Лаврентьевская летопись 1377 г. и летописные известия о событиях в Нижнем Новгороде и его землях в XIV-XV вв. вот уже свыше полутора столетий изучаются исследователями.[1] Между тем история летописания великого княжества Нижегородского до настоящего времени остается невыясненной. Причина такого положения объективна: слишком мало сохранилось памятников достоверно нижегородского происхождения, слишком велики оказались утраты в историко-культурном наследии края. Тем не менее, анализ сохранившегося летописного материала позволяет наметить пути решения ключевых проблем истории областного летописания. Данная работа посвящена выяснению вопросов о месте ведения великокняжеской летописи, а также об объеме и характере летописной работы.

            Как известно, писец единственной дошедшей до нас в подлиннике нижегородской летописи монах Лаврентий в выходной-именной записи сообщил о написании им книги с 14 января по 20 марта 1377 г., по благословению епископа Дионисия великому князю Дмитрию Константиновичу (Суздальско-Нижегородскому) – но не указал место своей работы.[2] О месте создания Лаврентьевской летописи существует несколько точек зрения. Традиционно принято считать, что она была переписана в Нижнем Новгороде, где находилась кафедра Дионисия и столица княжения Дмитрия Константиновича и где логично предполагать центр княжеского летописания. В.Л.Комарович, опираясь на текстологический анализ летописной похвалы кн.Юрию Всеволодовичу под 6747 (1239) г., местом составления летописи считал Благовещенский монастырь, а самого Лаврентия – монахом этого монастыря.[3] Историк-краевед А.И.Елисеев, напротив, считал местом работы Лаврентия Печерский монастырь, так как именно эту обитель основал и возглавлял до поставления на кафедру Дионисий, благословивший труд переписчика.[4] Эту точку зрения без дополнительной аргументации приняли многие нижегородские краеведы.[5] А.Н.Насонов на основании тех же соображений полагал, что Лаврентий был монахом Печерского монастыря, но местом его работы считал Владимирский Рождественский монастырь, упомянутый во владельческой записи на л.1 Лаврентьевской летописи. Кроме того, Насонов допускал возможность ведения нижегородского летописания в трех крупных духовных центрах, упоминаемых в известиях XIV-начала XV в. – Благовещенском и Печерском монастырях, Спасо-Преображенском соборе.[6] Суздальское происхождение нижегородской великокняжеской династии, вероятнее всего, определило мнение Н.Н.Дурново о написании Лаврентьевской летописи в Суздале.[7] Наконец, Н.Д.Русинов, доказывая на основе лингвистических данных нижегородское происхождение рукописи Лаврентия, привел версии о Благовещенском и Печерском монастырях как наиболее вероятных местах ее написания. При этом ученый не отдал предпочтения ни одной из версий, вероятно, не считая достаточными аргументы в пользу каждой из них и не видя возможностей поиска дополнительных фактов.[8]

            Между тем, аргументы в пользу той или иной версии о месте создания Лаврентьевской летописи далеко не равноценны: текстологическим наблюдениям В.Л.Комаровича противостоят лишь весьма шаткие «общие соображения». Действительно, из того, что Дионисий когда-то возглавлял Печерский монастырь, отнюдь не следует, что все книжники, работавшие по благословению владыки, непременно были иноками этой обители.[9] Для версии о составлении летописи во Владимирском Рождественском монастыре явно недостаточно единственного довода – поздней владельческой записи, не подкрепленной текстологическим анализом самого повествования.[10] Тем более нет оснований для версии о Суздале как месте написания летописи.

            Отсутствие прямых писцовых свидетельств не означает невозможность поиска и привлечения косвенных данных. Предпринятый нами текстологический анализ поминальной статьи нижегородских князей в монастырских синодиках показал, что существовало три редакции великокняжеского синодика. При этом та редакция, которая сохранилась в синодике Благовещенского монастыря, наиболее точно соответствует нижегородскому великокняжескому летописанию – и в перечне имен князей, и в порядке их следования. По отношению к Благовещенской редакции поминальной статьи тексты в синодиках Печерского монастыря и близких к ним списках явно вторичны, а текст в синодике Спасо-Преображенского собора восходит к Печерской редакции поминальной статьи и составлен не ранее середины XVII в.[11] Близость именно Благовещенской (а не Печерской или Спасо-Преображенской) редакции синодика князей к нижегородскому великокняжескому летописанию, на наш взгляд, следует рассматривать как косвенный довод в пользу версии В.Л.Комаровича о ведении летописи в Благовещенском монастыре.

            В пользу данной версии свидетельствует и факт хранения Лаврентьевской летописи в этой обители. Дело в том, что на лицевой стороне л.1 рукописи Лаврентия сохранилось две владельческих записи. Как известно, текст летописи начинается с л.1об., а лицевая сторона л.1 оставлена чистой и заменяла обложку (видимо, кодекс первоначально не имел переплета). В результате лицевая сторона л.1 в научных изданиях, естественно, не публиковалась, а потому, как правило, не привлекала внимание исследователей. Обе написанные на ней владельческие записи сильно повреждены из-за трения кодекса о поверхность; полностью была прочитана лишь упоминавшаяся выше запись: «Рождественскова манастыря Володимерьскаго» (наиболее вероятная датировка по палеографическим признакам – первая половина XVII в.). Но есть и более ранняя запись, впервые введенная в научный оборот Г.И.Вздорновым[12] и учтенная при подготовке «Сводного каталога славянорусских рукописных книг XIV в.».[13] Запись эта настолько повреждена, что сохранились лишь несколько букв: «...л[след титла?][.]ов[.]ще[.]ск...». Тем не менее, уцелевшие буквы позволяют безошибочно узнать здесь владельческую запись Благовещенского монастыря, датируемую по палеографическим признакам XVI в.

            Таким образом, в решении вопроса о месте ведения нижегородской летописи следует опираться на три факта: 1) регулярность упоминания Благовещенского монастыря в статьях Лаврентьевской летописи; 2) хранение списка Лаврентия в этом монастыре; 3) лучшее знание древней летописной традиции составителями текста «помянника» суздальско-нижегородских князей в Благовщенском синодике. Взятые в совокупности, эти  косвенные факты позволяют достаточно убедительно полагать, что летописание великого княжества нижегородского велось в Нижегородском Благовещенском монастыре.

            Значительно сложнее определить объем и характер нижегородского летописания. Причина возникающих затруднений в том, что летописные известия XIV-XV вв. о Нижегородской земле дошли до нас в составе сводов, созданных в других княжествах. Вычленить нижегородскую летопись (вернее, ее фрагменты) из текста более поздних сводов – задача чрезвычайно сложная. Совершенно очевидно, что далеко не все летописные статьи, повествующие о нижегородских событиях, писались в Нижнем Новгороде: интерес к нашему краю проявляли и Москва, и Тверь, и Новгород Великий, где также могли составлять соответствующие известия. Вместе с тем, нижегородское летописание не обязательно должно было ограничиваться повествованием о событиях только в своих землях. Ведь Нижний Новгород, расположенный на Великом Волжском пути, был «восточными воротами» русских земель и, следовательно, одним из основных источников сведений о происходившем в Поволжье и Прикаспии. Поэтому логично предполагать нижегородское происхождение ряда летописных статей о событиях в Орде. К сожалению, надежной методики для определения происхождения статей нет.

            Известия XIV-XV вв. о нашем крае сосредоточены преимущественно в двух летописных памятниках. Первый из них, «Рогожский летописец» (РГБ, собр.Рогожское, № 253, серед.XV в.; опубликован: ПСРЛ. Т.XV. Вып.1. Пг., 1922) – свод, составленный в Тверском княжестве в первой половине XV в. Второй памятник – «Симеоновская летопись» (БАН, 16.8.25, XVI в.; опубликован: ПСРЛ. Т.XVIII. СПб., 1913), содержит московский великокняжеский свод конца XV в. Оба свода включают в себя фрагменты различных областных летописей, но для реконструкции нижегородского летописания важен раздел за 6836-6900 (1328-1392) гг., лучше всего сохранившийся в Рогожском летописце. Статьи обоих памятников за этот период восходят к общерусскому источнику и содержат больше всего известий о великом княжестве Нижегородском. Это обстоятельство позволяет поставить вопрос о происхождении самого общерусского источника: либо это московский великокняжеский свод, включивший элементы нижегородского летописания (как полагал Я.С.Лурье),[14] - либо, напротив, это нижегородский великокняжеский свод, отредактированный в Москве и пополненный московскими известиями. В последнем предположении нет ничего невозможного, если принять во внимание три обстоятельства: 1) активная внешняя политика суздальско-нижегородских князей, имевших династические связи с Москвой, Тверью, Литвой и Ордой, подразумевала общерусский характер нижегородского летописания; 2) нижегородцы имели опыт составления общерусского свода (Лаврентьевская летопись 1377 г.); 3) известия общерусского источника Рогожского летописца и Симеоновской летописи прекращаются статьей 6900 (1392) г. о присоединении Нижнего Новгорода к Московской Руси (что логично объясняет прекращение самого источника).

            Проверить нижегородское происхождение общерусского источника известий 1328-1392 гг. призван их текстологический анализ. Изучение 35 летописных статей, повествующих о событиях в нашем крае,[15] позволяет выявить тексты несомненно нижегородского происхождения. Основной критерий выявления – особенности содержания статей: 1) известия о происшествиях сугубо местного характера (например, фрагменты статей под 6871 (1363), 6880 (1372) гг. – включение их в летопись могло интересовать только нижегородцев); 2) известия антимосковской направленности (напрмер, статья 6900 (1392) г.). Но, разумеется, содержание – не самый надежный критерий, так как это не дает возможности определить происхождение статей о событиях в других землях (например, об ордынских усобицах). Подкрепить особенности содержания особенностями текста (то есть прямыми летописными указаниями на место составление статьи) удается лишь в исключительных случаях. Едва ли не единственный пример – «Повесть о побоище на Пьяне» под 6885 (1377) г. Мнению о московском происхождении данной статьи противоречит фраза в ее тексте: «…доидоша наши Пару…». «Нашими» рать суздальско-нижегородских князей мог назвать только автор-нижегородец.[16]

            Невозможность обнаружить прямые летописные свидетельства об авторстве статей приводит к выводу о необходимости дополнить текстологическое изучение статей 1328-1392 гг. их лингвотекстологическим анализом. Целесообразно в первую очередь проанализировать особенности синтаксиса статей, нижегородское происхождение которых не вызывает сомнений, затем сравнить полученные результаты с особенностями синтаксической структуры статей несомненно тверского или московского происхождения. Выявленные отличия станут надежным критерием для выводов о происхождении «спорных» летописных известий.[17] Данная работа, по нашему мнению, должна стать темой самостоятельного исследования для лингвистов. В итоге появится возможность не только установить количество нижегородских известий, но и определить, чем было летописание нашего края в XIV веке – областной летописью или летописным сводом общерусского характера.

            К сожалению, о нижегородском летописании XV века трудно говорить даже предположительно. Содержащиеся в московских сводах известия XV в. о нашем крае таковы, что невозможно быть уверенным в их нижегородском происхождении. Примеры - «Повесть о нашествии Едигея» (под 6917 г.), где Нижний и Городец упоминаются среди разоренных татарами городов; рассказ о голоде в ряде русских земель, включая Нижний (под 6930 г.); повествование о захвате Улу-Мухаммедом Нижнего Новгорода и о последующем пленении Василия II (под 6952-6953 гг.); повести о походах на Казань (под 6976 и 6977 гг.). Все эти тексты были созданы московскими летописцами, а использование ими каких-то местных записей едва ли может быть вполне доказано. Возможно, нижегородские записи (или устные рассказы?) лежат в основе известий рубежа XIV-XV вв. (напрмер, о захвате Нижнего кн.Семеном Дмитриевичем под 6907 г. и о смерти кн.Василия Кирдяпы под 6911 г.), но и эти известия, несомненно, обрабатывались в Москве. Там же создаются записи о примирении суздальско-нижегородских князей с великим князем московским (под 6910 и 6924 гг.). Пожалуй, лишь известие «Ермолинской летописи» о смерче в Нижнем Новгороде под 6914 (1406) г. - наверняка местное. Но одной этой записи явно недостаточно для утверждений о ведении летописи в Нижнем Новгороде в XV веке. Присоединение нижегородско-суздальских земель к Московской Руси, совершившееся не сразу, а в течение ряда лет с 1392 г., вело к постепенному упадку местной летописной традиции (в этой связи надо вспомнить, что Благовещенский монастырь стал митрополичим и оказался несколько в стороне от местных проблем). Не исключено и насильственное прекращение летописания в Нижнем. Во всяком случае, в позднейших нижегородских летописцах известия XV в. практически отсутствуют.

 

Опубл.: Ученые записки Волго-Вятского отделения Международной славянской академии наук, образования, искусств и культуры. Вып.10. Н.Новгород, 2002. С.109-115. (Перепечатано: Историческое краеведение в школе. Материалы областной научно-практической конференции 14 ноября 2001 г. Н.Новгород, 2002. С.150-157).

 

---