Исследование истории нижегородского дворянства допетровской эпохи затруднено из за крайне небольшого числа сохранившихся источников. Для XV – XVI вв. – это единичные свидетельства летописей, актов, церковных синодиков. Некоторое расширение источниковой базы характерно для XVII столетия. Здесь на помощь приходит регистрационно-учетная документация Поместного и Разрядного приказов. Материалы писцового делопроизводства по Нижегородскому уезду сохранились неплохо и способны осветить материальное положение местных землевладельцев. Однако нужно помнить, что далеко не всех из их числа можно отнести к нижегородской служилой корпорации. На территории уезда владели землями дворяне и дети боярские, несшие службу с другими «городами», а также знатные представители государева двора. Состав уездных корпораций фиксировался в особых списках – десятнях, которые являются важнейшим источником изучения провинциального дворянства XVI – XVII вв. По нижегородской служилой корпорации в полном виде дошло три десятни: 1606/07, 1618 и 1622 гг.[1]. К сожалению, они освещают относительно небольшой хронологический отрезок.

        Подспорьем в изучении служилых «городов» являются так называемые алфавиты «старые» к десятням. Это внутренние документы Разрядно-Сенатского архива, которые  представляют собой алфавитные указатели с отсылками на листы подлинных десятен. Они были составлены для удобства работы с десятнями на рубеже 80-90-х гг. XVIII в. и включают только фамилии без имен и отчеств. Алфавиты дают некоторое представление об утраченных десятнях. Всего по Нижнему Новгороду было составлено 38 алфавитов. Однако большая часть, по-видимому, относится не собственно к десятням, а к иным спискам служилых людей, ведшихся в Разрядном приказе. Двенадцать алфавитов включают всего от 1 до 24 человек. Показательными в отношении состава и иерархии корпорации можно считать лишь 14 алфавитов (три составлены по сохранившимся в полном виде десятням) за период 1581 – 1663/64 гг.[2]. Большинство относится к концу XVI – первой четверти XVII в., а ко второй  половине XVII столетия – лишь один.

         Состояние источниковой базы делает особенно сложными генеалогические исследования,  столь необходимые для понимания механизмов распределения власти и собственности в обществе средних веков и раннего нового времени. Установить родственные связи между представителями одной фамилии не просто, не говоря уж об отношениях свойствá. Кроме разрозненности упоминаний, трудность состоит еще и в том, что у русского человека той эпохи существовало два имени: первое давалось при рождении (по примете, ассоциации, счету детей в семье и т. п.), второе при крещении (по святцам), также употреблялись прозвища. За счет этого в официальных документах служилый человек мог фигурировать под разными антропонимами.

         Значительную помощь в такой ситуации могут оказать родословные росписи конца XVII в. Они составлялись представителями дворянских фамилий после отмены местничества (1682 г.) и передавались в Палату родословных дел при Разрядном приказе. На их основе должны были быть созданы родословные книги, охватывающие все слои служилых людей. Дополнительную ценность росписям придает то, что ко многим прилагаются копии документов, подлинники которых ныне утрачены, подтверждающие служебное положение предков. К сожалению, подавляющее большинство росписей относятся к столичному дворянству. Провинция не откликнулась на призыв властей. Исследователи предполагают что, свою роль сыграло отсутствие как необходимого материала в семейных архивах, так и навыков генеалогических разысканий и мотивации для их проведения.

         Значительная часть приложенных к родословным документов опубликована, сами же росписи – лишь в единичных случаях. Работу с архивным комплексом росписей облегчает опись-реконструкция, составленная А.В. Антоновым[3]. Их привлечение в качестве исторического источника требует критического подхода. Хорошо известны родословные легенды, рассказывающие о выезде на Русь вымышленного предка из-за рубежа (Золотой Орды, Крыма, Европы и пр.), попытки приписать свой род к более знатным фамилиям, наконец, просто ошибки в построении родословия.

        Исследования показали, что нижегородское дворянство данной эпохи не блистало знатностью. Поэтому неудивительно, что нам удалось обнаружить лишь две росписи, связанные с представителями местной служилой корпорации. Это родословия Колупаевых-Приклонских и Доможировых – наиболее выдающихся нижегородских фамилий XVI – начала XVII в., носители которых уже в это время, ранее всех остальных смогли выдвинуться в состав государева двора. В XVII в. с ними сравнялись еще ряд родов, но Приклонские и Доможировы сохранили свое положение.

        Дети боярские Приклонские упоминаются в связи с Нижегородским краем с начала XVI в. Сведения о них извлекаем из различных актовых и делопроизводственных материалов. Самые ранние данные сообщают о нижегородских землевладельцах Шаге и Колупае (Василии) Михайловых детях Приклонских, а затем их детях Федоре, Григории и Степане Шагиных, Михаиле и Петре Колупаевых. Колупай стал великокняжеским дьяком при Василии III, выполнял ответственные дипломатические поручения, приобрел земли во Владимирском уезде. Видимо, благодаря этому его сын Михаил числился в составе государева двора по Владимиру. Михаил и Петр упоминаются различными источниками как головы (низший командный состав) в различных военных мероприятиях. Такое же положение, как и его отец, занимал Андрей Михайлов сын Колупаев, выполняя при Иване IV поручения следственного и репрессивного характера[4].

Хотя Колупаевы и выделились из состава нижегородского служилого сообщества, многочисленные Приклонские продолжали фигурировать в различных документах, связанных с регионом и далее. Степан Шагин сын зафиксирован на первых позициях в самой ранней десятне по Нижнему Новгороду, сведения о которой и небольшие фрагменты, дошли до наших дней, (1569 г.)[5]. Ко второй половине XVI в. относятся упоминания ряда представителей этой фамилии, чьи родственные связи с Колупаевыми и Шагиными установить пока не удалось.

        Подлинник родословной росписи Колупаевых представляет собой расклеенный столбец из трех сставов: первые два содержат текст самого родословия, последний – список с ввозной грамоты от 15 марта 1587 г. Третьяку Михайлову сыну Ботвитньева и Никите Лунпову сыну Колупаева на Ямскую слободу города Одоева[6]. Роспись насчитывает семь поколений и начинается с, упомянутого выше, Михаила Колупаева. Почти весь первый лист посвящен описанию его служб (как можно понять, в статусе головы), связанных с покорением Астраханского ханства. Излагаются его отписки из Астрахани в Москву от 1549/50 и 1554/55 гг. Захват московскими войсками Астрахани в 1550 г. действительно имел место, однако все обстоятельства, приписываемые тому или иному году, в действительности относятся к событиям 1556 г., а их описание текстуально совпадает с Львовской летописью.

        После Михаила родословие выстраивается следующим образом: Андрей (Михайлов сын) – Иван – Лумпа – Никита. О первых двух указывается, что они служили по Владимиру. Это, как мы знаем, фиксируется и другими независимыми источниками. Никита получил поместье в Одоеве, о чем свидетельствовал приложенный к росписи документ, потомки несли службу по этому городу. Сам он был «перед московским разорением убит с башни в Одоеве городе, что вором изменником украинским креста не целовал». При этом, «дом и животы воры все разорили и розграбили, и ростащили наказы и жалованные грамоты, и письма всякие побрали». А далее, жалуются составители, «после того и достальное так же и на Москве в московское разорение и в пожары все погорело и роспрапало». Точно установить дату гибели Никиты сложно. «Конечным московским разорением» называли события 1610 г. (захват столицы поляками, восстание против них и пожар в Китай-городе). Окрестности Тулы (в т. ч. Одоев) постоянно находились в зоне активных военных действий, связанных с Болотниковым и Лжедмитрием II.

         У Никиты было три сына, которые получили высший городовой чин – дворян выборных. Старший Петр имел двух сыновей: Василия, убитого под Ригою (1656 г. – неудачная осада Риги царем Алексеем Михайловичем в ходе Русско-шведской войны 1656 – 1658 гг.) и Михаила (одного из авторов родословия). Средний Федор погиб под Быховым (1659 г. – взятие Старого Быхова войском кн. Ивана Ивановича Лобанова-Ростовского во время Русско-польской войны 1654 – 1667 гг.), оставив наследника Игнатия (второго составителя родословия). Младший Семен погиб бездетным под Конотопом (1659 г. – битва, проигранная русскими во главе с кн. Алексеем Никитичем Трубецким в той же войне). Михаил Петров сын дослужился до чина думного дворянина, не раз приходилось ему выполнять обязанности сотенного головы и воеводы, Игнатий Федоров сын достиг второго из т. н. «чинов московских» – стряпчего.

Составители родословной устойчиво помнят предков лишь до своего деда. Впрочем, даже на этом этапе есть пробелы. Если обстоятельства ухода из жизни погибших в 1650-е гг. им известны, то о Петре Никитиче указано лишь, что его «не стало давно». О предшественниках Никиты (за исключением Михаила) почти ничего не известно. В построении генеалогического древа, возможно, допущена ошибка. Сохранилась рядная грамота 1529 г. Колупаю Приклонскому и его сыну Михаилу на приданное. Если даже предположить, что последний в ближайшее время женился и обзавелся ребенком, и у его потомков наследники появлялись всегда рано, то в год получения одоевского поместья Никите не могло быть более 10 лет. В связи с этим,  вызывает сомнения фигура Лумпа. До него Колупаевы служили по Владимиру, после – по Одоеву. О нем самом не известно ничего. Быть может, Лумп и Иван - два брата. В таком случае, все встает на свои места.

          Доможировы – новгородский род, члены которого были «сведены» в замосковные уезды после присоединения боярской республики. Их присутствие в нижегородском регионе прослеживается с начала XVI в. Они занимали важные должности в местном управлении. Установить родственные связи всех представителей этого рода, упомянутых в документах XVI в. – затруднительно. Наиболее заметная фигура – Борис Иванов сын. Он участвовал в освоении Сибири в 1590-х гг., служил головой и воеводой, выполнял ответственные дипломатические поручения. В начале XVII в. Борис стоял во главе нижегородской служилой корпорации, имея чин выборного дворянина, и являлся самым крупным помещиком в уезде. Его сын Иван был активным участником событий Смутного времени, дослужившимся к 1618 г. до чина дворянина московского[7].

          Родословная роспись Доможировых сохранилась в виде черновика, представляющего собой поврежденный столбец из трех сставов (оборван верхний правый угол): на первом – родословие, на остальных – перечисление, подтверждающих ее, грамот, но копий с них нет[8]. Роспись включает шесть поколений и начинается с Ивана (Шиха) – отца, упомянутого выше, Бориса. О родоначальнике составителям ничего не известно. Мы же из других источников знаем, что в 1553 г. он кормился в Ярославле «поворотным». Упоминаются грамоты, выданные Борису на вотчину и кормление. Больше всего документальных данных приводится об Иване Борисовиче: грамоты на вотчины, назначения на воеводства, на проведение писцового описания, на сыск беглых. Сын Владимир и внуки Василий и Борис сделали еще более успешную карьеру, чем он, получив чины стольников (первый из чинов московских). В списке грамот упомянут наказ Владимиру, назначенному Воеводой в Рыльск.

        Выясняется, что у Бориса Шихова был еще один сын Никита (дворянин московский), а от него внук Лонгин (стряпчий). Упоминается о службе Никиты воеводой и «перепищиком в Нижнем». Чиновное положение Владимира, Никиты и Лонгина подтверждается Боярской книгой 1658 г.[9].  Пятеро детей Лонгина в родословии записаны стольниками: Борис (умер на момент составления), Афанасий, Василий, Матвей и Михаил. У Бориса Лонгиновича был сын Дмитрий (стольник), у Афонасия – Григорий (видимо, еще не служащий). Несмотря на столичную службу, связь с родовым гнездом сохранялась. По данным переписной книги 1678 г. все Владимировичи и  Лонгиновичи были нижегородскими землевладельцами[10].

         Далее в росписи следует момент, который дважды подвергался правке. Почерк схожий, но чернила разные, следовательно, изменения вносились не единовременно. Первоначальный вариант плохо различим: «Да… род Доможировых Микита да Илья». Первое исправление: «Да Федор, Матвей Доможировы же на службе великих государей на Балчике умре. И у него детей Микита да Илья». Окончательный вариант вынесен на оборот листа: «Да Матвей Доможиров. У Матвея сын Федор, у Федора дети Микита да Илья». Перед нами начало еще одной линии рода, которую составители не могли увязать с родственниками. Представления об этом «начале» весьма смутные и, видимо, потребовали сбора данных. В итоге построение оказалось верным. О Федоре и его отце Матвее составители ничего толком не знают. Но их существование, а также Никиты и Ильи, подтверждается нижегородскими десятнями и писцовыми материалами. Они занимали низшую позицию в иерархии служилых людей «по отечеству» – детей боярских городовых. «Умре на Балчике», по-видимому, относится у Федору и означает сметь во время похода боярина Шереметева на Астрахань в 1606 – 1607 гг. по приказу Василия Шуйского[11].

         Получившееся в итоге прочтение таково, что Федор Матвеевич выглядит сыном Матвея Лонгиновича. Может создаться впечатление о попытке захудалых родственников приписаться к более успешным сородичам. Однако внимательное прочтение документа заставляет отвергнуть такое понимание (построение фразы, указания на службы и одновременные рукоприкладства внуков Никиты Борисовича и Федора Матвеевича).

        О Никите и Илье узнаем, что они погибли под Смоленском (1654 г. – взятие Смоленска в Русско-польской войне 1654 – 1667 гг.). Первый из них оставил сыновей Гавриила и Ивана, которые служили в «дворянах» (московских или выборных). Иван был убит под Симбирском «от воровских казаков» (1670 г. – осада Симбирска Степаном Разиным). У него было пятеро сыновей, видимо, еще не поспевших в службу. Гаврила, вероятно, был составителем родословия. Двое его сыновей служили, и был внук. Автор текста объясняет причины своих затруднений в построении родословной: «А откуды выезд сродника нашего и в каких годех, и где в городех служили, того написати подлино не упомним. Для того, что отца своего отстали в малых летех».

        Как видим, генеалогическая информация у Доможировых сохранилась полнее. Причину этого можно видеть в том, что у них были живы связи с регионом, в котором их род проживал уже две сотни лет, не перевозилось имущество, рядом были родственники. В то время, как Колупаевых судьба забросила в далекий Одоев. Однако даже эти благоприятные обстоятельства не позволили Доможировым ни углубить свое родословие далее шестого колена, ни даже увязать воедино всех сородичей.

        Обе родословные росписи ярко демонстрируют, насколько трудно было провинциальным дворянам выстраивать свои родословные. Их родовая память была довольно короткой и не соответствует нашим представлениям о ее культивировании в средневековом обществе. Обозначены и причины такой ситуации. Во-первых, это утрата документов, которая вызвана многочисленными перипетиями социально-политической жизни страны. Во-вторых, нарушение межпоколенных связей. Жизнь служилого человека была наполнена постоянными военными событиями. Смертность в молодом или зрелом возрасте была высока и потомки часто не успевали получить даже ту незначительную семейно-родовую информацию, которой обладали их отцы.

 

Текст представляет собой расширенный вариант публикации: Чеченков П.В. Межпоколенная коммуникация: родовая память нижегородского дворянства XVII века // Актуальные проблемы социальной коммуникации: материалы второй Международной научно-практической конференции. Нижегородский государственный технический университет им. Р.Е. Алексеева. Нижний Новгород, 2011. С. 374 – 377.

 

© Чеченков П.В.

 

 

 

 

размещено 9.06.2011

---