Д.А. Хитров, Д.А. Черненко
Земельные кадастры XVII-XVIII вв. как источник
для изучения процесса дробления дворянского землевладения[1]
[336]
Для отечественной историографии характерен особый интерес к проблемам аграрной истории России, в том числе и к вопросам землевладения. При этом изменения в феодальном землевладении, как правило, исследовались на примере отдельных (обычно крупных) владений, по которым сохранились вотчинные архивы, или же статически, на основании единовременных описаний. Основная задача при этом состояла либо в выявлении внутренней хозяйственной структуры крупной вотчины[2], либо в описании количественных параметров феодального землевладения в рамках крупных районов[3] (например, Северо-Запад России) или всего Российского государства[4]. Значительно реже ставился вопрос о преемственности структуры феодального (родового) землевладения[5].
Данная работа предполагает сплошной сопоставительный анализ разных земельных описаний и выдвигает на первый план в изучении феодальной земельной собственности в России типичное (среднее и мелкое) владение. При таком подходе исследование неизбежно имеет локальный характер, его географические рамки – Дмитровский и Суздальский уезды.
Источниками для данной работы послужили писцовые книги 1620-х гг. и Экономические примечания к Генеральному межеванию 1760-х – 1780-х гг. (по выбранным уездам[6]), являющиеся специфическими кадастрами позднефеодальной эпохи. Безусловное преимущество этих источников состоит в сплошном охвате типизированными данными больших территорий на уровне отдельных сельских поселений. Проблема сопоставления писцовых книг первой трети XVII в. и Экономических примечаний к Генеральному межеванию – крупнейших земельных описаний в истории России – еще только начинает разрабатываться. О необходимости такого сопоставления писал еще С.Б. Веселовский[7]. Однако еще до появления работ на конкретном материале А.Л. Шапиро была высказана скептическая оценка продуктивности такого подхода[8]. Ряд исследований последнего десятилетия показал, что их сопоставление может дать интересные результаты при изучении проблем историко-экономического и историко-демографического характера[9].
[337]
При этом стоит подчеркнуть, что, в отличие от писцовых книг, Экономические примечания к Генеральному межеванию как источник по истории землевладения практически не изучены. В советской историографии интерес к Экономическим примечаниям был связан в первую очередь с дискуссией по проблеме кризиса феодальных и генезиса капиталистических отношений в России во второй половине XVIII в. Соответственно, историков более всего интересовали вопросы эволюции феодальной ренты, развития крестьянских промыслов, степень обеспеченности крестьян землей[10]. Между тем, функционально материалы Генерального межевания в целом и Экономические примечания в частности связаны в первую очередь с институтом феодальной собственности на землю. Тем не менее, в новейшем исследовании по проблемам собственности в феодальной России нет указаний на работы, написанные на основе Экономических примечаний[11]. Одна из задач данного исследования состоит в том, чтобы восполнить этот пробел.
Как известно, характерная черта дворянского землевладения XVII – XVIII вв. – нередко встречающееся совместное владение одной дачей несколькими помещиками. В исторической литературе она специально ранее не рассматривались. В настоящей статье предлагается опыт изучения этого явления в контексте известного процесса дробления дворянской земельной собственности в данный период.
Между писцовой книгой и Экономическими примечаниями есть принципиальное отличие в способе фиксации земельной собственности, особенно видное в случаях с совладениями. Структурообразующим элементом писцовой книги является описательная статья, в которой перечислялись все поселения и пустоши, принадлежавшие конкретному помещику (или вотчиннику) в данном стане. Если же они принадлежали ему не целиком, то записывались за ним в этой же статье как отдельные «жребии» с относящимся к ним населением и земельными угодьями. Остальные «половины», «трети» и т.п. аналогичным образом перечислялись уже в статьях по другим совладельцам этих поселений и пустошей. Могло быть и так, что совместная дача не разделялась на «жребии» по разным статьям, а вся целиком записывалась на нескольких владельцев (как правило, родственников), но этот вариант встречается значительно реже. Таким образом, в большинстве случаев писцовая книга дает возможность оценить характер распределения земли и крестьян между владельцами совместных дач.
Иначе обстоит дело с Экономическими примечаниями. Структурной единицей этого источника является поселение (пустошь) или группа неразмежеванных поселений (пустошей), составлявших дачу. В Экономических примечаниях указано, сколько было в такой даче дворов, ревизских душ, угодий и дан список владельцев этой дачи. Отличие от
[338]
писцовой книги состоит в том, что мы не знаем, какая часть поселения или пустоши принадлежала каждому из ее совладельцев – задача такого тщательного размежевания больше не ставилась. Это различие между источниками означает невозможность сравнительного анализа распределения ресурсов между совладельцами в XVII – XVIII вв., что вынуждает изыскивать иные способы выявления динамики этого процесса. Методы и результаты проведенного анализа совладений представлены поочередно по каждому уезду.
Дворянские совладения в Дмитровском уезде в XVII – XVIII вв.
Писцовая книга зафиксировала 402 светских дачи. В писцовой книге упомянуто 305 помещиков и вотчинников. По жеребьям расписано 48 сельских поселений (10 % от их общего числа в уезде) и 86 пустошей (3 % от их числа). Из них почти половина принадлежат людям, носящим одну фамилию. Среди остальных также могли быть родственники, поскольку у совладельцев не зафиксировано обособленных владений. Жеребьи во владении имеются у 101 владельца (37 % от общего числа), причем у 28 владения состоят полностью из жеребьев. Судя по всему, перед нами в основном те случаи, когда размежевание проводилось писцами только на бумаге. Чаще всего перед нами имение, которое расписано равными жеребьями между родственниками. Еще у 73 владельцев имеются во владении как жеребьевые, так и целые поселения и пустоши, причем последние преобладают: на 63 жеребья поселений и 90 жеребьев пустошей приходится 83 поселения и 376 пустошей в единоличном владении. Как видим, поселения оказываются разделенными относительно чаще, причем при разделе поселения нередко одни тянущие к нему пустоши оказываются в одном владении, другие – в другом, не делясь, таким образом, по жеребьям. У 24 помещиков в общем совладении находится только центральное поселение, а тянущие к нему пустоши и мелкие поселения принадлежат этим совладельцам целиком.
Итак, в XVII в. жеребьевое владение крайне мало распространено в Дмитровском уезде, в основном в совладении оказывались поселения. Судя по всему, чаще всего оно возникало вследствие разделов имения между наследниками.
Перейдем к межевому материалу. В уезде в последней трети XVIII в. имеется 332 владельца – несколько больше, чем 140 лет назад. Доля совладений также стала более заметной и составляла примерно четверть как пустых, так и населенных дач уезда. При этом жеребьи были в среднем почти вдвое мельче единоличных владений (9 дворов против 19).
Теперь нужно уточнить вопрос о праве владения угодьями. Как уже говорилось, земельные отношения внутри дачи фактически скрыты от нас принципом составления Экономических примечаний. Однако возможность осветить этот вопрос все-таки существует. В уезде отдельно
[339]
обмежеваны 403 владельческие ненаселенные дачи – пустоши и луга. Для 4 из них неизвестно, к какому поселению они тянут, еще 11 обрабатываются крестьянами соседних уездов. Рассмотрим вопрос о принадлежности остальных 388.
Из них 226 (58 %) тянут к поселению, принадлежащему единственному владельцу, и записаны за ним же. Еще у 7, тянущих к таким поселениям, обнаруживается дополнительный владелец. 32 (8 %) сдаются чужим крестьянам. Остальные 123 (36 %) принадлежат к поселениям, находящимся в совладении. Из них чуть больше половины – 69 – находятся в общем владении всех хозяев, которым принадлежит поселение. Однако остальные принадлежат не всем хозяевам поселения (чаще всего одному из них). Наиболее ярким примером является сц. Петраково (21 двор), принадлежащее семи владельцам разных фамилий. Из 8 тянущих к нему отдельно обмежеванных пустошей только одна принадлежит всем семерым, у трех по 6 хозяев, у одной – 5, у оставшихся трех по 4, причем комбинации владельцев ни разу не повторяются.
На основании приведенных данных можно сделать ряд предположений. Если в XVII в. долевое владение поселением обычно сопровождалось жесткой фиксацией владельческих прав землю за конкретными феодалами (по крайней мере, на бумаге), то спустя 140 лет подавляющая часть земель оказывается их совместным владением, а регулирование землепользования, надо думать, в значительной степени передается крестьянской общине.
Однако было бы ошибкой придавать этой закономерности абсолютный характер. По крайней мере, у части владельцев сохраняется представление об их единоличной собственности на отдельные части альменды общего поселения.
Уточним состав владений – из скольких целых населенных дач и жеребьев они состоят. Наш анализ показал, что 29 владельцев не имели в уезде крестьян – пустоши либо тянули к поселениям, находящимся в соседних уездах, либо сдавались в аренду. Из остальных большинство (216, т.е. 71%) имеют владения только в одной населенной даче, еще 63 (21 %) – в двух, и только 24 (8 %) – в трех и более. Так или иначе, связаны с системой совладения 156 владельцев, 47 % от общего их числа. Поэтому исключительное значение имеет вопрос о том, появляются ли имеющие совладения собственники в устойчивых сочетаниях или жеребьевое держание перепутано, и землевладелец может иметь жеребьи в нескольких дачах вкупе с любыми совладельцами.
На первый взгляд, картина удручающе сложна: 101 из 156 феодалов встречается более чем в одной комбинации владельцев. Однако при детальном рассмотрении выясняется, что все многообразие их сочетаний сводится к 32 комбинациям (в среднем по 3 имени в комбинации). Наиболее частый случай: крупная дача находится в совместном
[340]
владении, однако у одного или нескольких помещиков также имеются единоличные владения. Таким образом, можно вычленить 210 «составных» владельческих комплексов. Из них 171 находится в руках одного владельца, остальные 63 принадлежат нескольким. Среднее количество владельцев составляет 1,5. Следовательно, мы можем утверждать, что в XVIII в. переплетение землевладельческих прав, подчас достаточно сложное, почти всегда замыкается сравнительно небольшим кругом лиц и имений.
Для объяснения этого факта нужно произвести довольно сложную перегруппировку данных. Как было показано выше, и в XVII, и в XVIII в. за сложной картиной совладений угадывается единый хозяйственный комплекс, принадлежащий нескольким владельцам и составляющий хозяйственное целое. Вычленив такие комплексы, можно сопоставить состав поселений и пустошей, входивших в них в XVII и в XVIII вв.
Таблица 1. «Составные» владения XVIII в., ранжированные по числу владельцев-«предшественников» в XVII в.
Количество комплексов –«предшественников»
|
Число комплексов
|
В процентах
|
1
|
110
|
73
|
2
|
25
|
17
|
3
|
7
|
5
|
4 и более
|
8
|
5
|
Всего
|
150
|
100
|
Из таблицы прекрасно видно, что абсолютное большинство (73 %) территориальных комплексов XVIII в. восходит к одному территориальному комплексу полуторавековой давности. Перед нами своеобразные «осколки разбитого зеркала», результат длительного пути – имение делилось между наследниками, какие-то его части продавались, затем часть элементов разрозненного целого вновь оказывалась в одних руках в результате пресечения боковых ветвей рода и т.д. Совладельцы постоянно были вынуждены считаться с тем, что хозяйственный комплекс, и, прежде всего земля, не может быть разделен иначе, как чисто юридически. В сущности, раздел деревни, села или группы поселений между помещиками-совладельцами был возможен исключительно как раздел крестьянских дворов и получаемой с них ренты, а не земли.
Дворянские совладения в Суздальском уезде в XVII – XVIII вв.
В Суздальском уезде доля совладений в XVII – XVIII вв. постоянно росла. На момент межевания (1775 – 1781 гг.) в совладении находилось 60 % населенных и ненаселенных дворянских дач уезда, принадле-
[341]
жавших в среднем 4 владельцам. В таких дачах оказалось более 50 % помещичьих крестьян около 60 % помещичьих земель.
В случае с Суздальским уездом прямое сопоставление материала писцовой книги с Экономическими примечаниями (т.е. движение от XVII века к XVIII) невозможно. Административные границы уезда XVII в. сильно изменились, и обширная территория Суздальского уезда в екатерининское время делилась между 7 уездами Владимирской и Костромской губерний (включая и собственно Суздальский). Поэтому при сопоставлении материалов двух кадастров приходится идти от материала XVIII в. к материалу XVII в., отыскивая в писцовой книге пустоши, поселения и их владельцев, зафиксированные в Экономических примечаниях.
В этой связи особенно важно, что в Суздальском уезде Генеральное межевание шло фронтально – с юга на север. Анализ уездных планов и атласов показал, что при таком подходе теснота порядковых номеров дач суздальских примечаний указывает на их взаимное расположение. Так, если мы в качестве условного примера возьмем некую дачу под № 120, то дачи № 100 – 140 (т.е. 20 номеров «перед» этим поселением и 20 номеров «после») образуют вокруг нее сплошной район. Это обстоятельство позволило получить интересный результат при обращении к старой фамильной принадлежности этих дач в первой трети XVII в. (по писцовой книге).
Таблица 2. Дачи Экономического примечания, сгруппированные по фамилиям владельцев первой трети XVII в.
Фамилия
владельца
по
писц. кн.
|
№ дачи
по
Эконом.
прим.
|
Тип
объекта
|
Название объекта
|
Ангустовы
|
775
|
пустошь
|
Образова
|
Ангустовы
|
782
|
пустошь
|
Тюндикова
|
Ангустовы
|
787
|
пустошь
"с пустошми"
|
Крюкова
|
Ангустовы
|
789
|
деревня
|
Семьинова
|
Басовы
|
512
|
пустошь
|
Максимцова
|
Басовы
|
513
|
пустошь
|
Тупикова
|
Басовы
|
522
|
пустошь
|
Лесная
|
Басовы
|
542
|
две
пустоши
|
Сосновик
и Малая Репнова
|
Басовы
|
543
|
село
|
Тейково
|
Басовы
|
544
|
пустошь
|
Посникова
|
Болдыревы
|
560
|
пустошь
|
Никифорцова
|
[342]
Болдыревы
|
561
|
пустошь "с пустошми"
|
Елники
|
Болдыревы
|
562
|
пустошь
|
Векшина
|
Болдыревы
|
565
|
пустошь
|
Горки
|
Болотниковы
|
473
|
сельцо
с пустошью
|
Гридино и Резаново
|
Болотниковы
|
474
|
две
пустоши
|
Иванова/Агафонова и Андрейково/Агафоново
|
Болотниковы
|
475
|
пустошь
|
Ярденева/Ядрева
|
Болотниковы
|
481
|
пустошь
|
Золомиха
|
Болотниковы
|
483
|
пустошь
|
Власиха
|
Болотниковы
|
528
|
пустошь
|
Стромова
|
Болотниковы
|
531
|
пустошь
|
Дрезгун
|
Можно заметить, что фамильный список владельцев первой трети XVII в. обусловил группировку дач Экономических примечаний по довольно хорошо различимым «кустам». В рамках этих «кустов» разница между соседними номерами дачи всегда меньше 10, а часто номера вообще идут друг за другом по порядку. Это однозначно указывает на тесное территориальное взаиморасположение дач и дает основание считать такую группу самостоятельным комплексом. Тем более, что и структура такой группы объектов часто указывает на это.
Так, найденные в примечаниях бывшие владения Ангустовых образуют комплекс вокруг деревни Семьиновой, к которой относятся две пустоши и пустошь «с пустошми». Перед нами жилое поселение, обеспеченное резервом угодий в пустошах. Писцовые владения Басовых дают в примечаниях два близлежащих комплекса. Первый представляет собой небольшую группу пустошей (первые три объекта Басовых в таблице), а второй – крупное село Тейково, бывшее в XVII в. центром большого стана, с тремя пустошами. Владения Болдыревых проявились в примечаниях в виде солидного «куста» пустошей. Бывшие владения Болотниковых, обнаруженные в Экономических примечаниях, довольно четко распадаются на два неравных комплекса: первый и основной представлял собой сельцо с набором пустошей, а второй («периферийный») – всего лишь пару пустошей.
Очевидно, что выделенные таким образом группы объектов Экономических примечаний – это рудименты писцовых дач, зафиксированные в последней четверти XVIII в. Можно ли говорить, что эти поселения и пустоши составляли владельческие (а не только территориальные) комплексы и через полтора века? Чтобы ответить на этот вопрос, было необходимо обратиться к составу владельцев выделенных
[343]
комплексов уже по Экономическим примечаниям и сопоставить их со списком владельцев по писцовой книге.
Выяснилось, что в 80 % таких комплексов нет никакой фамильной преемственности по сравнению с писцовой книгой: в составе их владельцев на момент межевания преобладали в основном новые фамилии. Причем в большинстве случаев это были именно совладения: из 98 комплексов в единоличном владении оказалось только 11, остальными владели в среднем по 7 собственников. Но это не значит, что выделенные нами группы поселений и пустошей были едиными комплексами только в первой трети XVII в., а на момент Генерального межевания распались. Выяснилось, что среди владельцев выделенных нами комплексов встречаются представители новых, но зачастую одних и тех же фамилий.
Это новое перераспределение могло быть и «чистым» (когда представители одной или нескольких фамилий были совладельцами всех поселений и пустошей комплекса), и «смешанным» (когда им принадлежала лишь часть поселений комплекса). Преобладание того или иного варианта имеет принципиальное значение: в сущности, доминирование определенных фамилий в этих совладениях и означает устойчивость владельческих комплексов.
Перед нами 98 комплексов, в которые входили сотни поселений и пустошей, а владели ими представители около 200 фамилий. Разбор столь многочисленных примеров мало что сможет прояснить – необходимо некое обобщенное выражение дробности владения комплексом. Эту единицу можно условно назвать «полнотой охвата комплекса». Она представляет собой процент поселений/пустошей комплекса, принадлежавших представителям одной фамилии (целиком или в совладении с другими фамилиями). Полученная единица довольно специфична. Например, полнота охвата в 50 или 100 % никак не означает, что тому или иному роду принадлежали 50 или 100 % земли или крестьян в рассматриваемом комплексе. Эти 100 % указывают на то, что представители данного рода «внедрились» в состав совладельцев всех поселений/пустошей старого комплекса, или (если это фамилия XVII века) смогли все их удержать за собой. Именно это и позволяет утверждать, что комплекс первой трети XVII в. не распался и на момент межевания, а продолжал оставаться целостным объектом владельческой политики даже в ситуации совладения между абсолютно новыми фамилиями.
Наш анализ показал, что полнота охвата комплекса владельческими фамилиями могла быть самой различной. Но даже и через полтора века примерно 30 % из них на правах совладения принадлежала какой-то одной фамилии, т.е. владельческий комплекс XVII в. полностью «воспроизвелся» в XVIII. Еще примерно в 40 % комплексах одна из
[344]
фамилий была представлена как совладелец более, чем половины его поселений и пустошей, т.е. прежний комплекс был «скорее жив, чем мертв». Доля полностью распавшихся комплексов, в которых владельческие фамилии удерживали минимум объектов, составила около 10 %. С учетом полуторавековой давности, такой результат указывает на очень медленный характер дробления структуры землевладения.
Таким образом, выбранные источники позволяют через анализ состава владельцев выявить основные тенденции развития такого явления, как совладение. Подтверждается тезис о том, что в XVII – XVIII вв. шел процесс дробления дворянского землевладения, однако абсолютизировать его нельзя. Хотя совладение становилось все более распространенным и даже преобладающим типом владения, пространственная организация дворянского землевладения отличалась высокой устойчивостью. Даже на момент Генерального межевания ее ядром в значительной степени оставался владельческий комплекс, зафиксированный еще в писцовом описании 1620-х гг. Невозможность его полного раздела между новыми совладельцами означает и невозможность пространственного обособления дворянского земельного владения, формальность владельческих прав помещика как собственника именно земли.
Опубл.: Писцовые книги и другие массовые источники XVI – XX веков. К столетию со дня рождения П.А. Колесникова. Материалы XV Всероссийской научной конференции. М.: «Древлехранилище», 2008. С. 336 – 345.
[1] Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 07-01-00424а).
[2] Из новейших примеров этого подхода можно отметить фундаментальное исследование М.С. Черкасовой (См..: Черкасова М.С. Крупная феодальная вотчина России конца XVI – XVII в. (по архиву Троице-Сергиевой Лавры). М., 2004.)
[3] Аграрная история северо-запада России XVII века (население, землевладение, землепользование). Л., 1989; Кузнецов В.И. Из истории феодального землевладения России (по материалам Коломенского уезда). М. 1993 и др.
[4] Водарский Я.Е. Дворянское землевладение в России в XVII – первой половине XIX в. М., 1988.
[5] Шватченко О.А. Светские феодальные вотчины России в первой трети XVII в. М., 1990.; Он же. Светские феодальные вотчины во второй половине XVII в. М., 1996.
[6] РГАДА, Ф. 1209, Кн. 627, 628, 877; Кн. 11317 (Ч. 1 – 3), 11318 (Ч. 1 – 2), 11319, 11320 (Ч. 1 – 2); Ф. 1355. Кн. 69; РГВИА. Ф. ВУА. Кн. 18859. Ч. II.
[7] Веселовский С.Б. Село и деревня в Северо-Восточной Руси. М. – Л., 1936. С. 100.
[8] Шапиро А.Л. Некоторые источниковедческие вопросы истории сельского хозяйства России (О составлении описей XVII, XVII и XIX вв.) // Исследования по отечественному источниковедению. М.-Л., 1964.
[9] Пиотух Н.В. Деревня, сельцо, село: типология сельских поселений // Россия в Средние века и Новое время. М., 1999; Она же. Сельское расселение и его динамика: первая половина XVII – вторая половина XVIII в. // Особенности российского земледелия и проблемы расселения (материалы XXVI сессии симпозиума по аграрной истории Восточной Европы). Тамбов, 2000; Хитров Д.А. К вопросу о тенденциях в развитии крестьянского землепользования в Центральном Нечерноземье в XVII-XVIII вв.// Вестник архивиста. 2003. № 5-6; Он же. К вопросу об эволюции феодального владения в Центральном Нечерноземье в XVII-XVIII вв. // Вестник МГУ. Серия 8. История. 2004. № 1. Черненко Д.А. Структура сельского расселения в Центральной России в XVII – XVIII вв. и проблема демографического оптимума (на примере Суздальского уезда). // Этнодемографические процессы на Севере Евразии. Сборник научных трудов. Москва – Сыктывкар, 2005. Вып. 3. Ч. 2.
[10] Рубинштейн Н.Л. Сельское хозяйство России во второй половине XVIII в. М., 1957.; Милов Л.В. Исследование об «Экономических примечаниях к Генеральному межеванию (к истории русского крестьянства и сельского хозяйство второй половины XVIII в.) М., 1965 и др.
[11] Собственность в России. Средневековье и ранее новое время. М., 2001.