В народной традиции название «Иванов день», «Иван Цветный», «Иван Купала – обливай кого попало» объединило два совершенно разнородных праздника: древний обряд летнего равноденствия и день Рождества Святого Иоанна Предтечи. Купальские празднества приходились на время летнего солнцестояния – в ночь с 23 на 24 июня ст.стиля: почти повсеместно в России, Белоруссии, в Прибалтике, в Польше и других странах Европы загорались костры, люди собирались вокруг них, водили хороводы, молодежь прыгала через огонь, самые отчаянные отправлялись в лес на поиски огнецвета – цветка папоротника, который, по поверьям, распускался в эту ночь и мог принести нашедшему его несказанное счастье.
Купальская ночь знаменовала собой начало периода, когда на смену долгому дню и ярому Солнцу шла неумолимо удлиняющаяся ночь, происходил как бы разлом времени, и в этот разлом могла проникнуть некая неведомая, нечистая и страшная для человека сила. Защитить от нее могло только Солнце, которое не светило ночью, потому и собирались люди вокруг костра - его земного воплощения, жались поближе к огню, вели вокруг него, взявшись за руки, нескончаемый хоровод. За пределами этого круга был страх, опасность, нечисть, которую побеждал лишь солнечный восход. Песнями, плясками, играми люди гнали тьму, призывали Солнце.
Православная церковь употребила немалые усилия для искоренения этого поэтичного, прекрасного, но совершенно языческого праздника. В Стоглаве об Ивановом дне сказано: «Сходятся мужи и жены и девицы на ночное плещевание и бесстудный говор, на бесовские песни и плясания и на богомерзкие дела… И те еллинские прелести отречены и прокляты».
В Нижегородской губернии , по свидетельству П.И.Мельникова-Печерского, к середине XIX века купальские обряды почти не исполнялись: «…за Волгой купальских костров не жгут. Не празднуют светлому богу Яриле. Вконец истребился старорусский обряд…, хоть повсюду кругом и хранится память о нем и чествуется она огнями купальскими».
С течением времени праздник утрачивал свою магическую сущность, терял многие обрядовые ритуалы, приобретая характер преимущественно массового действа с почти обязательными ярмарками и сельскими базарами. М.Забылин отмечает, что «Иван Купало между простым народом в Ярославской, Тверской и Нижегородской губерниях называется Ярилою, … соединяется с ярмаркою и к этому дню поселянки вырабатывают деньги пряжею на лакомства и наряды». Именно о таком варианте Иванова дня и рассказывается в публикуемом материале.
* * *
«Не взмилилось бы и красное солнышко, если бы оно только жгло и пекло, и если бы не было ни росы, ни дождя на широкие поля и зеленые луга», - зачастую говорит сельский житель.
Ту же речь прикладывает он к каждому базару и годовому торгу. Где бы чего взять к поре, ко времени, если бы не было под рукой базара? Что и в деньгах без вещи, необходимо нужной для хозяйства…
Иванов день известен всем жителям Кстовской, Новоликкевской, Шолокшанской, Чернухинской и Слободковской волостей… В этот день, в 24 число июня (ст.стиля – Ред.), каждогодно бывает ярмарка в селе Новом Ликееве. Накануне съезжаются сюда, на подторжье, краснорядцы, холстовники, щепетильники и разные торговцы. Они приезжают обыкновенно с ярмарки Оранской, смело рассчитывая попользоваться барышом. И действительно, при хорошей погоде в Иванов день бывает многочисленное собрание народа со всех окрестностей и продажа бойкая, так что часто не достает самих товаров. Торговле много помогает и самое время. «Не гребень,- говорит пословица,- чешет голову, а времечко» И «Не год, - говорит другая, - кормит крестьянина, а день». Так и Иванов день весьма нужен крестьянину. Гулять ему остается недолго. С Петрова дня он примется за косу; стало быть, ему понадобятся коса и лопатка, и грабли, и для питья бурачок, и для пищи кувшинчик и т.п., - всё это можно купить в Иванов день. А у хозяйки-крестьянки холсты уж вышли из дела, вытканы и выбелены – надо продать бы и купить либо мужу на рубаху, либо дочери-невесте на московский (так назывался ситцевый прямой сарафан, сосборенный по верхнему срезу – Ред.) и фартук, пока лето не прошло; а где продать или купить, кроме Иванова дня? «Макарьевская» (ярмарка –Ред.) еще не скоро, да и цены тогда, по многолюдности, дешевле. И вот с раннего утра 24 числа в село Ликеево начинают тянуться вереницами жители со всех сторон, и пешие, и конные, и мужчины, и женщины, и парни, и девки, во всем праздничном наряде; одни для покупок, а другие погулять, или, как выражаются, на людей посмотреть и себя показать.
Вид ярмарки походит на толкучий рынок; одни торгуют в лавках, другие на возах, а иные на рогожках, и все, впрочем, размещены в порядке симметрическом. Весь базар можно разделить на двенадцать рядов.
В первом из них, в лавках, помещаются торговцы с красным товаром. Все они большею частью из Нижегородского уезда; есть и из Вязниковского Владимирской губернии. Здесь для сельского жителя все можно найти: сукно, шелковые материи, ситца разных фабрик, заграничные шерстяные материи, платки шелковые и бумажные, сарпинку, бумагу уточную (то есть хлопчатобумажные нитки, использовавшиеся в качестве утка при домашнем тканье – Ред.), вату и проч.
Во втором ряду – щепетильники; они все почти из соседних селений, как-то Борисова, Чернухи, Ключищ, Безводного, Мирши, Толстобина, Цедня, Грязновки и проч. Здесь продаются пояса, гарусы, шнурки, тесемки, ленты разные – шелковые, бумажные, шерстяные, пеньковые, помада, кольца, серьги, крючки разных сортов: позолоченные, серебряные, запонки бронзовые, томпаковые; нитки заграничные, сандал, румяны, стекла ламповые и т.п.
Далее, в третьем ряду, пряничники, торговцы сел Ликеева и Безводного. У них продаются пряники: медовые, сахарные и паточные, коврижки, жемки, орехи всяких сортов – грецкие, кедровые, простые, мед разной ценности, изюм и проч.
В четвертом ряду – холстовники. Закупкой холстов занимаются купцы нижегородские и арзамасские и сбывают их, большей частью, за границу или продают на ярмарках – воронежской, харьковской - и переправляют через Одессу в другие места.
Пятый ряд – железный. С железным товаром приезжают, кроме торговцев из соседних селений, Павловские, и притом с изделиями, необходимыми для крестьянина. Сюда относятся топоры, сошники, полицы, подоски, вилы, железные лопаты, заступы, петли, ножи, замки, вилки и проч.
В шестом ряду, на повозках – косники, торговцы из уездов Нижегородского, Лукояновского и Княгининского.
В седьмом ряду – торговцы деревянной посудой. Здесь продаются кадки, бочонки, бураки, чашки, ложки, солонки, пещера, грабли, лапти и проч.
Восьмой ряд – шорный; торговцы из села Богородского и окрестных селений. Товар у них – хомуты и прочая упряжка конская, равно снасти, веревки. По той же линии, в рядах, продаются: летняя обувь, мужская и женская, картузы. Шапки; для летнего хода колёсы, для точения кос – лопатки, бруски, для тканья холстов и сукон – бёрды; далее – пареная груша, дуля и квас. Весь оборот торговли доходит до 25.000 р.
Не лишним считаем сказать несколько слов о том, как заканчивается Иванов день, тем более, что конец ярмарки каждогодно бывает однообразный. Разгульная молодежь собирается среди села в назначенное место; играет кругами, поет песни и заканчивает свое веселье песней такого рода:
Я московский был трактирщик,
Я на фабричках живал,
Разны ситцы набирал,
Получал денег немало,
Сот восемь рублей,
А в деревню не хватало
Шестьдесят отдать в оброк.
Без оброка было можно:
Я имел в своих руках
В белом фартучке красотку
И в сафьянных башмаках.
В ушах серьги золотые,
А на ручках перстенек;
Придет праздник –
Душегрейка, сарафанчик с галуном.
Вот моя последняя копейка
Вылетает вверх орлом.
Заберемся мы в избушку,
Когда мать с отцом уйдет,
Там мы сделаем пирушку,-
Только дым столбом пойдет.
«Приезжай домой, мошенник,-
Отец с матерью бранят,-
Экой ты с/укин/ сын, бездельник,
Куда денежки девал?
Все товарищи приносят
Двести, триста рублей в год,
От тебя мы не видали лет пять больше ничего.
Нам недавно рассказали,
Мы узнали, отчего!
Полно, Вася, волочиться,
С долгохвостыми гулять,
Не пора ль тебе жениться –
Перестанешь баловать».
Ну, теперь меня женили,
Об чем больше толковать,
И опять в город пустили,
Снова деньги наживать.
Один год я постарался,
Семь я сотенок достал,
Жить в дому /своем/ остался,
Свою женушку ласкал.
Но случилося несчастье
По Кунавину пройти.
По Кунавину прошел,
В одну улицу зашел.
В одну улицу зашел,
Свою прежнюю нашел.
Поздоровалась, спросила:
«Мне сказали, ты женился?»
Разговор не тот пошел.
С окончанием последнего куплета все расходятся.
Дабы не возразили нам пословицей: «Не стоит дуда песни», добавим, что, записывая эту песню, мы желали обратить внимание на обычай народа петь из года в год, при конце разгула, именно эту, а не другую песню.
Опубл.: Нижегородский сборник. Т. VI. Нижний Новгород, 1877. C. 237-241.
Публикация и пояснительный текст Т.Гусаровой
размещено 3.07.2010