[45]

 

Сердца наших бойцов и командиров

открыты для искусства, в котором они

справедливо видят один из источников

своей моральной силы...

 

1.      Сценическая площадка — фронт

 

[45]

 

Писатель Ц. Солодарь вспоминает:

«Декабрь сорок первого. Шестого начался разгром немцев под Москвой. Наши войска пятнадцатого овладели Клином. В тот же день туда приехали артисты... Сейчас я неистово упрекаю себя: как же можно было тогда не записать имена участников концерта в подмосковном городе, откуда несколько часов тому назад были выбиты фашистские войска... На концерт пришли буквально опаленные огнем недавнего боя воины стрелкового полка майора Казака, прославившегося в кровопролитной битве за Клин...

Концерт начался незадолго до сумерек... Поистине символичным было то, что среди обугленных, зловеще черневших на фоне ослепительного белоснежья развалин, неподалеку от домика П. И. Чайковского зазвучала вестницей победы музыка великого русского композитора. Молодой скрипач в валенках и новеньком ватнике, из-под которого виднелись полы черного концертного смокинга, играл «Сентиментальный вальс-». То ли музыканта сбило отсутствие привычного фортепианного аккомпанемента, то ли он не мог позволить отголоскам дальней канонады заглушить его скрипку, но он явно форсировал звук. В обычных концертах такая трактовка «Сентиментального вальса» заслужила бы осуждение. Но в те минуты, прорезая морозный воздух и рея далеко вокруг над дымкой походных кухонь, вальс Чайковского звучал оптимистично, даже призывно.

 [46]

 

Сказать, что музыка захватила слушателей — значило бы не отразить и самой крохотной доли состояния притихших бойцов. По их лицам видно было, что они забыли о морозе, о бессонны» ночах и даже о военной дороге, которая звала их вперед по сле-дам яростно сопротивлявшегося врага. Она пробудила в них са[ мые теплые и заветные воспоминания, всколыхнула запрятанные еще глубоко-глубоко в сердце светлые надежды. Особенно nopa зили меня мечтательные глаза немолодого сержанта. Машиналь-но держа в руке котелок с застывшим варевом, он, по-моему, ни разу даже не посмотрел на скрипача, а отрешенно глядел куда-то вдаль, словно музыка унесла его далеко отсюда. По глазам сержанта лучше всего можно было понять, какой несказанно глубокий след оставил этот необычный концерт в сердцах людей, которых, может быть, ждала смерть...»[1]

Это лишь одна из незабываемых картинок фронтовой жизни искусства. Их было очень много в годы войны, и они живут в памяти людей и сегодня. Когда перелистываешь материалы, рассказывающие о музыке на фронтах Великой Отечественной войны, поражаешься многому. То, что раньше, до войны, считалось обычным, вдруг оборачивалось проблемой, а то, что казалось просто невозможным, неожиданно решалось как бы само собой. Самым невозможным казалось тогда принести музыку туда, где она как раз и была всего нужнее, где боец больше всего ее ждал — в блиндаже, в окопе, в лесу, в поле.

В обычной жизни мы подчас говорим вскользь, чуть ли не по-газетному: «Концерт прошел с большим успехом».

Музыканту успех на фронте трижды дорог. Он видел, что его искусство было конкретной, действенной силой, помогающей бойцам бить врага. Подобно идее, которая, овладев массами, становится материальной силой, такой же материальной силой, на глазах преобразующей человека, становилась на фронте музыка. Сколько славных дел совершили люди, вдохновленные этим пламенным искусством!

В нашей армии еще до войны существовал большой отряд профессиональных музыкальных коллективов-—ансамбли песни и пляски и духовые оркестры. Некоторые из них даже имели опыт участия в боевых действиях. Так, например, прославленный Краснознаменный ансамбль под руководством А. Александрова обслуживал бойцов во время событий на Дальнем Востоке в 1929 году и боев в районе озера Хасан в 1938 году. И естественно, что первыми пропагандистами искусства в армии стали военные ансамбли и оркестры.

В первый же лень войны — 22 июня 1941 года — коллектив Краснознаменного ансамбля обратился в Главное политическое управление РККА с просьбой направить его на фронт. Просьба

 

[47]

 

коллектива была, удовлетворена. Ансамбль разделили на четыре группы, три из которых немедленно выехали на фронт — первая на Западный (дирижер Е. Пронин), вторая на Юго-Западный (дирижер А. Шилов) и третья на Южный фронт (дирижер С. Мусин). Четвертая группа под руководством А. Александрова временно осталась в Москве. Она выступала на призывных пунктах, в госпиталях, по радио и делала еще одно важнейшее для того времени дело — распространяла новые боевые песни. Уже 27 июня «Правда» писала о созданных в ансамбле песнях, в том числе о «Священной войне» А. Александрова и В. Лебедева-Кумача.

Вот некоторые итоги первой фронтовой поездки групп Краснознаменного ансамбля, по воспоминаниям артистов.

Рассказывает заслуженный артист РСФСР А. Шилов:

«Положение на фронтах было тяжелым. Казалось, что такое время — не для песен и плясок. Началась упорная работа. В ней не было ничего общего с искусством. Артисты тушили пожары, грузили раненых в санитарные поезда, чинили мосты и железные дороги, помогали обезумевшим от горя женщинам и детям. Так прошло несколько напряженных дней. Возникло невольное сомнение: нужны ли песни и пляски в такое трудное время?.. Но сомнение рассеялось на первых же фронтовых концертах»[2].

«Предстояло разрешить вопрос о репертуаре. Нельзя было петь то, что пели несколько дней тому назад, в мирное время. Хотелось дать слушателю что-то новое, что говорило о сегодняшнем дне, о борьбе с врагом»[3].

Помогает выдумка самих артистов ансамбля. Неожиданно обнаружились способности юмориста у артиста Ю. Лаута. «Представляя публике солиста на балалайке Б. Феоктистова, Лаут выходил на эстраду со старой сломанной балалайкой, которая почти разваливалась в его руках. Сверху балалайка была прикрыта большой зеленой веткой... Путем нечеловеческих усилий тов. Лаут пробует выжать из поломанной балалайки какие-то странные звуки ... она жалобно тренькает, но артист настойчиво уверяет публику, что его балалайка «в наше время» во много раз лучше балалайки Феоктистова по той простой причине, что он ее... замаскировал зеленой веткой от немецких самолетов.

На нехитрую шутку зал отвечает хохотом»[4].

Родились в группе ансамбля и свои частушки. Вот, например, частушки оркестранта Райхмана:

Нынче Гитлер с бандой дикой

На мою страну напал.

Видно, хочет стать «великим»

 

 [48]

 

Узколобый шут капрал.

Зря ты, фюрер, ноги бьешь,

Нас ведь силой не возьмешь!

Ты не лезь в Наполеоны,

Обмараешь панталоны![5]

Поистине пророческую частушку на третьем месяце войны сочинил артист ансамбля А. Годов:

Не видать фашистским гадам

Ни Москвы, ни Ленинграда!

Бойся, Гитлер, сукин сын,

Будет срок — отдашь Берлин![6]

 

Рассказ о работе группы ансамбля, выехавшей на Юго-Западный фронт продолжает А. Шилов:

«Вместе с частями Красной Армии отходила на восток и наша группа. Невесело было поутру на дороге встречать лицом восходящее солнце... И хоть каждый из нас глубоко верил в то, что придет время и наша армия погонит немцев на запад, тяжело было видеть молчаливый вопрос в глазах женщин и детей, остающихся в деревнях: как же мы будем, если придут немцы...

В городе Прилуки торжественно отметили 100-й концерт нашей группы на фронте. К этому времени из Москвы нам привезли песни. Из них «Вася-Василек» А. Новикова, «До свиданья, города и хаты» М. Блантера и особенно «Священная война» А. Александрова стали боевыми номерами нашей новой программы.

Последний этап работы проходил в районе Харькова и Чугуева. Наступили холода. Летнее обмундирование, в котором мы выехали из Москвы в июне, уже не выдерживало октябрьских заморозков. Но работа продолжалась...

Наш последний, 125-й концерт состоялся 10 октября 1941 года в Харькове — городе, который к этому времени уже стал фронтом...»[7]

А вот эпизоды из выступлений других групп ансамбля.

Однажды — это было в сентябре 1941 года — командующий армией генерал-лейтенант К. Рокоссовский после концерта сказал, что у него есть один геройский полк, которому он хотел бы доставить удовольствие послушать выступление ансамбля, но добавил, что этот полк расположен в таком месте (Ярцево, под, Смоленском), куда посылать артистов небезопасно, и он не возьмет на себя такую ответственность. Артисты ансамбля, не колеблясь, приняли предложение, приехали к защитникам Ярцева, ползком добрались до места и дали концерт, прошедший с большим успехом[8].

 

[49]

 

 

Еще одна картинка из фронтовых выступлений, описанная Годовым. «Брянский фронт. Сентябрь ... Где-то совсем рядом рохочет канонада, строчат пулеметы, ухают минные разрывы... чера давали концерты в непосредственной близости от противника. Особенно удался третий, вечерний — у нас, как по расписанию, три-четыре концерта ежедневно. Батальон 1026-го полка перед атакой слушал наше выступление. После пляски, завершающей концерт, бойцы попросили снова спеть «Гимн партии большевиков» А. Александрова. Исполнение песни слушали стоя!

Утром дальше в путь по размытым дождями лесным дорогам. Часто приходится вытаскивать свои грузовики из жидкого месива. Добрались до какой-то безлюдной деревни. До передовой километра два-три. Выступали перед воинами 1028-го полка. Неожиданно во время концерта, рядом с концертной площадкой, загрохотали крупные минометы — наши бьют по позициям врага...»[9]

Было и так: командир одной артиллерийской части после концерта группы ансамбля попросил артистов исполнить песни для тех солдат, которые сейчас находятся на батареях и не могут прийти сюда, и предложил дать этот концерт ... по телефону. Солист ансамбля В. Никитин и танцор А. Расщепкин, владеющий баяном и хорошо исполняющий частушки, спускаются в блиндаж командира. Поднята телефонная трубка, звучит пароль, офицер по очереди вызывает свои батареи и предлагает бойцам послушать песни. Тут же по телефону посыпались заявки, и артисты охотно исполняли их[10].

О забавном случае, который произошел с «западной» группой ансамбля, рассказывает О. Колычев:

«Однажды кончилось горючее. Машины стали. Что делать? Навстречу мчится машина, сквозь стекла мелькнули кубики на петлицах. Останавливаем, рассказываем о случившемся, просим помощи.

Обладатель кубиков на петлицах оказался начальником местного гарнизона.

— Куда едете, что везете? — спросил он.

— Едем выполнять задание штаба фронта. Везем с собой песни,— улыбаясь, ответили красноармейские запевалы. — Дайте возможность доехать по маршруту, одолжите горючего, когда-нибудь расквитаемся...

— Простите, вы не Краснознаменный ансамбль?

— Да...

— В таком случае, товарищи, я совершу преступление перед своим гарнизоном, если выпущу вас из рук. Я прошу вас обслужить мои части, и за это вы получите бензин. Идет?

— Значит, меняем песни на... бензин! — расхохотался могучим басом один из «стариков» ансамбля.

 

[50]

 

И вот, предводимые командиром, артисты двинулись на незапланированный концерт. Вдохновенно звучали красноармейские песни. После концерта — летучий митинг.

— Бойцы! Вы пошли бы сейчас в атаку? — крикнул полковник.

В ответ грянуло: — Уррра!»[11]

Много концертов дал Краснознаменный ансамбль в годы войны на фронтах и в тылу, в только что освобожденных районах страны и за рубежом. Кроме упомянутых здесь фронтов были Северо-Западный, Карельский, были Ленинград, Харьков, Киев, Рига (через четыре дня после освобождения), Финляндия.

Боевой армейский запевала — Краснознаменный ансамбль внес весомый вклад в общую победу. В 1943 году, когда ансамбль праздновал свое 15-летие, он мог с гордостью рапортовать о боевой работе на фронте и в тылу — около 1200 концертов за два года!

Большую работу в годы войны проделали и другие профессиональные военные коллективы — фронтовые ансамбли песни и пляски.

Ансамбль Ленинградского военного округа (позже фронта), которым руководил А. Анисимов, — один из старейших после Краснознаменного ансамбля. Он получил опыт боевой работы еще в период военных действий наших войск в финскую кампанию зимой 1939/1940 года. Ансамбль пережил труднейшие месяцы ленинградской блокады, обслуживая войска фронта и трудящихся города. Ярким показателем самоотверженного труда артистов можно считать тот факт, что за два года войны ансамбль дал в частях Ленинградского фронта 1000 концертов. А всего за период войны коллектив выступил около трех тысяч раз.

Необходимо отметить исключительную интенсивность выступлений ансамблей именно в первый, наиболее тяжелый год войны. Например, ансамбль Московского военного округа уже в октябре 1942 года давал свой 1200-й за период войны концерт (следует отметить, что нынешняя максимальная норма у подобных коллективов составляет немногим более 200 концертов в год).

В июне 1942 года был создан ансамбль красноармейской песни и пляски Московского фронта ПВО, художественным руководителем которого стал заслуженный артист РСФСР П. Ильин. В первый же концертный сезон 1942/1943 года ансамбль дал в прифронтовых частях 542 концерта. В этом коллективе начали свой путь известные в будущем музыканты— дуэт баянистов в составе заслуженного артиста РСФСР А. Шалаева и Н. Крылова, солист Краснознаменного ансамбля заслуженный артист РСФСР И. Букреев и другие.

Очень богатыми творческими и боевыми событиями был фронтовой путь ансамбля Киевского Особого военного округа, кото-

 

[51]

 

рый в годы войны был ансамблем Юго-Западного, Сталин-градского, Донского, Центрального, Белорусского и 1-го Белорусского фронтов (сейчас это ансамбль Группы Советских войск в Германии). Вместе с войсками ансамбль прошел путь от Киева до Сталинграда и от Сталинграда до Берлина, участвовал в битве под Курском, форсировал Дон, Десну, Днепр. Художественными руководителями ансамбля были И. Шейнин и П. Вирский, дирижерами— композиторы М. Фрадкин и Н. Чайкин. 23 июня 1941 года в Киеве на вокзале ансамбль впервые выступил для воинов, отправлявшихся на фронт, а через три года, в июне 1944 года, коллектив давал уже 1500-й концерт.

Вот что рассказывает участник ансамбля, заслуженный артист УССР старшина А. Сыроватский:

«В жаркий полдень 18 июля 1942 года ансамбль прибыл в Сталинград... В тот же день состоялся наш первый концерт в Доме офицеров. Разместили нас в Красной Слободе, на левом берегу Волги, напротив Сталинграда; отсюда мы каждое утро переправлялись для обслуживания войск. С особым волнением слушали бойцы на берегах Волги песни, привезенные нами с Украины: «А ще солнце не заходило», «У сусiда хата бiла», сюиту из украинских народных песен А. Александрова, «Думу об Украине» И. Шейнина. Вдохновенно пел солист Остап Дарчук «Песню о Днепре», созданную дирижером ансамбля М. Фрадкиным на слова Е. Долматовского. Потом исполняли песню «Все за Родину» Т. Хренникова, солдатскую «Шире шаг» П. Акуленко, «Партизанскую» Д. Кабалевского, «На фронт уезжает казак молодой» М. Фрадкина. Песни сменяли задорные и лихие солдатские пляски, поставленные П. Вирским.

Рядовые Ю. Тимошенко и Е. Березин, ныне народные артисты УССР, выступали тогда перед зрителями в образах банщика Мочалкина и повара Галкина. Острые злободневные куплеты, веселые солдатские интермедии, шутки, пародии — вот оружие, которым в совершенстве владели эти великолепные сатирики. Бойцы часто распевали куплеты из их репертуара:

Банщик:

Лезут к нам фашисты-гады,

В наши села-города;

Шею им намылить надо

Один раз и навсегда!

 

Повар:

Мы к обеду их не ждали,

Но составили меню:

Тонны пороха и стали

 На фашистскую свинью!

 

Однажды мы приехали на аэродром, где находился в составе своей эскадрильи Герой Советского Союза летчик М. Баранов. В дружеской беседе с летчиками мы выяснили несколько фактов из жизни эскадрильи. И вскоре Галкин и Мочалкин уже испол-

 

[52]

 

няли новый куплет, посвященный славному летчику, сбившему перед концертом очередной «мессершмитт»:

Вася — летчик знаменитый,

Как он в небо полетит,

Так бандита- «мессершмитта»

Превращает в МУСОРшмитт.

 

Выступать часто приходилось бригадами, маленькими концертными группами, даже дуэтами. Зайдут, бывало, Н. Фокин с баянистом Н. Ризолем в землянку, куда набьется столько народу, что и дышать нечем, и начинают концерт. Сначала исполняют по программе, а потом выполняют заявки.

П. Шмигельский был более предусмотрительным. Заходя в землянку, он говорил:

— Дорогие друзья, какую вам спеть песню?

И начинались заказы:

— «Реве тай стогне Днiпр широкий»!

— «В землянке»!

— «Катюшу»!

— «Повiй, вiтре, на Вкраiну»!

И П. Шмигельский никому не отказывал. Пел он тепло, проникновенно, и его всегда охотно слушали воины.

А в соседней землянке раздавался чудесный голос П. Карма-люка. Под аккомпанемент баяниста А. Приходько он исполнял украинскую песню, рожденную в дни войны:

 

Ой чого ви посмутились,

Степи Украiни.

Посмутились, пожурились,

Бо вас нiмцi вкрили...

 

Потом он пел романсы, арии из опер. Перед войной молодой певец закончил Киевскую консерваторию. Сейчас бывший участник ансамбля Сталинградского фронта П. Кармалюк — солист Львовского оперного театра, профессор Львовской консерватории, народный артист СССР. Он не забывает свой фронтовой репертуар и часто исполняет его в концертах.

С большим интересом слушали бойцы произведения, подготовленные ансамблем уже на фронте: «Славься» из оперы «Иван Сусанин» Глинки, «А и было дело на Неве-реке» и «Вставайте, люди русские» Прокофьева. Солист ансамбля С. Иващенко с успехом исполнял песню Варяжского гостя из оперы «Садко» Римского-Корсакова.

Каждый день ансамбль переправлялся на правый берег для обслуживания частей, которые сосредоточивались вокруг города. Однако обстановка все время осложнялась, переправляться и выступать становилось все труднее. Особенно досаждали воздушные налеты. В августе фронт подошел к городу... В эти тревожные дни в ансамбле родилась «Песня защитников Сталинграда»,

 

[53]

 

записанная композитором и дирижером ансамбля Н. Чайкиным нa слова Е. Долматовского:

За каждую улицу — битва,

За каждую комнату — бой.

Нельзя Сталинград не любить нам,

Стал город солдатской судьбой...»[12].

 

В Минске встретил начало войны ансамбль песни и пляски Белорусского Особого военного округа, проделавший за четыре года путь от Минска до Москвы и от Москвы до Кенигсберга.

«...В первый же день,—рассказывает артист А. Недорезов, прошедший в составе коллектива всю войну, — ансамбль получил задание обслуживать концертами воинов Минского гарнизона и сборные пункты. И уже в 19.00 22 июня 1941 года коллектив дал концерт для новобранцев на одном из пунктов сбора. Однако через два дня ансамблю пришлось оставить Минск, так как город был уже разрушен фашистами и горел, и организованно, с семьями уйти в лес, в район Уручья (8 километров от Минска). 25 июня с большими трудностями были эвакуированы семьи артистов, а 26 ансамбль получил приказ следовать в Борисов. В тот же день, то есть 26 июня, в районе Смолевичей мы были отрезаны немецкими танками и вынуждены залечь в ров, где пролежали до темноты, обстреливаемые пулеметным огнем немецких танков... Большинству из нас все же удалось добраться до Смоленска. Там ансамбль пополнился новыми людьми, и уже 5 июля коллектив получил задание Политуправления Западного фронта следовать в район Ярцева—Ельни и обслуживать подходящие к фронту резервы и новобранцев»[13].

Так начался фронтовой путь этого ансамбля, который получил название ансамбля красноармейской песни и пляски Западного фронта. Руководил коллективом его организатор, заслуженный артист БССР А. Усачев. Настроившись на боевой лад, участники ансамбля давали по шесть-семь концертов в день! Об одном из них рассказывает тот же А. Недорезов:

«Это было в районе Юхнова, на Смоленщине. Мы давали концерт для воинов, которые после большого и тяжелого марша расположились на отдых, чтобы через несколько часов опять вступить в бой. Тысячи людей разместились на большой поляне.

Глядя на усталые, измученные лица бойцов, невольно думалось: нужно ли им сейчас наше выступление? Не лучше ли и нам взять в руки оружие и пойти в бой на врага, который, несмотря ни на что, лез все дальше и глубже на нашу территорию, превращая города в руины и села в пепелища?

Оркестр заиграл вступление... По мере того как патриотические, героические и народные песни сменяли друг друга, мы стали замечать, как на лицах бойцов постепенно исчезает суровость

 

[54]

 

и угрюмость, глаза становятся светлее и оживленнее. А когда началась пляска «Тачанка» с боевыми клинками, равнодушных уже не было. Затем снова песни, музыка, чтение, шутки, пляски...

Окончился концерт, и на какой-то миг воцарилась необычайная тишина. И вдруг вся лесная поляна разразилась громом аплодисментов, и мы увидели счастливые лица, полные глубокой благодарности за то неожиданное удовольствие, которое им доставил ансамбль в этой необычной обстановке.

От имени воинов вышел благодарить артистов полковой комиссар. Он сказал, что мы своим концертом напомнили всем о нашей прекрасной Родине, о нашем замечательном талантливом народе, об искусстве, о милых и дорогих, с которыми разлучила нас война. «Знаете ли вы, — говорил он, — какое великое дело вы делаете своими песнями, плясками, художественным словом, всем своим искусством? Так бейте фашистов вот этой балалайкой (он взял у музыканта балалайку), баяном, лихой песней, задорной пляской, словом, а мы будем беспощадно драться с проклятым врагом, чтобы скорее освободить нашу родную землю от фашистской нечисти и сохранить наше замечательное искусство».

Это выступление было словно ответом на наши сомнения — нужно ли искусство в такое тяжелое время...»[14].

По-своему трудно и интересно складывалась судьба ансамбля песни и пляски Калининского фронта. До мая 1942 года в Центральном Доме Красной Армии был балалаечный оркестр в составе 120 человек. Потом его разбили на две группы. Одну направили на Брянский фронт, другую — на Калининский. Дирижер вновь рожденного ансамбля Калининского фронта, композитор Г. Фрид вспоминает:

.". «В состав нашей группы входили: оркестр народных инструментов (домры, балалайки, баяны, гусли), трубы, тромбоны, ударные, чтецы, танцоры, певцы — всего 50 человек... Минуем Клин — место, дорогое каждому советскому музыканту. Мы видим подбитые танки, сожженные деревни, разрушенные здания Калинина, памятники Старицы. Мы видим кровь и слезы наших людей Неотступный вопрос терзает меня: что может сделать здесь музыка?».

Первый ответ был услышан из уст генерал-полковника И. Конева. Прослушав концерт ансамбля перед тем, как направить его в часть, Конев сказал, что он хочет от коллектива. Сказано было просто и предельно ясно:

«...Отечественная война требует огромнейшего напряжения: сил, напряжения нервов, требует разрядки, отдыха, и в этот небольшой промежуток времени надо не только дать бойцу возможность отдохнуть, но и влить в него струю бодрости песней, пляской, словом — пробудить в нем новые силы для дальнейшей борь-

 

[55]

 

бы, для победы! И это — дело ансамбля! ...Где бы вы ни выступали— под обстрелом врага, в холоде, страдая от голода и усталости, — вы обязаны всегда и везде быть бодрыми, веселыми, подтянутыми; ваш приезд должен быть праздником для тех, перед кем вы выступаете. Ваше оружие — это ваши песни, ваши инструменты, ваше искусство!».

И вот начались очень нелегкие будни ансамбля.

«...Лето 1942 года, конец июля. Беспрерывные дожди. В течение двух с половиной месяцев ансамбль работает на передовой линии. Концерты даем на расстоянии одного-двух километров, а нередко 800—700 метров от немецких окопов. Зачастую приходится ползти по простреливаемой противником местности. Большие трудности доставляет нам контрабас-балалайка. Она громоздка, поверхность ее блестит и служит отличной мишенью для немецких минометчиков. Высокий, чрезвычайно рассеянный красноармеец Сокульский, согнувшись в три погибели, тащит ее по полю. «Петя, — кричим мы, — накрой ее плащ-палаткой!» Петя встает во весь рост и спокойно начинает объяснять, что плащ-палатка у него мокрая и если он покроет ею балалайку, то инструмент испортится. А инструмент он любит, это мы все знаем. Тем временем где-то начинает тарахтеть немецкий пулемет. Петя вновь сгибается и волочит инструмент к месту концерта. Несмотря на все трудности, ансамбль дает с переходами всем составом по три, четыре и даже по пять концертов в день (наш «день» начинается рано утром и заканчивается поздно ночью). Ночные концерты даются в сараях, палатках, при свете коптилок, автомобильных фар и т. д.

...30 июля 1942 года наши части в районе Ржева перешли в наступление. Ансамбль разбился на три группы: первая давала концерты для раненых (под баян); вторая работала санитарами, препровождая раненых в санчасти, бинтуя, снабжая кипятком и т. д.; третья группа участвовала в разборке полуразрушенных изб и налаживании из бревен въездов, мостов для прохода танков и артиллерии, которые буквально тонули в грязи. В результате боевых действий наших войск были освобождены города Карманово, Погорелое, Городище, Зубцов. О работе ансамбля было отмечено в донесениях по 29-й и 30-й армиям»[15].

Очень часто бывало, что ансамбли или их бригады давали концерт бойцам перед самым наступлением. По аналогии с артподготовкой, которая тоже всегда предшествовала наступлению наших войск, это можно назвать «культподготовкой». И эффективность такой подготовки, как говорят многие факты, была очень высокой. Подобную ситуацию описывает Г. Фрид. «Н-ский полк должен атаковать высоту X и занять ее при поддержке артиллерии соседнего полка. Артподготовка намечена на 20.00. В 18.00

[56]

 

ансамбль начинает свое выступление. При возвращении с передовой в «глубокий тыл» (на расстояние одного-двух километров) нас оглушают залпы орудий, мимо которых мы проходим. На часы можно не смотреть: ровно 20.00 «по московскому времени». Мы видим, как вдалеке, на территории немцев, поднимаются столбы земли, дыма, и мы рады, что в этих залпах слышен и наш голос — голос советских музыкантов-фронтовиков»[16].

Когда же порою бывает очень тяжело, когда артисты сникают, устают, всегда откуда-то берутся новые и, кажется, неисчерпаемые резервы сил. Таким «духовным нашатырем» была ненависть к врагу. «После четырех-пяти концертов, — пишет Г. Фрид, — зимой, на открытом воздухе, певцы не могут петь, у танцоров от «плохой сцены» растяжение связок, и у нас появляется невольная досада при вести, что предстоит еще один концерт. Но... провожающий нас по проходам в минных полях комбат, не оборачиваясь, говорит: «Здесь был лагерь для советских военнопленных». И, показывая рукой на выдолбленный, лежащий в грязи ствол дерева, добавляет: «Сюда наливалась бурда, которую наши советские люди должны были есть, стоя на коленях, прямо ртом...» И нас охватывает такая ненависть к врагу, что мы забываем про усталость. Красноармеец, танцор-баянист Андрей Нау-менко берет баян и, несмотря на больную ногу, пляшет, улыбаясь, поет частушки. И вот уже его смех заражает слушающих бойцов... Мне вспоминаются слова одного из героев-панфиловцев: «Смех — это дело серьезное на фронте»[17].

Успешно работали в годы войны ансамбли военных моряков — Центральный ансамбль Военно-Морского Флота (руководитель В. Мурадели), ансамбли песни и пляски Северного (руководитель Б. Боголепов), Черноморского (руководитель Ю. Слонов, потом Н. Чаплыгин), Балтийского (руководитель Б. Нахутин) и Тихоокеанского (руководитель М. Магиденко) флотов.

Незадолго до войны из участников краснофлотской самодеятельности сформировался ансамбль песни и пляски Северного флота, руководителем которого стал композитор-краснофлотец Борис Валентинович Боголепов (сейчас Б. Боголепов — народный артист УССР, художественный руководитель ансамбля Краснознаменного Черноморского флота). Коллектив очень скоро вырос до профессионального уровня и пользовался большой любовью у моряков. За два года ансамбль дал 1500 концертов, имея в репертуаре около 100 хоровых произведений — от народной песни до классики. Не раз выступал он и для союзников — английских и американских моряков. Один молодой американский лейтенант, хороший пианист и знаток русской музыки, сказал после прослушанного концерта: «Я всегда знал, что русские — талантливые певцы, превосходные танцоры, отличные музыканты. Но то, что я

 

[57]

 

услышал, превзошло все мои ожидания. Эти чудесные ребята — настоящие, высококвалифицированные артисты. И даже не верится, что у них нет серьезной, профессиональной школы»[18].

Плодотворной была работа в годы войны ансамбля Черноморского флота. Самой интересной, хотя и самой тяжелой ее страницей была деятельность коллектива в осажденном Севастополе. «...Конец февраля 1942 года, — вспоминает руководитель ансамбля Н. Чаплыгин. — Глубокой ночью приходим на госпитальном судне в Севастополь. С волнением идем по улицам полуразрушенного осажденного города. Кругом безлюдно и как-то особенно тихо ... Утром начинается массированный артиллерийский обстрел вражеских позиций. Словно весь город обрушился лавиной огня на врага.

Немцы пытаются блокировать город с моря, методически обстреливая вход в бухту. Но для севастопольцев артиллерийский

 

[58]

 

обстрел, беспрестанные налеты вражеской авиации — обыденное и привычное дело. Жизнь в городе идет своим чередом... Ансамблю Черноморского флота предстоит много работы. Надо обслужить Севастопольский гарнизон, подготовить новую программу. Осваиваемся с обстановкой, начинаем работать. Репетировать нелегко. Едва рассядутся люди, как звучит дудка дежурного — воздушная тревога! Рассредоточиваемся, ждем отбоя. Отбой. Снова садимся репетировать — и снова дудка. Так иногда проходит все репетиционное время. Но, невзирая на бесконечные «сюрпризы», ансамбль работает успешно. Обстановка осажденного города удивительно дисциплинирует, организует. Подготавливаем к Первому Мая большую программу, концерты проходят без срывов... Тысячи километров исколесил я вместе с ансамблем за годы войны, закалка, полученная во время трехмесячного пребывания в Севастополе, помогала переносить все невзгоды и трудности. Защитники Севастополя, Новороссийска, района Туапсе, десантники Керченского полуострова, подводники, артиллеристы, морские летчики — вот для кого мы работали. Каких только «случайностей» не было в беспокойной нашей жизни! Едем в автобусе к месту концерта—автобус летит с горной кручи в обрыв, но натыкаемся на дерево, авария заканчивается сравнительно благополучно— ушибами, переломами; группа артистов вместо концерта попадает в госпиталь. На море, на десантной барже, в штормовую погоду сбиваемся с курса и идем по минному полю. Проводим ночь в каком-то доме и потом узнаем, что на другой день этот дом был совершенно разрушен прямым попаданием бомбы»[19].<…>

 

 

 

 

---