. Селезнев понимает под ней только издание документов. Безусловно, публикация источников есть важнейшая часть археографической практики, но только часть. Археография в нашей стране исторически сложилась как наука, занимающаяся также и организацией публикаторской работы, выявлением и сбором исторических памятников (ср. деятельность Археографической комиссии 1834—1922 гг.), все расширяющейся практикой современных археографических экспедиций и т. д. В этой своей деятельности археография смыкается с архивоведением, что вполне естественно. Надо сказать, что и теория археографии может развиваться, лишь опираясь на всю сумму практической археографической деятельности, а не только на технику издания источников.
Во-вторых, следует самым решительным образом отказаться от попытки двойного определения археографии — и как области научного знания, и как специальной исторической дисциплины. Конечно, археография находится на стыке многих смежных дисциплин. М. С. Селезнев прав, когда говорит, что «специфика археографии как научной дисциплины требует от археографа широкой и разносторонней эрудиции» (стр. 16). А какая наука не требует в наши дни этой «широкой и разносторонней эрудиции»? В любом серьезном исследовании, вышедшем за последнее время, мы увидим, как автор вторгается в сопредельные области, добиваясь самых неожиданных результатов. Вот книга Б. А. Рыбакова «Древняя Русь» — в каком органическом единстве проанализированы в ней летописи, былины, сказания, предания... Историк Б. А. Рыбаков выступает одновременно как археолог, фольклорист, литературовед, источниковед. Или монографии В. Л. Янина, выросшие из творческого овладения методами различных вспомогательных исторических дисциплин.
Но эта широта любой исторической науки, в том числе и археографии, отнюдь не дает ей право претендовать на особую «область научных знаний». Ведь методы, которыми археография пользуется, и предмет, который она изучает, — все они теснейшим образом связаны с исторической наукой в целом, с источниковедением в особенности. Археография есть вспомогательная историческая дисциплина, — важная, нужная, необходимая, широкая, глубокая, но вспомогательная историческая дисциплина. Это нисколько ее не принижает, это просто определяет ее истинное место в системе исторических наук.
Дискуссия о предмете, методе и задачах археографии еще раз настоятельно и требовательно свидетельствует о необходимости всем заинтересованным специалистам обсудить вопросы терминологии. Важность этой проблемы очевидна. До сих пор продолжаются споры вокруг различных источниковедческих и археографических терминов, причем нередки случаи, когда разные исследователи по-разному именовали одно и то же понятие или, наоборот, употребляли одни и те же термины, но вкладывали в них различное содержание.
В качестве примера того, к чему приводит разнобой в различном толковании одних и тех же терминов, можно привести учебное пособие М. С. Селезнева.
Работа М. С. Селезнева делится на две части — теоретическую и практическую. В первой рассматривается предмет, метод и задачи археографии, вопросы определения исторического источника, понятия классификации, связь археографии с другими науками и т. д. Во второй автор касается выявления и отбора документов для печати, вопросов передачи текста, археографической обработки документов, создания научно-справочного аппарата публикации, ее редактирования и полиграфического оформления. Именно вторая, большая часть книги (стр. 82—200), представляет, на наш взгляд, несомненное достижение автора. Написанная с массой примеров, взятых из различных сборников, она будет полезной для всех, кто занимается подготовкой документов к изданию.
Следует особо отметить как заслугу автора и то, что он не только приводит примеры из публикаций, но и критически их оценивает, причем конкретно указывает, в чем заключаются достоинства и недостатки того или иного издания. Опираясь в своих требованиях к научным публикациям текста на практику основоположников марксизма-ленинизма, М. С. Селезнев высказывается за углубленный в методическом и научном отношении подход к работе археографа на всех этапах его труда, начиная с выбора темы и кончая научно-справочным аппаратом.
Что касается теоретических разделов книги, то в них встречается гораздо большее количество мест, вызывающих сомнение, мест спорных, а в некоторых случаях и ошибочных. Особенно это следует сказать в отношении различных определений, встречающихся в книге. Так, автор приводит определение исторического источника («всякий памятник прошлого, свидетельствующий об истории человеческого общества» — стр. 9) не только без ссылки на ту работу, откуда взято это определение, но и вообще умалчивает о том, что по данному вопросу ведется давняя и до сих пор еще не закончившаяся дискуссия. В самом деле, всякий ли исторический источник можно назвать «памятником прошлого»? Разве подходят под это определение верования, нравы, поверья, обычаи, приметы и прочие факты, изучаемые этнографией? А язык, разве он памятник только прошлого, а не настоящего одновременно? А фольклор, о котором так метко сказал академик Ю. М. Соколов, что он «не только отзвук прошлого, но в то же время и громкий голос настоящего»[3]. Словом, автор отошел от правильно им самим сформулированного принципа — введения будущих специалистов в круг спорных, дискуссионных вопросов (стр. 7), уклонился от изложения существующих взглядов по данной проблеме и от оценки этой дискуссии.
Отнюдь не призываю автора привести все существующие определения исторического источника, но ввести читателя в круг дискуссионных вопросов и тем самым «воспитать у студентов творческий подход к познанию науки» (стр. 8) было бы целесообразным.
Приведенное на стр. 9 определение исторического документа в широком смысле слова дано расплывчато и неопределенно, под него можно подвести любой письменный источник как документального, так и повествовательного (нарративного) характера.
При употреблении или толковании различных терминов крайне важно точно излагать точку зрения своих предшественников, чтобы вольно или невольно не исказить ее. Надо сказать, что учебное пособие М. С. Селезнева не всегда бывает достаточно корректным в этом отношении. Вот несколько примеров. Критикуя понимание археографии у своих предшественников, М. С. Селезнев неточно излагает их точки зрения. В частности, Л. И. Арапова и К. И. Рудельсон не отождествляют археографию с информатикой, а лишь сближают их между собой, сопоставляют друг с другом в их отношении к информации[4]. Равным образом и из статьи В. Н. Автократова нельзя сделать вывода, что он усматривает методологическую основу специальных дисциплин не в понятиях марксистско-ленинской теории познания, а в понятиях частных дисциплин[5]. Следует заметить, что автор нередко так излагает свой материал, как будто бы других точек зрения на изучаемый им вопрос не существует. Например, давая определение вида документа (стр. 127), он не указывает, что существуют и другие дефиниции этого сложного понятия, в частности заслуживающее серьезного внимания определение С. М. Каштанова[6].
Употребляя понятия классификации, систематизации и группировки источников, автор не делает между ними различия и не учитывает принципиального отличия классификации от других видов деления. Классификация есть деление по основному, ведущему признаку источника, и так как признак этот один, то и деление источников при классификации должно проводиться по одному основанию деления, а не по нескольким одновременно. Приведенные автором ссылки на работу Б. Г. Плошко «Группировка и системы статистических показателей» (М., 1971) не решают проблемы, так как Б. Г. Плошко говорит не о классификации, а о группировке, а это — разные понятия.
Приведенные примеры показывают, как важно быть точным и требовательным в употреблении и толковании различных терминов и понятий, с одной стороны, и как еще несовершенен, неразработан и расплывчат понятийный и терминологический комплекс наших наук — с другой. И было бы крайне желательным, чтобы журнал «Советские архивы» проявил бы еще одну важную и нужную инициативу и организовал на своих страницах обсуждение тех важнейших источниковедческих, архивоведческих, археографических терминов и понятий, которые за последнее время усиленно комментируются в различных статьях и монографиях. Настала пора договориться, что мы имеем в виду под историческим источником вообще, что включают в себя понятия типа, рода и вида источников, типа, рода и вида публикаций и т. д. Без этого наше движение вперед будет замедлено.
Терминологическая неточность может обернуться методологической ошибкой. В качестве примера этого можно привести одно место из учебного пособия М. С. Селезнева, где автор останавливается на важном в методологическом отношении вопросе: как отображается в источнике реальная историческая действительность и в какой степени исторический источник является средством для ее познания. Автор сомневается в правильности тезиса о том, что исторический источник — это надежное средство для познания действительности, и приводит широко известные факты о субъективности отображения действительности в источнике, об искажении исторической правды в документе. Субъективность отображения, конечно, нужно учитывать, но сомневаться в том, что на основании анализа источников мы объективно познаем ушедшее от нас прошлое и что мы в состоянии познать его — это значит (вольно или невольно) встать на точку зрения зарубежных методологов, отрицающих объективное знание в истории.
Советское источниковедение давно уже пришло к выводу о том, что при всей своей субъективности любой исторический источник всегда, неизбежно, помимо воли своих создателей и авторов, несет в себе частицу объективной информации и тем самым дает возможность познать породившую источник историческую действительность. Конечно, работа источниковеда и археографа неизмеримо усложняется, когда перед нами заведомо ложный источник, искажающий (в силу классовых или личных причин) историческую правду, но и в этом источнике опытный исследователь всегда найдет ту крупицу истины, которая бывает, порой, скрыта. Пример тому — публикация источников, исходящих из лагеря наших классовых противников; как ни пытаются они исказить историю революционного движения в своих документах, мы все же находим в них нужный для нас материал и, — после соответствующей проверки и обработки, — используем его при воссоздании истории революционных событий в нашей стране.
Приведенный пример хорошо иллюстрирует ту мысль, что вопросы терминологии, совершенствование понятийного аппарата науки важны не только для узкого круга специалистов, заинтересованных в лучшем понимании друг друга. Терминологический анализ — часть общей методологии общественных наук, и пример с учебным пособием М. С. Селезнева — лишь повод для более общего разговора по этому вопросу. Этот разговор тем более необходим, что точка зрения М. С. Селезнева на то, что археография должна заниматься лишь историей, теорией и методикой издания исторических источников, поддерживается и некоторыми другими археографами[7]. М. А. Варшавчик и С. А. Яковлев полагают, что упоминание истории издания источников можно исключить как излишнее: любая наука занимается изучением собственной истории, а не только археография[8]. Это замечание резонно. Историю исторической науки, например, изучает историография, охватывающая собою также и историю вспомогательных исторических дисциплин[9]. История археографии ничем принципиально не отличается от истории исторической науки в целом и ряда ее отраслей — этнографии, археологии, источниковедения: она изучается теми же историографическими методами, на тех же или очень близких и схожих источниках.
Но раз такие точки зрения высказываются в учебном пособии, на котором будет воспитываться не одно поколение студентов, то тем более важно тщательнейшим образом проверить и уточнить все определения, термины и понятия, встречающиеся в работе подобного рода.
Советская археография за более чем полувековой путь своего развития достигла значительных успехов. Созданы правила издания исторических документов[10], разработаны методические пособия и руководства по публикаторской работе. Подводя итоги, можно сказать, что после выхода в свет «Руководства по публикации документов XIX в. и начала XX в.» А. А. Шилова (М., 1939) — работы, не потерявшей своего значения и сейчас, — книга М. С. Селезнева — это первый обобщающий труд в области археографии, в целом с верных методологических позиций освещающий процессы археографической обработки источников. Методическая часть работы должна быть высоко оценена. Теоретические главы написаны слабее, дефиниции отдельных понятий даны автором без полного учета современной литературы.
Выход этой книги свидетельствует также о том, что перед советскими археографами стоит задача создания специализированных пособий по теории и методике публикации источников различных видов, с одной стороны, и по методике создания публикаций различных типов — с другой. Продолжает оставаться актуальным и создание подобного рода пособий по публикации источников древнего периода, о чем свидетельствует, в частности, подготовительная работа по изданию «Корпуса древнейших источников по истории народов СССР»[11].
Хочется надеяться, что кафедра археографии МГИАИ и работники Академии наук СССР, Главархива СССР, ЦГА СССР, республиканских и местных архивов продолжат эту работу и дадут советским историкам и архивистам серию пособий, раскрывающих все своеобразие и трудности важной и нужной для науки публикаторской работы. Созданию этих пособий должна, на наш взгляд, предшествовать широкая дискуссия об основных принципах построения подобного учебного курса, о точном и верном толковании применяемых в пособии терминов и понятий, о предмете, методе, объеме и задачах археографии как вспомогательной исторической дисциплины.
Опубл.: Советские архивы. 1976. № 1. С. 75-80.
[1] Проф. М. С. Селезнев. Теория и методика советской археографии. Учебное пособие. Под ред. проф. С. И. Мурашова, М., 1974, 206 стр. Тираж 1500 экз. (Министерство высшего и среднего специального образования РСФСР. Московский государственный историко-архивный институт).
[2] «Советские архивы», 1975, № 4, стр. 97—101; «Книжное обозрение», 1975, №9, 28 февраля, стр. 7.
[3] Ю. М. Соколов. Русский фольклор. М., 1941, стр. 14.
[4] Л. И. Арапова, К. И. Рудельсон. Новый этап развития советской археографии. «Вопросы истории», 1971, № 6, стр. 68.
[5] В. Н. Автократов. К вопросу о методологии архивоведения. «Археографический ежегодник за 1969 год». М., 1971, стр. 22-35.
[6] С. М. Каштанов. Очерки русской дипломатики. М., 1970, стр. 15.
[7] Эту же точку зрения высказала и В. М. Хевролина в сообщении «О терминологии советской археографии» (см. «Материалы семинара-совещания по публикации документальных материалов 18—20 мая 1971 г.». М., 1971, стр. 67; см. также М. С. Селезнев. По поводу термина «археография». «Археографический ежегодник за 1963 год». М., 1964, стр. 217).
[8] М. А. Варшавчик, С. А. Яковлев. Предмет, метод и задачи археографии (о новом учебном пособии). «Советские архивы», 1975, № 4, стр. 98.
[9] См. «Очерки истории исторической науки в СССР», т. I—IV. М., 1955—1966.
[10] Правила издания исторических документов. М., 1955, 1956; Правила издания документов советского периода. М., 1960; Правила издания исторических документов в СССР. М., 1969; Правила издания документов XVI—XVII вв. «Проблемы источниковедения», вып. 2. М.—Л., 1936.
[11] См. об этом подробнее: «Корпус древнейших источников по истории народов СССР. Материалы совещания археографов-медиевистов РСФСР. 11—12 апреля 1972 г.». М., 1973; В. Т. Пашуто, акад. Б. А. Рыбаков. О корпусе древнейших источников по истории народов СССР (Материалы для обсуждения). М., 1974.
Археография
распечатать
Смотри также:
